Поезд пришел в Карфаген поздней ночью. Хеллборн с удивлением рассматривал весьма скромный, можно сказать, миниатюрный вокзал. Даже не вокзал, а какой-то деревянный барак. Это и есть столица империи, владеющей доброй северной половиной африканского материка? Пусть даже солдатской империи?
— Это всего лишь пригород, — успокоил его Мак-Диармат. — Марсополис, бывшая Ла-Марса. Здесь вы и поселитесь.
По ту сторону перрона ждала легковая машина. За рулем сидел негр, чем-то напоминающий покойного гиганта Гюуэчта, пропавшего без вести где-то между тараном монгольского цеппелина и возвращением на «Пуссикэт». Присмотревшись, Хеллборн понял, что это и есть Гюуэчт — живой и здоровый, но уже не в промасленном комбинезоне драконского канонира, а в мундире Доминации Спаги. Ну и ну.
Джеймс и Патриция устроились на заднем сиденье, а севший рядом с водителем Мак-Диармат принялся без умолку болтать на каком-то африканском диалекте. Банту, суахили, исизулу, свази? — Хеллборн не имел не малейшего представления. Время от времени ирландец получал от Гюуэчта загадочные односложные ответы и, явно удовлетвореный, продолжал молоть языком дальше.
Не понимающий ни слова, Хеллборн уставился в окно и ничего там не увидел. Вокруг царила не просто тьма, но тьма египетская. Или финикийская? Лишь иногда фары автомобиля выхватывали из этой тьмы предметы смутных очертаний. «Война, затемнение, светомаскировка», — вспомнил/понял альбионец.
Наконец автомобиль остановился — у здания столь же смутных очертаний, как и весь окружающий мир. Гюуэчт остался в машине. Мак-Диармат долго копался со связкой ключей, отпуская замысловатые ругательства на всевозможных языках. В конце концов входная дверь сдалась, и драконский (?) разведчик пропустил альбионских гостей в дом. Дверь захлопнулась, загорелся свет.
— Располагайтесь, — объявил Мак-Диармат. — Здесь есть все (или почти все) необходимое — ванна, свежая одежда, холодильник с продуктами. Никуда не выходите. Я вернусь утром, привезу вам новые документы и остаток необходимых вещей. Спокойной ночи.
Входная дверь снова приоткрылась и захлопнулась. Автомобиль с драконскими (?!) шпионами исчез в ночи.
Хеллборн и Патриция разбрелись по дому. Дешевая пластмассовая мебель, голые стены, довольно скромная обстановка, но целых два этажа. О, библиотека! Хорошая возможность продолжить образование и знакомство с этой вселенной. Холодильник и в самом деле набит продуктами. Ладно, это не к спеху, они поужинали еще на борту «Пуссикэта». Ванна, полотенце, халат… Отыскавший в шкафчике над умывальником хорошую бритву, Хеллборн решил избавиться от бороды. Он уже заканчивал, когда у него за спиной выросла зевающая Патриция.
— Спокойной ночи, — машинально сказал Джеймс, но она не спешила уходить.
— Здесь несколько спален, — осторожно заметил Хеллборн, — не думаю, что и теперь мы должны запираться в одной комнате и перед кем-то притворяться. Даже перед товарищем Мак-Диарматом, — ухмыльнулся альбионец. — Интересно, сколько следящих устройств он здесь оставил?
— Мы по-прежнему можем спать вместе, но уже по другой причине, — отозвалась лейтенант Блади.
Хеллборн едва не порезался бритвой. Осторожно отложил опасное лезвие и обернулся.
— Я действительно так ужасно выгляжу? — жалобно спросила она.
«Ужасно» — не то слово, но в этот самый момент воображение Хеллборна превзошло само себя.
— Ну почему? — возмутился альбионец. — Ты сейчас похожа на домашнего персидского котенка.
И действительно — полосатая мордочка, сплющенный нос, да еще и серый халатик.
— Иди ко мне, котенок.
Он знавал девушек, которые могли оскорбиться и влепить пощечину, услышав подобную приторную банальность. Но в этот раз все было по-другому.
— Я заставлю тебя забыть эту черную распутницу, — откровенно призналась коварная альбионка.
И Джеймс Хеллборн не стал с ней спорить.
Патрик Мак-Диармат вернулся под утро, как и обещал. Судя по красным глазам и плохо скрываемым зевкам, ирландец тоже не спал этой ночью, но совсем по другой причине.
— Вот ваши новые документы…
«Где он достал фотографии?» — не сразу сообразил Хеллборн. — «А, это же из наших драконских «военных паспортов», отобранных после взятия в плен». Имена в новых документах значились прежние…
— Так сложнее запутаться, — пояснил Мак-Диармат.
…теперь они были капитан Джеймс Хеллборн и лейтенант Патриция Блади, Армия Доминация Спаги.
— Ваши новые мундиры, — ирландец бросил на диван несколько хрустящих пакетов.
«И почему только все военные диктатуры обожают черную униформу?»
— Деньги — этого должно хватить надолго.
Хеллборн взял предложенную пачку, перелистал. «Банк Доминации — 10 солидов», значилось на каждой купюре. Солиды? Кто бы сомневался! Вот уж действительно, «солдатские деньги».
— Не могу сказать, как скоро придет наш корабль, — продолжал Мак-Диармат, — но в самом лучшем случае — через неделю. Придется подождать. Вы можете выходить из дома, гулять по улице и раскланиваться с немногочисленными соседями. Больше того, вам придется выходить из дома — запасы продуктов не бесконечны, так что деньги пригодятся. Основная масса здешних обитателей — военная аристократия, ныне разбросанная по фронтам. Их жены и дети не должны доставить вам много хлопот. Я оставлю вам машину, — на стол упали ключи. — Можете прокатиться в Карфаген, полюбоваться, пока он еще стоит. Будьте осторожны, но если вам придется столкнуться с властями — не беспокойтесь. Документы надежны. Ваша легенда тоже надежна и проста — вы находитесь в отпуске после ранения. Продолжайте ходить с палочкой, Джеймс. Вам, леди, — ирландец покосился в сторону Патриции, — палочка не нужна, и так все ясно. Вот, вроде бы и все. По-прежнему надеюсь на ваше благоразумие и продолжаю вам доверять. Но на всякий случай за вами будет присматривать мой человек.
Хеллборн бросил короткий взгляд на молчаливого черного великана, маячившего за спиной Мак-Диармата.
— Я тоже постараюсь вас навещать, но не рассчитывайте на слишком частые визиты, — добавил ирландец. — Предстоит сделать и успеть слишком многое, прежде чем мы отправимся в путь. Счастливо оставаться… товарищи альбионцы.
На улицу выбрались ближе к вечеру, когда немного спала послеобеденная жара. На календаре — последние числа мая, Северная Африка, пустыня совсем рядом. На улицах — то ли пыль, то ли песок. Какая разница? Еще одно место, где нечего делать порядочному альбионцу.
Джеймс Хеллборн окинул взглядом стройный ряд двухэтажных коттеджей, тянувшихся вдоль улицы — порог одного из таких коттеджей он только что переступил. Явно европейская архитектура, хотя стиль ему ничего не говорил. Желтый кирпич, плоские крыши, узкие окна, больше напоминающие крепостные бойницы. Наследие здешней католической Франции? Может быть. Пальмы, эвкалипты и… что это? какая-то европейская зелень? — выстроились столь же аккуратными рядами вдоль тротуаров.
Обещанная машина стояла у ворот. Черный «фаэтон» с брезентовым верхом. Явно армейская модель, никакой роскоши, отметил Хеллборн, заглнув внутрь. Впрочем, на серебристую эмблемку с буквами «OLIFANT», украсившую радиатор, карфагенские автостроители не поскупились. Обычный ДВС, облегченно вздохнул Джеймс, заглянув под капот. С местных инженеров вполне станется запихнуть в автомобиль мотор от конвертоплана.
Кстати, о конвертопланах — они пролетали здесь совсем недавно. Скорей всего, ночью. В Час Быка, когда альбионцы могли проспать даже конец света. Впрочем, это мог быть и другой летательный аппарат. Явно не карфагенский — или не только карфагенский, потому что окрестности конспиративной квартиры были усеяны листовками. Патриция уже читала одну из них, Хеллборн заглянул к ней через плечо:
«…Доминация Спаги — это Верхняя Вольта с ракетопланами! Это бумажный тигр, который сгорит в огненном дыхании Красного Дракона! Фальшивая республика солдафонов и оловянных солдатиков! Беспощадный удар непобедимых бойцов Народной Армии…», ну и т. д., комиссар Аттила Кун мог быть доволен. Даже если не принимать во внимание его усталость. Неужели драконские ВВС забираются так далеко на север? Вряд ли, вероятнее всего они пришли с сицилийской Мальты.
— Дочитаешь — выбрось, — посоветовал Хеллборн. — Даже на нашей планете правили режимы, которые гладили против шерсти за чтение вражеских листовок.
Жестяной почтовый ящик напоминал башню береговой обороны, из которой торчал ствол «орудия» — свернутая в трубочку газета. Джеймс развернул ее. Та же листовка, но с обратным знаком, и подробностей побольше. Если только газета не врет, драконский фронт сместился еще на несколько десятков километров к югу; египетский — на столько же к востоку. На других фронтах успехи «саксонцев» («САКС — «Священного Анти-Коммунистического Союза») быль столь же впечатляющи. Например, индоокеанский плацдарм в Мозамбике укрепился и расширился. Если газета не врала, конечно.
— Готова поспорить, там когда-то стоял минарет, — внезапно сказала Патриция. Хеллборн проследил за ее взглядом и ухмыльнулся.
— Теперь с вершины этой башни призывают на молитву поклонников других богов, — заметил он. — Какой роскошный «флактурм».
Действительно, внушительная зенитная башня возвышалась над Ла-Марсой. Целый бетонный небоскреб. На этот раз — чистый бетон, стекла едва хватило на прожектора и оптические прицелы зенитных орудий. Почему «минарет» молчал прошлой ночью и позволял вражеским пилотам спокойно разбрасывать листовки? Или они действительно так отрубились, что проспали все представление?
О, а вот и соседи. Рядом с альбионцами прошла ничем не примечательная парочка — пожилой генерал в орденоносном мундире и столь же пожилая дама в строгом коричневом платье, державшая генерала за локоть. Хеллборн неуклюже оперся на тросточку и приложил ладонь к легионерскому берету. Патриция последовала его примеру. Генерал ответил аналогичным салютом и проследовал своим путем, явно незаинтересованный в дальнейшем знакомстве. Ну и черт с ним. Теперь уже Патриция взялась за локоть Хеллборна, и потерянные альбионцы зашагали по тротуару в противоположном направлении. Дошли до угла, повернули налево. Потом снова развернулись. Однообразные домики, минимум живых душ. Почти неслышно проехал черный лимузин («а бывают машины других цветов?») За боковым стеклом мелькнул профиль Гюуэчта. «За вами будет присматривать мой человек». Как скажете, товарищ Мак-Диармат.
Вот явно нестандартный домик — понятно, бакалейная лавочка. А это что? Пожарная станция.
— Судя по карте, море должно быть где-то рядом, — задумчиво пробормотал Хеллборн.
— Не только по карте, — прислушалась Патриция. — А Карфаген — за этим холмом.
— Надо будет и в самом деле прокатиться, — решил Джеймс. — Прежде чем его снова разрушат.
— А его обязательно разрушат? — рассеянно отозвалась Патриция.
— Такова судьба всех Карфагенов, — неуверенно отвечал Хеллборн. О чем они там говорили в харбинском ресторанчике несколько месяцев назад?
«…Полное и абсолютное уничтожение. Как римляне поступили с Карфагеном. Провести плуг и засеять солью…»
«Но вы же историк, Чарльз!..»
«Вот именно, лейтенант!..»
Эверард, Гордон, Рэнкин, ирландец Гитлер, Хайнлайн, Беллоди — иных уж нет, а те далече…
— Какая прелесть! — воскликнула мисс Блади, уставившись в другую сторону. Джеймс оторвался от своих воспоминаний и снова проследил за ее взглядом. По другой стороне улицы прогуливался мальчик с собакой. Хеллборн дважды моргнул, прищурился и понял свою ошибку. Насколько обманчивым иногда может быть первый взгляд! Нет, это не мальчик. И не собака.
— Я хочу посмотреть на это чудо поближе, — заявила Патриция и потащила Хеллборна за собой.
Когда они подошли поближе, девочка (а это была девочка) вытянулась по стойке «смирно» и приложила ладонь к козырьку фуражки. Теперь уже Хеллборн с Патрицией должны были отвечать на салют.
— Лейтенант-кадет Келли Робинсон, — представилось прекрасное дитя.
Немудрено было ошибиться и принять ее за мальчика. Но только с первого взгляда. Этот ребенок заметно отличался от второклассницы Амалии Гладстон. Гораздо старше — 11–12 лет, не такая худая, всего лишь короткая стрижка (волосы выбивались из-под фуражки), а не налысо побритая голова; она тоже носила униформу, но явно не школьную. «Кадет-лейтенант»? «Надо же, я в ее возрасте даже до кадета-сержанта не дослужился», — вспомнил Хеллборн, называя себя и свою спутницу, и продолжая рассматривать новую знакомую. Голубоглазая блондинка, англосаксонская раса. Испанские легионеры, петросибирские пилоты, ирландские шпионы — по эту сторону экваториальной границы тоже царил Вавилон, что бы не было начертано на его знаменах. Какой все-таки интересный мир — если бы не текущая война, помноженная на запутанную и почти безнадежную дорогу домой…
— Вольно, кадет, — скомандовала Патриция и присела на корточки. — Кто этот красавец?
Разумеется, альбионка имела в виду зверя, которого кадет Робинсон держала на поводке. И как только Хеллборн мог принять его за собаку?!
— Это Набукко, — улыбнулась девочка.
— Это аббревиатура? — невпопад ляпнул Джеймс.
— Это Навуходоносор, — еще шире улыбнулась кадет Робинсон, продемонстрировав (кто бы сомневался!) два ряда идеальных жемчужных зубок и острый алый язычок. — Вавилонский боевой лев.
Воистину, Вавилон. Но лев ли это? Она могла называть его львом, но Хеллборн не взялся бы угадать, сколько представителей семейства кошачьих пришлось скрестить, дабы получить в итоге подобное существо. Среди его предков могли быть лигры, тиглионы, леоджаги и другие гибридные кошки. Больше других Навуходоносор походил на гепарда, но не обычного изящного спринтера, а массивного бойца с мордой бульдога (немудрено было принять за собаку). Метра полтора в длину, сантиметров 70 в холке, килограмм сто веса. Очень короткий хвост и необычный окрас — настоящий пустынный камуфляж, дикая мешанина черных, желтых и серых пятен.
— Его можно погладить? — поинтересовалась Патриция.
— Конечно, — разрешила Келли Робинсон, — он совсем ручной. Питается только коммунистами.
«Надо будет Аттиле рассказать, если судьба сведет снова, он будет доволен — цепные коты милитаризма и девочки-убийцы с промытыми мозгами», — констатировал Внутренний Голос Хеллборна.
Через несколько минут они уже сидели на лавочке как старые друзья и болтали обо всякой всячине. Если быть совсем точным, болтали в основном дамы. Хеллборн украшал пейзаж и почесывал Боевого Вавилонского Льва за ушком. Складывалось впечатление, что зверь не просто неагрессивный, но еще и немой. С гибридами такое бывает.
В настоящее время лейтенант-кадет Келли Робинсон проживала в Ла-Марсе с матерью. Ее отец, генерал-легат Робинсон находился где-то на фронте. Военная академия, в которой обучалась юная леди, располагалась в Карфагене, но даже после начала боевых действий ее не спешили переводить на казарменное положение. Всех несовершеннолетних курсантов после окончания занятий распускали по домам, как обычных школьников. Нет, не всех — у Хеллборна сложилось впечатление, что здесь не обошлось без влияния высокопоставленного папы. Сама же Келли с горечью поведала, что ее заявление об отправке на фронт в качестве добровольца была спущено в корзинку для бумаг. И это в то время, когда железная поступь непобедимых легионов Доминации…
«Бедные дети, чему их здесь учат?!»
— Не торопись, — успокаивала новую подругу Патриция, — впереди тысячи лет необъявленных войн, и мы подписали контракт на весь срок.
«А сейчас она кого цитирует?» — удивился Хеллборн.
«Издержки классического образования», — заметил Внутренний Голос.
Лейтенант Блади не осталась в долгу, и Хеллборну пришлось выслушать эпический рассказ о битве в габонских джунглях… собственно, Патриция ничего не придумала, просто поменяла знаки и опустила некоторые детали. Кадет Робинсон была в восторге от знакомства со столь героическими личностями и принялась бросать на Хеллборна восхищенные взгляды.
— Мне пора, — спохватилась она на каком-то этапе, — мама будет волноваться. По какому адресу вы поселились? Так это же напротив! Заходите в гости, мама будет очень рада.
— И ты к нам приходи, — предложила Патриция.
— Да хранит вас Митра, — сказала Келли на прощание.
Джеймс не знал, что ответить и растерялся, но его боевая альбионская подруга знала о Религии Настоящих Воинов достаточно, чтобы спокойно произнести:
— Пусть Солнце и Перс берегут тебя, сестра.
Когда будущий офицер Доминации, сопровождаемая Боевым Вавилонским Котом, удалилась, лейтенант Блади призналась:
— Она так похожа на мою младшую сестру!
«Понятно. Ностальгия, сублимация, женские розовые сопли», — заключил циничный Внутренний Голос.
— Готов поспорить, ты ей тоже кого-то напоминаешь, — рассеянно пробормотал Джеймс.
— Персидского котенка? — фыркнула Патриция.
— Я был уверен, что ты напугаешь бедную девочку, — признался Хеллборн. — Хотя…
«…Там, откуда я пришел, у многих чего-то не хватает. Руки, ноги, глаза или просто куска мяса, вырванного из тела. Мы — викинги, военная каста Белголландской Империи и Ее Доминионов! Yster mense in staal skepe…» — вспомнил альбионец.
— …в этих краях у нее было полно возможностей насмотреться на покалеченных ветеранов. Все может быть. У меня сестры никогда не было, — немного невпопад продолжал Джеймс. — Даже семьи нормальной не было. Отец пропал на Западном фронте, мать умерла совсем рано…
— Да, я знаю, — чересчур поспешно ответила Патриция и смутилась под его удивленным взглядом: — Читала твое досье еще в Лондоне, по долгу службы. Чем займемся теперь? — поторопилась она сменить тему. — Отправимся в город?
— Поедем завтра с утра, — с некоторым сомнением решил Хеллборн. — Кто их знает, скоро вечер, комендантский час… Да, утром будет надежнее.
Рядом с ними снова проехал черный автомобиль, за рулем которого сидел черный человек.
А вот этой ночью они слышали гудение боевых воздушных аппаратов и стрельбу зенитных орудий. Но где-то вдали. Похоже, дельфинские союзники атаковали непосредственно столицу Доминации.
Нет, не такой Карфаген он ожидал увидеть. Разум подсказывал, что главный город Солдатской Республики должен отличаться от пыльных развалин за городской чертой французского колониального Туниса на родной планете Хеллборна, или от картинок в учебнике истории, на которых был изображен центр античной империи Ганнибалов и Гамилькаров. Но сердце отказывалось верить.
Город-крепость, город-цитадель. Каждый небоскреб — гигантская флак-башня. На каждом перекрестке — бронеколпак ДОТа. Каждый тротуар — готовый ход сообщения, огороженный железобетонным стенами окоп; и даже фонтан на площади — пулеметное гнездо. А все пешеходные переходы — подземные.
Джеймс Хеллборн от всей души пожалел солдат, которым придется штурмовать Новый Карфаген. В любой среде. Интересно, чем завершился ночной налет на это «Сердце Тьмы»?
Именно так, тьмы — на улицах, окруженных «флак-небоскребами», царил полумрак.
Но несмотря на все вышеперечисленное, это был в первую очередь город, обиталище людей. Люди спешили куда-то по его улицам, толпились на трамвайных остановках, переходили из дома в дом; и далеко не все они носили военную форму, хотя таковые были в явном большинстве. И было странно находить в тени «флак-небоскребов» кафе, рестораны, книжные лавки и даже магазины дамских шляпок.
— Складывается впечатление, — негромко заметил Хеллборн, когда Патриция остановилась у витрины такого дамского магазинчика, — что отцы-основатели Спаги пытались построить идеальное военное государство. Но на каком-то этапе произошел сбой. Если фанатикам вроде полковника Ганнибала достаточно Бесконечной Войны, то простому народу нужны простые и маленькие радости жизни.
— Именно так, — согласилась Пат. — А видел бы ты карфагенскую Касабланку! Она еще меньше походила на солдатский лагерь. Но я все равно рада, что ее больше нет, — мстительно добавила она.
«Два года исправительных работ на благо общества», — вспомнил Джеймс, но все-таки укоризненно заметил:
— Это была возможная дорога домой.
— Чем-то приходится жертвовать, — с показным равнодушием отвечала Патриция. — Но мне кажется, Мак-Диармат издевался, когда предлагал нам полюбоваться на Карфаген перед разрушением. Однообразие и утилитарность здешней архитектуры утомляет. Который час?
— Время ланча, — сказал Хеллборн. — Если здесь вообще принято завтракать в это время. Как мало мы еще знаем…
— Вавилон, — напомнила ему Патриция. — Мы же эмигранты из Британской империи, у нас странные обычаи. Подумаешь, ланч — мы пьем чай в шесть часов вечера и закусываем его лимоном. Даже в такую жару. Никто ничего не заподозрит.
(Патрули военной полиции уже дважды проверяли у них документы, но после беглого просмотра следовало поспешное вежливое козыряние и пожелание счастливого пути/отдыха/етс.)
Как оказалось, псевдобританцы могли себе позволить чай не только в шесть вечера, но и в пол-одиннадцатого утра.
— У нас лучшие индоокеанские сорта, — принялся нахваливать свое меню официант, — из довоенных запасов. Надеюсь, что уже в самые ближайшие дни наши доблестные воины возьмут Суэц и поставки будут возобновлены!
«И я надеюсь, — собирался ответить Хеллборн, — потому что без хорошего цейлонского чая мы не сможем продолжать войну!» Но на всякий случай промолчал. Вдруг здесь принято доносить на болтливых офицеров в Карфагенскую службу безопасности.
Хорошее кафе, уютное, чем-то напоминает харбинский ресторанчик Рика. Вот и пианист на эстраде застучал по клавишам. Но на каком языке эта песня?
— Это пунический, — шепнула Патриция. — Наслушалась в Касабланке. После Солдатской Революции вожди военной республики планировали ввести новый единый государственный язык, что-то вроде эсперанто. Желательно, какой-нибудь «карфагенский». Предлагались самые безумные проекты, вплоть до вандальского и мальтийского. Ничего из этого не вышло, здесь по-прежнему пользуются французским и испанским. Но остались кружки любителей, они выпускают толстые литературные журналы, сочиняют стихи и песни…
— О чем он поет? — поинтересовался Джеймс.
— Ты не поверишь, — покачала головой Патриция.
Не иди
В коридор бесконечной тьмы,
Двери все
Приведут тебя в зал углом,
Зал пустой,
Только дождь над головой,
Дождь говорит —
Ты одна в этом зале пустом.
Голубой потолок,
Зеркала на стене,
Отражается в них
То, что быть могло — и не во сне.
Параллельный мир,
Там, где мы всегда живем в любви,
Дотянись до него рукой, дотянись до него…
Параллельный мир,
Там, где сердца необычен ритм,
Дотянись до него рукой, дотянись до него рукой.
Тень бледна,
На лицо эта тень легла,
Кровь бежит
Словно конь в лабиринте вен,
Улыбнись,
И нырни в глубину скорей,
К жемчугам,
Что лежат на дне морей.
Потолок — небеса,
А моря — зеркала,
Отражается в них
Жизнь, что быть могла — но не была.
Параллельный мир,
Там, где мы всегда живем в любви,
Дотянись до него рукой, дотянись до него…
Параллельный мир,
Там, где сердца необычен ритм,
Дотянись до него рукой, дотянись до него рукой…
— Пошли отсюда, — резко поднялась Патриция. — Хорошего понемножку. Достаточно малоприятных воспоминаний для одного дня.
На соседней улице они остановились возле очередного бетонного купола. У входа маячил бородатый мужчина в белом хитоне и фригийском колпаке.
— А вот и храм Митры, — заметила мисс Блади. — Заглянем?
— Не стоит, — покачал головой Хеллборн. — Я добрый альбионец, который должен верить в святую троицу Авраама, Исаака и Иакова. Вернемся домой.
— Домой, — эхом отозвалась Патриция, и в ее голосе было столько горькой иронии, что Хеллборн счел за благо промолчать.
У калитки уже прогуливалась Келли Робинсон со своим Навуходоносором; когда Патриция выбралась из машины, кадет-лейтенант бросилась ей на шею. «Женские розовые сопли».
— Нет-нет, — возразила Келли, когда Патриция предложила ей посетить скромную конспиративную квартиру, — в другой раз. Пойдемте ко мне. Мама приготовила обед, она будет рада видеть моих новых друзей.
«Возможно, здесь не принято отказываться от подобных приглашений», — подумал Хеллборн и поплелся вслед за девушками, на ходу почесывая за ушком боевого вавилонского кота. Кот беззвучно зевнул и показал клыки. «Какое счастье, что я не коммунист!» — констатировал Джеймс. А вот если выставить Набукко против саблезубой альбионской кошки — кто кого завалит?…
Миссис Робинсон оказалась такой же стройной голубоглазой блондинкой, 45-летней (или около того) версией своей дочери. Язык не поворачивался сказать «постаревшей», скорее — «зрелой». Она и в самом деле была рада видеть гостей. Похоже, почтенная дама откровенно скучала в этом языческом уголке бывшей испано-французской Африки.
— Понимаете, — сказала радушная хозяйка, — здесь так редко можно встретить приличного альбионца…
Только невероятное усилие воли позволило Хеллборну сохранить спокойствие и понять, что миссис Робинсон имеет в виду оригинальное, первоначальное значение термина «Альбион» — «остров Великобритания». Стоит вспомнить, что и антарктическая колония сэра Фрэнсиса Дрейка когда-то называлась не просто «Альбион», а «Новый Альбион». С веками приставка «Нью» потерялась и потеряла смысл, ибо «оригинальную» Британию никто больше «Альбионом» не называл — ни «старым», ни каким-нибудь другим. На той, прежней планете.
Как видно, отставная библотекарша Патриция тем более была в курсе особенностей здешнего британского сленга, потому что она незаметно наступила Хеллборну на ногу.
— Давно вы перебрались из старой доброй Англосферы в благословенную Солдатскую республику? — продолжала госпожа Робинсон.
— Мама, — внезапно вмешалась Келли, — не задавай глупых вопросов! Разве ты не понимаешь, что они только что вернулись с холода?
При слове «холод» Джеймс первым делом вспомнил снежные равнины Нового Альбиона, и ему снова стало нехорошо. Потребовалось дополнительное усилие воли и мысли — нет, Келли и не думала намекать на южный полярный материк. Это опять какой-то переносный смысл.
— Да-да, конечно, — поспешила согласиться миссис Робинсон. — Прошу всех к столу!
Слава Митре, ничего общего с бегемотными консервами. Хотя Хеллборн так и не понял, из какого животного был приготовлен сей роскошный обед.
Все-таки это был не самый стандартный английский дом. Остро не хватало дворецкого, а пожилая служанка из аборигенов (берберка? мавританка?), менявшая блюда, была одета явно не по форме. Английская служанка в брюках?! — вот теперь Хеллборн окончательно и бесповоротно поверил в свое прибытие на чужую и далекую планету.
После обеда был чай с сигарами в библиотеке (впрочем, курила только хозяйка) и возвышенная беседа о современной политике. Джеймс в очередной раз призвал на помощь все свое вдохновение и непрерывно сыпал штампами и стереотипами:
— …война не затянется надолго. Драконский фронт окончательно рухнет через месяц-другой. Красные переоценили свои силы. Когда с ними будет покончено, у дельфинских союзников не будет другого выхода как признать наши завоевания и заключить мир.
— Месяц-другой… — повторила миссис Робинсон. — Но потери!..
«Потери неизбежны», — собирался ляпнуть Хеллборн, но вовремя прикусил язык. Похоже, в этом доме не принято равнодушно относиться к потерям.
В одном из углов библиотеки (и почему он заметил это только сейчас?!) на полке стояли два портрета в траурных рамках.
— Мой младший брат и моя старшая дочь, — проследила за его взглядом госпожа Робинсон.
«Готов поспорить, ты ей тоже кого-то напоминаешь».
— Мама! — снова возмутилась Келли.
— Что «мама»? — в свою очередь возмутилась почтенная леди. — Одна глупая война за другой, такими темпами от нашей семьи… — она не договорила.
— Как ты можешь такое говорить, в то время как сам генералиссимус…
— Наш генералиссимус — напыщенный солдафон! — отрезала миссис Робинсон.
«Что это — вольнодумство генеральской жены или я просто недооценил здешнюю свободу слова?» — не понял Хеллборн.
— Твой отец считает, что ему по-прежнему двадцать лет, и носится по джунглям, как зеленый лейтенант! Мог бы уже иметь собственный кабинет в Генштабе, или даже два кабинета….
— Мы тоже скоро возвращаемся туда, — осторожно сказал Джеймс.
«Как бы не так! У нас своя война… и мы даже не имеем представления, как далека она от завершения».
Хозяйка достала кружевной платочек и промокнула глаза.
— Как вы могли такое подумать! — в ее голосе прозвучала искренняя обида.
«Что я такого подумал?» — удивился Хеллборн.
— Послушайте старую женщину…
«???!!!»
— …старую женщину, не возвращайтесь на фронт. Разве вы еще не навоевались?! Патриция, милая, как давно вы смотрели на себя в зеркало?!
«У нее нет на это времени, пока она ходит через зеркала».
— Мама, как ты можешь!
— Извините меня, я сама не своя. И так каждый раз.
— В таком мире мы живем, — примирительно заметил Хеллборн.
«В таких мирах, если быть совсем точным».
— Мой отец погиб на войне, когда мне было шесть лет. Мать очень переживала… и ненадолго пережила его, — поведал Джеймс.
«В кои-то веки — чистая правда».
— Но почему вы решили избрать военную карьеру? — поинтересовалась миссис Робинсон. — Семейная традиция?
— Не только, — признался Хеллборн. — В свое время на меня произвел очень сильное впечатление разговор с одним сержант-майором. Когда я спросил его, почему он не уволился после очередной войны и остался на сверхсрочную службу, он ответил мне примерно следующее: «Когда все началось, нас внезапно призвали и бросили в мясорубку. Мы не знали куда идти, что делать, в кого стрелять, кто наши враги, кто наши командиры и как нас зовут. Когда все начнется в следующий раз — а начнется неизбежно — я хочу быть на своем постоянном месте, в своем легионе, на привычной должности». И он был прав, все началось снова.
«Вот только я не всегда был на своем привычном месте».
— Скорей бы оно уже завершилось, — прошептала хозяйка.
— Нам остается молиться и надеяться на лучшее, — неуверенно сказал Хеллборн.
Тут в библиотеку заглянул Навуходоносор, и Патриция ловко превратила его в тему разговора. Келли под большим — ТСССС! — секретом сообщила, что «вавилонский боевой кот» является побочным продуктом абсолютно секретного военного проекта, закрытого ограниченными штабными бюрократами. А ведь тысячи боевых котов, оснащенных по последнему слову техники, могли самым серьезным образом склонить чашу весов… и все такое прочее.
— Последнее слово техники? — рассеянно уточнил Хеллборн.
— У него короткий, но очень сильный хвост, — пояснила девочка, — это специально, чтобы дергать за спусковой шнур пулемета. Пулемет можно закрепить на спине.
— А когда патроны закончатся? — не поверил Джеймс.
— Тут уж ничего не поделаешь, сам он перезарядить не сможет, — согласилась Келли. — Придется прибегнуть к помощи товарищей!
— Кошачьих или человеческих? — не понял Хеллборн.
— А какая разница? — удивилась кадет Робинсон столь искренне, что Джеймс не решился задавать новые вопросы.
— Все девочки как девочки, — проворчала миссис Робинсон, — платья, куклы… у этой вся комната набита солдатиками, лошадками, самолетиками… И сестра ее такая же была…
— Мама!
— Молчу, молчу.
Простились очень тепло, обещали заглядывать и впредь.
Незапланированный отпуск в Ла-Марсе явно затянулся, понял Джеймс примерно через неделю. День проходил за днем, но ничего из ряда вон выходящего не происходило.
Каждое утро Хеллборн извлекал из почтового ящика свежую газету. Перемены на Северном фронте. Перемены на Восточном фронте. Перемены на Американском фронте. Далее везде.
Кроме того, он отыскал в одной из комнат пыльный, но работающий радиоприемник (шнур, вилка, розетка на 210 вольт) и теперь мог наслаждаться бравурными маршами и сладкими голосами дикторов пяти или шести дельфинских и саксонских радиостанций. Особенно умиляла станция Сицилийского Королевства — красивый язык, хорошо поют, и ни одного понятного слова.
Келли регулярно приходила в гости, и они с Патрицией шептались о своих женских/солдатских делах на втором этаже, в то время как Хеллборн прохлаждался в библиотеке. Здесь было что почитать. Подборка книг заметно отличалась от покинутой кейптаунской виллы, хотя «Марсианская трилогия» Уэллса присутствовала и тут. Но Джеймс до нее даже не дотронулся. Он вдруг вспомнил о своих служебных обязанностях офицера альбионской военной разведки и попытался составить доклад, включающий описание самых интересных и полезных достижений здешней военной мысли. Доклад продвигался настолько успешно, что Хеллборн начал всерьез искать ответы на два сложнейших вопроса: как доставить информацию домой и как объяснить дома ее источник?!
Первый вопрос разрешился довольно просто. Хеллборн еще раз прокатился в Карфаген, уже в одиночку (Патриция не желала лишний раз возвращаться в это мрачное место) и немного побродил по улицам. Похоже, он и в самом деле переоценил здешнюю диктатуру. Роскошный фотоаппарат в маленьком магазинчике ему продали совершенно свободно, открыто, и не задавая лишних вопросов. На своей родной планете Джеймс знавал державы, где для покупки самой примитивной фотокамеры требовалось разрешение политической полиции — не больше и не меньше…
Одна длинная ночь добросовестного труда — и масса полезной информации превратилась в капсулу с микропленкой. Не проблема спрятать где угодно на теле или даже… гм… внутри тела. А потом извлечь. Но это в самом крайнем случае!
Как объяснить источник информации дома? Не будем думать об этом раньше времени, твердо решил Хеллборн. Сперва надо вернуться.
Возвращение явно затягивалось. Шла уже вторая неделя их пребывания в Солдатской Республике. Мак-Диармат больше не появлялся, но зато в окрестностях по-прежнему исправно патрулировала черная машина с черным человеком. И это внушало надежду.
По ночам продолжали прилетать дельфинские бомбардировщики. Но Хеллборн, нанесший еще несколько визитов в столицу Доминации, не видел никаких последствий налетов. Нет, это вам не Кейптаун и не Харбин. Бедняг должно быть сбивали еще над океаном.
В одно из посещений добрался до порта, постоял на набережной. Даже море воинственные наследники вандалов заковали в бетон и окружили кольцом башенных орудий береговой обороны. Странное здесь море, подумал Джеймс, нет, это не наши южные океаны…
Но вот гавань очень напоминает древний карфагенский порт, вспомнил Хеллборн картинку в учебнике. Разумеется, античные финикийцы не злоупотребляли бетоном, а так — очень похоже. Идеально круглый внутренний бассейн; двойные ворота; ангары для кораблей, окружающие башню Адмиралтейства. Конечно, размеры даже и сравнивать смешно. Самый крошечный современный эсминец и деревянные галеры Гамилькаров и Ганнибалов…
— Любуетесь? — послышался за спиной знакомый голос.
А вот и один из них. Из Ганнибалов.
— И почему я не удивлен нашей встрече? — развел руками полковник Александр Ганнибал.
Хеллборн на всякий случай промолчал.
— Меня снова назначили на авианосец, — пожаловался пилот-митраист. — D.S.S. «Хайреддин Барбаросса». Но я надеюсь оспорить это назначение.
— Желаю удачи, — машинально ответил Джеймс.
— Взаимно, — раскланялся Ганнибал. — Всего хорошего, мистер Хеллборн. Увидимся как-нибудь.
Развернулся на 180 градусов и зашагал по набережной в неизвестном направлении.
И все?! Так просто?! Он действительно не удивлен?!
Или старый знакомый решил, что появление Хеллборна на карфагенской набережной в мундире Доминации — всего лишь закономерное последствие тогдашнего заявления в вагоне-ресторане? «Отведите меня к вашему вождю… тьфу, к ближайшему контрразведчику»?
Чертовщина какая-то. Но пусть у других голова болит.
Этим вечером Джеймс вывесил на калитку заранее оговоренный условный знак. Уже совсем глубокой ночью «стрелок-водитель» Гюуэчт постучал в дверь и молча и выслушал рассказ о встрече на столичной набережной.
— Это не проблема, — коротко заявил африканец. — Совсем не проблема. Забудьте. Спокойной ночи, сэр.
Как скажешь, товарищ.
— А наш корабль… — начал было Хеллборн.
— Еще не пришел. Ждите. Спокойной ночи.
«Он все так же лаконичен», — заметил Джеймс.
На следующий день снова заявилась Келли:
— Я боялась, что вы уедете раньше срока, и поэтому не хотела заранее говорить…
— Похоже, мы задержимся еще на несколько дней, — промямлил Хеллборн. «О чем это она? Раньше какого срока?»
— …завтра, тридцать первого мая, у меня день рождения. Тринадцать лет! Разумеется, вы приглашены!!!
— Ой, — Патриция была в своем новом репертуаре, — разумеется мы придем!!!
— Что мы ей подарим? — обратилась мисс Блади уже к Хеллборну, когда кадет Робинсон удалилась.
«Мисс Блади? — подумал Джеймс. — Такое впечатление, что это не мисс Блади, а миссис Хеллборн спрашивает супруга, что бы такое подарить любимой племяннице…»
«Решительно пора менять обстановку, в голову лезут совсем уже идиотские мысли», — не преминул заметить Внутренний Голос.
«Наши отношения действительно зашли настолько далеко? Должен ли я, как порядочный человек… и все такое? Или мы просто два одиноких альбионца на чужой планете?»
— Бедная девочка, она так скучает по своей сестре, — продолжала Патриция.
— Как она погибла? — спросил Хеллборн, только чтобы отвлечься от собственных запутанных мыслей.
— На маневрах, парашют не раскрылся… И все-таки, что мы ей подарим?
— Есть у меня одна идея, но придется снова съездить в город, — пробурчал Хеллборн. — Я скоро вернусь.
— Счастливого пути и возвращения. — После того ресторанчика, где распевали печальные пунические песни, Патриция совершенно не стремилась к новым визитам в Карфаген.
Старый мастер в очередной карфагенской лавочке был полон оптимизма:
— Работа не займет много времени. Возвращайтесь завтра утром, все будет готово.
Джеймс так и сделал — вернулся на следующее утро.
Гостей было немного — в основном одноклассники Келли из военной академии, но день рождения удался. Торт, свечи, бенгальские огни — все как у нас, отметил Хеллборн. И вручение подарков, разумеется.
— Что это? — Келли уже собиралась разорвать пакет, перевязанный ленточкой, но Хеллборн остановил ее:
— Сюрприз. Откроешь потом. — И добавил шепотом: — Маме может не понравиться.
…бенгальские огни, угощение, поздравительные тосты (в которой раз никакого алкоголя! но на этот раз — действительно уважительная причина).
— Рано вам еще, дети, — заявила строгая миссис Робинсон.
Дети? Подростки? На парочку альбионцев они взирали с ожидаемой смесью ужаса и восхищения — еще бы, настоящие ветераны, охотники джунглей и пожиратели коммунистов. Уже сегодня эти детишки носят военную форму, а что будет завтра?
«Я воюю с двенадцати лет», — мог сказать по такому поводу Аттила Кун.
Да и на родной планете Хеллборна такое случалось. В свое время Джеймс наслушался рассказов ветеранов, подавлявших Спартаковскую Германию. Конечно, эти рассказы были пропитаны слухами и легендами, но даже серьезные исследования говорили — когда спартаковская армия наконец-то сдалась, в ее рядах было от 30 до 40 процентов несовершеннолетних… Но это в другом мире, а здесь? Интересно, если карфагенские легионы и в самом деле прорвутся к Кейптауну, что скажет Детям Революции товарищ Никель? Есть в этом мире что-то несправедливое, думал Хеллборн, наблюдая, как миссис Робинсон и ее сестра, тетушка Виктория, возятся с одноклассниками Келли. За что сражаются их родители? Почему хорошие люди должны убивать друг друга?
К черту! К дьяволу! Это не его война, он не должен их судить. Речь может идти о настолько застарелой ненависти и обиде, что ему просто не понять. Для него Дракония и Карфаген — всего лишь сказочные королевства, затерянные в далекой галактике, думал Джеймс, выбираясь из шумного дома под ночное североафриканское небо. При этом спугнул парочку курсантов, вздумавших целоваться на ступеньках. Дети, усмехнулся он про себя.
— Давай сбежим отсюда, — послышался за спиной заговорщицкий шепот Келли, поддержанный Патрицией. Разумеется, Хеллборн не мог отказать прекрасным дамам.
Устроившись на переднем сиденье «фаэтона», рядом с водителем, кадет Робинсон наконец-то вскрыла пакет с подарком.
— Вот это да! Вот спасибо! Неужели настоящий?! — она бросилась целовать Хеллборна, и тот едва не въехал в ближайший забор. — Ой, извини.
— Самый настоящий, — отозвался Хеллборн. — С очень богатой историей. Трижды трофей.
— Да, я вижу, — кивнула Келли, изучая подарок. — Большое спасибо. Вы настоящие друзья.
На левой стороне затвора по-прежнему значилось «Dem Verehrten Vizeadmiral Jan Peter van der Capellen von Generalprasident der Sachsen Mose Berger aus Dessen Heimat der Waffenstadt Suhl»; на правой добавилась новая надпись: «Келли на память от Патриции и Джеймса». Вместо аккуратно затертого «4,25 мм» на корпусе присутствовал новый калибр «5,2 мм АСР».
— Никогда не слышал о таких патронах, — признался за день до этого старый карфагенский оружейник. — Это ведь грифонская модель?
— Вроде того, — неопределенно ответил Хеллборн. — Трофей.
— Но его нетрудно будет рассверлить и переделать под стандартный малокалиберный боеприпас. Толстые стенки ствола, большой запас прочности. Заменить возвратную пружину — и вовсе пустяк. Возвращайтесь завтра утром, все будет готово.
Он отобрал золотой пистолетик у покойника Ла Бенева, прятал под подушкой в госпитале, и успешно скрыл при обыске, когда его в очередной раз взяли в плен. Ладно, хорошего понемножку. Это всего лишь кусок металла и пластика. Почему бы не порадовать хорошего человечка?
«Олифант» выбрался на пляж за северной границей Ла-Марсы. Свинцовые волны Средземного моря в тусклом свете автомобильных фар… как там писали старинные романисты? Целая коробка патронов была расстреляна немедленно — полуразрушенным песчаным замкам не поздоровилось.
— А теперь — купаться! — Келли в два счета разделась до нижнего белья и побежала навстречу прибою. Патриция последовала за ней. Навуходоносор неожиданно очнулся от своей вечной задумчивости и принялся носиться по берегу взад-вперед.
«Хорошо-то как, — подумал Хеллборн, присаживаясь на капот. — как будто нет войны, и дом где-то рядом, и сегодня хорошо — а завтра будет еще лучше…»
Идиллическая картина рухнула быстрее, чем он ожидал. На пляж выполз громыхающий шестиколесный броневик военного патруля.
— С ума сошли, — сказал рассерженный офицер, проверив их документы. — Так и быть, валите отсюда. Только ради генерала Робинсона. Вам повезло, что мы не успели поднять по тревоге местный гарнизон. Подозрительные личности на пляже, ночная стрельба… Обыватели подумали, что эта высадка вражеских диверсантов!
— Прошу прощения, майор…
— Спокойной ночи, дамы и господа, — буркнул патрульный и направился к своей машине. — Все в порядке, ребята, поехали дальше!
А на рассвете в дверь конспиративной квартиры постучал совершенно незнакомый человек. Это парень носил униформу Доминации Спаги, но как же он был похож на того альбионского сержанта, вручившего Хеллборну пакет на следующее утро после Манильской Бани. Как давно это было, полгода, целую жизнь и две планеты назад…
— Капитан Хеллборн? Лейтенант Блади? Распишитесь в получении.
— Что за ерунда? — удивился Хеллборн, изучив полученный конверт. И немедленно повесил на калитку условный знак.
На этот раз их навестил лично товарищ Мак-Диармат, неведомо где пропадавший уже больше недели. Скорей всего — на каком-нибудь курорте, потому что капитан четвертого ранга выглядел отдохнувшим и даже немного располневшим. В отличие от своего африканского помощника, ирландец не стал дожидаться темноты. Что ж, ему виднее, от кого и когда прятаться.
— Наберитесь терпения, — сказал драконский разведчик. — Корабль должен прибыть со дня на день.
— А с этим что делать? — Хеллборн протянул ему два почти одинаковых глянцевых картонных бланка:
«Капитан Джеймс Хеллборн/Лейтенант Патриция Блади, АДС, за проявленное мужество и другие заслуги перед Солдатской Республикой награждается Орденом Генерала Мономаха. Награждение состоится 2 июня 1940 года в Карфагенском Дворце Высоких Собраний.
Начало церемонии в 18.00. Явка обязательна.
Во имя вечной славы пехоты и других вооруженных сил!»
— Ничего удивительного, — пожал плечами Мак-Диармат. — Я не только ваши документы подделал, я должен был внести вас в списки кадровых офицеров, поставить на нужную полку фальшивое досье, и многое другое. Не спрашивайте. И вот что получилось. Поезжайте, чего уж там. Скорей всего, награды будет вручать сам генералиссимус. Будь вы настоящими драконцами, — внезапно усмехнулся ирландец, — я бы приказал вам броситься на гнусного диктатора и прикончить ублюдка на месте. Но у нас другая миссия. Так что отправляйтесь туда и развлекайтесь от души. Держитесь, до прибытия корабля осталось совсем немного.
— Я тоже там буду, — сообщила Келли Робинсон, заглянувшая в гости ближе к вечеру. — Обычные курсантские дела. Будем стоять в почетном карауле, помогать на кухне и все такое. Как я за вас рада!
«А обо мне и говорить нечего», — подумал Хеллборн.
Странно, никогда раньше ему не приходилось получать настолько незаслуженную награду. Вот дьявол, еще один пышный банкет, снова парадный мундир… Как скажете, товарищ Мак-Диармат.
Мы будем гулять и веселиться.
«…я предпочитаю проводить свои дни в распущенности, цинизме и отчаянии, чем маршировать в ногу и в искреннем восторге кричать «ура!», когда Славный Лидер проезжает мимо».