Глава 7

– Проклятый задохлик! Да лучше бы ты в брюхе матери подох! Да я тебе все твои рыжие космы повыдергаю! Безмозглый червяк, ублюдок!

«Объяснить, может, отцу-императору значение слова «ублюдок»? – мысленно усмехнулся Ашезир.

Крики родителя и оскорбления он давно научился воспринимать, как ничего не значащий шум. Главное при этом не спорить, не оправдываться и даже не извиняться, иначе император перейдет от слов к делу: все начнется с оплеух, а закончится побоями – кулаками, ногами или плетью, если та под руку подвернется. На лице никаких следов не останется, в этом император поднаторел – конечно, столько лет тренировался! На нем!

Отец никогда его не бил его при людях, потому для большинства подданных Ашезир – принц, наследник, которому грубого слова сказать нельзя, к которому прикоснуться страшно. Для большинства, но не для всех. Некоторые ли-нессеры догадывались, а многие рабы даже знали, каково на самом деле приходится сыну «божественного». Ведь кто как не рабы, эти люди-невидимки, смазывали целебными мазями его кровоподтеки и отпаивали лечебными настоями?

Когда-нибудь Ашезир не выдержит и убьет императора, потому что это не отец – враг. Жаль, нельзя сделать это просто так: нужно, чтобы никто не подумал на Ашезира. Значит, по-прежнему придется молчать, опускать глаза, сносить ругань и побои – в конце концов, не впервой. Потом, глядишь, отец окажется на крутой лестнице, а вокруг никого больше не будет...

А ведь когда-то Ашезир был счастлив! Его воспитывали в подчинении, но не обижали. Он должен был стать помощником брата-императора, причем на не слишком значимой должности – чтобы не возникло соблазна устроить заговор, захватить власть: вражда между двумя наследниками еще куда ни шло, но когда жаждущих власти больше, это чревато развалом страны. В Империи Шахензи порой бывали междоусобицы из-за того, что два принца не могли поделить престол. Но с его братьями такого бы не случилось! Смешливый Зерлит и вдумчивый Фриех всегда ладили друг с другом, а еще любили Ашезира.

Эх, где то блаженное время, когда старшие братья были живы?! Одного из них отец готовил к трону, другого к должности главного советника, а на третьего сына обращал не больше внимания, чем на кошку.

Все изменилось, когда умер сначала Зерлит, потом Фриех, и отец принялся готовить к власти Ашезира.

Наследник поневоле... Какая нелепость!

Интересно, старших сыновей император тоже избивал? Вряд ли. Ну, если только в детстве: потом Зерлит и Фриех стали такими воинами, что отец бы с ними не справился. Другое дело Ашезир – слабый, хворый...

Сейчас отец гневался из-за вчерашней охоты: Ашезир начал задыхаться и сполз с лошади, к нему приставили лекаря, и охота продолжилась без него. Император узнал – и вот расплата.

– Опозорился сам и меня опозорил! Сукин ты сын! Да я тебя...

Первая оплеуха. Нужно стерпеть, даже не поморщиться: чему-чему, а этому отец научил еще в детстве. В том возрасте Ашезир кричал и плакал, а император приговаривал:

– Не смей ныть! Ты не девка, а принц! Буду учить, пока не замолкнешь!

И учил. Кулаками. И научил. Ашезир стискивал зубы, до крови прикусывал язык, но – молчал.

Смолчал он и теперь, когда щеку обожгла вторая, а потом третья оплеуха: стоял перед отцом-императором, опустив взгляд, и даже не дернулся.

Ох, не догадывается родитель, что взрастил своего будущего убийцу!

До серьезных побоев нынче не дошло. Император всего лишь толкнул его в плечо и бросил:

– Ничтожество!

Протопал по блестящему мраморному полу, выругался себе под нос, повздыхал и, усевшись в резное кресло у окна, подманил Ашезира пальцем.

– Я внимаю, божественный, – приблизившись, сказал Ашезир и наконец посмотрел на отца.

Он ненавидел каждую черточку этой проклятой рожи! Острый подбородок и тонкий загнутый нос, впалые щеки и сизо-черная щетина, глаза навыкате и родинка поросячьего цвета под одним из них.

– Да уж! Внимай! Может, хоть на это ты способен, – император фыркнул и заговорил спокойнее: – От Каммейры вчера доставили послание... ответ. Так что твой брак с его дочерью дело решенное. Понял?

– Да, божественный, – Ашезир склонил голову.

О том, что его женой станет степная дикарка, он узнал еще год назад, но раз отец заговорил об этом сейчас и как будто забыл о позорной охоте, значит, невесту вот-вот привезут.

Это немного удручало, но у Ашезира и в мыслях не было противиться браку: союз с Каммейрой – дело выгодное. Просто жаль, что будущая жена – степнячка, а значит, смуглая лицом. Ашезир же любил светлокожих и светловолосых. Еще, как рассказывают, степнячки никогда не моются, говорить толком не умеют и совокупляются с каждым мужчиной, которого встретят у себя в степи – сразу задирают платье и раздвигают ноги. Последнее, конечно, выдумка, но дыма без огня не бывает: неспроста же пошли такие байки.

Ну да ладно, о чистоте тела жены позаботятся рабыни, когда станут подготавливать ее для Ашезира, остальное неважно. Он не обязан с ней разговаривать и не обязан каждый день быть ей мужем: достаточно приходить к ней раз в неделю, а потом и реже... Главная задача жены – родить ему сына, но как раз в этом степнячки вроде хороши: плодятся, как крысы. У Андио Каммейры, правда, только сын и дочь... но его женой, кажется, была не талмеридка.

– Постарайся хотя бы перед дикаркой не опозориться, – проворчал отец. – Точнее, перед ее отцом. Перед ней-то не осрамишься, небось? Знаю я о твоих... забавах. Только лежа и умеешь воевать, сучоныш. Да я бы лишил тебя всех шлюх, но ты же тогда на грязных кухонных девок начнешь кидаться!

Главное в разговоре с отцом-императором – соглашаться. А если не согласен, то молчать и терпеть, а не спорить или оправдываться.

– Все, проваливай! Видеть тебя не хочу, такого наследничка. Одна надежда: мой младшенький окажется нормальным. Дожить бы до его возмужания!

...Не доживешь. Даже моя любовь к брату не поможет.

В младшем брате Ашезир и впрямь души не чаял. Ну разве можно не любить восьмилетнего сорванца, который, захлебываясь словами, делился с ним своими успехами и неудачами? Проиграл товарищам в битве на мечах – беда. На охоте подстрелил косулю – радость! Погнался за вредной девчонкой, догнал, а она вместо того, чтобы испугаться, дразниться начала – возмущение. Когда-то и Ашезир был таким... пока отец не соизволил обратить на него внимание, будь он проклят!

Вернувшись в свои покои, Ашезир понял, что «разговор» с отцом все же испортил настроение: в душе клубилась вязкая смесь из злости и обиды, причем не утихала, а скорее усиливалась. С этим нужно что-то делать...

Он выглянул за дверь и приказал одному из стражников:

– Пойди к Хризанте и скажи: я хочу ее видеть.

Хризанта была одной из его наложниц или, как обозвал их отец, «шлюх». Вообще-то император преувеличивал и сильно. У Ашезира только две любимые женщины, и если отец правда их отнимет, придется какое-то время провести в воздержании – пока не найдется новая любовница по вкусу.

Ожидая Хризанту, Ашезир опустился на жесткое ложе и, не зная чем занять взгляд, принялся рассматривать ненавистное помещение. Здесь все, абсолютно все выбрал или одобрил император: и ковер на полу, усеянный изображениями битв, и мечи на стенах, и огромную картину, на которой кто-то из правителей попирал ногами врагов и рабов. Отвратительнее всего была оскаленная кабанья башка над камином.

Когда Ашезир станет императором, он прикажет все здесь изменить. Пусть кровать будет мягкой, на ковре вьются простые узоры, на картинах резвятся девы, а над камином висит... да ничего не висит! Ашезир плохой воин и охотник, что поделать, хорошим никогда не станет, так зачем смотреть на героев, сражения, охотничьи трофеи? Только зря душу травить. Мечи он, правда, оставит: они красивы.

Наложница не заставила себя долго ждать.

Она появилась на пороге, окутанная в золото свечей и струящуюся шелковую накидку. Миг – и тонкое полотно скользнуло вниз, упало у ее ног сверкающим облаком – теперь Хризанта стояла перед Ашезиром в полупрозрачном красном платье и улыбалась манящей улыбкой. Белокурые локоны лежали на плечах и пышной груди, достигали тонкой талии, крутых бедер, а на кончиках завивались крупными кольцами.

Любовница приблизилась, опустилась подле ног Ашезира и поцеловала его руку – не так, как положено подданным: сначала погладила тыльную сторону ладони, затем развернула ее и потерлась щекой. Высунув кончик языка, провела им, щекоча, от подушечек пальцев до запястья.

– Разденься, – чуть охрипшим голосом велел Ашезир.

Хризанта поднялась и отступила на несколько шагов. Одну руку запустила в свои волосы, поиграла прядями, другой заскользила по телу, смяла груди... Потом ее пальцы поползли ниже, замерли между ног... Одновременно она покусывала губы и постанывала, вращала бедрами и выгибала спину так, что соски выступали через отверстия в кружеве, словно приглашая коснуться их губами, зубами...

Какая же она сладкая! До чего приятно владеть женщиной, которая понимает, что и как ему нравится! Неважно, искренне она возбуждена или притворяется – главное, что делает это красиво.

Хризанта начала раздеваться... Стянула платье с плеч, обнажила грудь с дерзко-торчащими сосками и немного помедлила, прежде чем снять его полностью.

Наконец красное кружево легло у ее щиколоток, теперь она стояла перед ним обнаженная и ждала.

Некоторое время Ашезир разглядывал наложницу, любуясь, затем поманил к себе. Она приблизилась плавным, неторопливым шагом, встала почти вплотную и раздвинула ноги. Знала, что сначала он будет наслаждаться, трогая и гладя ее, – наверное, так скульпторы гладят глину, превращая ее в прекрасные изваяния...

Возбуждение становилось все сильнее, хотелось взять Хризанту прямо сейчас – и одновременно оттянуть момент, дольше понаслаждаться.

В конце концов Ашезир не выдержал – дернул ее к себе, затем развернул спиной.

Любовница поняла без слов, раздвинула ноги еще шире и, нагнувшись, уперлась руками в пол. Ашезир скользнул пальцами по ее раскрытой промежности. Горячая, влажная! Не удержаться и не нужно!

Он снял кафтан, приспустил штаны и вошел в нее. Хризанта двигалась навстречу, стонала и время от времени вскрикивала. Сладкая, какая сладкая!

Извергнув семя, он зарычал, замер на несколько мгновений, потом отстранил наложницу и бросил:

– Спасибо, милая, ты настоящее чудо. Теперь можешь идти.

– Это тебе спасибо, мой принц, – проворковала Хризанта, поцеловала его руку, затем оделась и, набросив накидку, скрылась за дверью.

Ашезир, все еще тяжело дыша, опрокинулся на кровать.

Хорошо, до чего хорошо! Определенно, любовные утехи спасают от дурного настроения куда лучше, чем самоубеждения, успокаивающие зелья или пьяный сок.


Он проснулся оттого, что громко хлопнула дверь. Кто-то вошел...

«Кто-то»? Да во всем Шахензи существует лишь один человек, способный вот так запросто вваливаться в покои наследника!

Ашезир подскочил на ложе и уставился на отца. Тот прошел вперед, встал у изголовья кровати, наполовину загородив спиной одно из окон, и пихнул сына в бок.

– Вставай! Хватит отлеживаться, уже давно утро.

Ашезир глянул за его спину: через окно пробивался бледный свет, по стеклу ползли серые капли, соединялись в размытые узоры и снова растекались в стороны. Что ж, и впрямь наступило утро, но вряд ли давно: просто отец, проглоти его бездна, привык вскакивать до солнца. Ну, если можно так сказать, учитывая, что солнце в этой проклятой стране и без того слишком часто скрывается за тучами, а сейчас еще и осень близится.

– Ты что, не расслышал?! – император снова пихнул его в бок, Ашезир встрепенулся, сбрасывая остатки сна, и вылез из кровати. – Так-то лучше, – проворчал отец. – А теперь приди в себя и слушай.

– Да, божественный.

Он стоял перед отцом в одной ночной рубахе, больше всего на свете желая забраться обратно под теплое одеяло; по телу ползли мурашки, волосы на руках и ногах вздыбились. Огонь в камине погас еще ночью, но позвать слуг, чтобы развели новый, император, конечно, не позволит, не сейчас. Скорее в очередной раз обзовет слабаком. Ему-то самому, разумеется, не холодно, он в теплом кафтане, шерстяных штанах и высоких ботинках. Зато Ашезир босой, а зябкий воздух пробирается под тонкую льняную сорочку. Быстрей бы отец сказал, для чего явился, а то вот-вот зубы начнут стучать!

Император прошествовал к креслу и грузно в него опустился. Проклятье! Значит, разговор намечается длинный – по крайней мере, не короткий.

– Набрось на себя что-нибудь, а то смотреть на тебя тошно. Только быстрей! – отец окинул его брезгливым взглядом.

Ну слава богам! Ашезир спешно всунул ноги в ботинки, сорвал с дивана шерстяное покрывало и, закутавшись в него, приблизился к императору.

– Можешь сесть, – буркнул тот, и Ашезир подчинился – опустился на краешек прикроватного сундука. – Я думал весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро, и вот что решил... – отец помедлил, сцепил руки и уперся в них подбородком. – Отправляйся-ка ты в старую столицу. Завтра же.

Это что, ссылка? Несколько лет назад туда же, в Дейширу, отец отослал его мать – свою супругу. Преподносилось это как «императрице полезен морской воздух», но все, конечно, понимали что к чему. Теперь, выходит, император решил убрать с глаз долой и нелюбимого сына? Это плохо. Если Ашезир будет там, а не здесь, то не сможет убить родителя. Скорее уж тот подошлет к нему убийц, чтобы освободить дорогу более достойному наследнику...

– Как прикажешь... – пробормотал он. – Но зачем...

– Молчать! Глупые вопросы потом! А сейчас слушай и внимательно. Я не знаю, когда Каммейра привезет свою дочь, но в письме он намекал, что скоро. – Надо же, император говорит не то, чего ждал Ашезир! – Раньше я хотел, чтобы их там встретили знатные посланники, а затем проводили сюда. Теперь же думаю... – он поморщился и отмахнулся. – Ладно, не твое дело, что я думаю. В общем, будет лучше, если их встретишь ты. Когда они заявятся, будь добр, не отпускай этого старого лиса от себя, не давай ему покидать дворец и с кем-то встречаться наедине. Сделай так, чтобы у него даже времени на это не оставалось! Чем хочешь займи: устраивай пиры, показывай город, храмы... Вывези его на охоту... Или нет, на охоту не надо. Вспоминая твой недавний «подвиг»... – отец с издевкой ухмыльнулся. – И постарайся как можно быстрее доставить их сюда, даже если Каммейра станет тянуть время, прикрываться усталостью дочери или еще чем-то. Хотя бы с этим справишься, надеюсь?! Должны же у тебя быть ну хоть какие-то способности! Даже у тебя.

– Божественный! Я приложу все силы, чтобы оправдать твое доверие, оно для меня дороже самоцветов! – воскликнул Ашезир. – Я благодарен, как только может быть благодарен сын и подданный!

Уголки губ отца дрогнули в скупой улыбке – пожалуй, это высшее проявление того, что наследник наконец чем-то ему угодил. Ясно, чем – лестью.

– Тогда начинай собираться. И проследи, чтобы дары для Каммейры подготовили. Вечером зайдешь ко мне, я проверю, все ли ты сделал, как нужно. Заодно расскажу подробнее, что от тебя требуется.

Император протянул руку в благосклонном жесте и, дождавшись, пока сын коснется ее губами, удалился.

Шаги отца смолкли за дверью, и Ашезир переоделся, затем велел рабам растопить камин – скоро затрещало уютное пламя, изгоняя промозглую сырость.

Ашезир пододвинул скамейку ближе к огню и устремил взгляд на ярко-рыжие лепестки – так лучше думалось.

Выходит, отец отправляет не в ссылку, а с поручением... Если так, то замечательно. Можно хоть какое-то время отдохнуть от императора, к тому же повидаться с матушкой: за год они встречались только три раза, когда она приезжала на крупные праздники.

Да... все это хорошо, однако поразмыслить надо о другом: о Каммейре. Отец не доверяет своему союзнику, опасается его, это понятно. Как понятно и то, чего он хочет добиться впоследствии – окончательно укрепиться на завоеванных землях, а затем покорить и талмеридов тоже. Сейчас это сложно сделать, ведь те края далеко за морем, без поддержки степняков их не удержать, но император уже предпринимает первые шаги. Переселяет туда некоторых воинов и их семьи – чтобы мужчинам не пришло в голову жениться на местных жительницах, – отдает им под опеку кое-какие земли, позволяя собирать с них подати. Старается отправлять за море и людей и из простонародья, чтобы те создавали новые – шахензийские – поселения. Добровольцев, правда, мало, но это пока.

В общем-то ясно, что и зачем нужно Империи, и отец все правильно делает, Ашезир на его месте поступал бы так же.

А чего хочет Каммейра? Талмериды заключили союз с Шахензи, чтобы самим остаться свободными, но когда то было? Еще и дед Ашезира, пожалуй, не родился. Вряд ли степняков по-прежнему устраивает всего лишь свобода от податей и власти императора. Тем более теперь, когда, не будь Империи, они сами давно бы захватили разрозненные и ослабленные гнетом равнинные земли.

...Ну же, Ашезир, думай... Представь, что ты – Андио Каммейра, ты на его месте и в тех же условиях, что он... Чего ты хочешь, к чему стремишься? В чем видишь свою выгоду? Нужна ли тебе сильная Шахензийская Империя? Разумеется нет. Значит, она должна ослабнуть. Как? Междоусобицы? Но их уже давно не было, нет и ничто не предвещает. Империя богата, власть правителя крепка, подданные его боятся и, как ни странно, любят... Но если бы на троне оказался слабый император...

Вот оно! Слабый император! Ну конечно! Поэтому Каммейра и решил породниться с будущим правителем, которого все считают безвольным, это не секрет. Да и как не считать, если сам император относится к сыну с явным пренебрежением? До Каммейры не могли не дойти такие слухи – к гадалке не ходи, у главного талмерида есть в Империи люди, доносящие ему обо всем. Причем это кто-то из знати... Неспроста отец велел не давать степняку ни с кем встречаться наедине...

Что же получается? Каммейра выдаст свою дочь за Ашезира, чтобы она, а через нее и сам каудихо оказывали влияние на слабого будущего императора.

А как насчет императора нынешнего? Он не может не догадываться о том, о чем начал догадываться Ашезир. И все-таки согласен женить его на степнячке... Почему? Есть лишь одно разумное объяснение: отец не собирается оставлять ему трон. Эти его слова, брошенные в запале: «Одна надежда: мой младшенький окажется нормальным. Дожить бы до его возмужания!» – выдали истинные намерения.

Какую же судьбу император уготовил Ашезиру? Смерть или ссылку на окраины страны?

А, какая разница! Главное, понять, что с этим делать...

Ашезира всегда удручала молва о его безволии, ведь при таком к нему отношении будет непросто укрепиться на престоле – ли-нессеры попытаются править от его имени, а когда не выйдет, захотят свергнуть. Однако досадные слухи могут принести и пользу... если Каммейра убедится в их правдивости.

Ашезир сделает все, чтобы убедился и даже больше: при встрече с будущем тестем покажет себя не только слабым, но и доверчиво-бестолковым. Пусть Каммейра порадуется, а там, глядишь, захочет ускорить события. Как знать, вдруг удастся убить отца руками талмерида? Тогда Ашезир останется вне подозрений, при поддержке степняка взойдет на престол и какое-то время будет изображать послушного зятя: издалека это не так уж сложно сделать. А потом...

Ашезир взлохматил волосы, передернул плечами и поднялся со скамьи: рано думать о «потом», сначала нужно произвести на Каммейру нужное впечатление, жениться на его дочери и избавиться от собственного отца до того, как повзрослеет братишка. Вот потом уже можно размышлять о «потом».

Он глянул в окно – дождь прекратился, и даже капли на стекле высохли. Сколько же времени он просидел, погруженный в мысли? Если император узнает, что Ашезир еще не начал готовиться к отъезду, то не поздоровится, если не хуже: отец может передумать и оставить его в столице. Нельзя этого допустить!

Он выглянул из покоев и велел позвать главного оружейника и казначея: нужно, чтобы подготовили дары для каудихо и его дочери.

Загрузка...