Глава 6

Талмериды только-только показались на дороге, ведущей ко дворцу, но даже отсюда было заметно, как они измучены. Ссутуленные спины, опущенные плечи, вялые движения и хмурые лица говорили сами за себя. Еще бы, воины столько дней провели в море и на холоде.

Джефранка щурилась, спасая глаза от мелких брызг, смешанных со снежными крупицами, и смотрела на всадников, не в силах дождаться, когда они приблизятся к главному входу... когда наконец она сможет поприветствовать Виэльди.

Как он поведет себя при встрече? Может, улыбнется ласково, несмотря на усталость? Или будет столь же холоден и резок, как при отъезде?

Так хотелось обнять его, уронить голову на его грудь, и чтобы он обнял в ответ, сказал что-нибудь нежное.

Наивные желания... Скорее, Виэльди отделается церемониальными словами, которые должен говорить муж и князь после долгого отсутствия. Тогда Джефранке придется ответить ему тем же, однако она постарается вложить в приветствие всю свою нежность и... любовь? Ну да, любовь, о которой он не догадывается и, наверное, не догадается никогда.

Виэльди отправил своих людей к боковому входу, сам же подъехал к главному и, спешившись, бросил слуге поводья. Помотал головой, стряхивая воду с волос – бесполезно: капли дождя, как прозрачные бусины, сверкнули на черных прядях и снова впитались в них.

Если бы Джефранка могла, то бросилась ему на шею – увы, страх, что Виэльди не ответит на объятия или ответит холодно, помешал это сделать.

Видимо, она не ошиблась в своих опасениях: муж не улыбался, его лицо выглядело одновременно рассеянным и серьезным. Сейчас он скажет подобающие слова и...

Нет, он не сказал даже их. Вместо этого бросил чуть ли не на ходу.

– Хорошо, что ты меня встретила. Отец говорил, в княжестве неспокойно. Идем, расскажешь подробнее.

Он все-таки коснулся ее плеча, а по телу Джефранки пробежал такой трепет, будто Виэльди самое малое поцеловал. Ну надо же быть такой влюбленной дурой!

– Конечно, – ответила она и вместе с ним зашла во дворец. – Но, может, ты сначала отдохнешь, выспишься?

– Успеется. Пока все не узнаю, уснуть будет сложно. К тому же надо еще... – он расчихался, затем шмыгнул носом и прогнусавил: – Проклятое море...

– Я велю, чтобы приготовили согревающее питье.

Виэльди посмотрел ей в глаза и наконец-то удостоил улыбкой.

– Спасибо тебе.

Он мимолетом сжал ладонь Джефранки, затем отвернулся и двинулся наверх – надо думать, в свои покои.

Она отправилась следом, но у входа помедлила, ведь муж не сказал, стоит ли ей зайти, или он сам придет к ней позже.

Стражники-талмериды кивнули, приветствуя своего князя и рин-каудихо, открыли дверь, и лишь тогда Виэльди оглянулся на Джефранку.

– Прошу, княгиня, – он шагнул в сторону, пропуская ее.

Значит, и впрямь решил не откладывать беседу. До чего радостно! Пусть он станет говорить и спрашивать о делах, зато будет рядом!

Джефранка вошла в опочивальню и, оглядевшись, опустилась на покрытое шкурой кресло с высокой спинкой. Виэльди закрыл дверь и прямо у порога сбросил мокрый плащ, затем стянул и обе рубахи, оставшись в одних штанах.

До чего красив! Красиво и это смуглое тело, и чуть блестящая от влаги кожа, красивы отточенные движения и скуластое лицо, красив даже шрам на щеке...

Джефранка резко отвернулась: еще заметит ее восторженный взгляд и все поймет... хотя нет, куда там: маска-то ничего не выражает.

Виэльди достал из сундука свежую рубаху из некрашеной шерсти, быстро надел и, подстелив под себя шкуру, уселся напротив Джефранки прямо на пол и скрестил ноги. Степные привычки давали о себе знать.

– Ну, расскажи мне обо всем.

Она рассказала, попытавшись ничего не упустить.

– И что сейчас с советником Изиром? – спросил Виэльди, когда она закончила.

– Имидио присматривает за ним, да и я тоже. Еще я велела всем советникам не покидать дворец. Якобы в княжестве неспокойно, и они могут понадобиться в любую минуту. Ну и для подтверждения и правда почти каждый день собирала их в тронной зале.

Виэльди одобрительно качнул головой и улыбнулся.

– Да ты у меня умница!

Как же согрело душу это «у меня», хоть оно ничего и не значило. Что ж, любимой она никогда, наверное, не станет, зато может понравиться Виэльди тем, что разумна. Он князь и рин-каудихо – должен оценить.

Вот и Андио Каммейра хвалил ее за ум. То есть, не совсем, конечно... Он сказал: «Хорошо, что тебе хватило ума меня послушать». Ну и ладно! Приятнее думать, что каудихо просто не так выразился.

– Что ты будешь с ним делать? – спросила Джефранка. – Пытать?

Виэльди покачал головой и поднялся.

– Нет пока, сначала побеседую, а там видно будет. Не верю я, что младший советник в одиночку все это устроил, должен быть кто-то еще. Этого «кого-то» не хотелось бы спугнуть раньше времени.

– Андио Каммейра тоже говорил о чем-то подобном. Он заезжал сюда, знаешь?

– Конечно, – Виэльди схватил с полочки костяной гребень и принялся расчесывать волосы, приподнимая те пряди, в которые были вплетены бусины. – Он опять заедет. На обратном пути. По крайней мере, так он сказал, когда мы виделись в Империи.

Империя... Джефранка совсем забыла, а надо было сразу сказать... Ничего, сейчас скажет:

– Виэльди, я очень рада, что с твоей сестрой все хорошо. Я волновалась... не хотела, чтобы ты ее потерял.

Муж почему-то вздрогнул, а рука с гребнем застыла, не закончив движения.

– Я ее никогда не потеряю, – глухим голосом сказал он и, словно очнувшись, добавил: – Спасибо, что беспокоилась.

Что такое с ним было только что? Не иначе, так тревожился за сестру, что это до сих пор живо в памяти.

Виэльди наконец отложил гребень и снова присел, теперь уже на кровать. Прокашлялся, похлопал себя ладонью по груди, и Джефранка вспомнила:

– Ой, я же хотела, чтобы тебе приготовили согревающее питье! Сейчас прикажу. – Она встала, сделала несколько шагов к мужу и спросила: – Мы же договорили? Так может, ты поешь? Если хочешь, я велю слугам, и они все принесут.

Виэльди посмотрел на нее с легким изумлением, засмеялся и сказал:

– Да я бы и сам мог... Но спасибо за заботу.

Вот и все. Можно и нужно уходить, а не хочется.

...Поцелуй меня... хотя бы обними.

Словно догадавшись о ее мыслях, Виэльди подошел, приобнял за плечи и поцеловал – в лоб, как сестру.

– Я... загляну к тебе вечером.

Джефранке почудилось, будто в его голосе прозвучало сомнение.


Она не ошиблась: сомнение у Виэльди, похоже, и впрямь было, а к вечеру переросло в уверенность, потому что он так и не пришел.

Не пришел и не увидел, как поблескивают в уютном свете масляных ламп золотистые шелковые простыни и покрывало, не увидел, какая красивая на ней сорочка из тончайшей бирюзовой ткани, не почуял аромат розового масла, нанесенного на кожу и волосы...

Джефранка прождала пол ночи, кусая губы сначала от нетерпения, потом от отчаяния – он не пришел.

Она легла на пустую кровать, в холод шелковых простыней и заплакала. Как всегда, беззвучно, как всегда, не искажались черты – просто слезы стекали из глаз.

Сегодняшний день вдруг предстал в ином свете: Виэльди приехал, а она... Да она чуть ли не заискивала перед ним, пытаясь заслужить хотя бы улыбку! Какой же жалкой, никчемной она ему, наверное, казалась!

Кто она для него? Всего лишь довесок к Адальгару. Ему не нужна ее любовь, не нужна даже привязанность. Ведь это был династический союз, не более. Наверняка Виэльди считает, что и Джефранка должна смотреть на это так. А она не может... Увы, спаситель оказался молодым, красивым и ласковым. Как тут было устоять? Ей, которая прежде не любила?

О, лучше бы ее мужем стал каудихо – насмешливый, хитрый и не очень-то добрый, в чьем присутствии она всегда терялась. Его она не полюбила бы и не пришлось страдать.

Увы, ее муж – Виэльди. Виэльди, чье лицо так и стоит перед глазами, а спасения нет...

Утомленная слезами, она заснула под утро.


* * *


Джефранка сидела перед зеркалом, но смотрела не на отражение, а в окно. Руниса, как и всегда, расчесывала ей волосы долго и мучительно. Время близилось к полудню – скоро нужно спускаться к трапезе, и там поддерживать беседу с мужем и вельможами. Ни еды, ни разговоров не хотелось, но деваться от них было некуда. Все-таки Джефранка княгиня, а значит, несвободна в своих желаниях.

Руниса почти закончила с волосами и даже укрепила на голове тонкую золотую цепочку с изумрудами, но в эти мгновения в дверь постучал и вошел Виэльди. Джефранка аж вздрогнула. Совладав с собой, она глянула на мужа и ровным, доброжелательным тоном поприветствовала.

Он улыбнулся, прошел на середину комнаты и зажмурился от ударившего в глаза солнца, ненадолго пробившегося сквозь вязкую муть облаков.

– Извини, что не заглянул вчера, хотя обещал, – сказал он. – Увы, освободился уже около полуночи. Боялся, что ты уснула, не хотел тревожить.

О нет, она до утра не спала…

– Да, – протянула Джефранка. – Вроде примерно в это время я и задремала...

Ей показалось, или он вздохнул с облегчением? Наверное, рад, что его отговорка сработала.

Виэльди покосился на служанку и махнул ей рукой, чтобы вышла. Та послушалась и, отложив гребень, исчезла за дверью.

Интересно, зачем мужу понадобилось остаться с Джефранкой наедине? Сейчас, перед самой трапезой?

В смятении она схватила расческу и, чтобы чем-то занять руки, попыталась закончить то, что не закончила Руниса. Виэльди не дал этого сделать: перехватил запястье и забрал гребень.

– Я помогу, – сказал он и, отделяя прядь за прядью, принялся расчесывать ее волосы.

– Но ты же не... – начала Джефранка.

– Брось! – фыркнул Виэльди. – У меня после походов в волосах бывают такие колтуны, что, кажется, только выстригай. И ничего, как-то справляюсь, причем без помощи слуг. Мне не привыкать.

Джефранка расслабилась и закрыла веки, наслаждаясь его прикосновениями, такими осторожными, почти нежными. Лишь спустя несколько мгновений опомнилась: Виэльди же не просто так сюда пришел, явно не для того, чтобы расчесать ей волосы и извиниться за вчерашнее пренебрежение.

– Ты хотел о чем-то поговорить? – она открыла глаза и через зеркало посмотрела на мужа.

– Да. Вчера вечером я... беседовал с Изиром. Беседа, следует признать, затянулась.

Так значит, Виэльди и впрямь был занят?! Это не отговорка! Душу Джефранки заполнила тихая радость.

– Удалось что-то выяснить?

– Так, немного, – он пожал плечами.

– Ну же, не тяни! – воскликнула Джефранка. – Ты узнал, кто за всем этим стоит?

– Хашарут, конечно, – хмыкнул Виэльди. – Как я и предполагал.

Джефранка стиснула зубы, чтобы не зарычать от ярости. Хашарут! Ну конечно! Кто еще, как не ее главный враг и мучитель?!

– Будь он проклят, – прошипела она. – Пусть вороны выклюют ему глаза, пусть шакалы сожрут его внутренности, пусть...

– Эй-эй, тихо, успокойся, – Виэльди погладил ее по плечу. – Злость не поможет, а вот знание – да. А мы узнали наконец, против кого бороться. Скоро поймем, и как именно бороться. Потому я хотел посоветоваться с Лакором... Только вот беда: с утра не могу его найти. Может, ты знаешь, где он? Может, он заходил к тебе, предупреждал об отъезде?

– Нет... – Джефранка покачала головой, а в груди защемило от тревоги.

– Плохо. Видишь ли, ночью он, похоже, не появлялся в своих покоях, постель не смята. И слуги его не видели. Никто не видел.

Джефранка вскочила, отбросив руку Виэльди, и повернулась к нему.

– Лакор не мог сбежать! Он никогда бы меня не предал! Только не меня... Он... он меня любит и... – она осеклась, сообразив, что говорит недопустимое, и быстро пояснила: – Любит, как дочь, как младшую сестру, как...

Виэльди остановил ее взмахом руки.

– Не сомневаюсь. У меня и в мыслях не было подозревать Лакора в измене. Я опасаюсь другого – от него могли избавиться, потому что он мешал. Кому – мы знаем.

– Нет... Только не это... – она прижала ладони к щекам и замотала головой. – Только не Лакор...

– Извини, не хотел тебя пугать. Не беспокойся раньше времени, еще ничего не известно, я всего лишь строю догадки. Может, вот-вот найдется и Лакор, и объяснение, почему его не было во дворце. Тогда мы с тобой вместе посмеемся над нашими страхами. Теперь идем, пора спускаться к трапезе.

Муж взял ее за руку и повел к двери.


* * *


Нехорошо, даже немного стыдно обманывать Джефранку, но так надо. Лакор не вернется – его тело в море. Или его уже вынесло на берег. Или выловили рыбаки. Неважно. Рано или поздно княгиня об этом узнает – то есть опасения Виэльди окажутся как бы верными. Главное, чтобы она не догадалась, кто именно избавился от советника и почему. Пусть считает, будто это сделали приспешники Хашарута. Пусть никогда не поймет, что Лакор, которому так доверяла, несколько месяцев назад стал главным из этих приспешников.

Ничего этого Джефранке знать не следует – измена почти родного человека, ближайшего сподвижника отца станет для нее слишком жестоким ударом. Лучше пусть думает, что Лакор погиб за Адальгар, от рук врагов, а не Виэльди...


Главного советника сдал младший советник. Сначала Изир все отрицал, но когда Виэльди пригрозил лишить его жизни, а семью – имущества и достоинства, то заговорил, хоть и после некоторых колебаний. Правда, сказанное было настолько невероятным, что Виэльди до последнего не верил. Чтобы Лакор оказался изменником? Как так? Ведь казалось, он настолько верен Джефранке, что скорее умрет, чем предаст.

Увы, поверить в немыслимое пришлось, когда Изир предложил самому убедиться.

– Сегодня после полуночи мы должны встретиться с Лакором, – сказал советник. – У моря, где нас никто не услышит. Там он передаст мне письмо для Хашарута...

– Почему тебе? – Виэльди недоверчиво нахмурился. – Он не может не знать, что тебя подозревают, за тобой приглядывают...

– Все так. Но именно я еще раньше просил день, чтобы навестить родных на южной окраине города. Княгиня обещала, что позволит, когда ты вернешься...

Понятно. Джефранка не нарушила бы обещания, и об этом Лакор, конечно, тоже знал.

– Расскажи, где именно вы встретитесь.

Изир рассказал подробно, не забыв ни единого скального выступа – Виэльди словно наяву увидел нужное место.

– Хорошо, – он приблизился к советнику почти вплотную. – Надеюсь, ты понимаешь, что если попытаешься увидеться с Лакором до полуночи и предупредить его, то я об этом узнаю?

Изир сглотнул слюну, кивнул и пообещал, что до ночи не выйдет из своих покоев.


На указанное место Виэльди пришел незадолго до полуночи. Разумеется, пришел не одиночку – это было бы легкомысленно и потому опасно, – а взял с собой Имидио и Сарэнди. Втроем они засели за невысоким скалистым выступом. Отсюда хорошо просматривался берег, зато их самих в темноте и за укрытием было не разглядеть – остроглазый Сарэнди заранее в этом убедился.

Прислонившись спинами к камням, закутавшись в плащи, они сидели неподвижно и ждали. Долгое время ничего не слышалось, кроме рокота волн, шороха гальки и свиста ветра. Потом в мерные звуки вкрался еще один – неровный шелест и постукивание: так звучат шаги, когда человек идет по мелким камням.

Виэльди и его приятели встрепенулись и, стараясь не шуметь, сменили позы – повернулись лицом к выступу и чуть выглянули из-за него. Стоять приходилось на коленях, крутобокие голыши больно впивались в них, но это невеликая плата за то, чтобы выяснить правду.

Две темные фигуры, в одной из которых легко узнавался Лакор – горб и под плащом не скрыть, – приблизились к берегу и неторопливо, будто вышли прогуляться, двинулись вдоль него. Шли как раз в сторону укрытия.

Ближе, еще ближе... Вот уже проходят мимо, но слов по-прежнему не разобрать, они заглушаются морем и ветром. Впрочем, слова не так уж важны – главное, не упустить мгновения, когда Лакор передаст письмо. Если передаст. Вдруг Изир все-таки солгал, пытаясь отсрочить собственную гибель? Но что бы ему дала эта ложь, эта отсрочка? Лишь усугубила бы и без того тяжкое положение... Значит, Лакор и впрямь предатель? До сих пор не верится!

Однако сложно не поверить собственным глазам. Вот старший советник оглянулся, достал из-за пазухи цилиндрический футляр и протянул Изиру.

Не сговариваясь, Виэльди с приятелями выскочили из-за укрытия и в несколько шагов подлетели к Лакору. Увы, все-таки недостаточно быстро: горбун отпрянул от Изира, так и не отдав послание, размахнулся и – выбросил футляр в море. В тот же миг Имидио ринулся в черноту волн, а Виэльди и Сарэнди выхватили кинжалы, приставили их к шеям Изира и Лакора. Не прозвучало ни вопросов, ни оправданий, ни возмущений – главный советник наверняка понимал, что это бесполезно. Он лишь пристально и как будто с вызовом смотрел Виэльди в глаза. Почему-то его взгляд оказалось сложно выдержать. Виэльди и не стал выдерживать, вместо этого чуть повернул голову, чтобы понять, где там Имидио.

Какое-то время друга не было видно, в пору забеспокоиться, не утонул ли. Талмериды не очень хорошие пловцы, ведь в степи не так много рек, все больше ручьи и речушки.

Наконец Имидио показался. Более того, он размахивал рукой, в которой сжимал футляр. Чудо, что умудрился его выловить во тьме и неспокойном море.

Виэльди вздохнул с облегчением.

Друг отдал футляр и, постукивая зубами от холода, пробормотал:

– Лишь бы письмо не намокло...

– Будем надеяться, что не успело, – сказал Виэльди и усмехнулся: – Да ты настоящий герой, дружище! Теперь проводи его, – он кивнул на Изира, – в покои. Поставь у дверей охрану: из наших, из талмеридов. Потом как следует согрейся.

Имидио кивнул и, схватив младшего советника под локоть, повел его ко дворцу.

Виэльди же обратился к Лакору.

– Тебя придется связать, пока мы все не узнаем.

– Конечно. Я понимаю.

Для преступника он вел себя на удивление спокойно, с достоинством. Может, все-таки не изменник? Но почему тогда выбросил послание? Ладно, это скоро выяснится.

Сарэнди связал советнику руки и ноги.

– Ноги-то зачем? – хмыкнул Виэльди.

Друг пожал плечами.

– Так, на всякий случай.

– Ясно. Принеси сюда факел или лампу, а я останусь с Лакором.

Приятель ушел, Виэльди же не выдержал и принялся срывать с футляра печать. Слова «лишь бы письмо не намокло» не давали покоя, не терпелось узнать, сухой ли пергамент, а если мокрый, то насколько.

Печать поддалась относительно легко, затем Виэльди открыл крышку. Открыл – и вскрикнул от неожиданности и боли: в ладонь вонзилась толстая игла. Прежде, чем он понял, что это такое, по телу разлилась слабость, сердце будто сковало льдом, колени и руки задрожали. Удержать и не выронить футляр он все же сумел, а вот себя – нет. Ноги подкосились. Виэльди, обессиленный, рухнул на камни. Затылок обожгло, словно по нему струилась лава. Это кровь...

Сквозь мглу, почему-то ядовито-зеленую, Виэльди увидел торжествующую улыбку на лице Лакора и услышал:

– Нужно знать, как правильно открывать такие футляры.

Веки закрылись, стук сердца гремел в висках. Сначала гремел. Но постепенно становился все тише и тише, реже и реже. То же самое происходило и с дыханием. Какое-то время Виэльди еще мог связно мыслить. Последнее, что мелькнуло в голове: «Ну хоть боли нет...»

А дальше не осталось ничего...


«Ничего» закончилось, когда в уши ворвались невыносимо громкие рыдания Сарэнди и его же голос:

– Ну как же так! Как?! Проклятье...

– Проклятье! – вторил Виэльди и прижал ладони к ушам. – Я сейчас оглохну...

Сарэнди отпрянул и воскликнул:

– Ты жив?!

Виэльди едва не застонал: крик был настолько громким, что голова загудела.

– Молчи... – шепнул он. – Тихо...

Друг умолк, но это слабо помогло: оглушали и завывания ветра, и грохот волн, и стук гальки.

Сколько прошло времени, прежде чем они стали терпимее, Виэльди понятия не имел. Казалось, будто не меньше десятка часов. На самом же деле еще и небо над головой не посветлело, до зари далеко.

Он с трудом перевернулся и встал на четвереньки – от живота к горлу сразу прокатилась жгучая, горькая волна. Виэльди вывернуло. Потом еще несколько раз. Лишь когда изо рта начала выплескиваться жидкость без остатков еды, тошнота поутихла, хотя в животе по-прежнему булькало, а голова кружилась и болела.

Кое-как он встал на ноги. Держали они плохо, но все-таки держали.

– Где он? – первым делом спросил Виэльди.

– Футляр у меня, а советник вон, – Сарэнди кивнул за его спину, и Виэльди обернулся. – Недалеко улизнул: по камням-то особо не попрыгаешь и не поползаешь. А ты еще спрашивал, зачем ноги связывать. А вот зачем!

Виэльди почти не слушал друга и, не отрываясь, смотрел на Лакора. Тот потерял былое спокойствие – часто дышал, открывал и закрывал рот, а его глаза едва не вылезали из орбит.

– Как?.. – хрипел он. – Невозможно... Никто бы не выжил... Никто.

– Умолкни, предатель, – слова дались с трудом: после рвоты горло саднило, будто он съел не одну пригоршню песка. Виэльди обхватил ладонью шею, словно это могло помочь, затем обратился к другу: – Ты принес огонь?

– Да, – Сарэнди отошел и вернулся, держа в руке лампу.

– Достань письмо. Только осторожнее – в футляре была игла.

– Уже заметил, – он вытащил послание и развернул. – Мне прочесть? Или ты сам?

– Сам. Давай сюда.

Сарэнди отдал пергамент и поднял лампу повыше, освещая его. Виэльди впился глазами в строчки... точнее, хотел это сделать, но знаки расплывались. Не потому, что письмо намокло – оно было влажным только по краям. Просто яд еще не покинул тело.

– Держи, – он вручил послание другу. – Прочтешь, а потом скажешь в двух словах, что там.

Сарэнди глянул в письмо и присвистнул.

– На шахензийском написано. Я в нем не очень, долго читать буду...

– Пусть, – Виэльди махнул рукой. – Это даже хорошо: может, я хоть в себя успею прийти.

Друг начал читать, беззвучно шевеля губами, а Виэльди и впрямь попытался унять дурноту: присел, скрестив ноги, и принялся глубоко и медленно дышать. Все равно мутило, хоть и меньше. Голова по-прежнему болела, особенно затылок. Прикоснувшись к нему, он вляпался во что-то липкое. Нет, не во что-то – в полузапекшуюся кровь. Ну да, точно – когда падал, ударился. Будто одного яда было мало. И как удалось выжить? Да им, похоже, сама смерть брезгует: и тогда, во младенчестве не забрала, и сейчас прошла мимо, только слегка задев. А ведь оба случая должны были стать смертельными... Не может дите не задохнуться в дыму, не может человек не умереть от яда, которого наверняка было достаточно, чтобы уложить даже здоровяка-громилу.

А что там девка-нищенка болтала о крови смерти в его жилах? Вдруг Виэльди и не человек вовсе, а какая-то неведомая нечисть? Да нет... ерунда. Наверное, просто повезло. В жизни чего только не случается. Может, яд оказался плохим. А дым... может, там, где лежал Виэльди-младенец, была какая-нибудь щель, через которую проникал воздух... Если хорошо подумать, всему можно найти разумное объяснение.

От мыслей отвлек Сарэнди.

– Все, – выдохнул он.

– Ну?

– Там сказано, что ты вернулся. А еще, что он... Лакор то есть... постарается отвлечь тебя на волнения в столице. В это время Хашарут займет западные окраины Адальгара. Якобы чтобы подавить там мятежи против Империи. Даже не якобы... мятежи там и правда готовились, причем самим наместником. Ну, чтобы повод был...

– Умно. Длинные руки отрастил себе господин наместник, зря отец его недооценивал. А Хашарут аж до этого, – Виэльди кивнул на Лакора, – дотянулся.

Главный советник, теперь уже бывший, вскинул взгляд и, поджав губы, уставился на Виэльди. Ясно – собирается хранить молчание. Однако заговорит, никуда не денется – если сам не развяжет язык, пытки помогут. Правда, сам Виэльди сейчас не в силах этим заниматься, но друг и один справится.

Но почему бы сначала не попробовать по-хорошему?

– Что же такое случилось, Лакор? – миролюбиво начал Виэльди. – Почему ты решил предать? Не меня – княгиню. Я всегда думал, что ты ей верен.

– Да! – выплюнул Лакор. – И я по-прежнему ей верен. Все, что я делал, я делал ради нее, ради ее блага... чтобы она наконец стала счастливой.

От изумления Виэльди вскинул брови и открыл рот.

– О! – воскликнул он и помотал головой, пытаясь осознать услышанное – от движения в затылке сильнее запульсировала боль. – Поясни.

Лакор издевательски изогнул губы и фыркнул:

– Зачем? Все равно я уже не жилец. Зачем должен хоть что-то тебе рассказывать?

– Ну, например, затем, что умереть можно по-разному: легко или в мучениях.

– Ты кое-чего не знаешь обо мне, талмерид, – ухмылка Лакора стала злораднее, а Виэльди все не мог взять в толк, откуда у советника такая к нему ненависть? Ведь он всегда был уважителен к Лакору. Тот продолжил: – Мое тело почти не чувствует боли. Думаешь, как я стал горбуном? Упал, повредил спину, а к лекарям не пошел – боли-то не было. У моей княгини лицо ничего не выражает и не чувствует, а у меня – тело. В этом мы с ней похожи...

– Наверное... И она к тебе привязана, ей будет больно узнать о твоем предательстве. Страшно представить, как она разочаруется...

Вообще-то Виэльди просто мыслил вслух, ни на что не рассчитывая – тем больше удивился, когда слова попали в цель. Лакор шумно сглотнул, его лицо исказилось от страха, почти ужаса.

– Раз ты в сговоре с Хашарутом сейчас, – продолжил Виэльди, – то, может, и раньше был? Участвовал в убийстве ее отца, например?

– Нет! – советник вскинул голову, в его глазах разгорелось пламя. – Я был предан моему князю! Я предан и княгине!

– Ну... – Виэльди пожал плечами. – Теперь-то Джефранка вряд ли поверит твоим словам.

– Чего ты хочешь? – процедил Лакор. – Что тебе нужно? Убей – и дело с концом.

– Разве можно убить такого знатного изменника просто так? О нет! Только прилюдно, только на площади.

– Чего. Ты. Хочешь?

Советник не отрывал от Виэльди напряженного взгляда. Значит, наконец готов к разговору. Похоже, он вообще на многое готов, лишь бы Джефранка не узнала правду. Жена говорила, что советник ее любит... только вряд ли эта любовь отеческая.

– Ты знаешь, что мне нужно. Ответь на все мои вопросы – и умрешь здесь. Джефранке я ничего не скажу. Я и сам не хотел бы ее расстраивать.

– Поклянись крылом Ворона!

– Клянусь.

– Ладно... спрашивай, я отвечу, – сдался Лакор. Его плечи поникли, он уставился в землю, но тут же встрепенулся и кивнул на Сарэнди: – Только не при нем! Пусть отойдет.

Виэльди глянул на друга. Тот хмыкнул, но, ничего не сказав, двинулся вдоль берега. Отойдя на приличное расстояние, присел на камни и принялся метать гальку в море. Голыши, издавая смачное «бульк», ударялись о волны. Этот звук почему-то раздражал, но не лишать же приятеля единственного сейчас развлечения, пока сам будет беседовать с Лакором. Тем более что разговор наверняка затянется.

– Почему ты предал? Признаюсь, для меня это стало полной неожиданностью. Я до последнего отказывался верить.

– Я всего лишь хотел для Джефранки свободы и покоя. С тех пор, как погиб князь, она сама не своя. Она ведь только кажется сильной и бесчувственной... – голос Лакора потеплел и наполнился грустью. – Тяжесть княжеского венца, тем более в это неспокойное время, не для нее. А тут еще и ты добавляешь...

– Я? Объясни. Да, я уезжал, но вернулся же.

– Лучше бы не возвращался, – прошипел советник с такой ненавистью, что Виэльди передернулся. – От союза с тобой ей никакой радости – одни муки.

– Да ты бредишь. Ты же сам помогал ей договориться с моим отцом.

– И пожалел об этом. Хотя в то время выбор был невелик: либо наместник, либо каудихо. Хашаруту она была нужна, он не позволил бы ей сбежать, из-под земли достал бы...

Лакор замолчал, и снова слышались только волны, ветер и распроклятые «бульк». В конце концов Виэльди не выдержал и прикрикнул:

– Продолжай уже! Что изменилось? Ну, стал ее мужем не каудихо, а рин-каудихо. Какая разница? Все равно за моей спиной отец.

– Не понимаешь? – усмехнулся Лакор. – Хоть с наместником, хоть с твоим отцом, Джефранка была бы несчастна, но я всеми силами поддерживал бы ее...

...В надежде, что она от безысходности и благодарности падет в твои объятья? Несчастный дурень! Вообще-то отец обычно нравится женщинам.

– Ты не ответил: что изменилось?

– А то, что с тобой она будет несчастна вдвойне! Только сама еще этого не понимает. Но в этом несчастье я уже не смог бы ей помочь.

– Как это связано с твоим сговором с Хашарутом?

Ох, дайте духи терпения! Пока что слова Лакора никак не приближали к пониманию его поступка. Ну да, он безнадежно влюблен в Джефранку и, похоже, ревнует ее к Виэльди. Но какая ему разница, к кому ревновать?

Любовь, конечно, толкает на глупости, Виэльди ли не знать об этом... Но чтобы до такой степени? Чтобы разумный советник вдруг превратился в полного дурня?!

– Как связано? – Лакор прищурился. – Все просто: Джефранка больше не нужна Хашаруту. Он понимает, что уже не завладеет Адальгаром мирно, только с помощью смут и войны – скрытой или явной войны. Он обещал, что позволит мне... устроить побег для княгини. Я увез бы ее в Империю, туда, куда не докатятся невзгоды. У меня достаточно богатств, чтобы она жила безбедно, как привыкла. Там, в Шахензи, она обязательно встретила бы того, кто сумел ее оценить, полюбить...

...Ты сам себе веришь? Хотя если под «сумевшим полюбить» именно себя и подразумеваешь, то наверное. Или и впрямь говоришь от чистого сердца?

– Глупец! – воскликнул Виэльди. – Неужели ты думаешь, что Хашарут сдержал бы обещание?

– О, я вовсе не глупец! Ему пришлось бы. Я кое-что о нем знаю... И еще один человек знает. Если бы Хашарут меня обманут, тот человек все бы открыл нынешнему императору. И наместник знал об этом.

– Оч-чень интересно. Мне об этой тайне тоже расскажешь. Но сначала ответь: как вы собирались избавиться от меня?

– Тебя случайно убили бы во время одного из волнений в столице. Так случайно, что даже каудихо ни в чем не заподозрил бы Хашарута. Тебя убил бы простой адальгарец, его бы за это казнили... Княжество осталось бы без правителя и перешло Империи. А значит, наместнику.

Наконец все более-менее прояснилось. Пусть доводы Лакора по-прежнему казались нездоровыми и далеко не умными, но по крайней мере стали понятны. Теперь нужно выяснить главное: что такое известно предателю о Хашаруте и что намерен делать сам Хашарут.

Виэльди тут же задал эти вопросы. Лакор ответил. Кажется, и сам хотел, чтобы все побыстрее закончилось.

Оно и закончилось.

Виэльди снял с советника пояс, накинул на его же шею и рванул с такой силой, что не задушил предателя – сломал позвонки. Тело обмякло, рухнуло на камни.

Приятель, краем глаза следивший за происходящим, прервал свое развлечение и двинулся к Виэльди, не дожидаясь зова. Вместе они привязали к ногам советника большой камень.

– Поищешь лодку? Вроде где-то я видел одну...

– Ага, – кивнул Сарэнди. – Я даже знаю, где. Сейчас.

Он ушел, вернулся нескоро, но, главное, тащил за собой по воде добротную посудину.

Перед тем, как загрузить в нее тело и сесть самим, они взволнованно переглянулись.

– Как бы и нам на корм рыбам не пойти... – пробормотал Сарэнди.

– Это да...

Ни один из них ни разу в жизни не держал в руках весла. При такой погоде и ночью им, неумехам, немудрено перевернуться. Но деваться некуда. И дело даже не в клятве, данной Лакору – просто чем позже Хашарут узнает о смерти приспешника, тем лучше. Значит, следует хорошо спрятать труп – морское дно как раз подходит.

Гребли поочереди – оба из рук вон плохо. Все-таки кое-как, но справились. Даже к берегу умудрились вернуться на лодке, а не вплавь.

К этому времени небо посветлело, будто выцвело.

Нужно было спешить, пока в утренних сумерках их не заметили и не узнали слуги или стражники, которые вот-вот сделают утренний обход.

Виэльди широко зевнул – сейчас, когда все закончилось, усталость стала невыносимой, шаги давались с трудом. Он готов был уснуть прямо здесь, на камнях.

– Быстрее бы до покоев, – простонал он. – Тебе везет, ты на первом этаже... хоть по лестнице карабкаться не надо.

– Э... я бы это, в город выбрался... – сказал Сарэнди. – Ну, в домик. Еще ни разу внутри не был, хоть погляжу, как там ее устроили. Если разрешишь.

Они только вчера вернулись из Империи, а приятель уже успел подыскать домик и разместить там свою прелестную покупку. Никак приплатил кому из местных, чтобы позаботились.

– И откуда в тебе столько сил? – Виэльди в недоумении качнул головой. – Совсем ты помешался на этой снежинке. Смотри не женись на ней по дурости.

– Я что, безмозглый, по-твоему? Зачем мне на ней жениться? Она и так моя.

– Ладно, иди уж, – Виэльди махнул рукой. – Развлекайся, заслужил. Но к вечеру жду тебя во дворце.

– Ага.

На первом этаже они распрощались. Сарэнди вышел в дверь, ведущую на подворье, за которым лежал город. Виэльди доплелся до своих покоев, что-то пробурчал в ответ на приветствия стражников – что именно, сам не понял. Оказавшись внутри, не нашел в себе ни сил, ни воли даже стянуть влажную грязную одежду – рухнул на кровать, в чем был.


Выспаться не удалось, и это понятно: сам приказал, чтобы его разбудили утром. Хотел навестить Изира до полуденной трапезы.

Когда Виэльди оказался в покоях младшего советника, тот вскочил с ложа и шагнул навстречу. Воспаленные глаза, припухшие веки, нездоровая бледность лица, искусанные губы – похоже, Изир не спал всю ночь и здорово тревожился. Тем лучше. Будет сговорчивее.

– Ты понимаешь, что твоя жизнь тоньше волоска? – спросил Виэльди. – Да и не только твоя, но и твоей семьи. Я не хотел бы казнить женщин и отроков, но сделаю это, если придется.

Изир промолчал, только судорожно сглотнул и кивнул.

– Хорошо, что понимаешь. Лакор обещал, что ты подымишься выше... Лакор мертв. Я же обещаю сохранить жизнь и тебе, и твоей семье. Даже не стану отнимать твои богатства. Но для этого ты должен делать то, что я скажу.

– Выбор невелик... – промямлил Изир и запустил пальцы в темные с проседью волосы. – Я не хочу умирать, тем более не хочу смерти сыновьям.

– Это понимать, как согласие?

– А как еще?

– Ладно. Тогда сегодня же ты сделаешь то, что собирался: отправишься к своим родичам и там передашь письмо для Хашарута. То самое. И ни слова не скажешь о том, что Лакор мертв. Согласен?

– Если ты и правда не тронешь моих детей...

– Не трону, обещаю.

– Хорошо, – Изир провел ладонями по векам и, будто обессилев, опустился на скамью и ссутулился. – Я передам послание. Я ничего не скажу о Лакоре.

– Тебя должны были сопровождать стражники? Если да, то сколько?

– Четверо.

– Трое из них будут талмеридами. Они снимут бусины и оденутся, как твой народ.

– Как скажешь... князь.

– Тогда приди в себя и собирайся. Ты должен выглядеть бодрым, радостным, уверенным. Чтобы никто ничего не заподозрил. От этого зависят многие жизни, помни.

– Я помню...

– Вот и хорошо.

И впрямь хорошо. Пусть наместник думает, будто все идет по его задумке. Пусть устраивает восстание на окраинах – но прежде чем отправится его подавлять, там уже будут талмериды. Уж Виэльди позаботится об этом.

Еще и тайна, выданная Лакором, играет на руку. Теперь ясно, как и почему молодой Хашарут умудрился стать наместником императора на завоеванных землях. Если об этом узнает Рыжик-Ашезир, то сведений о присвоении податей, на которые рассчитывал отец, вовсе не понадобится. Одного намека хватит, чтобы Ашезир подослал к Хашаруту убийц или убил его в открытую. А что? Имеет право.

Беда в том, что море у берегов Шахензи, скорее всего, уже кишит льдинами – кораблю между ними сложно протиснуться. Зима, весна... Лишь в конце весны льды растают.

До конца весны я ее не увижу...

Может, все-таки найдутся смельчаки, которые отважутся добраться до берега? Нужно таких найти! Нужно, чтобы Ашезир узнал!


Обо всем договорившись с Изиром, Виэльди вышел из его комнаты. Теперь – Джефранка. Она не должна догадаться, что смерть главного советника дело рук Виэльди. Пусть думает, что это враги виноваты.

Еще бы решить, как быть с намеками на то, что Джефранка влюбилась в Виэльди... Может, это все-таки вымысел Лакора? Когда бы Джефранка успела влюбиться? Они лишь несколько раз были вместе...

А много ли времени тебе самому понадобилось, чтобы полюбить Данеску?

Нет, это другое! Данеска не была чужой, он любил ее задолго до того, как она вызвала в нем страсть. Даже если эта страсть вдруг уйдет, он все равно будет ее любить. Он помнит ее малышкой, помнит ее сестрой... Она навсегда любимая – неважно, как женщина или как сестра.

Но до чего мучительно сознавать, что другая – чужая! – женщина влюблена в него. Лакор явно на это намекал...

В юности Виэльди не раз грезил, что в него влюбляются красавицы, а он лишь выбирает между ними. Но то была глупая юность… Наяву же все оказалось не так сладко, как в фантазиях. Да вообще не сладко. В мечтах не было ответственности – в яви она была. Чувствовать чью-то безответную любовь немногим лучше, чем самому ее испытывать.

Что он может дать Джефранке? Ну разве что быть с нею ласковым... И все.


Какие странные у Джефранки волосы-кудри – одновременно шелковистые, гладкие, но гребень то и дело в них застревает. Наверное, потому что они длинные... У Данески тоже длинные волосы, но прямые. Вот бы их коснуться хотя бы гребнем...

Летом это удастся... Не раньше начала лета, когда лед у берегов Шахензи растает. А учитывая погоду в этом году, то, может, позднее...

А вдруг за это время удастся забыть Данеску и полюбить жену? Сейчас это кажется немыслимым, но впереди так много дней! Джефранка ласкова и красива, а ее застывший лик только болезнь... Зато голос приятный и прикосновения нежны...

Вдруг Данеска полюбила Рыжика? А что?! Его, наверное, можно полюбить. Пусть он слабый, пусть не воин – в нем скрыта иная сила. Данеска не могла ее не почувствовать...

«Успокойся, – велел себе Виэльди. – Все это лишь домыслы. И любовь Данески к Ашезиру, и влюбленность Джефранки в тебя».

И все-таки... нужно быть с княгиней поласковее. Он же, уезжая, чуть не накричал на нее. Да и сейчас расчесывает ей волосы не так, чтобы аккуратно – скорее нетерпеливо, выжидая момент, когда можно сказать об исчезновении Лакора.

Неправильно это.

Виэльди погладил Джефранку по голове и, взяв одну прядь из густых кудрей, принялся расчесывать ее с кончиков. А потом еще одну, и еще, и еще.

Жена закрыла глаза – значит, Виэльди все верно сделал. Или нет? Может, лучше, если она его возненавидит или начнет презирать? Так и ей, и ему будет легче...

Ей и ему, но не талмеридам!

Нет уж, пусть любит Виэльди, чтобы не полюбить какого-нибудь «лакора». Пока женщина любит – она верна. А если не любит, то кто угадает?


* * *


– У меня и в мыслях не было подозревать Лакора в измене, – сказал Виэльди. – Я другого опасаюсь: от него могли избавиться, чтобы не мешал.

Непереносимое, неизбежное одиночество – вот что Джефранка ощутила при этих словах. Если Лакора уже нет... А отца давно нет... Она осталась одна. Нет никого, кто поймет, кто прочтет ее чувства по глазам.

Разве что Руниса, но она простая служанка, с ней не всем можно делиться.

Виэльди расчесал последнюю прядь и сказал:

– Идем. Пора спускаться к трапезе.


* * *


Имидио заболел. Джефранка отпустила его, сказав, чтобы отдыхал и выздоравливал. Он и отдыхал – в воинских покоях на первом этаже, – но не выздоравливал. Она даже отправила к нему лекаря.

Виэльди выглядел неспокойным и вел себя так, будто виноват в болезни соплеменника. Хотя и он сам, и другие его люди, пересекшие злое осеннее море, были в порядке.

Кому-то повезло больше, кому-то меньше. Кто-то и впрямь захворал, а кто-то лишь покашлял да почихал пару дней, как Виэльди или Сарэнди.

Имидио же с каждым днем становилось все хуже...

Он бился в горячке, надрывно кашлял, отрыгивая зеленую мокроту, и хрипел:

– Ничего, отлежусь – и все хорошо будет.

Хорошо не было и не стало – Имидио умер через пять дней.


Виэльди до последнего надеялся, что друг выживет. Увы…

В последние два дня он то и дело терял сознание, никого не узнавал, бредил. А потом враз затих. Глаза закатились, грудь больше не вздымалась и не опускалась, из нее больше не вырывались сипы и бульканье. Смерть тиха, но ее тишина оглушает сильнее самого громкого крика.

Во льдах глубин тебя согреет тепло родичей, друг... Я надеюсь на это.

А ведь когда-то – как давно, как невозможно давно это было! – он ревновал Данеску к Имидио... Чуть ли не убить его был готов. И вот, пожалуйста – друг мертв. Мимолетное желание усмехнулось в лицо, глумливо напоминая: хотел ведь? Пусть недолго, но хотел?

Виэльди стоял над пропитанным потом ложем, над безжизненным телом Имидио и, не выдержав, закрыл лицо руками. Слезы жгли кожу, Джефранка коснулась его ладони пальцами, что-то шепнула.

Как же она раздражала сейчас! Ушла бы лучше, не приставала! Не нужно ее «мне жаль», вообще ничье сочувствие не нужно. Потому что это Виэльди виноват в смерти Имидио. Пусть он не приказывал, но именно ради него друг прыгнул в ледяное море. Воины часто погибают в бою, но та смерть достойная, а эта, от простуды, нелепая, обидная – и она на совести Виэльди.

Нужно бы отвезти тело друга его отцу и матери, чтобы похоронили по талмеридским обрядам. Лучше сделать это лично – ведь Имидио погиб, служа рин-каудихо. Вот только как отлучиться из Адальгара, когда здесь неспокойно?

Словно в ответ на сомнения, каудихо наконец пересек море и въехал в княжество.

Появление отца вызвало смешанные чувства. С одной стороны, теперь Андио Каммейра может позаботиться о теле Имидио, отвезти родителям, с другой, он опять начнет учить жизни: ни одна встреча, ни один разговор без этого не обходились. Право, при беседах с отцом Виэльди вечно чувствовал себя чуть ли не отроком.


* * *


Каудихо явился во дворец утром. Поприветствовав Джефранку, скрылся с сыном в его покоях, даже от трапезы отказался. Что они там обсуждали, Джефранка не знала: куда больше беспокоило исчезновение Лакора. Его где только ни искали, но пока так и не нашли. Она места себе не находила. Единственный из советников, которому она всецело доверяла – и пропал. Хорошо, что Виэльди сразу это заметил. Плохо, что несмотря на ее увещевания, все-таки позволил предателю-Изиру навестить родичей. Может, мужу и виднее, но все равно странно...

Она подошла к зеркалу и принялась водить по нему пальцами: если провести линии, оставляющие мутные жирные следы, от уголков губ вверх, то на миг покажется, будто она широко улыбается. Жаль, это неправда. Единственное, на что Джефранка способна – на кривую полуусмешку.

Легкий стук заставил ее отпрянуть от зеркала. Вздохнув, отворилась дверь, внутрь заглянул кто-то из талмеридов, его имени Джефранка не знала. Еще несколько дней назад это был бы Имидио, к которому она успела привыкнуть... Увы, Имидио мертв. Виэльди сильно терзается из-за этого, хотя ни в чем не виноват. Кто угодно мог заболеть после такой долгой и тяжелой дороги: холодный ветер, холодные волны, холодный дождь, а укрыться негде...

– Моя княгиня, – сказал талмерид, – к тебе князь и каудихо талмеридов пожаловали.

Князю она рада, каудихо не очень, да кто ее спросит?

– Я рада их видеть, пусть войдут.

Андио Каммейра своим обычным быстрым шагом пересек комнату и, не спрашивая позволения, опустился на табурет и закинул ногу на ногу так, что щиколотка одной оказалась на колене другой. Лишь потом сказал обязательное:

– Счастлив снова видеть прекрасную княгиню.

Степняк, что с него взять...

Виэльди прислонился к стене и скрестил на груди руки.

Ага, ясно: они собрались что-то ей сказать, но вряд ли что-то хорошее.

– Джефранка... я снова уеду. На несколько дней, – начал Виэльди. – Но здесь останется каудихо, – он помолчал и продолжил: – Мы решили, что будет правильно, если именно я отвезу Имидио его родичам... Потому что я смогу рассказать, как и почему он умер.

Как она и думала, ничего хорошего. Виэльди уезжает, каудихо остается. Что на этот раз он вынудит ее сделать?

Джефранка подошла к мужу и, погладив его по плечу, сказала:

– Пожалуйста, будь осторожен. Тебе проезжать через земли верийцев... Они боятся всего, что связано со смертью. Могут и всем селением против тебя выйти, если поймут, что ты везешь мертвеца.

– Знаю, – буркнул Виэльди и резким движением отбросил ее руку. – Я сам могу о себе позаботится. А твои заботы мне вообще... – он осекся и отвернулся.

Джефранка мысленно закончила оборванную фразу – «не нужны» или «ни к чему». Это он хотел сказать. И то правда – снова она пресмыкается. Будто это заставит Виэльди ее полюбить...

Андио Каммейра присвистнул. Вот только его насмешек не хватало!

– Княгиня, одно твое слово – и я врежу ему тяжелым отцовским кулаком по нахальной морде.

Ну да, она так и скажет: врежь ему. Чтобы выглядеть совсем уж жалкой. Будто мало быть нелюбимой женщиной, нужно стать еще и ненавистной.

– Доблестный каудихо, – пропела Джефранка, – неужели ты хочешь, чтобы я снова любовалась посиневшим лицом мужа?

Андио Каммейра глянул на нее с изумленной усмешкой, потом вовсе рассмеялся: кто-кто, а он точно не терзал себя из-за смерти Имидио.

– Как ты научилась оборачивать мои слова против меня, а, княгиня?! Я восхищен!

Нужно было что-то ответить, но Джефранка не успела: Виэльди шагнул к ней и сказал:

– Прости за грубость. Просто я сам не свой из-за Имидио.

– Понимаю... – прошептала она.

– Сын, да тебе на диво повезло с женой! – встрял каудихо. – Цени.

Лучше бы молчал, не разрушал те чудесные мгновения, когда муж смотрел на нее с теплотой. Теперь же Виэльди отстранился и, повернувшись к отцу, бросил:

– Я знаю. Ценю.

– Ладно... – Джефранка вздохнула. – Я поняла. Виэльди на несколько дней уезжает, каудихо на несколько дней остается. Вы это пришли сказать? Или есть что-то еще?

Отец и сын переглянулись, а у Джефранки захолонуло в груди, какое-то дурное предчувствие заворочалось в сердце.

– Есть... – вздохнул Виэльди. – Лакора нашли.

– Что?! Где он? С ним все хорошо?

– Нет. Он мертв.

Мертв... Она боялась этого с первого мгновения, когда Виэльди сказал об исчезновении советника. Но одно дело догадываться и опасаться, другое – точно знать.

Дальнейшие слова с трудом доходили до сознания, едва слышались, будто в уши залили вязкую, как кисель, жижу.

«Тело выловили рыбаки...»

«В сети попало...»

«Тело рыбы объели, но по одежде...»

Она не выдержала, закрыла уши руками и закричала:

– Я поняла! Но больше не говорите! Молчите! Он не «тело», он – Лакор. Он единственный, кто меня любил!

Какая она лицемерка... Неужели для нее важнее, что Лакор ее любил, чем сам Лакор, чем его смерть?

Осознать эту мысль всецело она не успела. Известие оказалось таким ужасающим, что скоро в душе остались только боль, только одиночество.

Джефранка покачнулась, отпрянула и споткнулась о стоящую позади скамью. Упала бы, если Андио Каммейра, вмиг вскочив с табурета, ее не удержал.

– Ос-с-сторожнее, княгиня, – сказал он и усадил ее на кровать. – Этого уже не изменить... Даже простых людей убивают из-за нескольких медяков или новых сапогов. А такие, как мы, и такие, как наши приближенные, всегда ходят по краю.

– Я в порядке! – воскликнула Джефранка и отстранилась от Андио Каммейры.

Вообще-то в порядке она не была, но «умные речи» каудихо отчего-то злили. Причем настолько, что она готова была надавать ему оплеух. Конечно, ничего такого не сделала.

Только Виэльди и смог ее успокоить. Подошел и, оттеснив отца, присел рядом и обнял.

– Я знаю, каково терять друга. Знаю, что никакие слова не уменьшают боль.

Да... Он знает, поэтому понимает ее...

Она бы век просидела, прижавшись к Виэльди, но распроклятый каудихо сказал:

– Идем, сын. Нам пора. Руниса позаботится о нашем главном сокровище, – он склонил голову, но и в этом Джефранке почудилась насмешка.


* * *


Имидио был мертв по его вине. Это мучило Виэльди, разумные слова отца не утешали. Тот говорил:

– Имидио взрослый муж, он знал, что делал. За тебя, за меня еще многие будут рисковать жизнями. Кто-то из этих многих погибнет. А можем погибнуть и мы с тобой.

– Знаю. Но Имидио погиб не в бою, а из-за глупой простуды.

– И такое бывает... – пробормотал каудихо, вместе с Виэльди входя в его покои. – Это не повод казнить себя. И не повод срывать злость на мне или на жене.

– Да, я понимаю...

Виэльди опустился на пол, спрятал лицо в руках, отец уселся напротив.

– Если понимаешь, то держи себя в руках. Чувства – дурные советчики, я не раз тебе говорил.

Все, как Виэльди и ожидал: отец учит жизни. Лучший способ поведения – тупо кивать, а после поступать по собственному разумению.

– Ты прав, – Виэльди кивнул, – чувства возобладали.

– Да ты сраный лицемер! – воскликнул каудихо. И как только понял, что его смирение притворное?

– Почему ты так думаешь?

– Ты же мой сын. Я тебя знаю. Почти... Не понимаю только, чем тебе Джефранка не нравится.

– Понимаешь, – Виэльди пронзил отца взглядом. – Прекрасно понимаешь.

Андио Каммейра поморщился.

– Я думал, только моя глупая дочь страдает ерундой. Оказывается, мой глупый сын тоже... Ну ладно Данеска, она девка, ей простительно. Но ты-то? Тем более с женой тебе и впрямь повезло. Не так часто встречаются женщины и красивые, и неглупые, и преданные.

– Ты мог заполучить ее, – огрызнулся Виэльди. – Сам отказался.

– Ты знаешь, почему отказался. Я не мог быть и каудихо, и князем одновременно. А ты еще слишком молод, чтобы занять мое место... Еще и Хашарут... Он и сейчас пакостит, а если бы я в открытую пошел против него, то было бы в стократ хуже.

– Ладно, не объясняй, я понимаю. Но и ты пойми: я не могу себя заставить. Хотел бы, но нельзя по хотению ни разлюбить одну, ни полюбить другую.

Отец покусал губы, почесал лоб, наконец сказал:

– Дурак ты, но что поделать... Однако хватит о девках. Поговорим лучше о наместнике.

Загрузка...