Дети Спящего Ворона. Книга 1

Глава 2

Данеска проснулась и сразу заболел, забурчал живот. Странное ощущение – есть хочется, но одновременно от одной мысли о еде тошнит. Наверное, все-таки лучше перебороть противное чувство, а то потом будет только хуже.

Она встала с ложа – голова закружилась, ноги подкосились, в глазах заплясали разноцветные пятна. Да что с ней такое? Откуда такая слабость? Кое-как Данеска доковыляла до двери и, распахнув ее, велела стражникам:

– Пусть мне принесут попить и поесть, пожалуйста.

Воины глянули на нее, как суеверные старухи на чужака. Да что такое?

Наконец один из них сказал:

– Конечно, моя принцесса! – и ушел направо по коридору – к лестнице.

Данеска же вернулась в покои, снова улеглась в кровать и закрыла глаза: слабость одолевала. Впрочем, поспать ей не дали: открылась дверь, и в покои ввалились император и старичок-лекарь.

– Дитя! – воскликнул правитель. – Как же я счастлив, что ты очнулась от мертвенного сна!

Данеска сразу выбралась из постели и склонила голову.

– Божественный, я рада тебя видеть, это большая честь, что ты меня навестил.

Что значит «очнулась от мертвенного сна», предпочла не спрашивать.

Лекарь подошел к ней, потрогал лоб, затем сжал запястье. Хотел что-то сказать, но правитель отпихнул его.

– Иди уже. Бодрящее питье сготовь, а в остальном твоя помощь не нужна. Видишь же, принцесса в порядке.

Врачеватель послушался. Как только за ним закрылась дверь, правитель буркнул:

– Ну хоть что-то моему сыну удалось... Хотя, может, он и ни при чем. Может, он и не вернется...

– Не вернется? – не поняла Данеска. – А где он?

– Уехал в одну из провинций. По делам. Еще несколько дней назад.

– Дней?! Я его вчера видела...

– Милая, вчера ты никого не видела, как и позавчера, – фыркнул император. – Ты дюжину дней спала. Яд тебе подсыпали, а ты, дуреха, не распознала и чуть не умерла! Хорошо, что все-таки пришла в себя. Теперь слушайся лекарей. И еще: отныне лишь одна служанка будет приносить тебе еду и питье. Ни от кого другого ничего не принимай. Ясно?

– Да, божественный, ясно, – пролепетала Данеска.

– Вот и ладно. Отдыхай, набирайся сил, – бросил он и ушел.

Данеска спала дюжину дней? Чуть не умерла? Не верится! Последнее, что помнила, как читала книгу и пила сладкое молоко. Казалось, это было вчера... Неужели в это молоко и подмешали яд?

А что же Ашезир? Ему было совсем неважно, выживет она или умрет? Уехал в провинцию, совсем не думая о ней? Вообще-то понятно, ведь кто она ему? Всего лишь навязанная жена... А все равно обидно. Вот если бы он был между жизнью и смертью, то она, как бы к нему ни относилась, не уехала, даже если Виэльди позвал... Потому что это нехорошо, подло как-то...

Лекарь принес бодрящий напиток, служанка – еду, и Данеска почти забыла о своей обиде.

Почти, да не совсем...

* * *

Вернувшись в столицу и во дворец, Ашезир первым делом ринулся в покои жены.

Данеска сидела на кровати и за обе щеки уплетала какое-то блюдо, со смаком обсасывая косточки.

Он улыбнулся. Удалось! Получилось! Она жива!

– Ты ешь с таким наслаждением, будто пищу богов вкушаешь, – засмеялся Ашезир.

Расплата? Сейчас она казалась чем-то настолько далеким, что в нее едва верилось, она не могла убить радость. Зато ее убили слова Данески:

– Ну и что тут смешного? Я дюжину дней не ела, как мне сказали! А ты вообще-то дружбу предлагал, но сам бросил меня, пока я тут умирала.

Ашезир пододвинул скамью и сел напротив жены.

– Эй, я к жрицам уезжал. Чтобы найти способ тебя спасти.

– А я сама спаслась.

Как бы не так!

– Ты что-то помнишь? Тебе что-то... снилось, пока ты спала?

Данеска передернула плечами.

– Был страшный карлик... он хотел меня убить. Но пришел мой брат и спас от него.

– И все? Больше ничего не помнишь?

– Нет. Разве что... – она скривила губы в ухмылке. – Карлик был таким же рыжим, как ты.

Ашезир усмехнулся в ответ.

– И зачем ты это сказала? Хотела задеть? Знаешь, я предлагал тебе быть если не друзьями, то союзниками, но теперь мне кажется, что ты не готова даже к этому. Что ж... мы будем видеться ночами, пока ты не понесешь сына. Это все, что будет нас связывать.

Расплата? Полюбить степнячку? Как?! Да он ее почти ненавидит!

* * *

В полдень Виэльди въехал в столицу: заставы пропускали талмеридов, стоило сказать, что он – рин-каудихо и у него важное донесение императору. А вот проникнуть во дворец отрядом в тридцать всадников будет непросто... а может, невозможно.

– Йо-ху-у-у! – воскликнул Сарэнди. – Погляжу на желтоволосых дев!

Приятель не знал, какое послание доставили Виэльди. Никто из воинов не знал... И что же, они умрут, так и не поняв, из-за чего? И друг погибнет? Нет! Так не должно быть...

А что должно? Он оставит воинов у дворца, сам отправится к Рыжику, попытается отомстить за смерть Данески, убив его?.. А дальше? Война между Империей и талмеридами? Десятки, сотни погибших родичей? Десятки, сотни изнасилованных дев? Но тогда чем Виэльди умнее людей из клана Самирра, которые давно спят и видят, как бы ввязаться в войну с Шахензи? Лишь власть каудихо их удерживает. Разве должны все талмериды расплачиваться за его, Виэльди, неправильный выбор? За то, что он не выкрал Данеску, не убежал с ней? И теперь она...

...Нет! Нет, она не может быть мертва!

А что будет с Джефранкой? Жена понадеялась на него, доверилась... Если будет война, Хашарут постарается отомстить княгине за обман... И так отомстит, что Джефранка проклянет день, когда поверила Виэльди!

Нельзя убивать Рыжика. Нельзя, даже если Данеска...

...Нет! Она не может быть мертва!

Он просто изобьет Ашезира... сильно изобьет. Войны из-за этого не возникнет, отцы все спишут на юношескую драку. Но Рыжик должен поплатиться хоть как-то! Он ведь обещал беречь Данеску – не уберег!

– Оставайтесь здесь, – велел Виэльди, когда подъехали ко дворцу. – Внутрь я войду один.

Сарэнди разочарованно присвистнул и спросил:

– То есть желтоволосых дев я не увижу?

– В конце медной улицы есть небольшой невольничий рынок, там и своих дев увидишь. Даже купить можешь, если денег хватит. В общем, пока гуляйте, главное, чтобы к закату были здесь.

* * *

Ашезир только вернулся в свои покои, как в дверь постучал стражник и сообщил:

– Мой принц, рин-каудихо Виэльди Каммейра просит его принять.

Ну конечно, он уже прознал о случившемся. Кто бы сомневался, что у талмеридов есть во дворце соглядатаи. Как бы их выявить? Схватят одного, на его месте тут же оказывается другой. И кто придумал байку, будто степняки доверчивы и бесхитростны?

Несмотря на все предосторожности, от Виэльди не удалось скрыть, что сестра – или любовница? – была при смерти. Чего доброго, вот-вот еще и сам каудихо явится!

– Скажи: я приму его, – сказал Ашезир. – Пусть приходит сюда.

Виэльди не заставил себя ждать и почти ворвался в опочивальню. Его глаза сверкали, ноздри раздувались от гнева. Судя по виду, он мечтал убить Ашезира прямо здесь и сейчас. Может, и впрямь собирался?

Ашезир непроизвольно отступил на несколько шагов и уже думал под благовидным предлогом позвать стражника, но не успел. Миг – и Виэльди подлетел к нему. Пальцы рин-каудихо сомкнулись на шее, попытки освободиться от хватки ничего не дали.

– Ты… – прошипел Дикий, которому сейчас как никогда раньше походило юношеское прозвище. – Ты не уберег мою сестру… Обещал – и не уберег!

Вообще-то Ашезир всего лишь обещал ее не обижать, но вряд ли получится донести это до Виэльди. Особенно учитывая, что едва может дышать, не то что говорить. Стоит рин-каудихо чуть сильнее сдавить ему горло – и конец.

Как ни странно, страха не было, а мысли текли спокойно и последовательно. Что ж, кто-то должен сохранять разум, так пусть это будет Ашезир, раз уж Дикий не в себе.

Виэльди вдруг шумно и глубоко вздохнул и, разжав пальцы, отпихнул его от себя.

– Ну наконец-то, – восстановив дыхание, прохрипел Ашезир. – Ты с ума сошел?

Лучше бы он молчал, потому что от его слов чуть успокоившийся Виэльди снова взбесился.

– Да, сошел!

Тяжелый кулак врезался в скулу, Ашезир отлетел и чуть не упал, натолкнувшись на скамью.

Даже когда он был безвестным заморышем в горном лагере, и то пытался отвечать на побои, тем более не мог не ответить сейчас, будучи принцем. Вряд ли Виэльди позволит себя ударить, но стоять и покорно ждать, пока тот снова поднимет руку, тоже нельзя… Что ж, на стороне Ашезира холодный разум, надо этим воспользоваться.

– Она жива, безмозглый ты дикарь! Жива и здорова, слышишь? – воскликнул он и одновременно впечатал кулак в лицо Виэльди.

Тот, ошарашенный новостью, не успел ни уклониться, ни перехватить руку. Не стал он и отвечать на удар. Только потер скулу и тупо переспросил:

– Жива?.. Или ты лжешь?

– Ты хочешь оскорбить меня еще и недоверием? – процедил Ашезир. – Будто мало уже натворил? Нападение на принца даже для рин-каудихо чревато неприятностями. Как бы твоему отцу не пришлось за тебя извиняться перед моим.

Вообще-то за драку в первую очередь влетит Ашезиру... В ушах так и звучали слова отца-императора: «Ничтожество, даже постоять за себя не можешь!» А потом родитель его изобьет. Но Виэльди не знает об этом, поэтому…

– Я могу прямо сейчас позвать стражу, и тебя уведут отсюда связанным.

Дикий приподнял брови, потом усмехнулся и с удивлением спросил:

– Ты мне угрожаешь?

– Да, ты верно понял. Сам подумай: ты ворвался и набросился на принца, ударил ни за что.

– Разве это удар? Даже следа не останется…

С этим можно поспорить – левая скула горит, наверняка будет синяк на пол-лица, придется как-то объяснять его отцу-императору, что-то выдумывать… Ашезир пожал плечами и ничего не ответил.

– Ладно, ты прав, – кажется, к Виэльди наконец вернулся разум. – Весть, что Данеска при смерти, свела меня с ума. Извини. Хочешь, ударь меня еще раз. Только не думай, будто я извиняюсь, потому что струсил. Можешь звать свою стражу, я не стану тебя отговаривать, но до этого позволь увидеть сестру.

Задать, что ли, прямой вопрос, и этим подтвердить или развеять свои догадки?..

– Кто она тебе на самом деле? Сестра? Или любовница? Или и то, и другое?

Виэльди склонил голову набок и прищурился: его отец-каудихо тоже так делал, выражая то ли подозрение, то ли еще что – видать, это семейное... Он не возмутился, не разозлился, да и возражать не стал – молчал, глядя на Ашезира. Неясно, оскорбил Дикого вопрос или, напротив, смутил. Теперь Ашезир не знал, как продолжить беседу и продолжать ли.

Наконец кашлянул и сказал:

– Ладно, я не знаю точно, что тебя связывает с Данеской, только догадываюсь… Но я не забыл, что в долгу перед тобой, поэтому больше не стану об этом спрашивать. Только не думай, что стану воспитывать твоих ублюдков… Иди, повидай ее. Недолго. А потом я собираюсь открыть дверь и... застать вас за беседой, подобающей брату и сестре.

Былой друг лишь на миг отвел взгляд, но этого было достаточно, чтобы понять: выводы были верными.

– Конечно, как еще могут говорить брат с сестрой? – протянул он. – Только как брат и сестра. Но впредь следи за Данеской лучше. Потому что если она умрет, то не будет ни ублюдков, ни твоих наследников, мой принц.

– Я понял, рин-каудихо. Не беспокойся: отныне еду твоей сестре приносит лишь одна доверенная служанка и сама ее пробует. Данеске ничего не грозит. И еще: я не стану звать стражников. Я понимаю, что в тебе говорили гнев и страх за ее жизнь.

– Я благодарен, мой принц.

Вот заладил «мой принц, мой принц». А ведь в прошлую встречу не поддерживал игру... Зато сейчас начал. Похоже, пришел конец былой дружбе. Теперь они лишь союзники, и то на время.

* * *

Смежная дверь между покоями открылась, и Данеска чуть не лишилась сознания. Внутрь вошел не Ашезир – Виэльди! Любимый предатель... Как же она скучала по его лицу, и по этому шраму на щеке, и по темным волосам с вплетенными в них бусинами, по его телу и голосу!

Виэльди!

– Данеска... – прохрипел он.

А дальше мир исчез! Пусть предатель, пусть женат, пусть она замужем! Это все не важно!

Броситься ему на шею, ощутить жаркие, крепкие, нежные объятия!

– Данеска, моя Данеска, – шептал он, гладил по спине и талии и, кажется, едва не плакал. – Я чуть глупостей не натворил, когда думал, что тебя больше нет! Но ты есть... Я хочу, чтобы ты всегда была, всегда жила, даже если не со мной! Потому что ты навсегда, навеки моя, даже если вдали... Даже если я в последний раз тебя вижу!

– Виэльди... Я только твоя, хоть ты и предатель...

Данеска коснулась губами его подбородка, потом щек и губ.

– Сейчас Ашезир войдет, – сказал Виэльди, отстраняясь. – Он догадался... Не знаю, как, но догадался, что мы с тобой... Ты ничего ему не говорила?

– Нет! – воскликнула она. Откуда принц узнал, от кого, оставалось только гадать. Правда, гадать она не стала и махнула рукой. – Ну и пусть знает! Он-то себе ни в чем не отказывает! Иногда я слышу стоны его наложниц! А я ему нужна только ради наследника!

Виэльди сомневался недолго. Несколько мгновений, и с жаром впился в ее губы и целовал с такой страстью и яростью, будто в последний раз.

А может, и впрямь в последний?

Ашезир подошел к двери и до него еле слышно, неразборчиво, но все-таки долетел возглас Данески: «Его наложниц... А я... только ради наследника...»

Он отдернул руку от засова.

Сдержит ли Виэльди обещание? Точнее не так: удержится ли от соблазна? А стоит ли проверять?

Талмериды пока что союзники, будет глупо, если союзу помешает женщина, пусть даже его жена. Чего таить: наложницы, о которых Данеска обмолвилась, и впрямь ему милее.

Клятва, данная отступницам? Вот когда Виэльди уедет, тогда имеет смысл об этом думать. Сейчас же, если Ашезир ворвется в покои жены, то получится, будто он злобный ревнивый муж – тогда влюбить в себя степнячку будет еще сложнее. А уж то, что он обманутый муж, как-нибудь пережить можно. В конце концов, даже ревности нет, а самолюбие... он давно им пожертвовал ради будущего.

Однако с завтрашнего дня служанка начнет поить Данеску нужными отварами, а сам Ашезир месяц не будет к ней притрагиваться... Если потом на месяц раньше срока родится младенец и будет темноволосым – отправится в храм Гшарха или храм Ихитшир.

А вообще-то все просто: если Виэльди не сдержал обещания, если Данеска – распутная жена, он не желает об этом знать. По крайней мере, не сейчас. Степняки каудихо ему слишком нужны – злость, обида и оскорбленное самолюбие не должны мешать выгодному союзу.

Ашезир убедит себя, что между братом и сестрой ничего не было.

Убедит? Да он уверен, что ничего не было!

Но изгоняющие травы Данеске все же дадут. На всякий случай.

* * *

Дожди в Империи прекратились, зато часто шел снег – не мокрый, как обычно бывает в конце осени, а пушистый, хлопьями. Он покрывал землю свежей белизной, искрился в свете дня. Для праздника самое то! На подворье будут пылать костры, а ли-нессеры и дворцовые слуги оденутся так, что будет не узнать, где вельможи, а где прислужники. Нынче придется трудиться только рабам и, конечно, стражникам: нельзя оставлять дворец без охраны.

Ашезир не думал скрывать свое лицо: все равно или рыжие волосы, или фигура его выдадут. Зато отец-император обрядился в Шейшуриза-воителя: шлем, увенчанный орлиными перьями, закрывал голову, лицевые пластины – лицо. Любопытно: когда отец в последний раз выходил в бой? Но ладно, воитель так воитель.

Жена отказалась от праздника. Сказала:

– От тех настоев, что мне дают, мутит и в животе крутит. Я не могу пойти на этот ваш праздник.

– Не зря настой дают, раз мутит, – огрызнулся Ашезир. – А если еще и живот побаливает, так тем более не зря. Раз не хочешь идти на праздник, не иди, я не возражаю. Читай свои книжки.

Хотя зря она не пошла, это ее хоть немного бы развлекло... Конечно, Данеска та еще сука, но все-таки можно ее понять, если постараться. Девчонку увезли из теплых краев на холодную чужбину, выдали замуж за незнакомца, которому она даже не нравится… Неудивительно, что она здесь несчастна и одинока. Ашезир и не целовал ее ни разу, и не говорил по-доброму... С другой стороны, разве можно иначе с той, которая смотрит с ненавистью?

А, ладно! Змееглавец с ней! Главное, что Виэльди уже уехал и можно не опасаться ее измены. Пусть степнячка сидит в своих покоях, раз ей так хочется, Ашезир же будет развлекаться!

Полыхали костры, играли с факелами обнаженные по пояс рабы и рабыни. И тех, и других время от времени уводили господа: сегодня даже женам позволено было блудить, хотя мало кто из них отваживался этим воспользоваться.

Эх, все-таки хорошо, что Виэльди нет, а то Данеску еще дольше пришлось бы поить изгоняющими зельями и не притрагиваться к ней. А наследник нужен... чем скорее, тем лучше, а то отец-император уже злится и во всем, разумеется, винит Ашезира.

Однако хватит портить себе настроение мыслями об отце и жене!

Костры горят, музыканты играют, перебирая струны кифар, извлекая из флейт красивые мелодии, стуча в барабаны и бубны. Мужчины пьют вино, девы танцуют так, что не налюбоваться!

Особенно вон та... Она в черном платье, ее белокурые волосы струятся по плечам, а при движениях развеваются... Она изгибает спину и водит бедрами, будто прямо сейчас предлагает себя взять. Как восхитительно она это делает! Изваять бы этот танец в бронзе! Но холодный металл не в силах отобразить всю страсть и стремительность ее движений! Не передаст от и тепло ее тонкого тела, и нежность кожи, к которой так хочется припасть в поцелуе! Нет, ни металл, ни гипс этого не передадут… Эту красоту можно познать, только если она горячая, живая...

Сорвать бы черное платье с ее плеч, а посеребренную маску – с лица. Чтобы можно было целовать красавицу и в лоб, и в веки, и в щеки, а не только в губы... хотя эти губы, наверное, такие вкусные...

Ашезир жестом подманил одного из рабов и спросил:

– Видишь вон ту, белокурую, в черном платье и серебряной маске? Она танцует, видишь?

– Да, мой господин.

– Хорошо. Я сейчас уйду в свои покои, а ты скажи ей, что принц желает ее видеть и что это приказ. Она должна явиться ко мне до полуночи.

Ашезир разлегся на кровати в предвкушении, что к нему вот-вот приведут красавицу-плясунью. Хотелось бы верить, что она придет по доброй воле, а ее не приволокут стражники. Впрочем, последнее вряд ли: мало кто посмеет не подчиниться велению принца.

Дверь открылась, охранник впустил желанную девицу. Что ж, криков за дверью слышно не было, да и вошла она сама, ее не впихнули. Это хорошо: не придется уговаривать и убеждать...

Ашезир поднялся с кровати и шагнул ей навстречу.

– Твой танец меня покорил. Станцуешь для меня? Только для меня?

Девица прыснула, а потом вовсе рассмеялась. Да как она смеет?!

– С ума сошел? – воскликнула плясунья голосом Данески. – И не подумаю для тебя танцевать! Ты меня умирать бросил! – С этими словами она сорвала маску, а потом и... волосы... парик. – Я-то думала, ты меня узнал и ради чего-то важного пригласил! А ты, оказывается, просто подыскивал себе очередную наложницу?!

Если бы Ашезир не владел выражением своего лица, то, наверное, открыл рот от изумления и вытаращил глаза. А так лишь приподнял брови и сказал:

– Какая приятная неожиданность. Оказывается, моя жена может быть соблазнительной, когда того желает.

На лице Данески отразилась растерянность, и это доставило Ашезиру удовольствие. Она огрызнулась:

– Думай, что хочешь! А я ухожу обратно на праздник.

– Ошибаешься. Ты никуда не пойдешь.

– Что? – она издала тревожный смешок. – Ты сам говорил, что в эту ночь всем свободным позволено там веселиться.

– Так и есть. Но не когда ты – добровольно, заметь! – вошла в покои принца. Пока я не позволю, тебя не выпустят.

– И ты не позволишь, да? Запрешь меня?!

Данеска уже не просто возмущалась – она злилась, ее пальцы подрагивали, и она то сжимала кулаки, то разжимала.

Вот паршивка! Но до чего же весело, оказывается, ее дразнить, и как легко!

– Да, запру. Я твой муж и не желаю, чтобы ты блудила с мужчинами.

Ну, и что ты на это скажешь?

Она ничего не сказала, только оскалилась и, скрючив пальцы, бросилась на него.

Почему он до сих пор думал, что нет никакого удовольствия брать женщин против воли? Если эта женщина – дурная жена, вихляющая бедрами на празднике, но никогда перед собственным мужем, то очень даже... в удовольствие. Пусть знает, потаскуха! Пусть кричит, и стонет, и даже плачет! А потом сидит безвылазно в своей комнате!

Ашезир не позволил ей дотянуться ногтями до лица – перехватил запястья, подсек ноги и, повалив ее на кровать, придавил своим телом.

– Ты никуда не уйдешь, ясно? – процедил он. – Никуда! Я иногда зову в свои покои женщин, которые приглянулись. На этот раз приглянулась ты!

Она билась под ним, пытаясь вырваться. Ее грудь упиралась в его, а бедра прижимались к паху и двигались так, будто она хотела, чтобы Ашезир взял ее как можно скорее. Глупая девчонка... Лежала бы спокойно, как мертвая, и он бы сам скоро остыл.

Вообще-то Данеска не имела права сопротивляться, но, о боги, как она это делала! Пусть бы противилась и дальше, это раззадоривало.

Он сорвал с нее платье, потом впился поцелуем в губы. Она укусила. До крови, сука!

Ладно, он обойдется без поцелуев, ведь есть еще нежная шея, по которой можно провести языком, и прелестные груди с темными сосками, которые так торчат, что невозможно не обхватить их губами...

Данеска охнула, и Ашезир, недобро усмехнувшись, с силой раздвинул ее ноги. Она дернулась под ним и вскрикнула, пытаясь оттолкнуть.

– Бесполезно, – прохрипел он. – Можешь даже плакать, но сегодня я возьму от тебя все, чего до этого не получил!

Какое-то время она еще сопротивлялась, но потом смирилась. Неудивительно, он все-таки ее муж. Хотя яростной она нравилась больше... Нужно бы снова ее разозлить.

Ашезир вышел из горячего лона и, махнув рукой в сторону, нарочито небрежным тоном бросил:

– А теперь давай, станцуй для меня! Я этого желаю. И старайся плясать так, чтобы мне понравилось.

Она должна была разгневаться, это же так очевидно и предсказуемо! А она вдруг сказала:

– Хорошо, – и встала с кровати.

Что паршивка задумала?

А паршивка и впрямь начала танцевать! Полуобнаженная, она изгибала спину, сплетала руки и пела на своем языке что-то печально-красивое.

В чем подвох? – спросил он себя и, не выдержав, повторил вслух:

– В чем подвох?

Не прекращая танцевать, Данеска ответила:

– Ни в чем. Ты же все равно будешь брать меня, когда захочешь. Так хотя бы... – она засмеялась. – Хотя бы восхищайся! Я лучше твоих шлюх.

– Я... восхищаюсь, – пробормотал Ашезир, едва веря своим ушам. – И да, ты лучше. Подойди... ко мне.

Она подошла и, как ни странно, осталась в его постели до утра.

Та восхитительная ночь с собственной женой оказалась первой и, наверное, последней. Всю следующую неделю Данеска хмурилась и не отвечала на ласки Ашезира. Кажется, они были ей неприятны. Он спросил, отчего такая перемена, а она ответила, что перемены нет, просто в ту ночь выпила слишком много вина, к тому же ее любовь снова ее предала.

Пропади пропадом эта дурная степнячка! Единственное и главное, что от нее требуется, чтобы скорее понесла. Изгоняющие отвары Данеска перестала принимать несколько дней назад, когда у нее начались лунные дни. Значит, теперь нужно являться к ней почти каждый день и терпеть ее кислую физиономию. Даже не верится, что та, танцующая и вожделенная, и эта, хмурая и вялая – одно лицо.

– Мой принц! – в покои заглянул стражник, и Ашезир очнулся от мыслей. – Тебя желает видеть божественный. Принцесса уже у него.

– Спасибо. Тотчас же к нему отправлюсь.

Интересно, что на этот раз? Совет был вчера, после него отец уже наградил парой-тройкой пощечин. А сегодня в чем дело? И зачем родителю Данеска?

Ладно, чем быстрее придет к нему, тем скорее узнает.

В покоях отца-императора жена явно чувствовала себя неуютно. Стояла, втянув голову в плечи, а на Ашезира глянула с такой надеждой, будто видела в нем спасителя. Эх, знала бы она...

– Божественный, – Ашезир поклонился. – Ты желал меня видеть?

– Да! – отец шагнул к нему. – Ответь: кто из вас двоих немощен? Почему она до сих пор не брюхатая? – он ткнул в Данеску пальцем.

Ну не объяснять же, что заставил жену на всякий случай пить изгоняющее зелье. Данеска, судя по всему, тоже об этом не сказала, иначе отец не задавал бы вопросы, а сразу встретил кулаками.

– Божественный, еще мало времени прошло, а принцесса долго находилась в гибельном сне. Но я уверен, что скоро боги сменят гнев на...

Император договорить не позволил.

– Мне нужен внук! – рявкнул он и шлепнул его по лицу. – Чем скорее, тем лучше. Может, ты до сих пор не обрюхатил жену, потому что только со шлюхами развлекаешься?!

Отец сжал кулак и отвел руку: сейчас двинет или под ребра, или...

– Божественный! – крикнула Данеска и подбежала к императору. – Он не виноват, не надо его бить!

Что такое? Она бросилась защищать Ашезира?! Вот чудеса!

– А кто виноват? – император повернулся к Данеске. – Может, ты? Я уже и не рад, что женил на тебе сына! От тебя же одни неприятности. Сначала ты, дура, яд не распознала и чуть не подохла, теперь понести не можешь! Я уж не говорю о том, что наверняка все доносишь либо своему братцу, либо папочке!

– Ничего я не доношу! Не надо так говорить!

– Не надо указывать, что мне говорить, а что нет! – рявкнул отец.

Свистнул воздух, раздалась хлесткая пощечина, Данеска отлетела к окну, едва не упав, и теперь прижимала к носу ладонь. Между пальцев сочилась кровь, но этого императору, видать, было мало. Он получил в свое распоряжение еще одну жертву, на которую можно излить злость, и спешил этим воспользоваться.

– Раз муж не научил тебя повиноваться и не перечить, – прошипел он, надвигаясь на Данеску, – так я научу!

– Не трогай ее, сукин сын! – крикнул Ашезир ему в спину.

Что ж, он верно рассчитал: император отвернулся от невестки и его гнев выплеснулся на сына. Ну да Ашезиру не привыкать...

– Что ты сказал, щенок?! Как меня назвал? Да я на тебе живого места не оставлю! На колени, падаль!

Оплеуха, еще одна, потом удар по животу такой силы, что Ашезир согнулся пополам. Разогнувшись же, повторил:

– Не трогай мою жену.

Отец снова ударил, но Ашезир впервые не почувствовал боли. Он вообще ничего не чувствовал, кроме холодной ненависти, вот-вот готовой вылиться в сжигающую ярость.

Он так долго терпел... Может, потому и терпел, что отец не бил его при других… А теперь ударил при женщине! Более того, ударил саму женщину. Его, Ашезира, женщину!

В глазах все поплыло, задрожало. От еле сдерживаемой злости руки тряслись, ноги тряслись, в голове не осталось ни единой мысли...

Император размахнулся снова... но удара почему-то не последовало... или Ашезир лишился сознания... Перед взглядом вращались пятна, становясь то темнее, то светлее, в голове гудело, воздуха не хватало, а правой руке почему-то стало жарко и как-то... мокро.

Проползли или пролетели мгновения, черный туман рассеялся, а разум наконец прояснился – Ашезир еще успел увидеть изумление на лице императора, а потом ненавистные глаза подернулись мутью и остекленели. Кинжал стал тяжелым.

Кинжал?

Ашезир опустил голову: на кисть лилась кровь, клинок по рукоять ушел в живот отца. Да как же это? В голове не укладывается, остается лишь тупо смотреть и медленно, слишком медленно осознавать...

Ашезир. Убил. Императора. Он. Его. Убил.

Это надо же: столько времени планировать убийство, думать, как его устроить, чтобы остаться вне подозрений – и все зря! Все вышло вот так глупо, по-дурацки!

Он вытащил кинжал из отцовского живота, и тело шлепнулось на пол. По темному мрамору расползлась багряная лужа.

Облегчение и дивное ощущение свободы плотно переплетались с цепенящим страхом: будь Ашезир хоть трижды принцем, но открытое убийство императора даже ему грозит если не казнью, то заточением.

Данеска... Сейчас завизжит, глупая, и бросится к двери, и привлечет внимание стражников.

Нет, не визжит... Стоит, не двигаясь, зажимая рот ладонями. Умница! Да только чем это поможет? Все равно, когда отца обнаружат, стражники вспомнят, кто приходил к нему последними...

– Нужно что-то делать с телом... – хрипло шепнула жена.

– Ничего с ним не сделаешь, – так же шепотом ответил Ашезир. – Ты сейчас иди, а я останусь ненадолго. Тогда тебя никто не обвинит.

Она замотала головой.

– Я выходила замуж за будущего императора, я не хочу быть вдовой преступника. Нужно что-то придумать.

– А что тут придумаешь? – если бы шепотом можно было кричать, он бы закричал. – Даже если уйдем через потайной ход, стражники все равно не забудут, что мы входили последние – и не вышли.

Данеска оживилась.

– Здесь есть потайной ход?

– Да. Как и в моих покоях. Да только он ничем не поможет.

– Как это не поможет? Мы хотя бы выиграем время. Наверное, в него не сразу догадаются заглянуть? Тем более о нем же не все знают, правда?

– Правда...

Ну хоть кто-то из них не утратил разум. Данеска помогла ему прийти в себя, и голова снова заработала.

Если спрятать труп отца в потайном проходе, его обнаружат самое раннее завтра, а скорее всего через день или два – когда одному из немногих приближенных, знающих о туннеле за стеной, придет на ум туда заглянуть. За это время можно многое успеть, кое с кем переговорить, да и вина Ашезира уже не покажется столь очевидной. Разумеется, многие вельможи подумают на него, но доказать что-то будет ой как непросто. Мало ли: вдруг некий злоумышленник узнал о тайном ходе и проник с той стороны?

– Ты поможешь перенести тело?

Данеска сглотнула, закивала и наконец осипшим голосом выдавила:

– Да... Деваться некуда.

Ашезир подошел к отцовской кровати: возле нее, за гобеленом, изображающим битву богов со змееглавцами, и находилась пресловутая дверь. Он не сразу вспомнил, на какой камень надавить, перепробовал, наверное, пять или семь. Наконец раздался долгожданный щелчок, образовалась щель, теперь оставалось лишь толкнуть и открыть дверь.

Из туннеля вырвался холодный воздух, ударил по лицу, встрепал волосы и всколыхнул гобелен.

Ашезир вернулся к отцовскому телу, ухватил его за ноги и глянул на Данеску.

– Давай, – шепнул он.

Вместе они доволокли императорский труп до прохода, а там спустили по витой лестнице как можно дальше вниз. Когда поднимались обратно, взгляд Ашезира упал на черно-багровые пятна на стене. Они почти выцвели, но в том, что это следы крови, сомнений не оставалось. Похоже, отец-император использовал тайный ход не только чтобы покидать дворец, не привлекая внимания, но и чтобы незаметно избавляться от врагов...

Ашезир закрыл дверь, разгладил гобелен. Теперь оставалось самое сложное: вытереть кровавую дорожку, которая тянулась от середины покоев до самой потайной двери. Причем вытереть надо было так тщательно, чтобы и капельки не пропустить.

Данеска явно подумала о том же.

– Пол нужно вытереть. Отвернись.

– Зачем?

– А как ты собрался вытирать? Чем? Лучше, чтобы из комнаты ничего не пропало... А на мне нижнее платье... Можно им.

Вопреки безумию случившегося или, напротив, благодаря ему, Ашезиру вдруг стало до неприличия смешно. Правда, смех получился нервным и тревожным. Данеска глянула с возмущением, но этим только еще больше рассмешила. Кое-как Ашезир все-таки справился с собой и умолк.

– Ну, и что тебя развеселило? – прошипела Данеска.

– Да так... Можно подумать, я тебя без одежды не видел.

– Все равно отвернись.

Ашезир пожал плечами и не стал спорить. За спиной послышались шорох и возня, наконец Данеска разрешила повернуться и всучила ему белое льняное платье.

– Вот. Только вытри сам.

– Хорошо.

Убрать кровь так, чтобы и следа не осталось, и впрямь оказалось непросто, однако он справился. Повезло, что отец не любил ковры, иначе никакой потайной ход не спас: кровь впиталась бы в ворс так, что не отмыть.

Ставшее алым платье сожгли в огне камина: сейчас, в начале зимы, он растапливался жарко, пламя гудело, ярилось и быстро сожрало ткань. Теперь надо было вымыть руки. Это они с Данеской также проделали над огнем, хоть и рисковали обжечься – зато вода сразу испарялась, не оставляя лужиц и подтеков.

– Посмотри, на моей одежде есть кровь? – спросил Ашезир.

– На рукавах. Подверни их. И... – она прищурилась, оглядывая его грудь, живот, ноги. – На животе. Но если не присматриваться, не видно... Ты будто намеренно надел этот вишневый кафтан…

Не намеренно. Видимо, сами боги были на его стороне. Может, и дальше помогут?

У Данески кровь оказалась лишь спереди, на краешке подола. Недолго думая, Ашезир отрезал от него полоску шириной в мизинец. Тоже будет незаметно, если не приглядываться, а уж по коридору они постараются пройти быстро.

Вот и все. Теперь, главное, правильно выйти из императорских покоев.

Ашезир и Данеска несколько мгновений смотрели друг другу в глаза, потом одновременно вздохнули и, не сговариваясь, двинулись к выходу.

– Я сейчас буду говорить, а ты, если сможешь, подыграй.

Жена кивнула, и Ашезир, слегка приоткрыв дверь, сказал:

– Принцесса поняла твои слова, божественный.

– Я поняла, – пискнула Данеска.

– Приятного отдыха, божественный.

Наконец они вышли, и Ашезир обратился к стражникам:

– Император желает отдохнуть, просил его не тревожить. – Воины склонили головы, а он, пройдя несколько шагов, отвесил Данеске подзатыльник и буркнул: – Идем. До завтра из комнаты не выйдешь.

Жена правильно отреагировала: всхлипнула и втянула голову в плечи. Но чему тут удивляться? Хоть она и сумасбродная девица, а надо помнить, чья дочь. Император неспроста называл Андио Каммейру то старым лисом, то лживым прохвостом, то распроклятым степняком.

Впрочем, стоило им войти в свои покои и выставить оттуда прислужниц, как от ее самообладания не осталось и следа. Она затряслась, по лицу покатились слезы, а губы искривились. Издав утробный булькающий звук, Данеска прижала ладони ко рту в попытке сдержать рвотные позывы. Не сдержала. Ее вырвало несколько раз, потом она разрыдалась в голос.

– Ну-ну, успокойся, – приговаривал Ашезир, обхватив ее за талию и пытаясь усадить на кровать. – Ты молодец. Все уже закончилось.

– Ничего н-не закончилось, – рыдала Данеска. – Что ты наделал? Ты дурак, т-теперь тебя казнят… И меня заодно!

– Успокойся! – в конце концов он усадил жену, затем сжал ее лицо в ладонях и поймал обезумевший взгляд. – Я все сделаю, чтобы этого не допустить. Я не погибну на плахе – я стану императором. Но для этого мы с тобой должны вести себя разумно. Ну же, возьми себя в руки! Нужно кое-что обсудить.

Кое-как Данеска успокоилась, рыдания стихли, теперь она сидела с покрасневшим опухшим лицом и время от времени шмыгала носом.

– Ну, ты готова выслушать?

Она кивнула, взгляд вроде стал осмысленным. Значит, можно начинать беседу...

Ашезир придвинул табурет, сел напротив Данески и подпер руками подбородок.

– Хочу объяснить тебе кое-что... Я, видишь ли, давно хотел убить отца, но думал сделать это незаметно, чтобы смерть выглядела случайной. Но вышло так, как вышло. Не знаю, что на меня накатило... кровь в голову ударила. Увы, этого уже не изменить. Сейчас надо решить, что дальше делать. Благо, планируя смерть императора, я задумывался, что будет потом и готовился к этому. Так вот: сейчас у меня есть несколько дней, чтобы поговорить с... некоторыми людьми. Императора вряд ли обнаружат раньше, чем через день. Потом ли-нессеры займутся поиском убийцы. Первым делом станут подозревать меня, но доказать мою вину будет непросто. Пока кто-нибудь из них не найдет или не придумает доказательства...

– Зачем?..

– Ну как же, – хмыкнул Ашезир. – Такой удобный повод стать регентом и править от лица Хинзара, младшего принца. Или основать новую династию, если вдруг с Хинзаром что-то случится... наверняка случится. Но слушай дальше. Сначала ли-нессеры будут грызться между собой, выбирая предводителя. Потом объединятся против меня, обвинят в убийстве и созовут совет-судилище. Однако это случится где-то дней через десять после того, как тело императора обнаружат. Время на моей стороне, – Ашезир вдруг потерял взгляд Данески – она смотрела куда-то вдаль. – Эй, ты слушаешь?

– Да слушаю я, слушаю, продолжай, – ответила она.

– Хорошо. Так вот, я должен успеть переговорить с теми из вельмож, кому выгодно меня поддержать. Их немного, но они есть. И еще мне понадобится твой отец и его воины. Жаль, что каудихо не приехал, когда узнал, что ты при смерти...

– Он ехал вроде... Но Виэльди добрался раньше и тут же послал навстречу отцу гонца. Сказать, что опасности уже нет...

– Вот я и говорю: жаль... Если тогда он передумал приезжать и вернулся в Талмериду, то теперь может не успеть добраться сюда. Но вдруг?

– Зато Виэльди еще в Шахензи, а с ним его воины. Немного, но он может отправить гонца в это свое княжество и позвать еще. Адальгар ближе Талмериды.

– И где же именно сейчас твой брат?

– Он собирался остановиться в старой столице, у ли-нессера Ширая.

– Вот как? – Ашезир усмехнулся. – Теперь ясно, кто из вельмож за спиной императора имел какие-то дела с каудихо.

– Ничего такого, – отрезала Данеска. – Не заставляй меня жалеть о том, что сказала. Этот ли-нессер просто знакомый

– Ладно, не злись. Тем более сейчас это даже к лучшему. Раз ли-нессер Ширай заодно с каудихо, а каудихо пока выгодно видеть меня на троне, значит, у меня появился еще один негаданный союзник. Хотя неудивительно: у Ширая были свои счеты с императором. А еще у него есть воины...

– Да зачем тебе воины?! Ты что, междоусобицу решил устроить?

– Ни в коем случае. Но во дворце они пригодятся, если вельможи решат устроить переворот, в чем я ни на миг не сомневаюсь. Поэтому мне нужно, чтобы ты сейчас написала письмо рин-каудихо и отправила с ним верного посланника.

– Я?! О чем это ты?! Какой такой верный посланник?

– Не прикидывайся, – Ашезир махнул рукой. – Все равно не поверю, будто такового нет. Кто-то же донес твоему брату об отравлении? И уж конечно твой отец хотя бы на одного из соглядатаев тебе указал... на случай, если ты что-то важное узнаешь или услышишь. Сейчас не время притворяться, ну? Отправь этого человека к Виэльди. Твоим словам рин-каудихо скорее поверит, чем моим. Сделаешь это?

– Хорошо… – сдалась Данеска. – Если ты обещаешь...

– Обещаю! Не сделаю твоему посланнику ничего дурного – всего лишь отправлю в... ну откуда он там родом? Невеликая жертва за то, чтобы мы с тобой стали императорами.

– Пусть мне принесут пергамент и чернила. Но... сначала это, – она кивнула на жижу с остатками еды, увязшими в ворсе ковра. – Нужно, чтобы убрали, но... как объяснить, почему это вообще... Вдруг рабы что-то заподозрят? А потом начнут болтать.

Ашезир рассмеялся:

– Я тебе скажу, что они заподозрят: или что тебя снова отравили, или что ты беременна. Лучше второе, поэтому постарайся выглядеть довольной.

Стоило Ашезиру вспомнить об отравлении, и в голову пришла неприятная мысль: император последние недели всеми силами пытался выяснить, кто подсыпал Данеске яд. Судя по его намекам и довольному виду, почти выяснил... Увы, с Ашезиром своими догадками почти не делился. Как теперь узнать, кого подозревал? А оставлять это просто так тоже нельзя: те, кто пытался избавиться от принцессы один раз, могут попробовать и второй, и третий. Проклятье! Все же не вовремя он убил отца...