Данеска уже больше недели лежала без движения, даже лицо словно окаменело. Дыхание было редким, поверхностным, еле слышным. Иногда казалось, будто отрава сделала свое дело – убила жертву. В такие мгновения Ашезир подлетал к жене, прикладывал к ее груди ухо, и только заслышав слабые удары сердца, ненадолго успокаивался.
...Вот тебе и династический брак, отец-император... Хотел до времени укрепить союз со степняками? Но если Данеска умрет, вражда с их каудихо начнется куда быстрее, чем она случилась бы, не будь пресловутой свадьбы.
От лекарей пользы не было: хоть они боялись угроз императора и казни, а сделать ничего не могли, только на разные лады повторяли: свежий воздух, бодрящее питье и – ждать.
Их ответы Ашезира не просто не устраивали – злили, но придумать чего-то другого он все равно не мог. А ведь смерть жены станет угрозой и для него... Без Данески из клана Каммейра и без наследника он отцу не больно-то нужен: как бы правитель не решил избавиться от неугодного сына.
В последнее время Ашезир редко видел императора: тому каждый день сообщали о состоянии принцессы, но сам он в ее покоях не показывался. Хотя, как выяснилось, напиток Данеске давали по его приказу.
Когда Ашезир узнал об этом, то не сдержал гнева. Явился в покои отца и выпалил, не подумав:
– Ты давал ей яд? Зачем тогда женил нас, если думал сразу ее убить? Тебе что, нужен был повод для войны с Каммейрой? Путь полегче не нашел?
Тут же схлопотал удар в бок.
– Совсем дурак? – рявкнул отец и отвесил еще и оплеуху. – Какая мне выгода от ее смерти? – кажется, в этот раз император бил сына скорее по привычке, чем из злости. По крайней мере, дальше он заговорил спокойно и будто рассуждая сам с собой: – Я велел давать ей молоко с женскими травами, повышающими плодовитость. Кто-то узнал о моем приказе, о напитке… Понял, что ни у стражников, ни у служанок не возникнет подозрений, и воспользовался этим. – Он прошел к окну, постоял, глядя куда-то вдаль, затем вернулся вглубь комнаты и, усевшись в деревянное кресло, забарабанил пальцами по подлокотнику. – Вопрос: как узнал? Либо это кто-то из приближенных ли-нессеров, либо кто-то случайно услышал болтовню слуг... И еще он имел своего человека на кухне. Мальчишка-поваренок пропал? Пропал. Не удивлюсь, если его тело рано или поздно выловят рыбаки ниже по течению Каахо...
Что ж, сомневаться в словах отца повода не было: от смерти Данески ему и впрямь никакой пользы, зато вреда сколько угодно.
– Божественный, это явно кто-то из влиятельных вельмож... – Ашезир склонил голову и уставился на гладкий мраморный пол. – Ведь и одну из служанок убили... прямо в темнице. Не иначе, она что-то знала. А стражник, сам подумай, и после пыток клянется, будто ничего не видел... Кто еще смог бы такое устроить, если не приближенный ли-нессер?
– Не держи меня за глупца, – процедил император и, поднявшись, угрожающе надвинулся на Ашезира. – Я и так всеми силами пытаюсь выяснить, кто меня предал. Никому не верю, ни с кем не делюсь догадками, кроме Рашиза и тебя.
Ну тогда понятно, почему отец вдруг начал хоть что-то рассказывать, а не отмахиваться, как обычно. Даже божественному нужно с кем-то советоваться, а вне подозрений только сын и главный военачальник – друг детства, который к тому же вернулся в столицу лишь несколько дней назад и после многомесячного отсутствия.
Впрочем, сейчас Ашезира не слишком волновало, кто отравил жену и зачем: куда важнее было, чтобы она выжила, ведь от этого зависела и его судьба...
От безысходности он даже подумывал обратиться к жрецам, колдунам... Какая нелепость! Не то чтобы он совсем не верил в силу богов и духов – верил, но как-то не всерьез. Расчудесных историй наслушался много – и страшных, и забавных, – да только сам ни разу ни с чем таким не сталкивался. Однако сейчас любой самый невероятный путь, самый безумный, дарил пусть хлипкую, но надежду.
На девятый день беспробудного сна Данески к Ашезиру по его приказу-просьбе явился верховный жрец Гшарха Тируш – старик с рассеянным мутным взглядом. Следом пришла верховная жрица Ихитшир Шиа – горделивая женщина с проседью в черных волосах.
Тируш, кажется, совсем выжил из ума: с бессмысленным выражением лица оглядывал оружие на стенах, ковер на полу, самого Ашезира, сидящего в кресле, но ни на чем не задерживал взгляд. Наконец забормотал:
– Дух принцессы будет вкушать плоды в долине Вечных садов и, насытившись, возродится в новой плоти. Не о чем горевать.
Шиа отстранила его и сказала:
– Прости, мой принц, богиня-мать могущественна, но не способна вернуть из-за грани, когда древо жизни спит.
Это она о противоядии, конечно. Да Ашезир и сам знает, что сейчас от древа Ихитшир толку нет.
– Что, совсем ничего нельзя сделать? – спросил он, поднимаясь с кресла. – И где же могущество богов? Где ваше могущество?
Старик промолчал – нужно было звать не его, а одного из преемников: те еще в здравом уме, к тому же наверняка спят и видят, как бы поскорее занять место старца. Может, расстарались бы, придумали выход... От Тируша же пользы нет...
Ашезир приблизился к верховному жрецу, наклонил голову в знак почтения и сказал:
– Благодарю тебя, славный делами и мыслями, за мудрый совет. Я больше не смею отвлекать тебя от твоих забот, ведь кто я против великого Гшарха? Разве могу посягать на время его служителя?
Тируш ушел, и Ашезир обратился к Шиа.
– Ну а ты? Неужели и у тебя нет никаких мыслей? Ну должно же быть хоть что-то... Как ее разбудить?
Женщина отвела глаза, покусала губы, несколько раз сжала и разжала пальцы, лишь затем тихо, осторожно ответила:
– Есть отступницы... Они знают, как проникнуть за грань, они умеют отправлять туда, но...
– Но? – Ашезир в ожидании приподнял брови.
– Они требуют за свое знание и помощь немалую цену. Ее не каждый способен заплатить... Если не удастся, то дух несчастного останется в плену у отступниц до тех пор, пока жива хоть одна из них.
– Что еще за отступницы? – он поморщился и мотнул головой. – Никогда не слышал.
– Среди непосвященных они известны, как дочери ночи.
Дочери ночи... В голове всплыл отрывок из детской песни-страшилки:
Ночь темна, но смерть страшнее ночи,
Пляшут во мраке ее жуткие дочери,
Скрючивши пальцы, тянут их к плоти,
Если дотянутся, схватят – и в клочья!
После этих слов всем полагалось убегать от мальчишки, изображавшего злобную ведьму. Ашезир, будучи принцем, не участвовал в незатейливых забавах детей прислуги и рабов, но видел их неоднократно.
– Разве они не сказка, эти дочери ночи?
– То, что болтает о них чернь, сказка, они сами – нет.
– Правда? – с трудом верилось, но, надо думать, верховная жрица лучше знает.
– И что, они умеют оживлять людей?
– Нет, мой принц! – Шиа округлила глаза. – Этого никто не умеет, даже боги! Смерть и судьба сильнее их. Боги и отступницы всего лишь могут вернуть человека, пока тот еще не перешагнул черту, пока он на грани, между нашим миром и тем. Но, увы, боги помогают не по людским молениям – по собственному разумению, а отступницы требуют слишком высокую плату...
– И как мне найти этих отступниц? В сказках говорится, – Ашезир усмехнулся, – что они живут в лесу под корнями елей.
– Мой принц, – Шиа покачала головой, – я тебе не советую... Это опасно.
– Зачем тогда рассказала о них? Теперь давай уж, договаривай.
– Ох, твоему божественному отцу это не понравится... – прошептала жрица.
– Я сам с ним договорюсь, не волнуйся.
Кто-кто, а уж император не станет возражать. В лучшем случае он получит обратно и невестку, и сына, в худшем – ничего не потеряет. Ведь если бездействовать, Данеска умрет, а без нее жизнь Ашезира в глазах отца ничего не будет стоить.
– Ну, отвечай, где их найти?
– В Слепых холмах.
– Но это же... – Ашезир запнулся. – Это же посреди болот...
– Да. Но кое-кто из местных жителей знает ход.
– Ладно... допустим. Сам я туда как-нибудь доберусь. А с ней как быть? – он кивнул на дверь, ведущую в комнату Данески. – Нужно будет, наверное, что-то с носилками придумать?
– А принцесса там ни к чему, – жрица покачала головой. – Ведь просьба будет твоя, значит, и расплачиваться будешь ты. От нее же достаточно капли крови на платке.
– Тем лучше. Но ты отправишься со мной. Я должен быть уверен, что это не ловушка и не обман.
– Хорошо, – она на удивление быстро согласилась. – Но только до болот. Дальше тебе придется идти с проводником. Можешь оставить со мной своих людей, если не доверяешь.
– Так и сделаю, – бросил Ашезир и задумался: откуда жрица так много знает о дочерях ночи, если они – отступницы, скрываются в болотах и вообще чуть ли не байка? Пожалуй, стоит поинтересоваться. – Ты, видимо, сама когда-то к ним обращалась? Так?
– Да! – она вскинула горящий гневом и болью взгляд. – Обращалась!
– И чем расплатилась?
– Жизнью моего... сына. Но я не знала... до последнего. Зато сейчас могу предостеречь тебя, принц.
– Что же ты просила, и как умер твой сын?
Шиа приосанилась и отчеканила:
– На этот вопрос я не обязана отвечать даже божественному. А тебе тем более.
– Хорошо, извини. – Он и впрямь спросил лишнее, жрица права. – Так ты мне поможешь? Подскажешь, что взять с собой, куда и как идти, где найти проводника?
– Если ты твердо решил, если божественный не будет против, то у меня нет выбора. Так? – усмехнулась Шиа.
– Так.
– Я помогу, мой принц.
...Не верю, что я это делаю. Зачем? Наверняка наткнусь на безумных старух, у которых от болотных испарений рассудок помрачился...
Ашезир с десятью всадниками и жрицей ехал вдоль Зирхи – оттока Каахо. Речка, больше напоминающая ручей, была мутная, заляпанная ряской, ее берега поросли осокой и рогозом; ниже по течению она впадала в огромное болото и, растворяясь в нем, едва колыхала коварную топь. Коварную настолько, что если не знать о ней, то немудрено погибнуть: болото походило на зеленую поляну, поросшую нежной, несмотря на осень, травой и крошечными бледно-синими цветами. Тонконогие серые пичуги скакали по «лужайке», длинными клювами вылавливая насекомых. Они легки, эти птахи, но стоит человеку поверить, будто перед ним земля – и прожорливая топь с голодным урчанием проглотит несчастного.
Благо, Ашезир знал, как обманчиво это позолоченное солнцем великолепие, знали об этом и его воины.
Народные байки говорили, что пока Слепое болото не замерзнет, там можно встретить прекрасных златовласых дев – обнаженные, они выглядывают из-за травы и кажется, будто трава им по пояс. На самом же деле у дев лягушачьи лапы, и эти лапы погружены в гнилую воду. Упасите боги поддаться искушению и броситься к нечистым девам...
Посреди топи – Слепые холмы. Их так прозвали не только из-за названия болота: просто в хмари, днем и ночью стелящейся вдали, они были видны лишь изредка. Многие люди даже не верили, что холмы и правда существуют.
И о каких проводниках говорила жрица? В этих гиблых местах нет и крошечных селений!
– Тут никто не живет, – сказал Ашезир. – Мы не встретили ни одной хижины, ни одного человека.
– Так кажется, – ответила Шиа. – Просто надо знать, где искать.
– И где же? Ты знаешь?
– Конечно. Иначе не привела бы сюда. Если подождешь, если веришь мне, то я сейчас уйду, но вернусь с проводником.
– Верю. Тебе невыгодно меня обманывать, иначе не сможешь остаться верховной жрицей.
– Разумные мысли, – хмыкнула Шиа и пошла прочь: скоро ее силуэт растворился в серой пелене.
Прошло не меньше часа, день перевалил за полдень, и наконец вдали показались две фигуры. То были Шиа и... какой-то отрок. Чумазый, босой, в драной грязной одежде и с растрепанными волосами. Это и есть проводник? Ашезир представлял себе если не старца, то зрелого мужчину, а тут... мальчишка.
Жрица подтвердила его догадки.
– Это Хир, – она указала на оборванца. – Он знает тропы, он тебя проведет.
– Ты сможешь? – Ашезир глянул на мальчишку. – Уверен?
– Тебе же к чернушкам надо, а, господин? К ним-то могу, постоянно туда мотаюсь. Травки у них расчудесные беру, а им отдаю то куру, то зерно.
– Ну так проведешь?
– Ага. За монетку, за золотую, – он вытянул ладошку.
– Получишь, когда на месте будем, и даже две. Столько же за обратный путь.
– А-а, ну так это если ты от них выберешься! – мальчишка хитро прищурился. – Поэтому, когда доведу – сразу гони четыре монеты. А уж если смоешься оттуда, то за обратный путь обойдусь одной. Честное слово: сутки буду ждать, чтобы ты вышел!
– Вот как... Ладно. Жди двое суток. На всякий случай. Тогда получишь еще больше.
– О, да ты богатый господин! – Хир выпучил глаза. – Такие сюда редко забредают.
– Ну так порадуйся своей удаче и идем.
...Что я делаю? Зачем? Наверняка это какой-то обман... На что только не идет человек от безысходности – и всегда находятся те, кто этим пользуется... Жрице наверняка тоже есть какая-то выгода, просто я пока о ней не знаю... Повернуть назад? Нет... Надежда – ядовитая тварь, она не отпустит.
Смрадные испарения забивались в ноздри, ноги по голень утопали в зловонной жиже, а вокруг все так хлюпало и пузырилось, будто вот-вот из топи вынырнет склизкое чудище и утянет на дно. Куда ни кинь взгляд, везде обманчивая лужайка, а дальше – туман. Никаких холмов. Есть ли они вообще, существуют ли?
Ашезир споткнулся, увяз локтями и коленями в бурой гнили, чуть не окунулся в нее лицом. В нос ударила такая вонь, что он зачихал и начал задыхаться. Не хватало сил даже чтобы встать: справиться бы с удушьем...
Ничтожество! Как он рассчитывал перебраться через болото? Даже с провожатым? Он? Который и в столице, среди каменных домов, зачастую ни на что не способен?!
Хир приподнял его за плечи.
– Господин-господин, – затараторил он. – Вставай! А то нитхи вглубь утянут и тебя, и монетки твои. Вставай! Вот, прижми к лицу, – мальчишка сунул ему под нос какую-то тряпку. – Дух здесь тяжкий, это я привык, а ты берегись. Дыши через ткань.
Кое-как Ашезир успокоил дыхание и, хоть с трудом, сумел встать. Тряпка и правда помогла: теперь вонь казалась не такой ядреной.
– Кто такие нитхи? – прогнусавил он.
– Ну как же? Правда не знаешь? Болотные человечки. Маленькие такие, серо-зеленые. У них на головах венки из девичьих кос, на груди бусы из человечьих зубов, а в руках дубины из людских ребер. И вот когда путник пялится в болото, нитхи его сразу видят – и набрасываются, утягивают вглубь, а там забивают костяными дубинками. Потому никогда нельзя зыркать в топь долго. Хорошо, что я с тобой. Идем. Больше не падай.
– Идем... – пробормотал Ашезир и старался больше не смотреть под ноги долго: байка байкой, но здесь и сейчас в нее верилось.
Он глядел на ноги Хира, пытаясь ступать след в след, и не сразу заметил, как земля стала тверже, а дорога поползла вверх. Когда же сообразил, то обомлел: до последнего мгновения сомневался, что пресловутые холмы существуют.
– Мы что... Мы пришли? – выдохнул он. – Это... это же холм?..
– Ну да, – фыркнул мальчишка. – А разве ты не сюда хотел? Слепые холмы. Их два, я привел тебя на главный, на нем самая сильная чернушка живет, остальные ей служат. Тащись теперь наверх. Там стражница будет, скажи ей, зачем пришел. Только имя свое не говори.
– Ладно... – протянул Ашезир и двинулся дальше.
– Эй! – окликнул Хир. – А монеты? Монеты гони! Вдруг не вернешься? А я с тобой не из собственной дури возился, а ради монет! Давай!
Ашезир совсем запамятовал, что обещал провожатому четыре золотых. Неплохо местные устроились – на эти деньги и коня можно купить, хоть и плохонького. С другой стороны, вряд ли так часто попадаются дурни, согласные платить золотом...
Он пошарил в поясном кошеле и сунул мальчишке монеты.
– Держи. Если дождешься, еще получишь.
– Два дня подожду, – осклабился Хир. – А может, и три. Чего бы ни дождаться? Вода есть, – он кивнул на болото, Ашезир поморщился. – Брюхо тоже найду, чем набить. Птахи тут непуганые и вкусные даже всырую.
Бр-р... Впрочем, у местных жителей, наверное, свои предпочтения.
– Ну, пожелай удачи.
– Хе, удача здесь ни гроша не стоит. Проваливай уже, богатый господин. Надеюсь, вернешься и дашь еще монет.
Не было смысла что-то говорить в ответ, и Ашезир пошел вверх по холму. Надо же! Они и впрямь существуют! Посреди болота!
Он еще не добрался до вершины, а путь преградила девица: черноволосая, тщедушная, на вид лет четырнадцать, не больше.
– Зачем пришел? – спросила она.
– Хочу увидеть вашу главную.
– Зачем пришел?
Ашезир попытался обойти ее, не отвечая, но... сколько ни шел, оказывался на том же месте. По-прежнему перед ним возникала чернявая девчонка, восклицающая: зачем пришел?
Ответить? Ничего другого не остается... Похоже, он столкнулся с колдовством, и дочери ночи правда способны на многое.
Надежда всколыхнулась в душе, разгорелась, подобно костру в праздник весенних ночей.
– Я хочу вернуть свою жену в наш мир, пока она не ушла в тот.
– Она еще не перешла черту?
– Нет. И не должна перейти. Поэтому я здесь.
– Хорошо, – проворковала девчонка. – Можно попробовать, но назови свое имя.
В памяти всплыли слова мальчишки: «Только имя свое не говори».
– Мое имя не имеет значения. Важна только жизнь моей жены.
– Хитрый, – девчонка хихикнула. – Я пропущу тебя, если ты готов заплатить.
– Чем заплатить? Как?
– Не знаю, – она пожала плечами. – Ты либо готов, либо нет. Если нет, то уходи, пока не поздно.
Ясно: расплата будет суровой. У Шиа они забрали сына... Что же заберут у Ашезира? Кого он любит? Мать? Скорее питает к ней просто нежные чувства: сложно любить по-настоящему, если с десяти лет видел ее лишь два-три раза в год. Брата любит, но тоже не так, чтобы до безумия. Значит, его заставят заплатить по-другому... Как?
Ладно, пока не важно. Плату можно принести потом, а сейчас, если Данеска умрет, то и Ашезир не жилец: собственный отец может казнить его, обвинив в гибели жены. Даже если Ашезир опередит императора – убьет его, – то на поддержку Каммейры уже можно не рассчитывать. Так и так получается: если степнячка погибнет – Ашезир окажется если не мертвецом, то заключенным в каком-нибудь замке на задворках Шахензи.
– Я готов! На все! Пусти!
– Проходи, – сказала девчонка. – Как дойдешь... сам поймешь, куда идти дальше.
Он и впрямь понял. А чего тут не понять? Вершину холма окружали огромные черные камни, в середине высился то ли дом, то ли храм: приземистый, неказистый, а вокруг торчали глинобитные хижины.
Ашезир двинулся в низкий дом-храм. Вошел и... никого, ничего не увидел. Лишь голые стены и голый пол...
Нет. Не совсем пол, не совсем голый: вниз уходила лестница. Вглубь холма! Немыслимо!
Он двинулся по ней: а куда деваться? Раз уж пришел и заранее согласился на все, то глупо отступать. Дыхание перехватывало, желудок скручивало от страха, сердце билось так, что казалось, будто не выдержит бешеного ритма и остановится. Ноги подкашивались, в нос били запахи земли, сырости, дыма, но Ашезир по-прежнему спускался ниже и ниже, считая ступеньки. Десять, двадцать, двадцать пять... На сороковой лестница закончились, он оказался в комнатушке, посреди которой полыхало пламя – дым уходил в отверстие в стене, но не полностью, часть его все же заполняла помещение. Над костром висел котелок, в котором что-то бурлило. Из тени выступила женщина. Ее белокурые волосы струились по плечам, ниспадая почти до пола, ярко-синие глаза даже в полумраке пронзали насквозь.
Снова Ашезир ошибся в предположениях: думал, его встретит старуха, а встретила молодая красавица.
– Чего ты хочешь? – спросила она и шагнула вперед. – Зачем пришел? Кто ты?
– Я хочу вернуть жену.
– Кто ты?
Только имени своего не говори...
– Человек.
– Ты готов заплатить, человек?
Она еще приблизилась, и отсветы костра упали на обнаженные ноги... Стройные, прекрасные, которые хотелось гладить, целовать, а потом приподнять короткую тунику из синего льна и...
– Желаешь меня? – спросила красавица. – Получи же, я твоя! – ее пальцы заскользили по соблазнительной груди, животу, потом нырнули между ног.
О, проклятье! Нет-нет-нет! Это какое-то наваждение! Не за этим он здесь!
– Верни мою жену! Можешь? Если нет, я уйду.
– А зачем она тебе? – прелестница обнажила груди. – Останься со мной. Ты такой... вожделенный...
Детский стишок:
«...Если дотянутся, схватят – и в клочья.»
Ашезир никогда не обманывал себя: он не из тех мужчин, которых просто так, не зная, что он принц, вожделеют женщины.
Здесь явно какой-то подвох. Наваждение, хитрость, обман... Эту сладкую нельзя брать... Но так хочется, сил нет! Намотать бы золотые кудри на свою руку и... Нет! Нельзя!
– Мою жену верни! И не крути передо мной своими прелестями... Жену верни! Она мне нужна, ты нет.
– Как скажешь.
Красавица пожала плечами и мигом перестала быть соблазнительной. По-прежнему оставаясь молодой и красивой, она больше не вызывала жгучего желания. Ашезир вздохнул с облегчением.
– Иных просителей от соблазна спасает любовь, – протянула женщина и уселась у очага. – А тебя что спасло? Неверие в себя? Ты думаешь, будто никто не может тебя пожелать, правда?
– Ты вернешь мою жену или нет?! Ответь наконец!
– Я не пойду за ней, – красавица помотала головой. – Но могу тебя отправить. Если ты готов и, если у тебя есть ее кровь.
– Ну так отправляй!
– А ты знаешь, что можешь не вернуться? А если вернешься, то придется заплатить?
– Какова плата?
– Пока не знаю, – она усмехнулась. – Для начала вернись, а там увидим... Плата может быть любой: ты заранее должен согласиться. Ты должен быть готов на любую жертву. Если не готов, то уходи, пока можешь...
Неясно, чего потребуют дочери ночи, но ведь расплата грозит лишь потом… К тому времени он что-нибудь придумает.
– Я ведь уже сказал, что на все готов. На расплату тоже.
Может, и не будет никакой расплаты... Неизвестно же, правда дочери ночи сильные колдуньи или так, по мелочи пакостят. В конце концов, сын Шиа мог умереть случайно, как умирают десятки, сотни других сыновей, просто жрица связала это с отступницами...
– Твои слова – твой зарок и твоя беда. Дай мне ее кровь.
Ашезир отдал льняной кусочек, на котором темнела кровь Данески.
Женщина на миг опустила его в огонь, но тут же выхватила.
– Пламя познало ее вкус, но теперь ты держи ее кровь, – она всунула обугленную ткань в руку Ашезира. – Не выпускай, что бы ни случилось, иначе не найдешь ее.
Он скомкал ткань в ладони.
– Не выпущу.
– Теперь подойди к огню и наклонись над котлом.
Ашезир послушался. Ох, сожри змееглавцы! Такой едкий смрад!
Женщина полоснула ножом по его запястью и сказала:
– Твоя кровь – твоя клятва. Ты заплатишь...
Ядовито-гнилостная вонь ударила в ноздри, пронзительные завывания главной «чернушки» – в уши. В голове загудело, зазвенело, перед глазами все расплылось, подернулось мутью, помещение исчезло и вокруг заклубился туман.
Будто издалека раздался голос:
– Иди прямо, не сворачивай, не теряй ее кровь, не оборачивайся и не пугайся, даже если встретишь себя... Ты можешь себя не узнать. Ты можешь ее не узнать. Если узнаешь – вернешься. Если нет – застрянешь… Если умрешь там, если поверишь в свою смерть – умрешь и здесь. Иди же!
И он пошел – в туман, во мглу. Под ногами колыхалась вязкая, как кисель, жижа, над головой была она же, а вдали стелилась сизая хмарь.
Чем дальше Ашезир шел, тем явственнее проступали очертания земли и деревьев. Правда, и трава, и сосны, и небо казались бесцветными и полупрозрачными.
Они не должны быть такими!
Он чуть не побежал обратно, подальше от серого марева, но тут левую руку обожгло, будто огнем. Данеска! Он должен найти ее и вернуть, вытащить из сумрачного мира!
Но как? Самому бы не застрять здесь... Вокруг тени: колышутся, вот-вот обовьют щупальцами, схватят и пленят. А впереди ничего, только молочно-серая зыбь.
Вперед. Идти вперед. Никуда не сворачивать.
Шаг. Еще шаг. Медленный, будто идешь по грудь или шею в воде. Впереди по-прежнему ничего...
Или... что-то проявляется... Ближе, ближе... Это овраг. Нет – бездна, пропасть, а через нее перекинут ствол дерева, такой тонкий, что кажется, будто вот-вот хрустнет и переломится, как сухая ветка. Но сказано было: не сворачивать, да и кровь Данески тянула вперед. Значит, нужно туда, через пропасть. Главное, не сорваться, а если все-таки... то не поверить в смерть... Легко сказать – сложно сделать.
Ашезир приблизился к кромке оврага-бездны – и путь преградил карлик. Худой, тщедушный, запястья, как хрупкие веточки, трясутся, словно на ветру.
– Помоги мне, – пискнул карлик. – Перенеси меня.
Как правильно поступить здесь, на грани? Перенести его? Или сбросить в пропасть, чтобы не загораживал путь?
– Помоги мне... Спаси меня.... – снова запричитал карлик. – Перенеси на ту сторону. Помоги! Сам я боюсь...
– Кто ты?
– Не знаю. Помоги мне.
Вот проклятье! Зачем ему этот карлик? С другой стороны, если он появился, то, наверное, неспроста. Вдруг пригодится? Тем более он такой маленький, что от его веса ствол дерева не должен треснуть. Вот из-за Ашезира может...
– Ладно, забирайся ко мне на спину.
Тому не пришлось повторять дважды: он залез на него и вцепился в плечи.
– Давай, перенеси!
Вот наглец!
Ствол дерева хрустел над бездной, Ашезир обхватывал его ногами и, помогая себе руками, продвигался вперед. Вставать и не думал, вниз старался не смотреть, но от страха все равно мутило и бросало то в жар, то в холод.
Наконец пропасть осталась позади, но неприятности не закончились. Туман впереди сгустился, обрел очертания, приблизился – и вот уже перед Ашезиром стоял человек...
Не просто человек, а собственное отражение. Только взгляд у двойника был другой – колючий, холодный, злой. Но, может, глаза Ашезира так и выглядят со стороны?
– Зачем тебе жалкий карлик? – процедил двойник. – Избавься от него. Выбрось.
Ашезир стряхнул с себя карлика, затем приподнял за шкирку и – обомлел. У коротышки были такие же, как у него, рыжие волосы, серые глаза, и смотрел он с тем же настороженным выражением, какое Ашезир часто видел в зеркале.
– Убей! – велел двойник.
– Не убивай! – пискнул карлик.
Ашезир переводил взгляд с него на двойника и обратно, наконец спросил:
– Зачем его убивать?
– Он жалкий. Он мешает. Избавься.
Нет... Как ни странно, но карлик слишком напоминал Ашезира. Вдруг, убив его, он убьет себя?
– Не хочу, – он пожал плечами. – Мне это не надо.
– Тогда я убью, – двойник вытащил меч и двинулся вперед.
Карлик завизжал, спрятался за спиной Ашезира, вцепился пальцами в подол его рубахи.
– Уйди! – двойник оскалился и взмахнул мечом. – Иначе и тебя уничтожу!
Ашезир тоже достал меч: как же мучительно, и страшно, и странно стоять напротив второго себя и готовиться к бою. И ради кого? Ради карлика?! Бред!
Впрочем, и весь этот мир бред.
Ашезир взмахнул мечом – и тут же все исчезло, растворилось в непроглядном тумане. Больше не было ни двойника, ни карлика, а потом приблизилась земля... если можно так назвать клубящееся у ног марево. Меч вдруг стал неподъемным, Ашезир выпустил его и мимолетом глянул на свои руки.
Что это? Что такое?
Тоненькие запястья, длинные хрупкие пальцы с загнутыми ногтями... В ужасе он провел ладонью по своему лицу и нащупал крючковатый нос...
Нет-нет-нет, не может быть, чтобы он сам превратился в карлика! Надо было убить его, как советовал двойник! От злости на глаза навернулись слезы, из груди вырвался крик. Что теперь делать? Если он и найдет Данеску, она не узнает его в теле этакого уродца!
Поздно сожалеть о сделанном выборе, это не поможет: нужно идти дальше, а там видно будет...
Он сделал несколько шагов, и туман расступился. Солнце на мгновение ослепило, затем глаза привыкли к яркому свету, золотящему сочно-зеленую лужайку. Жужжали шмели и пчелы, благоухали цветы. Цветы? Ноздри и горло тут же защекотало, потом засаднило, и он расчихался. Еще чуть-чуть – и начнет задыхаться, спасения нет! Везде эти проклятые цветы!
...Подожди, Ашезир, успокойся... На самом деле ты не здесь, ты лежишь где-то под холмом. Здесь же все не по-настоящему, здесь все только кажется. Нет никаких цветов, их нет!
Они не исчезли. Не исчезла и лужайка, не погасло солнце, а пчелы и шмели по-прежнему носились от цветка к цветку. Зато окружающее будто слегка поблекло, запахи почти исчезли, и дышать стало легче.
Из-за видневшихся вдали кустов выбежали два мальчика и три девочки лет пяти-шести. Один из мальчишек вытянул палец и крикнул:
– Мерзкий карлик, смотрите, мерзкий карлик! За ним!
Дети с гиканьем помчались к нему, в руках у них неизвестно откуда взялись палки.
Надо уносить ноги. Понять бы еще, куда, в какую сторону бежать, ведь возвращаться нельзя. Но ждать, пока гадкие детишки забьют палками, тем более глупо.
Он побежал направо, дети бросились наперерез, но догнать не успели – снова все изменилось. Луга больше не было, как и солнца с небом, вокруг шевелились размытые тени, а впереди виднелось что-то, напоминающее реку. Ашезир двинулся туда, но каждый шаг давался с трудом. Потом туман стал таким плотным, что превратился в преграду. Пришлось остановиться.
– Ты не можешь перейти черту, – сказал кто-то шипящим голосом. – Ты живой, тебе нельзя. Уходи.
– Где ты? – Ашезир оглянулся, пытаясь понять, откуда исходит звук.
Наконец обнаружил: возле огромного сумрачного дерева стоял старик. Его глаза горели огнем, вместо волос извивались змеи, язык тоже был змеиный – раздвоенный.
В этом месте бессмысленно чему-то удивляться.
– Кто ты? – спросил Ашезир. – И куда исчезли дети?
– Я страж, и я тебя не пускаю. А дети существуют только в ее мире. Уходи к ним или создай свой мир, – он говорил совершенно ровным голосом, без интонаций, будто отвечать на подобные вопросы привык и ему это уже наскучило. – Здесь можно все. Здесь времена перемешаны, здесь живет даже то, чего никогда не случится – и здесь не живет ничего. Уходи, живой.
Может, у этого стража получится выяснить еще что-то? Вроде он словоохотлив, хоть и нечисть.
– Где мне найти жену?
– Я не знаю твоей жены, живой.
– А почему я превратился в карлика? Как мне вернуть прежний облик?
– Я не знаю твоего прежнего обличья, я не знаю карлика. Ты – тень живого, и здесь ты можешь быть любым, а можешь не быть вовсе...
Ну вот, как в сказках: вместо ответов – загадки.
Спросить еще что-нибудь?
– А как мне...
– Три вопроса – три ответа. Теперь уходи или займешь мое место!
Ну нет, этого совсем не хочется… Но легко сказать «уходи». Куда идти-то? Вернуться к этим детям? Там хотя бы солнце и трава есть, а с мелкими гаденышами, может, получится договориться. Может, хотя бы они что-то подскажут?
Ашезир двинулся прочь от реки. Только успел подумать, где бы найти детишек – и попал в то самое место: лужайка, цветы, небо, а посреди травы сидит девчонка. Завидев Ашезира, она вскочила, ткнула в него пальцем и прокричала:
– Дурацкий карлик! Ты растоптал моих друзей!
Ну, по крайней мере с палкой не бросается, уже хорошо.
– Что-что я сделал? Где они, твои друзья?
– Да вот же! – она указала ему под ноги. – Ты их растоптал, злющий карлик!
Ашезир глянул вниз: увидел только цветы, и впрямь поломанные его ногами.
– Но это просто цветы...
Девчонка взвизгнула:
– Это не просто цветы! Это мои друзья, они захотели побыть цветами! А ты их растоптал!
Какое-то безумие... но на удивление знакомое безумие... Эти цветы... алые пионы...
– Данеска?..
Неужели повезло и это правда она? У девчонки черные волосы и глаза. И еще пионы эти... Очень может быть.
– Твое имя Данеска? – переспросил он.
– Мое имя – я. А ты противный карлик!
Сожри ее змееглавцы, ребенком она еще невыносимее!
– Давно ты здесь?
– Я всегда здесь была, а ты...
– Мерзкий карлик, я помню, – хмыкнул Ашезир.
В голове всплыли слова Стража: «Те дети существуют только в ее мире».
Получается, раз этот мирок создала она, то и его карликом она сделала?
Значит, таким ты меня видишь? Надо бы тебя за это здесь оставить, заразу этакую... Даже жаль, что нельзя...
Но что же дальше делать? Если предположить, что перед ним и впрямь Данеска, решившая впасть в детство – или еще из него не вышедшая, – то как убедить ее отправиться с Ашезиром? С «мерзким карликом» паршивка вряд ли согласится куда-то пойти.
Правда, дети бывают доверчивы, их не так сложно обмануть... Раз все, что здесь есть, придумано ею, она и увидит она то, во что поверит...
– На самом деле я не карлик. Меня просто заколдовала злобная ведьма.
...По имени Данеска.
– Заколдовала? – Девчонка расширила глаза. – Как Воина Дороги? Он всем старичком кажется, а на самом деле воин...
Видимо, это какая-то из талмеридских сказок...
– Да, как его.
– И кто ты по правде? – девчонка уже забыла о цветах-друзьях, на ее лице разгорелось любопытство.
Так... правда вряд ли подействует, нужно придумать убедительную ложь.
– Я... на самом деле я твой брат. Виэльди. Помнишь меня?
– Ви-эль-ди... – произнесла она по слогам и нахмурилась, будто пытаясь вспомнить, кто это.
Потом на ее лице отразились восторг и радость. Одновременно задрожал воздух, отдалилась земля, а девочка-Данеска бросилась на шею Ашезиру... то есть Виэльди. Ее волосы и теплое дыхание защекотали щеку, маленькое тело доверчиво прижалось к груди. Даже стало слегка совестно за обман, хоть он и во благо.
– Идем, сестренка, идем, маленькая, – сказал Ашезир голосом Виэльди.
Да только она вдруг перестала быть маленькой. В объятиях оказалась взрослая Данеска, прошептала:
– Виэльди... Любимый... – и припала губами к его губам в долгом поцелуе.
Что за...
Ашезир едва не отпрянул, но сдержался в последний миг.
В голове не укладывалось: она. целует. Виэльди. Неужели втайне желает собственного брата? Это объясняет, почему так злилась из-за его свадьбы.
А может, вовсе и не втайне желает? Неспроста Виэльди смущался, когда говорил, что сестра ему дорога, и просил ее не обижать.
Ладно, потом все вопросы и ответы. Сейчас важнее вывести отсюда жену. Какой бы распутной она ни была, но пока что нужна ему, потому что нужны ее отец и брат.
– Идем, милая, – выдавил Ашезир. – Ты ведь пойдешь со мной?
– С тобой куда угодно... Милый мой! Мы сбегаем, правда? Я не уеду в Империю, не выйду замуж за наследника, обещай!
– Обещаю!
Любопытно: это ее девичьи фантазии, или подобный разговор между ней и Виэльди правда был?
А кто лишил ее невинности? Уж не брат ли?
Какая мерзость!
– Идем, любимая... – прошептал он. – Ты ведь готова вернуться наверх? Со мной? Иначе мы не сможем быть вместе.
Данеска послушалась, позволила увести себя с поляны, но... дальше-то куда идти? Непонятно. Где-то был мост через бездну, но где?
Тут же нога ушла в пустоту, в ушах засвистел воздух, а они, цепляясь друг за друга, полетели вниз. Данеска закричала, Ашезир тоже чуть не закричал. Благо, вовремя вспомнил: «Если поверишь в свою смерть…»
– Мы возвращаемся, слышишь? – воскликнул он, стараясь заглушить гул воздуха. – Это – путь в верхний мир! Мы возвращаемся! Веришь? Поверь!
– Да! – отозвалась она.
Все завертелось перед глазами, тьма бездны раскрасилась во множество цветов, потом вспыхнула белым и погасла.
Ашезир грохнулся на камни, но почему-то отскочил от них, будто упал на гору мягкого сена. Задыхаясь от ужаса, сел и распахнул глаза. Виски и затылок ломило так сильно, что не удалось сдержать стона.
Где он? Пещера... костер... светловолосая красавица напротив. Отступница... точно.
В голову наконец хлынули воспоминания: туман и пропасть, карлик и двойник, дети и Страж, Данеска и ее противоестественная похоть... Это все было на самом деле или почудилось?
– Ты вернулся, – прошелестела дочь ночи и, приблизившись, положила прохладные пальцы ему на лоб: боль тут же ушла. – Ты сумел. Радуйся. Но теперь за тобой долг. Ты должен заплатить.
– К-как?.. – выдавил Ашезир: голос едва подчинялся, горло саднило и жутко хотелось пить.
Отступница словно догадалась о его состоянии – а может, просто знала, что так будет, – и поднесла кувшин с водой. Ашезир опустошил его почти до дна.
– За тобой долг.
– Какой же?
– Когда придет время, ты должен будешь убедить кое в чем единственного смертного, способного поспорить с могущественными... Убеди, упроси, умоли его разбудить и остановить вечного ворона, что спит где-то в горах.
– И кто же этот смертный? И как я пойму, когда придет время?
– Я не знаю, и мои сестры не знают. Но ты поймешь. Ты связан с этим смертным. Но чтобы все удалось, тебе придется сделать еще кое-что...
– Что же?
Сердце захолонуло: Ашезир заранее почувствовал, что сейчас и прозвучит то «задание», которое окажется не просто сложным, а почти невыполнимым.
Он оказался прав!
– Полюби ту, которую вытащил, и пусть она полюбит тебя. А если не выполнишь... твой дух после смерти не уйдет в Сумрачные пределы, а будет служить нам, и страдать, и мучиться.
– Но я не очень-то верю во все это ваше... колдовство, – Ашезир скорее пытался убедить в этом себя, чем отступницу, но не очень получалось. – Ты дала мне чем-то подышать... вот и возникли видения.
Женщина рассмеялась.
– Все предпочитают не верить, когда узнают цену. Но для нас это не имеет значения. Ты поклялся на крови, а значит, или уплатишь долг, или в посмертии твой дух окажется в рабстве. Выбирать тебе, а мы и так, и так в убытке не останемся. А теперь ступай.
Она указала на лестницу, но Ашезир все еще медлил.
– Подожди! А сколько у меня времени? Как скоро я должен все это выполнить?
– Не знаю, – женщина пожала плечами. – Зависит от вечного ворона, который спит. Ты либо успеешь – либо нет. Это не наша беда – твоя.
Тысячи бездн! Зачем он вообще вытаскивал Данеску? Если отступница не шутит – а на шутку это не похоже, – то проще было иметь дело с отцом и Андио Каммейрой. С ними хотя бы понятно, чего опасаться и как противостоять. Этого нельзя сказать об опасном колдовстве... Не зря жрица Ихитшир предостерегала его, уговаривая не идти к дочерям ночи. Ну зачем он был так упрям и глуп, что не прислушался?
Теперь выхода нет. Даже если он приложит все силы, то самое большее, что сумеет – это влюбить в себя Данеску.
Но чего точно не сумеет, так это сам ее полюбить. Невозможно! Он вообще не знает, что такое любить женщину! Вожделеть – да, но не больше. Он всегда с легкостью отказывался от наложниц, если те начинали хотя бы намекать, что хотят большего, чем постельные утехи. А ведь те наложницы были соблазнительные, страстные, нежные... в отличие от жены.
Тысячи бездн!