Деревенские ужасы

Шухари

Я столкнулся с ними в июне 2017 года. Разглядывая этих существ во время инцидента, я изначально принял их за стайку кошек, собак, бобров, ну не знаю, какая ещё живность может водиться в деревне. В фауне Центрального Черноземья я разбираюсь плохо, впрочем, и про остальных животных я имею только общее представление. Я городской житель, видевших зверей только в зоопарке за безопасной решеткой.

Наверное, они больше всего были похожи на прямоходячих собак, таких мохнатых, крепких, клыкастых. Если бы не их странные головы. В стоячем положении эти существа мне ростом до колена, примерно. Местные называют их странным словом «Шухари», и это показалось поначалу смешным, как и другие байки, тут же рассказанные мне дотошными соседками моей тетки Тамары, как только я приехал к ней по делам на своей потрёпанной машинке.

Дел, собственно, предстояло немного. Пока стояло тёплое время года, мне нужно было оценить тепловой контур дома моей родственницы, заказать нужное оборудование (я в этом неплохо разбираюсь) и через месячишко приехать и установить всё нужное с парой помощников. Осмотреть дом, прикинуть и прямо со смартфона заказать всё нужное — на это ушел максимум час. Я прогулялся по двору, дошёл до окрашенного в синий цвет штакетника, за которым сразу начиналось травяное поле, тянущееся до самых холмов вдалеке, полюбовался природой. Высокая трава была похожа на зелёное море, её стебли колыхались под лёгким ветерком.

Затем я отправился покурить на лавочку за забор, где и встретился с любопытными старушками, тут же явившимися поболтать с редким городским гостем. Две пёстро одетые женщины тараторили без умолку, а я только слушал, посмеивался и кивал.

Поведали они мне следующее:

— Ты, Сереженька, осторожен будь, ночью за калитку ни ногой. Шухарей у нас век не было, старый Мироныч говорит, ему про них ещё его дед рассказывал. Мол, живут они на старом погосте, на Голом холме за деревней. С виду на собак похожи, но голова больше на человеческую смахивает, а хвост длинный и голый как у крысы. Живут под землёй в норах, грызут древние кости, мышей, червей всяких ловят. Тем и питаются. Людей не любят, прячутся от них, но при опасности для себя или в обиде могут и напасть стаей. В дома однако лезть не смеют, даже если дверь открыта. У нас старики до революции им носили подношения небольшие в виде цыплят, зерна, творога. Несмотря на то, что тогда в селе церковь стояла. Считалось, что урожай хороший будет. Потом перестали носить им еду, и больше не видели их.

А месяц назад люди в оранжевых спецовках приехали, погост техникой чистить стали от кустарника, остатков старых могил, дорогу гравием просыпать. Вроде как вышку мобильной связи на холме установить к осени хотят и ещё здание рядом. Дело-то благое, но начала мелкая живность пропадать в хозяйствах, а неделю тому назад старая Пахомовна собирала землянику неподалёку от холма и пропала. Через день нашли её обглоданный скелет, окровавленное тряпьё и бидон с ягодой. Полиция, егеря, местное начальство — все там были. Списали на забредшую стаю волков. Побродили по окрестностям, порыскали. Никакого хищного зверья. Мироныч и рассказал всем, что это шухарей проделки, и пока не изведут их, житья нам не будет. Только поди их выгони, туннелей-то за века нарыли небось по всей округе. Одному-двум мужикам на холм соваться боязно, а большой толпе они и не покажутся.

— Так, может, и вправду волки шалят, а птицу вашу таскают куницы или лисы? — прервал я распалившуюся от эмоций и жары старую женщину.

— Ну, знаешь, мы к тебе тут со всей душой, предостеречь решили, а ты говоришь, что врём мы, сплетничаем, — обиженно уперев руки в бока, одна из соседок отодвинулась на метр от неблагодарного слушателя. — Пойдём-ка Петровна, пусть Тамара сама своему племянничку разъяснит, что да как.

Не успел я остановить разобиженных старушек и объяснить своё недоверие, как они, взявшись за руки словно маленькие девочки, засеменили в сторону раскидистых вишен, дающих спасительную тень. Я усмехнулся, пожал плечами, выбросил окурок в ведро, служащее урной, и вернулся в дом, где тётка уже выставила на стол ледяную окрошку на квасе. Моя любимая летняя еда.

— Чего эти старые сплетницы от тебя хотели? — спросила тётя, подкладывая мне пару кусочков домашнего черного хлеба.

— Про шухарей каких-то рассказывали, — улыбнулся я, приступая к еде.

— Много чего рассказывают, — поджав губы сказала тётка, так и не удостоив меня толковым ответом про местную байку. — Серёж, а ты можешь поехать завтра утром, а не сегодня? Мне в райцентр по делам надо, автобус рано приходит, а мне с тобой бы, на машине…

— Да никаких проблем, тёть Том, — согласился я.

Тётка торопливо собрала какие-то вещи из буфета и вышла из кухни. Я же доел и отправился в небольшой сад за домом, чтобы поболтаться в гамаке, подвешенном в тени плодовых деревьев. Разомлев после вкусного обеда, я прикрыл глаза и задремал, отстранившись от своих проблем и городской суеты.

Проспал я почти до самого вечера, затем решил проведать старого знакомого. Тётке ничего не сказал. Сходил к старику Петровичу, помог поправить забор, поболтал с ним около часа и уже в потёмках возвращался к тётке на ночёвку. Несколько мутно светящих и облепленных мошкарой фонарей слегка освещали мой путь в несколько сотен метров, но дорога мне была известна с детства, и я нашёл бы тёткин дом в кромешной темноте.

Я шёл, насвистывая себе под нос весёлую песенку, чем то и дело раздражал лающих за заборами собак. Чистейшее звёздное небо над головой настраивало на некий мистический, глубинный лад, заставляя задуматься о том, насколько же мы оторвались от настоящей жизни в своих городских коробках.

Мой идиллический поход был неожиданно прерван острой болью в правой голени. Совсем не по-мужски взвигнув, я присел на корточки, прижав рукой больное место. Между пальцами потекло горячее, и я нащупал дырку в мышце размером с грецкий орех. Краем глаза увидел, как от меня в темноту шарахнулась в сторону худощавая низкая тень. Я подобрал с земли увесистый камень, привстал и охнул. Капец, раз меня укусила псина, то впаяют мне теперь месяц уколов от бешенства, а про алкоголь на свадьбе у друга можно забыть.

Из кустов под забором раздалось злобное ворчание, совсем непохожее на собачий рык. Скорее в нём прослушивалась бессвязная человеческая речь. Я уже было подумал, что у меня ум за разум от шока зашел, но тут лампочка придорожного фонаря заморгала и разгорелась сильнее. Свет вырвал из полумрака собравшихся в небольшую стаю четырёх странных мохнатых существ, стоявших столбом подобно сусликам и пожирающих меня широко посаженными, фосфоресцирующими, жёлтыми глазами. От их жутких оскаленных морд, похожих на сморщенные стариковские лица, меня прошила ледяная дрожь.

— Шухари! Господи Боже! — непроизвольно вырвалось у меня из сдавленного ужасом горла. Рука сама метнула в тварей подобранный камень. Вопль, полный злости, оповестил меня, что я чертовски удачливый метатель камней. Но упиваться своей меткостью было некогда, ноги сами понесли меня прочь от рванувших ко мне монстров в сторону тёткиного дома.

Бежать было около двухсот метров, и я нёсся, побивая все мыслимые и немыслимые рекорды в скорости. Частый топот небольших лапок преследовал меня по пятам, но я не позволил себе оглянуться. Их стало больше, они гнались теперь не только позади меня, но и справа, и слева. Воображение рисовало не менее полусотни монстров, жаждущих порвать меня на клочки.

Олимпийским прыжком я перемахнул через тёткин забор, пулей влетел на веранду, рванул на себя дверь, заскочил внутрь помещения и закрыл её за собой. Без сил опустился на дощатый пол.

— Ты чего телефон с собой не взял? Я звонила тебе! Ох, батюшки, — тётка не спала и тут же принялась обрабатывать рану на моей ноге. — Говорили же тебе, что ночью опасно. Я сама собиралась за тобой идти, но испугалась, да подумала, что пронесёт в этот раз…

Я помалкивал и терпел, пока тётка перетягивала раненную голень бинтом. Потом выдал:

— Тёть Том, раз полиция с этой пакостью справиться не может, то собирайте вещи и поедемте со мной, когда рассветёт. Здесь оставаться нельзя! Тут армию надо вызывать, раз полиция с егерями ни беса не сделала.

— Нет, не поеду, — она закончила перевязку, отодвинулась от меня и критически осмотрела свою работу. — Деды говорят, что когда большая стройка начнётся и фундамент заложат, они уйдут сами. Вышки мобильной связи они и вовсе не переносят. Потерпим.

— И что, будете по вечерам и ночам по домам сидеть? В туалет во дворе даже не выйти! — я начал уже злиться на её упрямство.

— Значит, будем, — спокойно сказала она. — По нужде и ведро на веранде сгодится. И армию нельзя звать, по поверьям если их перебить, то беды и несчастья ещё худшие начнутся.

Я хотел напомнить ей, что и скотина страдает, и старуха жертвой шухарей стала, но смолчал. Что она не знает, что ли, об этом? Хотят жить рядом с этой пакостью, пусть живут.

— Ну как нога? — спросила она.

— Получше, — ответил я, походив туда-сюда по комнате и набравшись храбрости. — Пойду ворота проверю, хорошо ли закрыты.

— Не стоит. Они кровь чуют издалека, сто процентов во дворе тебя ждут, сидят в саду или за сараем. Про туалет я тебе уже тоже сказала, — холодно проговорила тётя.

Не поверив ей, я подошёл к окну, отдёрнул занавеску. Жёлтые кругляши глаз маленьких чудовищ были повсюду: возле забора, у стены сарая, даже на любимой тёткиной лавке. Сидели и ждали меня. Я поспешил задернуть занавеску.

— Сидят? — спросила меня тётя.

— Сидят, — хмуро ответил я.

— Ну иди спи, будильник не ставь. Сама тебя разбужу.

Я согласился с ней и поплёлся на видавший виды, но удобный диван. На удивление быстро заснул, видно помнил, что шухарям в дом нельзя.

Утром проснулся бодрый, походил по выделенной мне для ночлега комнате. Боль в ноге почти не ощущалась. Выглянул в окно. Ночная прохлада уже уступила место теплу, принесённому солнцем, повисшем в безоблачном бирюзовом небе. Вся деревня давно проснулась и была наполнена обыденной жизнью: где-то тарахтел трактор, по двору важно расхаживали куры, петух взгромоздился на топорище колуна, воткнутого в колоду, а с пастбища, которое начиналось в сотне шагов за домом тётки, доносилось мычание коров.

Будто и не было никакого ночного покушения на меня. Всё вокруг дышало невообразимым спокойствием и неспешностью, которую невозможно найти в городах.

— Проснулся соня? — тётя зашла в мою комнату, будто подглядывала в ожидании, когда я проснусь. — Пойдём завтракать, а то ехать скоро. В одиннадцать мне в МФЦ надо быть, а то без справки останусь.

— Успеем. Тут ехать-то двадцать минут до вашего райцентра, — успокоил её я. — Давайте завтрак.

На завтрак были вареные сардельки, восхитительные оладьи с клубничным вареньем и крепкий кофе, как я люблю.

— Забыла спросить, ты шухарей вчера не обидел? — строго спросила тётя, глядя как я с аппетитом уплетаю завтрак.

— Вообще-то они мне ногу прокусили. А я после этого всего лишь камнем умудрился в одного залепить. Это смотря кто кого обидел! — возмутился я.

— Плохо. Они любят, чтобы при любом конфликте последнее слово за ними оставалось. Бесова гордость им приказывает, — погрустнела тетка. — Ну доедай, а я пошла собираться.

Я закончил завтрак, собрал дорожную сумку и вышел во двор, к машине.

— Тёть Том, я готов, поехали, — громогласно заявил я, загрузив сумку в багажник и расслаблено оперевшись на капот своего «Рено».

— Иду, дом закрываю, — донёсся до меня голос хозяйки.

Я собирался достать телефон из кармана, просмотреть, не было ли сообщений со вчерашнего дня, но ввиду внезапно возникшей криворукости выронил его себе под ноги.

Тихонько выругавшись, я наклонился поднять телефон и тут же над моей головой просвистело что-то и врезалось в лобовое стекло, оставив на нем внушительную трещину. Камень размером с кулак с грохотом скатился по капоту, пока я ошеломленно пытался рассмотреть, откуда прилетел мне такой «подарок»».

И тут я снова увидел их, то есть шухарей. В тени сарая, из-за поленницы высунулись три лохматые омерзительные физиономии. Они скалили жёлтые клыки, пасти были растянуты в жутких ухмылках. Мелкие монстры были явно довольны собой.

Это всё что я успел разглядеть перед тем, как следующий камень угодил мне под правый глаз. Острая боль и вспышка заставали меня потерять всякий рационализм и яростно броситься на шухарей с колуном, выхваченным по пути из колоды.

— Серёжка, стой! Не надо! Пусть уходят! — тётка, увидевшая эту сцену с крыльца, аки гепард подбежала ко мне и повисла на руке, сжимающей топорище. Тем временем трое наглецов, воспользовавшись ситуацией, один за другим, визжа как поросята, перекувыркнулись через штакетник и устремились в сторону Лысого холма. Высокая трава почти сразу поглотила их, и только три шевелящиеся травяные дорожки выдавали присутствие улепётывающих бесов. Оставленный ими след быстро исчезал, скрываясь под живым ковром природы.

— Всё, племяш. Будем считать, что вы в расчете. Поехали уже! — тараторила взволнованная тётя, опасаясь, что я рвану за шухарями в погоню.

— Ладно, — бурчал я, осторожно потрогав рукой заплывающий глаз и направляясь к машине. — Извините, тёть Том, но вы все здесь немного того, не в норме. Что люди, что бесята эти. Живите тут, как хотите. Я свое дело сделаю, что обещал, и ноги моей здесь не будет больше. Поехали, а то и правда опоздаем.

Через пару минут я уже катил на полной скорости в сторону райцентра, глядя на дорогу через треснувшее лобовое стекло. Синяк под глазом — это ладно, но с ногой мне предстоял обязательный визит к доктору, где я уже решил соврать, что меня укусила обычная собака. Хотя след от укуса на собачий никак не походил. Но не говорить же в поликлинике, что на меня могильные бесы напали. Совсем в другое заведение направить могут. А мне такое вовсе ни к чему…