Деревенские ужасы

Колокольчик

— Коля, ты же был её любимчиком, вот и езжай, разбирайся, — голос сестры в трубке был раздражённым и ехидным одновременно. — У меня совершенно другие планы.

У Майи всегда были другие планы, когда речь заходила хоть о малейших семейных делах. Всегда выкручиваться приходилось мне, а сестрица, всегда с идеальным маникюром и причёской по последней моде, появлялась под самый конец и только в том случае, если от этого ей была какая-то выгода.

— Ты не оригинальна, — постаравшись тоже добавить насмешку в голос, ответил я. — Может, хоть на этот раз придумаешь что-то новенькое? Кстати, бабуля завещала дом нам обоим.

Я буквально услышал, как Майя скривилась, наморщив носик и надув губки:

— Неужели ты думаешь, я буду копаться во всякой рухляди? Да вся эта возня с продажей — точно не для девушки. Езжай сам, ищи продавца на дом вместе со всем хламом. Пришлёшь мне, что там надо подписать.

Ещё немного попрепиравшись, мы закончили разговор тем, чем обычно и завершались все такие разговоры, — моим полным поражением. Что ж, буду разбираться сам.

А дело мне предстояло неприятное, потому совсем не хотелось ехать одному. Наверняка в старом бабушкином доме нахлынут воспоминания о тех временах, когда наша семья ещё была большой и дружной. Хотя большой она оставалась до сих пор, но семейными отношения многочисленной родни назвать точно было нельзя. И в не малой степени виновата в этом была бабушка.

Взяв отпуск на работе, я отправился в путь. Нельзя сказать, что ехать было далеко — чуть больше ста километров от нашего города. Я помню дорогу наизусть, ведь в детстве вместе с родителями проехал её не одну сотню раз. Наверное, я знаю тут не только каждый поворот или знак, но и каждое дерево и даже камни. Я решил не торопиться, и теперь ползу в первой полосе со скоростью черепахи, наслаждаясь прекрасными осенними пейзажами за окном моей старушки "Ауди". Подползают воспоминания, но я гоню их прочь — что было, то прошло, какой смысл копаться в прошлом?

Через два часа показался поворот на дорогу к посёлку, в котором живёт… нет, жила, моя бабушка. Ещё десять минут — и я у цели. Сколько я тут не был? Хотя я прекрасно помню, сколько. Десять лет. А дом внешне всё такой же — большой и гостеприимный, окружённый ухоженным садом и обрамлённый цветником, в котором, как мне казалось в детстве, цветы не увядают круглый год. Конечно, всё дело было просто в грамотном подборе кустов, о чём я позже узнал, конечно. Но цветник это знание нисколько не испортило в моих глазах. А ещё тут потрясающие, засыпанные мелким красным гравием, дорожки — просто гениально проложенные вокруг дома и по в принципе не такому большому саду так, что пары, отправлявшиеся на романтическую прогулку перед сном, могли за пару часов ни разу не пересечься.

Подъезжаю по такой же, только пошире, дорожке к дому. Кстати, тут есть отличный гараж, аж на четыре машины, стилизованный под деревянный сарай. Когда он появился, я не помню, а вот как его перестраивали, чтобы превратить вызывающе современное строение в нечто более подходящее старому дому, в памяти хорошо сохранилось. Из гаража, как и полагается, можно попасть прямо в дом, который для этого тоже пришлось немного изменить — в стене появилась внушительная дверь, ведущая из гаража в кухню. Постояв немного перед нею, наконец, захожу внутрь.

Не знаю, чего я ожидал. Вру, конечно. Отлично знаю, чего — хоть каких-то эмоций. Бабушки больше нет — ведь это должно вызывать скорбь? Я надеялся, что в самом доме придёт печаль, однако в душе ничто не шевельнулось. Конечно, мне жаль, что бабушка умерла, но чувства могли быть и поярче. Прислушиваюсь к себе: нет, ничего. Вообще, последние лет десять в этом плане были какими-то неяркими. Иногда ко мне приходили воспоминания о том ощущении безмятежности и вечного праздника, которое охватывало меня раньше при поездках к бабушке. Но они казались такими далёкими, что особо не беспокоили. Сейчас у меня была прекрасная размеренная жизнь, и я рад, что не нужно было срываться куда-то по нескольку раз в месяц, чтобы отметить очередной день рождения, в принципе, малознакомого мне человека, хоть и родственника.

Ну что, время осмотреть дом, оценить имущество, так сказать. Конечно, было бы проще, если бы кто-то поехал сюда вместе со мной. Но родители и дядя, мамин брат, отказались, — мол, дом теперь ваш, вы и разбирайтесь. Более дальним родственникам я и не стал звонить, тем более мы не общались много лет. Оставалась Майя, но от неё поддержки я даже особо и не ждал. Ладно, справлюсь и сам.

Беглый осмотр дома меня удовлетворил — все помещения были в хорошем состоянии, никакой ремонт не требовался. Это отличная новость, ведь теперь продажа дома не должна занять много времени. Завтра же вызову агента, пусть этим займутся профессионалы. А я пока разберусь с бабушкиными вещами. Да, мне этого не хочется, и проще было бы сделать так, как посоветовала Майя — просто выбросить весь хлам. Но я решил, что так будет неправильно. Хотя отложу это на завтра, а сегодня погуляю по саду — погода отличная.

Я не фанат фотографии, но в саду потянуло устроить фотосессию. Хотя бы для того, чтобы Майю позлить — она была звездой соцсетей, а виды среди гордо демонстрирующих свои осенние гривы деревьев были потрясающие, таких даже в нашем городском парке не было. Вскоре пара десятков селфи отправляется сестре. "Пф, нашёл, чем удивлять", — пришёл ответ, но я-то знал, чувствовал, что она завидует. Пока гулял по саду, продрог немного, осень есть осень, нужно было одеться потеплее. Пора возвращаться и выпить чаю.

Кухня в доме что надо — последнее слово техники. Я люблю всё планировать, потому подготовился к поездке тщательно, да и ехал ведь на машине, можно было набрать с собой всякого. До города не так далеко, конечно, да и в посёлке имеется какой-никакой магазинчик, но не люблю я лишней суеты. Потому с собой у меня достаточно припасов, чтобы не заморачиваться ближайшие три, а то и четыре дня. Перед прогулкой я подключил холодильник, сейчас пройду через гараж и захвачу из машины коробку с продуктами, которые как раз туда и отправятся.

Всё, пора пить чай, а то ещё заболеть не хватало. "Так, тут же есть кладовая", — пришла мысль. Интересная штука ассоциации всё-таки. Чай у бабушки — это непременно варенье на столе. Любопытство заставило заглянуть в тесное помещение. Оно, как и в прежние времена, забито всевозможными банками и баночками. Даже удивился немного: зачем одинокой старушке столько всего? "Наверное, привычка", — подумалось мне. Все баночки — обязательно с наклейками, на которых написано, что там содержится и когда сварено. Бабушка в этом плане была непреклонна: всё, чему было больше года, беспощадно уничтожалось. Достаю баночку малинового варенья — первого средства в борьбе с простудой, как учила бабушка. А ведь оно этого года… Впервые после звонка нотариуса, сообщившего о кончине бабушки, во мне шевельнулось что-то похожее на скорбь — неожиданный эффект от варенья.

Варенье оказалось очень вкусным, я даже немного углубился в воспоминания из детства. Из них меня вырвал звонок телефона, заставив вздрогнуть. "Николай Витальевич?" — поинтересовался густой бас. "Он самый", — подтвердил я. Голос был мне не знаком, и стало даже любопытно, кто бы это мог быть, поскольку никаких звонков, тем более от незнакомцев, я не ожидал. Неожиданно обладатель баса замялся: "Николай Витальевич, тут такое дело… Я из нотариальной конторы, с вами разговаривал другой наш сотрудник. Он, как бы сказать… Владел не всей информацией". Мой собеседник умолк. "Простите, — подбодрил я его, когда пауза затянулась, — что значит, не всей?" "К завещанию вашей бабушки есть приложение, — вздохнув, продолжил нотариус. — Мой, хм… коллега… Он очень молод, торопится всё время". И он опять замолчал. "Простите, не знаю, как по имени-отчеству вас, но можно узнать, в чём, собственно, дело?" — этот бас так не вязался с неуверенностью речи, что начал меня раздражать. Нотариус снова вздохнул: "По распоряжению вашей бабушки в доме после её смерти не должны жить её родственники. Дом следовало сразу выставить на продажу. Но вы, видимо, уже там?" Я подтвердил его предположение: "Да, я в доме, но не вижу никаких проблем. Я собираюсь его продать как можно быстрее". Мой собеседник облегчённо выдохнул: "Тогда эту… неувязку… можно вполне списать на разночтения. Вы ведь не будете там жить? А просто побудете какое-то время, непродолжительное. Правильно?" "Совершенно верно. Так всё в порядке? Мне не нужно срочно отсюда бежать?" — усмехнулся я. Нотариус заверил меня, что он всё уладит, и мы распрощались. Однако его звонок почему-то меня встревожил: с чего бы бабушке делать такую приписку к завещанию?

Заменив уже остывший чай, я отправился с чашкой в зал, намереваясь посидеть немного в Интернете, а затем отправиться спать. Погрузившись в просмотр забавных роликов, я не сразу обратил внимание на назойливый звук, очень тихий, который зудел где-то на грани восприятия. Я прислушался, покрутил головой, но никак не мог уловить, откуда же он исходит. Больше всего было похоже на колокольчик. Постепенно звук становился тише, а вскоре и вовсе исчез. Это было странно, но мало ли какие звуки могут послышаться в старом доме? А может, они вообще доносились из посёлка. В конце концов, я махнул на странный звук рукой и отправился спать в комнату, где раньше, давным-давно, проводил очень много времени.

Засыпая, я думал о том, когда изменилась судьба этого дома. Ведь бабушка жила отшельницей только последние десять лет. Когда-то всё было совсем по-другому: большой дом принимал десятки гостей, съезжавшихся по первому зову бабы Нины на все мыслимые и немыслимые праздники, а иногда и просто так. Маленькая старушка помнила не только дни рождения родственников, но и даты всех памятных моментов в их жизни. И не ленилась обзванивать родню с напоминанием — не забудьте поздравить! Частые встречи отлично способствовали крепости семейных уз, как говорится.

Но десять лет назад всё изменилось, и я отлично помню тот день — моё, а точнее, наше с Майей, двадцатилетие. Конечно, отмечать такую дату планировалось у бабушки. Мы с сестрой тогда были не разлей вода — близнецы, как-никак. Осень выдалась прекрасная, тёплая, совсем не дождливая, и мы, отпросившись в университете, решили провести у бабушки целую неделю. Как же она обрадовалась! Сестра была права насчёт того, что я был её любимчиком. Но права только отчасти. Бабушка выделяла среди всех родственников не меня одного, а нас с Майей. И сейчас любимые внуки останутся с ней на целую неделю. Мы замечательно проводили время втроём: вместе готовили, гуляли, смотрели телевизор. Вечера были нашим любимым временем. Бабушка усаживалась в любимое кресло, мы располагались возле неё прямо на пушистом ковре, и она рассказывала нам истории. Я не знаю, были ли они правдой или вымыслом, но было потрясающе интересно. Но однажды… "Колокольчик!" — подскочил я на кровати. Точно, всё началось с колокольчика! И сейчас я точно понял, что тогда услышал точно такой же звук, который побеспокоил меня сегодня. Тихий, навязчивый.

В тот вечер всё и закончилось. Я никогда не видел, чтобы люди так бледнели. Именно тогда я понял, что имеют в виду, говоря "Побелел, как мел". Вот такое лицо стало у бабушки. Она замолкла и как будто окаменела, но длилось это всего несколько секунд. Затем она вскочила и закричала на нас. Сказать, что нас с Майей это шокировало, было мало. Я никогда не видел бабу Нину в таком состоянии: она была в ярости, обвиняла нас в том, что все её используют, орала, что с неё хватит. В конце концов, она просто выгнала нас вон, на ночь глядя, не дала даже вещи собрать, крикнув вдогонку, что вышлет их почтой, но видеть нас в своём доме не хочет больше ни минуты. Наверное, тогда нужно было что-то предпринять, сопротивляться. Но нам с сестрой было так обидно, что мы просто дошли до шоссе, поймали попутку и уехали в город. Предстоящий день рождения был безнадёжно испорчен.

Бабушка не ограничилась только нами: за несколько дней она умудрилась перессориться со всеми родственниками. Помню, с неделю все перезванивались, встречались и обсуждали неожиданные перемены в бабе Нине. А потом всё постепенно стихло. Звонков и встреч становилось всё меньше, а вскоре они и вовсе прекратились, как будто семейная идиллия держалась только на бабушке. С тех пор я даже с родителями общался не часто. Да что там с родителями — даже с Майей мы в целом ограничивались только телефонными разговорами, встречаясь только по праздникам.

В мои воспоминания снова вторгся посторонний звук. Мне кажется, или назойливый колокольчик теперь звенит немного громче? Я встал с кровати и сделал пару шагов туда-сюда по комнате, стараясь определить, откуда идёт звук. Похоже, из шкафа. Шаг в ту сторону, и тут меня охватил ужас — второй шаг я уже сделал не сам. Я упёрся ногами в пол, по крайней мере, попытался. Но ноги сделали ещё один шаг. Интересно, так чувствует себя марионетка? Мне стало нестерпимо холодно, то ли от ужаса, то ли в комнате действительно резко упала температура.

Вдруг всё прекратилось. Я не сразу сообразил, что звонит телефон. "Коля! — услышал я в трубке вопль моей невозмутимой сестры. — Мне страшно! Убирайся оттуда!"

Конечно, я убрался, со всей скоростью, на которую был способен, как был, в трусах и тапках, с мобильным телефоном в руке. Теперь стою перед домом и не знаю, что делать дальше. Ах да, Майя ещё там, на другой стороне линии. "Ты не представляешь, что сейчас было", — почему-то шепчу я в трубку. Но сестра продолжает орать, что-то непонятное. Постепенно она взяла себя в руки и по-деловому спросила: "Ты где?" "Стою перед домом, как идиот", — ответил я и хотел продолжить, но сестра меня перебила: "В дом не заходи, я сейчас приеду". Я стал возражать: "Я тут практически голый и ночью, мне холодно. Правда, уже не страшно. А тебе ехать два часа. Я лучше тут сам, всего-то делов — через кухню в гараж пройти". Тут Майя снова заорала: "Идиот! Не лезь в дом, тебе говорят. В посёлок иди, постучись к кому-нибудь и жди меня там". Тут я представил себе, как уже почти ночью стучусь в дверь какого-то благовоспитанного жителя, он, а ещё хуже, она открывает дверь и видит меня, в таком вот виде. "Я ж тебе сказал, я в трусах и тапках, представляешь, как меня в посёлке примут?" "Тогда просто жди меня, не так холодно, не окоченеешь", — приказала сестра и оборвала вызов.

Наверное, сказался стресс, но я даже и не замёрз, да и Майя домчалась всего за полтора часа. Она захватила с собой спортивный костюм, в который я и облачился. На мне он выглядел весьма забавно — канареечного цвета с рукавами и штанинами сантиметров на пять короче, чем нужно.

— Так, Коля, поехали сразу в город. Попросишь в агентстве, чтоб твои вещи собрали и авто пригнали, пусть в счёт включат, — потянула меня сестра в машину.

Но меня что-то останавливало. Может, глупость, может, что-то другое.

— Майя, давай утра дождёмся, и я сам всё соберу, там мой ноут остался, с заметками по продаже, — нашёл я причину. — Чувствую, днём в доме точно ничего не случится.

Сестра задумалась на какое-то время, а потом кивнула:

— Ладно, мы вернёмся утром, но мне нужно стресс заесть, поехали на заправку, перекусим.

Пока мы поедали хот-доги, я рассказал Майе обо всём, что произошло, включая всплывшие в памяти воспоминания о том дне, когда нас прогнала бабушка. Сестра слушала и хмурилась. В конце концов, она сказала:

— Знаешь, теперь и мне не хочется так просто уезжать. Нужно хорошенько пошарить в доме, раз уж ты меня сюда притащил.

Я хотел, было, возмутиться, что я её не звал, но передумал и просто кивнул.

— Но ночевать мы в доме не будем, — добавила Майя.

Я снова кивнул.

Мы вернулись к дому часам к одиннадцати утра, наевшись, наверное, на пару дней вперёд. Дом встретил нас приветливо, но мы уже знали, что с ним нужно быть настороже, а потому решили не разделяться, а осматривать комнату за комнатой вместе. Но сначала я забрал ноутбук и вывел машину из гаража, на всякий случай. Майя предложила начать с бабушкиной комнаты. Резонно, на самом деле: если уж у бабы Нины и были тайны, то хранила она их наверняка поближе к себе.

Мы справились быстро, но не потому, что не старались — просто маленькая комнатка была практически пустой: только кровать, тумбочка рядом и лампа на ней. Странно, я вспомнил, что тут раньше был большой шкаф. Майя тоже это вспомнила:

— Коля, ты что-то про шкаф говорил. Может, это связано? Ну, что тут его нет.

Я пожал плечами:

— Может, связано, может, нет, бабушка уже не расскажет.

Но я ошибался. Мы уже собрались перейти в другую комнату, но Майя вдруг наклонилась к кровати и повернула ко мне голову:

— Помоги матрац поднять.

Там мы и обнаружили это. Бабушкин дневник. Сидя на кухне с чаем, мы по очереди перелистывали страницы и читали отрывки. Чем больше, тем страшнее нам становилось.

— Коля, давай уедем. Читать можно и не здесь, — Майя поднялась и, испуганно всматриваясь в каждый тёмный угол, стала пробираться к выходу. Я был с ней полностью согласен, и мы сбежали.

Майя не захотела ехать в разных машинах, и мы возвращались в город на моей, по дороге не проронив ни слова. Только в конце сестра попросила:

— Давай ко мне.

Оказавшись в квартире, Майя сразу включила везде свет, меня это совершенно не удивило. Я бы ещё и лампочки поярче вкрутил кое-где.

— Ну что, варим кофе и читаем? — предложила сестра. — Давай ты вслух только, я не смогу.

Прихлёбывая сладкий кофе, я начал читать.

"Всегда считала дневники чем-то смешным. А теперь сама завела, на старости лет. Хоть с бумагой поделюсь, нет больше сил в себе ужас держать. Хорошо, что всех разогнала отсюда, а то ведь не уследить. Пусть живут, хоть и не радостно, зато спокойно. Пусть живут".

"Чёртов колокольчик. Я думала, всё в прошлом, цена уже уплачена. Но я хоть знаю, что всё реально. А как объяснить остальным? Ведь не поверят, они же не видели его. А ведь только я и осталась живой тогда…"

"Я помню, когда колокольчик прозвенел впервые. Мне было десять, Рае пятнадцать, Володе четырнадцать. Была суббота, мама приготовила картошку с мясом. Папа качался в кресле и курил трубку. У всех было отличное настроение, папа только что заключил выгодную сделку, и родители планировали перестраивать дом. Тут в дверь позвонили. Папа отправился открывать и вскоре вернулся озадаченный, с небольшим свёртком в руках. На свёртке была написала наша фамилия и адрес, но про отправителя ничего. Внутри обнаружилась коробка, а в ней — ничего. Нам кто-то прислал просто пустую коробку. Все решили, что это просто шутка, а потом пришло время обеда, и мы вообще забыли про посылку".

"Мы уже пили чай, когда мама стала прислушиваться, а потом спросила у нас, не слышим ли мы странный звук. Все прислушались. Как будто вдалеке слышался звон. Папа сказал, что это в деревне, наверное. Но звон оказался хоть и тихим, но таким назойливым, что мешал заниматься делами. Папа хмурился всё больше, а потом взял фонарь и вышел из дома, сказав, что сходит, поищет, кто там развлекается. Он долго не возвращался, мама забеспокоилась. Володя вызвался сходить за папой. Он взял запасной фонарь и ушёл. Время шло, ни его, ни папы так и не было. Мы очень тревожились. Мама сказала нам никуда не выходить, взяла свечу и пошла искать папу и Володю. Но и она так и не вернулась. Я просила Раю не выходить, плакала, но она меня не послушалась. Я осталась одна. Боясь пошевелиться, я сидела, зажигая одну свечу от другой. А колокольчик звенел всё ближе. Вскоре я поняла, откуда раздаётся звук. Он шёл из пустой коробки, которую папа положил на шкаф. Там было, наверное, самое тёмное место на кухне. Я увидела, как темнота стекает со шкафа и приближается ко мне. Я схватила свечу в руки и молилась. Темнота была всё ближе, я думала, что она меня поглотит, но она наткнулась на свет от свечи и заметалась рядом. Билась о него, как о стену. Так прошло время до утра, и только тогда она отступила".

"Я сходила в деревню, мою семью ночью там никто не видел. Меня отвели к старосте и долго распрашивали. Конечно, никто не поверил рассказу про колокольчик и темноту. Наверное, подумали, что мне всё привиделось из-за страха. Говорили про разбойников, мужики на поиски ходили. Но никаких следов не нашли. В соседнем селе жил мамин младший брат, староста отправил за ним кого-то. Дядя Петя после переехал в наш дом, хотя я просила его, чтобы он забрал меня к себе. Но дом родителей был лучше, а над моим рассказом он только посмеялся, да и коробка куда-то исчезла".

"Дядя Петя так и не женился. А ко мне на моё шестнадцатилетие посватался Митька. Хороший был парень, работящий. И меня уважал. Детки у нас пошли. Так и жили потихоньку. Колокольчик больше не звенел, и та ночь стала и мне самой казаться нереальной. Странно было только одно. Когда кто-то из родичей надолго от дома уезжал — менялся, как будто из него душу вынимали. Снова надо мной смеялись, когда я о том говорила. Так я говорить перестала, но стала зазывать всех к себе на праздники".

"И вдруг колокольчик снова зазвонил. Я испугалась чуть не до смерти, как раз Коля с Майей у меня были. Выгнала их, сама везде свет зажгла, но чую, что тут она, темнота. Где угол чуть потемней, что-то там колышется".

"Хотела сжечь дом, но не получилось. Не занимается огонь, гаснет".

"Написала завещание. Нотариус клялся, что они сделают всё, как я велела. Думаю я, проклятье это кровное. Потому никому из родни тут нельзя жить. Завещала продать дом".

— Всё, больше ничего нет, — я пролистал дневник. — И что думаешь?

— А ты что думаешь? — спросила в ответ сестра.

— Майя, я слышал колокольчик и тьма меня тянула к себе. Может, она стала сильнее без бабушки.

Сестра кивнула:

— Я тебе верю, мне ночью такая жуть приснилась, и чувство такое было, что с тобой беда. Знаешь, мне кажется, нельзя дом продавать. Пока оно в доме, в нашем доме. А если дом станет чьим-то ещё? Может, оно отправится нас искать.

Её слова звучали дико, но в этом точно что-то есть. Я это чувствовал. Кивнул.

— Я тоже так думаю, нужно просто заколотить его и оставить.

Утром я позвонил нотариусу и сообщил, что в доме никто жить не будет, но и продавать мы его не станем. Он немного поохал, но мы с сестрой были вправе распоряжаться наследством, как хотим. Через пару дней мы нашли в себе силы съездить к дому, да и машину нужно было забрать. Пока я забивал здоровенные гвозди, заколачивая двери и окна досками, мне казалось, что из щелей на меня злобно глазеет тьма.

Мы с Майей обменяли свои квартиры на одну, большущую. Я к этому не особо стремился, но сестра наотрез отказалась жить одна. А от намёков, что она, такая красавица и умница, уже и о свадьбе могла бы подумать, Майя только отмахнулась. Наверное, так действовало родовое проклятие — проклятие равнодушия.

С тех пор я часто думаю, что незавидная нам с сестрой выпала судьба — жить без любви, без радости, никогда не выключая свет.