Была у нас в деревне соседка проблемная. Звали её Елена Петровна. Чертовски вредная и сварливая баба. Лет ей было около сорока, но всю жизнь она жила одна. Со всеми, в том числе с моими родителями, общалась через губу, с парочкой таких же тёток брехливые сплетни разносила, семьи ссорила, кляузы на местных в сельсовет писала чуть что. Рассказывали, что мужики её смолоду сторонились. Мне тогда лет двенадцать было, и хотя я самым младшим в семье был, но уже многое понимал, что народ болтает. Да и сама эта женщина бывала предметом наших ребячьих шалостей. Например, у неё в саду были роскошные вишни и груши, которые мы всей ватагой лазили обносить, вычислив, когда её нет дома. За что она потом устраивала скандалы нашим родителям и требовала с них компенсацию. В общем, мы тоже были «хороши» в какой-то степени. Но всё равно не были такими пакостниками, как она.
И действительно. Все, включая молодёжь, знали, что глаз у тётки Елены сильно дурной и работал стопроцентно! На кого она ни глянет искоса, кто хоть немного ей не понравился или насолил чем-то, то всё — дальше без вариантов. Не пройдёт и месяца, как беда приключится с этим человеком. Он или заболеет, или покалечится, или вообще в реке утонет. Одного мужичка, который бесплатно (по указанию сельсовета) вспахал ей огород так, что ей не понравилось, она и вовсе со свету сжила. И как! Стая волков растерзала мужика в посадке. Вот шумиха тогда была! У нас же волков отродясь не бывало; последних, дед говорил, ещё в тридцатых добили. Если бы Марфа Николаевна, соседка жертвы, своими глазами не видела, как волчья свора треплет орущее тело, то никто бы в такое не поверил. Пока она своего мужа позвала, пока тот с ружьём прибежал, спасать было некого. Только мелькнули вдалеке несколько удирающих в сторону леса волчьих силуэтов. И всё, больше после того случая волки ни разу никому не попались.
Совсем тогда плохие слухи про Петровну поползли, хотели ей местные взбучку устроить. Но участковый вмешался, не позволил случиться самоуправству, сказал, что сам разберется. Ходил к ней, беседовал. Потом его как поменяло — милиционер стал хмурый и как в воду опущенный. Ходил по деревне, пистолет из рук не выпускал и всем грозился, чтобы Елену Петровну никто не трогал, теперь, мол, это его дело. Так и терпели её, непонятно как прикрывшуюся законом. Лучшим способом было её просто избегать, а если гадости начинает говорить, то развернуться и уйти без споров.
Нашей семье она завидовала особенно и по-чёрному. Дом большой и красивый, семья немалая, четверо детей в ней. Отец в доле с другом рыбхоз держал, запускали малька, потом добывали и продавали подросшего карпа и толстолобика, дома хозяйство приличное держали. Мама завучем в школе была. Старшие братья ремонтировали в городе машины. До города, кстати, десять минут езды было. Деньги в семье водились, в общем. А у противной соседки ни мужа, ни хозяйства. Иногда к ней непонятные людишки приезжали из города, зависали у неё по часу-полтора и выходили с таинственными рожами и свёртками в руках. Говорили, что она предметами для порчи занималась, за это и деньги получала. Ну и участковый, который жил в городе, стал к ней ночами приезжать. Неплохо она устроилась.
И тем не менее, несмотря на все её возможности, Петровна только могла ядовито шипеть в нашу сторону. А всё потому, что она однажды столкнулась с нашей бабушкой-сибирячкой, приехавшей к нам погостить. Они столкнулись нос к носу у забора, когда завистливая соседка заглядывала через него к нам во двор. Не знаю, о чём у них там был разговор, но Петровна две недели не показывалась из дома и не принимала клиентов. Бабушка сказала маме, что «чернодушная», так она назвала соседку, ближайшие годы нам не грозит. Я подслушал этот разговор и намотал на ус, потому и лазил за черешней без особого страха, решив, что наша бабуля напугала её навсегда. Откуда же мне было знать, как из-за одного случая обернется дело!
Был один из выходных дней, когда мы с друзьями вчетвером сидели у меня на лавочке перед двором, в тени раскидистых крон яблонь, нависающих через забор. Было очень жарко, так что мы даже на пруд идти поленились, просто болтали ни о чём, ожидая, пока жара хоть немного спадёт. Сидим мы, значит, разговариваем, и неожиданно к нам подходит Петровна, протягивает банку, полную спелой черешни и говорит:
— Я знаю, что вы ко мне собрались залезть, вот вам, кушайте на здоровье! Мытые уже!
Пока мы с опешившими физиономиями соображали, как реагировать, она вручила презент мне в руки, хитро улыбнулась и ушла к себе во двор.
Я повертел двухлитровую банку в руках, глянул на друзей, ожидая их реакции.
— Саня, лучше не ешь, она же ведьма, — посоветовал мне рыжий Колька. — Мы никто не будем есть. Мало ли чего она наколдовала там.
— Ерунда, моя бабуля её так приструнила, что она нам ничего сделать не может, — зачем-то начал хвалиться я и запихнул горсть спелых ягод себе в рот, демонстрируя неслыханную храбрость и, как позже оказалось, глупость.
Я снова предложил друзьям угощение, но они отказались и заторопились куда-то по своим делам. Мне было понятно, что они не одобряют моего решения. Съев треть банки вкусных ягод и оставшись один, я высыпал оставшиеся в кормушку нашего курятника и птицы мгновенно уничтожили черешню, довольно кудахча. Родителям и братьям я ничего не сказал, почувствовал, что выхвачу неприятностей за это. Помыл банку и отнёс, поставил на скамейку Петровне. Стукнул ей в окно и, когда она показалась и приоткрыла створку, сообщил, что вернул тару, и выдавил из себя «Спасибо».
У неё была такая довольная физиономия при этом!
Вернулся домой, до вечера помогал маме по хозяйству, а потом у меня жутко скрутило живот. Ну, я не стал списывать это на какое-то колдовство, мало ли, после ягод бывает такое. В окно увидел, как к соседке на ночёвку подъехал владелец милицейского уазика. Живот к тому времени болеть перестал, но ужасно потянуло в сон, и я отправился в постель.
Всю ночь мне снилась всякая гадость, мутные, глупые сны. Я проснулся, едва рассвело, весь в раздёрганном состоянии, дрожащий, вспотевший. Мои домашние ещё спали. Стало душно, прямо дышать нечем. Я встал с кровати и приоткрыл форточку. Не помогло, в комнате было так же спёрто. Дальнейшее было странным: ноги сами меня понесли из дома на наш огород, в сторону овражка. Я шёл и удивлялся — вроде не хочу же идти, а двигаюсь как зомби. Хотя соображаю всё, только приказать своему телу не могу. Так я выбрался на середину огорода и шёл бы ещё дальше, если бы не стал как вкопанный.
На межевой тропинке, по которой я прошёл половину длины огорода, мне перегородила путь огромная, клыкастая свинья. Нет, даже не свинья, а дикий кабан! Какой же огромной была эта тварь! Я видел раньше кабана в зоопарке, и тот показался мне настоящим великаном, но это существо было ещё больше. Не знаю как, но я определил в животном женский род. Её налитые кровью глаза и угрожающее хрюканье обратили бы меня в бегство, если бы я мог бежать. Но я от страха не мог шагу ступить, просто стоял и смотрел, как дикий зверь приближается ко мне, собираясь растерзать.
— Санька, беги сюда! — услышал я далёкий мужской крик. Знакомый голос нашего участкового.
Это и вправду вывело меня из ступора, и я припустил прочь от чудовища, а оно устремилось за мной. Я думал, что бегу очень быстро, но страшная свинья настигала меня: тяжёлый топот копыт по высушенной жарой почве грохотал в моих барабанных перепонках, грозное хрюканье с присвистом резало слух и заставляло холодеть от страха. Ещё бы чуть-чуть и…
Но тут грянули один за другим несколько сухих пистолетных выстрелов. За моей спиной раздался такой громкости свиной визг, что перекрыл все другие звуки. Шум от падения грузного тела стал сладкой музыкой для меня.
Я добежал домой, не оглядываясь, и чуть не врезался в заспанного батю, выскочившего на крыльцо на звук выстрелов. Толкнув меня в дом, отец побежал в сторону огорода, откуда раздался крик участкового, полный ужаса.
Я нырнул в кровать, забился под одеяло.
Выбрался оттуда только через час, когда меня позвала завтракать мать. Братья к тому времени уехали на работу в город, и мы оставались втроём. Отец уже сидел за столом и рассказал мне такие вещи, что я не сразу поверил. Он сказал, что когда добежал до места, где упала замертво подстреленная свинья, то увидел бьющегося в истерике участкового у окровавленного тела нашей злобной соседки.
Оказывается, что группа криминалистов уже приехала, прошла через её двор и работала на месте происшествия, а потерявшего самообладание стража порядка, который меня спас, увезли в город его коллеги. После этого отец сердито глянул на меня и спросил, какого чёрта я там делал в такую рань. Мне пришлось рассказать всё, начиная с момента ягодного подарка.
— Она всё-таки придумала, как до нас добраться. Очень повезло, что участковый ночевал там и вышел поутру покурить или ещё зачем и не признал в кабане, гнавшемся за тобой, обратившуюся ведьму. С оружием он не расставался сроду, был у него бзик такой. Ну инстинктивно и начал стрелять, милиционер же как-никак, — заключила мама.
Отец же молчал. Он не верил в подобные вещи и признавал только материальное. Однако и опровергнуть слова мамы не мог. Когда он прибежал на место, то увидел уже свершившуюся картину и никакой дикой свиньи. Даже следов копыт не было. Разумеется, его уже опросил следователь и предупредил, что ещё не раз будет беседовать. И, конечно же, он им не расскажет ничего о том, что сказал я. Это же невозможно доказать, а вот проблем себе приобрести — запросто.
Целых две недели местные обсуждали случившееся, участкового сняли с должности и завели на него дело. Я, кроме родителей, не рассказывал никому о том утре. Опустевший дом соседки продала её дальняя родственница другим людям, и скоро у нас появились нормальные соседи.
Вот такая история случилась в моём деревенском детстве. Когда я рассказываю о нём через много лет своим друзьям, то они смеются. Но мне до сих пор не до смеха…