Сознание не сразу отделилось от внешней оболочки. Какое-то время я будто падала в густой туман. Не было ни страха, ни печали, ни радости от того, что в скором времени повстречаю ту, что подарила мне жизнь. Я не знала маму. Сложно было чувствовать горечь потери, когда по сути для меня это была совершенно незнакомая ведьма.
Ощущения нахлынули разом. Причем сперва я даже не поняла, что принадлежат они вовсе не мне. Боль. Не физическая. Душа погибшего Хранителя страдала из-за одного-единственного дела, незавершенного в мире живых. Чувство невосполнимой потери закручивалось тугим узлом где-то в районе сердца. Эта женщина даже спустя столько лет не могла обрести заслуженный покой. Она совершила невообразимое для мира магов и теперь по праву должна была покоиться с миром. Но…
— Моя малышка, — услышала я жалостливый шепот. Ведьма, казалось, вот-вот заплачет. — Моя прекрасная сильная девочка, — теперь голос доносился с другой стороны.
Сложно было оставаться равнодушной к невообразимой печали, которую испытывала моя… мама. А потом я увидела ее. Это было мое отражение. Я словно смотрела на себя в зеркало. Те же черные густые волосы, волнистыми струями падающие на спину. Те же серые умные, проницательные глаза, которые таили в себе одновременно тайну мироздания и абсолютную открытость этому миру и каждому живому существу. Та же горделивая осанка, говорящая каждому: в этой женщине скрыт стальной стержень и побороть ее или склонить к чему-то будет непросто.
— Ты так прекрасна, моя Надин, — призрак протянул руку.
Моей щеки коснулась легкая прохлада. Это было похоже на дуновение слабого ветерка в летний зной. Хотелось подставить ему лицо, чтобы он ласкал кожу, давая возможность отдохнуть от жаркого солнышка. В горле образовался комок, который мешал сделать вдох. Как продлить мгновение? Как вернуться туда, где руки мамы живые и теплые? Как вернуться во время, когда весь твой крошечный мир сосредоточен на одном-единственном существе, которое своей улыбкой озаряет все вокруг?
Ответ был безжалостен. Это невозможно. Мертвые не возвращаются к живым. Нам только остается греть в душе воспоминания о них. Набираться их силы и мудрости в сложные, темные для нас времена. Помнить и никогда не забывать, что когда-то мы черпали от них знания. Все, что сейчас существует в каждом из нас, было подарено ими — ушедшими от нас.
— Мама… — я не могла сдержать горького всхлипа. Отчаянно, безумно, неудержимо мне хотелось прижаться к ней. Почувствовать, как мамочка гладит меня по волосам. Как говорит, что все будет хорошо, что я справлюсь со всем, что бы мне ни предстояло в будущем.
— Не нужно слез, моя хорошая, — теперь ее душа оказалась на расстоянии вытянутой руки. — Я так горжусь тобой, Надин, — ее светлая улыбка подарила что-то дорогое моему сердцу. Такое не забыть и не схоронить под толстым слоем других проблем. — Прости меня, девочка.
— Мама, не надо, — я попыталась остановить ее признания. Зачем? Кому они теперь были нужны? Я всегда ценила поступки выше любых слов. Я чувствовала ее искренность. Она, словно яркий факел, горела в ее сердце, с головой выдавая все мысли.
— Нет, доченька. Надо, — она взяла мои руки в свои. Поток ее силы хлынул в меня легкой прибрежной волной. — Я бросила тебя. Сделала выбор в пользу мира, а не того, что действительно важно. Ты росла, думая, что не нужна своим родителям. Но это не так. Мы с папой любим тебя, малышка. Прости нас. Прости, Надин, что трудности ты встречала самостоятельно. Прости, что не к кому было прижаться в темные времена.
— Я выстояла, мам, — шмыгнула носом как в детстве. — Я стала сильнее. Это все благодаря тебе и… папе, — как же мне тяжело было произносить такие простые для каждого ребенка слова. Сколько бы лет нам ни было, каждый из нас остается маленьким для наших родителей. Каждому из нас важно время от времени говорить: «мама» и «папа». Да. И сейчас я была счастлива, что наконец могу это сделать. Потому что до этого мгновения даже в мыслях я запрещала себе обращаться к ним.
В глазах призрака блестели хрустальные капельки таких же, как у меня, слез. Но она не позволила ручейкам побежать по прозрачным щекам.
— Выстояла, малышка. Ты сильнее, чем думаешь, Надин. И я хочу, чтобы ты никогда не сомневалась в Иларии, — произнеся это имя, мама светло улыбнулась. — Моя внучка — это чудо. Ей будет сложно, Надин. Но не стой на пути ее выбора. Будь рядом. Поддерживай, помогай советом. Только не дави. В ее душе две стороны. И однажды чаша весов склонится в одну. Это и определит будущее Иларии.
Я почувствовала, как на затылке волосы встали дыбом. Что это значит? Что значит «в ее душе две стороны»? О чем говорит мама?
— Не пугайся, Надин. Просто доверься моей внучке. Она будет точно знать, какой выбор сделать. — Мамина фигура начала постепенно таять. — Я люблю тебя, моя малышка. Никогда не забывай: я всегда буду рядом, Надин.
— Мама! Подожди! — я выставила руку вперед в желании ухватиться за ее ладонь, но она прошла сквозь нее. Мама ускользала все дальше и дальше. А я вновь чувствовала неотвратимость потери. «Мамочка! Вернись! Прошу!» — душа кровоточила. Во мне было столько вопросов, которые я не успела задать. Но теперь дух Элианы Валлес будет покоиться с миром. Она увидела дочь. Последнее дело, которое ее связывало с миром живых, завершено. Я знала, что теперь мама будет уверена: я никогда не забуду ее. Ее добрая ласковая улыбка пронесется сквозь мою жизнь. Она станет освещать мой путь, когда я снова столкнусь с препятствием, которое будет казаться непреодолимым.
Резкий вдох заставил сесть на кровати.
— Черт подери, Надин! Ты по-нормальному можешь или нет? Почему с тобой вечно какие-то приключения случаются? — до меня донесся ворчливый голос Марикуса.
— Где я? — сознание немного путалось, и я не понимала, где нахожусь.
— У меня дома, — парень нахмурился и потянулся, чтобы дотронуться до моего лба. Однако я увернулась, не позволив прикоснуться.
— Марикус, я не ребенок.
— Ага. Ты просто беда ходячая, — парировал он.
— Кто бы говорил. Напомнить, как ты оказался в моем мире? — подчеркнула я.
— Не стоит. — Он закусил нижнюю губу. — Ты навела очень много шороха. Октимус рвет и мечет.
— Интересно узнать почему? — хмыкнула я.
— Говорит, что из-за тебя погибла его лучшая ученица. Требует, чтобы тебя вернули в мир магов. И закрыли доступ в наш мир. Навечно.
— Ох, как интересно, — в душе проснулась жажда крови конкретного друида. Выслать меня захотел? Что-о-о ж. Давай, родной, пободаемся. Только вот результат тебе не понравится, когда я во всеуслышание объявляю, чем занималась твоя ученица. Любопытно будет послушать, как ты станешь отнекиваться.
— Ты не понимаешь, — нахмурился Марикус, — отец поддерживает его требование.
— Это пока, Марикус, — прямо взглянула на парня. — Иди вниз. Я приведу себя в порядок и спущусь ко всем.
— Перед домом толпа драконов, — предупредил он.
— И это к лучшему, — довольно подвела я итог. — Иди. Пять минут, и я буду там.
Парень еще какое-то время потоптался на месте, раздираемый сомнениями, но все же подчинился. Как только за ним закрылась дверь, я аккуратно поднялась с постели, опасаясь, что после сражения в доме Морталлы будет болеть все тело. Однако ничего подобного не ощутила. Это радовало.
Когда оперлась на правую руку, чтобы соскочить с кровати на пол, ладонь что-то кольнуло. Опустила глаза. В ладони лежал треугольный амулет на блестящей серебряной цепочке. Я улыбнулась: «Спасибо, мамочка. Спасибо, что на короткий миг подарила свою любовь».
С этой мыслью я направилась в прилежащую к комнате ванную. Во мне крепла уверенность, что сегодня для темного друида начнется совершенно другой день. День, когда в непроницаемой стене его власти над драконами пойдет первая трещина.