Дело о проклятых розах

ГЛАВА 12

Кони меланхолично трусили мимо последних домиков, еще считавшихся городом, и наконец подъехали к полосатой будке Южной заставы, в которой дремал дежурный стражник. Стражники на заставах давным-давно перестали играть какую-либо роль в охране Города, тем более что и охранять его давно уже было не от кого, поэтому сами заставы сохранились скорее из уважения к традиции, чем по необходимости. Все обязанности, которые приходилось исполнять стражникам, заключались в том, чтобы рассказывать приезжающим о том, как им лучше проехать туда, куда они направлялись, и на всякий случай приглядывать, нет ли среди них подозрительных личностей. Правда, Лити полагала, что подозрительные личности заранее принимали меры, чтобы выглядеть не так подозрительно, а если уж совсем не получалось, то просто обходили заставы так, чтобы остаться незамеченными. Опасных же зверей в окрестностях Столицы тоже давно не осталось. Так что стражники явно скучали и использовали любую возможность, чтобы поболтать с путниками. Вот и этот, заслышав шаги их коней, пробудился и оживился. Лити направила Иксу поближе к будке, поздоровалась и завела вежливый разговор. Стражник отвечал ей охотно, и Лити в процессе беседы узнала, что Южная дорога в последнее время совсем опустела и редко кто по ней передвигается, кроме окрестных крестьян, которые наезжают в Город, чтобы продать кое-что из своих продуктов. Даже купцы из Стилита и Орхема нечасто бывают. Они предпочитают другой путь — через заставу Трех Ключей, возле которой теперь открыли постоянную ярмарку. Так что любого путника, а тем более такую приметную даму, как Суле в описании Лити, он бы заметил. Тем более что она должна была выезжать, а не въезжать в Город. Лити и не рассчитывала на другой ответ, вежливо поблагодарила словоохотливого стражника и приблизилась к Алиту, ожидавшему ее в нескольких шагах. Они отъехали на такое расстояние, чтобы стражник не мог их видеть за деревьями подступающего к городу леска, и попытались задействовать Собаку. На всякий случай они решили искать не только Суле, но и Нелла.

Но ни той, ни другого не обнаружили. Собака безразлично молчала, хотя Алит выжимал из нее все, что только было возможно. Что ж, значит, на юг Суле точно не выезжала.

На следующей заставе, той самой заставе Трех Ключей, о которой им говорил первый стражник, народу было значительно больше. Застава получила свое название от того, что поблизости выходили на поверхность три родника с очень чистой водой и раньше путники всегда останавливались, чтобы передохнуть в тени и напиться их целебных вод. Теперь же, когда Город разросся, здесь уже не отдыхали прохожие, а расположилась оживленная ярмарка, и людской поток на дороге не убывал в обоих направлениях. Лити и Алиту даже не удалось побеседовать со стражниками, которых там было двое. Оба они были так заняты, что вряд ли стали бы тратить время на пустые разговоры. Предприимчивые торговцы и хозяева гостиниц, как видно, за определенную плату договорились со стражами, чтобы они, отвечая на вопросы путников о местоположении тех или иных улиц и зданий, не забывали расхваливать непревзойденные достоинства определенных гостиниц и трактиров. Это, конечно, было явным нарушением правил, но начальство, должно быть, тоже участвовало в прибылях, так как закрывало на это глаза. Лити и Алит так и не смогли найти место, где бы они были избавлены от любопытных глаз, и, махнув рукой, рискнули вытащить Собаку прямо на дороге, правда, отойдя на приличное расстояние от самих стражников. На них многие обращали внимание, но никто не понял, что же они делают, было ясно только, что это как-то связано с магией и добропорядочные торговцы на всякий случай обходили их подальше. Результата не было и здесь. Вероятно, Суле избрала для своего путешествия, чтобы не сказать бегства, другую, менее людную дорогу.

На третьей заставе, Западной, им повезло не больше, с той только разницей, что стражник оказался менее общителен и весьма нелюбезно буркнул, что, дескать, здесь слишком многие ездят, чтобы запоминать каждого. И действительно, Западная дорога вела к морскому побережью, и по ней ездило множество людей, в основном желающих отдохнуть на песочке. Лити с грустью подумала, что когда-то и они с Суле ездили отдыхать на море чуть ли не несколько раз в год. Но затем Суле решила, что сильный загар не полезен для ее кожи, и поездки стали реже. А потом Лити совсем выросла и стала больше учиться, свободное время теперь принадлежало книжкам и упражнениям, все-таки магия — тяжелый труд. Правда, хотя бы один раз в год, на каникулах, она обязательно уговаривала Суле выехать на морские купания. И именно по этой дороге они возвращались домой тогда, после их первой и пока единственной серьезной ссоры, когда Суле беззастенчиво увела у Лити ее первого поклонника. Лити невольно улыбнулась, вспомнив об этом. Это было еще до того, как Суле привела в дом Алита, и девушка решила переключить внимание на него.

«Впрочем, и это теперь тоже неактуально», — подумала она, украдкой взглянув на самого Алита. Однако искреннее равнодушие этого вывода было слегка подмочено мыслью о возмутительной популярности, которой, как видно, пользовался Алит среди девиц департамента Переписи.

Однако, несмотря на сентиментальные воспоминания, связанные с Западной дорогой, посещение ее не дало результатов. Собака молчала, полностью игнорируя страстные взгляды, которые бросала на нее Лити.

Увы, предположение о том, что можно отыскать Суле, расширив радиус поиска, пока не оправдывалось.

На сегодняшний день ревизию застав можно было считать оконченной, так как день неумолимо приближался к вечеру, а им еще предстоял неблизкий путь домой. Они решили не возвращать лошадей в конюшню, чтобы завтра с утра не терять времени, а сразу продолжить начатое дело. Посему лошади должны были провести ночь в небольшом садике Лити. Травы там более чем достаточно, из фонтанчика можно напиться, а привязать их можно к любому дереву у дома. Так что, решив судьбу Иксы и Хорта, Лити с Алитом повернули их в сторону дома. Завтра им предстояла вторая половина дела — объехать оставшиеся три заставы, если, конечно, им не повезет сразу на первой.

Путь домой они проделали, почти не разговаривая друг с другом. Оба устали, особенно Алит, которому постоянно приходилось увещевать своего Хорта, предпочитающего трусить не слишком быстрым шагом. Уговорить же этого одра ускориться просто не было никакой возможности. Он только вздыхал, мотал головой, как будто вполне сознательно отказываясь быстрее передвигать ноги, и шевелил ушами. Алит, большая часть энергии которого уходила на то, чтобы оставаться сидеть в очень неудобном седле, не рисковал применять силовые методы и продолжал словами понукать ленивую скотину. В конце концов даже Икса, которая рядом с Хортом выглядела просто чемпионом, обернулась и укоризненно заржала, неясно только в чей адрес: то ли упрекая Хорта за медлительность, то ли Алита за слабохарактерность. Но и это не помогло. Хорт снова помотал головой, цапрочь отказываясь переходить на другой аллюр. Так они и передвигались со скоростью не самой резвой черепахи. И дома оказались уже почти ночью, когда улицы Столицы освещаются нечастыми фонарями. Там, где они проезжали, явно было пора подновить заклятие Вечернего Света, что составляло еженедельную обязанность специальных магов-смотрителей невысокой категории. Они славились своей феноменальной леностью и халатностью, за что их дружно ругало почти все городское население.

Дома Лити почувствовала себя такой уставшей, что даже отказалась от ужина, который Алит нашел в себе силы заказать с доставкой в «Старой бочке».

Вместо того чтобы сразу заснуть, как она поступала обычно, Лити долго ворочалась в постели, которая разом показалась ей неудобной и душной. Она изо всех сил боролась с отчаянием, запустившим свои гадкие острые когти прямо в сердце. Девушка старалась отогнать от себя тоскливые мысли о том, что же она будет делать, если завтрашняя поездка тоже не даст результатов. Еще вопрос, удастся ли Ораму добиться чего-нибудь от этой противной Бирди. А что, если она тут вовсе ни при чем? Что же останется? Просто пойти в Совет и громогласно потребовать, чтобы эти лучшие маги отработали свою репутацию, немедленно представив ей живую и здоровую Суле?

Самое ужасное, что на самом деле ей даже было нечего им предъявить, в том смысле, что Суле — взрослый человек и совершенно вольна в своих поступках. Она не обязана ни перед кем отчитываться и абсолютно свободна делать все, что ей заблагорассудится, в том числе и внезапно уезжать, никого не предупреждая. Кто, кроме Лити, знает, что она на самом деле ни за что бы так не поступила, не бросила бы ее, Лити, не обмолвившись даже словом? И девушка поймала себя на том, что почти всерьез обдумывает возможность такого похода в Совет. Она только покачала головой и перевернулась на другой бок. В конце концов ей все-таки удалось заснуть, но сон ее был неглубок и тревожен.

На следующее утро Лити чувствовала себя не в лучшей форме и кисло отвечала на бодрые замечания и шутки Алита, который изо всех сил пытался ее расшевелить.

Он чуть не силком заставил ее поесть, для чего ему даже пришлось весьма грозно прикрикнуть и напугать ее тем, что от голода она непременно подурнеет. Такая страшная угроза возымела действие, Лити, несмотря на скверное настроение, вовсе не желала дурнеть. После завтрака они собрали все, что должно было им пригодиться в дневном путешествии, и вышли к лошадям. Те явно провели ночь лучше, чем Лити. Даже Хорт приободрился и подобрел настолько, что позволил Алиту оседлать себя без особых проблем и даже немного прибавил в скорости.

Лити была такой вялой и задумчивой, что совершенно не сопротивлялась, когда Алит решительно взял на себя руководство экспедицией. Он сам выбрал сегодняшний маршрут, сам отобрал немного еды для обеда на лоне природы и даже заставил Лити надеть шляпу, чтобы жаркое солнце не напекло ей голову. Девушка безропотно подчинялась, сама удивляясь своей покладистости и утешаясь тем, что пока все его требования и предложения звучали более или менее разумно. Она молча ехала рядом с ним, пытаясь вспомнить, что же такого неприятного приснилось ей под утро, что она встала со стесненным сердцем и до сих пор не могла отделаться от этого противного ощущения.

Алит решил продолжить осмотр застав по порядку.

Тем более что Северная застава, до которой они не успели добраться вчера, была дальше всего от домика Лити, а ему совсем не понравилось вчерашнее возвращение, когда уже в темноте пришлось бороться с непокорным животным за каждый шаг, приближавший их к дому. Поэтому сегодня он хотел закончить путь как можно ближе к финальной точке их маршрута — небольшому домику Лити.

На Северной заставе все расспросы вела не Лити, которая так и не вышла из состояния вялой задумчивости.

Алит сам пытался разговорить стражников, и хотя ему пришлось тяжелее ровно настолько, насколько Лити казалась хозяевам заставы привлекательнее его, но зато их беседа получилась более короткой и содержательной. И это краткое содержание звучало как «нет, не проезжала».

Посему путники продолжили свой путь по направлению к Цветочной заставе, располагавшейся совсем недалеко от Цветочного предместья, в котором Лити, а впрочем, и Алит в последнее время стали частыми гостями.

Цветочная застава оказалась таким же сонным царством, как и Южная, с той только разницей, что лес не начинался сразу за границей города. Этот район, как видно, пользовался популярностью, и симпатичные домики, окруженные не менее симпатичными садиками, почти вплотную подходили к заставе, позволяя предположить, что в скором времени саму заставу придется перенести под напором новых поселенцев.

Здешний стражник, очевидно, жил в каком-то из близлежащих домиков, поскольку, когда путешественники приблизились к его полосатой будке, они застали идиллическую картинку в виде стража, наблюдающего за чумазым карапузом, который пытался что-то построить из камушков и палочек, собранных поблизости. Карапуз был, без сомнения, его собственным отпрыском, что безошибочно определялось по смешанному чувству умиления и гордости, которое не сходило с его лица. Стражник явно смутился, когда Алит обратился к нему с вопросом. Он так искренне старался припомнить, не проезжала ли здесь несколько дней назад белокурая дама, возможно со спутником, что совсем перестал следить за маленьким проказником. Тому же только этого и было надо. И когда стражник скользнул взглядом по тому месту, где еще минуту назад ребенок мирно складывал веточки, он не обнаружил там ничего, кроме этих самых веточек, покинутых на произвол судьбы. Стражник впал в такое беспокойство, стал так потерянно метаться вокруг, что Лити с Алитом единодушно присоединились к его поискам пропавшего ребенка. «Ну вот, опять я кого-то ищу», — подумала Лити, огибая какие-то цветущие кусты с резким запахом и вместе со всеми выкрикивая имя удравшего карапуза. В этот момент, однако, счастливый отец воссоединился со своим чадом, и, как водится, радость его тут же сменилась праведным гневом. Он пару раз чувствительно шлепнул бедолагу по чумазой попке, отчего тот огласил окрестности неожиданно басовитым ревом. На его плач тут же прибежала испуганная мамаша, больше всего напоминавшая захлопотавшуюся курицу, и в точности как курица, она начала кудахтать, пытаясь одновременно утешить сына, отругать отца за то, что тот обидел ребенка, а также похвалить отца за то, что тот его нашел, и отругать ребенка, за то, что он потерялся. Это, в сочетании с непрекращающимися воплями пострадавшего беглеца и бурными оправданиями оскорбленного в лучших чувствах стражника, создало такой шум, что Лити немедленно захотелось оказаться от всего этого подальше, и она не стала возвращаться на дорогу. Лити постояла еще немного за пахучими зарослями и уже совсем было собралась с духом, чтобы вернуться, как вдруг почувствовала как будто прикосновение чего-то почти неощутимого. Ей почему-то показалось, что это Суле ее позвала. Лити лихорадочно заметалась в зарослях, пытаясь снова поймать ускользнувшее ощущение, вдруг остро напомнившее ей ее сегодняшний смутный сон, но оно больше не вернулось. Девушка кинулась к лошадям, где в седельной сумке Иксы осталась лежать Собака, схватила ее и судорожно попыталась поймать след Суле. Не может быть, чтобы ей показалось! Она точно что-то почувствовала! Но Собака молчала. И тогда Лити, позабыв об осторожности, об их договоренности не обнаруживать себя, обо всем на свете, мощным заклинанием отправила свое восприятие в Тонкий мир, чего раньше не делала никогда, и принялась отчаянно звать: «Суле, Суле!», распугивая волной своего порыва чьи-то смутные тени, бывшие в большинстве своем такими же магами, как и она, которым что-то понадобилось в магическом поле. Лити ощутила, как ее энергия вносит сильное возмущение в этот призрачный мир; той частью своего восприятия, которая осталась там, в цветочных зарослях, она чувствовала, как покалывает кожу от произносимых ею заклятий и концентрирующегося вокруг нее поля.

Она испытала ощущение, знакомое всякому ныряльщику, который с прогретого солнцем камня вдруг бросается в обжигающе холодное море, и оно окружает стремительно погружающееся тело мириадами рвущихся на поверхность пузырьков. И в этом водовороте она вдруг стала огромной, заполнила собой все пространство, забрасывая все дальше и дальше тонкие лучики… чего? Больше всего это было похоже на усики улитки или на щупальца огромной прозрачной медузы, которой Лити любовалась однажды, заплыв далеко, туда, где море чернело под нею равнодушно-угрожающей глубиной, а сердитые крики Суле, мечущейся в волнении по берегу, уже почти не были слышны. Теперь же сама Лити так же страстно звала, уговаривая вернуться, откликнуться: «Суле, Суле!» — и не получала ответа. Все ее невесть откуда взявшиеся щупальца, закинутые как гигантская ловчая сеть, вернулись пустыми, не поймав ни следа, ни намека на присутствие Суле. Только секунду, нет — долю секунды, ей казалось, что она почти слышит отголосок как бы того зова, который и вверг ее в эту пучину Тонкого мира, но и он исчез, растворился без следа, оставив ее задыхаться от бешеных усилий и обиды. Возвращаться было труднее, нужно было собрать воедино все бесчисленные щупальца, на которые разделилось ее «я», вновь вынырнуть на поверхность этого негостеприимного моря и ощутить себя цельной личностью, хотя и пережившей только что первое в жизни путешествие по Тонкому миру. Она уже почти вернулась, уже почти полностью чувствовала себя принадлежащей этому миру, в котором ей что-то настойчиво говорил, крепко держа ее за плечи, обезумевший от тревоги Алит, она даже чувствовала рядом его Силу, пытающуюся помочь ей вернуться, как вдруг что-то огромное и темное навалилось на нее, пытаясь смять, задушить, разорвать ее связь с реальностью и утащить назад, в бездонную глубину, из которой уже не будет возврата. Атака была так стремительна и так сильна, что Лити ничего не успела понять, не успела защититься, собрать свою Силу, и ее отчаянная, но бессильная попытка освободиться была так же обречена на неудачу, как попытка цыпленка вырваться из когтистых лап схватившего его коршуна. Кто-то или что-то застало Лити врасплох и уже торжествовало победу, когда она, задыхаясь, прекратила борьбу и стала погружаться в темную бесконечность под невыносимой тяжестью, навалившейся на нее со всех сторон. Последнее, что она увидела или, скорее, почувствовала, было нечто, похожее скорее всего на луч или пламя свечи, и это нечто молнией ринулось наперерез той темноте, что грозила удушить Лити, вступив с этой темнотой в отчаянную схватку.