Дарья Искусница

Глава 24. Главное и второстепенное

Я вот все думала: как это носы целоваться не мешают? А теперь вижу — не мешают.

«Девчата»

Меня куда-то несли. Мир кружился, до странных сполохов в голове. Открыть глаза не было сил, словно меня отключили как механическую игрушку.

- Что с ней?

- Мою девушку сильно укачало. Ей плохо. Передайте капитану, чтобы подошел к ближайшему возможному пирсу.

- Но у нас маршрут!

- Не злите меня, просто передайте.

Разговор шел на повышенных тонах, мой разум это осознавал, но уши воспринимали звуки туманно, сквозь вату искажений, с растяжкой в конце фраз.

Еще немного и мне понадобится пакет. Пачка пакетов.

- Капитан согласился, только ради вашей девушки. Но надо расписаться на заявлении, что мы предлагали вызвать вам скорую.

- Принесите ручку. И наши вещи из каюты.

Не представляю как можно остановить теплоход. Я никогда не смогу говорить настолько уверенным и твердым голосом, он скорее распоряжения дает, чем пытается договориться.

Корабль тряхнуло и во рту стало кисло. Господи, за что. Пригласили на свидание, красивый вечер, почему я так все испортила.

Вечно все порчу.

- Черт да быстрее! Где трап? Солнце, не плачь, мы уже на берегу, почти. Еще немного.

По щеке, собирая соленые капли, прошлись губы, сейчас удивительно мягкие.

Меня крепче сжали по спине и под коленками, я втиснулась носом в теплую шею, слабо пахнущую знакомой смесью коньяка с корицей. Пальцы схватили и скомкали его рубашку, цепляясь утопающим в брошенный круг.

- Подождите! Вы же испачкаете брюки.

- Плевать! Давайте быстрее.

- Вы понимаете, что мы откажемся возвращать деньги за билеты?

- Плевать!

- Извините, что так получилось. Вам вызвать такси? – донеслось откуда-то издалека.

- Все нормально. Спасибо. Хорошей дороги.

Ничего не плыло и не качало, только прохладный приятный ветер обдувал лицо. Спасена? Я опасливо приоткрыла глаза и обнаружила, что Можайский сидит на каменном парапете, держит меня на коленях, а совсем рядом, прямо под нами, плещется вода.

Теплоход, вместе с музыкой и смехом хорошо проводящих время людей, плыл дальше по реке. Без нас.

- Я испортила свидание?

Он хмыкнул, повернул голову и поцеловал меня в висок. Горячий как печка. Великолепное сочетание с вечерним благодатным для моего нынешнего состояния бризом. Ткань под пальцами окончательно смялась, но не было сил отпустить.

- Прости. По-дурацки все получилось.

- В следующий раз говори сразу. Не пришлось бы этих циркачей терпеть.

- Мама у тебя – решительная женщина, - фыркнула я. – Ты не будешь расстраиваться, если я скажу, что побаиваюсь ее?

- Я сам ее иногда побаиваюсь. Думаешь, просто так умотал в Америку? – он хмыкнул, давая понять, что шутит. Но по мне, в каждой шутке есть доля правды. Я бы сама предпочла держаться от Валерии Захаровны на безопасной дистанции. - Про теплоход она узнала сегодня и успела развить бурную деятельность. Наняла первую попавшуюся команду в интернете, кого успела.

Мы смотрели на заходящее прямо в реку солнце. Можно было уже слезть с колен, но ни я, ни Дима даже не пытались отодвинуться. Высадили нас поблизости от какого-то парка. Кажется. Недалеко виднелась дорога, росли деревья и нигде не было видно ни одного прохожего. Тишина.

- Я не хочу тебя упускать, - вдруг сказал Можайский. – С ума сходил, когда мы поссорились и больше рисковать не буду. Надо принимать решение.

- Ты о чем? – мои губы резко пересохли. Я стиснула ткань сильнее и, кажется, даже немного царапнула его.

Опять накатила слабость. Все стало острее, ярче. Шум ветвей, плеск воды, мужское дыхание рядом. С высоты своего роста, даже сидя, он ухитрялся нависать надо мной, и в этом что-то было. Щемящее, пугающее и притягательное одновременно.

Он задышал тяжелее и тихо, низко хохотнул.

- Хочу тебя. Всю. Навсегда. Чтобы вот так сидела на моих коленях. Или смотреть как ты работаешь, глядя в монитор и покусывая губу. Сжимать тебя и вжиматься.

Но объятия продолжали оставаться осторожными, хотя чувствовала, как подрагивают его поглаживающие меня пальцы и явно твердеет то, на чем я сижу. Ух, странное чувство. Убивающий, сносящий голову коктейль нежности и жажды.

- Ты согласна?

На что? Вот так обниматься? Да-да-да.

Я подняла голову и с потрясением обнаружила перед собой красную коробочку. Валерия Захаровна могла бы и не просить меня выглядеть удивленной. Любую девушку предложение от парня шокирует и стрессует, даже если мы подозревали. Что? Меня? Замуж? Мы встречались неделю-месяц-год-десять лет и замуж?! Ты?!

Я протянула дрожащую ладонь, готовясь сказать, что опасаюсь так скоро, нам нужно еще повстречаться… Но в полутьме мои пальцы скользнули по хорошо выделанной коже, коробочка не удержалась и упала. Сначала о каменный парапет, подпрыгнула… и плюхнулась в темную воду.

Возможно, в коробочке и было что-то иное, не кольцо, о котором я подумала. Но в эту секунду сомнений не было. Потеря обручального кольца по общему мнению – очень, очень плохая примета.

Даже если я планировала сказать «Да», не бросать же символ любви в воду? Мои сомнения, помноженные на слабость от укачивания, привели к очень печальному результату.

Я словно в замедленной съемке смотрела как красный кубик отрикошетил углом от широкого бордюра, чуть поднялся от удара в воздух, затем по дуге вниз… и сама не заметила, как потянулась за коробочкой.

А вдруг оно очень дорого стоит, а если еще и старинная вещица, которую Можайские передавали из поколения в поколение? А я ронять…

- Куда?

Но я уже рыбкой прыгала вниз. Мгновение и по грудь в воде. По грудь, а не полностью – потому что изумленный Дима успел схватить меня за бедра.

??????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????? Искомый предмет утонул не сразу, на несколько секунд задержавшись и покачавшись на воде. И это решило успех предприятия. Висевшая вниз головой я счастливо сжимала в руках приз.

- Ты что творишь?!

Меня вытащили обратно и прижали, как есть, мокрой и улыбающейся.

- Даша, ты… так ценишь наши отношения… Сама, в воду, бесстрашно. Солнце мое.

Он прижимал и целовал, а я пыталась соображать. Прохладная вода и некоторое время на твердой почве, наконец, освежили укаченный разум. То есть Дима думает, что я так хочу за него замуж, что готова была плавать и нырять? Как юная Кейт Миддлтон, бросившаяся в реку, чтобы доплыть до стоявшего на пирсе принца Уильяма.

Неудобно как вышло. Если скажу правду о рефлексе и страхе обидеть – тогда действительно обижу. И обманывать неприятно.

Была у меня знакомая продавец-консультант из смены. Легкомысленная и воздушная поведением настолько, что однажды загуляла на неделю. Своему молодому человеку, успешному, симпатичному и весьма умному фотохудожнику, только уклончивые смс писала и… не появлялась. Один, второй, третий. По рукам пошла, нам, сменщицам хвасталась, подменить ее постоянно упрашивала.

Но довольно быстро общие знакомые намекнули ее парню, где бродит «потеряшка». Дескать, видим ее, но тебе лучше детали не знать, тот психанул, собрал вещи и ушел.

И надо же, случилась у девушки на очередном витке угара – жуткая неприятность - тяжелая форма аллергии, на лекарства плохо реагирующая. Пятна, одутловатость, раздражение. Кавалеры помогать не горели, любить дальше категорически отказывались, несмотря на уговоры, мольбы и принципиальную легкодоступность.

В итоге попала она с нервным срывом в больницу, мы с девчонками передачки носили, переживали за нее. Дурочка, конечно, но все равно жалко, одна осталась. Дело закончилось тем, что прихожу однажды, а у ее кровати прежний молодой человек сидит. При моем появлении развернулся и наорал на меня. Потому что, когда друзья его сбивали с пути истинного, намекали на неприличное поведение исчезнувшей девушки, бедняжка на самом деле мучалась аллергией и, святая!, зная его чувство прекрасного, не хотела показываться на глаза.

Когда я спросила, почему он кричит на меня, молодой человек сообщил: «Ты должна была подействовать на подругу! Уговорить ее! Убедить! А вы все, неудачницы в любви, радовались ее ошибке, вместо того, чтобы помочь».

Помню, стояла я тогда под обвинениями и очень хотелось сдать коллегу по работе с потрохами, так обидно было. Но решила не вмешиваться в чужие отношения и заблуждения, пусть сам разбирается.

С тех пор я понимаю, правда - очень тонкая материя. И вера любимому человеку – тоже не всегда должна быть безграничной. Где проходит незримая линия нашей веры? Как поступать в спорных ситуациях?

Душой я, наверное, согласна с фотохудожником. Своей паре надо верить. Только к чему других обвинять?

И сейчас, не поправляя Можайского, я немного почувствовала себя… обманщицей.

Все ли я честно говорю, не утаиваю ли во благо себе? Логичных вариантов признаний было всего два. Первый - безумно хочу замуж, поэтому готова хоть на дно за кольцом. И – такая меркантильная, что не смогла вынести падение драгоценности в воду.

Ни один из вариантов признавать не хотелось и это испортило мне настроение вкупе с общим самочувствием.

Зубы начали постукивать от холода, влажная блузка липла к телу. Мое ныряние за кольцом принесло грустные плоды - как бы не простыть.

Я чувствовала себя скованно и нелепо. В полутьме, с дурацкой коробкой в руках, которую я так и не открыла.

- Черт, да ты замерзаешь! – Дима расстегнул рубашку, стащил ее с себя. Зацокали где-то внизу, по брусчатке, сорванные запонки. Меня закутали в теплую ткань, но, боюсь, я быстро промочу и ее.

- Чуть-чуть потерпи, солнце, сейчас вызову машину, - экран телефона подсветил нахмуренное лицо. – Вовка, машина нужна, срочно. Да понятия не имею, где мы, вроде парк у реки. Посмотри по локации моего телефона, ты же его видишь. Да… похоже… вызывай. Три минуты до нас? Отлично. Скажи маме, пусть теплую одежду приготовит. Зачем-зачем… Я тут Даше предложение планировал сделать, романтично, на корабле. А она в воду нырнула, намочила одежду. Нет. Нет. НЕТ, ЛОМОВ! Она не решила утопиться в реке!

Кого-то откровенно троллили, а обычно не теряющийся и отвечающий той же ироничной монетой Можайский воспринял произошедшее серьезно. И это почему-то меня взбодрило.

- Дим, не напрягай, пожалуйста, маму. А лучше вообще ничего пока ей не говори, ладно? Если приедем к тебе, начнется суматоха, расспросы. А мне сейчас покоя хочется. Можно я домой?

Он медленно кивнул, звонок завершил, но мерцающий экран не выключил. И я не смогла выдержать внимательного взгляда, просто зажмурилась и притихла.

Мужская кожа ощущалась тепло и гладко. Хотелось потереться щекой, согреть холодный нос, уткнувшись потеснее. Под моими пальцами ритмично и глухо билось сердце. Бум-бум. Прижимаясь изнутри и доверчиво грея ладонь. Как плыл и замирал под моей нехитрой лаской весь Можайский. Осторожный и одновременно голодный, как подкрадывающийся хищник, что меня несколько пугало.

До самой машины мы молчали. И в такси без слов сидели бок о бок. Одна его тяжелая рука на моем плече. Вторая – на подрагивающем колене.

- Я провожу до квартиры. Присмотрю, чтобы ты без приключений попала домой, - твердо сказал он, когда машина подъехала к моему дому. И это показалось одновременно правильно и страшно. Ах, да, ему же надо вернуть рубашку. – Такси отпустим, я вызову себе отдельно.

Лифт, как водится, не работал. Ступени пахли влажным, сырым цементом -немного затхло. Распахнутые форточки на подъездных пролетах впускали тихие вечерние звуки: то чей-то смех, то рокот проезжающей мимо машины. На третий этаж я взлетела ласточкой, едва касаясь краешка ступеней. У Можайского, идущего за мной почти вплотную, так, что я его чувствовала спиной… зазвонил телефон. И тут же замолчал, явно выключенный.

Мой этаж, наконец-то. Поспешно открыв дверь, я стянула уже повлажневшую ткань с плеч. Протянула рубашку Можайскому. И оказалась мгновенно обернута обнаженным сильным телом. Шепот. Куда-то в район волос, но мурашки помчались по всему телу.

- Можно я останусь?

Блииин.

Я мокрая, холодная, с жалко висящими прядями волос. Такой будет наша первая ночь? С лягушкой Дашей?

- Дима, я… не очень хорошо себя чувствую, - Вроде я говорила, а сама себя не узнавала. Так сорвано, почти задыхаясь звучал голос. - Извини меня. Может быть не сегодня?

- Даша, ты знаешь как я прислушиваюсь к твоему мнению… Но ты сейчас расстегиваешь на мне ремень.

- И-и-извини, это я от нервов. Не обращай внимания.

- Да?

Черт, какой позор.

- Да-а. Немного поцелуемся и пойдешь…

Чудесно целуется. Чудно. Волшебно. Потому что только магией можно объяснить феномен онемения ног, когда целуют в губы. Мне встретился волшебник. А я ухитрилась по дороге превратиться в тыкву и растерять все принцессное великолепие.

Ох. Я совсем не помню какой бюстгальтер надела. Вообще в голове пусто, когда так хорошо. Вот он сейчас целует мою шею, вдруг потом, исключительно случайно, расстегнет пуговицу на блузке. А там какое-нибудь старое с широкими лямками уродство? Почему, почему я давным-давно не выбросила в мусор всё страшное белье?! Удобное? Да в баню удобное!

Нет, нельзя так.

- Дима, я думаю… не сегодня. Отпусти меня.

- Даша, ты сама меня держишь. С тобой все нормально? Давай я чай поставлю?

Какой к бесам чай, у меня мурашки канкан танцуют, когда он так нежно целует у ключицы и провокационно дышит вниз, в район неизвестного по качеству белья. Не знаю где там валяется его рубашка и, надеюсь, я хорошо захлопнула входную дверь, потому что совершенно случайно я торопливо сдираю собственную мокрую блузу, зачем-то вместе с бюстгальтером, к моему счастью оказавшимся кружевным и легчайшим.

- Солнце-е-е, - прозвучало так хрипло, что сбило мне дыхание напрочь. – Ты меня с ума сведешь.

Извиняюсь, если ты сошел с ума… какого черта ты еще внятно болтаешь? Замуж я пока не готова за тебя выскакивать, мне надо серьезно все взвесить, но и терпеть твое адово присутствие так близко уже никаких сил нет. Делай свое проклятое дело, безумный соблазнитель, хватит меня мучить. Ах.

Легкая, едва ощутимая вечерняя щетина прошлась по тонкой, чувствительной коже груди, и я ощутила на одной из вершинок горячее объятие рта.

Ох, ты ж… Хорошо, что он упрямый. Я его гнала-гнала, а он…

- Кольцо!

Он серьезно?! Я хотела возмутиться, но Можайский нашел на полу брошенную впопыхах коробочку и вытащил кольцо.

В моей сумочке зазвонил телефон. Неприятно, резко и удивительно невовремя. Подрагивающие пальцы скользили по гладкой поверхности, кажется, я отключала звонок бесконечно долго. Не успела с облегчением выдохнуть, как он завопил снова, пришлось вырубить трубку полностью.

Когда Дима поднялся с кольцом в руке, некоторое время мы поборолись за сумку, которой я прикрывала грудь. В конце концов, Можайский надел кольцо на палец, мягко отодвинув его от молнии, вздохнул и прямо с сумочкой поднял и понес меня в спальню.

Наверное, правильно было бы отправить мужчину в ванную. Еще вернее – осведомиться о наличии справки по здоровью. Любой секс – это серьезный риск, как говорил мой первый и пока единственный в прошлом мужчина. Вот уж кто сначала проверил меня с ног до головы, а потом оказывал настолько частое, длительное и дотошное постельное внимание, что я не знала куда деваться. С тех пор секс напрямую у меня ассоциировался с подозрительностью, ревностью и страхом в жгучем смешении.

Но сейчас мне не хотелось длительной подготовки, проверок, разумного подхода. Мне хотелось довериться, рухнуть в отношения, в большие надежные руки. Почувствовать себя маленькой любимой женщиной, которую ласкают не только потому что она приятна на ощупь, а потому что хотят радовать.

- Так не бывает, - зачаровано сказал Дима. Он уложил меня на кровать и, после небольшой борьбы, вынудил отодвинуть сумку с груди на живот. А потом и вовсе потерять ее на просторах кровати. Сейчас он тяжело дышал, удерживаясь надо мной на локтях и уткнувшись носом в сжатую камешком вершинку груди.

- Т-тебе форма не нравится? – осведомилась я.

Так и знала, что надо сразу было поворачиваться на бок. В этом положении мой бюст смотрелся больше и круглее. А вот при лежании на спине, как сейчас, все сплющивалось, не так красиво выпячивалось. Учитывая выдающиеся навесы Олеси, в сравнении я должна проигрывать с разгромным счетом.

Вот идиотка! На бок я побоялась лечь по одной причине, несмотря на отличный вариант подачи груди и эффектно проявлявшуюся волну талия-бедро, увы, в этом положении у меня округлялся живот. Чуть не выкатывался на простыню срединной частью, откуда что бралось. Но надо, надо было рискнуть, а живот просто втянуть… Может перевернуться пока не поздно?

- Это совершенство, - глухо сообщил Можайский и коротко, остро лизнул сосок.

Елки. Плевать на повороты.

- Тогда и второй, - жалобно попросила я. – Он такой же, посмотри.

- Обязательно.

Те, кто слышал шероховатый, немного хрипящий голос Димы днем, не представляют как крышесносно он звучит ночью, в полутьме. Горячее дыхание, низкий, пробирающий шепот и… животная вибрация словно самум по пустыне опаляет кожу.

- Димочка, еще раз скажи про «обязательно». Пожалуйста. Скажи!

Легкие быстрые поцелуи, холодок от намекающего контакта зубов. То зажигающие, то успокаивающие, ласкающие касания, разные, но все бесконечно томительные, заставляющие сжиматься живот.

Он провел пальцами по скручивающемуся, подрагивающему телу, хмыкнул:

- Обязательно. Я посмотрю на все обязательно. Моя командирша.

Да-а? Ну хорошо же! Все хорошо. И нежно выцеловывающие грудь губы. И медленно снимающие с меня остатки одежды руки. Даже каменная твердость упиралась в идеально правильное место. Он приподнялся на короткое, такое пустое без него мгновение, треск ткани и снова нужное на месте.

- Прости, кажется, порвал тебе белье.

Жаль, что не сказал что-нибудь более сексуальное, но тоже неплохо пошло. Кажется, я застонала в голос. Дима тихо ругнулся.

- Сейчас тоже разденусь.

- К-куда?! Стоять! То есть – лежи-и.

- Даша, любимая, нежная моя, брюки могут натереть, мне трудно сдерживаться.

- Потерпишь.

Не знаю, что он там имел в виду, потому что недоуменно замер, а я с наслаждением притискивала его к себе за бедра, ощущая давление жесткой брючной ткани.

Три года я совсем не хотела секса? Какая же я дура! Это же восторг. Сколько-то там килограмм лежащего на мне твердого, теплого, готового, моего личного восторга.

- Стоять, лежать, да, нет… Путаешь, вертишься как чистый грех… Все, ты меня довела.

Меня запечатывают поцелуем. Воздуха нет, он закончился в целом мире. Мы вырываем кислород друг у друга, сражаемся, но, когда он трогает меня… низко, я сдаюсь. Да пусть все идет лесом, ничего не надо, а дышать и вовсе не обязательно.

Меня впервые касаются с таким восхищением и трепетом. Сначала почти не различимо, потом все более плавно. Я млею, парю, дрожу. Замираю, когда Дима отвлекается, и прислушиваюсь к тихому хрусту обертки. Вот и точка невозврата. Да плевать… Быстрее! Ощущения сменяются, да, уже другое, горячее, гладкое и широкое.

Я тихо ахаю от медленного, осторожного, едва намекающего проникновения. Идеально. Можно остановить время?

- Че-е-ерт! Ты такая нежная!

Еще бы, да я плавлюсь! Это не нежность, это бесов сыр на сковородке, мороженное на солнце, пластилин под прессом. Это не может быть правдой, мне достался не парень, а секс-волшебник. Ох, еле-еле, кто ж так двигается, это пытка.

Я успеваю требовательно промычать, но мне опять затыкают рот сладкими как грех губами, а хватающие его руки прижимают к кровати по обе стороны лица. И снова издевательства, я уже не могу, я против, но слова мне не дают.

Остается только прижиматься навстречу и жаловаться на жизнь полузадушенными стонами. Тело бьется и пытается улететь вместе с разумом. Вверх и вверх.

А потом добирается по белого раскаленного неба. Мое тело поет каждой крошечной клеточкой, а сердце пытается пробить грудную клетку.

Все происходит слишком пронзительно, слишком эмоционально для меня, на пределе, когда не знаешь куда сорвет дальше. Я вдруг осознаю, что дрожь по всему телу может быть некрасива, девушки в фильмах красиво выгибаются и надсадно кричат, а меня бьют судороги и максимум, что могу выдавать – тихие стоны. Вдруг он решит, что я не очень…

У меня, блин, первый оргазм, я еще не научилась его правильно показывать. Не могу же я сказать, что мой прежний парень был слишком быстрым и жестким сразу, я не успела научиться, а вот с тобой готова все делать как надо, видишь, у меня почти получается. Я еще научусь для тебя кричать…

Моргая, пытаясь прогнать пелену перед глазами, я вглядываюсь в его лицо. И замираю от восторга, потому что он закидывает голову и хрипло, на разрыв стонет. Набирает быстрый ритм. И самое главное…

- Даша-а-а. Да-а-ша.

Вот оно самое главное.

Кажется, я не сильно облажалась. Я вполне молодец. Если молодой человек так реагирует, значит его все устраивает, и у меня есть шанс на повтор. Щас немного отдышусь и предложу…