Все люди делятся на две категории:
те, у кого револьвер заряжен, и те, кто копают.
Копай
«Хороший, плохой, злой»
Мила всегда была родительской любимицей. Яркая, шебутная, и приласкаться умеет, и посмеяться. Она родилась раньше на четыре года и с крошечного возраста вызывала восхищение у друзей и знакомых. На всех праздниках – звездочка, в школе - первая красавица.
На ее фоне я, тихая и молчаливая, терялась в глазах окружающих, да и сама сестра ко мне не благоволила, сказывалась разница в возрасте. С младшей сестрой сидеть ей было скучно. Зато на свидания Мила начала бегать класса с шестого, да как - с истериками, переживаниями, настоящими взрослыми страданиями.
То парень на ее подругу ласково посмотрел, то она другого полюбила, то все вместе и они с любимым подрались до вырванных клоков и разбитых носов. Признаться, от этих шекспировских страстей я устала довольно рано, раз и на всегда решив, что выберу парня надежного, спокойного, желательно некрасивого, чтобы на него никто не заглядывался.
Ничего бы не случилось, если бы лет в четырнадцать я резко не начала меняться, превратившись к шестнадцати годам в красавицу, как все девицы-Рощины в нашей семье. Там, где Мила брала знойностью и броскостью с первого взгляда, я цепляла – через некоторое время, не сразу, но, как только парни «рассматривали», глаз уже не отводили.
Как сказал один из ее ухажеров: «На таких, как твоя сестра, Мила, жениться хочется, чадру ей нацепить и спрятать под замок. Она смотрит… как зазывает». Пьяным сказал, по глупости, но сестра запомнила и с тех пор звала меня то «будущая жертва маньяков», то «Дашка-искусительница». По настроению.
Мне казалось, что она так шутит, пока ее жених не начал ко мне приставать. И тихая жизнь нашего дома полетела под откос.
Последние годы мы виделись редко, только на больших семейных праздниках. Я старалась не засиживаться, а она – не упускала случая поиронизировать как судьба, по ее мнению, мне отомстила.
Но она по-прежнему чувствовала себя старшей сестрой, главной. И сейчас оглядывала меня и снимаемую квартирку с брезгливым видом новоназначенного генерала, которому достались от предшественника никчемные, разбитые и запущенные до полной «вшивости» войска.
- Что, Дашка, - она повесила в прихожей крошечную блестящую сумочку и наклонилась к зеркалу, чтобы поближе изучить помаду на губах. – Упустила своего олигарха? Надоели ему твои пресные трусики?
Признаться, в этот момент меня несколько отключило от происходящего. Мозг пытался представить «пресные трусики» и давал сбой. Мила всегда отличалась легкостью обращения со словами, уверяя, что с точки зрения многих мужчин это добавляет ей уникального шарма.
- Какие-то странные типы у подъезда топчутся, на вопросы не отвечают. Но один так ничего себе… О, у тебя подружка! – она успела заглянуть на кухню, обнаружив Димину маму и с легкостью игнорируя Киру. Дети никогда не интересовали мою сестру. – Привет, меня Мила зовут. Ты тоже пришла эту курицу, мою сестрицу, уму-разуму поучить? Олигарха она бортанула, прикинь?
- Полная глупость! – согласилась с ней Кира, но на нее снова не обратили внимание.
Пока я дошла до кухни, сестра уже вытащила себе чашку и уселась на мой стул.
- Предлагаю открыть штаб, - бодро сообщила она. – Богатые парни на улицах не валяются, для всей семьи однозначно полезны. Я правильно говорю?
Валерия Захаровна махнула ладошкой, останавливая мою обличительную речь на вдохе, покачала головой, дескать, «не мешай, дай послушать» и заинтересованно наклонилась к Миле.
- Так вы считаете, олигарха нужно удержать любой ценой? – промурлыкала она, проведя длинным ноготком по столешнице.
- Давай на «ты», мы не короли, а королевишны! - фыркнула Мила. – У Дашки всегда легко мужиков окручивать получается. Моргнет, воротничок отогнет и уже ловит падающее тело. А вот удерживать она не умеет. Нечем. Ни ума, ни мастерства в постели, ни настоящей бабской хватки. В общем, я пришла помогать.
Хлопнув кулачком по столу, она весело обвела компанию сияющими голубыми глазами.
- Сейчас все и обсудим, составим план возврата денег. Кстати, а почему выпечка такая крошечная? Помню, раньше, девчонкой, ты делала булочки покрупнее.
- Возможно, это вы выросли и растянули рот, - вежливо предположила Киреныш, никак не понимавшая, почему ее не слышат. У ее мамы дрогнула бровь, а Мила моргнула недоуменно и, наконец, соизволила посмотреть на ребенка.
- Енот, или как там тебя, помолчи, а? Видишь, взрослые разговаривают?
Я спокойно обошла сестру по кругу, облокотилась попой на подоконник и медленно, стараясь удерживать бушующие внутри эмоции, сказала:
- В моем доме я сама решаю кому можно разговаривать. Мила, ты зачем вообще пришла? Мы же не общаемся, и помощи я не просила. Веришь, мне вообще ничего от тебя не нужно. Со своей личной жизнью я справлюсь сама.
- Ой, ладно, справится она. Справлялка еще не выросла, - хохотнула сестра. – Я вон уже дважды замужем побывала, две квартиры в семью принесла, а ты ни одного так и не поймала. Сколько тебе было, когда она моего жениха соблазнила? Шестнадцать!
Хитрая улыбка мелькнула на ее лице. То ли печальный, то ли осуждающий вздох. Сейчас она чувствует себя почти матерью Терезой, такой же мудрой и всепрощающей. Поворачивается к Валерии Захаровне.
- Представляете, я выхожу, он ее в коридоре чуть не насилует, а эта только пищит, кофточку с плеча спустила. Спасибо, родителям, поддержали тогда меня, выгнали Дашку с моих глаз подальше.
На этом мое терпение иссякло. Не обращая внимание на запретительные жесты Валерии Захаровны, я указала рукой на выход и четко произнесла:
- Пошла вон.
Не было ни сил, ни желания оправдываться, объяснять. Все слова я сказала давным-давно и больше повторять не хотелось.
- Что?! Я к тебе со всей душой, а ты меня гонишь? Все маме расскажу, пусть убедится, что младшенькая у нее какой была, такой и осталась.
Мила, которая никогда меня в грош не ставила, и сейчас явно не собиралась менять свое мнение. Она повысила голос, но со стула не вставала, уверенная, что я скоро пойду на попятную, как обычно делала в семье, чтобы родители не расстраивались из-за скандалов.
Пару секунд гости переваривали услышанное, и первой не выдержала Димина мама.
- Как выгнали? В шестнадцать лет выгнали? За то, что ее взрослый мужик пытался изнасиловать?
Кира закашлялась, и Валерия Захаровна быстро пришла в себя, осознав какие разговоры ведутся в присутствии дочери.
- Значит так.
Она поднялась, аккуратно цапнула за локоток раскрасневшуюся Милу и поставила ее на ноги. Вытащив из рук моей сестры чашку, дама поставила посуду на стол и нежно пропела.
- Кира, Дашенька, вы тут посидите без нас, ладно? А мы с Милой отойдем, пошепчемся кое о чем.
И она потащила недоумевающую девушку в коридор. Через минуту оттуда раздался сдержанный шепот, судорожные ахи.
Низкий женский голос отчетливо произнес:
- Проблем на всю жизнь хочешь? Только посмей еще раз с Дашей заговорить или интервью дать хоть о ком-то из Можайских. Одно глупое слово и … как там ты их назвала… гориллы, то есть наша охрана вплотную тобой займется.
Открылась и тут же с силой хлопнула входная дверь. Зацокали каблучки.
- Милочка очень спешила, - проникновенно пропела тираннозавр, точнее свекрозавр, возвращаясь. – Даже попрощаться не успела, сумочку свою чуть не забыла от спешки.
По-прежнему удерживая идеально ровную спину, Валерия Захаровна изящно опустилась на кухонный табурет, подтянула к себе недопитый чай и веско сообщила.
- Своих не бросаем. Тем более тех, кто раньше пек и, может быть, сообразит заняться этим снова. А еще получит кольцо…
- Ты больше не волнуйся, - с удовлетворением произнесла Кира. – После маминой выволочки никто не выживает. И не смотри, что она так страшно ругается. Дима говорит, что мамины пушки всегда лупят только наружу семьи и никогда внутрь.
Я опустилась на стул, подтянула к себе и обняла девочку, чтобы набраться от нее уверенности и пробормотала:
- Спасибо. Спасибо от всего сердца. Только не знаю, внутри ли я. Понятие не имею, о каком кольце вы говорили.
Губы Валерии Захаровны недоверчиво поджались, она бросила молниеносный взгляд под мой бок, где, не дыша, замер некто пушистый и нехотя кивнула.
- Ладно, предположим, ты была не в курсе. Если мои осведомители правы, девочка ты честная, хотя и склонная к рискованным приключениям. Но это даже хорошо, все девочки Можайские именно такие. Мой сын умеет выбирать, это у него не отнять. Вон Олеся как только вокруг не вилась, а даже намека на свадьбу не получила. А тебе - обручальное кольцо, которого не просила... Тогда вот что… Диме нас не выдавай. Когда будет дарить колечко, очень прошу, сделай восторженный вид и удивленно ахай. Прямо заходись от нечаянной внезапной радости. Дескать, не думала – не гадала, что такая красотища перепадет.
- Но я еще сама не решила, - запинаясь, призналась я.
- Что?! Как это не решила?! – Валерия Захаровна поднялась, отодвинула выпитую чашку. – Даже не думай глупить. Поздно, дорогая. Внимательно изучив донесения, познакомившись с тобой лично и принимая во внимание голос Киры… Я! Я приняла окончательное решение. Ты нам подходишь. Так что – Добро пожаловать в семью!
Изумрудные глаза посмотрели многозначительно. Намекая на «шаг влево-вправо – предательство, а попытка возражать – самая большая ошибка в жизни». Она широко улыбнулась, демонстрируя белоснежный хищный ряд великолепных зубов. Только что не клацнула ими перед моим носом.
- Кира! Нам пора. Не будем задерживать Дашу. Ей еще перед зеркалом восторг потренировать надо.
Мамочки. В этот миг я пронзительно остро осознала откуда у Можайского взялись привычки решать за других и замашки островного диктатора. Если с Димой я начала как-то договариваться, то с его родительницей не представляю как вообще можно вести переговоры. Да я из принципа теперь не хочу принимать это чертовое кольцо.
Мягкие меховые лапки обняли меня за шею.
Я еще не успела подняться, и вставшая радом Кира отлично дотягивалась до моего уха.
- Все будет хорошо, - прошептала она, окутывая меня сладким булочным дыханием. – Скоро. Тебе только немножко нужно потерпеть… Диму, маму и меня.