Распечатки тонкими, почти прозрачными листами выползают из машины. Ночь. Где-то на изнанке глаз тяжестью налился рассвет. Передрассветный час, когда мир тонок и прозрачен, как бумага. Чуть звенит голова — лёгкая, и тяжесть во лбу. На изнанку глаз насыпали песку. Не действуют ни естественные, ни искусственные стимуляторы. Только сила воли.
Директор Исард взяла в руки очередной выползший из машины листок.
«Проверьте».
Она проверяет.
Информационный центр и центр аналитики в Империал-сити работает без выходных, без перерыва. Круглосуточно люди и дроиды собирают, пакуют, рассортировывают информацию, сходящуюся к ним со всей галактики — так, чтобы потом её было легко найти. Аналитики группируют, они же и анализируют. Допуск. Погрешность. Люди группируют что-то в соответствии с устройством в своих мозгах. Дроиды — в соответствии с программой, которую им вложили опять-таки люди. А на таймере сейчас четыре утра, и скоро наступит рассвет. А мир балансирует на грани. Рассудка и безумия. Прагматизма и мистики. Существования и не-…
О чём она думает?
О бумажках. Тонких, гладких наощупь, полупрозрачных листах в руке. Тонких, полупрозрачных… сделанных из такого материала, что разрезать их сможет только острый нож. А разорвать… вряд ли.
Синтетический лист.
Пока несколько кораблей ситхов и целая эскадра гранд-чисса рвут гиперпространство по направлению к планете Эльгир, пока рядом с планетой плавает корабль, начинённый ситхами и подведомственной им командой, пока на планете главы Альянса предаются воспоминаниям о бурной молодости… пока происходят пространственные и ментальные извраты, пока возвращаются те, которые умерли, пока ситхи функционируют через Силу — на пределе эмоций — она сидит здесь. За рабочим столом. И разбирает документы. Продолжает разбирать документы. Дотошно и методично.
Это называется тыл.
Никаких форсьюзерских изысков. Никаких эмоций. Лампа горит… ночник. Можно выключить лампу, останется призрачный свет от экрана. Она копается в бумагах. Она работает с информацией. Просто.
Но она живёт в империи ситхов. И работает в ней.
В открытое окно — слабый ток воздуха. Небо почти темно — что бывает лишь в час, когда почти все огни гаснут. Ничего не отражается от облачного покрова и планетарных щитов. А вот ветер… приятно. Прохладным выдохом — по щеке.
Ночь.
Другая — рядом.
…-…это серьёзно.
— Да, милорд.
— Не надо, Йсанне. Мне нужен разговор. А не доклад.
— Тебе нужен…
— Ты же видишь, положение — швах. Всё оказалось легко разрушить.
— А что ты хочешь? — ответила она. — Двадцать лет империи после тысяч лет Республики — ничтожно мало. Галактика — вообще не то, что так просто вогнать в жёсткий каркас силового строя…
— Ситхам удавалось.
— Вот именно. На время. И силой. Вы тоже ситхи. Поэтому вам удалось.
— Тоже на время?
— У вас есть мозги. Помимо силы.
Усмешка:
— Спасибо.
— А теперь они исчезли. На время.
— Насколько всё плохо?
— Учитывая безумие императора — всё плохо — очень…
— Я так и думал.
— Но, учитывая то, что ты пришёл в себя — всё гораздо лучше.
— Я думал и об этом.
— Да?
— Ты прошла проверку на лояльность.
— Какое счастье. И я не одна, верно… — она задумалась, запнувшись. — Как избавиться от вечной человеческой слабости, не знаешь? Желание поязвить и покусать. Тогда, когда кризис миновал, и язвить можно. Лучше б я прижала кого-нибудь из Альянса к ногтю. Это было б продуктивней.
— Йсанне, чего боятся больше: допроса тобой лично или стимуляторов?
— Это комплимент?
— Оценка.
— Я рада. Так о лояльности. У меня не было выбора… Тебе откровенно?
— Да.
— Даже безумный император, даже ты со своими семейными проблемами — лучше, чем любой другой высокий политик и интеллектуал. Вы особые твари, с вами не скучно. Жить.
Он взглянул на неё:
— Странно.
— Разве?.. Так что ты хочешь узнать?
— Не только узнать. Разработать план действий.
— Давай.
— Тогда начали. Как это выглядело со стороны?
— Ты?
— Да.
Она подумала.
— Это выглядело… странно. Внешне, казалось бы, ничего не изменилось. Ты не подал в отставку, не перестал следить за работой на верфях, участвовал в военных операциях и контролировал работу контрразведки. Но… Чем отличается дроид от человека? Или труп от не-трупа? Ты этим занимался — чисто механически. Будто тебе стало резко начхать на флот и империю в целом. У тебя сместилась сфера интересов. Ты явно выпал… куда-то. А с нами беседовала твоя чёрная, элегантная, и пустая оболочка.
— Нда.
— Ощущение было острым. Ощущение было главным. Очень мало кто не поддался ему. Ты знаешь, что раньше ты заряжал людей одним своим присутствием? Флот — это Вейдер, армия — это Вейдер, победа — это Вейдер. Наш главком, его чёрный плащ — знамя, с ним мы непобедимы. Поэзия, да. Но это выражалось не в словах, в ощущениях, чувствах. Я знаю. Контрразведка не только допрашивает, мы — центр, куда стекаются все аналитические сводки. В том числе о настрое в разных слоях общества. Армия на тебя молилась.
— Опасно.
— Да. Потому что как только ты устранился, пошёл разброд. И ведь армию составляют отнюдь не бесталанные и не слабые люди. Просто ты был главным. Всегда. Исключение — флот Трауна…
Смешок:
— О да. Он всегда обладал сильнейшей харизмой. Иного рода, чем у меня… но, — он невесело хмыкнул: — Значит, армия на меня подсела.
— Это неизбежно. Сильная личность притягивает и ведёт. Как только она уходит, всё рушится. Ты и император — основа Империи. Хочешь ты или не хочешь.
— А ты и Траун?
— Основа ли мы Империи? Можем стать. Но вас никто не заменит. Что не всегда подарок.
— Ты и Траун в этот период продолжали работать, как всегда.
— А, ты об этом. Большинство ваших учеников — тоже.
Вейдер хмыкнул:
— Дальше.
— Общей нестабильностью воспользовался Альянс. Он чётко ощутил нашу внезапную слабость. Для него ни один период не был столь удачным, как эти четыре года. Он закрепил свои позиции на всех фронтах. Они стали богаты. Очень богаты. К ним присоединилось множество миров. А ты их даже не искал. А когда нашёл, то выпустил из вида. Вот это было уже не ощущение. Дело.
— Альдераан.
— Началось с него. Такие акции требуется проводить в рамках чётко организованной политики. Взрыв — резкое завинчивание гаек. Чтобы все поняли, что дело — серьёзно. А вместо этого. Станцию взорвали. Оружие морального давления превратилось в пшик. На ней погиб лучший цвет армии. Таркин, пусть интриган и карьерист, был прекрасным военным. Но ладно — не Звезда, так жёсткая политика правительства на волне: отомстим за наших убитых сыновей. Какая могла быть кампания. Конфетка. Тем более что новый класс стардестроидов, которые были уже на выпуске с верфей, вполне мог заменить Звезду смерти. Нет. Правительство почесало задней левой ногой за правым передним ухом, что-то пробормотало по поводу проклятых повстанцев и Альдераана — и тишина. Император молчит, главком ходит невероятно задумчивый и явно сочиняет стихи. Эпитафию… что ты смеёшься?
— Я плачу.
— Инициатива была упущена. И вот уже четыре года мы пытаемся подобрать жалкие её клочки и махать разорванным знаменем… Я. Траун. Ваши ученики. Знаешь, ваша тёмная светлость, вы умудрились сделать верными себе массу существ.
— Я знаю.
— Поэтому Империя живёт и жить будет, — сказала она. — Мы ждали. Делали своё дело и ждали.
— Считали нас идиотами?
— Тебе правду?
— Да.
— Нет. Не считали. Понимаешь, слова про долг бывают очень красивы. Но, по-моему — и Траун был со мной согласен — прежде чем говорить слова про чужой долг, надо выполнить свой. Чтобы было куда вернуться. Чтобы остался тыл. Чтобы, когда уже тебе будет хреново, и что-то внерациональное войдёт в твою жизнь, ты знал, что тыл существует. Я задумалась тогда. О природе твоей ломки. И о том, почему молчит император. Я подняла массу документов по всему, что касалось твоего сына. И тут я поняла, что проблема имеет давние корни. Документы, — сказала она. — Сейчас у меня много документов. Я начиталась различной информации — выше головы. И оттуда выклюнулось нечто иррациональное. Причём это не мистика. Факты. Посмотри. Джедай. Оби-Ван Кеноби. Член Совета джедаев. Магистр. Тот, кто покушался на твою жизнь. Тот, кто перерезал там, в Храме, несколько рот штурмовиков. Тот, чьё имя и морда должны быть на каждом столбе на всех планетах в общепланетарном розыске. С цифрой под мордой, сопровождаемой большим количеством нулей. Что обычно действует безотказно. Но его не ищут. Он привозит на твою родную планету, к твоим сводным родственникам твоего сына — и сам остаётся там жить. Двадцать лет. Никто ногой не почесался.
Бейл Органа привозит Кеноби на Корускант в Храм, привозит туда же Йоду. Йода покушается на жизнь Палпатина. Бейл вывозит Йоду с Корусканта, привозит на Мустафар, увозит оттуда, удочеряет девочку, правит Альдерааном — и никто опять не чешется вообще ничем. А ведь всё зафиксировано. Всё вычислено. Контрразведка за то время, пока ты лежал без сознания — поработала на пять с плюсом. И — тишина. Никто не ищет Кеноби. Который покушался на помощника императора, а потом второго человека в государстве. Никто не преследует Бейла. Никто не ищет Йоду. А найти его просто, и для этого не надо прорываться через чёрные испарения какой-то Силы на Дагоба. Берёшь Бейла. Вкалываешь ему вакцину правды. И сильно трясёшь по поводу этой самой правды. Мы сразу бы узнали, где Кеноби. Где Йода. Точно б узнали, что твои дети живы. Да просто б прибрали к ногтю действительно сильных джедаев, объявленных вне закона. Преступников. Вместо этого тема двух джедаев — закрыта. Вообще. Мой отец попытался торкнуться — и ему дали понять, что информацию надо положить под сукно.
— Да.
— И вот результат. Ты дал своему сыну взорвать станцию смерти. И понеслось. Логика?
— Нет логики.
— Я знаю. Нет логики, есть эмоции. Есть боль. Всё это мерзко, на самом деле. И странно. До отвращения странно. Я тоже не слепая. Не живут с такими ожогами, как у тебя. Не живут. По-моему, медики фигеют уже лет двадцать.
— И взмахом меча три конечности не отрезают.
— Ага. И после лавы не выживают, — она сухо усмехнулась. — И в том виде, в каком живёт император… Это напоминает спектакль. С пущими спецэффектами — для чего, не знаю. Мы не сделали массу того, что естественно и логично. Я знаю, что есть эмоциональный блок. Но найти Кеноби и Йоду — какой блок? Извини, если затрагиваю личное — но мне отчего-то кажется, что личного там было совсем не так много. Скорей… что-то другое.
— Не извиняйся. Я форсьюзер, всё-таки. Я чувствую, с какой эмоцией говорят мне то или иное, — он вздохнул. — Спасибо за откровенность. Мне нужно увидеть это со стороны.
— Я рада помочь.
— Ты хорошо работаешь с информацией.
— Это моя профессия.
— Ты — теневой логик, Йсанне.
— А?
— Ты почти никогда не появлялась на поверхности политической пены. О тебе почти никто не знает. Ты — там, в стороне, делаешь своё дело. Ты не публичный человек. В некотором смысле ты — сторонний наблюдатель, эмоционально не связанный с тем, что происходит с нами. И при этом ты в курсе всех дел. И именно ты оказалась тылом. Это идеальное положение. Я дам тебе высший доступ. Такой только у меня и императора. Доступ к материалам. Доступ к оружию. И возможность отдавать приказ. Любой приказ.
— Ты не…
— Нет. Я в тебе уверен.
— Спасибо.
— Эмоциональный клубок, — задумчиво сказал Вейдер. — Это неплохо. Эмоция… сильно отвлекает. И того, кто её испытывает. И — того, кто оказывается в радиусе её действия.
— Да?
— Клубок. Я-император-Люк… Альянс в целом… То, что происходит с Империей… А сейчас император вообще сошёл с ума. Эмоции должны зашкалить.
— Ты о чём? — спросила она, улыбаясь.
— Мои эмоции — должны зашкалить, — раздельно пояснил ей Вейдер. Ей показалось, что из-за линз блеснул холодный злой смешок. — Я вообще человек достаточно бурный. И если выпущу на волю свои эмоции, — он отчётливо усмехнулся, — ничего больше не будет видно и слышно. Словом, так. Я… и император… я надеюсь, он придёт в себя… мы… пока — я, составляю активную внешнюю публичную часть действия. Я активно функционирую на уровне действий. Всячески продолжаю привлекать к себе повышенное внимание. Ты сидишь и работаешь с информацией. О джедаях. Об Альянсе. Найди людей с Тантива. Найди людей с Альдераан… чёрт. Найди всех, кто имел хоть какое-то отношение к событиям времён установления Империи. Надёргай людей из Альянса.
— Допрос с пристрастием? — задумчиво спросила она.
— Ты хоть знаешь, о чём? — усмехнулся Вейдер.
— Обо всём, — ответила она. — О жизни. Дело в том, — сказала она, тщательно подбирая слова, — что у меня сложилось чёткое убеждение, что на Альянс кто-то работает. Кто-то очень сильный. И непубличный…
— Теневик ищет теневика? — усмехнулся Вейдер.
— Что-то вроде.
— Йсанне.
— Да?
— Почему тебе нравится работать на ситхов?
— Мне нравится работать вместе с тобой. И с императором.
— Почему?
— Потому что… приятно жить в мире, который не замкнут в коробочке из-под конфет, — она усмехнулась. — Люблю, когда у моря нет дна. Иначе это не море.
— Ты очень хорошего мнения обо мне.
— Ты думаешь?
— Что такое глубина, Йсанне?
— Что такое Сила, ваша тёмность?
Он улыбнулся:
— Не знаю.
— Я тоже.
…мелкие ручьи фактов, стекаясь к ней, соединялись в поток. Поток, который оставлял открытыми и сухими то одно, то другое место.
Если посмотреть сверху, то сухие пятна образовывали лицо.
Она скоро в него посмотрит.
Отчёт 154365/63, Тон Урс, бывший джедай, ныне примкнувший к Империи.
О долговременной политике Храма.
Сельскохозяйственный корпус был довольно любопытным образованием. И, как любая структура в Храме, многоуровневым.
Туда действительно отправляли тех, чьи способности исключали занятие военным делом. В любом из смыслов.
В центральном Храме даже целители были готовы выезжать на фронта сражений, пусть не воевать, лечить. Всё равно. Так сложилось в мире, что хранители мира и порядка — было термином отнюдь не теоретического плана. Хранить мир в галактике, полной войн, было сопряжено с физическим риском. И агрессивные переговоры, означающие драку в конце, были явлением обычным. Джедаи вечно оставались индивидуальной затычкой в острых ситуациях, которые ещё не были открытой войной, но уже являлись войной скрытой. Резкое неприятие, несколько враждующих партий, какая из них одержит верх, такая и решает, как поступить с послом. Простой посол не отобьётся.
Зато были джедаи. На которых, с улыбкой и обязательной похвалой их сверхспособностям, сваливали всю грязную работу. Мы так ценим ваш вклад в общее дело Республики. Никто, кроме вас, не смог бы…
Именно что. Факт был фактом: никто, кроме одарённых не сумел бы провернуть то, что делали они. Джедаи были уникальны. Они являлись уникальным оружием галактической республики, и должны были этим гордиться. Республика, во всяком случае, всегда подчёркивала, что гордится ими. И очень им благодарна.
…Они стояли, допущенные на приёмы, кивали, благодарили, смотрели в лица тех, кто их благодарил — существа, одним взглядом определявшие лицемерие, насмешку, страх, ложь. Существа, в битком набитой по случаю официальной церемонии зале — средь пустого места.
Джедаи, которым указали их место. Одарённые, которых приручили. Живые, которые служат мёртвым.
Они прекрасно всё знали. Нет, не общая масса, не восемьдесят процентов мальчиков и девочек от форсы, у которых было мало либо форсы, либо мозгов. Те-то были счастливы. Просто по факту того, что умеют столь невероятные вещи. Они были благодарны Храму за то, что он открыл им глаза. Обучил Силе. Они гордились своей исключительной ролью в галактике, не думая о том, насколько та несвободна. Они свято верили в то, что приносят порядок и мир. И они его приносили. И порядок и мир в галактике были усеяны трупами этих наивных, недалёких, используемых идиотов, которые сами шли на смерть.
А как иначе? Храм не жертвовал теми, кто был ему нужен. Так что дороги мира мостились джедаями обыкновенными, средними, в среднем не доживавшими до двадцати пяти лет. А по этому настилу шли остальные. И государство пело хвалу героям, а в Храме молчали, вспоминая тех, кто сознательно был послан на смерть.
Великий Храм. Великий кодекс. Удивительно Великая Сила. Всё так. Горстка одарённых среди прочего моря. Им было необходимо выжить. Всегда было необходимо.
Выживали.
Великая война.
Не та, что получила название Великой Гиперпространственной… тоже, Великая — несколько лет два сильных государственных образования методично долбали друг друга. Республика, Империя ситов… имена, имена… Всего лишь эпизод в великой войне за… а вот как бы это сформулировать? За простое право жить? Инаковым и отличным?..
Простое право. Смешно. Простое. Как простое право дышать кислорододышащему существу на сероводородной планете. Привезти собой кислород? Производить? Ходить в маске? Сделать под куполом кислородные города? Переформировать биосферу планеты — уничтожив тех, кто там жил?
Тогда всё обострилось. Под боком растущей республики росла империя ситов. Они существовали отдельно друг от друга, и… потом столкнулись. По обычному закону расширяющихся государств. Республика ширилась по закону демократии. Империя — под знаком Силы. Кому что дано.
Специфика была в том, что империей правили форсьюзеры, а Республикой — нет. Но на службе… советниками у Республики было крупнейшее объединение тех же форсьюзеров — тогдашний Храм джедаев. Они занимали место у ноги демократического правителя… нет, джедаи вовсе не считали, что сидят у ноги. Мудрые советники — вот они кто. Советники, которые по своей воле помогают наиболее адекватному правителю. Правителям. Правители слушают их, поскольку никто, кроме джедаев, не был способен предугадать, услышать, почувствовать то, что ещё не случилось, но то, что точно будет. Смоделировать ситуацию. Посоветовать оптимальные варианты. Джедаи чувствовали, что через правителя управляют миром.
Форсьюзеры.
Офигели от радости, что нашли оптимальный, великолепный выход. Гармонии и сотрудничества. Вот же, работает. И работало. Пока было выгодно. Неодарённым.
Единственное, в чём были правы тёмные отморозки — в том, что не доверяли неодарённым. Подчиняли, а не гармонизировались с ними. Какая гармония… с душевным калекой. Со слепым. Со слабым… С огромной массой ущербных слепцов, которые не хотят и не желают знать, что можно — видеть.
Но тогда казалось, что выход найден. Государство под чутким руководством Совета джедаев. Только Совета. У них совпадали цели. Тогда. В том числе и относительно ситхов. Джедаи почувствовали ситхов первыми. И то, что они почувствовали, им не понравилось.
Коррибанская империя росла. Усиливалась мощь. Усиливалась опасность. По галактике медленно начинал распространяться запах тлена. Запах смерти. Искажение. Багровый глаз небытия. Всё трудней становилось дышать. Свои ощущения джедаи смогли сформулировать и передать главам государства в прагматичном виде: существует некое объединение агрессивно настроенных одарённых. Опасность. У джедаев был нюх. У государства деньги. Оно спонсировало разведовательные походы. Тогдашний мир был гораздо менее доступен. А расстояния — трудно преодолимы. Только-только был разработан хоть немного сходный с современным гипердрайв. Полёты были трудны, а корабли стоили дорого. Особенно оснащённые гипердрайвом. Но государство сочло вложения рентабельными. И не прогадало.
Они его всё-таки нашли. Мир ситхов. На планету Коррибан занесло двух молодых испытателей новой модели гипердрайва. Причём склонных к форсе. Так гласила официальная версия. Правда была проще: два одарённых шпиона от Республики, в числе прочих, которые искали лагеря тёмных агрессоров. Нашли. Обозначили. Донесли. Внедрились. Один даже стал учеником Тёмного лорда… хорош был тёмный лорд, который не почуял фальши.
Так джедаи и государство сработали против ситхов. Превентивные меры. Ощутить потенциальную опасность. Шпионы от форсы не зря вышли на Коррибан: фонило. Сильно фонило. Объединение набирало силу, достаточную для выплеска агрессии вовне. Джедаи были нужны для того, чтобы ощутить своих агрессивных собратьев на той стадии, когда они уже достаточно сильны, чтобы их можно было почувствовать, но недостаточно сильны для того, чтобы их нельзя было остановить. Схема. Провокация агрессии на той стадии, когда силы ситхов в полной мере ещё не собраны. Но агрессия есть, и республика отвечает на агрессию. Нет никакой лжи. Оставь агрессивное объединение в покое, через десяток или пять десятков лет — те бы напали. Только война с ними была б гораздо более долгой и кровопролитной. И менее победоносной.
Победоносной. Почему нет? Защитник мира может и должен быть сильней агрессора, воображавшего, что он самый крутой, и никто не сумеет ответить силой на силу. Дело не в этом. Джедаи думали, что воевали за свой мир. А это было ложью.
Битва на Руусане. Мир, поделенный пополам. До того сражения в отношениях одарённых и прочего мира был выбор: сражаться или договориться. Отдельно существовать не получалось. От того, что мир стал меньше. Что Республика набирала силу. Что одарённые тоже плодились. И в этом новом, всё более тесном мире, был возможен бой или компромисс. Нельзя было жить, не соприкасаясь.
Да никто и не хотел.
Одарённые-ситхи расплодились, государство натыкалось на них везде. Направленно. И они направленно мешали государству. Претендовали на одни и те же территории. Забирали одарённых. Наращивали военную мощь.
А джедаи… считали, что мир велик, и лучше договориться. Не одно это, конечно: мир как целостность. Иллюзия гармонии мира. И прочая философская дурь. И враги, которые попросту мешали им ощущать Силу. Ситхи производили такие эксперименты, что джедаев потом трясло. И на бытовом уровне они тоже были врагами. Тоже делили мир.
Поделили.
Высокомерие джедаев натолкнулось на практичный мир. И сдохло.
Нельзя сотрудничать и доверять государству чужаков. Ситхи знали аксиому. Чужой — значит враг. А если чужой при прочих равных слабее — то он враг вдвойне. Никто не прощает своей слабости. Никто не простит факта, что в любой момент сильный союзник может использовать слабого, а слабый этого даже не поймёт.
Хищные звери хороши в клетке. Там ими можно любоваться. Признавать силу и грацию движений. Но знать, что в клетке. И туда их поместило слабейшее существо. Большее численностью и наделённое рассудком.
Но джедаи не признавали в отношении к миру слова «враг». Это не враг. Это поле, которое надо возделать. Помочь, принести мудрость, принести свет…
Нужен свет слепцам, как лошади мясо. Они предпочитали жить в закоулках, своих серых углах. Нужна им иная интенсивность жизни, накал мироздания, всё заливающий, не оставляющий и угла, где можно спрятать своё уродство, свет. Им хорошо так, в полумгле. Не освещай урода, он не простит. А лечить калеку… а он захочет? Он считает себя нормальным. А тут приходишь ты и приносишь с собой его личный комплекс неполноценности. И куда-то расти? И в чём-то меняться? Жизнь коротка, и в ней слишком много боли, и труда, и неприятностей всех мастей. Дай мне разрядиться, дай мне отдохнуть, дай мне делать то, что я считаю нужным, а ты приходишь и трындишь о чём-то, чего я не понимаю. Пока тебя не было, я считал свою жизнь полноценной. Это моё бытиё. Я достиг своего предела. И я не хочу знать о том, что существует лишь воображаемая линия горизонта.
Я нормально живу, уходи.
А тут ещё Сила. Паранормальные способности. Будят. А не будят — так пытаются исподволь управлять. И то и другое безумно не нравилось миру.
Руусан. Великая победа джедаев. То, о чём было сообщено всему миру. Орден джедаев разгромил проклятое войско тёмных тварей. Много их полегло, но имена тех, кто очистил галактику от нечисти, навсегда сохранятся в наших сердцах.
Руусан. Имя, вытравленное кислотой в сердце каждого джедая. Одно имя. А рядом с ним: месть.
Что? Джедаи не могут мстить? Конечно. Это убеждение мы развеивать не будем.
Руусан.
Бомба разума. Ситховская припарка.
…великая мощь победы, горячий шок поражения. Бомба разума на Руусане. Учёные из неодарённых тёрлись, тёрлись, тёрлись около своих высокомерных союзников. Выспрашивали, измеряли, брали разработки. Для того чтобы уничтожить проклятых ситхов. Дотёрлись. Изобрели. Джедаям так и не сказали, как действовало то устройство, которое в самый разгар боя в виде бомб сбросили на землю Руусана. Бомбы взрывалось не пламенем. Оно рванули на частоте, недоступной неодарённым. Взрывая мозги форсьюзеров. Всех. И чем сильней те были, тем било сильней.
Кажется, можно было закрыться. Не успели. Взрыв был как шок. Лопались головы. Вытекали мозги. Наверно, на ментальном плане. Но умирали — реально. Шёл бой. Одарённых на одарённых. Ситхов на джедаев. И ни одна из сторон не закрывалась. Напротив. Долбало друг друга так…
Погибли все. Тёмные. Светлые. Все.
И великие мудрые союзники государства встали перед фактом: их поимели. Они встали и перед фактом того, что им могут вскипятить мозги. Государство обладает оружием против одарённых. Которое совершенно безопасно для остального галактического населения.
В протянутой руке оказался намордник.
Нет, конечно, государственные деятели улыбались и говорили, что они скорбят, что они были вынуждены не предупреждать джедаев, это была тяжкая жертва, и ответственность за сознательную отправку на смерть берёт на себя государство, не перекладывает её на руководство джедаев. Зато галактика свободна от ситхов. Это был единственный выход. Иначе огромное скопление тёмных форсьюзеров уничтожило и лучшие силы джедаев, и республиканский флот. Да, силы джедаев уничтожены и так, но в последнем случае они погибли не зря, а послужили победе. Общей победе. Это же замечательно, правда? Мы победили. Теперь нам не мешают неконтролируемые подонки, теперь мы, как разумные существа, сможем подписать долговременный контракт, как то и пристало цивилизованным людям.
Что на это ответишь? А у вас случайно нет ещё и портативного прибора, который в случае надобности сможет вскипятить нам мозги? А ещё двух-трёх бомбочек разума?
Разве такие вопросы можно задавать в культурном обществе…
Их и не задавали. Потому что не нуждались в ответе.
Джедаи посмотрели в лицо своему поражению и своему врагу. Наработанное умение не проявлять и гасить свои чувства помогло им в этом. Культурно подписали контракт. Культурно расписались в своём подчинении. С каменными лицами отказались от множества прав, подтверждая, что им не нужна мирская суета, политика, слава. Они служат Силе, и мировые блага им ни к чему. Всё очень культурно. Ни одного повода для злорадства, для насмешливой улыбки. Значит, отрешённые эмоциональные кастраты? Да. Именно. Посмотрите. Мы действительно такие. Вы считали, такого не бывает? Есть. Мы — джедаи. Мы — Храм. Мы — защитники мира и порядка. Нет хаоса, есть гармония. Нет гнева, есть бесстрастие… Получите — ваш вариант.
Горькое удовлетворение от того, что на мёртвых рожах существ постепенно сменялись недоумение, удивление, ошеломление, досада, озноб. Посмотри: ты стоишь перед бесстрастным Светом. Тебе нравится быть в его лучах?
Ещё сто лет шла охота на недобитых ситхов. Потом успокоились. Разве что где-то возникали смоучки от форсы. Но таких было немного. При государственном контроле и выявлении одарённых сразу после родов. Мир забыл тёмных ситхов. Но мир не погрузился в покой. Обычные армии, планеты, государства лихо долбали друг друга в локальных конфликтах. Центр, впрочем, стал мирным. И жителям центральных планет было мало дела до какой-то очередной войны на очередной крохотной провинциальной планете. Джедаям — было. Джедаев туда посылали. Они урегулировали тысячи конфликтов за тысячу лет. Переформировали Орден. Основная масса джедаев — и круг избранных. Не всегда совпадающий с официальным руководством. Тот, который уже тысячу лет смотрел в лицо своему новому врагу. Миру слепцов, который поработил их.
Миру, который жрал, воевал и спал, который не продирал глаза и не смотрел на солнце, который не видел неба, который забыл о душе. Самодовольный жрущий мир, у которого комнатным псом были джедаи. Как он был рад. Как он был доволен. Как он был туп. Масса глухих идиотов, уходящих в землю, стелящихся по земле. Трава-однодневка, пожираемая новой травой. Ни мысли, ни вздоха, ни взгляда. Какая Великая Сила? Чем мы её колеблем?
В очередной раз кто-то из-за дури своей повернул дело к конфликту и войне — и будет ещё серия войн. Потому что круги от смерти разнесутся по галактике и стронут равновесие там, где без этого жизнь могла бы остаться мирной. Вы не верите? Это метафизика? А откуда берут свои предсказания джедаи? Да, эти предсказания не конкретны. Но мы говорим: будет серия войн. И она случается. Мы выдумывали? А, ладно, это легко было вычислить по…
Глухая дрянь. Даже не войной. Просто грязным существованием своим: под себя под себя, под себя. Интриги, подлость, трусость, равнодушие, тупость — всё вместе, накопившись на какой-то процент, продавливало спину миру. Да. Последняя война началась потому, что Корускант двести лет жрал и спал. Вы нам не верите? А мы вам и не скажем.
Но самое страшное, что происходило. Умирал Храм. Успокаивались в декларируемом покое те, для которых покой декларацией не был.
Свет — оружие, острый клинок. Свет — сила, холодная, резкая, злая. Свет — золотая парча над зеленью миров. Свет — радуга после бури, пёстрая дорожка над влажной землёй. Свет от далёких звёзд, который манит и тянет. Ослепительный свет солнц, вместе с жаром, который вблизи убивает, а на расстоянии дарит жизнь. Свет, который как радуга, многоцветен. Выбирай: воин ты или врач, утешитель или защитник, луна или солнце, тепло или холод, война или смерть. Гармония не в покое, а в многогранности выборов и дорог. Это было давно, это практически забыто. Живая Сила. Да вот что это такое. Жизнь.
А теперь был ровный свет покоя. И чем дальше, тем больше. Орден умирал, и смерть его была незаметной.
Ровный спокойный свет. Клокочущая пустота мира вокруг. И горстка ещё живых, которые не знали, что делать.
Живая Сила.
Она была в этом мальчишке. Который стал бы их вождём. Если бы не…
Если бы ситхи не выжили — тоже.
…Но я думаю, они имели на это право.
— И пошли они разбрасывать листовки по городам, — сказал Рэк, задумчиво глядя в окно. — И делать очередную глупость. Чаю, магистр?
— У тебя есть чай? — спросил зелёный гремлин.
— У меня есть всё. Это мой кабинет.
Который и изучало зелёное существо, с насупленным видом обходя кругами и заглядывая по углам.
— Несовременный.
— Угу. Реальность — понятие растяжимое. Мне нравится — под старину. Так какой вам чай? Зелёный? Чёрный? Цветочный?
— Диетический, — буркнул Йода. — Мне всё равно. Лишь бы в нём был вкус и запах.
— Угу, — не хотелось шутить. Насчёт того, что свои требования надо формулировать конкретней. Потому что бывает разный вкус и разный запах…
Йода, наконец, обошёл все углы и с удовлетворённым вздохом взгромоздился в большое условно кожаное кресло. Поджал лапки, выставил вперёд посох. Рэклиат с сосредоточенным видом заварил чай и разлил его в две маленькие чашки.
— Так здесь надо есть?
— Можно, а не надо, — он протянул чашечку Йоде. — Можно пить. Можно не пить. Можно есть. Можно не есть. Вот рефлекс дыхания перебороть удаётся очень редко. А в принципе — можно даже не дышать. Удобно, правда?
Он сел не в кресло — устроился на подоконнике, открыв окно. В сад. В голубое небо.
— Здесь когда-нибудь бывает дождь? — спросил Йода.
— Здесь всё очень сложно, — ответил Рэк. — Почти как в жизни. Здесь свои законы. Только они другие. И мир здесь вполне материален. Только по-другому. Сила великая, идиотизм какой… магистр Винду, вы-то хотите чаю?
Чернокожий джедай сидел в углу и молчал. И был почти обстановкой. На вопрос поднял голову, недоумённо посмотрел на Рэклиата. Будто действительно счёл себя обстановкой.
— Чаю? — переспросил он так, будто ему, по меньшей мере, предложили крокодила. Сушёного крокодильчика. Не опасно — странно.
— Да. Чаю.
— Не знаю.
— Тогда берите, — Рэкс спрыгнул с подоконника и, повозившись с чайным прибором, через минуту протянул Винду его чай. После чего вновь занял позицию на подоконнике. — И что мы, уважаемые, будем делать? — спросил он, поставив чашку рядом с собой.
— Вопрос именно в том, делать или не делать, — кивнул ушастой головой Йода.
— Вы о чём? — спросил Мейс и хмуро опрокинул содержимое кукольной чашечки себе в рот. Целиком.
— О том, что будут делать умные существа, позволив уйти марионеткам.
— Гм? — спросил Йода Рэклиата. — Марионеткам?
— Или глупцам. Хотя всё-таки… — он покачал головой. — Это надо было придумать. Начать давить на мать.
— У Куая не было матери. Точней, он о ней не помнит, — сказал Йода.
— У-гу. А доказывать рвущемуся в бой существу я ничего не намерен. Во-первых, он бы меня не послушал, — произнёс Рэк. — Во-вторых, его идею поддержал Шат, — он поморщился. — А спорить с Шатом я зарёкся. У него процесс очень далеко зашёл.
— Процесс чего? — спросил Мейс.
— Хм, — Рэк взглянул на него. — Мы это называем свободное обезличивание. Термин многоэтажный, верно? — он засмеялся. — Попытаюсь пояснить. Ну. Любое существо играет какую-то роль. Внешний облик вписанной в общество личности. Так, ещё непонятней… Ну, предположим, один и тот же человек является в семье мужем и отцом, на работе — служащим, в компании — да-это-свой-в-доску-парень, в транспорте — пассажиром, перед головизором — зрителем и так далее. Не роль — а личность по отношению к кому-то. В основном так и бывает, поскольку существо редко оказывается сам собой и наедине с собой.
— Этого обычно избегают, — ухмыльнулся вдруг Мейс. — Оставаться наедине. С собой. Когда я был молодым, меня очень прикалывало… не то слово. Наблюдать за свободными, так сказать, существами. Вне Храма. Они встречаются — и тут же включаются. Начинают говорить. Они расходятся — и вставляют в уши плеер. Они боятся тишины… почему они боятся?
— Вы не знаете, магистр? — спросил его Рэк.
— Я джедай, конечно…
— Нет, — буркнул Йода. — Просто в тебе есть ты.
— Что?
— Сказка была, — произнёс Рэк. — Или кошмар на экране. Не помню. Там что-то произошло. Главный герой боялся смотреть в зеркала. Зеркала отражали… казалось, что кошмар, а на самом деле — реальность. Так вот, когда он в них всё-таки заглянул, оказалось, что там почти никто не отражался. Их на самом деле не было. А они даже не знали. Я помню взгляд главного героя, который стоял посреди толпы в огромном холле — а в зеркале видел пустой холодный зал — и себя единственного посередине. А потом он посмотрел вокруг себя и… фильм закончился.
— Хорошие фильмы показывали в твоё время, — сказал Йода.
— Во все времена нет-нет — кто-то да отразит реальность, — пожал плечами Рэк. — Как зеркало. Так вот, к вопросу о личинах. Шат — давно именно что эмиссар. Роль, в которую он воплотился. И не более того.
— А Куай?
Рэк и Йода вдруг фыркнули — переглянулись.
— У него есть шанс, — сказал Рэк. — Стать немного более живым, получив по морде. Додумался. Идти к матери.
— А что? — спросил Мейс.
— Да так, ничего, — ответил Рэк. — Его убьют, а на костях танец станцуют.
— Или он просто уйдёт, — сказал Йода. — Жалко.
— Материнский инстинкт? — неуверенно спросил Мейс.
— Да, если брать чистую формулировку, то это называется именно так, — подтвердил Йода.
— Если брать чистую формулировку, то и рваная рана — царапина, — ухмыльнулся Рэк. — Для того, кто на своей шкуре не почувствовал разницу одного от другого. Материнский инстинкт, да. Ладно, это не наше дело. То есть наше… но только как реакция на то, что произойдёт.
— Произойти может очень много, — сказал Йода.
— Произойти могут только две вещи, — произнёс Рэк. — Нет. Три. Либо эта галактика погибнет. Вместе с ситхами. Либо ситхи выкарабкиваются, и галактика не погибает — но что-то умрёт вокруг.
— Мы, в частности, — буркнул Йода.
— Да. Контролирующий элемент. Либо. Либо всё-таки умрут одни ситхи. То есть сделают то, что и должны были сделать трое суток назад.
— Что? — спросил Мейс. — Не понял.
— Ты что-нибудь слышал о причинно-следственной связи? — спросил его Йода.
— Конечно.
— И о том, что даже теоретически нельзя изменить прошлое, если б мы и имели такую возможность? Причинно-следственная связь нарушится, события пойдут по-другому… в мире, расположенном на временном отрезке после изменения, произойдёт катастрофа. Большего или меньшего масштаба.
— Ну? — спросил Мейс. — Я читал фантастические романы.
— Ты джедай, — сказал Йода. — Ты знаешь, что для мира Великой Силы времени не существует. Точней, для неё время — именно отрезок, линия, то, что перед глазами. Существа движутся вместе со временем — для Силы это то же, как для нас вид из окна. Вот речка делает поворот… вот она уходит вниз водопадом… вот там влага порождает деревья, а вот там — болота, там обязательно должен быть крутой берег, потому что из-за него речка поворачивает вбок, и именно поэтому там долина, и в той долине были построены дома и вот уже двести лет существует посёлок. Всё уже было. Точней, не так. Всё уже есть. От начала и до конца.
— Бред какой-то, — буркнул Мейс.
— Это хорошо, что вы так думаете, — сказал Рэк. — Именно — бред, а не гармония, итить-вашу, которую надо поддерживать. Прошу прошения.
— Нормально, — пошевелил ушами Йода.
— Нет, это бред, — возмутился Мейс. — Это что за предопределение?
— Это не предопределение, — терпеливо сказал Рэк. — Магистр, выслушайте внимательно. Просто Великая Сила, условно говоря, уже видит — отрезок пути, который на протяжении всего течения времени совершали свободные существа. Они это сделали. Мы это видим. Чтобы вам было легче: мы же не можем изменить прошлое. То, что было — уже было. Жёстко и строго. Но мы не сомневаемся в том, что события прошлого были порождены свободной волей существ, их целями, отражённых в гранях случайностей. Никакого противоречия, верно? То, что было, не может быть изменено. Но свобода остаётся свободой.
— Дда, — задумчиво кивнул Мейс. — Понимаю. Но…
— Во всех реальностях и во всех плоскостях, — сказал Йода, философски глядя на свою чашечку с чаем, — Вейдер трое суток назад бросил императора в реактор. Вот уже трое суток галактика в реальности празднует победу над Эндором и смертельный удар, нанесённый империи. Вот уже трое суток в статической реальности Вейдер и император мертвы, Альянс набирает обороты, а Люк Скайуокер, потрясённый видом меня, Кеноби и счастливого отца где-то в мире Великой Силы, даёт клятву следовать пути джедая и возродить Орден. Вот уже трое суток как имперский флот разбит у Эндора, а его остатки сбежали…
— А «Исполнитель» взорван, — сказал Рэк.
— А раскаявшийся Анакин у нас, — сказал Йода.
— А вместо этого все живы, никто не умер и вообще происходит ситх знает что! — рявкнул Рэк. — Они думают, что реальность бесится потому, что по ней ударила какая-то малолетняя киллерша? Что мёртвые потому возвращаются? Что потому происходит хрен знает что — и ещё маленькая тележка? Фиг. Это только начало. Реальность сопротивляется. Там сейчас такое будет… Они умерли. Всё. Это разложено и зафиксировано. Как зафиксирована вся история — дальше. А вместо этого…
Он замолчал, прерванный звуками из угла. Это смеялся Мейс. Вулканическим смехом. Рэк и Йода с любопытством посмотрели на него.
— Что, Мейси? — спросил зелёный магистр.
— …избранный!.. — выплюнул тот наконец, слово.
— Да, избранный, — пошевелил ушами гремлин. — Слово дурацкое. Термин, который ничего не значит. Точней, значил… когда-то, и не для такого случая. Анакин никем не избран. Он просто однажды родился. Сочетанием целей и случайностей. Существо, способное быть наравне с Силой. С законами. Способное изменить реальность.
— Так поэтому?.. — начал Мейс.
— Именно поэтому, — кивнул Рэк. — Убить. В вашем Ордене. На инстинкте. Убить. Опасность. А у нас — не на инстинкте. Тоже — убить… Орден ведь — хранитель мира и порядка, верно? Ну вот. А продолжение Ордена здесь. Хранители законов и следственно-причинных связей. Хранители устойчивой реальности и жизни. Хранители… Что делать будем, господа хранители?
— Анакин справится с тем, что происходит? — с сомнением спросил Йода.
— А понимает ли он, что происходит? — буркнул Рэк.
— Знаешь, — в глазах Йоды вдруг полыхнула ирония, — на его месте я бы что-то заподозрил. Ну, не каждый день мёртвые возвращаются назад. Причём всем скопом.
И интеллигентно отпил из чашечки чаю.
— Тихо.
Тихо.
Серый снег кружит на месте солнечного колеса. Иззубрились стены. Пористый камень, как мох. Древность. Небо опадает хлопьями. Смерть.
— Тихо.
Она огляделась вокруг — туда, куда ушёл рыцарь. Рыцарь растворился. Захлопнулся мир. Приобрёл серый оттенок. Пепел.
Рука прикасается к стенам — крошится стена. Грудь вдыхает воздух — вдыхается пепел. Мир опадает. На месте простора башни — каморка. Угасают звуки. Смерть.
Рухнула стена. Покатились камни. Кррак! — кто-то влез в пролом.
Она развернулась: обломки камня. Из пролома несло жаром и рыгало огнём. Плевки багрового оттенка. В проломе стоял молодой забрак, чихал, кашлял и матерился.
— Хххрррр..! — сказал он. — Рррррыцарррри… Живо, — он подскочил к ней, схватил за руку. Рванул на себя, в проход. Мир со вздохом опадал за спиною. Впереди гудел огонь. Она бросилась в него, не думая ни секунды.
Скалы вокруг.
— Еле успел, — буркнул забрак, отдыхая. Покосил жёлтым глазом. Они сидели в какой-то скалистой местности, в которой ничего не росло. Пробежав по тоннелю огня, оказались здесь. Скалы и небо. Огромное серое небо, в котором был воздух. Много воздуха.
Забрак пнул камень. Красноватый, как скалы вокруг. Взглянул в небо. Потом — вниз.
— Здесь есть дно? — спросила она.
— Не знаю, — отозвался парень. — Кэмер. Так меня зовут.
— Шми.
— Угу. Знаю. Кисель.
— Что?
— Кисель, — пробормотал забрак. — Здесь вокруг почти везде — один кисель. А тут нет.
Он снова взглянул на неё.
— Зачем? — спросила она.
— Что? А, это… Назло.
— Кому?
— Рыцарю.
— Куаю?
— Да.
— Что он тебе сделал?
— Хе, — ответил забрак. — Хе… мы были с ним в одном пространстве.
— И?
— Маленьком пространстве. Здесь. В мире великой Силы. Только мы двое. Долго.
Шми фыркнула в рукав.
— Смешно? — спросил забрак беззлобно. — Мне тоже, — он улыбнулся ей. — Я тебя видел. При жизни. На Татуине, — он вздохнул. — Не склалось.
— Что?
— Встретить вас раньше джедая. Глупость дикая… но уж получилось.
— Постой, ты о чём?
— Ну, я контролировал процесс. Доставки королевы Набу на Корускант. Негласно сопровождал её и эскорт из джедаев. Я близко не думал, что старший из рыцарей настолько е…тся, что… извини.
— Я выросла на Татуине.
— Всё равно. Словом, что тот захватит с собой девятилетнего мальчишку. А когда понял, что берёт… испугался. И сделал глупость.
— Ты — испугался? Погоди, ты кто?
— Ситх.
— Ой, — она засмеялась.
— Ученик того, кого галактика знает под именем Палпатина, — мрачновато сказал забрак, — а некоторое количество трусливых тварей и джедаи — под именем Сидиуса… Словом, я испугался. Именно что как ситх. Твой сын был слишком взрослый для того, чтобы в Ордене его могли переделать. Вот я и решил, что его убьют.
Шми долго молчала.
— Это было… трудное решение, — сказала она. — Очень. Я знала об Ордене больше, чем простой обыватель. Отец Анакина — сосланный джедай из сельхозкорпуса… сбежавший джедай. Нет, его бы не убили. Джедаи не убивают… они переделывают. Если могут.
— Как Обик на Мустафаре? — хмыкнул Кэмер. — Не спорю — переделал он его здорово. Сразу пришлось менять имидж. На более загадочный и чёрный.
Он повернулся к Шми — чёрные прорези в жёлтых глазах.
— Есть такая вещь, — сказал он. — Мы чувствуем своих. И чужих. Неодарённые об этом не знают. Тот рыцарь… он знал, что твой сын — не их племени.
— Племя?
— Да, — ответил Кэм. — Я понимаю: тысячу лет Орден джедаев был единственной организацией одарённых. Причём государственной. Учреждение на службе, — он пожал плечами, глубоко вдохнул воздух. Прищурясь, посмотрел на небо, на котором ветер рвал облака. — К тому же они никогда не вмешивались в дела прочих существ, — он улыбнулся. — А контроль над одарёнными — так государство взяло это на себя. Из своих собственных соображений и целей. И джедаи замечательно прикрылись целью государства. Понимаешь, — сказал он Шми, — противостояние форсьюзеров и нефорсьюзеров было определённым элементом жизни в галактике. Бесспорно. Но достаточно вялым элементом. По сравнению с войной тёмных и светлых. Ситхов и джедаев. Не просто войной — мгновенным желанием истребить нах, едва встречались. Отвращение. Уничтожить. Стереть. Невозможность жить рядом. Вообще. Мы друг друга гасим. По факту.
— Да?..
— Представь, что существуют два народа, один дышит кислородом, другой — фтором. И они вдруг оказались на одной планете. Или в одном корабле.
— А. Неужели настолько?
— Всё началось давно. Когда религия перестала быть религией. Когда способности отделили от верований, — Кэмер улыбнулся. — Религиозные заповеди перестали давить на мозги. И каждый стал следовать своей природе. Из того объединения, который сейчас называют первым Храмом, ушёл легендарный Ксендор или Зендор — и стал творить всякие гадости с точки зрения светлых. Ушёл не один, увёл с собой нехилую кучу тех, кто был ему соприроден… Я не знаю, как объяснить. Меня с джедаев тошнит. Их с нас — плющит. Мы будто друг у друга что-то очень важное задеваем. Жизненно важное. На уровне душевного скелета. Этот Ксендор стал открыто делать то, что раньше по разного рода резонам подавлялось и выбивалось, как могло. Понимаешь… ну, если говорить практически, то джедаи слушают Силу и… как бы это сказать — повторяют её изгибы, действуют в соответствии с её течением. Вступают с нею в гармонический симбиоз. Считают, что они — это ничто, что Сила должна вести живое существо. А ситы — они именно используют её. Пытаются заставить работать в своих целях. Хотят сделать — своей. Отсюда всякие взрывы, водовороты и всплывающая рыба, — он хмыкнул. — Пока джедаи гармонизируют с Силой, тихо плывя в лодочке по потоку, ситы — бух! — и на пути следования джедаев нехилый взрыв, воронка, волна, плотина, плотину прорвало, джедаев замотало, спасите-помогите — а тут перед их носом выныривает сит с остатками тротила в руке и говорит: б…ь, опять что-то не вышло…
Шми хохотала:
— Наглядно!..
— Ага, — довольно сказал Кэм. — Но, понимаешь, действие — всего лишь следствие того, какие мы внутри. Джедаев будет плющить от попытки идти против течения. Мы проблюёмся от гармоничного сплавливания вниз… даже не в лодочке, просто — медленно дрейфуя по течению… бррр… Кстати, это очень близко. К ощущениям. Есть такой эксперимент: погружают живое существо в ванну с водой температуры сходной с температурой его тела. И запрещают двигаться. В какой-то момент существо будто растворяется там. Брр. А джедаям — хорошо. Они — не только они, они ещё и ванна… Зато булькни в ванну что-то, сделай взрыв — вот тут их и переколбасит. Природа у нас — разная. И мы друг другу мешаем. Сильно. Их деятельность нас растворяет. Наша их — разносит в клочья. Смерть и там и там. Для каждого — своя. Как-то так получилось. Что два вида форсьюзеров в галактике мешают друг другу — в буквальном смысле до смерти. А поскольку так называемое тёмное течение якобы отделилось от светлого, то нас считают нарывом на здоровом древе Силы.
— Якобы?
— Ага. Светлые почти повторяют принципы древних религий. А мы — принципы тех, кто отпадал от веры, совершал тёмные обряды, ел младенцев и потом горел на кострах…
Циничная усмешка в пол-лица.
— Вот потому, — закончил он, — нефорсьюзеры просто не понимали, что у них под носом идёт война. На взаимное истребление. А теперь, — он ухмыльнулся, — представь, что два взаимно отрицающих друг друга существа живут в одном пространстве, причём одно из них косит под понимание другого.
— Зачем?
— Жить захочешь — не так раскорячишься, — буркнул Кэм. — Тысячу лет в этой галактике умирали одни джедаи!.. Конечно, они успели создать здесь свой мир. И вот после смерти все попадают сюда. Тёмные — тоже. И конечно, нас тут развоплощает. Если не сконцентрироваться и не собраться. Но ведь есть же где-то мир, который создали ситы.
— Да?
— Великие тёмные древности. Фриддон Надда, Нага Садоу, Экзар Кан. И другие. Где-то ведь, — сказал Кэмер, — он должен быть.
— А если исчез?
— Хреново, — кивнул забрак. — Тогда будем делать новый. Под себя. Жить очень хочется.
— Так что там было с моим сыном?
— На Татуине?.. А. Я как придурок, погнался за ними и попытался отбить. Мальчишку у рыцаря. Просто подхватить и увезти. Но… понятное дело, твой сын на незнакомца среагировал адекватно. У него хорошая реакция, — он вздохнул. — Схватить я его не смог. И тогда… тогда я решил убить джедая, — он задумчиво улыбнулся. — Крышесрыв, конечно. И опасность. Но мне очень хотелось его убить.
Он вздохнул снова.
— Но Анакина не убили, — сказал Шми тихо. — Почему?
— Потому что мой учитель — один из умнейших существ в галактике, — буркнул Кэм. — Когда к ребёнку проявляет внимание великий канцлер, который продемонстрировал жестокость и волю — тут сто раз подумаешь, прежде чем убивать. Орден всё-таки сильно зависел от государства. Конечно, я их всех подставил, — сказал он невесело. — Но… вот я и пытаюсь. И пытался. Компенсировать. Выжить. Стать шпионом. Стать помощником. Которого он потерял.
Это неприятно. Оказаться вдруг. Одному. И ещё вытаскивать мальчишку. Которого могли убить. Физически или морально. Мой учитель — очень смелый человек. И очень умный.
— Человек?
— Да — для забрака!
Они засмеялись.
— И что ты собираешься делать дальше?
Кэмер взглянул на неё:
— Пойдёшь со мной? Хочу, чтобы пошла. Одну тебя оставить не могу. Опасно. Но там тоже опасно…
— Я не форсьюзер.
— В мире Силы это не важно.
— А что важно?
— Чтоб тебя не тянуло блевать от того, кто рядом.
Что-то билось в висок. То ли кровь. То ли ненависть.
То ли — головная боль.
Настроение удивительно не боевое. И состояние.
Она вытащила рукоять меча, несколько раз подбросила на ладони, спрятала вновь. Приказы на войне не обсуждают. Но как бы хотелось — обсудить.
— Мы прилетим на планету Эльгир? — спросила Лея где-то рядом. С её локтём.
— Угу, — сказала она.
Обкорнали. Подстригли. И очень даже неплохо. И костюм… брючный. Такой задорный мальчик. Откинутая голова, прямой взгляд.
Мара хмуро взглянула на свой кулак. Сжала, разжала.
— Готовишься к бою? — фыркнула Лея.
— У меня там старая травма, — ответила она. Снова сжала и разжала кулак.
— На ладони?
Она не ответила ничего. Найти бы Пиетта. Или гвардейцев. Или поболтать со своими. Всё лучше, чем…
— Не хочешь отвечать?
Смысл?
— Просто — травма.
Зачем это существо им всем? Вейдеру, Палпатину? Перевоспитывать? Поздно перевоспитывать. Да и воспитывать не стоит.
— На этой планете, — машинально сказала она, — твой приёмный отец и Мотма, и большая часть ребельского флота, якобы сбежавшего к Суллусту. С одной стороны мы, с другой — Траун, возьмём в клещи, ударим. А форсьюзеры, как всегда — спецназ, который пойдёт на планету и захватит глав Альянса живыми. Не форсьюзеры только, конечно, но вести группу будем мы…
— Так это чисто военная операция?
— Не знаю, насколько чисто. Но военная — безусловно.
— Я хочу с вами.
Она обернулась и посмотрела на бывшую принцессу.
— Ты и так будешь с нами. Там. На этом корабле.
— Нет, я хочу в твою группу на планету.
— Ты?
— А в Альянсе я делала другую работу? Ту же. Возглавляла диверсионные группы в тыл врага.
— Почему? — спросила Мара. Ответ она знала, и было странно, что она не подумала об этом раньше. Спросила для другого. Лицо её ровесницы… становилось живым.
— Я получила военное образование на Альдераане, — ухмыльнулась Лея. — Традиция наследника престола.
— Наследницы.
— Так других не было.
Лея ухмыльнулась вновь. Гордость. Вызов. Туда, в прошлое. Сюда, в настоящее.
— Ты хочешь, чтобы я взяла тебя на Эльгир, — сказала Мара, тщательно выговаривая слова.
— Да.
— Включила в группу.
— Да.
— Зачем?
— Хочется резко изменить свою жизнь, — хмыкнула Лея.
— Не серьёзный предлог… То, что ты — профи, я знаю, — мотнула головой Мара. — Пусть вопрос, насколько профи — для меня… я о другом. Это твои союзники. Друзья.
— Кто?
— Приёмный отец…
— …лжец…
— Мон Мотма.
— Манипулянтка.
— Прошло несколько суток с того времени, когда ты за них могла отдать жизнь.
— Именно.
— А.
— Один не умер, вторая… — лицо вдруг сжалось в комок, скрутилось в узел. На мгновение мимика мышц не справлялась с ненавистью. Отвращением. — Впрочем, — мгновенье спустя сказала Лея абсолютно хладнокровно, — они оба использовали мою любовь к сказкам. И максимализм.
— Последнее — осталось.
— Так я сказала — использовали, — улыбнулась Лея. — А я бы поиспользовала сама.
— Мой мастер — тоже манипулятор.
— У меня к нему пока маленький счёт, — был ответ. — И он его даже оплатил. В некотором смысле.
Мара посмотрела на Лею.
— Он вытащил то, что заглохло, — сказала Лея. — Воспоминания и способности. Мои. Я хочу уметь использовать их. Силу.
— Для чего?
— Чтобы быть сильной.
— Можно без Силы.
— А можно и с ней. Приятно сознавать, что ты всю жизнь мог слышать, только из ушей тебе не вычистили серные пробки? — огрызнулась Лея. Вдруг ударила кулаком о кулак. — Добррррые рррродственички!
— Чего бы ты хотела? — спросила Мара спокойно.
— Не знаю. Сейчас — научиться использовать свои способности. Жить в Центре Империи — я имею на это право. А ещё я хочу вмазать в морду приёмному папочке. За всё хорошее.
— Что было плохое?
— Ты не слышишь? Я сказала: хорошее. Я никогда от него не видела ничего, кроме — хорошего. В этом и гадство.
— Почему?
— Я ведь должна быть ему благодарна?
Мара всё пристальней смотрела в лицо существа.
— Он желал тебе добра… — сказала она с иронией.
— Нет, — был резкий ответ. — Он желал добра — себе. Просто я входила в его добро.
— Лея.
— Да?
— Ты умеешь прощать?
— Не пробовала.
— А как относительно своего биологического отца? — ухмыльнулась Мара.
— Я не чувствую Вейдера отцом, — пожала плечами Лея. — Научусь использовать Силу — разберёмся.
Губы Мары морщил смех.
— Бедный Джабба, — сказала она. — Я правильно тебя не жалею… Ладно, принцесса. Пойдём в какой-нибудь зал. Там я посмотрю, что ты можешь… Ты вообще в состоянии подчиняться? Командовать группой буду я.
— Если я буду знать, для чего мы это делаем — то сумею. Пока.
— В этот раз — не пока.
— Хорошо, — кивнула Лея.
Встрёпанная стриженная девчонка с холодным злым взглядом.
— …таким образом, мы вышли на Йоду, — сказала Мотма. — На Орден джедаев в лице Йоды. Анакин вывел нас на него.
Она замолчала, вздохнула, поправила браслет на руке.
— Мы стали союзниками джедаев… Союзниками Ордена, который хотел восстановления древнего статуса. Советников при правителях. Возвращения большого пакета прав. Возможности занимать высокие официальные должности…
— Ты им это пообещала, я понимаю, — сказал Борск. — Но они поверили?
— Они хотели воспользоваться властолюбием канцлера, — сказала Мотма, и её жёсткий взгляд смотрел в никуда. — А потом использовать нас. А мы — их. Кто кого переиграет. Но на первой стадии мы работали вместе. Анакин был шпионом… и он подтвердил то, что было видно без подтверждений. Канцлер готовился к тому, чтобы захватить власть. Стать несменяемым правителем. И джедаи, как защитники демократии, арестовали б его, на время взяли власть в свои руки — руки гарантированных альтруистов — и передали бы достойнейшему.
— Но это же… жрецы определяют короля.
— Да, — сказала Мотма с кривой усмешкой. — Очень похоже.
— А галактика…
— Галактика? — Мотма расхохоталась. — Борск, к этому времени галактика тащилась от джедаев! Именно тащилась — я не просто так выбрала термин. От отдельных представителей. Орден тщательно создавал имидж наиболее ярким джедаям — героям войны. Тот же Скайуокер — да ты хоть представляешь, сколько девчонок писало ему письма, сколько голографий его раскупалось, какой рейтинг был у тех передач, которые давали сводки последних новостей с фронтов — Скайуокер!
— И Орден…
— Так это же не Орден дудел о нём во все трубы. Джедаи по-прежнему были непритязательны и скромны. А средства массовой пропаганды — что с них взять… При этом, учти, джедаи на войне действительно показали себя лучшими из лучших. Не все, понятное дело — но Орден посылал воевать тех, кто умел это делать. Из десяти тысяч выбор был велик. И уж Скайуокер… Галактика забыла о том, что когда-то считала джедаев чудаками. Впрочем, она бы не смогла сказать точно, что она думала о них сейчас — но отдельные представители Ордена ходили в героях. Джедаям тоже была нужна война.
— Как странно, — сказал Борск. — Они её простимулировали?
— Пушистик, а зачем был нужен Геанозис?
— А ситх?
— Какой ситх? Война была нужна правительству в лице Палпатина. Война была нужна Ордену. Война была нужна всем, тем более она назревала. Учти, джедаи чувствовали, как назревал нарыв. Джедаи знали, что он прорвётся. Джедаи предпочли его вскрыть. Это был лучший вариант. И война произошла. Между прочим, в создавшемся положении она была наиболее чистой и бескровной.
— Джедаи?..
— А что ты знаешь о джедаях?
— А ты?
— Я множество раз видела перед собой каменное личико магистра Йоды. С отнюдь не добрыми глазами. Если б я тогда знала, в чём дело, — она покачала головой, — я бы поняла, что шансов у нас нет. Йода сражался за выживание своего племени. Палпатин — своего. А мы всего лишь хотели власти, — она устало закрыла глаза. — В итоге ситхи всё-таки истребили джедаев, застав их врасплох. Джедаи тоже думали, что Палпатин всего лишь хочет власти. А тут пришёл Скайуокер и сказал, что канцлер — ситх. И всё. Они просто не смогли чего-то не сделать. И вместо того, чтобы отработать оговоренный план, арестовать канцлера, который попрал демократию, они совершили несанкционированное нападение на выигравшего войну Палпатина, тоже героя галактики, правителя, которого любили. Безо всякого повода. И Палпатин объявил Империю при полном согласии всего народа. Перевернули предлог…
— Зачем джедаи пытаются истребить ситхов? А ситхи — джедаев?
— Я не знаю, — покачала головой Мотма. — Не знаю… У них что-то появляется в глазах.
Они молчали.
— Так вот, Йода, — произнесла Мотма, очнувшись. — Он выглядел как существо, которое уверено в своей победе. Как существо, у которого есть информация… источник информации… поддержка, сила, союзник, о котором никто не подозревает. Сильный союзник.
Борск сказал:
— Обломал его этот союзник, как я вижу.
— И ещё как, — ответила Мотма. — Первый и последний раз в жизни я видела джедая, который испытывал такую ненависть, что она превратилась в лёд.