Не знаю, любит ли господин Царь ждать или ненавидит, но вот стрелять точно обожает. Судя по характерным звукам, он дважды перезаряжал пулемет, пока мы оставались на перекрестке. И затем, когда тронулись в хвосте колонны уходящих к обмелевшей реке машин, то и дело палил непонятно куда.
Почему непонятно? Потому что понять невозможно, машина слишком неудобная с точки зрения обзора, причем мне досталось самое неудачное место. Передние два заняты водителем и стрелком за курсовым пулеметом, дальше идут еще два совмещенных сиденья прижатых к левому борту, чтобы справа остался узкий проход к дверце через которую можно попасть в кузов. Здесь не было не то что окон, здесь даже смотровые щели не сделали. Сумрачно как в почти засыпанной могиле, к тому же дико грохочет двигатель, и что-то неприятно позвякивает, – похоже, что при тряске трутся друг о дружку тонкие листы небрежно наваренного железа.
Западники без ума от шумной техники, что лишний раз подтверждает их неадекватность, ведь нормальные люди на кластерах ведут себя тихо.
Я не из тех людей, которые могут с легкостью переносить оторванность от источников информации. Мне нужно видеть и слышать как можно больше, но здесь я могу рассматривать лишь голый металл и ничем не примечательные затылки сидящих впереди людей и как ни напрягаю уши, они улавливают лишь грубый рев мотора и дребезжание железных листов. Настроение у меня и без того неважное, даже не хочется думать о том, что вся поездка пройдет в такой обстановке.
Блин, ну почему меня посадили именно сюда? Чем плох автобус? Не так надежно защищен? Но в окружении множества других машин, набитых вооруженными людьми, это не имеет значения.
К тому же не могу сказать, что до этого меня так уж тщательно защищали. Ездила в простом микроавтобусе, как все, копалась в головах мертвяков не меньше других, а уши до сих пор не отошли после грохота выстрелов, которые мне пришлось сделать, чтобы утихомирить толпу кровожадно настроенных зараженных.
Думаю, меня посадили в эту машину по другим соображениям. И по каким же? А вот это уже знать не могу. Но зато могу попытаться догадаться, так что займусь обдумыванием этого вопроса со всех сторон.
Все равно других занятий здесь не найти.
Ну и что тут можно придумать? Западники непредсказуемы в своем варварстве, попробуй пойми, что у них на уме. Они прикладывают колоссальные усилия ради того, чтобы на льготных условиях получить уникальную орхидею, и что дальше? А дальше ее обряжают в уродливое рубище и заставляют потрошить мертвяков, после чего, вопреки всем нормам приличия, оставляют в машине с тремя посторонними мужчинами без присмотра. Я стараюсь не выказывать чувства, которые обуревают меня из-за вереницы немыслимых по меркам Цветника ситуаций, здесь у них многообразная дикость в порядке вещей. Я внимательно наблюдаю за этими людьми, стараюсь вникать в причины их поступков, но за все время поняла лишь одно – предугадывать поведение западников и осознавать всю суть их действий у меня не получается.
Нас не учили сосуществовать с непредсказуемыми варварами.
То есть, наше обучение, похоже, не настолько уж качественно, как считается. Особенно в той части, которая касается психологии неандертальцев и близких к ним гоминидов. Я не понимаю западников и сомневаюсь, что сумею понять, даже если проведу здесь не один год. Они совершенно другие и пока что не могу сказать – плохо это или хорошо.
Я ведь готовилась к худшему, а меня всего-то заставили побродить по крови и кишкам опустошая споровые мешки. Да – это, конечно, далеко не самое приятное занятие, но я справилась, я держалась получше той же Олеси, лишь один раз нехорошо получилось, когда нечаянно перчатку повредила.
Ночью мне, неверное, будут сниться кошмары, но это не такая уж высокая цена.
К тому же я не запоминаю сны.
Вот только поездка еще не закончилась и непонятно, что я вообще делаю именно в этой громыхающей железом машине. Не обязательно хорошо разбираться в людях, чтобы понять главное – господину Царю я не нравлюсь. Нет, не в том смысле, что отвратительна ему как женщина, тут явно замешано что-то другое. Сама не знаю каким образом, но ухитрилась отдавить ему любимую мозоль.
Ну и зачем ему понадобилась такая неприятная пассажирка?
Вот ведь загадка…
Машина, простояв минуты две, поехала очень медленно и почти сразу сильно накренилась. Должно быть, переезжаем через то самое место, где мост соединяется с дамбой, тут и в прошлый раз затор получился. Но я могу лишь строить предположения, видимости как не было, так и нет.
Узкая дверца сбоку от сидений распахнулась, господин Царь, сильно пригнувшись, просунул голову в проем и недовольно прокричал:
– Шмат, почему шокер работает, если мы уже на мосту?
Сразу после этих слов дикий грохот стих будто по мановению волшебной палочки. Нет, машина все еще гремела железом и гудела, мотор не затих, но это был другой, нормальный мотор, а не тот басовитый ревун, который столь успешно выматывал мои нервы на всем протяжении недолгого пути. Только тут я поняла, что к движению машины он не имел никакого отношения. Видимо под шокером господин Царь подразумевал какое-то защитное устройство поражающие нападающих тварей разрядами электрического тока. Насколько мне известно, они не слишком распространены из-за ненадежности и сложности в обращении, но все же встречаются. Очевидно, здесь их мощность была такова, что аккумуляторов недостаточно, приходится использовать дополнительный двигатель с генератором, вот он-то и терзал уши.
Господин Царь не успокоился на том, что добился снижения шума, голосом потише приказал:
– Колхоз, бегом к пулемету, а я пока потрусь немного об азовский бочок.
Слова западника мне не понравились, но каким образом избежать того, что придется сидеть рядом с ним, я не представляла.
Пропустив в кузов выбравшегося из переднего пассажирского места мужчину, господин Царь присел рядом. Причем присел грубо и бесцеремонно, вдавив меня в грязную дверцу и насмешливо при этом произнес:
– Такая тощая, а на два сиденья ухитрилась рассесться. Ну что, азовская, как тебе у нас на западе? Все нравится?
Отвечать правдиво будет слишком нетактично, и потому пришлось выражаться уклончиво:
– Еще не поняла, я здесь совсем недавно, многое непонятно.
– Ну и что тебе непонятно? Конкретно? Хотя не надо, не отвечай, так неинтересно. Дай я сам угадаю – тебя вырастили, чтобы продать подороже важному господину, и у тебя сейчас в мелкой головке не укладывается – как такой товар могли закрыть в ржавой машине с тремя грубыми потными мужиками. Вам ведь вроде бы нельзя вот так запросто с кем попало разъезжать, я прав?
– Да, таковы правила Цветника, но они могут не совпадать с вашими обычаями.
– Обычаи у нас нормальные, по ним любая незанятая девка может кататься с кем угодно сколько угодно. Занятая, в принципе, тоже не на цепи сидит, но ей лучше ездить с другими девками или по разрешению своего парня, а то всякое может случиться в дороге, народ у нас горячий. Так ты у нас занятая или нет? Молчишь? Ну да, сама еще не определилась. То есть, тебя не определили, ты ведь сама себе не хозяйка. Интересная свадьба получается, где мужик вообще не мужик, и чуть ли не в первый день пытается тебя кому-нибудь сбагрить. В том числе и мне. Думаешь, я сам напросился тебя прокатить? Нет, ты мне и даром не нужна, меня попросили. Дескать – покатайся, посмотри на нее, пообщайся тет-а-тет. Ну ты должно быть уже поняла, что я не в диком восторге от вида твоей мордашки, другие тоже это понимают. И еще понимают, что я очень не рад последними азовским новостям. Вот и пытаются сгладить возникшие шероховатости разными способами. Ты хоть что-нибудь поняла из сказанного?
– Я поняла, что вы недовольны изменениями вашей политики в отношении Азовского Союза. И еще я поняла, что вы важный и ценимый руководством Западной Конфедерации человек и, возможно, то, что я поехала в вашей машине – намек на то, что вас рассматривают в качестве моего нового избранника.
– А ты не такая уж и тупая, – с легким удивлением произнес господин Царь. – Лет через пять-десять той еще стервой сможешь стать, если, конечно, доживешь, что вряд ли. Я видел тебя сегодня в деле, ты не умеешь бояться. В том смысле, что боишься не так, не по настоящему, неправильно. Такие у нас или живут долго, или вообще не живут. Не сомневаюсь, что ты из последних. И да, руководство Конфедерации меня вообще не ценит, а все потому, что я и есть это самое руководство. Ты вообще не ориентируешься в нашей кухне, если считаешь, что Дзен тут заправляет абсолютно всем. Хотя что-то, конечно, потихоньку начинаешь понимать. Ладно, давай устроим тебе маленький экзамен. Попробуй ответить, что именно мне не нравится в упомянутой тобой политике.
– За мной послали много ваших людей, а вернулся только один. Вы считаете, что я того не стою.
– То, что ты вообще ничего не стоишь – само собой разумеется. А что до потерь… Кое-какую технику мне и правда жалко, а людей не очень. Понимаешь, азовская, люди к нам прилетают нескончаемым потоком, их полным-полно на городских кластерах, остальные тоже не пустые. Сколько их здесь не помирает, меньше все равно не становится. Это ведь запад, тут мяса мало не бывает, так что такие убытки переживем. Провалила ты мой экзамен, а жаль, я уже начал удивляться, в твоем возрасте ум вообще необязателен, особенно у девочек. Хотя дам тебе еще один шанс. Что нам вообще нужно от азовских?
– Точно не знаю, но почти уверена, что орхидея вообще не нужна.
– Ну это и полная дура может понять. Да Элли, нам не нужна ни ты, ни другая фифа из вашего ПТУ для смазливых подстилок. Видела танк в колонне?
– Видела.
– Год назад мы его сняли с памятника. Рухлядь древняя, у него пушка только для красоты, до ума ее так и не довели. Чтобы вытащить этот хлам, мы положили два десятка хороших ребят. Посмотри на мою ладонь, эти два пальца чуть-чуть отличаются от других, ногти у них не такие. Я их тогда потерял, мертвяк отхватил оба по самую ладонь. Отросли быстро, но разница до сих пор заметна. Два моих пальца и два десятка ребят – такая вот цена за ржавый металлолом. Машину эту видишь? Корявая самоделка, как и почти все остальные. Поблизости от нас нет ни одного нормального места, чтобы разжиться настоящей техникой. А у азовских такие места есть, они на этой теме сидят плотно, чужих не подпускают. Теперь поняла, что нам от них надо?
– Танки?
– Танки, легкая бронетехника, и чем черт не шутит – нормальная артиллерия, а не минометы-самоделки. У них выбор хороший, но вот ведь жадные собаки – соседям даже столетнюю колымагу не отдадут. Все продажи можно по пальцам пересчитать, и торги проводились исключительно с северянами, когда их караваны прорывались через Песочные Часы. Ведь на север что попало, то пропало, там все равно что другая планета с билетом в один конец. Ты бы видела тех торгашей – полные психи, нормальный сюда ни за какие коврижки не поедет. Герцог не боится усиливать северян, те ведь никаким боком к нашим делам не относятся и не будут относиться. А вот своих соседей он побаивается. Но сейчас его так прижали, что можно было попробовать додавить, заставить изменить порядки. С этим и послали Лазаря, размечтались, что он вернется с колонной, где будут новые машины. Настоящие машины, а не эрзацы и ржавое старье. Вот только вернулся он без колонны и людей, такие вот дела. А еще притащил единственное приобретение – школьницу старших классов с кукольными глазенками и полупустой головенкой. К сожалению, азовская, ни один из твоих расчудесных глаз не заменит танк.
– Я не виновата в том, что Конфедерация не смогла получить военную технику.
– Да, не виновата. Но глядя на тебя я и некоторые не последние ребята не можем думать ни о чем другом. Ты, азовская, и за одно это ты тут многим не нравишься. У нас азовских никто не любит, на это есть причины. К тому же дело не в них, а в том, что нам не орхидея нужна, а кое-что другое.
– Я понимаю.
– Лазарь для Дзена даже больше чем друг, это ненормальная парочка, где не может быть недоверия или недосказанности. По всему получается, что они изначально планировали заглянуть в Цветник. Возможно, хотели получить и орхидею, и технику, но раз не срослось с броней, согласились на бесполезную девчонку. Азовские не раз ставили нас в интересные позы оптом и Дзена в розницу, а он злопамятный, вот и отыгрался как смог. Но какое мне дело до его злопамятности? И мы что теперь должны вписаться за азовских только потому, что они поделились с нами девкой с фиолетовыми глазами? Дзен и сам понял, что в ту еще глупость вляпался, вот и мечется карасем в нерест. Тебя ведь сейчас попросту мне подложили, ты у нас, получается, вроде живой взятки. Я могу сделать с тобой что угодно, ты моя собственность, понимаешь это?
Я покачала головой:
– Господин Царь, вы заблуждаетесь. В данный момент господин Дзен мой официальный избранник, лишь он один может изменить этот статус. Таковы правила Цветника.
– Ты смешная, кому какое дело до ваших правил? А еще Дзен уже так далеко зашел, что женщины ему не нужны.
– Его состояние может измениться.
– Сомневаюсь, что в ближайшее время ему захочется стать красавчиком, ведь он человек слова, и слишком многое держится на его репутации. К тому же в любом случае ты не в его вкусе. Мужики, попадая сюда, частенько начинают волочиться за молоденькими или вообще превращаются в больных на всю голову ублюдков, но Дзена это не коснулось. Впрочем, мы не о том говорим. Раз ты села в мою машину, то ты моя. Если правила Цветника говорят другое, забудь, здесь они ничего не стоят, здесь цену имеют лишь мои правила. Уяснила?
Слова господина Царя насквозь фальшивые, он просто со мной играет, речь не идет о настоящем мужском интересе. Но мне приходилось ему подыгрывать, что совсем несложно, ведь он топорно направляет ситуацию в направлении, которое я приблизительно предсказала еще в тот миг, когда воняющий потом и порохом западник, плюхнувшись на сиденье, звенел навешанными на него пистолетами, ножами и гранатами, пристраиваясь поудобнее и вдавливая меня при этом в грязную дверцу.
Мужчины невысокого мнения о женском интеллекте, особенно если ты умеешь скрывать свои истинные мысли. Если надо, я умею играть в ту еще глупышку, но, похоже, несложная игра подходит к концу.
– Господин Царь, ваши правила мне совершенно неинтересны и подчиняться им я не обязана. И будьте добры, постарайтесь хоть чуточку отодвинуться от меня, вы не настолько большой человек, чтобы занимать всю машину.
– А если я не захочу отодвигаться? Или даже больше – придвинусь еще теснее?
– В таком случае может случиться неприятность.
– И какая же?
Подняв руку, я протянула ему стальное кольцо с болтающейся на нем согнутой вдвое проволочкой.
– Господин Царь, вам известно, что это такое?
Вместо ответа тот нехорошо сузил глаза и начал судорожно шарить ладонью по разгрузочному жилету.
С немалым трудом удержавшись от злорадной улыбки, я кивнула:
– Правильно, это маленькая деталька от той гранаты, которую я у вас позаимствовала, пока вы так неаккуратно присаживались. Теперь граната у меня в левой руке, я ее держу крепко и стараюсь не выронить. Но вы тут так расселись, что мне мешаете. А вдруг я ее все же выроню прямо вам под ноги? Боюсь, случится неприятность.
– Случиться, Элли, не просто неприятность, случится большая хрень. Ты сейчас держишь в руке зажигательную гранату из не самого последнего по уровню развития мира. Такими штуками удобно перекрывать узкие проходы, мертвяки побаиваются огня. Запал двойного действия, и ты, наверное, установила его на таймер. Если ослабишь хватку, рычаг высвободится, пружина толкнет ударник, воспламенится замедлитель, и через пять секунд вспыхнет начинка. Приблизительно через секунду после этого температура здесь поднимется до трех с половиной тысяч градусов или даже больше и будет поддерживаться на таком уровне достаточно долго, чтобы ни тебя ни меня не спасли самые лучшие знахари. Так что держи рычаг покрепче, Элли, иначе от нас только угольки останутся.
– В таком случае, отодвиньтесь, пожалуйста, – как можно спокойнее ответила я на эту длинную тираду, стараясь не представлять, во что превращусь, если выроню эту штуку.
Выскочить за пять секунд из такой тесноты мне ни за что не успеть, дверца с моей стороны не открывается, она тут не больше чем для красоты приделана.
Не машина, а полный хлам.
Если честно, в гранатах я разбираюсь плохо. Нам однажды показывали несколько штук и что-то при этом объясняли, так что общие принципы поняла. Но та, которую я утащила у господина Царя, какая-то непростая. Смутно помню, что этот тип запала имеет два положения. В одном граната взрывается после броска едва коснувшись какой-либо поверхности, в другом взрыв происходит по истечении определенного времени.
Понятия не имею, как выставлять запал и уж тем более не сумела разобраться с этим на ощупь, ведь господин Царь мог негативно отнестись к таким исследованиям проводимым у него на глазах. Все приходилось делать украдкой, опустив руки вниз и всячески скрывая свою деятельность. Спасибо, что сумела вслепую отогнуть жесткие усики, потом осталось лишь прижать рычаг к удивительно прохладному для такой опасно-огненной штуковины корпусу и вытянуть кольцо.
Господин Царь не выглядел испуганным, но все же заметно отодвинулся и покачал головой:
– Да ты у нас маленькая стервочка.
Мне осталось лишь кивнуть:
– Ага, меня так уже называли.
– Разве у азовских тебя не учили, что с людьми нужно дружить?
– Не представляю, как я смогу с вами подружиться, ведь вы не предпринимаете шаги навстречу.
– Еще как предпринимаю.
– Ваши непристойные намеки не могут считаться встречными шагами.
– Как вижу, ты не так глупа, какой пыталась казаться, но все же ума маловато. Азовская, ты даже не подозреваешь, что ходишь по лезвию очень острого ножа. Дзену сейчас и правда позволено слишком многое, и если он вбил себе в голову, что азовских нужно макать рожей в дерьмо, он будет их макать любыми способами, а нам придется терпеть его выходки. Но не забывай, что не бывает вечного терпения. И вечных людей тоже не бывает. Знаешь, где твой женишок обычно отирается при чистках этой окраины? Он всегда сидит на нефтебазе, оттуда лучше обзор, и мертвяки любят ту сторону. Сегодня тоже вроде как туда поехал, но не добрался немного, она почему-то взорвалась. А если бы доехал? Ты бы у нас стала кем-то вроде вдовы. То есть обычной девкой, каких у нас на каждом углу по дюжине за рубль. А с простыми девками всякое может приключиться, нормально устроиться проще тем, кто не ссорятся с такими людьми как я. То есть ты азовская, азовских у нас не любят, а Дзен не вечный и кроме него тебя никто не прикрывает. Веди себя аккуратнее, это в твоих интересах.
– Я так и делаю.
– Вот как? Интересные у тебя представления об аккуратности…
– Господин Царь, я принадлежу своему избраннику и обязана принимать все возможные меры для своей защиты.
– Избраннику ты не очень-то нужна, к тому же я тебя не собирался даже пальцем трогать.
– Намеки, которые вы высказывали в мой адрес, недопустимы.
– Если ты не поняла, я как бы шутил.
– Я знаю.
– А граната тогда зачем, раз такая догадливая?
– Это и есть те самые все возможные меры. К тому же вы меня почти раздавили своей тушей и не будь гранаты, вряд ли стали отодвигаться. Нам еще ехать долго, я не собираюсь все это время вдавливаться в грязную дверь.
Царь неожиданно захохотал, и, еще дальше отодвинувшись, сказал:
– Я не ошибся, ты и правда умрешь быстро, шансов на длинную жизнь ни малейших. У вас там все такие колючие? Отвечать не надо, я и так знаю, что Лазарь выбрал самую-самую. Элли, эта парочка тебя самым наглым образом использует. Ты у нас блестящий червячок, которого опустили на крючке в омут с самыми недоверчивыми рыбинами, а теперь ждут, соблазнятся ли те на такую блестящую наживку. Некоторые, как я вижу, начинают работать хвостами, приближаются, принюхиваются, пузыри пускают. То есть пошло движение. Вся стая матерых акул вместо того, чтобы продолжать готовить нападение на рыбака, занимается черт знает чем. А у нас нельзя заниматься черт знает чем, запад такие ошибки не прощает. Я почти уверен, что рыбам настанет хана. Но некоторые из этих рыбин мне дороги, и это плохо. Пусть Дзен не нервничает, я не стану их поддерживать, я просто хочу, чтобы все улеглось само собой, без крови. Да, у нас есть некоторое напряжение, но его еще можно попробовать снять. Хватит уже все проблемы решать кровью, вот только некоторые отказываются это понимать, и дело тут не только в блестящем червячке. Лазарь тот еще хитрюга, он мастер давить со всех сторон, его натиск непросто выдерживать. Может даже я ему подыграю, ведь как ни крути, а я был и буду на их стороне, потому что она правильная. Но не хочу терять ребят, с некоторыми из них я чуть ли не с самого начала. Ты что-нибудь понимаешь, азовская?
– Почти ничего.
– Если не врешь, то хорошо. Ведь это значит, что я сам с собой разговариваю, иногда мне это нужно. Ну а ты запомни одно – как бы дальше не сложилось, для червячка, скорее всего, все закончится грустно. Видишь ли, дело в том, что те кого насаживают на крючки, не выживают – закон природы. Не уверен, что мой совет поможет, но ты теперь все время оглядывайся. У тебя, Элли, и правда необычные глаза, будет жалко, если такая красота пропадет только из-за того, что люди недовольны некоторыми поступками ее зарвавшегося хозяина. Слишком много власти оказалось в одних руках, запад такое тоже не любит. У нас нет и не было господ, а Дзен начал позволять себе слишком много. Выписать себе самую дорогую девку азовских – это поступок как раз господина, а не нашего вождя. Он все прекрасно понимает и знает, что такое ему готовы простить далеко не все. С его стороны – это почти что объявление войны. Не знаю, кто победит, но ты, азовская, победу не увидишь. Не доживешь.