Цвет ее глаз

Глава 11 Огонь в степи

Похожая на бархат материя, которой в отсеке полковника обтянуты все стены, дверца и потолок, являлась частью звукоизолирующей системы. Но работала она ровно до того момента, как завели двигатель. Ревел он так противно, что хотелось прикрыть уши ладонями. К тому же машину раскачивало, а я располагалась высоко от земли, это усугубляло негативные ощущения.

Не успели отъехать, как меня начало мутить. Я все еще неважно себя чувствую, а тут еще эта изнуряющая тряска. Помимо всего прочего, в такое время мне полагается спать, но как уснуть в этом раскачивающемся вибрирующем кресле – не представляю.

Но я держалась. Нельзя выказывать слабость перед этим выродком. Да, помню, что мне даже думать о таких словах запрещено, но хочется обзывать его снова и снова на разные лады, оказывается – это на удивление захватывающее занятие.

Очень хочется, чтобы самодовольная тварь перестала хрустеть яблоками и начала употреблять алкоголь. Желательно в больших количествах, чтобы быстро заработать угнетение центральной нервной системы и погрузиться в крепкий сон. В таком случае я смогу попытаться вытащить у него из кобуры пистолет и…

Насчет дальнейшего пока что вменяемых планов нет, но я над ними работаю, усиленно работаю.

Не увидят на западе ни покорную орхидею, ни злую стервочку, я почему-то знаю это абсолютно точно, никогда в жизни не была ни в чем так уверена, как в этом. А все потому, что мне очень этого хочется. Ничего в жизни никогда так сильно не хотела. Мое желание настолько сильное, что его ничто не сдержит.

Полковник достал из стенной ниши какую-то черную коробочку, принялся что-то там нажимать и крутить. На экране сменилась картинка, став черно-белой, на ней изображался ночной придорожный пейзаж. Вот оператор начал разворачиваться, мелькнул бронированный грузовик, а перед ним плелся здоровенный пулеметный пикап.

Эти машины я уже видела, они в нашей колонне должны ехать. Получается, что нет никакого оператора, черная коробочка управляет внешними камерами, ненавистный западник наблюдает за дорогой, и вид у него при этом какой-то настороженный.

Может волнуется из-за того, что ехать приходится ночью? Но ведь все знают, что кластеры примыкающие к Центральному тщательно зачищаются сразу после перезагрузок, людей быстро загоняют в фильтрационные лагеря, держат там в карантине до выявления всех зараженных. Если кого-то и упускают, монстров рождается немного, и еще меньше имеют возможность усиливаться до опасных стадий. Слишком оживленные места и слишком жестко контролируются. В ключевых областях Азовского Союза такие мероприятия отлажены на совесть.

По крайней мере, так было до недавних пор. Сейчас, после ежедневных артиллерийских концертов, уже ни в чем не могу быть уверена. Разве можно зачищать кластеры в таких условиях так же качественно, как и прежде? Мне кажется, что вряд ли, так что нервозность господина Лазаря все же имеет под собой почву.

Но почему-то не сомневаюсь, что сейчас этот гад опасается вовсе не зараженных. Слишком большая колонна, слишком много бронированных машин, даже стая самых свирепых местных тварей не сумеет наделать больших бед. Да и не полезет, развитые зараженные умеют соизмерять степень риска и ценность возможной добычи, к тому же они здесь опытные, знают, насколько опасными могут быть люди на такой технике, так что поищут более перспективные варианты.

Не переставая хрустеть яблоком, полковник спросил:

– Чего притихла? Дуешься? Дуйся-дуйся, хоть как шар раздуйся, такая тростинка как ты точно не лопнет. Воды хочешь? Или сока? Жила предупреждал, что тебя может мутить. Накачали они тебя здорово, плюс не соврали насчет остального. У тебя и правда нелады с умениями, и неизвестно, чем это дело закончится. Говорит, что хороший стресс иногда в таких случаях помогает, так может тебя встряхнуть чем-нибудь еще? Как тебе такая идея? Неужели никак? Ногти интереснее? Ну молчи-молчи. Но если пить все же захочется, вон в углу ручка. Потянешь за нее, холодильник откроется, там все дела, разберешься, не маленькая. Посуда если понадобится, вон там она, тоже за ручку потяни. Тут что-то вроде шкафа, всякая ерунда напихана. Вся стена из таких шкафов состоит, места там дохрена. Однажды наши умники из техников ухитрились туда девку спрятать. Тупо на кластере подобрали, симпатичная очень, им понравилась. Сказали ей тихо посидеть и не высовываться, ну она и сидела до того самого момента, когда переродилась и захотела покушать. То-то я удивился, когда она вылезла, представь себе такую картину.

Я представила, как из шкафчика вываливается та самая мертвячка, которую я в прошлой жизни застрелила в песчаном карьере, хватает ничего не подозревающего полковника за шею, с хрустом сминает окровавленными пальцами кадык, одновременно почерневшими зубами разрывая сонную артерию.

Картина понравилась.

Должно быть, что-то в моем лице отразилось, пусть западник видит его не целиком, но этого ему хватило, чтобы радостным голосом озвучить на удивление правильный вывод:

– Небось представила, как меня тут без хлебушка и соли схарчили? Но нет, не получилось, слишком уж она свежая, неопытная слабачка, вроде тебя. Разобрался я с ней, а потом техников-забавников долго ставил в интересные позы. Простил, конечно, хорошие они ребята, креативные все как один, но балбесы те еще и думают не головами, а репродуктивными органами. А это еще что такое?..

Очередная камера показала, на мой взгляд, ничем не примечательную картинку. В ее объектив попал знакомый пост, именно мимо него мы иногда ездили на юг в сторону Пентагона к тому самому карьеру или озеру, у которого обычно проводили профилактику статической лихорадки. Легко узнать по приземистому сооружению похожему на усеченную пирамиду из тяжеленных бетонных блоков, такую архитектуру я больше нигде не встречала.

Сейчас здесь многолюдно, возле поднятого шлагбаума толпятся гвардейцы, а у стены здания поста почему-то лежат какие-то люди. Никто из них даже не шевелится, что мне очень не понравилось. Может даже хорошо, что изображение черно-белое и не слишком качественное, иногда вовсе необязательно иметь возможность разглядывать все подробности.

Полковник поднес к уху трубку, провод от которой уходил в стену и требовательным голосом спросил:

– Почему стоим? Что, прямо посреди дороги сломался? Да они это как специально, у азовских на этой дороге постоянно танки ломаются, они как специально по ней хлам катают! Хорошо, понял. Ну так пусть побыстрее его убирают, места по сторонам хватает. Да что за бардак! Ну так подгоните наш тягач, пусть хотя бы к обочине его отодвинет. Давайте-давайте, шевелитесь, поторопите их, а то эти ряженые петухи до утра свою кастрюлю убирать будут. Что?! Минометы работали?! Они что, сами себя спьяну чуть не раскатали?! Или как? Сюда от девятки мину не добросить. Даже так? Интересные у них дела…

Повесил трубку, недовольно пояснил:

– Ваша гвардия, как всегда, в своем репертуаре. Они ухитрились сломать танк, он перегородил дорогу, дредноутом никак не объехать, вокруг поста все заминировано, рисковать нельзя.

Полковник – последний человек, с которым мне бы захотелось пообщаться, но увы, никого другого здесь нет, а иногда вопросы вырываются сами по себе, ничего не могу с этим поделать.

Вот как сейчас:

– А почему возле стены лежат люди?

– Потому что их расстреляли, – равнодушно ответил западник и, чуть помолчав, раздраженно добавил: – Здесь сегодня все будто белены объелись, повсюду предателей и шпионов с фонарями ищут. Как поймают кого на них похожего, не разбираются, сразу шлепают. И ладно, что там почти все не виноватые, так ведь патроны на ерунду переводят. Сборище идиотов, неужели не знают, как при таких разборках обходиться без пальбы? И морды почти у всех какие-то перепуганные. Ваша гвардия всегда такая жидко обделавшаяся? Или сегодня им есть чего бояться?

– В гвардию набирают самых смелых, – ответила, стараясь не смотреть на экран.

Так и тянуло уставиться на неподвижные тела под стеной.

– Плохо Элли, все очень плохо. Нет у вас реально смелых бойцов и никогда не было. Знаешь почему? Все из-за того, что люди, попадая в Улей, первым делом расстаются с уверенностью в себе, в своих силах. Осознать, что из царя зверей ты превратился в дичь для многих желающих – тот еще шок. Некоторые от таких новостей лезут в петлю, другие начинают волочиться за зелеными девчонками, если не хуже. Они попросту не верят, что способны увлечь состоявшуюся женщину, только этим я могу объяснить засилье всяческих извращенцев, а не стрессом и влиянием Улья. Разное с людьми случается, и вечно давящая проблема выживания навязывает всем простейший образ жизни – не лезть на рожон, всего бояться, ни при каких обстоятельствах не рисковать. Мы, Элли, поголовно боимся Улья. Но кто-то живет страхом, а кто-то остается выше него. У азовских, да и у многих других в порядке вещей, когда на боевом выезде в кабине сидит один водитель, и это широко практикуется даже на транспорте, в котором на ходу доступа в нее нет. А все потому, что кабина – самое опасное при нападении место, все это понимают, даже за повышенную оплату туда мало кого получается загнать. Где гайки начинают завинчивать по таким вопросам, там у вам дезертирство начинается, вот и приходится подстраиваться под поголовную трусость. И это еще не самое печальное, вы тут почти во всем никчемные, у вас не армия, а сборище шутов всегда готовых обделаться по первому чиху. У нас такого нет, у нас в кабине всегда два водителя, мы воюем как надо воевать, а не как хочется разным пугливым субъектам. Вашим господам надо было обратиться к нам пораньше, похоже, дела совсем интересные начинаются, раз до этого поста уже из минометов достают. Тебе так не кажется? Или вы там с утра до вечера смотрите выступления вашего Герцога, где все всегда хорошо, и его ряженые петухи побеждают всех одной левой? Можешь не отвечать, я и без тебя прекрасно знаю, как качественно промывают ваши мозги. Это лишний плюс к тому, что взяли для Дзена именно тебя. Ты ведь для них неудобная, слишком неуправляемая, выращена исключительно для внутреннего пользования. Всем известно, что дамочки из Цветника иногда слишком многое себе позволяют. Взять ту же Долорес – она ведь из ваших. За пару лет довела муженька до гробовой доски, его стаб ловко прибрала к рукам, теперь это, считай, территория азовских. Так сказать – личная дачка Герцога за городом. Я уж не говорю про тех, которые при живых супругах, но мужья ничего не умеют, кроме как плясать под их дудку. Такие что бы ни делали, все всегда идет на пользу вашим господам. А те из вас, которым нет полного доверия, но достаточно интересные, остаются для своих, где всегда находятся под присмотром и сильно не навредят. Но мы тебя вытащили из этого болота, ты едешь в место, где господ нет и никогда не будет, зато полным-полно нормальных ребят, которые обучены бояться правильно. Так что радуйся, ты даже не представляешь, насколько тебе повезло.

Да уж, впору умереть под тяжестью свалившегося на меня счастья.

Двигатель, почти затихший, вновь взревел, дредноут собирался тронуться с места. Запиликала все та же трубка, полковник снял ее, послушал, что сказали на другом конце, насторожено уточнил:

– Над Пентагоном ракеты? Красные? Одна за другой? Может и сигнал, но я таких сигналов не знаю, так что посматривайте за той стороной. Мне не нравятся эти минометы, и ракеты тоже не нравятся, к тому же мы тут самая интересная мишень. Давай растаскивай дозоры сразу после того, как выберемся из минных полей. Полный веер с отрывом авангарда, здесь степь везде проезжая.

Начало слегка потряхивать. Мы, наконец, поехали, а дорога на этом участке никогда не отличалась качеством. На экране промелькнул танк, стоявший на обочине, от него торопливо отцепляли тягач. Такую серьезную технику до этой ночи я видела лишь на военной базе, на парадах и на специальных машинах, которые ее перевозили. Именно в этом месте они попадались особенно часто, но всегда на платформах. Однако сейчас бронированная черепаха стоит на гусеницах и даже успела поломаться.

Что такая сильная машина делает у расположенного вдали от восточных территорий поста? Все сильно изменилось, эти места теперь нельзя отнести к безопасным.

Да что тут говорить, если даже в Центральный прилетают снаряды наших злейших врагов, а ведь Дания говорила, что за сто километров такой не выпустить.

Я ей верю больше, чем телевизору и воспитательницами.

Господин Лазарь так и продолжал держать трубку возле уха, но помалкивал. Может слушал, что ему говорили или дожидался доклада от своих людей.

Не успели толком отъехать от танка, как полковник дождался. Искоса на него поглядывая, заметила, как неприятно нахмурилось скуластое лицо, после чего он таким же настороженным голосом спросил:

– Идут без огней? Прямо по степи? По минам, что ли, или по дороге?! Сколько? Откуда? Со стороны Пентагона? А там до сих пор ракеты пускают? Зашли навстречу Чубатого, он быстро обернется. Только пусть сперва издали помигает, а то тут все на нервах и пальцы на гашетках чешутся. И давай второй экипаж вперед остальных уводи, пусть вдали пошарят, тут что-то явно нездоровое закипает, как бы не попасть под местные разборки, нам только этого сейчас не хватало.

Из подслушанного разговора я поняла, что какие-то машины, не выдавая себя светом фар, приближаются со стороны Пентагона. Непонятно, почему так заволновался западник. Пентагон – одна из ключевых крепостей в этой части Азовского Союза, там много разных отрядов размещаются. Устроились хитроумно, укрепления протягиваются строго по периметру мелкого стаба, то есть занимают его площадь целиком. Из семи окружающих Пентагон стандартных кластеров четыре быстрых, то есть перезагружаются спустя короткие промежутки времени. Если найдется кто-то настолько сильный, что ему удастся взять стаб в осаду, ему придется это учитывать, иначе при очередной перезагрузке рискует столкнуться с большими потерями.

Сюда от Пентагона ведет одна дорога, я ее знаю прекрасно, а раз так, то и армейские водители знают. То есть, им нетрудно ехать по ней с выключенными фарами, что в нынешних условиях, возможно, оправдано. К тому же на многих машинах стоят системы позволяющие ездить по ночам без освещения.

С восточной стороны, откуда прилетают отряды Братства, на эту дорогу попасть проблематично. Слишком много постов и на ней, и перед ней, а еще подходы неудобные из-за цепочки озер, возле одного из них мы обычно останавливаемся для проведения ежемесячной профилактики статической лихорадки.

В общем, не вижу повода для беспокойства.

Но полковник беспокоился. Даже очередное яблоко не доел, бросил его на столе, откуда оно может упасть из-за тряски. Так и сидел прижимая к уху трубку и чего-то ждал.

Он был очень напряжен.

А потом, вдруг встрепенувшись, воскликнул:

– Что?!

Одно слово господин Лазарь произнес или были еще – я понять не успела. Точнее, не понять, а услышать. Потому как снаружи резко взвыло и почти сразу бабахнуло так, что все прочие звуки растворились в этом отрывистом грохоте. Многотонный дредноут вздрогнул с пугающим лязгом, натужно взревел двигателем, я судорожно вцепилась в подлокотник кресла, похоже, машина начала резко разворачиваться, что при весе и габаритах непросто.

Взорвалось еще раз, да так сильно, что чуть уши не заболели. Это какой же там, снаружи, ужас, если даже здесь, в изолированном отсеке, так грохочет?!

– Элли, вниз! На пол! – требовательно вскричал полковник и, осознав, что я не тороплюсь выполнять его приказ, вскочил с явным намерением броситься в мою сторону.

В этот миг не просто грохнуло – раскололся мир. В том числе это коснулось стены за диваном, оттуда полетели все эти встроенные ящики, холодильники и какие-то непонятные цилиндрические штуки.

И сама стена вздыбилась, раскрываясь уродливо искореженной пастью. Полковника при этом чем-то стукнуло в спину с такой силой, что ноги его оторвались от пола, он пролетел через весь отсек по пути приложившись голенями о столик. Тот устоял, уж очень хорошо закреплен, но от удара господина Лазаря развернуло, и он стукнулся головой о соседнее кресло.

Сильно стукнулся, очень сильно.

Странно, как много я успела увидеть за один миг. И даже не закричала при этом, хотя, конечно, надо было. Это не похоже на резкую остановку или неожиданную поломку, с дредноутом явно случилось что-то необычное.

И нехорошее.

Свет в отсеке замигал, а из-за спинки дивана начали просачиваться густые дымные струи. В ушах гудело и звенело одновременно, из-за этого я даже не могла понять, работает двигатель или нет, но зато прекрасно слышала, как кто-то кричит.

Такой неописуемый крик я слышу впервые. И он тоже нехороший.

Как и все происходящее.

Дредноут задрожал от густо посыпавшихся сильнейших ударов по его корпусу. Даже проблемы с ушами не помешали их расслышать – будто кто-то часто стучит по могучей машине огромным молотом. Что-то громко звякнуло где-то выше меня выбив сноп искр из стены, завоняло гарью и чем-то неприятным, неописуемым, раздражающим.

А затем свет, который до этого просто мигал, погас вообще и я увидела, как дым, просачивающийся в отсек, нехорошо переливается, будто снизу его кто-то подсвечивает слабенькими фонариком с красным стеклом.

Где-то за стеной начинается пожар, и это совсем уж никуда не годится. Если этот дредноут во всем похож на транспорты торговцев, на нем должны быть установлены огнеметы – эффективное средство для отпугивания зараженных. Они работают не от воздуха, им нужен бензин или что-то в этом роде, причем в больших количествах, поэтому возгорание на таких машинах может быстро привести к катастрофе.

По броне еще раз стукнули, на этот раз чуть ли не у меня под ухом. Что-то провизжало в воздухе, стукнулось о металл стены, похоже, куда-то отскочило, к дымной вони добавился запах горелого металла. А может и не металла, но именно такой «железный смрад» мне хорошо запомнился после того, как проходила мимо ремонтников, занимавшихся в воротах Цветника сварочными работами. Но этот куда противнее, и еще к нему примешивается раздражающая химическая вонь, она усиливается с каждой секундой. Если это полыхает синтетика, я рискую быстро задохнуться, ведь в продуктах ее сгорания могут содержаться крайне опасные вещества.

Может я описываю все это растянуто, но на самом деле не прошло и четверти минуты с того момента, когда полковник улетел в соседнее кресло, как я поняла – надо побыстрее выбираться из отсека, пока он не превратился в заполненную удушающими газами раскаленную духовку.

Признаюсь, после выбора, сделанного западниками, у меня время от времени мелькала постыдная мысль, что жить дальше нет смысла. Но при этом вовсе не мечтала сгореть в огромной машине ненавистных представителей заказчика.

Я ничего не видела, но до того, как свет погас окончательно, хорошенько разглядела полковника. Похоже, он ударился слишком сильно и теперь лежал неподвижно. Неизвестно, как скоро придет в сознание, зато известно, что он вряд ли позволит мне покинуть загоревшуюся машину в одиночестве.

Я слишком дорого стою, чтобы рисковать меня потерять.

Надо торопиться, похоже, мне подвернулся тот самый шанс, о котором мечтала втайне от себя. Боялась, что мысли прочитают, мало ли с чем здесь можно столкнуться, ведь в Улье самые неожиданные умения встречаются.

План у меня, конечно, так себе. Надо выбраться из отсека, затем покинуть машину, потом отбежать в сторону от колонны и затеряться на ночной местности. Примитивно, понятно и на вид несложно, а уж о последующих действиях можно будет подумать потом.

Да, выглядит и правда просто, вот только я совершенно не представляю, что сейчас происходит. Зато точно знаю, что западников много, их в колонне чуть ли не сто человек, достаточно попасться на глаза одному, как поднимется тревога. Меня быстро поймают и, возможно, обидно накажут за такой проступок.

Я боюсь этих людей и боюсь наказаний, которые они могут придумать. То есть, попадаться на глаза мне нельзя, поэтому придется действовать аккуратно, а не выскакивать сломя голову.

Нащупав во мраке ручку, потянула вниз, она поддалась. Дверца раскрылась бесшумно, а ведь я помню, что она должна скрипеть – или деформация корпуса сказалась, или меня оглушило серьезнее, чем кажется, и негромкие звуки уши теперь не улавливают.

Дальше мрак короткого коридора, из него сразу три выхода и лишь за один можно поручиться, что он ведет наружу. Но там тоже мечутся отблески пламени, а еще кто-то страшно кричит, и непонятно, где находится этот человек – уши у меня после близкого грохота работают плохо, к тому же звуки в тесных помещениях дредноута искажаются.

Попыталась напрячь зрение, ведь в дальней части коридора отблескивает пламя, это пусть и слабый, но все же источник освещения. Вдруг получится хоть что-нибудь разглядеть.

Попытка всмотреться во мрак привела к неожиданному и неприятному результату. В голове болезненно щелкнуло, а затем я сама не поняла, как завалилась на бок, прижавшись щекой к воняющему машинным маслом полу.

Да что это такое?! Все еще действует та гадость, при помощи которой меня поставили на ноги? Или проблемы, связанные с пробудившимися умениями, все еще продолжаются?

Может быть и первое, а может и второе, я ведь не успела посетить знахаря после пробуждения, да и не уверена, что умения созрели и окончательно активировались.

Со мной все очень непросто.

В любом случае сейчас не лучшее время об этом задумываться, есть куда более срочные дела. Как бы нехорошо мне ни было, но придется как-то выбираться. Ноги вроде бы не отказали, они подвели меня всего на миг и затем заработали как ни в чем не бывало. Значит, нечего здесь валяться.

Приподнимаясь, бросила взгляд на все тот же конец коридора и потрясенно замерла.

Мир преобразился до неузнаваемости. В кромешном угольно-черном мраке я отчетливо видела причудливые пересечения слабо светящихся изогнутых линий и плоскостей, казалось, что все они сделаны из поблескивающего чистейшего стекла. Явственно различала, как ярко полыхает пламя в нескольких шагах от меня, но при этом оно совершенно ничего не освещает, это выглядело дико. По сторонам наблюдала причудливые переливчатые цветные сгустки, некоторые из них передвигались, иногда с большой скоростью.

Один из них мчался прямо на меня, я даже испугалась, отшатнулась, поморгала, пытаясь вернуть странно себя ведущее зрение в норму. Мир мгновенно стал темным, если не считать отблесков в конце коридора, где до этого видела разгорающийся огонь. На фоне этого слабого свечения и правда что-то приближалось, тоже светящееся, но как-то необычно, переливаясь, закручиваясь в многочисленные разноцветные спиральки. Я едва успела отшатнуться, пытаясь пропустить мимо себя непонятно что.

Но в полной мере это не удалось, меня задело чем-то непонятным, до оглушенных ушей издали донесся незнакомый грубый голос:

– Кто здесь?! Ты живой?! Вали отсюда! В темпе вали, сейчас полыхнет, переборка не выдержит!

На этих словах вспыхнул огонек зажигалки, в его неярком свете я увидела, как кто-то в двух шагах звенит чем-то непонятным. Не смогла рассмотреть, чем именно – спина заслоняла.

Грохнуло еще раз, шумно и страшно, стукнув по моим многострадальным ушам и заставив еще раз упасть на грязный металлический пол. Уже лежа, увидела, как человек, лицо которого я так и не разглядела, скрывается в открывшемся рядом люке.

Снаружи явно светлее, скорее всего там что-то горит всерьез, но он прыгнул не задумываясь, то есть этот путь открыт.

Не поднимаясь, рванула туда прямо на четвереньках без малейшего намека на притягательную женственность, которую обязана проявлять в любых ситуациях (даже если зрителей нет).

Сюда бы моих воспитательниц, очень хочется посмотреть на их женственное поведение в заполненном бензином полыхающем металлическом ящике.

В тот момент, когда начала выбираться из люка, вновь грохнуло, корпус громадной машины содрогнулся и я, не удержавшись от визга, полетела вниз с высоты брюха дредноута. Спасибо, что оно располагалось не так уж высоко, шлепнулась слабенько, но больно приложилась пальцами об асфальт.

Никто в такое не поверит, но при этом я улыбнулась. Не зря поработала ножницами, будь иначе, сейчас бы мои холеные коготочки могли серьезно пострадать.

Отшатнулась от жара. Бок дредноута пылал, оттуда выплескивался огненный поток, и густо сыпались неохотно затухающие жирные искры. А еще мир опять начал меняться, но по другому – без головокружения, боли и прочих неприятных симптомов. Однако приятным такое все равно не назовешь.

Воздух вокруг меня то наливался кровью, то становился естественного цвета. Бьющая по нервам красная пульсация, она будто кричала, что отсюда нужно улепетывать как можно дальше и быстрее.

Не в силах сопротивляться этому требовательному нажиму, я побежала.

Для начала выбралась из-под горящего исполина и только потом припустила к обочине. И справа, и слева что-то горело, впереди из мрака стремительно прилетали красивые яркие росчерки и все, к чему они прикасались, звенело, взрывалось, вспыхивало и кричало. Мир переполнился слившимся в сплошной рев грохотом, но я слышала его будто издалека, мои уши так и не пришли в себя, да и возможности восстановиться у них не было, то и дело подвергались все новым и новым испытаниям.

Вдоль обочины тянулся глубокий кювет, куда я сиганула не задумываясь и не обращая внимание на воду, которая поблескивала на дне. Замочила щиколотки, и, конечно, перепачкалась, но зато вырвалась из пугающей красноты при этом почему-то не сомневаясь, что избежала чего-то ужасного.

Но порадоваться за себя не успела – позади вспыхнуло, грохнуло, в спину толкнуло, обдало жаром, заставило испуганно присесть. Начав подниматься, развернулась, уставилась на дредноут. Точнее на то, что от него осталось. Снаряд в него попал, взорвался боезапас или случилось что-то другое – не знаю. Но теперь он горел целиком и сыпал все теми же незатухающими искрами, из всех бойниц вырывалось пламя, а дверь, через которую меня не больше часа назад завели в машину, извергала струю огня поливавшую дорогу в том месте, где я только что пробежалась.

Все, нет больше дредноута. И очень хочется верить, что полковник не успел из него выбраться. Я из-за всего этого кошмара совершенно о нем позабыла, почему-то только сейчас подумала.

Но если он выскочил, то находится где-то рядом. Значит, мне здесь делать нечего.

Пригибаясь, направилась дальше по кювету догадавшись пойти назад. Потому что впереди хуже всего, там, кажется, воздух превратился в огонь, авангард колонны пожирается ревущим пламенем. Позади тоже хватает страшного, но на мой неопытный взгляд там куда спокойнее.

Присела еще ниже, до ушей донесся подозрительный гул. А потом увидела его источник – из-за пылающего грузовика выехала легкая бронемашина. Тут же к ней потянулись вереницы неуловимо-стремительных светлячков густо вылетающих из мрака расчищенной от высокой растительности степи. Застучало по железу, разбрызгивая искры, броневик резко остановился, от него во все стороны начали разбегаться люди. А пулеметы и автоматические пушки все так же продолжали выплевывать трассирующие пули, но били уже не по броне, а по живым мишеням.

Один убегающий свалился уже прыгая в кювет – чуть-чуть не успел добраться до спасения, упал на дно уже поломанным манекеном. Если живой остался, ему срочно требуется медицинская помощь.

Вот только от меня он ее не дождется, я не обязана помогать убийцам Саманты и их подручным.

Да и чем я ему помогу? У меня ведь нет ничего кроме одежды, даже сумочку ухитрилась забыть, вот ведь растеряха.

Продолжая продвигаться вперед вскоре добралась до тела и поняла, что бинты и жгуты тут не помогут, у этого человека все очень плохо с головой. Спасибо, что хотя вокруг горят машины разгромленной колонны, света на дне кювета недостаточно, так что неприглядную картину во всей красе рассмотреть не получилось.

А смотреть надо, нельзя отворачиваться, мне надо кое-что забрать у мертвого западника, все равно ему теперь ничего не нужно.

Присев, расстегнула кобуру, вытащила увесистый пистолет и тут же почувствовала себя увереннее. Нет, я, конечно, прекрасно понимаю, что при помощи такого оружия мне не удастся отбиться от врага, который так быстро и с такой легкостью устроил на дороге огненный ад. Но я почти уверена, что мы столкнулись с отрядом Черного Братства и попадать к ним категорически не желаю. Это в сотни раз хуже, чем стать женой западного кваза.

Нет, не в сотни – в миллиарды. Что угодно, но только не это.

И чего это я так боялась западников и их кошмарного лидера? В моем мире есть вещи куда похуже.

Пистолет позволит мне оставить слуг внешников с носом, при угрозе плена я не раздумывая выстрелю в себя. Каждый, у кого есть хоть капля ума, на моем месте поступит так же. Если, конечно, решимости хватит.

У меня хватит.

Продолжая пробираться по кювету, начала подмечать, что то и дело повторяющиеся непонятные красные пульсации со всех сторон – не просто порождения моего измененного сильнодействующими веществами сознания. Даже в таком хаосе время от времени осознавала, что они вспыхивают в тех местах, куда спустя несколько секунд прилетает снаряд или россыпь трассирующих пуль. Воображение не способно предсказывать подобные события, значит, это что-то реальное.

Но что?

Что-что – понятно, что. Наконец-то полностью или частично прояснился вопрос с умениями, которые меня едва не убили, пробудившись так резко и так не вовремя. Одно из них, возможно – единственное, в некоторых случаях способно предупредить, что в этом месте находиться нежелательно.

Удобно. Осознав это, я теперь не кралась по кювету, а почти бежала. Всего-то и надо замечать вспыхивающие впереди сгустки неприятно мигающего красного тумана. Не надо к ним приближаться, а если такая область велика, лучше присесть, там наверняка взорвется что-то большое, даже если осколок не прилетит, может опасно толкнуть ударной волной и повредить слух.

Спешка чуть не довела до непоправимого – я наткнулась на живого человека, скрывавшегося на расширении кювета. Но он был занят, торопливо перематывал бинтом свою ногу и при этом непрерывно ругался некрасивыми словами. На убегающую орхидею не обратил внимания, но этот случай заставил меня вести себя осторожнее.

Красное свечение о встрече не предупредило, значит, в таких вопросах на него надеяться нельзя.

Вот и последний грузовик, дальше машин нет. Он не горит, а просто дымится, но при этом выглядит так, будто его растерзала злая собака размером с главное здание Цветника. Вроде бы все, за ним даже пулеметных пикапов не видать. Оглянулась, пытаясь понять, насколько сильно потрепали колонну.

Судя по тому, что увидела, потрепали так сильно, что трепать уже нечего. Все или горит, или отвратительно выглядит, на асфальте осталось множество неподвижных тел, благодаря свету от пламени видно, что лишь я и оставленный позади раненый воспользовались этой стороной дороги. Остальные выжившие скрываются на другой, там пока что тихо, оттуда не прилетают пули.

Но я здесь бывала при свете дня и помню, что дальше лишь жидкая линия пирамидальных тополей, а за ней начинается такая же ровная степь, скрыться в ней не получится. Если муры подъедут, они легко убьют всех выживших, ведь те остались без своих боевых машин и вряд ли успели вытащить много оружия и боеприпасов.

Я не побегу в степь. Я пойду назад, к посту. Нет, я не так уж сильно рвусь возвращаться в Цветник, но Братство зашло слишком далеко, мне кажется, что оно почти повсюду, если и убегать от него, то лишь назад по своим следам.

Уж там-то муров пока что точно нет.

К тому же вовсе не обязательно идти до самого поста. На полпути к нему сверну и там уже помчусь безо всякой дороги. Сейчас у всех на виду это делать нельзя, я не смогу убежать от врагов передвигающихся на машинах. И спрятаться тоже не смогу, вокруг ровная степь без укрытий, а хорошо обеспеченным прихвостням внешников ночной мрак – не помеха.

Получится или нет – не знаю, но я сейчас не заперта в дредноуте и рядом нет ненавистного полковника – это уже неплохо.