Цивилизация

4. Цивилизация

— Так какой всё-таки смысл в этих мелких индийских зёрнышках, которые мой агент с таким трудом раздобыл аж в верховьях Инда и с не меньшим трудом провёз через александрийскую таможню? — поинтересовался Арунтий, — Ладно бананы, они хотя бы уж вкусные, но это… Ты говорил, что каша из них вкусна, но когда мой повар приготовил её для меня, я попробовал и понял, что ЭТО я есть не буду. Ячменная — и та вкуснее…

— Я надеюсь, досточтимый, твой повар всё-же не все эти зёрна перевёл на кашу? — запрячь тестя с его весьма нехилыми связями на поиск, добычу и доставку семян гречки не просто аж из самой Индии, а вообще из её дальнего медвежьего угла, и при этом так и НЕ получить означенных семян — млять, только не это!

— Успокойся, далеко не все. Я же обещал тебе достать это индийское зерно для посевов, а когда же это я не выполнял своих обещаний? Я привёз тебе три полных мешка сухого необмолоченного зерна. Но теперь, когда я это сделал, я хочу наконец знать, для чего я всё это затеял и наворотил. Вкус каши не убедил меня в разумности этой операции.

— Каша из этих индийских зёрен очень вкусна, если её приготовить правильно, досточтимый. Твой повар, наверное, не обжарил их перед обмолотом от шелухи, а сварил прямо так, зелёными?

— Гм… А их разве ещё и обжаривать надо?

— Эти — надо, и тогда каша из них будет вкуснее любой другой, какую ты только пробовал. Не вини в этом своего повара — откуда ему было знать? Три мешка — это гораздо больше, чем мне нужно для посева, и мы без вреда для дела сможем теперь полакомиться НАСТОЯЩЕЙ гречневой кашей. Завтра ты убедишься в этом и сам…

— Охотно верю и так — иначе ведь, надо думать, и индусы бы её не выращивали. Но мой агент привёз мне и несколько стеблей с зёрнышками, и они меня насторожили — у пшеницы и у ячменя целый колос с десятками зёрен, а тут — несколько отдельных. Какого урожая можно ждать от такой культуры?

— Её урожайность, конечно, не так велика, как у пшеницы и ячменя. Но польза от неё не в одном только зерне. В севообороте она улучшает плодородие земли, и урожаи основных культур становятся больше. А кроме того, её цветы очень любят пчёлы.

— Тогда — другое дело. Мёд во много раз ценнее зерна и этим себя оправдывает, а если потом ещё и каша вкусная из зерна…

— Я прикажу, чтобы его сегодня же обжарили, и завтра ты её попробуешь.

— А я? — забеспокоился мелкий Ремд, — Я тоже хочу!

— Попробуешь и ты, и вся семья, — урезонила его Велия, — Или ты думаешь, один только дедушка будёт её есть, а мы все — только смотреть на его блюдо и облизываться? — оба наших спиногрыза рассмеялись.

— По вашему столу не скажешь, чтобы вы плохо питались, — заметил Арунтий, зачёрпывая ложкой очередной пельмень и нанося на него на кончике ножа маленькую капельку аджики, — Вот только это коровье масло — это варварство прямо какое-то. Разве нельзя было с оливковым?

— С коровьим вкуснее, дедушка, — пояснил ему Волний.

— Ну, может и вкуснее, но это получается как-то по-варварски, а ведь мы с вами — цивилизованные люди. Хотя — вкусно, согласен…

— И тоже не без помощи пчёл, кстати, — хмыкнул я.

— Вы что, пчёл туда запекли? — тесть выпучил глаза настолько натурально, что всё моё семейство от неожиданности впало в ступор.

— Нет, дедушка, там мясо, — пролепетал ошарашенный Ремд.

— Да шучу я, шучу, — успокоил Арунтий внука, — Чувствую по вкусу, что в них мелко нарубленное мясо с луком и ещё чем-то, и всё это очень вкусно. А пчёлы при чём?

— Ну, пчёлы — это ведь не только мёд, но и воск. Мясо не вручную нарублено, а прокручено на специальной машинке, — пояснил я.

— Которая отлита из бронзы по восковым моделям? — мигом въехал тесть, — Ну да, зная тебя, мне следовало догадаться. Ты ненавидишь ручной труд и механизируешь всё, что только возможно.

— Ну, смешно же напрягать людей там, где можно сделать машину и выполнять работу быстрее и легче. Если мы облегчаем работу строителей ступальным краном, отчего ж не облегчить и работу по измельчению того же мяса? Ты же видел, досточтимый, какие статуэтки отливает мой скиф? Ну так что ему после них эти несчастные детали механизма мясорубки?

— Как, как?

— Машинка для рубки мяса, — перевёл я ему на турдетанский, на котором мы и говорили, — На ней так же можно измельчать и любую пищу, но придумана она для мяса.

Устройство старой совдеповской ещё ручной мясорубки известно даже Юльке с Наташкой, не говоря уже о нас, мужиках, поскольку оно предельно просто. Литые корпус и шнековый вал, рукоятка для вращения, крестообразный нож, решётка, струбцина для крепления к столу, да накидная гайка, весь этот механизм и скрепляющая. Ну, я не совсем такой заморочился, а стационарной поварской, побольше и на четырёх лапах, крепящихся к кухонному столу болтами, дабы не ёрзала туда-сюда при работе, но механизм-то у неё абсолютно такой же, как и у маленькой семейной. Её корпус и шнек с накидной гайкой — детали, конечно, не из простых, тут только литьё и применимо, если с ума не сходить, и в наших античных условиях — исключительно из бронзы и по выплавляемым восковым моделям. Модель корпуса мы с Фарзоем вместе лепили — сборную, конечно, из отдельных частей, дабы разбить одну сложную задачу на несколько простых, а попутно он, уяснив, что одним экземпляром дело не ограничится, заодно ещё и деревянные шаблоны сделал для формовки таких же восковых моделей на будущее. Вот что значит — озадачить творца сугубо уникальных шедевров искусства какой-то вульгарной приземлённой хренью, да ещё и серийной, ну никакого тут тебе творчества, гы-гы! Теперь по ним тупо и лепят рабы те модели для литейных форм, обеспечивая уже товарную партию продукции. Тут больше секса с нарезкой резьбы в накидной гайке — приличный процент брака выходит, так что и лить их приходится побольше, да со стальными решёткой и ножом. Сталь, в отличие от бронзы и чугуния, и льётся хреново, и качество металла отливки ниже плинтуса, так что нож, например, куём, отжигаем, обдираем на станках, а затем — правильно, пилите, Шура, он золотой. Потом калим и затачиваем. Ну, я его не старого типа решил делать, а нового, с криволинейной «сабельной» режущей кромкой, которая режет гораздо легче. Решётка — ну, она и в Африке решётка. Тоже из поковки, естественно, и хренову тучу отверстий в плотной кованой стали насверлить, да развернуть для гладкости — тоже секс ещё тот, но после закалки уже проще — тупо шлифуются плоскости, и тут уже не такая квалификация нужна, как работающему вручную заточнику ножей.

— Значит, если нужно приготовить такое блюдо на сотню человек, то твои рабы и с этим справятся? — спросил Арунтий, когда я на пальцах объяснил ему немудрёное в общем-то устройство мясорубки.

— Ну, желательно не одной такой машинкой, а двумя или тремя или одной, но ещё большего размера. Тогда — накрутят сколько угодно и не сильно вспотеют, лишь бы только котла хватило, чтобы всё это сварить разом, не заставляя едоков ждать. Ну, лепку самих пельменей ещё облегчить рабыням понадобится, но для неё приспособление проще, — я сходу растолковал ему и ещё более элементарную конструкцию доски-пельменницы.

— А вот те мясные штуки, которые мы вчера ели, тоже с помощью этой машины были сделаны? — тесть имел в виду котлеты.

— Да, тоже прокрутили мясо на ней. Твой повар будет рад, когда ты привезёшь домой такую же, — мы с Велией предвидели, конечно, что этого не избежать, и запасные я учёл при планировании первой партии заблаговременно.

— И если иметь много таких машинок, то в праздник можно устроить хороший пир для целого войска, — просёк Арунтий.

— Можно и так, но тут важнее другое — колбасы.

— Да какой от них толк? Вкусно, конечно, но ты ведь говоришь о повседневной пище для солдат? С одной только кишкой сколько возни!

— Заранее приготовить, досточтимый. Я говорю о копчёных колбасах, которые могут храниться и не портиться очень долго. Хорошо и для солдат, если нет времени для приготовления обычной пищи, но особенно — для моряков в долгом плавании.

— Копчёные? Греческие врачи говорят, что копчёное вредно.

— В прежней жизни я ел копчёной колбасы довольно много, и ничего со мной от неё не случилось. И при этом она ещё и вкуснее варёной.

— Ну, тогда другое дело. В ближайшие дни можно сделать хотя бы немного? Я хочу завезти её в Гадес, чтобы попробовали Акобал и его навигаторы.

— Сделаем, досточтимый. Вот только массовое производство мы к ближайшей весне ещё не развернём, так что морякам придётся подождать ещё год.

— Ничего, подождут — и больше ждали. Сделайте к этой весне, сколько сможете, чтобы люди хотя бы по одному разу попробовали. Посильно?

— Это — посильно. И на людей Акобала, и на Острова. Я и мясорубки туда тоже планирую поставлять…

— Ты уж очень заботишься о вчерашних рабах.

— Там пока ещё не всё хорошо с едой, и нужно, чтобы люди на Островах могли поразнообразить хотя бы то, что у них есть. Там у меня большие планы, а выполнять их — вот этим вчерашним рабам.

— Фабриция и Велтура послушать, так там у вас прямо чудеса какие-то!

— Видел бы ты сам, папа! — подтвердила Велия.

— Дедушка, там очень интересно! — заверили его и Волний с Ремдом.

— Сплавал бы и сам, вас наслушавшись, но некогда! Сюда-то к вам вырваться едва выкроил время — дел в Карфагене невпроворот…

На десерт помимо свежих фруктов мы лакомились и сваренными в меду, и по этому поводу беседа снова свернула на пчёл.

— Ты на своей пасеке прямо как настоящие домики какие-то для них понаставил. Чем тебе плохи обычные борти из колод?

— В них, чтобы соты с мёдом достать, надо ломать и пчёл дымом выкуривать — на один раз только такая борть с пчелиной семьёй получается. А в этих домиках у меня рамы стоят вынимающиеся — пчёлы свои соты прямо на них строят. Снимаем крышу, вынимаем — тех пчёл, что на рамах, конечно, тоже выкуривать приходится, но многие и в домике остаются, так что домик и пчёлы в нём — на много лет.

— Надо просто не трогать пару-тройку самых лучших бортей, и когда из них будут вылетать новые рои — они вселятся в разорённые, только и всего. Все пасечники так делают, а ты опять что-то новенькое выдумываешь.

— Так ведь и самих сот с такими рамками у пчёл гораздо больше получается, чем в борти, а это воск.

— Если тебе мало своего воска — бортники-соседи продадут его тебе за гроши.

— Это здесь, досточтимый, а на Островах? Там своих местных пчёл нет.

— Ты и тамошних вчерашних рабов собрался НАСТОЯЩИМ мёдом баловать? Завези туда арбузы, хватит с них и арбузного…

— Почему бы и не побаловать людей на Островах мёдом, если там всё равно нужен воск? Там понадобится много воска, досточтимый.

— Зачем, Максим? Там же всё равно нет своих рудников, как я понял по отчёту Фабриция, и ты возишь туда готовый выплавленный металл. Ну так и вози туда готовые бронзовые отливки — какая разница?

— Ну, отливки разными бывают, досточтимый, и НЕКОТОРЫЕ я бы предпочёл отливать только там, подальше от лишних ЗДЕШНИХ глаз.

— Вроде этих ваших громовых труб, которые ты не захотел делать в Карфагене?

— И их тоже. Я и здесь, возле Оссонобы, их не произвожу, только в Лакобриге, но и это тоже рискованно — со временем все такие производства, которые не для лишних глаз, я хочу перенести туда, на Острова. Ну и ещё кое-что надо будет отливать такое, что в Испании боязно, так что — только там. А сложное литьё — это воск, а воск — это пчёлы.

Я мог бы добавить тестю ещё и то, что не только на Азорах пчёлы нужны, но и на Кубе, потому как все тамошние пчёлы — неправильные, и мёд у них тоже неправильный — жидкий и кисловатый, а везти нам туда наших правильных пчёл — через всю Атлантику, и для начала не мешало бы сперва отработать их перевозку морем на меньшее расстояние — не через весь океан, а через половину, на те же Азоры. Но вполне достаточно и фактора нужды в местном азорском воске, на который планов — в натуре громадье.

Производство мясорубок, например, я тоже туда перенести планирую. И вовсе не потому, что так уж боюсь, как бы о них римляне не пронюхали. Ну пронюхают, ну даже образец работоспособный раздобудут, ну скопируют его сквозь зубовный скрежет и сквернословие на своей классической латыни. Допустим даже, изобретут они и способ обойтись без непосильной для них резьбы — клиновым зажимом, например, её заменив. Монстр получится потяжелее и погромоздче моего, но работать будет — ага, несколько недель или месяцев в лучшем случае. А потом затупятся нож и решётка из говённого античного железа, а сделать их — это им не из бронзы по выплавляемой модели отливать. Чем сверлить будут, чем развёртывать, чем и на чём после закалки шлифовать? Нет, ну сделать-то можно и на коленке, если целью задаться, но это десять рабов должны сменные комплекты делать, пока один повар очередной комплект тупит. Так что очень большие и уважаемые римские дядьки полакомиться котлетами смогут, а вот легионеры сухпаем из копчёной колбасы — хренушки. Так что не из-за этого я на Азоры это производство хочу перенести, а для того, чтоб азорским работягам тренировка была в сложном и достаточно ажурном бронзовом литье. Пусть хотя бы корпус мясорубки для начала освоят, потому как в дальнейшем их ожидают задачи понавороченнее…

Как говаривал незабвенный Остап Бендер в старом фильме «Золотой телёнок», автомобиль — это двигатель прогресса и двигатель внутреннего сгорания. Автомобилями мы травмировать нежную и ранимую психику античного мира не будем, потому как и без них обойтись можем вполне, а вот на море судовой движок настойчиво напрашивается. Я ведь рассказывал уже, как мы на Азоры первые партии рабов забрасывали? Сейчас ведь и вспоминать-то уже неловко, на что нам тогда идти пришлось из-за этой грёбаной спешки, когда технически ты ни хрена ещё не готов, но надо позарез, поскольку результат, как и всегда в таких случаях, нужен был ещё вчера. Те наши «гаулодраккары», которые сейчас основу флота кубинской Тарквинеи составляют, проектировались и строились как раз для первоначального заселения будущего азорского Нетониса, когда на том пути к Островам «ветер в харю, а я хренарю». Две смены гребцов тот ветер и течение в среднем десятка дней героически преодолевали, чтобы вторую смену на Сан-Мигеле оставить, а судно уже при попутном ветре и течении силами первой смены обратно пригнать. Там уже за неделю управлялись, но не в этом суть, а в том, что и наш самый современный на данный момент корбитоподобный парусник-двухмачтовик под косыми латинскими парусами один хрен всё те же десять дней туда идёт. То бишь прогресс-то какой-никакой налицо, люди уже так пупы не надрывают, но выигрыш во времени от него пока отсутствует как явление.

Ведь чем хорош тот архаичный гребной движитель при всех его недостатках? Тем, что ему — в теории — абсолютно похрен направление ветра. Ну, на практике-то оно роль играет, конечно — попутный желателен, встречный категорически нежелателен, а боковой неприятен тем, что волной вёсельные порты захлестнуть может. Но то всё при сильном ветре заметно сказывается, а при слабом — практически похрен. Гребцы гребут, и для них любой курс — исключительно «вперёд», а куда это, то уже не их забота, за это уже кормчий с навигатором отвечают. И всё бы в этой системе хорошо, да вот беда — гребцам, как и всем прочим мореманам, тоже есть и пить надо, а океан большой, и плыть по нему — долго. Поэтому и не бороздят океаны «длинные» гребные суда, и даже в эпоху Великих Географических открытий никто не погонит через Атлантику давно уже вылизанные и доведённые до предела совершенства гребные галеры. И в этом смысле поставленный на парусник судовой движок с соответствующим гребным механизмом — замена тех самых вёсел с гребцами. Он, конечно, тоже жрёт топливо и нуждается в воде, но хотя бы уж не дохнет при их отсутствии, а просто не работает, и это уже гораздо приемлемее — попутный ветер паруса надувает, и тогда движок на хрен не нужен, и нехрен на него запасы топлива и драгоценной посреди океана пресной воды тратить, а как будет неподходящий ветер или штиль — тогда и движок запустить можно. Пароходы с их мизерным КПД и тяжелейшей бункеровкой — и те себя вполне оправдывали, пока гораздо более совершенные дизели их не вытеснили, так что даже примитивный и несовершенный судовой движок — большое и нужное дело, и вопрос «делать или не делать» даже не рассматривается, а рассматривается совсем другой вопрос — «какой именно движок делать будем».

И вот тут-то как раз, при определении конкретики, собака порылась во вполне конкретных нюансах. Основные недостатки парового привода я уже назвал. А в наших условиях к ним добавляются и дополнительные досадные обстоятельства в виде полного отсутствия у нас как развитой угледобывающей промышленности, так и вообще хороших больших месторождений — таких, чтоб дали того угля гораздо больше, чем требуется для местных нужд. Леса же на топливо повсюду переводить как-то не хочется — для того ли я электрометаллургией в колониях заморачиваюсь? Ну и демаскирующий столб чёрного угольного дыма из высокой трубы тоже ведь со счёту не сбросишь — как сказал уже, надо бы пощадить нежную и ранимую психику античного мира. В Средиземноморье с паровым движком уж точно ходу нет, да и вне его вблизи античных портов и даже судов светить его категорически противопоказано. Заинтересуется, скажем, римская патрульная либурна или трирема, и её же тогда топить на хрен придётся. Найдётся чем, не о том речь, а о том, что если слишком часто римские суда начнут в определённых местах без вести пропадать, то уже сам Рим этим заинтересуется, а оно нам надо? Так что классический паропанк нам противопоказан однозначно. Дизель? Он, конечно, требует жидкого топлива, ни разу не угля и не дров, а с нефтью у нас ещё худшая напряжёнка, чем с углём, но кто сказал, что жидкое топливо — непременно нефтяное? И на растительном масле дизель будет работать, если должным образом его отрегулировать — хоть на оливковом, хоть на пальмовом. КПД — на порядок выше, чем у паровика, а недостаток лишь один — сложен он, сволочь эдакая, для нашей античной недопромышленности. И волей-неволей сам собой напрашивается компромиссный вариант — полудизель, он же нефтяной двигатель, он же болиндер.

КПД у него где-то на уровне парового, вряд ли сильно выше, да и секс с его запуском вроде разведения паров тоже имеет место быть — это вам не ключ зажигания повернул и поехал, тут надо место впрыска топлива — так называемую калильную головку — горелкой вроде старинной паяльной лампы накалить, да маховик массивный раскрутить врукопашную, но зато и к качеству исполнения и ухода он, как и паровик, снисходителен. Недаром ведь в Российской Империи на рубеже веков полудизель широко применялся — и в стационарных приводах всевозможных лесопилок, и на первых тракторах, и в качестве судового двигателя на флоте. Настоящий-то дизель и для тогдашней русской имперской промышленности слишком сложным оказался, это ж нам не давно уж освоенные паровые машины клепать, а простой и кондовый полудизель оказался в самый раз.

В остальном же он — как нормальный дизель. Ну, громоздче, малооборотистее, но зато и всеяднее. Нефтяным двигателем, например, полудизель обозван за то, что и на сырой нефти прекрасно работает, отчего и применялся на нефтяных качалках — что качаем из-под земли на халяву, на том и работаем. Будет и на растительном масле работать — на Азорах оливковые плантации без проблем прижиться должны, а в тропиках с масличной пальмой тоже проблем никаких. А пока этих плантаций масличных культур не выращено, вполне сгодится и ворвань, добываемая из китообразных и ластоногих. В реале китов как раз ради неё в основном и геноцидили — на дворе стоял Малый Ледниковый, и оливы в Европе росли и плодоносили хреновенько, а освещать дома и городские улицы чем-то надо? Вот и жгли в масляных лампах вместо дефицитного растительного масла китовую ворвань. Ну, мы-то в субтропиках обитаем и холодильник какой-нибудь природный как-то осваивать не рвёмся, так что нашим трудящимся турдетанским массам хватит для их ламп и третьесортного растительного масла, но разве в этом суть? Суть в том, что раз ворвань в реале заменяла растительное масло в масляных светильниках, то вполне заменит его и в полудизеле. Заплывут, допустим, наши мореманы куда-нибудь далече, кончится взятое в родном порту масло, а у туземцев местных подходящего по сходной цене не окажется, так не беда — запромыслят животину какую-никакую морскую, да и натопят из неё ворвани.

С учётом всего сказанного полудизель представляется оптимальным вариантом. Если сложатся дела хорошо — разовьём промышленность как следует, разбогатеем нефтью — тогда и уже и о переходе на нормальный дизель можно будет подумать, потому как уж больно этот полудизель прожорлив и неэкономичен, но это в светлом будущем, а сейчас, когда у нас ни хрена ещё толком нет, нам кондовость и всеядность движка важнее, чем его экономичность. Не должна при этом сильно пострадать и морская экология. Аглицкий «Грандфлит» для глобального контроля над всеми морями и океанами шарика мы строить не собираемся, а десятки полудизельных судов Атлантику без китов не оставят, да и не построим мы эти десятки раньше, чем масличные плантации начнут продукцию давать.

Но я с чего этот разговор о движках начал? Правильно, со сложного бронзового литья понавороченнее корпуса мясорубки, потому как корпус движка уж всяко посложнее будет. Из жестянок его клепать нельзя — в два счёта развалится от вибраций, и в реале его корпус из чугуния отливался. Но чугуний только по сравнению со сталью льётся хорошо, а так — средней паршивости, масса тонкостей тут роль играет, которые Европа на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков давно уже знала, поскольку ещё с семнадцатого века с тем чугунием дело имела. Сперва пушечные ядра, потом сами пушки, затем — более-менее тонкостенные сковородки и горшки-чугунки и далее везде со всеми остановками, так что опыт чугуниевого литья европейская промышленность имела уже трёхвековой. Мы же с ним работать только начинаем, а полудизель нужен нам не через триста лет, а уже сейчас, но ведь не в тысячах же экземпляров, хвала богам, и даже не в сотнях, а для начала хотя бы в единицах, и экономить на бронзе для этих единиц просто смешно. Тем более, что цилиндры шлифовать надо, а чугуний шлифовать — это не сталь, это уже исключительно с мягким знаком пишется, если кто не в курсах. Шлифовали, конечно, куды ж деваться-то, но мы-то тут при чём? Бронза и льётся получше чугуния, и резанием обрабатывается не в пример проще, и шлифовать её не надо — достаточно расточить, а то и вовсе развернуть, да полирнуть после этого той же шкуркой. Ну и кольцо уплотнительное на поршне из той же бронзы по месту подогнать — задача уже чисто токарная. Ну и нахрена нам тогда с тем чугунием бурным и продолжительным сексом заниматься, спрашивается? Вот так великие экономисты, экономя самоочевидные для них гроши на материале, влетают в нешуточные проблемы с окончательной механической обработкой, для них не столь очевидные, зато чреватые, кстати, ещё и многократно более высокой вероятностью запороть сложную и даже в чугуниевом исполнении весьма недешёвую деталь — давно уже и не нами сказано, что скупой платит дважды. Пока нам много не надо, пока на немногочисленные изделия и бронзы хватает — на хрен, на хрен!

— Те жёлтые солёные ягоды, очень вкусные, которые мы ели вчера с рубленым мясом — они тоже из-за Моря Мрака? — допытывался тесть, имея в виду привезённые нами солёные помидоры, — Почему я о них ничего не знал?

— Их и не было на том большом острове, на который плавает Акобал, — объяснил я ему, — Они с того материка, который ещё дальше. Мы их заказали, эдемские финикийцы нашли и привезли, и теперь они там есть.

— Правильно сделали — очень вкусно. Фабриций говорит, что они прижились и на ваших Островах?

— Да, эти уже выращены на них — не надо теперь везти их через всё Море Мрака.

— И это тоже правильно сделали. Но сюда их завозить уже нельзя. Да, Фабриций говорил, что свежие ещё вкуснее, но их вы и на Островах поедите, а лишаться монополии на такое лакомство — сам понимаешь. В Карфагене и солёные оторвут с руками, так что на них очень большие деньги заработать можно, и не один раз, а долгие годы и десятилетия. А теперь уже и не только в Карфагене. Я сам не очень-то верил, когда вы рассказывали о будущих римских пирах. Какие там могут быть роскошные восточные пиры у суровых и неприхотливых квиритов! А теперь вот мои люди оттуда доносят мне такое, что я только руками развожу. Или я чего-то недопонимаю, или Рим в самом деле начинает сходить с ума. Вы были правы — туда буквально на глазах проникает восточная роскошь и мода на пиры с необычными и страшно дорогими блюдами. Представь себе только, сведущий в их приготовлении раб-повар, обычно грек или сириец, ценится там теперь аж в полтора раза дороже хорошего управляющего домом или загородной виллой!

— Даже так? В прошлом году Гней Марций Септим, мой римский патрон, писал мне, что они ценятся почти вровень, и он страшно возмущался этим.

— Так и было, Максим, но это было в прошлом году. Я думал, это на короткое время, Рим — это Рим, но мода распространилась, пировать по-восточному хотят все, кто не стеснён в деньгах, а таких поваров мало, и теперь — уже в полтора раза дороже. Такого нет даже у нас в Карфагене, где разбогатевшим выскочкам кроме богатства и похвастаться больше нечем, и они пускаются во все тяжкие, лишь бы только пустить всему городу пыль в глаза. А теперь нас в этом отношении догоняет и перегоняет Рим. Но главное — человек, который доложил мне об этом, считает, что это теперь надолго и это — ещё не предел.

— Следовало ожидать, досточтимый. После победы над Антиохом и богатейшей азиатской добычи странно было бы иное. Нам остаётся только пользоваться этим и делать деньги на римском тщеславии и обжорстве.

— Вот именно! — оживился Арунтий, — Это же огромные деньги! Этот острый соус, которым мы приправляли сегодняшнее сваренное в тесте рубленое мясо, от которого прямо пожар во рту и в желудке — он тоже, судя по виду и вкусу, с этими ягодами? — тесть имел в виду аджику из помидоров и красного стручкового перца, для непривычного к ней человека весьма жгучую.

— Да, на их основе, но с добавлением стручкового перца из-за моря Мрака.

— Его тоже привезли на Острова?

— Да, и он тоже прижился. Этот — уже из тамошнего урожая.

— Правильно сделали. Вот только у тебя этот соус слишком жгучий — и как ты только его выдерживаешь? Я так не могу, и большинство людей, скорее всего, не сможет, — тесть в самом деле применял нашу аджику буквально по чуть-чуть, — Нельзя ли сделать его — ну, как-нибудь помягче, что ли?

— Да легко, досточтимый — просто меньше заокеанского перца туда положить.

— Вот и прекрасно. Раза в два — нет, лучше в три. А вместо перца — соли туда побольше, и тогда этот соус будет гораздо вкуснее гарума, на котором римляне помешаны почти как финикийцы. Его будут охотно брать для пиров и в Карфагене, и в Риме, а его редкость будет определять его цену — но и престижность для тех, кто в состоянии себе его позволить. Это же будет золотое дно!

— Серебряное, — уточнил я, — Вряд ли оно сравнится с доходами твоей семьи от заокеанских «снадобий».

— Ну, будет же не только этот соус, я надеюсь. Велтур говорил мне, что там ещё много всего, а можно ещё и выращивать теплолюбивые культуры из Индии, для которых слишком прохладен климат Внутреннего моря.

— Можно, но только там, за океаном. То, что плохо приживается у нас и даже у тебя, плохо приживётся и на наших Островах.

— Да, от индийских бананов я ожидал лучшего, а они вырастают у меня на вилле какими-то мелкими и почти несладкими, — посетовал тесть, — Ты думаешь, на том большом острове за Морем Мрака они будут лучше? Это ведь далеко…

— Можно попробовать выращивать их на островах близ Африки, — я имел в виду Острова Зелёного мыса, на которых один хрен планировалась колония, — Не прямо сразу, конечно, там есть свои сложности.

— Хорошо было бы, если бы это удалось. Знал бы ты только, СКОЛЬКО платят в Риме, да и в Карфагене тоже, за сушёные индийские бананы! Вот это — точно золотое дно!

Точной цены я, конечно, не знал, но вполне представлял — ага, по ажиотажным очередям за бананами в позднесовдеповской Москве. В Риме же республиканском как-то не завелось никаких номенклатурных спецраспределителей, и покупает дефицитный товар тот, кто согласен выложить за него больше. И раз римские обезьяны дозрели до меряния не только хренами, но и роскошью пиров — пусть приготовятся оплачивать свои обезьяньи понты полновесными серебряными денариями…

— А что там, кстати, за сложности с этими Горгадами? Ты ведь о них говоришь? Я не думаю, чтобы там на самом деле жили Горгоны.

— Мы их там не застали, досточтимый — может быть, они и жили там когда-то, но наверное, давно вымерли от жажды, — отшутился я.

— Засушливый климат? — въехал Арунтий, — Так тогда они не годятся. Или ты думаешь, что и с этим можно что-то сделать?

— Ну, я ж сказал, что не сразу. Сперва их надо озеленить, и для начала морское побережье. Мангры можно и с африканского материка привезти, а из-за Моря Мрака туда напрашивается морской виноград. Ни то, ни другое не боится солёной воды, а когда эти острова станут зеленее, их климат увлажнится.

— Но это ведь лет десять, если не все пятнадцать?

— Даже все двадцать, если говорить о больших плантациях, дающих товар для стран вокруг Внутреннего моря. Ты ведь это имел в виду. Для маленьких-то — на рассаду для перевозки через Море Мрака — место и в ближайшие годы найти можно.

— Это хорошо. Помнишь, вы с Натальей говорили мне об эфиопских ягодах с бодрящими косточками? Их нашли, и на будущий год мне обещали их доставку. Их тоже надо выращивать на Горгадах?

— Можно попробовать и на наших Островах, но немного, а в основном — да, на Горгадах и за Морем Мрака, — если тестю и в самом деле доставят кофе, то рисковать им, сажая его весь на Азорах, явно не стоило.

— Вот с медовым тростником пока никак не получается. Тот, что растёт в долине Инда, никуда не годится — его даже сами индусы почти не используют. Сахар им привозят с востока их страны, и там тоже есть море, но это за Тапробаной, а туда моего агента не пускают — боятся, что тростник — это отговорка для отвода глаз, а на самом деле он хочет влезть в тамошнюю торговлю тапробанским жемчугом. Это понятно, на их месте и я бы боялся, так что тут порадовать вас нечем. Пока я привёз вам арбузы — выращивайте их на Островах и у себя, да и варите из них арбузный мёд. А жёлуди кустарникового дуба тебе зачем понадобились? Тоже на Острова? Там разве нет?

— Там вообще никаких дубов нет, досточтимый. От каменного и пробкового мы завезли туда наши здешние, а кустарникового нет и здесь, так что нужен африканский.

— На корм этим червям, что дают нить для косской ткани? Смотри, цены только на пряжу и ткань своим расширением производства не сбей.

— Я вообще перенести его на Острова хочу, а то и не наездишься в Карфаген для присмотра, и срок монополии закончится, и тогда этим займётся всякий, кому не лень.

— Ну, срок монополии и продлить можно — у меня сейчас в Совете Ста Четырёх положение хорошее, но вообще-то ты прав — никчему от этого зависеть, да и присмотр, опять же, нужен. Ты ведь давно уже в Карфагене не был. И Мириам, кстати, скучает. А когда ты перенесёшь производство косской ткани на Острова, так тебя ведь тогда вообще в Карфаген уже не вытащишь…

— Дела, досточтимый…

— Мне ли не понимать! Теперь вот ещё и зверями занимаюсь — вы с Юлией и тут оказались правы. Твой патрон не писал тебе о травле львов с леопардами? В Карфагене это дело обычное, но в Риме ни единого случая не припомню, и тут в прошлом году нам заказ поступил — ловили и отправляли в Рим пять львов и десяток леопардов для травли.

— На тех Играх, что устроил Марк Фульвий Нобилиор?

— Да, его десятидневные Великие Игры в честь Юпитера Всеблагого.

Патрон не писал ни об этих Играх, ни о сокрушительном поражении консула Квинта Марция Филиппа от лигуров, поскольку отписался мне раньше этих событий, но у Тита Ливия оба события упомянуты, да и слухами земля полнится, так что о «поголовном вырезании двадцатитысячной консульской армии» нам сообщили, и мы немало по этому поводу зубоскалили, сравнивая эту фантастическую цифирь от «знающих всё совершенно точно» с заявленными Ливием четырёхтысячными римскими потерями. То, что в них, как водится, учтены, скорее всего, только римские граждане — вопрос уже другой, но сам факт роспуска консулом союзных контингентов после этого поражения — сам Ливий считал, что наверняка для сокрытия потерь — говорит о чём? Что, несмотря на означенные потери весьма тоскливого для консула размера, дембельнуть ему всё-же было кого. Мы же по этому поводу прикалывались больше в другом плане. Рим опосля победы над Антиохом уже по всему Средиземноморью гегемонит, перед греками вообще весь на понтах, а под собственным носом с оборванцами лигурами аж со Второй Пунической совладать не в состоянии. Что до травли львов с леопёрдами на Играх, то о ней у Ливия упомянуто без подробностей — отмечено только, что впервые. По слухам от всё тех же «знающих всё совершенно точно» там чуть ли не сотня больших кошаков была затравлена, что сильно сомнительно, а вот цифирь Арунтия — совсем другое дело.

— Собаками их травили?

— Да, большими пастушескими псами, — тесть имел в виду предков современных мастино неаполитано, считавшихся римскими, хотя вообще-то их завезли в Италию греки, которые тоже не сами их вывели, а через финикийцев ассирийских ещё псов заполучили. Основное их предназначение — в самом деле пастушеское, но применяется эта порода и в сторожевых целях, и на войне, и на охоте, а иногда и для травли провинившихся рабов.

Я ведь рассказывал уже, кажется, как мы Туллию, супружницу нашего бывшего гладиатора Тарха, прямо из клыков подобных милых собачек, можно сказать, вызволяли? Я вовсе не считаю, что за всякого встречного обиженного сильными мира сего вступаться надо, потому как мир велик, обижаемых в нём до хрена, и всех их один хрен не защитишь. Только из-за Тарха и вмешался тогда в эту внутриримскую по сути разборку, нас никак не касающуюся, но тут уж, раз свой человек просит — своим помогать надо. Да и стоила того девчонка, надо признать. Сейчас она уже второго пацана от Тарха нянчит, и судя по их старшему, бойцы вырастут отменные, штучного сорта, а такие лишними не бывают. Сам Тарх рассказывал, что и ему не раз доводилось с такими римскими пёсиками дело иметь, но в качестве имеющего с ними равные шансы вооружённого и умеющего обращаться с оружием бойца, а не заведомой обречённой жертвы. Ему везло, но были и менее везучие, а уж преступников и вовсе стремились затравить гарантированно — чем не способ казни?

— Я предлагал римскому купцу и антилоп, которых развожу по вашему с Юлией совету, — поведал тесть, — Но римлянина интересовали только львы и леопарды. Вы-то мне говорили о настоящих охотах на арене Большого Цирка, и я думал заинтриговать купца идеей зрелища охоты хищников на антилоп, даже гепардов двух ему предлагал для охоты на лёгких газелей, но его заказчику, как он объяснил, нужна была именно травля. Потом мой агент, который видел эти Игры, рассказывал мне, как проходила эта травля. Сперва они выпустили свору псов против пяти леопардов, но те, хоть и действовали каждый сам по себе, разорвали в клочья половину своры и разогнали оставшихся. А со львами у них и вовсе конфуз вышел — свора так и не осмелилась напасть на трёх львов и только скулила по углам площадки. После этого львам бросили двух осуждённых преступников, но львы на них не напали. Пришлось выпускать леопардов, и только один из них, да и тот только после долгих подстрекательств, набросился на одного, но так и не тронул второго…

— Хищники редко нападают на людей, досточтимый, если они не вынуждены к этому или не выдрессированы для охоты на человека специально, — я-то читал об этом у Даниэля Манникса, у которого целая глава была посвящена бестиарию-дрессировщику, в числе прочего дрессировавшему для римских цирковых забав и хищников-людоедов, и эта задача была, скажем прямо, не из простых. Даже для леопёрда, наиболее «всеядного» в плане добычи из всех крупных кошаков, человек в качестве означенной добычи не столь уж привычен, чтобы напасть на него легко и непринуждённо.

— Верно, в Карфагене в львиную яму для казни преступников всегда сажают и хотя бы одного опытного, иначе осуждённого могут и вообще не тронуть, хоть и будут голодны. А римляне этого не знали, и устроитель травли осрамился перед зрителями. В общем, одного леопард разорвал, а второго пришлось потом собаками затравливать. Это на второй день Игр было, а на третий леопардам бросили арестованную жрицу-вакханку. Ей объявили, что если звери её не тронут, то она будет считаться вынесшей свою кару, и её освободят, ну она и понадеялась на свой опыт вакхических обрядов с леопардами — ты о них знаешь и сам по вашей собственной борьбе с этими безобразиями. Ну так это же ей не ручные леопарды, с которыми она дело иметь привыкла, а дикие, да один из них ещё и с недавним опытом нападения на человека, так что не вышло у неё счастливого конца — разорвали они её, конечно, в кровавые ошмётки…

Тут удивляться было, собственно, нечему. Я ведь рассказывал уже о римском способе пресечения Вакханалий и о том, сколько вакханутых ускользнуло от римского правосудия по причине его тупизма и нерасторопности? Этих ускользнувших ещё не один год разыскивать и вылавливать будут, и Тит Ливий пророчит, что и на следующий год многих найдут и арестуют на самом юге Италии. Понятно, что и тогда попадутся далеко не все, а только самые расслабившиеся и утерявшие бдительность, но такие были, есть и будут, да и вера их требует продолжать отправление запрещённого властями культа, и на этом время от времени кто-нибудь, да попадается.

— Но объявлена-то ведь была травля зверей собаками. Пару дней пролетариев отвлекали травлей оленей, кабанов и волков — тоже ведь звери, но на третий день народ снова потребовал обещанных ему львов и леопардов. Деваться было некуда, и их стали выпускать по одному против большой своры псов, и не всегда дело кончалось победой своры. Чтобы восстановить собакам утраченную храбрость, им после боя с хищником кидали на расправу провинившегося раба — вообще безоружного и неспособного никак защититься, и такие зрелища римская толпа тоже наблюдала с удовольствием…

Млять, это он ещё о позднереспубликанских и об имперских забавах римской черни не в курсах! Ладно ПРОВИНИВШИЙСЯ раб, может и не до такой степени, если по справедливости, но всё-же хоть чем-то заслуживший какую-то кару. Ладно преступник, осуждённый и ПРИГОВОРЁННЫЙ к арене решением суда. Ладно христианский фанатик, отказавшийся воздать божественные почести статуе императора, это тоже по имперским законам будет считаться преступлением, а закон может быть плох, но это закон. Ладно рабы-гладиаторы наконец, которые для этого и предназначены и ЗНАЮТ об этом заранее, а предупреждённый, как говорится, вооружён. Все эти категории ЗНАЮТ и могут ну хоть как-то подготовиться — кто к бою, кто к мученической смерти во славу Распятого, это уж у кого какие тараканы в башке. Но будут ведь и «сюрпризы», млять! Будут ведь посылать на арену смазливых рабынь, дабы развлекли публику музыкой, пением и эротическими танцами, ни в чём ни перед кем не виноватых и ничего эдакого не ожидающих и уж всяко не подозревающих о том, что главным-то развлечением черни станет их гибель в зубах и когтях внезапно выпущенных к ним на арену хищников. А иногда и не просто гибель и не только от хищников — будут и леопёрды, и павианы, и шимпанзе, и ишаки, и быки, и даже жирафы, обученные употреблять баб по их прямому природному назначению. В основном такая участь будет ожидать, конечно, тяжких преступниц вроде отравительниц мужей и им подобных, но Империя ведь будет нести культуру в массы, и амфитеатры появятся во множестве имперских городов, а подобные номера будут особенно популярны у простых и непритязательных имперских гегемонов, тоже жаждущих развлечений «как в столице», и где ж на них на всех преступниц-то таких напастись? Так что будут на аренах и такого рода «сюрпризы». Эти гегемоны, республиканские, пока ещё до такого не докатились, но судя по травле собаками безоружных рабов — верной дорогой шагают товарищи…

— У нас, расенов, тоже издавна травили преступников и провинившихся рабов собаками, — поведал тесть, — Иногда даже глаза им завязывали, заставляя драться вслепую, но на такого никогда не выпускали больше одной собаки и уж хотя бы дубину-то давали ему всегда. А вот так вот, свору на безоружного, у которого ни единого шанса — боюсь, мне такого никогда не понять. И ЭТИ, вы с Юлией говорите, овладеют всем Внутренним морем, да ещё и на века? И куда только мир катится?

— Дикари, досточтимый, хоть и мнят себя цивилизаторами, — согласился я, — Вот для того и нужно нам своё собственное государство со своими собственными законами, чтобы самим решать, в чём нам приобщаться к передовой римской цивилизации, а в чём и оставаться неотёсанными варварами. Так чем там у римлян с теми львами и леопардами дело кончилось?

— Да затравили они в конце концов двух львов и шесть леопардов поодиночке большими сворами, а потом у них храбрые собаки кончились, и остальных уже дротиками из-за ограды забрасывали, собак запуская на площадку только для вида — ну, чтобы это хотя бы выглядело как травля. Не понимаю я этого…

— А что у тебя, досточтимый, с теми антилопами?

— Стадо газелей — где-то сотни полторы голов. Ну, на самом деле там несколько маленьких стад, не уживаются они большими отарами вроде овечьих, но я считаю общее поголовье. Это и без римлян скоро станет прибыльным — дикие повыбиты, и их не так уж много, а с гепардами на них охотиться любят все, кто может себе позволить, и как выбьют окончательно диких — будут покупать у меня. А вот с ориксами — я рассчитывал с ними на римский спрос, а его нет.

— Будет, досточтимый. Пусть и не в ближайшее время, но будет.

— Ты думаешь, римляне всё-таки увлекутся настоящими охотами на арене?

— Травля хищников собаками и забрасывание их дротиками из-за ограды — это слишком просто. Римская публика быстро пресытится этим, и ей захочется новенького. Будут и гладиаторов против львов и леопардов выставлять, будут и охоту хищников на привычную им дичь демонстрировать, и тогда появится устойчивый спрос и на твоих ориксов. Леопардов, кстати, в Азии повылавливают раньше, чем львов, а орикс — ещё и хорошая приманка для леопарда. Для гепарда он великоват, для львиного прайда слишком мал и слишком быстр, а для леопарда — в самый раз. Бабуинами я бы тоже не пренебрегал — и как приманками для тех же леопардов при их ловле, и сами по себе они будут нужны римлянам для цирковых охот, — я не стал распространяться, что не только для охот, а ещё и для травли ими на арене тех же иудеев с христианами, и не столько мужиков, сколько баб — ага, в том числе и на соответствующую специфику их будут дрессировать, но то уже римляне будут делать и свою римскую совесть этим отягощать, а самих диких или «как бы диких» бабуинов, раз уж они так нужны передовой римской цивилизации — ну, какая разница, у кого они их купят? Спрос, как учат двое бородатых, рождает предложение, и не мы предложим, так другие, а звонкой монеты римским друзьям и покровителям башлять придётся немало, и разве не логичнее тогда уж и зарабатывать её в самом же Риме на самих же римлянах? Главное только не мараться самим в совсем уж одиозных видах бизнеса, так что специфическая дрессировка поставляемой нами живности — это уже как-нибудь без нас. Удастся ли сохранить этот бизнес на Карфагенщине, учитывая предстоящую Третью Пуническую, хрен его знает, но тут важно опыта набраться, а там уж, ближе к опасному периоду, можно будет и в Мавританию его перенести, которая ещё долго будет оставаться вне зоны римских интересов…

Что до травли экзотических для Рима хищников собаками — хоть и наскучит она римлянам в том виде, в котором применяется по неопытности сейчас, полностью она тоже не исчезнет, а усовершенствуется — в лучшую сторону или в худшую, как водится порой за римлянами, это уж вопрос вкуса. Не только львов и не только леопардов увидит Рим в период своего имперского расцвета. Увидит он и тигров, и чёрных индийских пантер, и зебр, и страусов, и крокодилов с бегемотами, один раз даже белых полярных медведей, будут даваться время от времени бои между североафриканскими и индийскими слонами, да и разницу между африканским и индийским носорогом римская чернь будет знать как свои пять пальцев. Изменятся и собачьи бои — в римской армии своры боевых псов хоть и не войдут в штат легионов, но свою экологическую нишу всё-же займут, а в ней — сперва в кожаные доспехи облачатся, а затем и в металлические. И как те же самые боевые слоны, не прижившись в римской армии в качестве «живых танков», перекочуют из неё в этой роли на арены амфитеатров, так и облачённые в доспехи боевые псы тоже её не минуют. Будут травить ими и львов, и леопардов, и медведей, и тигров. Будут и людей, конечно, ими травить — таков уж он, этот античный Рим, и раз уж нам его один хрен не переделать, будем воспринимать его таким, какой он есть. Пламенно любить его при этом или люто ненавидеть — это, опять же, вопрос вкуса. Нравится он нам или нет, хотим мы этого или нет, но Рим — есть. Он не может не есть.

— Почём сейчас, кстати, хлеб в Риме, досточтимый?

— Ты имеешь в виду зерно? Как обычно, четыре асса за модий. Дороже цену не поднимают, чтобы пролетарии не бунтовали, а дешевле её не опускают, чтобы крестьян не разорять. Хотя — не знаю, сильно ли им это поможет. Ты говоришь, по пять лет легионеры в Испании служат? Какое же крестьянское хозяйство это выдержит?

— То-то и оно. С каждым поколением в Риме будет всё меньше крестьян и всё больше пролетариев, которым «хлеба и зрелищ». А римским нобилям — их cursus honorum, который, опять же, идёт через «хлеба и зрелищ» тем пролетариям. А ещё им — их dignitas, который сейчас начинает требовать роскошных пиров. И это — надолго, на века. Помнишь, ты опасался, что наши потомки будут делать, когда в Египте сменится религия?

— Да, этот странный культ распятого преступника, о котором вы рассказывали.

— Он покончит с доходами от заморских «снадобий», на которых богатеет твой род и мы вместе с тобой. Но пировать римские толстосумы не перестанут, да и зрелища со зверями сохранятся и при господстве культа Распятого. Такова эта цивилизация, и пока она такова, нашим потомкам будет чем зарабатывать себе на безбедную жизнь…