В этот раз сознание возвращалось медленно, в голове крутились странные картинки, как будто я смотрю фильм от лица главного героя — лес с огромными деревьями выше небоскрёбов, изящные и высокие люди с длинными белыми волосами — мужчины и женщины, в таких же странных как они сами одеяниях — зелёных, серых, чёрных расцветок куртках и штанах их очень крепкого полотна которое ценится во всём мире.
«Откуда я это знаю?» — спрашивал я себя, но времени обдумать не было, «фильм» уносил меня дальше по течению.
— Мама! — это кричу я, подбегая к очень красивой женщине с распущенными волосами, она берет меня на руки и целует в лоб, я хватаю её за волосы, и рука попадает на её ухо — заостренное и длинное.
Всё ускоряется, я уже старше, мужчина протягивает мне красивый деревянный лук.
«Отец». — Приходит откуда-то мысль. Я даже не успеваю подумать и снова все меняется. Опять провал, картинки — друзья, первый поцелуй с мальчишкой. Мне неприятно, я пытаюсь поморщиться, но не получается — тела нет, как и лица.
«Я не из этих!» — кричу я в пустоту.
Картинки опять сменяются, в этот раз я стою под дождем, в строю, за спиной лук и колчан со стрелами, на одном боку висит изящный недлинный меч в ножнах, на другом кинжал, на мне не промокающий серый защитный плащ, я откуда-то знаю, что он, как и вся одежда, в случае необходимости будет сливаться с местностью. Выхожу из строя, и отец посвящает меня в командиры стрелков, я очень горд собой, отец улыбается. Подхожу к самому большому древу в лесу — огромный ствол, я сравниваю его с Останкинской телебашней, но оно всё равно шире в основании, в десять или дальше больше раз, древо должно одобрить моё посвящение и только тогда я буду иметь право на рисунок который навсегда займет место на моём лице. Протягиваю руку и время замедляется, древо что-то чувствует, и я понимаю с ужасом что это «что-то» — я, даже тут, в прошлом, оно может почувствовать. Какая мощь. Меня выкидывает из воспоминания.
Следующая картина — стрелы, огонь, всё в огне. Крики, новый неведомый враг, лес на его пути, мы должны их остановить. Мой жених умирает. Скорбь. Слёзы. Горе.
«Тьфу чёрт, какой жених?!» — Ору в ужасе я.
Изображение сменяется новым, еще более жутким — огромные пни, враг всё ближе к сердцу леса, но в этот раз плечом к плечу со мной сражаются люди, зеленые люди, низкие люди, высокие люди — они все пришли защищать лес, ответили на наш зов, мне тепло на сердце, возможно мы не проиграем, мы тесним врага и он отступает. Так никогда не было — мы всегда враждовали, а теперь плечом к плечу помогаем друг-другу.
Опять провал, накатывает страх.
«Я не хочу больше, хватит, я не хочу!» — Кричу, но всё возвращается, и новые картины предстают передо мной.
Чума, новая неведомая болезнь, эльфы умирают. Теперь я знаю, что нас называют эльфами — хотя самоназвание на нашем языке звучит как «люди».
Шок для всех — эльфы жили по тысячи лет и не знали болезней, а теперь не протягивают и десяти после заражения. Лекари не знают лекарства, можно только продлить агонию — инфекция затрагивает сначала кожу, появляются странные непонятные пятна, организм уже начинает убивать сам себя, пятна исчезают и приходит время внутренних органов — почки, печень, легкие, глаза, сердце.
Я чувствую страх, к этому добавляется страх неизвестного чьи воспоминания я, наблюдая, паника накатывает всё сильнее и опять всё меркнет, но ненадолго, приходят новые видения.
Я слабый маг, но меня начинают учить быть лекарем, магов осталось очень мало, и даже такой слабый как я — на счету. Формулы, множество формул, я ничего не понимаю, как и тот, кому эти воспоминания принадлежат, он тоже не соображает, но ему придется научится, в отличие от меня.
— Мы изменили старые арканы, вы будете изучать их усложненные версии что бы смогли применять это на своем уровне силы. — Говорит древний старик, он тяжело кашляет, волос у него не осталось, то и дело непроизвольно хватается за живот, но всё же продолжает: — Формулы стали сложнее на порядок, и время на сотворения таких арканов будет у вас уходить в три, а то и в четыре раза больше, но возможно это кому-то спасет жизнь. Мы не смогли переделать всё, лишь малую часть, но даже так — это хоть что-то.
«Какая, мать вашу, магия, бля?!» — восклицаю я и снова проваливаюсь в пустоту.
В этот раз снова огонь, стрелы, Враг вернулся — неясные тёмные тени, я пытаюсь разобрать, похожи на «низких людей», гномов как тот чью память я вижу, их называет. Только они зеленые как орки, и с острыми ушами как у эльфов. Они рвутся из разлома, пришли из другого мира и принесли с собой страшное оружие изрыгающие пламя, огромных стальных монстров на колёсах, летающих птиц, сбрасывающих огонь с неба. И чуму.
«Да это же стволы! Огнестрел!» — Догадываюсь я. — «И танки с самолётами. Конструкция правда непривычная и допотопная, но ошибиться трудно».
И снова все объединяются и отбрасывают Врага, маги закрывают разлом печатями и приносят в жертву несколько разумных для этого. Я не хочу смотреть на это — но стою в первых рядах, отдаю те крохи энергии, которые могу через себя пропустить. Жертвы умирают медленной и мучительной смертью.
«Нет-Нет! Хватит!»- Взмолился я и снова изображение гаснет, чтобы вновь появится.
В этот раз я на собрании в одном из зданий на ветвях древа, глава разведки — осунувшийся эльф в одеянии своей службы — куртка из плотной ткани, штаны, удобные высокие сапоги, все это зеленого с серым цветами, на лице несколько шрамов, одна глазница зашита.
Я с ужасом «вспоминаю» что мать и отец мертвы, хочется заплакать.
«Это не мои мать и отец, чёрт-возьми, я не знаю их!» — Кричу я в пустоту.
Эльф докладывает о том, что люди и орки похищают пограничников, в основном женщин, и забирают их в рабство. Мы ничего с этим не можем сделать и нужно быть осторожными. С сегодняшнего дня разведчики присоединяются к пограничной службе, эльфов не хватает и нас становится все меньше и меньше, лекарства от чумы всё еще не нашли.
Когда он заканчивает — я замечаю на его коже характерные красные пятна. С ужасом понимаю, что осталось ему не больше десяти зим. В этот момент глаза опускаются на тонкие руки с правильными пальцами, и ровными красивыми ногтями, мои руки, и я вижу пару таких же пятен. Я чувствую обреченность.
«Нет-Нет-Нет!» — Кричу я вновь. — «Это не мои руки, это не я заболел!»
Время ускоряется, и меня переносит куда-то на окраину леса. Ливень, я смотрю на увядающие деревья-исполины, не моё сердце щемит. Понимаю, что стою так уже достаточно долго и не могу двинуться, даже моргнуть, глазам больно. Раздаётся звук удара — по звуку угадываю, что упал Элинель, следом еще одно тело падает рядом — Азалинэ, а потом настает и мой черёд — кто-то толкает с силой в спину и прямо лицом я рухнул в траву. Ничего не чувствую, только эмоции — страх, понимание что кто-то обездвижил нас магией.
— Хэнс, тут мужик один и две девки. — Слышу я сбоку хриплый и неприятный голос, который говорит на общем.
— Нормально, мужика на органы, а с девками как обычно. — Отвечает еще один голос, грубый и столь же неприятный.
Проходит немного времени, слышу звук расстёгивающихся ремней на броне Элинеля, его раздевают. Понять, что именно его, просто — у меня и Азалинэ всё обмундирование на заклёпках и пуговицах.
— Подождите, я усыплю его, иначе он всё будет чувствовать. — Говорит совсем еще мальчишеский голос.
«Это и есть маг». — Догадывается тот чьими глазами и ушами я сейчас ощущаю мир.
— Ишо чаго, я тебе накопители не для этого покупал, иди лучше ошейники приготовь. — Отвечает первый, хриплый голос.
Я слышу нож выходящий из ножен, очень острый нож, а потом неприятный хлюпающий звук. Накатывает страх и безнадёжность, в голове бьется одна мысль:
«Они заживо разделывают Элинеля, а он все чувствует, в стазисе он проживет до самого конца и даже не сможет потерять сознание!»
Всё заканчивается через час, тело моего кинооператора хватают, я по его воспоминаниям понимаю, что он начинает чувствовать тело — легкие неприятные покалывания в кончиках пальцев. Рядом несут Азалинэ.
Тела бросают в накрытую повозку, и начинают методично раздевать. После к Азалинэ подходит мальчишка в грязном сером балахоне, и осторожно одевает ей на шею металлический блестящий обруч, застёгивает какой-то хитрый замок и просто смотрит, на обруче через несколько секунд начинают проявляться символы, горят всё сильнее и наконец тухнут. Мальчишка снимает обруч, и я вижу след на шее — вязь каких-то рун.
«Гномских…» — подсказывает чужая память.
Парень подходит ко мне — понимаю, что он совсем молодой, лет шестнадцать, не больше, нос картошкой, полноватый, недлинные черные волосы. Моя очередь — ошейник занимает свое место, и через некоторое время я понимаю, что тот чьими глазами я смотрю — чувствует невыносимую боль, но ничего сделать не может. Наконец всё кончается и ошейник снимают.
Повозка движется, в конечности постепенно возвращаются чувства, и девушки начинают приходить в себя, рядом сидит мальчишка и когда Азалинэ пытается приподняться, он вскидывает руку и её скручивает боль, тело девушки валится в судорогах на пол повозки, она тихо стонет.
— Извините, я проверяю. — Говорит мальчишка. — Ошейник настроен на меня, господина Хэнса и господина Глоба.
— Очнулись, красавицы?! — Говорит хриплый голос Хэнса, я вижу его через край повозки.
Весь в черном — кожаная куртка, шерстяные штаны, грязный плащ за плечами, и огромные сапоги со стальными набойками на носах. Лицо с густой бородой, нос большой и бесформенный, очень похож на паренька-мага.
«Отец?» — Проносится у меня мысль.
Повозка останавливается, к проёму подходит еще один — видимо тот самый господин Глоб, ничего примечательного — недлинные светлые волосы, небольшого роста, с животом на выкате.
— Ну ка давай малой, иди отсюда погуляй вона, а мы с дядей Глобом немного поговорим с красавицами. — Приказывает Хэнс, и парень, выпрыгнув из повозки куда-то уходит.
Хэнс влезает к нам, и направляется в сторону Азалинэ, расстёгивает штаны, и грубо раздвигает ей ноги. Девушка кричит, пытается сопротивляться и даже один раз несильно бьет насильника, но руки ослаблены после аркана стазиса — руны на шее загораются и не дают ей даже права на сопротивление, тело расслабляется и позволяет делать Хэнсу то, что он и задумал.
— Вот так вота, милая, вот так вота. — Облизывается Хэнс, и слезает с Азалинэ. — Я же вижу, тебе еще и понравилось, я сразу понял, что это у тебя первый раз был хах.
Он натягивает штаны и вылезает из повозки, следом лезет Глоб, и направляется ко мне. Сбоку плачет и скулит Азалинэ.
«Не-е-е-е-ет!» — Кричу я.
Глоб проводит ладонью по моей щеке, и когда он наклоняется — кулак врезается ему в скулу, отбрасывая толстяка к борту повозки, и следом приходит боль, картинка воспоминаний подергивается, я вижу, как обозленный насильник что-то делает, и тело ослабевает не в силах больше сопротивляться, мне раздвигают ноги и…
«Не мне, нет, НЕ МНЕ, ЭТО НЕ Я!» — Кричу я пустоте, и ведь я не чувствую ничего, только понимания того, что чувствовала ОНА, та, в чьей я памяти.
Всё заканчивается, моя подопечная, молча и зло смотрит на Глоба, она не проронила ни звука во время всего действа и никак не пыталась сопротивляться, просто зло смотрела на него.
— Больная сука. — Бросает насильник и сплёвывает на меня.
Я понимаю, что он не закончил, не смог. И тут же мне становится больно, он поворачивается к скулящей Азалинэ. Девушка уже управляет телом и пытается встать, сопротивляться, но руны загораются, и она падает, а Глоб смеется:
— Вот это я понимаю, вот это по мне!
Он раздвигает ей ноги и наваливается всем телом, начиная насиловать девушку.
«Когда это закончится, зачем мне это видеть, почему так долго, остальные видения были быстрее?!» — Взмолился я.
Повозка движется, несколько раз останавливается — на этих остановках Хэнс насилует поочередно то одну то другую девушку, Глоб приходит только к Азалине, ему нравится, что она каждый раз пытается сопротивляться и плачет, а после скулит, свернувшись в клубок.
Последний час пути Азалинэ и та чьими глазами я вижу прошлое, полусидят в обнимку, и слышат Хэнса за повозкой:
— Ничего, продадим в бордель мадам Келхи, она из этих шалав сделает первосортных шлюх, даже эту злобную тварь выдрессирует, а если и нет — найдутся и на такое любители.
Азалинэ вздрагивает после этих слов работорговца, и я впервые слышу голос той, чью память наблюдаю, очень приятный голос:
— Прости, малышка.
Тонкая ручка нажимает несколько точек на шее девушки в определенном порядке, и удерживает пальцы в странной фигуре, Азалинэ чуть хрипит но даже не делает попытку сопротивляться, закрывает глаза и какое то время дёргается в конвульсиях, удерживаемая мной, и наконец затихает, умирая. Я в очередной раз чувствую горе, злость, ненависть, непонимание, ведь Азалинэ была по эльфийским меркам еще подростком, которая получила боевой лук и форму пограничника по причине дикой нехватки воинов, она еще даже не любила по-настоящему.
Когда о смерти одной из рабынь становится известно Хэнсу, он приходит в ярость — избивает девушку и насилует.
«Хватит! Стоп! Я не могу больше!» — Опять молю я неизвестно кого, и в этот раз наконец снова теряю сознание.