В себя приходить неожиданно тяжело. Во всём теле слабость, даже веки налились каким-то свинцом, и не хотят открываться. Слышу близкие голоса время от времени, но соображаю очень медленно, кажется меня одевают во что-то и накрывают одеялом. Понимаю, что говорят не на общем, очень жаль. Наконец получается открыть один глаз, потом второй.
Всё как будто через плохие очки, очень мутно. Но я уже понимаю — лежу в какой-то комнате, вокруг полумрак. Свет приятный, мягкий, жёлтый. Как будто от свечей или специальных магических светильников.
Пытаюсь сообразить на чём я лежу — что-то мягкое, а накрыт я одеялом. Лёгким и мне не жарко. Пытаюсь поднять руки — не получается. Сдвигаю ладони на живот, так почему-то спокойнее.
На мне какая-то рубашка — из очень приятной ткани. Шёлк? Возможно. Вспоминаю что произошло, бой, и как меня чуть не убили в очередной раз. Главное Ли не рассказывать, когда вернусь. Если вернусь.
«Мне продырявили плечо!» — Приходит внезапная мысль.
Но нет, боли не чувствую. Руки хоть и слабо, но повинуются. Пытаюсь почувствовать магию в себе — нет, не получается. Вернее — я пустой, совсем, что-то постоянно вытягивает из меня силу. Всё-таки я похоже в плену, и те, кто это сделал — не хотят рисковать. Радует, что не в каменном подвале на цепи. Хотя ещё непонятно — может подвал лучше?
— Проснулась? — Спрашивает знакомый женский голос.
Точно — красивая женщина, взяла меня с лёгкостью на руки, и унесла. Она не выглядела опасной, но я помню её команду и неприятные чавкающие звуки, вскрики тех, кого предали. Я читал — для дроу это норма. Но меня пока не мучали, и даже вылечили, так что возможно пока не убьют. Пока.
— П-п-п… — Пытаюсь сказать я.
— Сейчас. — Отвечает женщина, и чувствую, как к губам прислоняется ложечка с водой.
Она поит меня осторожно, медленно, как ребёнка. Вспоминаю как она отдавала команды, называла кого-то сыном — ей уж явно побольше чем мне, может даже больше, чем Славиэль.
— Сейчас станет полегче. — Говорит тихо женщина.
Зрение наконец проясняется, я даже могу покрутить головой. Лежу в огромной кровати, накрытый красным одеялом, на чёрной простыне с серыми подушками под головой. Стены завешаны какими-то чёрными шторами, лишь одна, дальняя с дверью ничем не украшена — просто чёрная каменная поверхность, в которую врезана деревянная дверь.
Пытаюсь снять с себя одеяло, получается отчасти. Женщина приходит на помощь, и стягивает его. Я могу её наконец рассмотреть — длинные белые волосы, сейчас распущены, зелёные яркие глаза, красивое до невозможности лицо и идеальная фигура. Одета она сейчас в обтягивающий халатик до колен. Как только сняла с меня одеяло — уходит в кресло напротив кровати, берёт со столика бокал из чёрного стекал, делает глоток. Я молчу.
— Я жду. — Говорит, поставив бокал обратно.
Осматриваю наконец себя — на мне ночная рубашка из непонятного материала, какие-то женские трусики на завязках с двух сторон, а самое главное — на запястьях, и шее чёрные ленты из того же бархатного материала. Всё это могу рассмотреть в зеркале, которое располагается на весь потолок. Ещё раз щупаю материал, очень уж приятно.
— Паучий шёлк, и это последний вопрос, на который я тебе ответила, пока ты мне не рассказала, как и зачем оказалась тут. — Она снова делает глоток.
— Случайно, мимо проходили. — Отвечаю шёпотом.
Женщина хмурится, меня снова придавливает к кровати, на ногах оказывается тоже есть ленточки, и я их сейчас ощущаю. Издаю тихий стон — становится тяжело дышать.
— Ты врёшь, и, если опять будет тоже самое — с тобой будет говорить палач. — Бросает она недовольно.
Вот тут я понимаю — подчинённые у этой мадам явно такого голоса стараются избегать. А то раз по горлу — и в канаву. Как граф на днях с грабителями. У неё всё просто, судя по всему. Пытаюсь выкрутится, и когда становится легче, говорю:
— Мне нужно заклинание, прочитала в одной книге что оно есть здесь, нашли вход, но…
Пытаюсь отдышаться, тяжело говорить, видимо женщина чувствует это, и делает послабление, я наконец продолжаю:
— Но сработал амулет, затянуло в портал.
— Ты не врёшь, но недоговариваешь. — Устало произносит она, ложится рядом на кровать, смотрит мне в глаза, когда я поворачиваю голову, говорит: — Слушай, ты или сейчас мне рассказываешь всё…
Её пальцы проходятся нежно по груди, шее, щеке. Потом она поворачивает мою голову, приближается губами к мочке уха, кусает. Чувствую тепло внизу живота, становится приятно, невыносимо, как никогда ещё в этом теле.
— Аа-а-ах… — Издаю стон.
— Так вот. — Продолжает она, теперь пальцы ползут по животу, все ниже, перебираются на внутреннюю сторону бёдер.
— О-о-ох… — Не выдерживаю я.
— Да, на чём мы там остановились? — Она снова губами приближается к лицу, нежно целует: — Если сейчас не рассказываешь всё от начала и до конца, то я точно позову палача.
— А-а-й-й… — Опять издаю позорные стоны, когда её язык касается моей щеки.
Вот теперь я понимаю, что такое — «бабочки в животе». У меня сейчас по всему телу мурашки, и целый улей этих бабочек в животе. Все они там разбушевались и занимаются явно не тем, чем должны заниматься нормальные бабочки. Что же делать? Продолжать брыкаться, но почему-то мне кажется — в следующий раз точно будет палач. Так не лучше ли всё рассказать, тем более — она меня не знает, так даже проще, но сначала:
— П-п-прекрати, прошу… — Умоляю её.
— Что, это? — Спрашивает она, стягивая одну бретельку ночной рубашки, и целуя сосок.
— О-о-ох… — Очереной мой стон, потом наконец выдавливаю из себя: — Я н-н-не с-с-смогу т-т-так говорить…
— Белая рубашка, для белой девочки, как это мило. — Говорит задумчиво она, крутя пальцем у меня по груди, и вызывая очередные приятные ощущения, до какого-то безумия приятные.
Это точно магия, какое-то колдовство или вроде того. Я просто не могу сдержаться, как же мне хорошо и страшно от этого. Твою мать, как же быть.
— Может мне и не нужны ответы, оставить тебя — как мою маленькую, беленькую девочку-игрушку, как тебе такое? — Она проводит языком мне по щеке, прямо по татуировке: — А, командир стрелков лесных эльфов?
— М-м-мои ответы… — Пытаюсь сказать я, но замолкаю, опять сводит всего от удовольствия и желания продолжения, потом наконец заканчиваю: — М-м-могут быть интересными тебе.
— Хорошо, девочка, удиви меня, хотя я примерно представляю как к тебе попали мечи моих врагов. — Наконец отстаёт она от меня: — Но если не удивишь своей историей, то извини, быть тебе моей игрушкой. Договор?
— Договор. — С облегчением отвечаю я.
— Тогда давай сначала своё имя, надо же мне как-то к тебе обращаться. — Она просто лежит боком ко мне, отодвинувшись, приветливо улыбается и смотрит.
На вид ей лет восемнадцать, но хрен там плавал — передо мной умудрённая жизнью женщина, умная, с опытом. А умная, красивая женщина с опытом — страшное существо. И что, всё-таки рассказать ей всё? Решаюсь, говорю:
— Слава.
— Ты не врёшь, но какое-то странное имя для эльфа. — Хмурится девушка.
— Я не эльф, я человек, и в моём мире Слава — обычное имя, для мужчины, а полностью — Вячеслав. — Говорю ей и ожидаю реакцию.
— Ты меня удивила, девочка, очень удивила, и ты не врёшь. — Говорит она взволнованно. — Может быть у тебя проблемы с головой, ты душевнобольная?
— Нет. — Отвечаю я.
— Что же, продолжай, посмотрим, что ты мне расскажешь.
И я начинаю свой рассказ, прямо с момента, когда я сбил несчастную девочку. Она время от времени перебивает, и просит объяснить некоторые термины — машина, полиция, НИИ. Но схватывает всё на лету. Даже про машину долго объяснять не приходится. То ли дроу прекрасно осведомлены и им кто-то докладывал о войне наверху, то ли они всё-таки выбираются время от времени из своей берлоги и проводят разведку. Когда дохожу до чумы, она спрашивает удивлённо:
— Наверху до сих пор не победили эту болезнь и называют её чумой?
— А у вас нет чумы? — Уже удивляюсь я.
Она забывает, что у меня нет права на вопросы, и отвечает:
— Нет, есть одно средство от этой заразы, и оно тут повсюду.
— Не жертвоприношения? — Спрашиваю я настороженно.
— Что? — Не понимает она: — Нет, один гриб, его у нас используют в разных блюдах. Но давай не будем отвлекаться, продолжай, мне не терпится узнать, что там дальше.
Я рассказываю про бордель, работорговлю, как бежал и потом встретился с Ли, как мы решали, что делать с Элисаль и её освобождении. О битве на стене, походе к гномам и как я узнал страшную тайну коротышек. На этом моменте она смеётся и фыркает:
— Всегда знала, что эти коротышки ни на что негодны, всё у них через одно место — это же надо, столько ценного материала тратить на такую глупость.
Сглатываю нервно, делаю вид что тоже смеюсь над её «смешной шуткой», киваю согласно — мол тоже так думаю. Она грозит мне пальчиком:
— Со мной будь честна, девочка, мне не надо вот этого показного. Или лучше теперь называть тебя мальчиком?
Продолжаю свой рассказ, про расставание с Славиэль, поход в халифат, и первую встречу с дроу. Тут она слушает снова очень внимательно, переспрашивает, и уточнив все подробности, говорит:
— Так это всё-таки ты её убила, ой, прости, вернее будет сказать УБИЛ, пусть и с помощью своей подруги. Что же, меня это вполне устраивает.
Заканчиваю историю на том, как мы вернулись, как я прочитал о заклинании в книге. Как отправились к болотам, не рассказывая всех подробностей последних дней, ей это знать не надо и думаю будет не интересно.
— Удивила ты меня, девочка. — Наконец говорит она: — Или мальчик? Но сейчас, наверное, всё же девочка.
— И что же дальше? — Спрашиваю её серьёзно.
А мне стало легче на душе — я наконец кому-то открылся. И пусть эта женщина скорее враг, чем друг, но даже так — легче. Держать всё в себе было чертовски тяжело, и сейчас я был ей благодарен.
— Что дальше… Что дальше… — Повторяет она тихо, задумчиво, себе под нос.
А в этом время проводит пальчиком по груди. Ногти у неё не длинные, аккуратные, она явно боец. Но они покрашены в зеленый цвет, что создаёт контраст с чёрной-чёрной кожей. Я такой даже у негров у нас в мире не видел. Пальчик медленно доходит до живота, гладит его, опять становится невыносимо приятно.
— Мужчина, пусть и человек, в теле женщины, да ещё беременной, и оставившей тело навсегда… — Шепчет она, поглаживая мой живот.
— О-ох. — Опять издаю я стоны.
— Второй месяц, как интересно. — Продолжает она шёпотом, её зелёные глаза как будто светятся: — Я бы оставила себе такую игрушку, ты такая сладкая, беленькая. Родила бы ребёночка, мы бы вместе его нянчили, я бы играла и с тобой, у тебя было бы всё — ведь быть моей собственностью это награда, а не наказание. Не хочешь?
— Д-д-договор. — Хриплю я что есть силы.
— Да-да-да, договор. — Она убирает резко руку.
— Но одно дело превратить женщину в мужчину — она больше теряет, чем приобретает, а другое наоборот — тебе разве не хорошо, ты не хочешь стать матерью? — Спрашивает удивлённо меня. — Это же, это же… Это сложно объяснить тебе, ты пока не можешь понять.
— Я не знаю. — Отвечаю ей: — Я просто пытаюсь выжить, как-то решить свои проблемы.
— Это проблема? — Возмущённо начинает девушка, а мне становится страшно. Она тем временем повышает голос: — Ребёнок в твоём чреве, новая жизнь, которую тебе доверили, это проблема?!
— Нет, я же говорила, в смысле говорил — выношу я ребёнка, и рожу, но потом хотелось бы… — Говорю ей.
Она вроде бы успокаивается, опять ложится рядом, придвигается ближе, говорит задумчиво:
— Так значит ты мальчик, и у тебя ещё не разу не было мужчины, и значит ты ни разу, как женщина, не испытывал… Это будет интересно, очень интересно, ты поделишься со мной эмоциями, есть одно заклинание…
Она ведёт пальчиком по ночной рубашке, я чувствую жар, и как одеяние расходится, спадает с меня. Девушка наклоняется, целует меня в губы, потом в шею.
— Р-р-ребенок! — Говорю я, когда её язык и губы оказываются у груди, и спускаются всё ниже.
— Не беспокойся, ему это не повредит, да и от матери к плоду передадутся приятные ощущения, но в любом случае я прослежу что бы всё было хорошо. — Отвечает она, оторвавшись губами от моего живота, и давая несколько секунд на передышку.
Потом опять целует, теперь уже пупок, и дойдя до самого низа, зубами хватает завязку трусов, развязывает. Потом вторую, а я опять получаю время на передышку.
— Д-д-договор! — Выкрикиваю тонким голосом я.
Она отбрасывает трусики в сторону, на ней уже нет одежды, потом говорит чуть улыбаясь:
— Договоры, обязательства, как это всё скучно…
Мою голову откидывает назад, и я только успеваю заметить, как она опускается, а потом становится хорошо. Настолько, что я не могу сказать ни слова — только издавать жалобные стоны, пытаться вырваться. Настолько мне приятно — что хочется прекратить это немедленно. Но повязки на шее и руках налились тяжестью, не давая сдвинуться. Я теряю сознание, издавая последний то ли хрип, то ли стон, когда достигаю какого-то пика, а она не останавливается, и продолжает.
Прихожу в себя тяжело дыша. Я потерялся всего на несколько секунд, и сейчас лежу, а ноги сводит непонятной дрожью. Во всём теле жар, и страшно-приятные ощущения. Не могу с собой ничего поделать, и унять эту дрожь. Девушка, женщина, имени которой я даже не знаю, лежит рядом, обнимает меня, закинув одну ногу сверху, и прижавшись своей головой к моей груди.
— Ну как, тебе понравилось? — Спрашивает она.
— Это… Это… — Не нахожусь я.
Она смеется, у неё приятный звонкий смех, потом говорит:
— Ты смешная, я всё больше хочу оставить себе такую игрушку, давно не испытывала таких эмоций, а меня удивить — поверь, сложно.
— Меня ждут наверху. — Говорю ей наконец.
— Ммм… — Недовольно мычит она: — Подождут, тем более у меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
— Что же мне нужно сделать? — Спрашиваю её, пытаясь уйти от этих странных ласк, и перейти к делу.
Она проводит языком по моей шее, заставив вновь всё тело задрожать, и говорит:
— Нужно проводить одну девочку, проводить туда, куда и тебе надо, тем более там же и выход на поверхность.
— Там знают нужное мне заклинание? — Удивлённо спрашиваю её.
— Да, знают. — После небольшой паузы, и с какой-то странной улыбкой, отвечает она: — Я дам вам все пропуски, и ты её проводишь.
— В чём подвох, куда мне придётся отвести девочку, и что это за девочка такая? — Хмурюсь я.
Она целует меня в губы, садится сверху. Я могу оценить грудь — минимум третий размер, а скорее даже больше. И красивая, упругая. Аккуратный пупок, молодое и крепкое тело.
«Завидуешь, Славка, у тебя то максимум второй, а то и первый!» — Ехидный голос в голове: — «Давай, соглашайся стать её игрушкой, представляешь — каждый день такое трогать, я уж молчу про испытанные ощущения!»
«Иди к чёрту!» — Рыкаю сам на себя.
«Да Славка, тут ты прав — не наша эта партия, как и граф, такая женщина если что не так сделаешь — проглотит, и не подавится» — Первый раз в жизни соглашается со мной этот «ехидный» тип.
— Это моя дочь. — Разводит она руками.
Опять наклоняется, долгий поцелуй, потом я наконец спрашиваю, когда кончается приступ эйфории:
— Но почему, и зачем?
— Она выродок, её отец, скажем так — скомпрометировал клан, и пришлось его казнить. — Отвечает она, красиво изгибаясь.
Потом опять чуть наклоняется, водит руками по моей груди, трогает её, целует. Опять приступ эйфории и удовольствия. Девушка останавливается, давая мне ответить.
— И куда же я её отведу?
Она задумчиво и нежно водит пальцами мне по губам, потом наконец говорит:
— К родственникам, и возможно они станут ей самыми близкими разумными, а может быть отправят на алтарь в жертву, если провинится, это нормально. В любом случае, какая тебе разница на наши внутренние разборки?!
— А если нас по дороге… — Начинаю я.
— Я не расстроюсь. — Отвечает девушка, языком проходясь по моей щеке. — Ну разве что о твоей гибели будет печально узнать, но возможно тебя и не убьют, продадут в рабство. А я скажу, чтобы ближайшую неделю отслеживали такой лакомый кусочек как ты, и выкупили.
— Но… — Опять начинаю я.
— Тс-с-с. — Проводит она своими пальцами мне по губам: — Если уж так мне попадёшься, то точно не отпущу, быть тебе игрушкой.
— Я согласен. — Говорю наконец. — А заклинание?
— Как будто мне нужно твоё согласие, у тебя и выбора то нет. — Усмехается она. — А заклинание получишь, можешь даже с собой взять в специальном артефакте, разрешаю.
— И тебе не жалко свою дочь? — У меня хватает сил на удивление.
— Слава, я хитрая, прожившая не одну сотню лет женщина, у меня много детей, а выродков я терпеть не собираюсь, тем более если есть возможность выгодно их пристроить. — Пожимает она плечами: — Я жестокая и бессердечная, запомни это, и лучше тебе не попадаться больше ко мне в лапки.
Она смешно делает пальчиками, и корчит рожицу — как будто какой-то хищник выпускает когти. Но смеяться почему-то не хочется. Сглатываю нервно.
— Расслабься, пока ты в безопасности. — Тихо шепчет этот завораживающий голос, а её короткие ногти легонько царапают мне грудь. — Мы ещё с тобой не пробовали боль…
Опять приходит чувство странного наслаждения, лёгкая боль смешивается с эйфорией и бабочками в животе. Это что-то новое, ещё неизведанного, мне страшно, быстро говорю:
— Мне, наверное, чем раньше, тем лучше отправиться в дорогу.
— Тс-с-с… — Она останавливается, вновь впивается мне в губы своими, а когда отрывается, говорит: — У нас ещё вся ночь впереди, у тебя будет время отдохнуть.
— Но ведь тут всегда ночь… — Говорю я, и издаю стон, когда она снова начинает опускаться губами вниз, по шее, груди, животу: — О-о-ох.
— Не искушай меня, девочка. — Отрывается на секунду от моего тела дроу: — Сегодня ты только моя.
— А-ах! — опять начинаю стонать я. — Н-н-нет! Д-д-да! Н-нет!
Она останавливается на секунду, говорит шёпотом и насмешливо:
— Ты уже определилась, да, или нет?
— С-стой…
— Возражения не принимаются.
И потом приходит опять оно — наслаждение. Я как будто взлетаю, не могу сдержать криков и стонов. Прошу её остановится, но она снова доводит дело до пика, и я умоляю остановится, у меня кажется даже текут слёзы, но она продолжает вновь и вновь. Я теряю сознание. Снова.
Прихожу в себя опять быстро, сглатываю. Во рту сухо. Ноги снова дрожат, по всему тело жар и чувствую, что он от меня исходит. На мне лежит девушка, и целует слёзы на щеках. Мы в поту, и похоже её это совершенно не смущает. Но неприятного запаха нет — ощущаю от неё непонятный аромат, то ли цветов, то ли духов.
— В-воды. — Говорю тихо ей.
Она встаёт, грациозно спрыгивает с кровати, наливает из графина воды в прозрачный стакан, но видя, что мне от усталости даже руку не поднять, подносит к моим губам. Я жадно пью, но вот капелька проливается, и стекает по щеке. Женщина быстро наклоняется, и слизывает её. Я вздрагиваю от прилива новых приятных ощущений. Она звонко смеется.
— Ты такая белая, такая нежная, такая хорошая… — Шепчет мне на ухо, кусая за мочку, посасывая её.
— Я не…
— Тс-с-с. — Закрывает мне ладошкой рот: — Не сегодня, сегодня ты моя.
— Почему вы говорите то на общем, то на каком-то другом? — Отвлекаю её я.
Девушка ложится рядом, обнимает, и отвечает:
— Много кланов, много языков и наречий. Между кланами проще использовать общий язык.
— И каково сейчас количество разумных в Империи Дроу? — Опять отвлекаю её, пытаясь передохнуть.
— Нас миллионы, наверное, даже больше, чем людей в королевстве. — Говорит она задумчиво: — И это только дроу, а есть ещё местные люди, гоблины, гномы.
— Как это?! — Не понимаю я, даже нахожу силы приподняться на локте.
Она смеется, осторожно укладывает меня обратно, и отвечает:
— Общины разумных разных рас, они уже не выглядят как раньше и как вы привыкли — кожа серая, гномы стали чуть выше, люди чуть ниже, есть отличия, тысячи лет, проведённых тут — это не шутки для них.
— Но как же, ведь там, и тут, и без солнечного света… — Пытаюсь возразить я, поражённый её откровениями.
— Свет тут есть, может успела заметить — мох и кристаллы в скалах, они повсюду. — Пожимает плечами она, укладывая меня на спину, приближаясь, и целуя в щёку. — Этого почти достаточно для них, как солнечный свет, но не совсем. Во всяком случае для них теперешних, я же говорила — есть небольшие изменения.
— А эльфы? — Спрашиваю её, пока она снова не начала свои игры.
— Лесных тут вроде бы нет, но точно я тебе не скажу. — Задумывается она: — Ты просто не понимаешь, эти подземелья — они тянутся очень далеко, и думаю они побольше вашего леса и королевства вместе взятых.
— Так вы же тогда могли бы уже захватить весь мир?! — Возмущаюсь я.
— Зачем? — Не понимает девушка: — Тут то до конца мы не исследовали всё, а ты хочешь, чтобы ринулись на поверхность? Может быть, когда закончатся войны кланов, и нас объединит единая цель… Ммм… Я тогда тебя обязательно найду наверху, не разрешу убивать, точно станешь моей игрушкой.
— Я может и не дойду. — Сам себе говорю.
— Кто знает, кто знает. — Пожимает плечами девушка, потом недовольно спрашивает: — Ты закончил, закончила с вопросами?
— А может ты нам охрану дашь? — С ожиданием спрашиваю её.
— Пф-ф, мой клан не будет охранять выродка, даже если его надо будет доставить на рабский рынок, а тем более если его надо доставить туда куда ты пойдёшь. Считай я тебе делаю одолжение. — Недовольно фырчит она. — Всё, на сегодня твой лимит исчерпан.
Я даже не спросил её имени, но было уже поздно. Она вновь целует меня — горячо, крепко, как никто меня не целовал. А потом всё начинается вновь, и я кричу, плачу, пытаюсь вырваться — но браслеты на шее, руках и ногах наливаются снова тяжестью. И достигнув в очередной раз пика наслаждения, а потом ещё и ещё, я наконец теряю сознание, и в этот раз надолго.