Чужой наследник 4

Глава 4 Осиное гнездо

Я успел провести утренние тренировки, в том числе занятия по огранке, когда ко мне в особняк явилась представительная делегация полицаев.

Помимо нескольких рядовых полицейских, присутствовали трое экспертов-криминалистов, один турмалин и двое топазов. Один из топазов, кстати, Иван Солнцев, с которым я познакомился на вечере у Игнатова, незаметно мне подмигнул.

Возглавлял шествие Порфирий Петрович, который протянул мне ордер, подписанный местным судьёй и завизированный в управлении минюста. В ордере предписывалось обыскать моё поместье, осмотреть принадлежащую мне технику и вооружение. «В связи с подозрениями о разбойном нападении».

— Прошу, Порфирий Петрович. Можете осмотреть всё что угодно. Афанасий! — обратился я к дворецкому, — Покажи все драгоценным господам.

— Также полицейское управление требует предоставить доступ к хранилищу, браслет от которого вы носите на руке. — скучным, казённым голосом проговорил Порфирий.

Он был явно не в духе. По ауре пробегали судорожные всплески. Вид он имел не выспавшийся и слегка помятый.

Я ещё раз просмотрел ордер. Потом протянул его обратно Порфирию, со словами:

— Для осмотра ячейки вам потребуется другой ордер. В этом ничего про неё не сказано.

С трудом удержался, чтобы не показать ему кукиш. Слишком по-детски было бы.

— То есть вы отказываетесь, эр Строгов, сотрудничать с управлением?

— Сотрудничество, как я его понимаю, выглядит так: вы мне — я вам. А когда сотрудники управления вламываются безо всяких к тому оснований и улик в мой дом… В таком случае не вижу оснований, чтобы идти вам навстречу.

— Давайте дождёмся результатов осмотра поместья, драгоценный господин Строгов. И после этого уже будем говорить о наличии или отсутствии оснований или улик.

Прямо жалкое зрелище. Никаких «дорогой мой человек», и прочих изящных оборотов речи. Придавило мужика. Что у них там в управлении творится?

— При нормальной процедуре сперва находят эти самые улики. А потом проводят обыски.

— Да бросьте вы, Олег Витальевич, — очень тихо прошипел Порфирий. — Дураку понятно, что это вы вломились к Могильным. Которые, вот сюрприз, оказались связаны с сектой. Теперь молите Силу, чтобы мы у вас ничего не нашли. Совсем ничего. Потому что секта — сектой, а нападение на благородную семью с многочисленными убийствами, это вам не баран начихал. Аметисты уже такую волну подняли в Павлограде, что у нас здесь только шерсть клочьями летит с сотрудников.

Я сразу подозревал за подсовыванием мне материалов по Могильным двойную игру. Ну, то есть для людей, подобных господину Дамирову, или кто там всё это затеял, весьма характерно попытаться и рыбку съесть, и на ёлку влезть. Вынесет Строгов гнездо сектантов — хорошо. И хорошо весьма. Если в процессе беспокойного молодого огранённого прикончат, тоже неплохо. Или если удастся взять за его жопу, ещё лучше. Две выгоды за один раз. На вопрос, а зачем им сдалась моя… хм, личность, ответ простой: такие люди и кабана сожрут, и про муху скажут — тоже мясо. А в масштабах форта я уже даже не муха, а скорее овод. Раздражающий фактор. Всякую мразь убиваю, направо-налево. Опять же погром сорвал. Со всех сторон предосудительного поведения пацан.

Имея в виду все эти мысли, я, конечно, подстраховался на случай обыска. Даже не будь того интересного анонимного письма, со ссылкой на статью в «Интригах». Как бы не сам Порфирий Батонович мне это письмецо и прислал. Я ему, конечно, не нравлюсь, но, кажется, вся эта возня не нравится ему ещё больше.

Возились ребята с осмотром более двух часов. Чуть не с лупой осмотрели оба доспеха. Все машины обнюхали. Перевернули вверх дном оружейку. Турмалин прошёл по всему саду и дому, ища следы заклятий.

И ничего они не нашли. Порфирия я пригласил в столовую, на время обыска, и развлекал его разговором за кофе с плюшками. Впрочем, был следственный пристав на диво угрюм и неразговорчив, так что пришлось мне выступить с монологом.

По ходу отрицательных докладов морщины на его лбу разглаживались.

Последним докладывал Иван Солнцев, закончивший осмотр силовых доспехов моих гвардейцев.

— Ваше благородие, — обратился он к приставу, — эти доспехи не использовались, как минимум два дня.

— Вы можете сказать это с полной уверенностью, эр Иван? — сощурился Порфирий.

— Со стопроцентной. Во-первых — логи заправки и расхода топлива. Они не подлежат корректировке. Последний раз доспех господина Ломова заводили больше двух суток назад. Доспех господина Оленина неделю назад. Во-вторых, состояние смазки в суставах. Она успела загустеть до консистенции вязкой жижи. Если бы доспехи использовали вчера ночью, смазка была бы ещё жидкой. Это тоже не подделать. В-третьих — руны и усиления. Здесь я, как эксперт могу заявить, картина та же. Ну и прочие второстепенные признаки…

— В письменной форме ваше заключение, когда будет?

— К вечеру подготовлю, вашбродь.

Доспехи для акции я взял у Игнатова напрокат. И вчера же и вернул. Ребята прыгнули сначала к Игнатову, там оставили все снаряжение, бывшее в деле, а уже потом переместились в наш особняк. На самом деле я предвидел что-то в этом роде, что по доспехам можно понять, когда и где их использовали.

Порфирий достал из кармана старенький кнопочный комм и набрал код. Аппарат выдал серию гудков, потом на той стороне сняли трубку.

— Ваше высокоблагородие. Удобно ли вам выслушать мой докладец? — в его голосе снова начали проскальзывать масляные нотки, — Да, по поводу обыска, конечно. Результат полностью отрицательный, по всем параметрам. Да. Так точно, ваше высокоблагородие. Нет, эксперты отработали профессионально. Доставить? А на каком основании? Я спрашиваю, потому что мне это поручение исполнять. А я ведь вам докладывал, какой этот Строгов ушлый. — На этих словах трубку от его уха отнесло звуковой волной. Пристав поморщился и, переждав волну ора начальства, ответил, — как прикажете, ваше высокоблагородие. А если откажется? Ага, в наручники его, подлеца. Понял вас, драгоценный господин. Всенепременнейше исполню!

Он положил трубку и устало помассировал обвислые щёки. Потом посмотрел на меня. Специально ведь не стал выходить в другое помещение, зерг скользкий.

— Полагаю, Олег Витальевич, проехать со мной в управление, вы откажетесь?

— Чтобы меня в наручники заковали и доставили как карманника, пойманного в трамвае?

— Сила с вами, Олег Витальевич. Какие наручники? Нужен ли мне штраф и выговор за превышение полномочий? Мне почему-то кажется, что подобное обстоятельство будет лишним в моём личном деле. Вы же, Олег Витальевич, человек мстительный и безжалостный. Запросто можете маленькому чиновнику, навроде меня, неприятности устроить.

— Фу, Порфирий Петрович. Только я начинаю к вам по-человечески относиться, как вы мне какую-то очередную гадость сказанёте. Ну как так?

— Да, характеристика «мстительный и безжалостный» для человека благородного сословия, чистая похвала. Что же сразу гадость-то? Так не поедете?

— Да почему? Поеду. Вы, конечно, ломаете мне планы на день, но я предпочту побыстрее с этой нелепицей разобраться. Да и интересно, на кого я разбойное нападение совершил, походя, не заметив.

— Вот спасибо вам, Олег Витальевич, дорогой вы мой человек. Это прямо по-нашему. Встретить опасности лицом к лицу, так сказать, не убоявшись…

— Да поехали уже! Слушал бы вас и слушал, но у меня дел ещё вагон и тележка.

Порфирий отвёз меня в управление, лично сев за руль. По пути пристав ещё кое-что сказал:

— Наш новый начальник управления, его высокоблагородие Кирилл Васильевич Черкалин не чета эру Дамирову. Выбрал господин Черкалин не того покровителя. Вот и загремел в нашу глушь из столичных-то райских кущ, считайте, с волчьим билетом. А здесь с корабля на бал, только приехал — нападение на благородную семью. Да ещё и сектанты они, оказывается. А ведь никто ни сном ни духом про то. Понимаете?

Я вспомнил докладную записку. Видимо, она из дела волшебным образом испарилась. Или испарится в ближайшее время. Ну на визео-то я папку не читаю. Так что кивнул и ответил:

— Понимаю, Порфирий Петрович. Как не понять. Для всех нас это большая неожиданность!

В управлении меня сперва заперли в кабинете для допросов. И заставили промариноваться там около полутора часов. Я, раз уж выпало свободное время, занялся собственной огранкой. Очень надеюсь, что те, кто наблюдают за мной из соседней комнаты, просто озергевают от моей наглости. В конце концов, немного подрастратив ауру, я решил вздремнуть. Стоило мне начать насвистывать носом, как единственная дверь распахнулась, явив разъярённого господина в полицейском мундире.

Господин Черкалин был болезненно худ, но при этом невысок. Кожа на лице обтянула скулы и шелушилась. Мышасто-серого цвета волосы тоже были нехороши. Глубоко посаженные серые же глаза горели лихорадочным блеском из-под редких, словно выщипанных бровей. Крючковатый нос, нависающий над бескровной полоской губ, придавал полицескому отдалённое сходство со стервятником. С больным стервятником. Аура выдавала в нём изумруда — находящегося на границе мастера и старшего мастера. Мундир, болтающийся на тщедушном теле, декорирован медальками, значками и шевронами. Звание у господина Черкалина было подполковник.

Ворвавшись в кабинет, он не останавливался, подлетел к столу и грохнул на него распухшую от документов картонную папку. Как из ружья шибанул, ей Сила.

Я лениво выпрямился на неудобном казённом стуле.

— Ты! — начал он сиплым, слегка надтреснутым голосом. — Сейчас всё мне расскажешь! — Ну точно больной. Причём на голову.

— Вы бы сперва представились, под-пол-ковник. — Выделил я его звание интонацией, — а то я вас первый раз вижу. Кому я должен всё рассказать-то?

— Обращаться ко мне — ваше высокоблагородие! — полузадушено взвизгнул он. — Я Черкалин Кирилл Васильевич! Начальник управления МВД форта Алый Рассвет. Ты мне расскажешь, наглый мальчишка! Я шутить-то с тобой не буду шутки разные. Тут тебе не балаган, а учреждение! Отвечай, я тебя спрашиваю!

— А чего отвечать-то, дяденька? — я скроил умильную рожицу и попытался дублировать любимый взгляд моего братца а-ля — «обосравшийся котёнок». — Вы ж не спросили ещё ничего. А я сижу здесь уже давно. Скучно здесь и кушать хочется! Попросите, дяденька — благородие, чтобы мне есть принесли. Иначе, как Деат свят, не скажу вам ничего, хоть кричите на меня, хоть бейте! — Всю эту муть я выдал практически на одном дыхании, не дав Черкалину вставить ни слова, чем был нимало горд. Мне даже показалось, что я разобрал звонкий шлепок рукой по лицу, с той стороны стены. По-любому Порфирий за допросом смотрит.

Черкалин упёрся сухими кулачками в столешницу и попытался нависнуть надо мной. При его комплекции смотрелось это совсем не грозно.

— Молчать, если тебя спрашивают! — всё так же хрипло пролаял его благородие, — Ты мне тут не строй из себя всякое там невиновное! Ты у меня вот там! — Он продемонстрировал мне папку. — Все твои делишки зафиксированы делом! — Зергец, жертва дислексии. Как он вообще раньше в МВД работал? Ещё и на руководящей должности.

Я с испуганным видом зажал рот обеими руками. В том числе, чтобы не заржать.

— Что ты мне тут изображаете партизана за делом? Говори уже, зачем полез на убитых?

— Вы сами, дяденька-благородие, мне сказали молчать, когда спрашивают. Вот я и молчу.

— Издеваешься! Над должностным лицом при исполнении издеваешься! Да я тебя в порошок согну!

Мне начала надоедать эта комедия положений. Актёр, конечно, оригинального жанра, да и реплики интересные, но я так из допросной до второго Выплеска не выйду. Так что я решил сменить тон беседы. Перестав гримасничать, я лениво спросил:

— Так о каких трупах речь-то, господин подполковник? В чём меня подозревают? Честно говоря, я из вашей речи не понимаю ни полслова.

— Обвиняют тебя в чём надо в том и обвиняют. Семью Могилиных ты зарезал, душелюб?

— Меня пока ни в чём не обвиняют. Обвинение — это официальная процедура, сопровождающаяся соответствующими документами. Мне пока ничего подобного не предъявлено. Отвечаю на ваш вопрос. Семью Могилиных довёл до могилы не я. — Не удержался всё же от клоунады. Вставил гнилой каламбурчик. Фу таким быть.

— Только у тебя в форте доспехи на гвардейцах. Вырядил их словно девок непотребных! В нападении оба доспеха участвовали сразу! Я тебя на бессрочку упёку!

— Мои доспехи два дня с места не сходили. Ваша же экспертиза это показала. Какие у вас ещё есть аргументы, в пользу моих преступных деяний? Так-то у меня на кухне и ножи есть, ваше высокоблагородье. Как кого в форте зарежут, вы теперь ко мне будете приходить?

— Ты мне тут не виляй, как телеграфный столб! На тебя есть исчерпывающие улики. Массовая резня. Ты и раньше в таком замечен! Если признаешься, то суд будет снисхождение проявлять.

— Хочу заметить, что у вас пробел в логике. Если я НЕ признаюсь, то меня судить будет не за что. У вас на меня ничего нет. Никаких фактов. Никаких улик. Есть какое-то нездоровое желание приписать мне преступления, совершённые непонятно кем, непонятно зачем. Так, вы раскрываемость управления не повысите, ваше высокоблагородие, точно вам говорю.

— Не хочете, значит, по-хорошему? Тогда по-плохому будем!

Я уже приготовился к потоку очередных словесных перлов, по типу «сидите здесь на бегу, а там лежат ползком», но на сцене появились новые действующие лица.

Дверь в допросную отворилась, и с видом хозяина положения внутрь прошествовал холеный господин с золотым ранговым перстнем на пальце. Старший магистр. На перстне посверкивал крупный аметист. Вслед за ним внутрь просочился неприметный господинчик, скромно одетый и без рангового кольца. Зато с аурой старшего мастера-сапфира. Нехилое я осиное гнездо разворошил.

— Ну, что у нас здесь? — с ленцой спросил господин с золотым перстнем. — Вы же Черкалин? Вам должны были по моему поводу позвонить.

— Я Черкалин, ваша светлость. Меня предупредили невовремя о вас.

Сиятельство задрало бровь, но, мне кажется, Черкалин хотел сказать «заблаговременно». Сила! Ещё немного в этом дурдоме, и я смогу к подполковнику на службу устроиться. Переводчиком с Черкалинского на человеческий.

— Преступник запирается, ваша светлость, как раскрытая книга. Но мы его прочитаем!

— Всё так. Прочитаем. Но без вас, драгоценный господин Черкалин. Оставьте нас с молодым человеком наедине.

— Эээ. Ваша свтлст. Не положено. Присутствовать должен. Это управление, а не пыточный подвал вам, простите, если что так.

— Скройся уже, Черкалин! Иди кофе попей в своём кабинете. Когда ты вернёшься, парень ничего не вспомнит. И нас здесь уже не будет.

— Понимаю, ваша светлость! Но повреждать задержанного запрещено. У нас и так показатели ниже гор…

— Всё будет нормально. Никого не повредим. — Светлость взял подполковника за локоток и буквально вытолкнул в коридор. После чего повернулся ко мне. — Не повредим, если ты добровольно сотрудничать будешь. И если не виноват в убийстве моей племянницы. А если виноват… В его голосе послышалось рычание. Глаза вспыхнули фиолетовым огнём. — Я сниму с тебя шкуру. Вживлю туда душу и нервы. Оставлю чувствительность. А шкуру буду использовать в качестве ковра.

Я аж чуть не прослезился. Как будто вернулся в старые добрые времена, когда кланы творили, что хотели, наплевав на законы и чьё бы то ни было мнение. Силы и умения этому типу, кстати, хватит, чтобы свои угрозы осуществить. Да вот только теперь не старые времена. К сожалению, для меня и к счастью для него.

Менталист неожиданно метнул в меня «Забвение». Я сделал вид, что заснул и упал вперед, довольно натурально и чувствительно приложившись лбом об стол.

Неприметный типчик подошёл ко мне и положил руку мне на голову, выпустив ауру.

Комедия закончилась. Во втором акте пьеса сменила жанр.

МЕНТАЛИСТ: выпустил щупальца ауры