Глава вторая

Два воина медленно подъезжали к небольшой деревушке. Лошади то и дело поскальзывались в грязи, вызывая нескончаемую ругань всадников. Воин помоложе, известный в кругу наемников, как Владий, едва сдержал удовлетворенную улыбку, заприметив вдали хоть что-то, отдаленно смахивающее на постоялый двор. Метнув на друга победоносный взгляд, он осторожно направил коня вдоль поваленной ограды к распахнутым настежь воротам.

Облегченно выдохнув, воины спрыгнули на землю. Владий взъерошил длинные русые волосы, огляделся и ворчливо заметил:

– Слава богам, добрались.

Поправив меч, он покосился на спутника, такого же широкоплечего, стройного, как и он сам, однако далеко не столь импульсивного в поступках.

Отведя уставших коней под навес, они вошли внутрь и устроились у стены, подальше от досужих взглядов. Подошел хозяин, как-то бочком, по-воровски. Не поднимая глаз, молча кивнул в ответ на резкий приказ принести вина усталым путникам.

– Странное место, – вновь подал голос Владий, скользнув задумчивым взглядом по бледным, будто бы припорошенным страхом, лицам. – Пришибленный здесь какой-то народ.

Миробой по привычке нахмурился, поднял ледяные темные глаза на хозяина.

– Эй ты, что у вас тут произошло? Чего у всех вид, как у живых мертвецов?

Тот вздрогнул, едва не выронив из рук тяжелый глиняный кувшин. Быстро оглянувшись, нагнулся пониже:

– От ночи еще не отошли. Думали вообще до утра не дотянуть. Вам повезло, что не прибыли раньше, а то б застали и ливень с вихрем, и белые всполохи на черном небе. Тьма как живая надвигалась одной страшной стеной. К рассвету вроде как успокоилась, но мы люди старые, во временное затишье не верим.

– Ясно, – нехорошо прищурился Владий. – Веселый край, как я погляжу. Даже и не знаю, остаться здесь или дальше поехать. Домишки у вас слабенькие, а уж после такой ночи вообще, неровен час, упадет бревно на голову, пришибет – и не видать нам княжеской дружины во веки веков. А нечисть, случаем, к вам не заглядывает? – неожиданно спросил он и озорно рассмеялся, увидев страдальчески исказившееся лицо хозяина. Вскинул обе руки. – Да я так спросил, на всякий случай. Не пугайся. Нам бы комнаты на две ночи.

– Будут, – кивнул тот. Принял плату, зорко следя за каждой монетой, опускающейся в его широкую ладонь. Взгляд, то ли испуганный, то ли настороженный, прошелся по их нехитрому вооружению, будто оценивая, насколько серьезной защитой оно может послужить его заведению в случае беды. И лишь после этого соизволил отойти.

– Ты чего людей пугаешь? – с укором спросил Миробой. – Они тут и так едва живые ходят, а ты им еще нечисть пророчишь. Все-то тебе надо перевернуть с ног на голову.

– Напугаешь их, как же, – широко зевнул Владий. – И не ворчи. Скучно мне, понимаешь?

– Вчера лишь из драки еле живой выполз, а сегодня, глянь-ка, уже затосковал. Ну иди, свяжись с кем-нибудь. Развейся.

– С кем? – Воин приоткрыл один глаз, осмотрел полупустой зал, ответил сам себе. – Не с кем. Одно мужичье.

– Ничего. – Неодобрительный прищур друга сказал ему все яснее слов. – Насколько я тебя знаю, препятствием это не было никогда. К тому же внешность обманчива, вспомни, как нас однажды отделали в похожем селении. Едва отбились.

– Бешеные люди, – с отвращением пробормотал Владий. – Заезжий колдун тогда неплохо постарался и ведь ускользнул. Ловкий оказался, зараза. Может, и здесь кто обитает, с чего бы еще такой переполох – тьма, молнии. Больно знакомо, тебе не кажется?

– Нет, – отрезал Миробой. – Не лезь в это. Мы едем устраиваться в дружину, тебе ясно? И давай не будет отвлекаться.

– Как хочешь. Не сердись, – недовольно поморщился тот. – В дружину, так в дружину. Просто мне кажется странным, что все так совпало с нашим приездом. Можно и поспрашивать, не объявлялся ли тут наш старый знакомый. То-то будет встреча.

– Без меня, – мрачно отозвался Миробой и поднялся. – Лично я пошел наверх, отосплюсь. Пока есть такая возможность. И ты пожалеешь, если меня разбудят раньше срока по твоей вине.

Посмотрев ему вслед, Владий незаметно состроил гримасу и жестом подозвал хозяина.


Открыв глаза, она обнаружила, что лежит около озера в полумраке робкого рассвета. Четырехцветная радуга все еще мельтешила перед глазами, заслоняя медленно поднимающееся солнце. День начинался светлый, живой, ярким багряным румянцем все смелее озаряя раскинутые деревья, поломанные стволы. В лесу стояла странная пугающая тишина, словно все живое затаилось, и хруст сухого сучка под ногой, шелест листвы казались слишком громкими, оглушающими. Воислава крадучись шла к дому, но выглянув из-за деревьев, недоуменно раскрыла глаза – черная перепаханная земля быстро зарастала диким кустарником, кое-где поднимались молодые окрепшие веточки, тянулись к солнцу. Деревни не было.

Что-то непонятное, чужое скользнуло перед лицом, потянуло ее за собой, прочь из этого места. Воислава вздрогнула и сгорбившись, молча пошла за неясным чувством, выманивающим ее на дорогу.

Семша, соседнее селение, встретило ее после полудня непривычно безлюдными улицами, но раскалывающая голову боль помешала Воиславе отметить эту странность. Она знала только одно – дичь, не раз проданная ею Семину, владельцу единственного здесь постоялого двора, поможет отыскать хотя бы временный приют. Он, конечно, человек прижимистый, но не такой плохой, каким желал подчас казаться, а она сейчас ох, как нуждается в отдыхе. Причем по возможности длинном и спокойном, а еще лучше бесконечном, потому что жить дальше не очень-то и хотелось. Внутри мало-помалу просыпалось другое желание – запрятаться как можно глубже и выть, словно раненый зверь, оплакивая разлетевшуюся вдребезги жизнь. Да только что это меняло, что давало, кроме полного отчаяния, в то время как ей просто непозволительно быть слабой. И она шла вперед, смахивая кончиками пальцев предательские слезы.

В заведении Семина было сравнительно мало народа, но шум стоял как в потревоженном улье. Покачивающийся здоровяк доказывал что-то соседу, при этом звучно бил кулаком по дубовой столешнице с опасностью расколоть ее надвое каждым следующим ударом. Соревнований "кто кого перепьет" сегодня не было, что явно печалило хозяина. Семин с потемневшим лицом стоял вдали и созерцал невеселую картину, но заметив ее, соизволил выдавить жалкую улыбку.

– Что Рынск? – коротко осведомился он. Сузившиеся глаза прошлись по ее потрепанной одежде и исцарапанному лицу.

– Деревни больше нет, Семин, – отстраненно произнесла Воислава, глядя себе под ноги. – Я заночевала в лесу и лишь потому избежала смерти. Не знаю, что творилось ночью, но от Рынска не осталось ничего и никого. – Даже пепла от нашего дома. Даже могилы моей матери. – Я осталась одна. Совсем.

– Этой ночью?! – поразился Семин. – А у нас ничего. Зато три дня назад мы с искренним удивлением встретили рассвет. Сильно сомневались, что это вообще возможно после ночного светопреставления.

"Сколько же времени я провалялась в лесу?", – пронеслось в голове у Воиславы. Видимо, она побледнела, потому что Семин смотрел на нее тревожными глазами.

– Помоги мне, – сипло попросила она, – позволь пока остаться у тебя. Я здесь больше никого не знаю. Мой лук при мне, и я буду добывать дичь для твоей таверны, ты же знаешь.

Он задумался, перебирая в голове все возможные варианты ответа, даже открыл было рот для решительного отказа, но в последний момент передумал. Не больно-то хорошо обстояли его дела в последние дни, чтобы вот так запросто выгонять лишнего работника. Да и вообще…

– Хорошо, но недолго, – сделав недовольное лицо, предупредил Семин. – Постояльцев у меня пока мало, так что комнатку подберем, Горена покажет. А там посмотрим. В долгу всяко не останешься, – с неприятным намеком произнес он и осклабился.

Воислава устало кивнула и пошла за девушкой, спотыкаясь о каждую ступеньку. Самую верхнюю задела так, что едва удержала равновесие. Дочь Семина настороженно оглянулась, но она даже не заметила этого, вся во власти туманных картин, оставляющих во рту горьковатый привкус. В каждой из них почему-то было много темного. Воислава попыталась ухватиться за это слово, но оно ушло безвозвратно, совсем как те, кого она любила.

Утро, противореча своей природе, облегчения не принесло, и хотя она рано покинула постоялый двор, стремясь в лес, где всегда чувствовала защиту, ничего не изменилось. Воислава по-прежнему казалась чужой сама себе. Даже здесь. Заемные стрелы быстро находили цель, только радоваться этому не хотелось. Мир умер для Воиславы. Или умерла она сама, та, что была.

Семин без единого слова принял ее нехитрую добычу, уронив на ледяную ладонь несколько увесистых истертых кругляшков. При этом странно посмотрел в ее застывшие черные глаза, словно подозревая что-то, но тут же отвернулся. Этот колючий незнакомый взгляд напугал его, заронив сомнение в том, а осталась ли в нем хоть капля теплоты. И самое страшное – Семин все больше склонялся к мысли, что тьма выжгла Воиславу до дна, добравшись даже до самых укромных уголков, опустошила саму душу. Только вот не до того ему было, чтобы плутать в чужих кошмарах. Народу в таверне прибавилось, а значит и работы. Между тяжелыми скамьями сновала его дочь и еще пара работниц из местных, едва удерживая в руках выщербленные деревянные подносы с едой и грубыми глиняными кувшинами.

Ловко увернувшись от чьих-то липких объятий, Воислава тронула Горену за плечо. Та метнула на нее неприязненный взгляд:

– Что тебе? – В сухом голосе отчетливо слышалась нотка вызова.

Воислава с трудом сдержала резкий ответ, так и рвущийся с языка. Произнесла спокойно и холодно, зная наперед, что угодит прямо в цель:

– Не подскажешь, где бы мне побыстрее раздобыть одежды? Не обязательно новой.

Мутновато-голубые глаза разгорелись жаром алчности. Тяжелый поднос опустился на грязную столешницу, игнорируя пьяные выкрики посетителей.

– Тебе какой? Я могу принести, – живо ответила она, вытирая руки о мятый передник.

– Мне бы простую рубаху, штаны, плащ, – задумчиво перечислила Воислава. – Примерно, как сейчас на мне, только попрочней.

– Это можно, – кивнула Горена, окинув ее быстрым взглядом. – Я принесу тебе в комнату.

Насмешливо прищурившись ей вслед, Воислава рывком освободилась от чужих пальцев, вцепившихся в ветхую ткань рукава, толкнула кого-то локтем в бок и пошла вперед, видя перед собой только старую лестницу. Тяжелое дыхание и жадные взгляды никогда не были для нее неожиданностью, тем более здесь, где за звонкую монету можно было заполучить любую из женщин, передвигающихся по залу с тяжелыми подносами. Она даже догадывалась, откуда в Семине вдруг проснулась доброта, почему он не только согласился выделить ей комнатку, но даже заплатил за дичь. Ничего, она все вернет, а потом уйдет тихо и незаметно.

Горена влетела как ветер. Запыхавшись, вывалила на колени Воиславы одежду и впилась взглядом в быстрый ручеек тускло поблескивающей мелочи. На короткий миг все окружающее перестало для нее существовать, был только приглушенный звон, обещающий несколько часов ненадежной свободы вне постоялого двора. Семин внизу громко позвал дочь и она вздрогнула и дернулась к двери, страшась ярости отца даже больше других работников. Кому как не ей было знать, чем может обернуться не то, что неосторожное слово, а даже взгляд или как сейчас недостаточно быстрый отклик на его зов.

Воислава вспомнила мгновенную искру животного ужаса в глазах девушки и подкинула кошель на ладони, отметив, что он вообще перестал что-либо весить. Оставшейся пары монет хватало разве что на еду, но это было только к лучшему. Не хотелось уходить из этого селения, оставаясь должной Семину. Она должна отрезать все пути отступления, раз желает забыть о прошлой жизни.

Закинув старую одежду в угол и набросив темный шерстяной плащ, Воислава спустилась вниз. Народ, явно празднуя счастливое спасение от стихии, гулял на славу: с размахом, дракой и, как водится, крайне плачевными последствиями для хозяйства Семина. Все ближние места были заняты, но чуть поодаль, у стены, Воислава разглядела только двоих сидящих за большим крепким столом. И это в забитом-то зале?! Одни они сидели явно неспроста, но ожидание других свободных мест казалось делом не столько долгим, сколько напрасным, а потому, вздохнув, она направилась прямо к ним…


Расставшись со спутниками, Титамир, нахлестывая коня, помчался в Миронол. Перед глазами стояло прощание с Малитой, ее слова, звучавшие словно обещание. Некстати в памяти всплыла шутливая полупросьба-полупредупреждение не задерживаться слишком долго. И хотя ветреный воин не был склонен к долгим привязанностям, на этот раз все, даже его друзья, обычно встречавшие новое увлечение циничными улыбками и затаенным сочувствием, вполне справедливо считали дело женитьбы решенным. Да и сам Титамир с опозданием и неохотой, но таки склонялся к этой же мысли.

Влетев в деревню, он галопом направил Вихря прямо к дому ее родни, по пути едва не задавив нескольких селян и заставив встать посреди дороги тяжелую повозку. Впряженная в нее лошадка, низкорослая и тихая, отказывалась внимать приказам своего хозяина, даже несмотря на угрожающий свист кнута над головой. Темная полоса, промчавшаяся перед самой ее мордой, напугала кобылу так, что она сначала застыла, а потом вдруг неожиданно понесла. Раздались тревожные крики, женский визг и повозка опасно накренилась, а потом и вовсе завалилась на бок, роняя на землю приготовленные на продажу серые тюки.

Позади послышалась отборная ругань, но Титамир, и не подумав останавливаться, осадил коня лишь возле знакомых ворот.

Спрыгнув на землю, он распахнул как всегда незапертую дверь и крикнул:

– Малита, встречай! Я вернулся.

Всплеснув руками, к нему подбежала Залишна, крепко обняла и уткнулась в плечо. Лицо женщины было одновременно и радостным, и напряженным. Глаза она отводила, пряча взгляд, даже голос прозвучал как-то незнакомо, резанув ухо странной надтреснутостью.

– Титамир! Неужели приехал… – Вдова неуверенно улыбнулась и потянула его на скамью. – Устал с дороги, знаю.

Недобрые слова рвались с языка, но она сдерживала себя, боясь накликать беду. Соседи проходили мимо, заглядывали во двор, и тихий шепоток молотом бил в спину, предупреждая, что правды не утаить. Слишком мал Миронол, вся жизнь на виду. Не скажет она, непременно найдутся другие.

Вдруг решившись, вдова вскинула голову. Сказала твердо и устало:

– Малиты нет. Не живет она здесь больше. И хорошо, что так.

– Это как "не живет"?! – напрягся Титамир. – Да где она?

– Полторы недели тому замуж вышла, – медленно проговорила Залишна и успокаивающе погладила воина по плечу. – Сказала, что зря тебя ждала, когда тут такое счастье под боком. Вот и правильно. Пусть лучше его мучает, чем тебя.

Титамир помолчал минуты две, потом недобро прищурился, обронив лишь одно слово:

– Верну.

– Зачем? – удивилась вдова. – Не стоит.

Она сказала это так спокойно и уверенно, что он понял – дороги назад нет. И тут же растерялся:

– Ведь обещала…

Ветерок взъерошил короткие волосы, закружил по двору пыль, надеясь привлечь к себе внимание. Титамир тупо смотрел в одну точку, не зная, что еще сказать, да и стоит ли, когда и так все ясно. День померк, ритм биения сердца замедлился, а вместе с ним и жизнь.

– Кто же муж? – с некоторым опозданием оскорбленно спросил он и заскрежетал зубами от боли предательства. Правда, в глубине души еще теплилась слабенькая надежда, что Малиту можно вернуть. Если захотеть. А он хотел.

– Вирон Милонянович, – осторожно ответила женщина.

– Купец?! – поразился Титамир. – Но ведь она отказала ему три года назад. Меня когда повстречала.

– Тогда отказала, а теперь приняла.

Залишне сделалось не по себе от его вспыхнувшего взгляда и она поспешно зачастила, надеясь оттянуть развязку, сбить вздымающуюся волну гнева.

– Один ты в ней хорошее видел, а я, мать, знаю, кто она самом деле, хоть и дочь мне. Глядя на твою любовь, думала, переломится, получше станет, да нет.

– Но почему? – вновь тупо спросил Титамир. – Понимаю, два года не виделись, большой срок. Может, сам виноват, что так произошло, но все равно…

Он поднялся со скамьи, поправил меч, задержав руку на широкой рукояти.

– Узнаю, – твердо произнес воин, кривя губы в горькой усмешке, – пусть сама все скажет.

Вдова подскочила следом, ухватилась за руку, судорожно соображая, что бы еще такого сказать, лишь бы не дать ему уйти.

– Не пущу! Ты мне всегда как сын был, – из глаз доброй женщины вмиг брызнули слезы, – дороже родной дочери. Не хочу, чтобы она и тебе жизнь поломала. Элина вон на тебя заглядывается, только вчера прибегала, спрашивала, не вернулся ли.

– Элина? – Титамир невидяще уставился в землю. – Пусть так, но я все равно спрошу.

Осторожно отодвинув Залишну, он вышел на улицу. Вихрь поднял голову, посмотрел умными глазами и принялся дальше преспокойно щипать траву. Титамир походя потрепал его по гриве, рассеянно посмотрел вдаль. Где живет купец знать было необязательно, хватало и простой смекалки, чтобы угадать, чье же это жилище соседствует с домом старосты, заметно выделяясь среди прочих нехитрых деревенских строений.

Подойдя к воротам, Титамир со всей силы грохнул по ним кулаком, вымещая гнев. Жалобно завыли собаки, попрятавшись под крыльцо. Выбежавшая челядь нервно переглянулась, вмиг догадавшись, кто это пожаловал в гости. Жениха Малиты в селении и уважали и побаивались. Хотя бы потому, что последние события на мирный лад точно не настраивали и вместе с тем не позволяли всем желающим оставаться в стороне.

Хлопнула дверь и растолкав людей во двор вышел Вирон. Жестом приказал впустить незваного гостя. Светло-серые глаза оценивающе скользнули по пыльной одежде воина, чуть задержавшись на потертой рукояти меча, а потом впились в лицо.

– А-а-а, – протянул он. – Титамир… Буянишь? Чего тебе?

– Малиту видеть хочу, – зло бросил тот и начал обходить Вирона по дуге.

Купец сделал шаг в сторону и заступил ему дорогу. Титамир в ответ угрожающе потащил меч из ножен.

– Уходи! – вдруг звонко крикнула появившаяся на пороге молодая женщина. В ее глазах испуг смешался с виной, застыл на секунду и исчез, уступив место неприкрытой ненависти. – Мать передала тебе мои слова? Передала, знаю. Так вот ничего нового я не скажу, не надейся.

Сбежав с крыльца, она встала у мужа за плечом, чуть склонив голову набок. Злость во взгляде мигом испарилась, по губам скользнула непонятная улыбка.

– Я ведь тебя предупреждала, думала, прислушаешься, а теперь поздно. Так что уходи, Титамир, и зла не держи. Все прошло.

Неприятные нотки проскользнули в ее голосе. Будто жалела его эдак злорадно. Мстила. И это как хлыстом стегнуло воина. Молча он смотрел, как она поворачивается к нему спиной и идет обратно к дому.

Вирон растянул губы в слабой улыбке и перевел насмешливый взгляд на Титамира. Купец был достаточно умен и точно знал, что последует дальше. Он успел подготовиться, а потому внезапная ярость обманутого воина, прямо таки швырнувшая того вперед, не стала для Вирона неожиданностью.

– Убью-ю-ю! – зарычал Титамир, отбрасывая меч и выставляя кулаки.

Вирон ухмыльнулся и сделал крошечный шаг назад. Между ним и воином тут же вклинилось двое телохранителей, его неизменных спутников во время путешествий по чужим землям. Обычно им хваталось мимолетного взгляда, чтобы оценить ситуацию и именно это уже не раз спасало купцу жизнь. Но он не учел одного – сейчас вокруг был ни незнакомый город, ни лес, таящий в себе опасности вроде отравленной стрелы, летящей прямо в глаз. Здесь его родное селение, где Вирона, говоря по правде, уважают далеко не все.

Привлеченные шумом и криками, люди сбежались слишком быстро, благо Титамира все знали в лицо. Кто просто поглазеть, а кто, неимоверно обрадовавшись такому повороту, и подмогнуть оскорбленному в лучших чувствах воину или купцу, неплохому, в общем, человеку. Вторых, правда, было меньше. Въехать в глаз за что-то свое, наболевшее, хотелось многим, а тут такой случай, как упустить. Потому дальнейшее походило на обычную драку, но с размахом. Титамир бил всласть, тем более, что опыт в этом имел – прочим на зависть. Слепая ярость, на миг затуманившая сознание, поугасла, оставив лишь азарт, желание выпустить пар, съездив по роже самому Вирону. Но купец был далеко, и сам в драку лезть не желал, поэтому приходилось пробираться своими силами. Поведя плечом, Титамир скинул навалившихся сзади, в придачу от всей души наподдав сапогом. Двое мужиков рядом удерживали друг друга за руки и бились лбами как бараны, хотя изначально, это воин хорошо помнил, встали на его сторону. Теперь интересы, видимо, разошлись. Как у многих других. Все это он отмечал краем глаза, безостановочно нанося удары, чтобы как можно дальше продвинуться вперед, как вдруг наступила тьма…

Слабо застонав, Титамир пошевелился и сразу же понял, насколько неудачной была затея не только обзавестись постоянной подругой, но еще и драться из-за нее невесть с кем. Помнится, раньше подобных проблем у него не возникало и не сказать, чтобы он сильно страдал по этому поводу. Глухая головная боль, всколыхнувшаяся от малейшего движения, служила тому еще одним молчаливым подтверждением.

Медленно открыв глаза, он поморгал раз, другой, но темнота казалась непроницаемой. Где бы его не бросили, лучам солнца пробиться сюда явно было нелегко.

Приподнявшись на локте, Титамир провел рукой по шершавой стене, ища хоть что-то, отдаленно смахивающее на опору. Ухватившись за какой-то выступ, он с трудом отодрал себя от холодной утоптанной земли, покачиваясь, распрямился в полный рост и сладко потянулся до хруста в суставах. Оглядываться не спешил, и так хорошо представляя себе в какую дыру угодил на этот раз. Подобные места были им давно и хорошо изучены как в одиночку, так и в компании друзей, а потому повернувшись, Титамир ничуть не удивился, разглядев хмурое ночное небо за неизменной решеткой. Ну, откуда-откуда, а из темниц он наловчился выбираться уже на третий месяц бродячей жизни.

Пальцы заскользили по холодным земляным стенам, под каблуком дернулась и затихла крыса. Наконец, он нащупал шершавую дверь из темного дерева и разбежавшись, впечатался в нее плечом. Каково же было его изумление, когда оказалось, что несмотря на кажущуюся ветхость, дверь стоит насмерть.

Сверху мгновенно послышались крики:

– Эй ты, тихо там! А то еще всыпем – навсегда успокоишься.

– Меч мой верните! – проорал в ответ Титамир.

– Громадина твоя у старосты на хранении. Ворачивать не велено… Староста тебе за погром семь дней наказал сидеть, а затем решать будут, что с тобой дальше делать. Так что отдыхай там, лиходей. Из темницы тебе все равно не выбраться, она специально для таких, как ты выстроена. Испытанная много раз.

Титамир схватился за голову – семь дней! Перед глазами мелькнули хмурые лица друзей, ждущих его где-нибудь в придорожном трактире, а тут такой срок… Но подрался все равно славно. Жаль, Вирону не успел заехать.


– Задерживается что-то Титамир, – хмуро бросил Миробой. – Наверняка по дороге не удержался от соблазна прибить кого-нибудь, список побед пополнить.

– Да улыбнись ты, – беззаботно пожал плечами Владий. – У него невеста два года тосковала, теперь быстро не отпустит. Никуда не денется, явится ближе к ночи.

– Но мы его здесь уже два дня дожидаемся да и Малита не из тех, кто долго не может утешиться, – возразил тот. – Что-то мне подсказывает – ввязался наш друг в очередную неприятность и один выбраться не может.

– Не прибудет сегодня, завтра же с утра и отправимся, – покладисто предложил Владий. – Решено! Вдвоем нам в княжеской дружине все равно не бывать. Договаривались все – все и будем пытать счастья.

Миробой открыл рот, чтобы отчитать друга за легкомыслие и вдруг недобро повел глазами на кого-то за его спиной. Оглянувшись, Владий увидел закутанного в черный плащ незнакомца невысокого роста. Тот застыл рядом, отворачивался, пряча лицо.

– Извините, но… – начал Владий.

– Здесь занято! – рявкнул Миробой и поймал укоризненный взгляд друга.

– Я вас не стесню, – глухо ответил незнакомец и сел на дальний угол скамьи.

Теперь Воислава поняла, почему они сидели вдвоем. Такой прием, наверное, оказали не ей одной, но нестерпимый голод придавал смелости и уходить она не собиралась.

– Успокойся, друг, – тихо произнес Владий. – Оставь, мы ведь все уже обсудили. Уедем завтра на рассвете, а пока перекусим как следует.

– Хорошо, – неохотно кивнул тот. – Просто не люблю я чужих.

– Я знаю. Ты ровно девица: "люблю, не люблю", – серьезно сказал воин, игнорируя сердитый взгляд Миробоя, и нетерпеливым жестом подозвал хозяина:

– Тащи жареного гуся пожирней и кувшина два вина. Да смотри, не кислятины как обычно, а то опять получишь.

Тот послушно закивал и посмотрел на Воиславу. В водянистых глазах проскользнула догадка и уголки его рта недобро опустились. Кажется, он понял, что добыча собралась ускользнуть из его рук и теперь раздумывал, как лучше всего этому воспрепятствовать.

– Мне бы хлеба и воды, – попросила девушка, мельком взглянув на Семина, и тут же опустила голову, уставившись в стол.

Среди такого количества народа она чувствовала себя неуютно, хотелось сжаться, сгорбиться, стать понезаметнее.

Ты не знаешь, как жить дальше? – Призрачный голос, казалось, звучал прямо в голове.

– Кто это? – вздрогнула Воислава. Воины сразу же покосились на нее, один показал жестом, что человек, видимо, не в себе.

Я Темная воля. Ты можешь разговаривать со мной мысленно. Я хочу помочь, поэтому слушай внимательно… Сила, что перешла к тебе, раньше принадлежала еще восьмерым людям, таким же одиноким, как ты, чуждым суете этого мира. Но лишь трое использовали ее и каждый раз мне заново приходилось искать другого хозяина. Все это было так давно. Сейчас Силой владеешь ты, используй ее, тебя ведь ничего не держит. За тобой уже посланы всадники Тьмы и Света. Выбери, с кем пойти, а дальше я буду направлять тебя.

А если я не сделаю выбор?

Тебя убьют. Либо выберешь одну из сторон, либо окажешься между ними в качестве врага. Такая сила ослепляет. В одиночку ты будешь опасна. Недалеко отсюда есть развилка, две дороги для таких, как ты. Простому человеку они не видны. Иди туда. Впрочем, можешь поступить со мной так же, как Велена, но она сделала это ради любви, а ради чего тебе отказываться от меня?

Но ведь мама еще долго жила после своего выбора, не так ли?

Разве это долго? Впрочем, сколько бы она не прожила, своей смертью ей было не умереть. Годом раньше, годом позже, но ее убили. Подумай хорошенько, тот путник к вам не случайно забрел, его завели, направили куда надо, а дальше и вмешиваться не пришлось, сам все сделал. Если ты поступишь как Велена, то твой конец будет таким же…а может, и хуже.

Скажи, Воля, какая сторона повинна в…

Не могу, это может повлиять на твой выбор, сделать его необдуманным, импульсивным.

Но чем мешала мама? Она ведь ничего не делала, просто жила, как обычные люди.

В ней дремала сила, одинаково нужная и Свету и Тьме. Ее жизнь – это время, потраченное впустую, полное бездействие. Смерть же высвободила дар и передала его тебе, вновь заставляя служить. В случае нового отказа все равно найдется тот, кто им воспользуется. Так что если хочешь отказаться, то говори сейчас, потом будет поздно. Думай, решай…

Голос исчез, оставив после себя слабое эхо прощальных слов и ощущение тянущей пустоты в груди. Воислава неторопливо доела краюху теплого ароматного хлеба, уронила на стол тоскливо звякнувший кошель и как ловкий ночной хищник скользнула к двери. Семин, занятый посетителями, даже не заметил ее ухода, только Горена метнула вслед взгляд, полный неприкрытой зависти.

Остановившись на крыльце, девушка подняла голову, задумчиво глядя на вкрапления мерцающих искр в черной гуще небосклона. Воля права, ей нечего терять и идти тоже некуда. Воислава протянула к звездам руки, словно прося у них совета, но они только холодно молчали, несмотря на ее молящий жест.

"Тебе прямо", – вновь подсказал знакомый голос и порыв ветра ударил в спину, подталкивая ее к древнему темному лесу. Совсем недавно он казался Воиславе насквозь знакомым, пропитанным теплом и дружелюбием. Теперь же, нависнув над нею, лес предстал таким одновременно величественным и мрачным, как никогда до этого.

– Мне туда?

– Нет, присмотрись внимательней.

Воислава прищурилась – и под ногами обнаружилась серебристо-серая узкая тропинка, в отдалении расходящаяся в противоположные стороны. Абсолютно одинаковые, они отличались лишь направлением. Место осталось только для одного шага, дальнейший путь закрывал низкий серый туман.

Воислава опасливо ступила на тропинку и по щиколотки погрузилась в мягко мерцающее серебро. Сделала еще несколько осторожных шагов и пошла чуть быстрее, беззаботнее, остановившись только на распутье.

Повернуть назад уже нельзя, так что делай выбор сейчас, – посоветовал голос. – Налево – Тьма, направо – Свет, отступишь – смерть.

Она ступила налево, не задумываясь почему и зачем. Злость, гнев, обида перечеркивали другой путь, делали его непонятным и чужим. Из тумана навстречу ей выступил облаченный в черное всадник на вороном коне, а за спиной печально покачал головой золотистый витязь на снежном скакуне. Поворотив его твердой рукой, он скрылся в тумане. Зеленые глаза, те самые, что видела перед смертью Велена, распахнулись в изумлении и сразу потемнели до черноты. Секундное непонимание быстро сменилось нарастающим ужасом, словно правда только сейчас дошла до сознания Воли. Полупрозрачная тень качнулась, как бы желая убежать, но выбор был сделан. Молча наблюдала она, как Ночь помог Воиславе забраться на коня позади себя, тронул его каблуками и исчез вслед за Волгой…


Вокруг была странная липкая темнота, только под ногами слабо поблескивала тропа, уходящая в Никуда.

– Иди за мной, Воислава, – послышался тихий и словно надтреснутый женский голос.

Оглянувшись, она увидела колышущуюся тень с человеческими очертаниями, ростом чуть выше себя. Горящие зеленоватые глаза казались до краев наполненными непонятной тоской.

– Я Темная воля. Здесь мой дом. – Она немного нервно поплыла вперед и тьма рассеялась, открыв большое свободное пространство, огромную комнату со стенами, сотканными из тьмы. На противоположной стороне виднелась тускло поблескивающая винтовая лестница, уходящая верхом в непроглядный мрак.

– Не притрагивайся к стенам, – предупредила Воля, – иначе попадешь в Неизведанное. Ты сделала выбор и теперь моя очередь выполнять обещание. Да, выполнять, – повторила она со странной интонацией. – Начнем с того, что с этого момента здесь не только мой дом, но и твой, и я сделаю все возможное, чтобы научить тебя правильно управлять Силой, держать ее под контролем. Объясню, что делать и как жить.

Призрачное лицо Воли казалось бесстрастным, но в глубине глаз застыло непонятное выражение, словно она так до конца и не осознала сложившееся положение.

– Теперь ты можешь сказать мне, кто виновен в смерти мамы? – В дрогнувшем голосе Воиславы угадывалась боязнь ответа. Лишь бы не та сторона, которую она выбрала, лишь бы…

– Когда существует препятствие, мешающее, как Тьме, так и Свету, – очень тихо произнесла тень, – интересы сходятся. Потому гибель Велены – это усилия обеих сторон. Различие лишь в том, что Свет действовал более тонко, незаметно, а Тьма напористо, не скрываясь.

– Но кто-то должен был стараться больше?!

– Да, но я не скажу, кто, – твердо ответила Воля. – Это не запрещено, но я просто не могу… сама себе в этом признаться, – добавила она тише, с оттенком горечи в прерывающемся голосе.

– Что было, если бы я выбрала Свет?

– Ты все равно оказалась бы здесь. Это мой долг – подготавливать слуг сумрака вне зависимости от их пути, – и снова в голосе проскользнули печальные нотки.

– Слуг Сумрака?

– Сумрак – неопределенность, ни Свет и ни Тьма. Люди в большинстве своем рождаются, уже принадлежа к светлой или темной стороне. Это видят далеко не все да и осознают немногие, вот только изменить ничего уже нельзя. Но слуги сумрака или колебатели – люди без определенного пути. Они могут выжить, только имея силу. Имея и используя ее. Без этого скорая смерть, потому что они не такие. К сожалению, верить в это не хочет никто. Из восьми пятеро умерло раньше срока… по-разному, но не сами, а как Велена. Каждая их смерть – большая потеря. Слуги сумрака – убийцы. Они увеличивают силу Тьмы или Света, поддерживают вечную войну, не давая миру впасть в застой и разрушиться самому. В тебе так много боли и неистовства, что ты станешь идеальным Убийцей. Доверься мне, и о тебе будут помнить вечно. Просто попытайся всегда оставаться собой, даже если это будет очень сложно…


В темном камине слабо трепыхался огонь, похожий на пойманную оранжевую бабочку с безжалостно оборванными крыльями. Вдалеке, за длинным овальным столом шла неспешная беседа, но слова доходили только до ушей избранных, тая в воздухе под действием крохотного, но очень мощного заклинания. Звучание голосов рассекало сгустившуюся над столом тьму, обжигало яростью, то и дело прорывающейся наружу.

Темный силуэт приподнялся с кресла, ледяные глаза цвета стали скользнули по присутствующим, пробуждая в памяти еще свежие картины, ранящее напоминание о собственном бессилии. И словно в аккомпанемент им зазвучали отрывистые фразы, разрывающие воздух подобно ударам бича.

– Мы долгое время подавляли свою ненависть, унижались, теряли лучших бойцов. Светлые убийцы нанесли нам, как они полагали, сокрушающие удары, загнали в норы, словно побитых собак. Мы отступили, дав им возможность ликовать, сполна отпраздновать победу над Тьмой, а потом тихо, осторожно устранили их со своего пути. Теперь убийца на нашей стороне и мы должны воспользоваться его мощью, собрать воедино затаившиеся силы, и свергнуть Свет с его престола.

– Один человек – это очень мало, как бы силен он ни был, – безразлично возразил ему чей-то вялый голос. – Да и Свет вряд ли позволит нам подняться с колен. Он всегда мнил себя первым, шел на все, чтобы втоптать нас в грязь, загнать подальше и поглубже.

– Убийца не будет одинок. Я воззвал к Спящим.

– Но это невозможно! Они неуправляемы! Слишком древние и своевольные…

– …будут покорно сидеть на нашей цепи и делать только то, что им велят. Никогда раньше у нас не было такой возможности! Убийцы всегда выбирали Свет. А теперь Воле придется считаться с нами. Ее знания подымут Спящих из могил и позволят нам держать их в узде.

– А она не может предать нас? Всегда служила только Свету и вот теперь оказалась в стане врагов. Ее мысли закрыты для нас, скажет одно, о другом промолчит, а мы погибнем.

– Риск есть, и избежать его нельзя. Если Воля станет помехой – рассеем ее. В конце концов, она обыкновенная тень. Кто станет жалеть, если одной тенью станет меньше?

– Но ее нельзя трогать! Есть закон…

– Не нами утвержденный. Так что и соблюдать его мы не обязаны.

– Значит, готовимся к последней битве? – голос с глубоким почтением обратился к до сих пор хранившему молчание хозяину.

– Да. Собирайте все силы… Иди ко мне, Сеам, – властно приказал тот.

Огонь в камине пригнулся к полу, вытянулись короткие песьи уши, пасть. Раздвоенный язык пополз во тьме, оставляя за собой горящую полосу, осторожно притронулся к руке хозяина.

– Хочешь есть? Знаю, хочешь. Ты ненасытен, как всегда. Скоро я выпущу тебя на волю…


Ночь накрыла Веалон смутной тревогой, окутала окрестности своими сетями, будто намереваясь вовлечь в новую опасную игру. Раошен пристально смотрел на звездное небо, зная, что ни ему одному не спится сегодня в своей теплой, уютной постели. Сзади неслышно подошел Довиан, остановился рядом, запрокинув голосу назад. Но его веки были плотно сомкнуты. То, что глодало его, не могло найти ответа нигде, а тем более на небосклоне, чьи знаки умели читать очень немногие. И он не входил в их число.

– Проснулась Темная воля, князь. После стольких лет на стороне Тьмы. Новая звезда уже зажглась и разгорается все ярче. Скоро убийца выйдет на охоту.

– Чем это угрожает нам? – помедлив всего миг, спросил Довиан.

– Пока ничем, князь. Сначала он уберет самых сильных противников, и лишь потом мы можем стать очередной помехой. Но не раньше.

– Значит нужно найти его и помешать. Свит…

– Он не подходит, – перебил его белый маг. – Сюда прибудут три воина, наняться в дружину. Не знаю как, но они связаны с убийцей и смогут его остановить. Прикажи сразу проводить их к тебе. И поберегись: мысли темных черны и понять что-либо трудно.

– Ты никогда раньше не рассказывал мне о Темной воле, – искоса посмотрел на Раошена князь. – Скрывал или, может… забыл?

– Более века она дремала. Владельцы боялись или не хотели использовать свою силу. Это стало нечто вроде небылицы – сильный колдун-убийца на цепи у Света или Тьмы. Смертный. Таких было трое, но лишь один дожил до глубокой старости, убивая до конца.

– А двое других?

– Их убили. Причем кто – неизвестно до сих пор.

– Они все были на стороне Тьмы?

– Только Света, – покачал головой маг, – и Тьма сильно ослабла. Теперь попытается отыграться, а это значит, что ошибки исключены… Первый темный убийца. Как он себя поведет? Поберегись, князь, нам всем нужно поберечься.

– Раз так, людей пока тревожить не стоит, – медленно произнес Довиан, – но всех лучших бойцов я все же с застав отзову. На всякий случай.

– Объяснишь-то как? – помрачнел маг.

– Устрою фестиваль. Веалон к ним давно привык, так что вряд ли кто обратит внимание на чуть более ранний срок. Но это повод. Главное, их сюда затянуть, а отсюда уж у меня не выберутся.

– До праздников ли теперь, – искоса посмотрел на него Раошен. – Люди чувствуют поднимающееся зло, мимолетным весельем его не утопить. Другое что придумай, князь. Чтоб ни единого подозрения. Может, все еще и обойдется. Ходят слухи, наместник твой в Терне распоясался, творит что хочет от твоего имени. Оно и понятно – наш мирок может и мал, но для одного человека уследить за исполнением всех своих указов все равно слишком сложно. Сделай вид, что разгневан его самоуправством, да так, что начинаешь собирать людей. Вот увидишь, не только воинов с застав оттянешь, так еще и наемников подсоберешь. Они народ ушлый – мигом чуют как вот-вот готовую пролиться кровь, так и звон золота.

– Этак мне на самом деле придется идти наместника усмирять, если только его раньше удар не хватит, – усмехнулся Довиан.

– Не придется, – хитро прищурился маг. – А помрет, другого найдешь, поскромнее хотя бы на первое время, но, думаю, скорее он сам к тебе прибежит виниться.

– Попробую, – кивнул князь, – а ты давай в памяти поройся, да поусердней там. Может еще чего вспомнишь, друг мой старый. Желательно, чтоб можно было сходу применить.


– Сколько нам до Миронола? – резко спросил Владий.

– Четыре дня ходу, – буркнул, проверяя подпругу, спутник, и потянул коня за узду, выводя его на дорогу вслед за молодым воином.

Едва выехав из деревни, они зорко окинули взглядом окрестности, памятуя несколько весьма нравоучительных уроков жизни. Будучи родом из Нворида, когда-то они вместе принялись странствовать по свету, следуя примеру многих сорвиголов своего небольшого городка. Титамира к ним прибило по пути, как раз в тот момент, когда им двоим ох как требовалась помощь. С тех пор так и пошло, что ни день – новый опыт, подчас горький, оканчивающийся очередной темницей, но зато они настолько отточили свое мастерство ведения боя, что теперь можно было и послужить за хорошую плату. А безудержную тягу к безрассудству, как ни жаль, пора оставить более юным искателям приключений.

Резвые кони легко неслись по дороге, разбивая засохшую корку грязи в пыль. Путь привычно увлекал за собой, петлял, извиваясь из стороны в сторону, то уходил в низину, то поднимался в гору. Теплый день расслаблял, лучи били по глазам, заставляя щуриться. Очередной поворот огибал высокую иссеченную ветрами скалу, невесть как оказавшуюся среди гущи старых деревьев. И тем неожиданнее был выскочивший прямо под ноги лошадям человек в изодранной полинялой рубахе.

– Помогите! – обратив к ним побитую морду с заплывшим глазом крикнул он и споткнувшись, полетел на землю.

Владий осадил коня, в последний момент не дав ему размозжить склоненную голову мощными копытами. Удержав рвущиеся с губ проклятия, он вгляделся в человека, чувствуя непонятную тревогу, и потому неуверенно произнес:

– Никак в беду попал?

– Это вы в беду попали, люди добрые! – издевательски окликнули всадников. – Третьих сегодня на жалость поймали.

– Да какая уж там жа… – начал было Миробой, но оглянулся – и слова застряли у него в горле.

Разбойничья шайка, вооружившись мечами и дубинками, окружала их с явным знанием дела. Все до единого, судя по сноровке, люди бывалые, с огромным опытом по части внезапных нападений с последующим грабежом. Мимо него бочком протиснулся человек с дороги, смешался с разбойниками, прячась за их спинами. Впереди, гордо отставив ногу, стоял здоровенный детина с кривой улыбкой на суровом лице. Недобрая веселость проскальзывала в его темных настороженных глазах, угадывалась в резких чертах, нанося на весь облик неуловимый отпечаток опасности.

– Больно кони у вас хороши, – протянул он, небрежно поигрывая своей саблей. – На таких сам князь не поскупится, высокую цену даст.

– Мечи у нас тоже хороши, – отозвался Владий, быстро выхватывая оружие. – Ты и их продать хочешь? Да?

Утвердительно качнув головой, вожак пренебрежительно хмыкнул при виде гневного выражения лица воина.

– Загоним все, что у вас только имеется, уважаемые, – доверительно поделился он. – А за посильную помощь, так и быть, не оставим в исподнем.

Крепко сжав губы, так что они превратились в белесую нитку, Владий направил своего Ветра прямо на главаря. Но безотказное средство вкупе с напускной свирепостью на этот раз подвело. Разбойники не бросились врассыпную, как того втайне ожидали воины, наоборот, недобрые улыбки стали только шире, а движения собраннее. Поравнявшись с другом, Миробой молча потащил из ножен широкий меч, одновременно не спуская острого взгляда с вожака.

– Дай по-доброму уйти, – дружелюбно предложил он, хотя глаза воина, прохладные, как речная вода, своей твердостью превращали слова чуть ли не в приказ. – Ты ведь не хочешь, чтобы им. – безразличный кивок в сторону шайки, – пришлось собирать тебя по кусочкам.

– Но-но, – укоризненно поцокал языком тот, щуря насмешливые глаза. – Все такие умные пошли. Думают, с мечом да на коне по всему Роуну проедут. Ан нет, я тоже не дурак. Там среди деревьев четверо лучников, стреляют неплохо, а уж с такого расстояния точно не промахнутся.

Он вскинул руку, и они выступили на дорогу с натянутыми луками.

– Так что с коней слезаем, оружие и прочее добро бросаем и расходимся, как вы того и хотели, по-доброму. Мы разбойники честные, в спину не бьем.

Головорезы оглушительно захохотали при виде их чуть растерянных лиц и приготовились с размахом делить добычу. Вот только расслабились они рановато.

Воины одновременно пригнулись, слетая с коней прямо в середину шайки настолько неожиданно, что хохот замер, как обрубленный. Заготовленные стрелы прошли мимо цели, а стрелять еще раз лучники побоялись. Стояли, переминаясь с ноги на ногу и переводя задумчивый взгляд с прихотливо изогнутых луков на чужаков, спутавших все их планы. Выигрышный расклад в одно мгновение переменился не в их пользу, и даже быстрота стрел ничего не могла исправить в сутолоке, где так легко задеть своих.

Миробой упал на главаря, придавил его к земле всей своей тяжестью, но тот вывернулся, вскочил на ноги, словно ловкий хищник, и замахнулся саблей. Его напускная веселость испарилась без следа, оставив озлобленность и четкую размеренность всех движений. Враждебно горящие глаза предупреждали, что этот человек привык без труда убивать любого, кто вставал у него поперек пути. И сейчас этим человеком был он, Миробой. Они закружились, незаметно расширяя пространство между собой, переходя от грубой свалки к открытому противоборству. Раздался скрежет металла о металл, и это первое касание, проба сил показала, что вожак далеко не глупец. Он не был новичком в грабежах и хотя действовать привык быстро и напористо, в особых случаях, подобных этому, незамедлительно менял тактику, становясь очень гибким и опасным противником.

Владию приходилось куда хуже. На него наседали со всех сторон, осыпая увесистыми ударами. Меч коротко свистел, врезаясь в плоть по кругу, но разбойники вконец озверели и даже не думали отступать. На плечо воина с размаха опустилась шипастая дубина и даже кожаный доспех не спас. От резкой боли потемнело в глазах, плечо онемело и левая рука повисла плетью. Но зная, чем может обернуться даже малейшее промедление, Владий сцепил зубы и успел упредить второй удар, разрубив дерево в щепы. В тот же миг на него напали со спины, огрев по голове так, что на шлеме осталась глубокая вмятина. Из царапины на лбу сочилась кровь, заливала глаза, вынуждая воина махать мечом практически на удачу.

– Эй вы! – вдруг зычно крикнул Миробой. – Разойдись, а то сейчас глотку перережу вашему главарю. И луки подальше откиньте. Ну?!

– Да разойдитесь же, дурни! Делайте, что вам говорят! – истошно заорал тот.

Он лежал на земле, около горла в опасной близости маячило острие меча. Бледное лицо вожака исказила злоба. В глазах смешались вызов и недоумение, как у человека, впервые в жизни потерпевшего поражение.

– Жаль такую добычу упускать, Верий, – обиженно протянул коренастый мужичок. – Мы ж три дня не жравши.

– А меня, значит, не жаль?! – угрожающе зашипел он. – А ну разойдись, кому сказал!

Шайка нехотя оттянулась назад, напоследок жадно скользнув взглядом по добыче, уходящей прямо из-под носа.

Владий с большим трудом отодрал себя от земли, подобрал выбитый меч и кое-как залез на коня. Миробой окинул его оценивающим взглядом и снова посмотрел в лицо Верию.

– Обещай, что нас не тронут. Ты, кажется, говорил, что вы разбойники честные, в спину не бьете, – мстительно добавил он.

– Да не тронут, не тронут, – с ненавистью в голосе прохрипел тот. – Только мечом поаккуратней махай. Чуть глаз мне не выколол.

Вскочив на своего жеребца, Миробой осторожно подал его назад, не спуская глаз с разбойников. Верий, кривя губы, поднялся с земли и долго смотрел им вслед: В темных глазах тихо тлел огонек злобы и непонятного удовлетворения.

– Езжайте, пока целы. Да глядите, чтоб вас за поворотом волки не съели.

– Подавятся, – ответил Владий, уже вполне придя в себя.

Разбойники, бросая по сторонам осторожные взгляды, принялись спешно утаскивать раненых и лишь потом сами потянулись в лес – караулить следующую жертву.

Кони неслись галопом, напряженные спины воинов подсознательно ожидали раздирающую боль от пронзающей тело стрелы, но вожак шайки головорезов свое слово сдержал, не стал мстить за унижение.

– Ты в порядке, Владий? – тревожно глянул на друга Миробой. – Я видел, как тебя дубиной шарахнули. Кости целы?

– Целы, а шлем вот попортили… И откуда такие взялись? – запоздало удивился воин. – Сколько ездили, ну встречались по мелочи. Шугнешь и они врассыпную. А тут с луками, стрелами наизготовку. Темнота! Если б в лошадь целились да не предупреждали, тогда было бы преимущество, а вот так, в лоб – не на тех напали. Но все ж, как дрались… Прям, как за свое.

– Да люди Верия уже коней наших продали и денежки пересчитали, потому и "как за свое". – И Миробой подстегнул коня.


С наступлением ночи темнота вокруг Семши ощерилась частыми кроваво-красными огоньками. Они подползали все ближе и сопровождались низким утробным рычанием, от которого замирало сердце, шевелились и вставали дыбом волосы. Безлунная непроглядная ночь позволила тварям вплотную подобраться к селению, обнаружив себя лишь когда стало уже слишком поздно.

Испуганные люди, памятую о совсем недавних событиях и таинственной судьбе Рынска, прятались в наскоро сооруженных укрытиях, заколачивали двери, окна и сидели, затаив дыхание с одной-единственной мыслью – продержаться до утра. Но звери сильным броском сшибали двери с петель, расшвыривали нехитрый скарб – все то, что могло послужить защитой – и врывались в дома, сильными челюстями разрывая скорчившиеся фигурки на части. Матери падали на детей, пытаясь закрыть их собой, но черные пасти вгрызались в позвоночник, голову, руки, отбрасывая их в сторону и добираясь до сжавшихся беззащитных комочков. Но даже после этого твари не спешили уходить, они по-кошачьи мягко двигались от стены к стене, движимые не только вечным голодом, но и неотступно преследующим их приказом не оставлять в живых никого.

Семин пятился, неловко маша перед собой коротким тупым шестом. Рубиновый взгляд проникал в его мысли, приказывал встать на колени и склонить голову. Давление чужой воли все возрастало, ломая человеческий заслон. Семин медленно опускался на пол, и тварь, решив больше не ждать, рванулась вперед, раскрывая пасть. Связь резко оборвалась и человек, вскинув руку, вогнал шест в открытое черное горло. Рычание захлебнулось, сменившись высоким визгом. В таверну ворвалось сразу несколько огромных злых тварей, с их короткой шерсти во все стороны летели брызги алой крови.

Семин рванулся к двери, бешено вращая шест. Мрак встретил его леденящими криками, стоном и плачем. Он не знал, куда бежит, только понимал, что останавливаться нельзя, иначе смерть. Что-то полыхало вдалеке и селянин устремился туда, как насекомые, что вечно летят на свет. Но это оказалась стена огня, высокая, черная с оранжевыми язычками, пышущими обжигающим жаром. Ее ровная поверхность вдруг резко вспучилась, переливаясь в собачью морду. Полыхающие глаза смотрели в белое перекошенное лицо с голодным интересом. Семин упал на колени и беспомощно оглянулся. Рубиновые огоньки горели уже за спиной, а темная стена опоясывала деревню, смыкаясь неразъемным кольцом.

Ему неоткуда было ждать помощи, ночь безжалостно отобрала последнюю надежду на спасение. В глазах человека умерли все чувства, оставив лишь одну пустоту, абсолютное безразличие к собственной жизни. Поднявшись, он с закрытыми глазами шагнул в пламя, растворяясь в его жадных испепеляющих объятиях. Сеам довольно высунул язык, задышав быстро и часто, но взгляд по-прежнему не отпускал селение, обозревая его пристально и цепко. Как того и желал хозяин.

Загрузка...