Чужая тень

Пролог

Место было неприятное. Кладбища редко бывают притягательными, даже если они такие, как Старое Восточное кладбище – то есть полны в основном давних могил и немолодых деревьев. Ну а похороны способны испортить не только любое место, но и самый распрекрасный летний день. Что уж говорить про сегодня, если с утра грело бабье лето, а пока приехали на кладбище – холодный ветер свинцово-серыми тучами закрыл солнце, и сразу все вспомнили: вообще-то, уже минула первая декада сентября. На покойную плевать было всем, начиная с мужа, матери и сестры и заканчивая деловыми и прочими партнёрами вдовца. Но Андрей Викторович в Омске был достаточно заметной фигурой и в бизнесе, и в общественной жизни, похороны неизбежно попадут в местные СМИ. Приходилось стоять, мёрзнуть и ждать, с опаской поглядывая на небо, как бы не случилось дождя. Ждать, пока священник закончит отпевать усопшую. Ждать, пока опустят в яму гроб, и каждый из присутствующих бросит по горсти жирной, пахнущей прелой листвой и осенью земли. Ждать, пока трое рабочих сноровисто могилу зароют и насыплют поверх небольшой холмик.

Суетился один фотограф, присланный из городской газеты – ему надо было делать снимки для репортажа. Впрочем, люди вокруг были солидные, и потому с пониманием, когда надо, чуть отходили, не мешая работать. Вот траурные слова говорит заместитель мэра, вот зам начальника МВД города. А вот и сам вдовец – его снимком фотограф даже немного возгордился, настолько хорошо получилось передать именно то, что требуется. И по-крестьянски крепкую фигуру, мол, хоть и достиг вершин, но выходец из народа. При этом ухоженное красивое типично русское лицо, это привлечёт и читательниц, и патриотов. Скорбно стоит над разрытой могилой, и всё на фоне плачущего серого неба, где ветер лохматит осенние тучи и треплет причёску... Волосам фотограф не удержался и позавидовал. Сам он к тридцати пяти уже имел заметную плешь на макушке, а вот Андрей Викторович Медянский не только сохранил родную густую шевелюру, но и не имел в ней ни одного седого волоска – профессиональный взгляд журналиста покраску быстро бы заметил, а здесь светло-русый цвет был целиком и полностью свой, родной.

Сразу как поставили крест, положили венки и торопливо, не стесняясь демонстрировать формальность происходящего, отбарабанили положенные речи скорби и обещания помнить вечно, люди один за другим начали уходить. Муж покойной ради приличия хоть и выждал, но совсем немного и покинул могилу где-то в середине общего исхода. Около креста задержалась лишь одна девушка, и сопровождавший её охранник. Уходивший последним журналист подумал, что кадр вышел бы самый шикарный за сегодняшний день. Красивая блондинка с распущенными волосами редкого золотисто-льняного оттенка, которые живописно трепал ветер. Фигура уже вполне сформировавшаяся, хотя всего-то четырнадцать лет и восьмой класс. Молочно-белую кожу хорошо оттеняют чёрное платье и чёрный плащ. Прямо воплощение скорби дочери над могилой матери, особенно если снять девушку рядом с крестом на фоне начавших облетать деревьев и траурно-серого неба.

Рука машинально потянулась за фотоаппаратом, но тут же журналист сунул её в карман куртки, чтобы не искушать. Снимок точно не опубликуют, заодно неизбежно дадут в редакции втык. Мало того что девчонка несовершеннолетняя, и легко попасть под соответствующий закон о размещении детских фотографий без ведома родителей. А то можно и на месте в ухо получить. Здоровяк в камуфляже с нашивкой «ЧОП «Грифон» рядом с девчонкой наверняка не просто так стоит. Это в официальном некрологе, который уже настрочила для сегодняшнего выпуска девушка из соседнего отдела, внезапная смерть Валерии Медянской была признана несчастным случаем, даже со ссылкой на результаты расследования. Мол, и с сильными мира сего иногда случаются дурацкие бытовые неприятности… Слухи по редакции всё равно гуляли, и все как один у них в газете сходились на том, что дело довольно тёмное.

Например, что жена покончила жизнь самоубийством. Или, во что журналист верил больше, дело было в криминальных разборках. Не зря женщину хоронили в закрытом гробу, а зам начальника городской полиции чуть покровительственно посматривал на Медянского, мол, теперь ты мне должен. Когда-то бизнес Андрея Викторовича был частью деловой империи печально известного в городе олигарха Комолова, погибшего в бандитской разборке в конце девяностых. Медянский после развала холдинга своего патрона удачно сумел перехватить часть его дела. Но запросто мог получить в нагрузку и какие-то проблемы, всплывшие теперь, когда из тюрем начали выходить посаженные в двухтысячных члены ОПГ. Журналист ещё раз себя одёрнул, всё это точно не его дело. Приказали сделать дежурный репортаж, но строго ничего лишнего – так он и сделает. Чтобы ненужные мысли не лезли в голову, когда не просят, журналист развернулся спиной к могиле и зашагал торопливым шагом, постаравшись сосредоточиться на горячем кофе, который к его возвращению в редакцию наверняка уже сварит коллега из соседнего отдела.

Девушка проводила глазами журналиста, после чего смачно плюнула на свежезарытую могилу:

– Будь ты проклята, эгоистичная тварь!

Стоящий рядом охранник сделал было движение, словно намереваясь обнять девушку за плечи, чтобы успокоить. Впрочем, мгновенно руку отдёрнул. Конечно, не потому, что боялся, потом его в чём-то обвинят. Командир ЧОПа своих людей в обиду не даёт, да и владелец Андрей Викторович тоже мужик с понятием. Плюс охранник был одним из немногих, посвящённых в истинную версию случившегося. Да, нужно было бы как-то утешить, подбодрить девочку, стоявшую рядом. Будь она его дочерью – он так бы и сделал. Всё-таки она хоть и была всего лишь охраняемым объектом, её было по-человечески жаль. Но девочка была не его дочерью, утешать должен отец, и если не считает нужным – то это их семейное дело. И всё-таки небольшое замечание охранник себе позволил:

– Софья Андреевна, не стоит. Как бы то ни было, но она ваша мать, – и тут же себя поправил: – Была вашей матерью.

– Да?! – девушка чуть ли не подпрыгнула на месте. – А она забыла о том, что я её дочь и что я должна прийти домой? Она не подумала, как я буду после этого жить? Как буду закрывать глаза и видеть её голой, висящую на люстре и её опухшую морду? Специально накрасилась, ногти сделала. Смотрите, какая я клоун. А потом повесилась.

На глазах девушки выступили злые слёзы, и охранник испугался, что сейчас начнётся истерика.

– Софья Андреевна, пойдёмте. Нас ждут.

– Ага, ждут. Припёрлись попрощаться с «новопреставленной рабой Божьей», не терпится им залиться коньячком на поминках и нажраться на халяву, хотя у самих дома золотой унитаз стоит.

– И всё-таки не стоит так, Софья Андреевна. Это друзья и коллеги вашего отца и вашей матери, которые искренне пришли посочувствовать вашему горю. Потому пойдёмте.

Охранник всё-таки приобнял девушку за плечи и твёрдой рукой заставил идти прочь от могилы в сторону выхода с кладбища. Девушка позволила себя вести, но всё-таки бросила последний взгляд в сторону могилы и со всей искренностью, на которую была способна, прошептала:

– Тварь, тварь. Ненавижу тебя. Не хочу, ничего не хочу. Тебя чтобы не было, меня, вообще ничего. Всех вас ненавижу. Пусть меня никогда бы здесь не было, чем вот так. Никогда!

Тот, кто когда-то был человеком – а затем позволил сделать из себя Пустого, сосуд для хранения тонкой стороны мира, в этот миг медленным шаркающим шагом брёл по улице, огибавшей Старое Восточное кладбище. Ему было плохо. То есть раньше ему было хорошо, взамен пустякового согласия непонятно на что и обязательства служить Хозяину он стал быстрее, сильнее. И до того как стать Пустым он любил делать другим больно, а после ритуала это стало делать ещё приятнее. Да и Хозяин одобрял, так и говорил – чужие страх и боль дают мощь тем, кто умеет их применять. И ему было хорошо… Но потом, прошлой осенью, вдруг стало плохо. Сначала Хозяин пропал и больше не отзывался, а дальше Пустой понял, что его хотят убить – хотят те же люди, кто виноваты в пропаже Хозяина. Пустой испугался, спрятался… отныне его жизнь стала адом. Теперь неделю-другую ему было хорошо, он ловил и избивал случайных ночных прохожих, издевался над соседями. А дальше, хотя Пустой про это не знал, срабатывал предохранитель. Защита сливала неиспользованную энергию тонкой стороны, которую Пустой собирал страхом и чужой болью. В день «разгрузки» наступала страшная ломка, от которой хотелось выцарапать себе внутренности. Затем приходило похмелье, и месяц-другой он еле-еле мог заставить себя прийти на работу, где приходилось терпеть издевательства и насмешки от других таких же полубомжеватых трудяг за миску еды и стакан водки. Слабость проходила, цикл начинался по новой…

И неожиданно всё изменилось! Шаркая мимо деревьев, закрывавших ограду кладбища от улицы, Пустой неожиданно ощутил приказ. Сильный, почти такой же мощный как от Хозяина! Пустой аж подпрыгнул на месте, не понимая разумом, но ощущая душой, как отключаются внутри все предохраняющие клапаны. Он всё наконец-то понял! Он наконец-то обрёл смысл своего существования! Теперь всё будет подчинено одной единственной и главной цели, ради чего и создавался Пустой. Нет, он должен быть не просто батарейкой для Хозяина, это второстепенная задача. Главное теперь – это накопить побольше тонкой энергии, а потом лопнуть и создать Тень, которая исполнит приказ и желание Хозяина!