Чудесные рисунки боярышни-актрисы

Глава 21

Глава двадцать первая, в которой Любомира входит во вкус

Спать не хотелось совершенно. Если Мира и устала, то от вынужденного безделия. Не привыкла она на месте сидеть, да пейзажи созерцать. В театре вечный водоворот: репетиции, примерки, встречи, спектакли. Порой и поесть некогда.

Лидия Алексеевна рукоделием в дороге занималась, а Мира ничего и не умела толком. Белье заштопать могла, чулки. А чтобы вышивать или вязать, так у нее не получалось. Вот и читала матушкин дневник, да еще рисовала. Но рисовала мало, делала наброски карандашом. Пейзаж за окном менялся быстрее, чем Мире хотелось бы. Владимир, что сидел напротив, выходил плохо. Котик позировал неохотно, и отчего-то вместо него у Миры получался вихрастый мальчишка.

Так с чего ж устать?

И сейчас сидеть дома не хотелось, хоть и вечер. Однако Мира не рискнула отправиться на прогулку. Пожалела, что не попросила разрешения пользоваться библиотекой. В доме она имелась, и, наверняка, там есть, если не интересные, то всяко полезные книги.

А еще непривычно думать, что она, Мира, хозяйка этих земель. Хранительница. И если ее послушалось море, такое огромное, сильное… то и лес послушается? Или вот… дом.

К слову, дом бабушка передала сестре. Но и Лукоморье – тоже. А оно новых хранителей не приняло. А дом?

С фантазией у Миры никогда проблем не было. Она и в детстве придумывала всякие сказочные истории. Игры и проказы – тоже. А Волька хоть и читал много, а богатым воображением похвастаться не мог. Заводилой всегда выступала Мира, а он… расхлебывал. И страдал. Особенно, когда отец жаловался на его поведение Лидии Алексеевне.

Но сейчас Мира сама за себя в ответе. Можно и подурачиться!

Она провела ладонью по шершавой стене. И шепнула:

- Здравствуй. Ты мой… или нет? Может, ничей?

Никто ей, разумеется, не ответил. Но показалось, что скрипнули половицы.

- Отведи меня к Вольке, - придумала Мира. – Покажи путь. И чтобы никто не услышал.

Она представила, как на стене, рядом с трюмо, появляется дверь. Как она тихо открывается. И хотела рассмеяться, уж больно детской казалась эта фантазия.

А дверь появилась и отворилась. Беззвучно.

Мира ущипнула себя за руку. Это сон?!

Боль она почувствовала. А еще от настольной лампы отделилось светящееся облачко. Небольшое, оно переливалось золотыми и зелеными искрами. И давало достаточно света, чтобы не бояться шагнуть к тайному ходу.

Мира прихватила с собой мамин дневник. Если дом отведет к Вольке, то… это и будет оправданием вторжения.

Шаг, другой. Мира словно ступала по мягкому мху. Шагов не слышно, как она и хотела. И отчего-то совершенно не страшно!

Ход привел в чужую спальню. Мира заметила на кровати брошенные вещи. Знакомая одежда.

- Спасибо, - сказала она дому.

И дверь за ее спиной растаяла.

Владимир к себе еще не вернулся. Мира прошлась по комнате. Неразобранные чемоданы и сундуки слуги сложили у стены. Скорее всего, Владимир запретил им совать туда нос. Мира с Лидией Алексеевной всю дорогу посмеивались, что у Владимира вещей раза в три больше, чем у них, и трясется он над ними, как Кощей над златом.

- Что бы вы понимали! – фыркал Владимир. – Это моя лаборатория.

И, похоже, не только она. Кое-что из ящиков уже вытащили. Книги, например. Они стопками лежали на полу. Или вот… мольберт?! Мира не удержалась, наклонилась, чтобы рассмотреть получше. И точно, мольберт. А рядом, в коробке, краски и кисти. Карандаши. Бумага. Холсты. Растворители.

Сердце забилось чаще. Неужели это сюрприз? Насколько Мира знала, Владимир умел хорошо чертить, но не рисовать.

Как же приятно, что он такой заботливый!

Она отошла от коробки, села к ней спиной. И вовремя! В спальню вернулся Владимир.

- Однако… - протянул он, едва заметив Миру.

А она запоздало вспомнила, что явилась в спальню к мужчине поздно вечером. В ночной сорочке. С распущенными волосами.

И что он мог подумать?!

- А я… Вот! – Мира вытянула вперед руки, показывая Владимиру дневник. – Надо напоить его кровью. Ты сказал.

- И? – спросил Владимир, подходя ближе.

- Так я боюсь. В смысле, одна. Давай вместе?

- Как ты сюда попала? Я дверь запер. Не ключом.

Об этом Мира тоже не подумала. Но ведь и скрывать ей нечего.

- Меня дом привел, - сообщила она.

И рассказала о двери и ходе.

- Понятно. – Владимир потер висок. – И как тебе в голову пришло…

Он не сердился. И вообще, казался спокойным.

- Болит? – спросила Мира. – Голова? Хочешь, массаж сделаю?

- Не стоит, - отказался он. – Не болит. Это я так… Очередная странность. Их уже столько, этих странностей, что я склонен считать их нормой для этого места.

- Что-то еще? – поинтересовалась Мира. – Не связанное со мной?

- Полагаю, с тобой все и связано. Разобраться бы, да раньше, чем случится что-нибудь непоправимое.

- Может, все проще? – предположила она. – Нет никакого заговора? Красибор передаст ключ, и все. Лукоморье уже откликается на мои просьбы.

- Боюсь, что-то, да есть, - вздохнул Владимир. – Ты как? К чудесам готова? Хочу тебе кое-что рассказать. О котике.

- А что котик? – встрепенулась Мира. – Он вернулся? Ты его видел?

- Ты сказки хорошо помнишь?

- Не знаю. Помню, наверное. Какие-то лучше, какие-то хуже, - призналась она.

- О коте Баюне, например?

- Сказки такой и нет вовсе. Или я ее не слышала. – Мира задумалась. – Нет, не слышала. Но нянюшка мне говорила, мол, послушным девочкам кот Баюн волшебные сны посылает, а непослушным – кошмары.

- Это и нам в детстве говорили, - хмыкнул Владимир. – Так что не только девочкам, но и мальчикам. А в дороге… ты какие сны видела?

- Да я и не помню, - растерялась Мира. – Может, и вовсе никаких. Володя, о чем ты?

- Да о Баюне. Тьфу! Об Оскаре. Он Баюн.

- Чего? – Мира рассмеялась. – Это он тебе сказал?

- Он, - кивнул Владимир. – Приходил он, перед ужином. В дом не сунется, Красибора боится. На встречу пригласил.

- На к-какую… встречу?

Если Мира и заикалась, то не от страха. Скорее, от неожиданности. Сказки сказками, но мысль о том, что кот, который мурлыкал у нее на коленях, умеет говорить…

- Оборотень он, - сказал Владимир. – Мальчишка. Его дед за тобой послал. Я не расспрашивал, как он тебя нашел, отчего к матушке прибился. Завтра узнаем.

- Мог бы и раньше открыться, - проворчала Мира.

- А, может, и не мог. – Владимир повел плечом. – Может, оборачиваться в ином месте не умеет.

- Погоди… - Мира осмотрелась. – Есть бумага и карандаш?

- Найдется.

Набросок она сделала быстро. Всего-то и понадобилось, что выудить из памяти того мальчишку.

- Он? – Мира отдала листок Владимиру. – Это приблизительно. Но похож?

- Похож, - согласился Владимир. – Где ты его видела?

- Нигде. Помнишь, я в дороге рисовала?

- Помню. И не показывала ничего.

- Да было б что показывать, - отмахнулась Мира. – Так вот, вместо кота он получался.

- Ну… - Владимир помолчал, рассматривая набросок. – Во всяком случае, теперь мы знаем, что такое «нигде». Осталось выяснить, что такое «никуда» и «ничто».

Он шутил. И Мира улыбнулась. Все же как спокойно и хорошо, когда Волька рядом!

- Зря я Красибору о котике сказала, - спохватилась Мира. – Он не догадается?

- Оскар обещал завтра кота принести. Обычного. Так что, ты радость изобразить не забудь, - сказал Владимир. – И матушку надо предупредить. Но это завтра. А сейчас дневник. Игла есть?

- Зачем? – не поняла Мира.

- Палец уколоть. Капля крови нужна, - напомнил он.

Об игле Мира не подумала. Но игла нашлась у Владимира, в дорожном швейном наборе.

- А что? – невозмутимо произнес он в ответ на ее удивленный взгляд. – Я без слуг часто путешествую. У меня, между прочим, пуговицы-артефакты. А отрываются, как обычные.

Иглу он прокалил огнем. Остудил и отдал Мире. А она палец уколола, каплю крови на дневник уронила. На открытую страницу. И капля впиталась, будто ее и не было.

А после из дневника пополз туман – белый, похожий на молочный кисель. Волька его в детстве обожал, а Мира терпеть не могла.

Владимир рядом встал, за плечи обнял.

- Не бойся, - шепнул он.

«Я и не боюсь», - хотела ответить Мира. Но вскрикнула… от испуга.

Из тумана вдруг вышла мама.