Чудесные рисунки боярышни-актрисы

Глава 10

Глава десятая, в которой Владимир строит планы

Узнав, где Мира живет, Владимир уверился в подозрениях, что разговоры о ее богатстве – ложь. Нет у Миры никаких денег, иначе не снимала бы она убогую квартирку в деревянном домишке, насквозь пропахшем тушеной капустой и прогорклым маслом. А вещи? Всего один чемодан? У актрисы?

Владимир не считал себя знатоком театрального закулисья, но предполагал, что актриса должна иметь много нарядов – ярких, вызывающих, модных.

Мире он, безусловно, ничего не сказал. И подумал, что двоим в его квартире будет тесно. А если снять другую, просторнее, это лишь убедит всех, что Мира стала его содержанкой. Не тащить же ее к алтарю силой! Упираться эта упрямица будет до последнего.

Попросить у матушки ключи от дачи в Малаховке? Со следователем можно договориться, поселок недалеко от города. Там дом просторный, и воспоминания…

На обратном пути Мира попросила остановить ведомобиль у театра. Владимир хотел пойти с ней, но она запретила. А он послушался. И, заодно, решил проверить, не попытается ли Мира сбежать. Потерять ее он не боялся, метку поставил. Дара у Миры нет, она ее не то что снять, даже почувствовать не сможет.

Мира вернулась быстро. Губы плотно сжаты, спина прямая, голова поднята, а пальцы сжаты в кулаки.

- Наплюй, - произнес Владимир, выруливая на дорогу.

Сегодня он сам вел ведомобиль.

- Легко сказать, - выдохнула Мира.

- Или тебе нравилась… эта работа? Жалеешь?

- А если да? – с вызовом спросила она.

- Если да, так и скажи, - спокойно ответил он. – Если хочешь играть, я построю тебе театр. И все главные роли – твои. Или вот, слышала, может? Солнцерисунки в движении. Хочешь играть… в синематографе?

Слово иностранное, так как придумали сие за границей, но Владимир считал, что этот вид искусства ждет блестящее будущее. И прикидывал, не стоит ли поучаствовать в продвижении изобретения в России.

Мира смотрела на него, приоткрыв рот.

- У меня рога выросли? – поинтересовался Владимир. – Или ослиные уши?

- Нет. Ты… - Она отвернулась. – Мне никогда не нравился театр. И, если спросишь, почему…

- Ты не обязана объяснять, - поспешно вставил он. – Но я охотно тебя выслушаю, если ты этого хочешь.

- Не хочу, - пробурчала Мира. Помолчала и добавила: - Не теперь.

- А чего хочешь? Чем хотела бы заняться?

Владимир был уверен, что Мира отшутится или промолчит, но она тихо ответила:

- Рисовать.

Точно. Как он мог забыть? Любаша всегда любила рисовать. Ей даже удалось кое-чему научиться, в пансионе, втайне от отца. Он, как узнал, запретил дочери заниматься живописью. Владимир даже вспомнил, как обещал Любаше, что оплатит обучение в академии искусств, когда они поженятся.

- Значит, будешь рисовать, - сказал он. – Я не отказываюсь от обещания. Если не академия, то учителей найму. Мастерскую оборудую. Будешь картины писать, как когда-то мечтала.

- Ты и об этом не забыл…

Владимир собирался сказать, что он ничего не забыл, но благоразумно промолчал. Во-первых, это не так. Что-то, наверняка, стерлось из памяти. А, во-вторых, это выглядело бы бахвальством.

- А ты… живешь скромно, - вдруг произнесла Мира. – Мне же горы золотые обещаешь.

- Зачем мне роскошь? – фыркнул Владимир. – Я могу купить дом, но не вижу в этом смысла. Зачем одному человеку десяток комнат? Разве что в рамках борьбы с безработицей.

- С чем? – переспросила Мира.

- Чтобы содержать такой дом, нужны слуги, - пояснил он. – Следовательно, это рабочие места.

- А-а-а…

- Мне хватает того, что есть. Хватало, - поправился Владимир. – Теперь можно и о доме подумать. Или, может, усадьбу прикупить? Если не хочешь жить в городе, разумеется.

- Разве твои желания не имеют значения?

Владимир краем глаза видел, что Мира развернулась к нему. И чувствовал, что она волнуется. И даже немного злится. К счастью, они доехали до места, и он остановил ведомобиль.

- Говорил же, что я эгоист. – Он посмотрел ей в глаза. – Это я для себя стараюсь, Любаша. Мое единственное желание – это твое счастье.

- Врешь. – Она выдержала его взгляд. – И не зови меня Любашей, пожалуйста. Это больно.

- Немного преувеличиваю, - улыбнулся Владимир. – О матушке и братьях я тоже беспокоюсь. Кстати, может, поживем у нас на даче? Моя квартира, и правда, маловата. Тебе там будет неудобно.

- На даче?

- В Малаховке.

- Нет. – Миру передернуло. – Где угодно, только не там. И, может, выйдем? Пока газетчиков не видно.

Дома их ждала записка от матушки. Она приглашала Владимира и Миру на обед и сообщала, что на обеде будет и отец.

Владимир помрачнел. Оставлять Миру одну он не желал, и проигнорировать встречу с отцом не удастся. Если тот решил вмешаться, то найдет, где и как вразумить сына. Проще пойти и сразу расставить все точки, но Мира…

- Хорошо, - легко согласилась она. – Я встречусь с твоими родителями.

- Матушку не стоит опасаться, - сказал Владимир. – Но отец… он может…

- Оскорбить? – подсказала Мира. – Унизить? Мне все равно, Володя. Я уже пала низко, мне все равно. А если он вправит тебе мозги, я буду только рада.

- Я и обидеться могу, - пробурчал он.

- И замечательно! – отрезала Мира. – Мне чемодан не распаковывать?

Маленькая язва. Любаша не была такой злой.

- Я зря по лестнице его тащил? – возмутился Владимир. – И не мечтай.

Мира закрылась в спальне, а он занялся перестановкой в кабинете. Спать на диване в гостиной ему не понравилось. На походной кровати будет удобнее. Если передвинуть стол и шкаф, она поместится у стены. До назначенного часа осталось время, чтобы составить кое-какие распоряжения по работе, отправить посыльного к управляющему.

Мира вышла к назначенному часу, одетая в простое темное платье, без украшений, с гладкой прической. И показалась Владимиру такой красивой в этой простоте, что он застыл на месте, не сводя с нее восхищенного взгляда.

А она расценила это по-своему.

- Я не пытаюсь казаться лучше, чем есть, - произнесла она чересчур нервно. – Хотела одеться вызывающе и накрасить лицо, чтобы не выглядеть жалкой. Но… не хочу оскорблять твоих родителей…

Она закусила губу, во взгляде появилось отчаяние.

- Все хорошо, - поспешил заверить ее Владимир. – Ты не так поняла. Я любовался тобой.

Матушка встретила их тепло. Миру приобняла, Владимиру улыбнулась. И Яр сделал вид, что Мира – хорошая знакомая, которую он не видел много лет. По сути, так оно и есть. Отец же был мрачен и задумчив, хотя с Мирой поздоровался дружелюбно, почти тепло.

За обедом беседовали о всякой ерунде, старательно обходя острые темы. И говорили мало, отчего в столовой царила атмосфера всеобщей неловкости.

После, когда подали чай, и матушка села у самовара, а слуг отослали, отец сказал без обиняков:

- Здесь все свои, скрывать нечего. И я рад бы обсудить ваше совместное будущее, но есть кое-что посерьезнее, чем слухи и сплетни.

Мира, сидящая рядом с Владимиром, кажется, даже дышать перестала. Что ж, отец и его удивил. Значит, против женитьбы сына на актрисе, он не возражает? Странно, но…

Владимир взял Миру за руку, чтобы успокоить. Она вздрогнула, а руку не убрала.

- О делах Тайного приказа докладывают мне лично, - продолжил отец. – И об убийстве подьячего доложили. Собирались скрыть кое-что, но не вышло. Не вдаваясь в подробности… - Он уставился на Владимира. – Убийство Бориса Аверчука хотят использовать, чтобы обвинить тебя в госизмене.

Мира охнула. Матушка схватилась за сердце. Яр замер. Владимир же оглянулся, не стоит ли за спинкой стула еще кто, кого можно было бы обвинить в государственной измене. Например, Владислав. Но нет, отец говорил о Владимире.

- Бред! – отрезал он.

- Если бы, - возразил отец. – То есть, я, безусловно, знаю, что ты ни в чем противозаконном не замешан. Но вот…

- Подробности, - потребовал Владимир. – Расскажи все, что знаешь.

А Мира… Она чуть сжала его руку, словно хотела сказать, мол, я с тобой, я на твой стороне. И от этого сразу стало легче.