Честь Воина [CИ]

Глава 25 Край Восьми Озёр

Миновав опасное место в узком проходе меж двух горных цепей, группе пришлось подняться на каменистую возвышенность. Они оказались на открытой местности, но звуки битвы вдали уже стихли. Аина не знала, радоваться ей или огорчаться, что не дали проверить себя в деле, как Ходячую Смерть. Наверное, всё же, к лучшему.

Тропа снова вела их на запад. Слева высились неприступные горы, очерчивающие границу Свободных Княжеств, а обрывистые утёсы справа походили на отколотые и отодвинутые неведомой силой предгорья. При спуске с перевала в пролёгшую между ними долину из-за высокого Трезубца как раз вышло солнце и осветило необычный пейзаж: сплошные леса, небольшие луга, волнистые холмы и множество мелких водоёмов. Край Восьми Озёр выглядел совершенно диким, и даже волшебным со своей синеватой зеленью, стелющейся по низинам дымкой и сверкающими бликами повсюду.

Девушка снова поймала на себе заряженный взгляд Кледа и мысленно закатила глаза. Ещё на днях этот парень вёл себя так, что показалось: всё же не обманывали серые глаза-звёздочки, позволяя заглянуть в многогранную душу, способную её понять; не примерещилась теплота и человеческий интерес во взгляде; не только наслаждением и убийствами жил Наречённый, и мог вести себя хотя бы сообразно родовому титулу; мог стать ей другом, или даже кем-то большим… А потом вдруг — опять за старое!

Поначалу, услышав из палатки приглушённое мычание баронессы, Аина рванула туда, решив, что подопечную душат. К счастью, вовремя спохватилась на пороге, уловив хлопки плоти о плоть в характерном ритме. Но старая перечница так стонала, что, несмотря на приглушённость, звуки дошли до ближних наёмников и Рамон подошёл осведомиться, что происходит. Девушка могла лишь гневно раздувать ноздри, не находя слов. Она показала ему нартский жест для совокупления из набора военных знаков: средний палец одной руки трижды погружаемый в кольцо из большого и указательного пальца другой. Десятник её отлично понял и с улыбкой покачал головой. Похоже, его это не слишком беспокоило.

Аина так же жестами показала вопрос: не слишком ли далеко разносятся эти звуки? Рамон отправил кого-то из отдыхавших бойцов к дальнему часовому на холме, и минут через пятнадцать они узнали, что с этой точки зрения беспокоиться не о чем. Десятник ушёл дрыхнуть, а охранница вынуждена была выслушать всю «балладу драных кошек» до конца. Это её так разозлило, что в конечном итоге она была вынуждена войти в состояние «незаметности», чтобы погасить свои ощущения. Иначе, наверное сорвалась бы. Хорошо, что этот кобель ничего не сказал, когда чуть не наступил на неё, выйдя наружу пару часов спустя.

Она даже не пошла потом спать в эту палатку, как могла бы. Эльба вот, проснувшись по нужде, забралась туда, убедившись, что всё закончено. Аине же было противно до тошноты. Она не желала окунаться в остатки витавших там ощущений. Хорошо, что ночи тёплые, а в запасе достаточно одеял.

К тому же, на другой день во взгляде Петры снова появилось это противное выражение превосходства, а у Кледа лицо опять закаменело, словно он кадоровая статуя, а не молодой красивый парень. Вспоминая его открытые глаза, полные чувств, пусть и непонятно каких, Аине хотелось выть — так отчаянно душа её жаждала снова соприкоснуться с тем, что видела там. Близкое и родное, обещавшее дружбу. А теперь там снова каменная стена. За которой плещется звериная ярость. Вот честное слово, похоже, некоторым людям лучше не спать друг с другом, чтобы оставаться людьми!

Его взгляды в спину тоже сбивали её с толку. Будь на месте Наречённого кто-то другой, она не стала бы ломать голову над их причиной, да и посыл был бы более внятный. Тут же заряд был какой-то смешанный, не плотоядный, и к тому же, быстро исчезал — то есть Клед умел гасить свои порывы. Но что ему тогда от неё нужно? Или это была такая хитрая демонстрация, что не отдашься мне — возьму другую? Тьфу! Хотя нет, тогда бы он не просил прощения за касание.

Разумеется, дружба между мужчиной и женщиной возможна только в более близких отношениях. Конечно, она там не обязательна, но так, как с Бреном, Аине нравилось намного больше, чем как с Марленом. А с этим парнем она чувствовала такую общность, как ни с кем раньше. Конечно, пока это лишь ощущения. И понятно, что при Петре куда-то дальше приличий их отношениям не развиться, но цель путешествия уже видна на горизонте, а она всё не может наладить с ним контакт из-за его дурацкой похоти и дурацкой внезапной «стены» уже после того, как лёд, казалось бы, сломан!

Хотя, кстати, каждый раз он такой именно после утех с «баронессой». Титул Петре может и дали, но по сути она осталась всё той же Отступницей Похоти. И это её превосходство во взгляде так напоминало Морену, когда та лёгким воздействием на нужные точки уводила парня у кого-то из сверстниц! Просто из вредности. Наверное, у этой что-то похожее. И она, надо сказать, знает слабые точки. Видимо, заметила, что они сближаются, и нашла способ снова притянуть его к себе…

Стоило ли ей тогда не отвергнуть его ласку? А наплевать на старую потаскуху и привязать парня к себе через плоть? Но нет, она так не могла. Только не с ним. Тогда не получится тех отношений, которых она вдруг так внезапно и сильно захотела. Их нельзя сплетать по тем же правилам, что и случайные вспышки страсти. Она не ведала, откуда взялась такая уверенность — просто знала это и всё.

С другой стороны, он всё-таки не был похож на простых в обращении нартов или неотёсанных мужиков из таверн, которым ничего больше не нужно, кроме как вонзиться в тёплую дырочку… Отказал же почему-то Петре на полпути через Восточное княжество? Да и неловкость в глазах при виде её осуждения… А потом даже мелькнуло что-то вроде обещания преданности в памятный момент над убийцами…

Нет, что-то его не устраивает. Но знает ли он сам, что именно? Ах, если бы можно было поговорить начистоту! Она не видела никакой возможности подступиться к подобному разговору в нынешних условиях. Попытка сближения провалилась, и теперь, после той ночи гордость не позволяла Аине предпринимать новые шаги. Клед поступил недостойно, и пока не покажет признаков раскаяния, снисходительность с её стороны будет не только выглядеть унизительно, но поощрит подобное поведение в дальнейшем.

И снова непонятно, откуда такая уверенность, ведь соответствующий опыт у девушки отсутствовал. Может быть, память благородной крови или впитанный с молоком матери кодекс чести? Но тогда должен быть подобный и у Кледа! Тем более память ему не стирали, и вообще, он был старше, когда прежняя жизнь оборвалась. Реакция на пощёчину и последующие извинения подтверждают, что он не совсем лишился понятий. Да и куча других мелких жестов — таких как руку подать… Короче, он должен сам прекрасно понимать её негодование!

А вот у назначенной Советом «баронессы» такого кодекса нет. Ей, небось, просто лестно, что молодой красавчик предпочёл её. Хотя вряд ли в том есть её собственная заслуга. Она ведь Отступница Похоти, а значит Наречённого к ней влечёт Зов Тёмной Матери, пользуясь той колдовской нитью, что связывает их через ритуал посвящения? Хм! Так может, её соперница — сама богиня Смерти, а вовсе не её потрёпанная служением жрица? Значит, Аина и правда может потягаться с нею хотя бы за одну душу? Ах, как хотелось бы! В этих серых глазах столько жизни, когда они открыты, что хватит на двоих! Досадно до невозможности отдавать «костлявой» такую добычу.

Но Ху столько раз говорила, что человек сам выбирает свой путь. Пусть тогда речь шла о смерти — о том, что, пытаясь убить, нападавший сам подписывает себе приговор. Но раз так, то это относится и ко всему остальному! А значит, Клед сам должен выбрать её! Тоже в каком-то смысле жизнь или смерть… Так чего же, демоны забери, он от неё хочет? Мог бы хоть как-то намекнуть, а не прожигать её спину непонятным зарядом каждые пару десятков шагов…

Мысли о роли в этой истории Тёмной Матери поумерили злость Аины на Кледа, и она наконец обратила внимание на смутное беспокойство, которое вызывала у неё роща, маячившая впереди, на другом берегу быстрой горной речушки.

Кледу не слишком помог сброс напряжения с Петрой. Да, снизу подпирать перестало, но в груди продолжала биться та самая птица, то и дело порываясь в сторону Алины. Вот только девушка смотрела теперь на него с такой ненавистью, будто он её предал. А ведь он только стремился унять «непотребные» с её точки зрения страсти! Разве было бы лучше, потеряй он контроль и набросься на неё саму? Даже помыслить об этом казалось кощунством по отношению к трепетному желанию уберечь её от зол…

Но способен ли он на это вообще? Он ведь вступил на Путь Смерти. И каждый раз, как пытается сблизиться с ней, делает всё только хуже. Может быть, не зря им отведены в качестве подруг лишь Отступницы Похоти? Их не жалко…

Одни боги знают, какой Петра была, когда начинала, но теперь её торжествующие взгляды заставляли чувствовать себя скорее добычей, чем охотником, как на днях, когда он её «месил». И это было до крайности неприятно. «Влияние на сильных через притворство жертвой» — тут всё было, как по книге «Природа женщин». А со стороны Алины?

Нет, не видел он этого в ней. Особенно, когда вспоминал её искрящийся смехом взгляд во время шуточного боя. Тогда он омыл его таким теплом, что оказалось, сердце за годы после смерти родных просто заледенело до окаменения, и поэтому ничего особенного не ощущало. А теперь ожило, заныло тоской по единению и со страшной силой стремится к этому живительному огню, как мотылёк.

Тогда он, дурак, сам же её оттолкнул, не желая поранить. Но даже злость Алины была не ядовитой, как у Петры, когда он той отказал, а какой-то… чистой и благородной. Если бы она ещё снизошла до того, чтобы внятно объяснить её причину. Ну то есть, причина понятна, она сама её недавно назвала — «всеядность», неразборчивость то есть. Но как ему вести себя во всей этой ситуации, чтобы и требованиям хозяйки соответствовать, и у напарницы вызывать не гнев, а такой же открытый взгляд, из которого можно пить небо взахлёб…

В дополнение ко всему, когда опасность нападения людей князя осталась позади, Кледа снова стали накрывать хмельные волны, когда взгляд его падал на стройную девичью фигуру, сейчас по жаркому времени не прикрытую плащом, а затянутую в кожу, соблазнительно обрисовывающую все её умопомрачительные выпуклости.

Он честно пытался изо всех сил не думать о них, даже не смотреть в её сторону, сосредоточившись на окрестностях, как того требовал долг, но взгляд то и дело сам возвращался к едущей впереди напарнице, разжигая внутри костры, которые он не успевал гасить.

Борьба с внутренним пламенем его так утомила, что в какой-то момент превратилась в побуждение убить девушку: не от ненависти, а от всепоглощающего желания сблизиться, слиться, ощутить над ней высшую власть, как тогда, когда он душил Петру, податливо принимавшую смерть от его рук…

Осознание противоестественности такого порыва окатило Кледа, словно ушат ледяной воды. Милостивые боги! Как подобное могло вообще прийти ему в голову? Ну, допустим, желанием кого-то убить он, как и раньше, обязан соитию с Отступницей — эту взаимосвязь можно считать доказанной. Но наложение на страсть представлялось какой-то фатальной брешью между добром и злом. Похоже, тогда он таки перешагнул хоть одной ногой эту границу, и теперь его внутренние моральные ориентиры сломаны…

Алина же вдобавок обернулась на очередной его взгляд — похоже, она их чувствует! Знает ли она при этом, что он испытывает? Как он порой ощущает чужие стремления… Если так, то это ужасный стыд, и он уже безнадёжно очернил себя в её глазах. Как она могла вообще понять эту вспышку, если «считала» её как опасность? О боги!

А виновата во всём ненасытная Отступница! Вот не зря всё же, наверное, Наречённым предписано сбрасывать напряжение только с Отступающими. Говорят же, что связи между разными рангами посвящения опасны. Наверное, он отравился Тёмной силой, которая теперь разъедает его душу. Всемогущий Кернун, что он наделал? И есть ли для него теперь путь назад?

В довершение позора, покачивающаяся в седле рядом Петра тоже заметила его взгляды и насмешливо промурлыкала:

— Что, околдовала тебя наша кочевница? Знаешь, у них ведь сохранились колдуны. Да и метод допроса, который она применила к тому разведчику… Ты бы поинтересовался — крайне занимательный.

Как всегда, после её слов ситуация предстала в совершенно ином свете, и такое объяснение показалось очень правдоподобным. В самом деле, он ведь никогда не испытывал ничего даже близко похожего, а тут словно с ума сошёл — ни о чём не может думать, кроме Алины. Он себя не узнавал. Может, она его и правда околдовала какой-то своей нартской магией? Кажется, где-то он слышал про «привороты», которыми колдуньи могли привязать к себе мужчину и совершенно его подчинить, сделать своим рабом… Тогда получается, что он зря корил себя — это ей пристало стыдиться.

Возмущение плеснуло волной и тут же отступило, погашенное новой мыслью: Петра уже ошибалась на её счёт, совсем недавно. Или… сознательно запутывала его? Покосившись на Отступницу, Клед снова заметил в ней тень торжества и неуёмной алчности. Да уж, если кто из этих двоих и казался способным на нечестную игру, то именно прожжённая бывшая подруга Меча. Но… Как можно быть уверенным? Если правы уроки в Ладонях, обе на самом деле плевали на его собственные желания и просто делили власть.

Ясно одно — он оказался уязвим перед обеими женщинами. Обе они вызывали в нём чувства, но разные: Петра — животные, Алина — благородные. Когда он «онемел» после Наречения, любые чувства казались благом. Но сейчас… Наверное, всё хорошо в меру.

Противоположные влечения отвлекали его от выполнения насущной задачи. Связанной, ни много, ни мало, с выживанием. И как бы не разорвали пополам! В конце концов, он им не канат, чтобы его перетягивать! Он свободный человек и сам вправе решать, кого любить, а кого ненавидеть! А ещё лучше и уместней быть бесстрастным и эффективным.

Эта мысль и пресыщенность терзающими его чувствами, обратилась внезапно в холодную решимость. Клед собрал в одном вздохе всю ярость, плескавшуюся внутри, сплавил её с волей, призвал образ Меча и, совершив отчаянное сверхусилие, погасил все чувства разом. Сразу стало хорошо и спокойно. И дыхание выровнялось…

Не успел Клед насладиться облегчением от наступившей внутри тишины, как из зарослей по другую сторону речки, к которой они приближались, раздался противный, не высокий, не низкий, а какой-то вибрирующий звук рога. Несколько лошадей, в том числе Хлебушек, встали на дыбы, заржав, а край слуха вспороло пение стрел в воздухе.

Наречённый спрыгнул с коня и откатился — как раз вовремя, потому что тот захрипел и повалился назад и набок. Парень метнулся за его круп, пытаясь разглядеть противников, но они стреляли из-за деревьев. Он быстро окинул взглядом группу — кто-то натягивал свои луки, другие, спешившись, обнажили мечи, ещё одна лошадь упала, подбитая в бок, но вроде бы люди все целы.

Петра же, оставшаяся в седле, вытащила из седельной сумки окованный медью рог и, набрав полные лёгкие воздуха, затрубила, извлекая такой же режущий уши звук, как противник до этого.

Атака мгновенно прекратилась. Последняя стрела, видимо, пущенная каким-то запоздалым на реакции лучником, криво ушла вверх и спустя полминуты приземлилась у Кледа за спиной.

Из-за деревьев одни за другим стали выходить воины довольно характерной наружности: все, как один, невысокие, сухощавые, светловолосые, но загорелые, со множеством косичек на голове. Они закидывали луки за спины и показывали открытые руки. Было их примерно две дюжины.

— Атаковать? — спросил подъехавший к Петре Рамон.

— Нет, это рог их предводителя, нас больше не тронут, — ответила та.

Клед еле слышно выругался и добавил:

— Не могла раньше затрубить?

Но Отступница услышала и невозмутимо ответила:

— Я не могла ожидать настолько враждебного приёма так рано на подступах. Рог вообще предполагалось только показывать их старейшинам.

Но это объяснение не умерило злости, показавшей свой хвост из-под колпака, которым Наречённый накрыл все чувства. Он перелез к голове Хлебушка, который подёргивался в агонии, и оценил рану. Похоже, пробито лёгкое. С другой стороны «колпака» ударил фонтанчик острой печали: Клед успел привязаться к добронравной животинке за время пути. Он достал дядин кинжал и обнял коня за голову на прощание, еле слышно шепча:

— Прости, мой хороший. Прости. Спасибо, что верой служил мне. Сейчас я тебя отпущу…

Кто-то взял его за плечо. Клед поднял затуманившийся взгляд. Это был Рамон. Тот неопределённо кивнул назад, легонько отстраняя соратника. За спиной у десятника маячила Петра, кивком велевшая подчиниться, и парень отступил. Он не знал, остаётся ли после убийства животных Смертная Тень, но сердце успело дрогнуть — убить питомца, с которым делил тяготы пути, непросто…

Рамон быстро и аккуратно перерезал Хлебушку глотку, велел Кледу выбрать коня из свободных и вернулся в седло. Петра дала знак приближаться к реке, на другом краю которой остановились противники. Алина уже заняла место телохранителя рядом с хозяйкой. Лишь скользнула по напарнику сочувственным взглядом. Но легче ему от этого не стало.

Клед же застыл, пытаясь запихнуть выбившиеся чувства обратно под «колпак». И смотрел на Хлебушка, пока не осознал, что взгляд того остекленел, а жизнь покинула тело. Пора снимать сбрую…

Вьючные и запасные лошади остались позади под присмотром пары наёмников. Он направился туда. После сидения «тише воды, ниже травы» в течение двух дней, запасы изрядно облегчились, и свободные лошади были. Второй всадник, потерявший скакуна, быстро выбрал, видимо, знакомую лошадь. А из оставшихся Кледу наиболее подходящим для верховой езды показался конь вражеского разведчика, которого привела Алина.

Наречённый постарался на скорую руку наладить с ним контакт — скормил сладкий корешок цахеры, погладил по шее. Коняга, похоже, обладал неприхотливым характером и соскучился по вниманию, потеряв хозяина, так что артачиться не стал — дал себя оседлать и взнуздать. После чего Клед смог наконец присоединиться к основной группе, ведущей переговоры с местными на берегу ручья.

— Кто ты, что трубит в рог Ал-Арсата? — первым делом спросил наиболее коренастый среди мелких аборигенов, когда Петра со спутниками медленно приблизились к берегу ручья.

Насколько она могла судить, это был их предводитель. И однако же на нём было гораздо меньше Смертной Тени, чем на любом из её наёмников.

— Я — новая баронесса ал да Малфирдом, — провозгласила она со всей возможной уверенностью. — Я назначена Советом Княжеств. Можете звать меня леди Петра.

— Здравствуй, леди Петра, — мужчина приложил руку к груди, слегка склонив голову. — Я — Ал-Тамал, предводитель пограничников Озёрного Края. Мы давно не входим в Княжества, но рог Ал-Арсата даёт тебе право попытаться занять его место. Только… — он замялся.

— Что же? — подстегнула его Петра.

— Его должны проверить старейшины. Что это тот самый рог.

— Тот самый, — об этом условии когда-то договаривались предки нынешних предводителей сторон, так что пока всё шло по плану. — Я готова пройти проверку.

— Тогда мы попросим тебя проехать с нами. Главный старейшина слишком дряхл, чтобы явиться сюда. Ты можешь пересечь границу с двумя воинами, — он показал на ручей.

Рамон подъехал к баронессе, выражая ожидаемые сомнения в том, что это безопасно. Ал-Тамал перебил его:

— Мы даём гарантию неприкосновенности. Вам и вашим людям. И просим прощения за лошадей. Мы не хотели никого убивать, только лишь отпугнуть чужаков. В деревне вам их компенсируют.

Петра посмотрела на Алину. Та внимательно изучала противников, пока их вожак говорил, но лишь пожала плечами. Она не хмурилась и никак иначе не выражала какой-либо озабоченности. Будто ей было всё равно, убьют её в этом лесу или нет…

— Я бы всё-таки взял заложников в ответ, — тихо сказал Рамон. Это звучало разумно.

— Мой десятник требует более надёжных гарантий безопасности, — громко сказала Петра. — Оставьте троих своих людей с моими воинами. И тогда мы поедем с вами.

Ал-Тамал отошёл в сторонку и посовещался со своими помощниками. После чего три человека — один совсем молодой и двое постарше выступили вперёд.

— Мой сын, Катал и два моих помощника останутся с вашими воинами, чтобы они были спокойны за вас, — сказал он. — Если договоримся, я вернусь за вашими людьми, в ином случае мы вернём вас к границе в целости и сохранности.

Баронесса кивнула. Им шли навстречу, но ей всё равно было не по себе. Здесь двадцать человек с луками, а сколько их в деревне? У них нет способа проверить, что этот юноша действительно сын командира… Рамон тоже хмурился. Алина по-прежнему хранила бесстрастный вид. Но что поделать? Кто не рискует, тот не собирает алмазы. Петра знала, на что шла.

— Я должна пойти с вами, хозяйка, — подъехала поближе Эльба.

Да, ей тоже было бы спокойней с самой верной служанкой…

— Ал-Тамал, нас должно быть четверо. Это приемлемо?

Командир пограничников слегка нахмурился, задумавшись ненадолго, но потом кивнул и сделал знак ещё одному из своих людей выйти вперёд.

— Хорошо, но тогда вам придётся спешиться. Мостки могут не выдержать столько крупных животных.

Петра посмотрела на свои сапожки из дорогой кожи и вздохнула. Клянчить в её положении не пристало, требовать пока не стоит, а пешком идти тоже не хочется. На выручку пришёл Рамон — всё-таки отличный выбор для начальника гарнизона, с правильными понятиями!

— Вы же не можете ожидать от баронессы, что она будет ломать ноги по лесам пешком.

Ал-Тамал почесал затылок, посмотрел на женщин:

— Ладно, тогда две лошади по очереди, а остальные пёхом.

Петра кивнула, показывая Эльбе остаться в седле. Алина и Рамон слезли с лошадей.

— Нет, Рамон, останься с людьми, — остановила его Отступница и оглянулась в поисках Кледа.

Тот как раз подъезжал к ним. Поравнявшись, вопросительно оглядел группу.

— Слезай, — Рамон взял под уздцы его коня и ввёл в курс дела: — Вы вчетвером идёте с ними к старейшинам, а взамен остаются четверо его ребят.

Повинуясь жесту Ал-Тамала, четверо его людей перешли неглубокий ручей по лежащим в нём камням, в которых Петра не угадала бы брод. Впрочем, на лошадях можно было смело ехать напрямик — вода не доходила даже до колен. Только она подождала, пока первый телохранитель не окажется на том берегу. Им оказалась Алина. Отступница невольно залюбовалась тем, какой хищный вид приобрела девушка, оказавшись среди потенциальных противников — очень похоже на Воинов Смерти. Сама она так не умела, впрочем, поэтому и нанимала людей.

С ними отправилось пять человек, считая Ал-Тамала — все пешком. На ногах у них было что-то вроде лаптей, только не из коры, а из каких-то жёстких, узких и длинных листьев. Ещё один белобрысый боец помоложе резво умчался бегом вперёд — видимо предупреждать.

Клед молча подвинул из авангарда Алину, что-то лезшую сегодня повсюду вперёд. И Петра опять залюбовалась — такой он вдруг стал собранный и властный, что хватило одного жеста. Пожалуй, со временем из этого Наречённого может получиться неплохой Меч Смерти. Способностей хватит — уж она-то в этом понимала.

Тропа между деревьев вилась узкая, так что они растянулись вереницей — Клед, Петра, Эльба, Алина, перемежаясь с местными через одного. Ал-Тамал шёл перед баронессой, видимо, на случай, если она захочет что-то спросить. Но бывшая Отступница использовала это время, чтобы собраться с духом и настроиться на нужный лад.

Всё-таки одно дело беседовать с членами Совета, и совсем другое — пытаться уговорить целый народ присягнуть ей на верность. А этого надо добиться во что бы то ни стало, иначе добывать алмазы будет затруднительно. Да и для замкового хозяйства надо где-то набрать людей. Она, конечно, договорилась с Харбом, что, в случае необходимости, отправит весточку с кем-то из вернувшихся, чтобы тот нашёл ей работников и солдат. Но лучше обойтись местными силами. Пора прекращать опираться на старые связи.

Местность постепенно понижалась, и вскоре они уже ступали по сырой земле. Копыта лошадей оставляли глубокие отпечатки, сапоги тоже увязали. К счастью, грунт был недостаточно жидкий, чтобы прилипать, а перемешанный с хвоей, каменной крошкой и какими-то плотными листьями. Аина, идущая позади, сразу оценила конструкцию обуви местных ребят. Эти «лапти» были навязаны на каком-то каркасе из прутьев и сначала вызывали недоумение своим неудобством: чтобы ноги не заплетались, белобрысые аборигены ходили и бегали на расставленных ногах. Зато благодаря большей площади поверхности, сейчас они не проваливались при каждом шаге, как она.

Воздух в долине был какой-то совершенно особенный — влажный и напоённый незнакомыми ароматами. Плотность растительности по бокам от тропинки просто поражала: похоже, местные условия способствовали небывалому буйству природы. О том, чтобы продраться по такому лесу напрямик, не могло быть и речи. Наверное, поэтому у каждого «пограничника» за поясом висел слегка изогнутый наподобие серпа тесак, расширявшийся на конце, словно густую сталь оставляли стекать в чашеобразную лунку.

А растения… Аина в жизни таких не видала и не могла опознать половины пород! Ладно, гигантские разновидности сосен и ещё какие-то «свечки» с мягкой, пахучей хвоей, встречавшиеся повыше. Но дальше пошли совсем уж диковинные деревья: одни с отливающей медью бордовой корой и гроздьями мелких красных ягод; другие с чёрным стволом усыпаны лиловыми цветами, размером с крупных домашних «дракончиков»; третьи как будто вовсе без коры с красными разветвлёнными стволами; четвёртые похожи на высоченную помесь осины с «кашкой» — длинные листья растут только на кончиках веток. Дубы, наоборот измельчали до неузнаваемости, если бы не характерный запах палых желудей — тонкие, кривые, с сильно зазубренными листьями. Преимущественно голые стволы густо оплетали лианы с глянцевыми листьями. А вот эти длинные «перья», торчащие из коротких толстых «обрубков», похожих на огромные колоски, были похожи на материал, из которого сплетены местные «лапти», но всё вместе выглядело, как посаженная черенком глубоко в землю метла. У дорожки тут и там мелькали странные чёрные цветы, похожие на очень высокие «кувшины» белокрыльника. Откуда-то из зарослей на уровне человеческого роста торчали тонкие веточки с пушками, похожими на кисти крошечных одуванчиков, на концах. Камни же, скатившиеся с гор, покрывал странный мох, больше похожий на бусы из плотных лиственных звёздочек.

Птицы тут тоже водились странные. Вездесущие колтунки чирикали в зарослях, правда, были меньше и темнее привычных, а вот пшёнок ни видно, ни слышно не было. В вышине время от времени раздавались незнакомые сладкие трели, а с другой стороны уши то и дело прорезал неприятный острый крик. На одном из суков над тропинкой она с удивлением заметила огромную жёлтую сову с белой мордой и грудкой. А потом мимо порхнула крупная птица с синими крыльями! Разглядеть её внимательней, к сожалению, не удалось, но цвет-то какой необычный!

Командир местных что-то сказал своим людям — Аина не расслышала. Но парень перед ней на ходу срезал своим странным тесаком несколько прутьев, сплёл их между собой, потом отсёк несколько листьев у «мётел», поделил их пополам, начал вязать на каркас, и девушка поняла, что он плёл «лапти». Как выяснилось чуть позже — для неё. Весьма кстати, поскольку ещё ниже почва начала-таки затруднять движение, налипая на сапоги комьями грязи.

Вскоре она сделалась слишком влажной и для «грязеступов», но в таких местах как раз были проложены мостки, за выносливость которых переживал Ал-Тамал изначально. Они состояли из узких длинных полых палок, похожих на соломины-переростки, сплетённые между собой листьями тех же «метёлок». Несколько из них действительно треснули под лошадью Эльбы, а может, и раньше — под Петриной, но в целом конструкция выдержала. Правда, шедший за нею «солдат» недовольно пробормотал себе под нос, что придётся делать новые.

Что будет, когда тут проедут их наёмники, Аина постаралась не думать. А может быть, им и не придётся. Это ведь не Тропа Войны. Насколько девушка помнила, та шла по цепи холмов между двух рядов озёр, а они сейчас забрали влево, спускаясь в низину.

Глядя на этих «воинов» Аина сильно сомневалась в том, что те могли бы оказать достойный отпор кочевникам. Никто из них не выглядел достаточно ловким, опытным, и тем паче опасным. Молодые казались даже непуганными — не смотревшими смерти в лицо.

Насколько она поняла, пока жила в Орде, нарты не использовали южную ветку Тропы вовсе не потому, что их наголову разбили в этих землях при последней осаде замка, который они подрядились защищать. Только теперь она осознала, что это была та самая история, которая излагалась в «Саге о замке Малфир», потому что у нартов он назывался Замком Семи Ветров. О том, что здесь добывают алмазы, они не знали, поскольку князь Кагар или Ал-Ахсар, как его громко называли кочевники в своей устной хронике «Песнь об Озёрной битве», уверял, что получал их при помощи магии (умно с его стороны). А судя по этим аборигенам, их простой одежде, обуви и оружии, поживиться тут больше нечем.

Проход же за пределы Свободных Княжеств на юг больше не был нужен потому, что по ту сторону тянулась пустыня, которая отвоёвывала с годами всё больше земель, и оазис, в котором Свора могла пополнить запасы воды, пересох ещё незадолго до легендарных событий, сделав путешествие туда нецелесообразным. Воевать в песках всё равно было неудобно, тот путь использовался в основном для торговли награбленным. Но при ней эту роль вместо Своры выполняли небольшие караваны, которые посылали из мест летнего кочевья в обход пустыни с восточной стороны, по плоскогорьям.

Так что отряду, сопровождавшему баронессу, грозило разве что зарастание Тропы за десятилетия заброшенности. С такой буйной растительностью, от неё могло и следа не остаться. Но проверить надо будет обязательно. И если можно найти хотя бы её следы, приобрести у местных их «тесаки», которыми рубить чащу, похоже, удобней, чем мечами, не говоря уж о том, что жалко боевое оружие, а против тонких и гибких веток топоры помогали слабо, как она уже имела случай убедиться в той жуткой деревне.

Ну а если не повезло, придётся пробираться в такой вот сырости… Если их вообще не выставят вон, что было вполне возможно, судя по словам Ал-Тамала на берегу реки.

Впрочем, Аина не верила в вероятность такого исхода. Дайте только зайти наёмникам в эту чащу, где луки бесполезны, и они будут косить белобрысых хлюпиков пачками. Хотя боги знают, сколько их тут… Но если одолеть одну деревню, остальные могут и приуныть.

Только вряд ли Петра доведёт до такого — похоже, Совет, заинтересованный в добыче драгоценных минералов, снабдил её достаточным количеством оснований, а уж убалтывать она умеет. Алмазы необходимы Совету, судя по всему, для масштабной войны с нартами. В таком случае, при провале Отступницы Похоти сюда могут отправить и тот гарнизон из Гостердома или вообще Воинов Смерти, которые зачистят или запугают аборигенов в два счёта. Но видимо, выгодней всё-таки решить вопрос миром.

В любом случае, это всё не её забота, так что девушка, ощущавшая бы себя на интересной прогулке по совершенно новому миру, если бы так не хлюпало под ногами и оные с непривычки не запинались время от времени лаптем об лапоть, только поглядывала по сторонам, автоматически отмечая отсутствие опасности. Видимость, конечно, была никакая, так что она раскинула свои ощущения, проникавшие за любые преграды. Но из глубины леса струился такой покой, что, будь она на лошади, заснула бы под размеренный шаг, которым вынуждена была передвигаться колонна.

Деревня оказалась довольно необычной — дома были расположены, в основном, на воде. На берегу было совсем немного свободного от леса пространства, к счастью, находившегося на небольшом возвышении, а потому сухого, так что не пришлось спешиваться в грязь или надевать эти странные «грязеступы», в которых походка Кледа так забавно преобразилась.

На больших раскидистых хвойных деревьях тоже ютились небольшие домики, очевидно, используемые в хозяйственных либо военных целях, потому что Ал-Тамал повёл их напрямую к мостикам, проложенным над водой между большими жилыми домами, словно плывшими по озеру.

Ещё на подъезде, командир коротко протрубил в свой рог яратика, так что их уже встречали, правда, не сходя на берег. У края деревянной набережной их ждал коренастый мужчина в бурке из козлиного меха, женщина в искусно вышитом платье с цветастым платком на плечах и ещё несколько серьёзного вида селян.

— Я — староста Ал-Майран, — представился он. — От лица всех амахаги приветствую тебя, Петра ал да Малфирдом, и твоих спутников в деревне Йени-Махам. Моя жена Де-Лиана, мои советники Ал-Дегир, Ал-Семир и Ал-Бактар.

Петра тоже представила своих людей, после чего их всех пригласили отобедать. Клед с наслаждением снял свои «грязеступы» и сразу снова обрёл грозный вид.

Пока шли по деревянным помостам между домами, которые оказались приподняты над водой на высоту пары-тройки локтей, баронесса успела заметить, что почти везде привязаны лодки, однако вдали от берега виднелась всего одна. Видимо, время лова уже прошло или ещё не настало.

Озеро лежало между лесистыми предгорьями юго-восточной горной цепи с одной стороны, а с другой наблюдались голые склоны довольно высоких холмов, лишь поверху поросших деревьями. Очевидно селяне возделывали там поля. Ближние походили на огороды, дальше — какие-то злаки, а в небольшой заболоченной низине под ними — даже рис! На лысой проплешине слева паслось небольшое стадо, но рассмотреть издали, что за скот, не удавалось. Также под помостами плавали, видимо, домашние утки.

Их провели в дом с просторной горницей, где уже был накрыт стол. Как и следовало ожидать, глядя на местность, преобладали рыбные блюда: рисовые лепёшки с красноватой мякотью и рагу из бобов с лягушками. Не богато, но обильно. После еды потянуло в сон.

Староста, очевидно, не стремившийся решать глобальные вопросы самостоятельно, чутко заметил усталость гостей и оставил их отдыхать, предоставив дом в их полное распоряжение до прибытия атара — главного старейшины, которого следует ждать не раньше, чем завтра.

Второй комнатой в доме была спальня с широкими деревянными лавками вдоль трёх стен и пустыми шкафами у двери. Эльба наконец помогла ей раздеться. А потом Петра позвала Кледа сделать массаж. Не то чтобы спина за полдня спокойного пути так сильно натрудилась, но в последний раз разминал он её ещё до той жаркой ночи перед прорывом через перевал. И потом, вдруг опять повезёт?

Однако Наречённый был предельно собран и холоден. То есть, руки его, конечно, согревали и расслабляли, но совершенно не стремились ласкать. Как чужие. Точнее было бы назвать его совершенно равнодушным. Эх, опять! Она попыталась завести разговор об Алине, чтобы осторожно проверить, не начал ли он склоняться в ту сторону, но Клед и в отношении девушки не выказал никакого интереса. Что-то с ним происходит… Хотя такое бесчувствие после столь бурной вспышки страсти объяснимо естественным опустошением «резервуара», но в начале он не уставал так быстро и надолго. Может, и правда, не на пользу ему эти контакты? Ладно, пусть отдохнёт, разберётся в себе… Петра позволила себе скатиться в дрёму.

Вечером их опять покормили, на этот раз расстаравшись посерьёзней: большая запечённая рыба с белой вкусной мякотью и улитки в сливочном соусе (надо велеть Эльбе записать в свою книгу рецепт!) — и то и другое с непривычными, яркими, но не острыми пряностями.

Показали деревню. Хотя смотреть там особо было нечего: везде мостики, дома, лодки… Интересней всего были ремёсла, которым предавались в золотистых лучах предзакатного солнца закончившие домашние дела амахаги: женщины вышивали или вязали (похоже, на дальнем выпасе всё же были козы), мужчины мастерили «грязеступы», плетёную мебель или вырезали по дереву.

Над озером то и дело нёсся какой-то пересвист. Алина спросила, что это, и сын Ал-Майрана, Камил-Бен охотно пояснил, что оставшиеся на ночь со стадом парни ругаются с теми, кто сейчас гуляет с девчонками по берегу.

— Так и знала, что это не птицы, — пробормотала телохранительница.

И Петра тут же вспомнила, что слышала похожие звуки незадолго до нападения, правда не столь интенсивные, скорее отрывочные, но тоже не придала им значения. А оказывается, у местных есть целый свистовой код, позволяющий даже обмениваться колкостями!

Был у племени и какой-то традиционный язык, разговоры на котором, однако же, сразу стихали, стоило им приблизиться. Петра спросила, что значит Йени-Маха и получила ответ от словоохотливого юноши: «первый причал». Ну что ж, два слова уже известны… А эти амахаги довольно интересно устроились: никто, кроме посвящённых в Совете, о них ничего не знал, никто здесь давным-давно не бывал, они же, судя по наличию некоторых вполне привычных предметов — пеньковых верёвок, ковзинских цветастых платков, металлических столовых приборов, поданных им наряду с деревянными, фарфорового блюда для рыбины — частенько наведывались в Княжества, видимо, с торговыми целями, не привлекая к себе особого внимания. На общем языке все говорили без запинок. Как интересно! Надо будет докопаться, что за принципы заставляют их так поступать.

Хотя несложно догадаться: судя по всему, жизнь у них общинная, хозяйство близко к натуральному, налоги платить не с руки. Когда край забросили и забыли, амахаги были только рады и не хотели лишний раз о себе напоминать. Глядя на их размеренную спокойную жизнь, расслабленные позы и лица, Петра им в чём-то даже завидовала. Но это придётся принять в расчёт и предложить племени способ по большей части сохранить их уклад, чтобы добиться расположения. Впрочем, если они помогут ей добывать алмазы, то с налогами проблем не возникнет. А взамен наверняка найдётся что им предложить. Хотя бы те товары, которые они обычно покупают. Ну и защиту дружины Совета на пару с Орденом Смерти, разумеется, на случай, если кочевники начнут расширять владения на юго-запад, что выглядело пока весьма вероятным.

Клед коротал вторую половину ночи, уставившись на Алину, которая спала тут же, в первой комнате, тогда как Петра с Эльбой расположились во второй. Не захотела к ним идти почему-то.

Впрочем, взгляд этот не был сосредоточенным — он старался слишком не вглядываться, чтобы не вернулось наваждение, да и думать себе на эту тему запретил.

Но не смог удержаться от ленивых размышлений о том, насколько спящей эта девушка отличалась от бодрствующей. Вот сейчас она так мирно посапывает, лёжа в белой рубахе на левом боку — шрама не видно, лицо расслаблено и приобрело какую-то мягкость… Словно сладкая деревенская молодка, а не ходячая колкая враждебность, как днём. Если бы он не видел тепло в её взгляде раньше, решил бы, что настоящая она такая и есть — злая, а сейчас…

Эта кочевница-баронесса, казалось, вся состояла из взаимоисключающих контрастов. По сути она вела себя, как воин, но такие формы не позволяли забыть о её женственности, и уже одно это ставило ум в тупик.

Как к ней относиться? Как к напарнику или всё же, как к даме? И почему вообще надо выбирать? Ну, то есть, ответ вроде бы очевиден — потому что эти вещи обычно несовместимы, однако, вот лежит живое воплощение невозможного, и это чертовски интригует…

На этом месте в груди шевельнулась вроде бы успешно пристукнутая «птица», и Клед, опомнившись, пресёк данный мысленный поток, начав читать текст посвящения, въевшийся за годы учёбы. Вспомнилось при этом и ощущение бренности существования, каждый раз накатывавшее возле Башни Смерти. Слабее, конечно, но загасить все угли страстей помогло. Только осталось неприятное ощущение, что от Смерти тоже хотелось бы отдохнуть, пока длится Вольница. Пожалуй, стоит завтра позаниматься «с Мечом». Когда-то он воображал, что держит его, при выполнении комплекса базовых движений, сопровождаемого строками Устава. И помнится, становилось легче, если тень их общей Невесты начинала чересчур тяготить.

Выспавшись после дежурства, Клед не обнаружил никого в домике и, наскоро перекусив оставленными на столе пирожками, вышел наружу поискать «своих». Сначала двинулся на передний край деревни, к воде — вдруг поехали на лодке куда-нибудь?

Там нашлась лишь пара подростков, чинивших сети и Ал-Дегир, что-то обсуждавший с другим мужиком, привязывавшим лодку у переднего дома слева. Клед направился к ним, чтобы спросить, куда подевались его спутники, но не успел: откуда-то с левого берега донеслась пронзительная тревожная трель свистового сигнала. Помощник старосты коротко свистнул, похоже, прося уточнений. Раздалась ещё одна трель, сорвавшаяся на нет. И Клед каким-то образом понял, что случилась беда.

Ал-Дегир сорвался с места и с разбега прыгнул в озеро, прямо как был, в одежде. По деревянным помостам местные ходили босиком. Он поплыл быстро, как рыба, делая мощные, быстрые взмахи руками и ногами — очень интересный стиль!

Наречённый инстинктивно рванул на помощь вслед за ним, но на краю осознал, что раздеваться слишком долго, а испортить вещи, необходимые для исправного несения службы, в этой глуши он себе позволить не мог. Оглянулся в поисках решения, и тут из-под помоста выплыл давешний рыбак, снова отвязавший лодку. Он бросил багор, при помощи которого передвигался под настилом, чтобы взять вёсла, и Клед, недолго думая, прыгнул к нему. Мужик воззрился на него удивлённо.

— Не теряй время. Я помогу. Что-то случилось?

Ответил тот уже вставив вёсла в уключины и начав грести:

— Алик-Бен, сын Ал-Дегира, запутался в водорослях и тонет.

До левого берега было недалеко, однако, когда они подплыли, Ал-Дегир уже достал мальца лет одиннадцати из воды и что есть мочи лупил по спине, перекинув через колено. Тот не подавал признаков жизни, хотя вода изо рта вытекала.

— Стой! — приказал Клед. — Так ты последний дух из него вышибешь. Дай я. Положи его на спину.

Отец, уже успевший прийти в отчаяние, ухватился за предложение незнакомца, как за последнюю соломинку, и сделал, как было велено. Наречённый, тем временем сбросивший портупею с мечом, приложил палец к шее мокрого тела, не нащупал пульса и резко, повелительно спросил:

— Сколько он пробыл под водой?

Курносый парнишка, ровесник утопленника, тихо стоявший вместе с конопатым приятелем у края полянки, граничащей с заводью, испуганно ответил:

— Лепёшек десять можно было слепить.

Необычная единица измерения на миг озадачила, но, припомнив дежурства на кухне Ладоней, Клед грубо прикинул, что минут пять, из которых, наверняка, какое-то время пацан ещё удерживал воздух. Надежда есть. Он начал ритмично давить на сердце, почувствовал спиной крайнее удивление окружающих, и понял, что с дыханием может возникнуть проблема. Но в следующую секунду решение пришло само, и он велел отцу:

— Стань к голове, держи её вот так, — он открыл мальчику рот и зажал нос. — Набирай побольше воздуха и выдыхай в него после каждого четвёртого нажатия. Понял? Давай!

Он снова добавил в голос командные нотки и сам подивился, как они начали срабатывать, когда действительно припекло. Или это в нём что-то переменилось с последнего раза? Но думать было некогда. Наречённый заставлял сокращаться сердце, стараясь не сломать молодые рёбра, а отец исправно дышал за сына — не с первого раза вышло, но тот быстро схватил суть и приноровился.

Тем временем рыбак, оставшийся не у дел, подошёл к мальчишкам и отвесил каждому по подзатыльнику:

— Сколько раз можно повторять, чтобы не лезли в заводи с такими густыми водорослями?

— Нам велели наловить раков для атара, — оправдывался курносый мальчишка, — а самые лучшие именно здесь!

— Ну и как, наловили? — угрожающе спросил рыбак.

— Да, вот второе ведро наполняли…

— Лентяи чёртовы, не могли пробежаться до тазунта? — снова послышался звук подзатыльников. — Там тоже раки хорошие, а водорослей меньше!

— Так на праздник же лета там всех повылавливали недавно, — продолжал оправдываться мальчик.

Впрочем, это не спасло их с товарищем от третьего подзатыльника. На этом воспитательная работа вроде бы закончилась.

Клед отсчитывал про себя нажатия, надеясь не дойти до трёхсот — число, на котором стоит оставить попытки и отпустить душу к Тёмной Матери… К счастью, ещё до сотого мальчик вдруг содрогнулся, закашлялся, выплёвывая воду, сел, согнулся, и счастливый отец, схватив ожившего сынишку за плечи, поднял на Наречённого мокрые от слёз глаза:

— Я у тебя в долгу жизни. Проси, чего хочешь.

— Мне ничего не нужно. Я просто рад, что твой сын жив.

— Нет, долг жизни это серьёзно, — возразил рыбак. — Если ты не придумаешь, как расплатиться, ему придётся следовать за тобой, пока не выпадет случай. И оставить семью.

— Хорошо, я подумаю, — смутился Клед.

Он понял, что столкнулся с каким-то важным местным обычаем, который, в целом, имел определённый смысл, если вспомнить о Весах, но пока совершенно не представлял, как избавить помощника старосты от обязательства, которое тот взял на себя.

Спасённый мальчик начал дрожать, и Ал-Дегир поспешил забрать его в лодку. Места там было мало для всей оравы и раков, поэтому рыбак попросил Кледа проводить мальчишек до дома по берегу, «чтобы больше ничего не учудили».

Курносый Амис явно был бедовым парнем и находил что ответить почти на каждую фразу, но в конечном итоге слушался. Кто кого провожал — большой вопрос, но в ходе прогулки Наречённый рассказал немного о Воинах Смерти — так, чтобы их не боялись, но опасались, а мальчишки в ответ научили его свисту, означавшему «На помощь, беда!» Правда, его предстояло ещё тренировать, чтобы правильно «выговаривать» полутона.

Атар прибыл после обеда по озеру, в большой лодке с навесом. Его сопровождали несколько других старейшин или старост — Аина пока не разобралась в их иерархии. Хотя, если судить по козьим буркам, явно носившим ритуальное значение, поскольку летняя погода к ним вовсе не располагала, то двое были старостами — в чёрных, как на Ал-Майране, а третий — обычным старейшиной, в белой, как и самый главный. Узнать его было легко по действительно почтенному возрасту, до которого мало кто вообще доживал, и по тому, как остальные с ним обращались: вынесли с лодки, вели под руки, кланялись, посадили во главе стола.

Утром дамы успели искупаться и постираться в уютной заводи по правую сторону деревни, куда их проводили местные женщины. Они же выдали им на время нарядных в местном понимании (то есть вышитых) рубашек и штанов. Юбок тут не носили, женские штаны отличались разве что чуть большей шириной. Аина замотала их под коленями чем-то вроде онучей, как делали местные женщины, когда хлопотали по хозяйству на берегу. Правда, их «подвязки» использовались, чтобы зафиксировать штанины над водой при возне в реке, а она намотала их вместо носков, чтобы всё-таки обуться. Ходить босиком по дощатым помостам было, конечно, приятно, но сражаться всё же лучше в ботинках, пусть вероятность такого исхода мала, однако охранник при деле обязан подобное предусматривать.

Эльба оделась примерно так же, только заматывать штанины не стала. У Петры же оказалось с собой запасное платье в перемётной суме. Хоть и простенькое на её вкус, но всё же получше походной одежды и побогаче местной, а статус обязывал хоть как-то выделяться на фоне остальных.

Кледа отправили купаться, потому что чистым барышням стал слишком заметен походный душок, и следовало привести второго телохранителя в соответствие с остальной «свитой». А сами отправились на встречу, когда атар перекусил с дороги и изъявил готовность принять их в доме старосты. Там же собрались остальные «набольшие».

Ал-Акмел представлял из себя сухонького седого старичка с жиденькими косичками, но без залысин. Был он действительно дряхл — того и гляди рассыплется. Оставалось только гадать, почему его предпочли позвать сюда, а не отправить гостей к нему на дом. Наверное, не хотели слишком много показывать, а жил он где-то не так далеко, в досягаемости водных путей. В принципе, тогда самым сложным было погрузить его в лодку и вынуть оттуда.

В первую очередь его интересовал рог этого самого Ал-Арсата, кем бы тот ни был. Петре пришлось вложить вещь ему прямо в руки. Атар оказался слепым. Как же он будет проверять его?..

Оказалось — на ощупь. Старейшина долго и внимательно ощупывал каждый завиток на оковке, скользил пальцами по каждой пяди роговой поверхности. А когда наконец-то нашёл то, что искал, лицо его посветлело от радости.

— Это он! Яратиковый рог Ал-Арсата! — провозгласил он слабеньким голосом, пытаясь поднять вещь над головой.

Старосты загудели, а второй старейшина, возрастом ближе к атару, но ещё довольно крепкий, принял рог из его рук, словно опасаясь, что тот его уронит. Протянул было Петре, но Ал-Акмел велел:

— Осмотрите его все, ощупайте! Кто-то ещё должен знать, как выглядит рог нашего легендарного князя, павшего в неравной борьбе против тёмных сил! Ах, я уже не думал, что доживу до этого дня… — старичок утёр выступившие на глазах слёзы.

Судя по имени и благоговению, получалось, что прежний барон ал да Малфирдом (или действительно пятый князь) до Кагара был выходцем из этого племени. А «тёмными силами», по всей видимости, нарты.

Баронесса не стала возражать и позволила всем присутствующим по очереди внимательно изучить реликвию.

Старец же тем временем попросил Петру дать ему руки. Та колебалась всего лишь мгновение, но видимо, ей было действительно важно завоевать их расположение, так что она вложила свои ладони в Ал-Акмеловы.

К облегчению всех трёх женщин, щупать её он не стал, только волосы тронул и щёку, а потом сжал кисти и к чему-то прислушался. Выражение на его лице было не слишком довольным, даже немного обеспокоенным, но атар лишь вздохнул, отпуская Отступницу (разумеется, о прошлом «баронессы» ему никто не сказал, но если старейшина умел чувствовать скрытое, то причина его тревоги, наверняка, крылась в этом). Пожевал губы, вздохнул ещё раз и сказал:

— Ну что же, Петра ал да Малфирдом, попробуй убедить нас в том, что ты станешь достойным предводителем. Ибо нам проще обходиться самим, как было полсотни лет до тебя, чем служить плохому хозяину. Амахаги — гордый народ и должны принять служение добровольно, иначе не будет добра на этой земле!

— Прошу прощения, — вмешался второй старейшина: — Но здесь слишком много женщин для серьёзного обсуждения.

— Вот как? — заинтересовался Ал-Акмел.

— Это моя личная помощница Эльба и охранница Алина, — пояснила Петра, так как ранее атару представили только её — единственную важную персону.

— Ал-Мурсат прав, — постановил старичок, поразмыслив всего пару вдохов. — Больше двух женщин — это базар, они не должны присутствовать на собрании старейшин одновременно. Выбери кого-то одного Петра ал да Малфирдом. А ещё лучше — отошли обеих. Тебе здесь ничего не грозит, я даю своё слово.

Петра без колебаний кивнула Алине на выход. Ну вот, всё самое интересное пропустит! Девушка попробовала изобразить лицом, что это не лучшая идея, но баронесса решительно мотнула головой. Видимо, не хочет, чтобы наёмница услышала лишнее… Впрочем, тогда можно было отослать её сразу. А ведь Аина просила дать ей присутствовать с расчётом на то, что ей и самой может пригодиться подобный опыт, если она всё же решит вернуть свои земли.

— Я буду снаружи, — угрожающе сообщила девушка.

К счастью, никто не возражал. А окно горницы было открыто из-за жары, так что она встала рядом и «развесила уши».

— Не знаю, известно ли вам, что кочевники внезапно обосновались на востоке Свободных Княжеств и постепенно расширяют зону своего влияния на запад, пока за пределами Тракта. То есть, захватывают баронские земли, оставшиеся без хозяев в результате предыдущих набегов…

— Хотите сказать, что они скоро придут сюда? — Аина недостаточно хорошо успела изучить голоса присутствовавших в комнате мужчин, чтобы определить, кто из них что говорит.

— Думаю, довольно скоро. Через год или два. И уже не набегом — пограбить, а установить свою власть. Насколько я знаю, вам нечего им противопоставить. А Совет Княжеств мог бы обеспечить защиту. Организовать кордон на перевале…

— В обмен на алмазы?

— Разумеется, — не стала юлить Отступница, — Княжествам нужны деньги, чтобы покончить с нартской угрозой и обезопасить свои границы. Потому что для войны со всем племенем, которое раньше посылало в Княжества лишь отдельные группы, а теперь, похоже, решило насовсем обосноваться на наших землях, придётся собрать небывалое войско. Казна же истощена назойливыми вторжениями дикарей на западной границе в последние десять лет.

— Эти камни несут лишь несчастья тем, кто зарится на поживу… — старческий голосок атара был узнаваем.

— Других вариантов быстро собрать нужную сумму у Княжеств нет. Поток дикарей на западной границе иссякает, но нарты наступают с востока, уже захватив полтора баронства. Вы знаете, предки заключили договор, и пока могли, мы вас не трогали…

— Вы нас запугиваете? — голос помоложе первого. — Но если вам известна настоящая история, мы тогда пересидели в горах, и сейчас сможем. Лучше предложите то, что нам выгодно.

Но не успела она ответить, как атар задал другой вопрос:

— Скажи, милая, а почему Совет Княжеств прислал женщину?

— У вас какие-то предрассудки на этот счёт?

— Нет, просто ты старовата, иначе могла бы взять мужа из наших и обеспечить наследника с нашей кровью. Ему народ подчинялся бы охотней, чем чужаку…

На какое-то время повисло молчание. Видимо, Петра обдумывала предложение.

— Я не только старовата для детей, — наконец медленно сказала она, словно ещё не до конца оформила мысль в голове. — Но и бесплодна. Однако… — видимо, приняв решение, она заговорила быстрее: — Я могу взять одного или двух ваших детей на воспитание, усыновить их и сделать наследниками. Что скажете? По-моему, так даже выгоднее для вас. После меня бароном станет чистокровный амахаги, как когда-то встарь.

Мужчины негромко загудели — видимо, это предложение попало в точку.

— А как быть с налогами? — кажется, это второй старейшина. — Мы даже деньгами не особо пользуемся, разве что для внешней торговли. Для нас это будет непосильное бремя.

— О налогах не беспокойтесь. Алмазы покроют всё, — тут Петра явно осознавала преимущество своей позиции. — А если вы боитесь, что камни принесут вам несчастья, я найду работников в Княжествах. Вашей главной задачей будет прокорм замка и мне понадобятся люди для несения службы в нём. Не столько военной — тут тоже можно обратиться к наёмникам, главное — хозяйство.

— Мы умеем обращаться с камнями, — почти пропел атар. — И лучше мы, чем жадные «княжичи». Иначе несчастья могут пасть на весь край. Мы будем их добывать не ради наживы, а ради защиты, порядка и будущего восстановления княжества амахаги. Скажи, Петра ал да Малфирдом, ты обещаешь о нас хорошо заботиться?

Последовала небольшая пауза, словно баронесса делала глубочайший вдох в своей жизни, а потом упало короткое:

— Клянусь.

И так прозвенело это слово, что Аина невольно списала половину претензий к бывшей Отступнице Похоти. Похоже, ей не чуждо понятие чести, и клятву она дала всерьёз. А готова ли она сама точно так же присягнуть народу Сагатдома, который даже не знала?..

В этот момент на помосте появился Клед, направлявшийся к дому старосты, и отвлёк её внимание от происходящего на собрании. Он был свежевыбрит, причёсан и выглядел презабавно в местной мешковатой, но расшитой узорами одежде со своей портупеей и широким поясом. Штанины подвязал точно так же, как она, заправив «онучи» в ботинки. Она не могла скрыть веселья. А он в ответ иронично нахмурил одну бровь: мол, сама выглядишь не лучше.

К тому моменту, как парень подошёл, оба почти смеялись, но, оказавшись рядом, всё же подавили улыбки. Аинина погасла сама от дохнувшего с его стороны ощущения силы. Казалось некое невидимое поле окружает Наречённого и на расстоянии пары шагов почти ощутимо давит в солнечное сплетение, мешая дышать.

— Как там переговоры? — спросил Клед, на глазах каменея. Боги, ну что опять не так?

— Да вот, пытаюсь подслушать, — проворчала Аина, теряя остатки хорошего настроения и снова обращаясь в слух.

Клед отошёл на другую сторону окна, тоже встав так, чтобы его не было видно. Бросил лишь один взгляд туда, проходя мимо.

— …нам туда попасть? — спрашивала Петра.

— Думаю, мы найдём вам проводника.

— Я провожу их, — кажется, это один из помощников местного старосты. — Я в долгу жизни перед охранником баронессы.

Аина удивлённо воззрилась на Кледа, но у того лицо сделалось совершенно кадоровым, и он не удостоил её даже взглядом. Сердце против воли упало куда-то в живот. Боги, почему же ей так дурно от проявлений его отчуждённости? Он ведь ей и правда никто…

Девушка как можно незаметнее сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Не по-Бреновски, чтобы не показать Наречённому знакомую технику для успокоения, а так, как учила Ху — медленно и плавно. Она делала вид, что продолжает прислушиваться к разговору, но на самом деле пропустила почти всё мимо ушей.

Долг жизни — это вообще как? Клед успел спасти помощника старосты? От чего? И когда? Они ведь не виделись всего несколько часов! К тому же он спал, когда женщины уходили.

Ну и действенность у этого парня всё-таки! Не успеешь отвести глаз, как он уже то убил кого-то, то спас, не выходя из дома… Такое вообще бывает?

Утроба внезапно дёрнулась в его сторону, словно голодный зверь: «Хочу!» Пришлось задышать ещё медленнее. Что с ней творится? Это не было похоже на телесную страсть, скорее на тоску души. По кому-то такому… Решительному? Окончательному? Кто-то сказал бы «страшному»… Нет, она не могла подобрать точного слова.

Подняла глаза, отогнав эту мысль подальше, и вдруг её осенило: мощный — вот нужное определение. Так по внешнему виду и не скажешь — не слишком высокий, не так чтоб массивный, разве что плечи широкие, но кость тонкая, черты лица тоже, только взгляд иногда… Или вот это давящее ощущение… Ух!

— …Тропа Войны? — долетело вдруг до сознания Аины знакомое название, и она с усилием переключила внимание на слух.

— Дорога кочевников? — переспросил человек, вызвавшийся их проводить (голос у него был с лёгкой хрипотцой).

— Да. По ней возможно проехать?

— Думаю, да. Мы сами ею иногда пользуемся. Ну или думаем, что ею. Точно не скажешь.

— Ничего, Алина знает точно, как её определить. Алина! — позвала её Петра.

Девушка одёрнула каким-то образом успевшую задраться на груди рубашку (не по мерке была, видимо, дыхание подняло её да назад теснота не пустила упасть) и вошла в дом. Проводником оказался Ал-Дегир, которого легко было запомнить по чуть более тёмному оттенку волос, чем у большинства белобрысых амахаги.

— Договоритесь между собой, как нам лучше забрать своих воинов и попасть на Тропу Войны. Ал-Дегир будет нас сопровождать.

Похоже, по главным вопросам договорились и теперь начались организационные. Аина с Ал-Дегиром быстро выяснили, что попасть на нужную им линию, в общем-то, сподручней с того места, где ждали остальные наёмники, а дальше договорились посмотреть по месту — где сохранилась тропа, а где местный проводник сможет вместо неё предложить известные ему тропы.

Отметить договорённость решили праздничным ужином. Местные ещё в обед зарубили несколько уток, и теперь от кухонь на берегу нёсся восхитительный аромат тушёного мяса.

— Как ты уже умудрился заиметь должника? — поинтересовалась Петра у Кледа, когда они шли немного передохнуть в свой гостевой дом.

— Его сын чуть не утонул. Ал-Дегир его вытащил, но у мальчика остановилось сердце. А я просто сделал «возвращение жизни».

Петра понимающе кивнула. Видимо речь шла о каком-то приёмчике Воинов Смерти.

— Что за возвращение жизни? — заинтересовалась Аина.

— Это надо показывать, — недовольно сказала Отступница. — А нам сейчас не до того.

— Да нет там ничего сложного, — возразил Наречённый. — Просто ритмично давишь на грудь, вот сюда, — он показал на себе, — но вот так, — сложил руки ладонь на ладонь, — резко, сильно, чтобы сердце сокращалось, и через каждые четыре нажатия вдыхаешь воздух «рот в рот». Главное, нос зажать, чтобы обратно не выходил. И считаешь до трёх сотен. Если не ожил — прощаешься.

Аина благодарно кивнула. Конечно, лучше бы посмотреть «в натуре», но вроде бы и так понятно. Мало ли что — знать вещи, которые могут спасти жизнь, даже приблизительно, очень важно. Кочевники всегда купались достаточно плотной толпой, так что наглотавшихся воды быстро откачивали, перегнув через что-нибудь и пару раз надавив на живот или постучав по спине, как ей когда-то в детстве…

Ужин и правда выдался праздничным. Не только в доме старосты. Настроение у жителей деревни было приподнятое, они ходили друг к другу в гости с угощениями и пели песни, доносившиеся через открытые окна внутрь. Набольшие то и дело обращались к Петре с разными вопросами, и она велела Эльбе записывать некоторые из них, уже составляя планы на будущее в качестве хозяйки земель.

Договорились, что все старейшины соберутся в замке Малфир на полнолуние, через полторы осьмицы, чтобы закрепить новые порядки и правила, а пока каждая из деревень отрядит по пять человек, чтобы привести в порядок замок. Только им нужно несколько дней, чтобы подобрать свободных людей, а баронесса хотела возвращаться к своим наёмникам уже завтра утром и продолжать путь.

А под конец обеда выяснилось, что атар, который казался всем уснувшим в плетёном кресле, покинул их навсегда… Амахаги немного опечалились, но второй старейшина произнёс проникновенную речь о том, что он, видимо, ждал возвращения настоящего князя, и раз отошёл в мир иной, значит, для них действительно началась новая эра… В общем, перенастроил всех на положительный лад.

Над озером понёсся особый пересвист, постепенно удаляясь — видимо, пастухи в горах, рыбаки на воде и кто-то ещё передавали новость. Но самое удивительное было, когда пересвист где-то через полчаса вернулся. За это время амахаги подготовили ветхую лодку, уложили туда старика, каждый принёс по брёвнышку или охапке хвороста, положил её рядом, отдавая дань уважения… И, словно ждали этого сигнала, оттолкнули лодку от причала, побросав туда факелы. Несколько человек на лодке с баграми вытолкали её на середину реки, пока пламя не разгорелось как следует. Остальные затянули какую-то погребальную песню, больше похожую на марш.

— Что означал этот свист? — тихо спросил Клед у Ал-Дегира, стоявшего неподалёку от них.

— Наши сообщили по всем остальным озёрам, что случилось, и амахаги передали свой прощальный привет.

— Так быстро? — поразилась Аина. — Сколько тут ехать?

— По дороге кочевников до самого дальнего поселения верхом добираться дней восемь-девять. Но у нас в горах по обе стороны стоят часовые в таких местах, где слышно очень далеко. Не во все стороны, а в определённом направлении. Поэтому мы можем быстро передать сообщение.

— Нарты верят, что души сожжённых не возвращаются в Мать-Землю и не могут переродиться, поэтому они сжигают врагов… — поделилась Аина. — А у вас как?

— Мы, наоборот, верим, что, сжигая тело, быстрее освобождаем дух для полёта вверх, к Небесному Отцу, — ответил Ал-Дегир. А потом вдруг добавил с лёгкой тенью иронии в голосе: — Кроме того, закапывать здесь непрактично: мягкой земли мало, и на ней растят пищу, а в остальных местах либо камень, либо слишком много корней.

Когда лодка прогорела и опустилась на дно, все разошлись. Вечер, начавшийся празднично, завершился если не грустно, то торжественно. По крайней мере, хотя бы никто не рыдал.

На другой день перед отъездом им предложили выбрать лошадей взамен двух убитых. Местная порода была слишком низкорослой и не особо пригодной для верховой езды, тем более кем-то потяжелее амахаги. Петра хотела отказаться, но староста настаивал. Какие-то у них заморочки были с тем, чтобы не оставлять долгов. Поэтому пришлось выбрать двух с расчётом на поклажу. На них погрузили немного еды, которой смогли сходу поделиться местные жители: рис, овёс, козий сыр, вяленая рыба. Обещали подвозить по дороге ещё из соседних деревень — на прокорм отряда.

Ал-Дегир тоже был вынужден взять коня, чтобы не отставать потом от кавалькады, но пока шёл пешком, ведя его за собой и везя часть припасов. Снова пришлось обуваться в «грязеступы», но на этот раз Алине такая прогулка далась легче, тем более что относительно твёрдая почва оказалась не так далеко.

Ал-Тамал проводил их назад до границы. Остальные его люди давно вернулись. Аина немного беспокоилась, как там без них поживает отряд, но те неплохо устроились в распадке возле холма, куда показал дорогу один из пограничников. У Рамона хватило ума не связывать «заложников», которые не пытались сбежать, так что враждебности между двумя группами бойцов не возникло. Наоборот, казалось, они более-менее поладили.

Возвращению Петры со свитой обрадовались все. Заложники вернулись к своим, наёмники за час свернули лагерь, который как раз разбили неподалёку от продолжения Тропы Войны, которую Аина с Ал-Дегиром за это время благополучно нашли. Пообедали наскоро дарами жителей деревни. И после полудня кавалькада вступила на последний отрезок пути к замку Малфир, который не предвещал больше никаких особых опасностей.