Мы пришли в избу, в которой я впервые самоосознался. И там на нас — точнее, на меня, — набросилась типа-мать.
Ах, сынок, ты такой молодец, тварь жуткую убил, небось и наживёшься теперь с неё, хорошо зарабатываешь, так тобой горжусь, а мы с отцом, вот, посмотри, в каких нечеловеческих условиях прозябаем, вот был бы богатый сынок, помог бы хоть немного…
— Ты поэтому, что ли, меня позвала? — перебил я.
— Да ты что! Это ж я так, к слову, — замахала руками типа-мать.
Сделала вид, что смутилась, а сама выжидающе уставилась на меня. Я вздохнул.
— Вот что, недорогие мои и неуважаемые типа-родители. Давайте-ка мы с вами эту тему закроем раз и навсегда. Я вам — не сын. И уж будем честными — вы ко мне родительской любви никогда не питали. Мы просто на протяжении двадцати лет терпели друг друга: вы меня, потому что вам за это платили, я вас, потому что других вариантов не было. Цену за ваши услуги Тихоныч назначил весьма неплохую. Я бы сказал, выше средней по рынку. На моё содержание вы тратили в разы меньше, чем получали, даже с учетом трудозатрат и амортизации оборудования в виде лавки. А после того, как я встал с лавки и свалил, дотации от Тихоныча прекратились. Вы быстро сообразили, что зима близко, и жить вам станет сильно грустнее, чем раньше. Вот и решили поправить дела, напомнить «сыну», внезапно оказавшемуся охотником, да ещё и графом, о так называемом сыновьем долге. Манипуляции проще — не придумать, право слово. Детсад… Так вот: я не тот человек, которым можно манипулировать. И «дурачком», вопреки вашему глубокому убеждению, никогда не был. Идиотия и неспособность разговаривать — разные вещи. Я прекрасно помню всё, что происходило рядом со мной, пока лежал за печкой. Я слышал каждое ваше слово, обрабатывал информацию и делал выводы. И пытаться сейчас убедить меня в том, что вы испытывали ко мне какие-то там родительские чувства — затея изначально провальная. Тем, кому я действительно дорог — сам по себе, а не потому, что оказался графом — я готов помогать. И не только материально. Вы в эту категорию не входите. Почему — только что объяснил. И хочу предупредить, так сказать, во избежание: следующая попытка вымогать у меня деньги может закончиться нехорошо. Слухи о моём богатстве сильно преувеличены. Золотые империалы у меня в огороде не растут, с неба не падают. И я не из тех, кто дважды повторяет одно и то же… Собственно, всё. Доступно объяснил?
Я обвёл глазами типа-отца и типа-мать. Отец покраснел, как рак, мать, наоборот, побледнела. Но в том, что суть моего выступления оба уловили, я не сомневался.
— Отлично. Значит, вопрос мы закрыли. Пусть радость нашего расставания не затуманится печалью наших встреч! Земляна, идём.
Я подхватил мешок и вышел из избы. Пошагал по деревенской дороге в сторону леса. Земляна шла за мной и довольно долго молчала. Наконец озадаченно спросила:
— Ты откуда столько слов мудреных знаешь?
— В Благородное собрание хожу. Книжки читаю. А Знак предлагаю изобразить здесь, — я раздвинул ветки старой ели.
Они свисали до самой земли, образуя что-то вроде естественного шалаша.
— Дельно, — одобрила Земляна, — здесь вряд ли затопчут.
Я начертил Знак, и мы переместились в Поречье, к приметному камню. Потом дошли до приёмного пункта и сдали честно заработанные кости.
Когда вышли, я увидел выскочившего из-за угла недавнего знакомого. Свистнул, помахал рукой. Пацан по кличке Рыжий радостно засвистел в ответ и подбежал ко мне. Я заметил преображение: чумазая физиономия отмыта, вместо лохмотьев одет в приличные штаны и рубаху, на голове новенький картуз. В руках Рыжий держал два конверта, украшенные знакомыми печатями.
— Здрасьте, дяденька граф!
— Здравствуй, коли не шутишь. Что, рабочий день в разгаре? — я кивнул на конверты.
— Ага! Этот вот — на Поварскую отнесть надо, а этот к дому, который напротив Троицкой церкви. Той, что с зелёной крышей.
— Понял, — кивнул я. — Как оно, в целом?
— Здорово! Тетеньки добрые. Одежу нам купили, сюда вот, на картуз обещали ленточки приделать с вышивкой: «адвокатская контора Урюпиных». Про вас всё спрашивали, где мы с вами познакомились. И про нас тоже. Про родителей, там… Одна барышня заплакала почему-то.
Ну да. И правда, что это она?
— Ясно. В общем, всё вам нравится?
— Да ещё бы не нравилось! Только они Варьке работать не позволили. И Сморчку тоже.
— Почему?
Рыжий пожал плечами.
— Нам четверым, сказали, можно, а им нет. Хотя Варька не хуже нас бегает. А дерётся, так вообще…
— Ладно. Зайду, узнаю, в чём там дело. Беги, курьер, не буду задерживать.
— Ага. — Рыжий поправил картуз и вчесал по улице.
Я обернулся к Земляне. И понял, что никакой Земляны рядом нет. Пока я болтал с Рыжим, рванула куда-то по своим делам. Может, пешком, а может, Знаком перенеслась. Нормально, чё. Поработали — разошлись. Обычное дело для охотников. А то, что не попрощалась — ну так она и не здоровалась. Тоже обычное дело. Для Земляны…
Интересно вот, почему Урюпины двоих «курьеров» забраковали?
Через двадцать минут я задал этот вопрос Александре. Но ответила Евгения:
— Потому что это немыслимо! Мы сначала даже не поняли, что Варя — девочка! Грязная, в мальчишеских обносках, волосы как мочало! А как она разговаривает — это же ужас какой-то. Мальчишки совершенно не стеснялись грубо выражаться в её присутствии. И она говорит так же.
— Кошмар, — покачал я головой.
— Кроме того, это пока Варя — десятилетняя девочка. А что будет, когда она подрастёт? Люди, знаете ли, бывают разные. Даже если они — наши клиенты. Кроме того, письма обычно принимает прислуга, а это совершенно другой разговор.
— В общем, мы категорически запретили Вареньке бегать по городу. Наша кухарка давно мечтала о помощнице. Это занятие подойдёт девочке гораздо больше. Жить она тоже может здесь, а не в этом вашем оплоте среди мальчишек.
— Понял. А с пацаном что? Которому вы тоже запретили бегать?
Александра всплеснула руками:
— Да Митенька совсем ещё маленький! Сколько ему лет, он не знает, но мы полагаем, что едва ли больше шести. Эти ваши дикари нашли бедного ребёнка в канаве, где он замерзал, и прозвали Сморчком, потому что был весь сморщенный.
— И, вообразите — он преспокойно отзывается на это имя.
— Поверить не могу, — я покачал головой.
Урюпины сарказм не срисовали. Продолжили в два голоса, дополняя друг друга:
— Митенька тоже пока поживёт у нас. Ему необходимо подрасти, мы не можем доверять корреспонденцию такому малышу.
— Наши старые детские комнаты свободны, там уже навели порядок. Сегодня утром Елисей дал в газету объявление о поиске гувернера.
— Кроме того, мы считаем, что всех детей необходимо учить грамоте!
— Это изрядно облегчит их работу и сэкономит время нам.
— Учителя мы пригласим, и уже отдали распоряжение закупить необходимые принадлежности.
Тут я окончательно убедился, что Яшку с командой передал в надёжные руки. Здесь их не только работой обеспечат, но ещё и грамоте научат. А самого мелкого, может, вовсе усыновят.
— Вы молодцы! — вклинился я в двухголосый словесный поток. — Ни секунды в вас не сомневался. Скажите. А валерьянка в местной аптеке есть?
Вопрос сестёр огорошил — на что я, собственно, и рассчитывал. Но спустя несколько секунд мне дали вполне толковый ответ: аптека в Поречье одна, принадлежит господину фон Цвейбергу. Корень валерианы, если я о нём, там наверняка есть.
— Благодарю.
— А для чего вам корень валерианы, Владимир Всеволодович? Вы испытываете тревожное состояние?
— О, ещё какое.
— Почему? Что случилось?
— Да вот с котом бухать собрался. И не знаю, валерьянку какой страны он предпочитает в это время суток… Ладно, барышни. Я погнал. Целую ручки, — с этими словами я поспешил свалить.
Сёстры Урюпины — милейшие создания, но больно уж разговорчивые.
Аптеку фон Цвейберга я нашёл без труда. Находилась она в самом центре города, у рыночной площади, и занимала одно из красивейших зданий. Выстроенное, насколько я мог судить, по последней архитектурной моде и с учётом всех передовых технологий.
Интерьер соответствовал фасаду — наборный паркет, хрустальная люстра, прилавки из полированного дерева. Пузырьки всех калибров с разноцветными жидкостями сверкали на прилавках, как драгоценности.
Парень моих лет, одетый в тёмно-зелёную ливрею, расставлял на стеклянной этажерке аккуратные мешочки, перевязанные шёлковыми шнурками.
За прилавком стоял сухопарый дядька с моноклем в глазу.
— Здрасьте, — сказал я. — Господин фон Цвейберг, полагаю?
— Истинно так, господин Давыдов, — фон Цвейберг, в отличие от Лангена, говорил без малейшего акцента. — Чем могу быть полезен?
— Разве мы с вами знакомы?
— Помилуйте, ваше сиятельство. Кто же не знает знаменитого графа-охотника? Ваше имя известно каждому в этом городе, от уличных бродяг до аристократов из Благородного Собрания. Я не исключение, разумеется.
— Ясно. Мне нужна валерьянка.
— Сию секунду-с. Капли или тёртый корень?
— Капли.
— Принеси, — кивнул фон Цвейберг парню. Тот положил мешочек, который пристраивал на этажерке, и скрылся за неприметной дверцей.
— Не желаете ли приобрести что-то для решения своих профессиональных вопросов?
— Для решения профессиональных вопросов? — заинтересовался я. — И что же вы мне можете предложить?
— О, всё, что вам будет угодно. Святая вода в любых объёмах, в удобной упаковке, чертополох, полынь, крапива…
— Бр-р, — я помотал головой. — Ну, святая вода — понятно, тут вопросов нет. А чертополох и прочая ерунда мне зачем?
— Ну, как же! — фон Цвейберг всплеснул руками и вышел из-за прилавка. — Чертополох — даже по названию понятно, для чего нужен.
— Э-э-э… Полошить чертей?
— Совершенно верно! — фон Цвейберг указал на мешочки, которые расставлял на этажерке помощник. — Одно из самых сильных средств. Считается, что более всего чёрт боится ладана, но это не совсем так. Ладан хорошо работает в закрытом пространстве. И если вам нужно изгнать чёрта из какого-то помещения — да, ничего лучше ладана пока не придумали. А чертополох вы можете использовать где угодно, в любой обстановке. И от чертополоха чёрт не бежит. Он от него именно что полошится. Грубо говоря, дуреет. У него нарушается речь, чёрт спотыкается, забывает, о чём начал говорить, и всё такое прочее…
— Дезориентация, что ли? Как у пьяного?
— Да-да, именно! Вот, рекомендую. — Фон Цвейберг взял в руки один из мешочков. — Свежайший, этого года! Собран на заре Духова дня, в тот же день высушен. Состояние идеальное!
— А он от времени силу теряет, что ли?
— К сожалению. Чем старше высушенные листья, тем слабее они действуют. Месяц назад я бы, пожалуй, и предлагать чертополох вам не стал. Но сейчас — это именно то, что нужно.
Вернулся из подсобки помощник и поставил на прилавок бумажный пакет со стеклянным пузырьком.
— Вот, пожалуйста.
— Спасибо, — сказал я. — Ну и — уговорили. Дайте вашего знаменитого чертополоха.
Я вспомнил, что когда-то Марфа, ещё будучи почти русалкой, говорила, что леший не любит чертополоха. Значит, аптекарь как минимум не совсем звездит. Леший, видать, тот ещё чертила.
Из аптеки я вышел счастливым обладателем пузырька валерианы и упаковки высушенных листов чертополоха. Место годное, запомню, мало ли, когда пригодится. Осталось только разобраться, как именно применять чертополох против чёрта. «Э, чёрт, косяк пыхнешь?» Не, вряд ли прокатит. Поджечь в какой-нибудь металлической миске? Ну, как вариант. Однако это опять же расчёт на то, что мы с ним в помещении сойдёмся. Не таскать же миску с собой везде и всюду. Я в многодневные походы не очень-то люблю, предпочитаю решать вопросы быстро и эффективно, так что даже котелка с собой ещё ни разу не носил. Да и нет у меня того котелка. И нафиг бы он мне не нужен был.
Ладно. Об этом я ещё успею подумать. А вообще… Может быть, думать об этом нужно и не мне?
— Какой насыщенной жизнью вы живёте, — заметил Дубовицкий, раскурив неизменную сигару.
Я только руками развёл. Что тут скажешь? Живём один раз, чего зря время тратить.
— В следующий раз придёте спрашивать, как убить Кащея Бессмертного?
— Это я и сам знаю. Игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце…
— Чему ещё я могу вас научить! — усмехнулся Дубовицкий.
— Чёрта как убить — не очень понятно. Не настолько раскрученный персонаж, как Кащей. Нароете что-нибудь?
Дубовицкий вздохнул, вынул изо рта сигару и посмотрел на огонёк.
— Ну… Для начала вынужден напомнить, что материалы, с которыми я имею дело, это не инструкции по уничтожению нечистой силы. Все эти байки ходят среди людей, которые так высоко не метят. Почему бы вам не поговорить с собратьями охотниками? Если водяной или леший — это экзотика, то с чертями, если не ошибаюсь, ваш брат имеет дело время от времени?
— Имеет. Но как-то так случилось, что в ближайшем окружении таковых у меня не ощущается. Все только стращают. Как, мол, плохо, Владимир, что чёрт тебя убить хочет, зря ты его разозлил. А ещё в Пекло идти собираются. Некоторые… — вспомнил я про Земляну. — Там-то, говорят, ещё и не такое творится.
— Если вы под Пеклом понимаете Европу, то да, — грустно вздохнул Дубовицкий. — Их подвела раздробленность, неумение и нежелание объединяться против общего врага. Каждый сам за себя — и вот результат. Впрочем, справедливости ради, у них и твари пострашнее наших. Драконы, к примеру…
— А у нас Змей Горыныч.
— Горыныч лишь стережёт мост на ту сторону. А драконы там города атакуют. Послушали бы вы рассказы наших немцев, того же Брейгеля или фон Цвейберга, аптекаря…
— Угу, я как раз от него.
— Насколько знаю, оба оказались в наших краях детьми, их родители оттуда бежали. Они мало что запомнили, но того, что запомнили, им уж точно хватит вспоминать на всю оставшуюся жизнь.
— Ладно. К нашим баранам. Поищете информацию про чёрта?
— Поищу, конечно. Тем более что я, вроде как, вам обязан…
— Как прошла сделка с Салтыковым?
— Благополучно, спасибо. Условия совершенно не обременительные.
— Когда могу подойти?
— Ну… Приходите, например, послезавтра. Постараюсь найти какую-нибудь информацию.
Пожав на прощание руку Дубовицкому, я вышел из Благородного собрания, но направился отнюдь не домой, куда тянуло сердце. Направился я в оплот.
— Ну что, Прохор, — сказал я, войдя в помещение. — Давай, колись.
— Чего колись?
— Того колись. Кто чёрта убивал?
Прохор фыркнул.
— Послушать враки — так каждый второй убивал.
— А если без врак? Так, чтоб инфа — сотка?
— Ну… Гравий убивал. Он рассказывал, а брехать не горазд.
— А он у нас где?
— Дак, ушёл.
— Куда?
— Куда собирался, в Сибирь.
— Не попрощался даже!
— Таков человек. Живы будем — свидимся ещё.
— А кроме него?
Прохор не на шутку задумался и выдал вдруг:
— Глава ордена. Аврос. Вот он точно убивал чёрта.