Глава 17

Мы пришли в избу, в которой я впервые самоосознался. И там на нас — точнее, на меня, — набросилась типа-мать.

Ах, сынок, ты такой молодец, тварь жуткую убил, небось и наживёшься теперь с неё, хорошо зарабатываешь, так тобой горжусь, а мы с отцом, вот, посмотри, в каких нечеловеческих условиях прозябаем, вот был бы богатый сынок, помог бы хоть немного…

— Ты поэтому, что ли, меня позвала? — перебил я.

— Да ты что! Это ж я так, к слову, — замахала руками типа-мать.

Сделала вид, что смутилась, а сама выжидающе уставилась на меня. Я вздохнул.

— Вот что, недорогие мои и неуважаемые типа-родители. Давайте-ка мы с вами эту тему закроем раз и навсегда. Я вам — не сын. И уж будем честными — вы ко мне родительской любви никогда не питали. Мы просто на протяжении двадцати лет терпели друг друга: вы меня, потому что вам за это платили, я вас, потому что других вариантов не было. Цену за ваши услуги Тихоныч назначил весьма неплохую. Я бы сказал, выше средней по рынку. На моё содержание вы тратили в разы меньше, чем получали, даже с учетом трудозатрат и амортизации оборудования в виде лавки. А после того, как я встал с лавки и свалил, дотации от Тихоныча прекратились. Вы быстро сообразили, что зима близко, и жить вам станет сильно грустнее, чем раньше. Вот и решили поправить дела, напомнить «сыну», внезапно оказавшемуся охотником, да ещё и графом, о так называемом сыновьем долге. Манипуляции проще — не придумать, право слово. Детсад… Так вот: я не тот человек, которым можно манипулировать. И «дурачком», вопреки вашему глубокому убеждению, никогда не был. Идиотия и неспособность разговаривать — разные вещи. Я прекрасно помню всё, что происходило рядом со мной, пока лежал за печкой. Я слышал каждое ваше слово, обрабатывал информацию и делал выводы. И пытаться сейчас убедить меня в том, что вы испытывали ко мне какие-то там родительские чувства — затея изначально провальная. Тем, кому я действительно дорог — сам по себе, а не потому, что оказался графом — я готов помогать. И не только материально. Вы в эту категорию не входите. Почему — только что объяснил. И хочу предупредить, так сказать, во избежание: следующая попытка вымогать у меня деньги может закончиться нехорошо. Слухи о моём богатстве сильно преувеличены. Золотые империалы у меня в огороде не растут, с неба не падают. И я не из тех, кто дважды повторяет одно и то же… Собственно, всё. Доступно объяснил?

Я обвёл глазами типа-отца и типа-мать. Отец покраснел, как рак, мать, наоборот, побледнела. Но в том, что суть моего выступления оба уловили, я не сомневался.

— Отлично. Значит, вопрос мы закрыли. Пусть радость нашего расставания не затуманится печалью наших встреч! Земляна, идём.

Я подхватил мешок и вышел из избы. Пошагал по деревенской дороге в сторону леса. Земляна шла за мной и довольно долго молчала. Наконец озадаченно спросила:

— Ты откуда столько слов мудреных знаешь?

— В Благородное собрание хожу. Книжки читаю. А Знак предлагаю изобразить здесь, — я раздвинул ветки старой ели.

Они свисали до самой земли, образуя что-то вроде естественного шалаша.

— Дельно, — одобрила Земляна, — здесь вряд ли затопчут.

Я начертил Знак, и мы переместились в Поречье, к приметному камню. Потом дошли до приёмного пункта и сдали честно заработанные кости.

Когда вышли, я увидел выскочившего из-за угла недавнего знакомого. Свистнул, помахал рукой. Пацан по кличке Рыжий радостно засвистел в ответ и подбежал ко мне. Я заметил преображение: чумазая физиономия отмыта, вместо лохмотьев одет в приличные штаны и рубаху, на голове новенький картуз. В руках Рыжий держал два конверта, украшенные знакомыми печатями.

— Здрасьте, дяденька граф!

— Здравствуй, коли не шутишь. Что, рабочий день в разгаре? — я кивнул на конверты.

— Ага! Этот вот — на Поварскую отнесть надо, а этот к дому, который напротив Троицкой церкви. Той, что с зелёной крышей.

— Понял, — кивнул я. — Как оно, в целом?

— Здорово! Тетеньки добрые. Одежу нам купили, сюда вот, на картуз обещали ленточки приделать с вышивкой: «адвокатская контора Урюпиных». Про вас всё спрашивали, где мы с вами познакомились. И про нас тоже. Про родителей, там… Одна барышня заплакала почему-то.

Ну да. И правда, что это она?

— Ясно. В общем, всё вам нравится?

— Да ещё бы не нравилось! Только они Варьке работать не позволили. И Сморчку тоже.

— Почему?

Рыжий пожал плечами.

— Нам четверым, сказали, можно, а им нет. Хотя Варька не хуже нас бегает. А дерётся, так вообще…

— Ладно. Зайду, узнаю, в чём там дело. Беги, курьер, не буду задерживать.

— Ага. — Рыжий поправил картуз и вчесал по улице.

Я обернулся к Земляне. И понял, что никакой Земляны рядом нет. Пока я болтал с Рыжим, рванула куда-то по своим делам. Может, пешком, а может, Знаком перенеслась. Нормально, чё. Поработали — разошлись. Обычное дело для охотников. А то, что не попрощалась — ну так она и не здоровалась. Тоже обычное дело. Для Земляны…

Интересно вот, почему Урюпины двоих «курьеров» забраковали?

Через двадцать минут я задал этот вопрос Александре. Но ответила Евгения:

— Потому что это немыслимо! Мы сначала даже не поняли, что Варя — девочка! Грязная, в мальчишеских обносках, волосы как мочало! А как она разговаривает — это же ужас какой-то. Мальчишки совершенно не стеснялись грубо выражаться в её присутствии. И она говорит так же.

— Кошмар, — покачал я головой.

— Кроме того, это пока Варя — десятилетняя девочка. А что будет, когда она подрастёт? Люди, знаете ли, бывают разные. Даже если они — наши клиенты. Кроме того, письма обычно принимает прислуга, а это совершенно другой разговор.

— В общем, мы категорически запретили Вареньке бегать по городу. Наша кухарка давно мечтала о помощнице. Это занятие подойдёт девочке гораздо больше. Жить она тоже может здесь, а не в этом вашем оплоте среди мальчишек.

— Понял. А с пацаном что? Которому вы тоже запретили бегать?

Александра всплеснула руками:

— Да Митенька совсем ещё маленький! Сколько ему лет, он не знает, но мы полагаем, что едва ли больше шести. Эти ваши дикари нашли бедного ребёнка в канаве, где он замерзал, и прозвали Сморчком, потому что был весь сморщенный.

— И, вообразите — он преспокойно отзывается на это имя.

— Поверить не могу, — я покачал головой.

Урюпины сарказм не срисовали. Продолжили в два голоса, дополняя друг друга:

— Митенька тоже пока поживёт у нас. Ему необходимо подрасти, мы не можем доверять корреспонденцию такому малышу.

— Наши старые детские комнаты свободны, там уже навели порядок. Сегодня утром Елисей дал в газету объявление о поиске гувернера.

— Кроме того, мы считаем, что всех детей необходимо учить грамоте!

— Это изрядно облегчит их работу и сэкономит время нам.

— Учителя мы пригласим, и уже отдали распоряжение закупить необходимые принадлежности.

Тут я окончательно убедился, что Яшку с командой передал в надёжные руки. Здесь их не только работой обеспечат, но ещё и грамоте научат. А самого мелкого, может, вовсе усыновят.

— Вы молодцы! — вклинился я в двухголосый словесный поток. — Ни секунды в вас не сомневался. Скажите. А валерьянка в местной аптеке есть?

Вопрос сестёр огорошил — на что я, собственно, и рассчитывал. Но спустя несколько секунд мне дали вполне толковый ответ: аптека в Поречье одна, принадлежит господину фон Цвейбергу. Корень валерианы, если я о нём, там наверняка есть.

— Благодарю.

— А для чего вам корень валерианы, Владимир Всеволодович? Вы испытываете тревожное состояние?

— О, ещё какое.

— Почему? Что случилось?

— Да вот с котом бухать собрался. И не знаю, валерьянку какой страны он предпочитает в это время суток… Ладно, барышни. Я погнал. Целую ручки, — с этими словами я поспешил свалить.

Сёстры Урюпины — милейшие создания, но больно уж разговорчивые.

* * *

Аптеку фон Цвейберга я нашёл без труда. Находилась она в самом центре города, у рыночной площади, и занимала одно из красивейших зданий. Выстроенное, насколько я мог судить, по последней архитектурной моде и с учётом всех передовых технологий.

Интерьер соответствовал фасаду — наборный паркет, хрустальная люстра, прилавки из полированного дерева. Пузырьки всех калибров с разноцветными жидкостями сверкали на прилавках, как драгоценности.

Парень моих лет, одетый в тёмно-зелёную ливрею, расставлял на стеклянной этажерке аккуратные мешочки, перевязанные шёлковыми шнурками.

За прилавком стоял сухопарый дядька с моноклем в глазу.

— Здрасьте, — сказал я. — Господин фон Цвейберг, полагаю?

— Истинно так, господин Давыдов, — фон Цвейберг, в отличие от Лангена, говорил без малейшего акцента. — Чем могу быть полезен?

— Разве мы с вами знакомы?

— Помилуйте, ваше сиятельство. Кто же не знает знаменитого графа-охотника? Ваше имя известно каждому в этом городе, от уличных бродяг до аристократов из Благородного Собрания. Я не исключение, разумеется.

— Ясно. Мне нужна валерьянка.

— Сию секунду-с. Капли или тёртый корень?

— Капли.

— Принеси, — кивнул фон Цвейберг парню. Тот положил мешочек, который пристраивал на этажерке, и скрылся за неприметной дверцей.

— Не желаете ли приобрести что-то для решения своих профессиональных вопросов?

— Для решения профессиональных вопросов? — заинтересовался я. — И что же вы мне можете предложить?

— О, всё, что вам будет угодно. Святая вода в любых объёмах, в удобной упаковке, чертополох, полынь, крапива…

— Бр-р, — я помотал головой. — Ну, святая вода — понятно, тут вопросов нет. А чертополох и прочая ерунда мне зачем?

— Ну, как же! — фон Цвейберг всплеснул руками и вышел из-за прилавка. — Чертополох — даже по названию понятно, для чего нужен.

— Э-э-э… Полошить чертей?

— Совершенно верно! — фон Цвейберг указал на мешочки, которые расставлял на этажерке помощник. — Одно из самых сильных средств. Считается, что более всего чёрт боится ладана, но это не совсем так. Ладан хорошо работает в закрытом пространстве. И если вам нужно изгнать чёрта из какого-то помещения — да, ничего лучше ладана пока не придумали. А чертополох вы можете использовать где угодно, в любой обстановке. И от чертополоха чёрт не бежит. Он от него именно что полошится. Грубо говоря, дуреет. У него нарушается речь, чёрт спотыкается, забывает, о чём начал говорить, и всё такое прочее…

— Дезориентация, что ли? Как у пьяного?

— Да-да, именно! Вот, рекомендую. — Фон Цвейберг взял в руки один из мешочков. — Свежайший, этого года! Собран на заре Духова дня, в тот же день высушен. Состояние идеальное!

— А он от времени силу теряет, что ли?

— К сожалению. Чем старше высушенные листья, тем слабее они действуют. Месяц назад я бы, пожалуй, и предлагать чертополох вам не стал. Но сейчас — это именно то, что нужно.

Вернулся из подсобки помощник и поставил на прилавок бумажный пакет со стеклянным пузырьком.

— Вот, пожалуйста.

— Спасибо, — сказал я. — Ну и — уговорили. Дайте вашего знаменитого чертополоха.

Я вспомнил, что когда-то Марфа, ещё будучи почти русалкой, говорила, что леший не любит чертополоха. Значит, аптекарь как минимум не совсем звездит. Леший, видать, тот ещё чертила.

Из аптеки я вышел счастливым обладателем пузырька валерианы и упаковки высушенных листов чертополоха. Место годное, запомню, мало ли, когда пригодится. Осталось только разобраться, как именно применять чертополох против чёрта. «Э, чёрт, косяк пыхнешь?» Не, вряд ли прокатит. Поджечь в какой-нибудь металлической миске? Ну, как вариант. Однако это опять же расчёт на то, что мы с ним в помещении сойдёмся. Не таскать же миску с собой везде и всюду. Я в многодневные походы не очень-то люблю, предпочитаю решать вопросы быстро и эффективно, так что даже котелка с собой ещё ни разу не носил. Да и нет у меня того котелка. И нафиг бы он мне не нужен был.

Ладно. Об этом я ещё успею подумать. А вообще… Может быть, думать об этом нужно и не мне?

* * *

— Какой насыщенной жизнью вы живёте, — заметил Дубовицкий, раскурив неизменную сигару.

Я только руками развёл. Что тут скажешь? Живём один раз, чего зря время тратить.

— В следующий раз придёте спрашивать, как убить Кащея Бессмертного?

— Это я и сам знаю. Игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце…

— Чему ещё я могу вас научить! — усмехнулся Дубовицкий.

— Чёрта как убить — не очень понятно. Не настолько раскрученный персонаж, как Кащей. Нароете что-нибудь?

Дубовицкий вздохнул, вынул изо рта сигару и посмотрел на огонёк.

— Ну… Для начала вынужден напомнить, что материалы, с которыми я имею дело, это не инструкции по уничтожению нечистой силы. Все эти байки ходят среди людей, которые так высоко не метят. Почему бы вам не поговорить с собратьями охотниками? Если водяной или леший — это экзотика, то с чертями, если не ошибаюсь, ваш брат имеет дело время от времени?

— Имеет. Но как-то так случилось, что в ближайшем окружении таковых у меня не ощущается. Все только стращают. Как, мол, плохо, Владимир, что чёрт тебя убить хочет, зря ты его разозлил. А ещё в Пекло идти собираются. Некоторые… — вспомнил я про Земляну. — Там-то, говорят, ещё и не такое творится.

— Если вы под Пеклом понимаете Европу, то да, — грустно вздохнул Дубовицкий. — Их подвела раздробленность, неумение и нежелание объединяться против общего врага. Каждый сам за себя — и вот результат. Впрочем, справедливости ради, у них и твари пострашнее наших. Драконы, к примеру…

— А у нас Змей Горыныч.

— Горыныч лишь стережёт мост на ту сторону. А драконы там города атакуют. Послушали бы вы рассказы наших немцев, того же Брейгеля или фон Цвейберга, аптекаря…

— Угу, я как раз от него.

— Насколько знаю, оба оказались в наших краях детьми, их родители оттуда бежали. Они мало что запомнили, но того, что запомнили, им уж точно хватит вспоминать на всю оставшуюся жизнь.

— Ладно. К нашим баранам. Поищете информацию про чёрта?

— Поищу, конечно. Тем более что я, вроде как, вам обязан…

— Как прошла сделка с Салтыковым?

— Благополучно, спасибо. Условия совершенно не обременительные.

— Когда могу подойти?

— Ну… Приходите, например, послезавтра. Постараюсь найти какую-нибудь информацию.

Пожав на прощание руку Дубовицкому, я вышел из Благородного собрания, но направился отнюдь не домой, куда тянуло сердце. Направился я в оплот.

— Ну что, Прохор, — сказал я, войдя в помещение. — Давай, колись.

— Чего колись?

— Того колись. Кто чёрта убивал?

Прохор фыркнул.

— Послушать враки — так каждый второй убивал.

— А если без врак? Так, чтоб инфа — сотка?

— Ну… Гравий убивал. Он рассказывал, а брехать не горазд.

— А он у нас где?

— Дак, ушёл.

— Куда?

— Куда собирался, в Сибирь.

— Не попрощался даже!

— Таков человек. Живы будем — свидимся ещё.

— А кроме него?

Прохор не на шутку задумался и выдал вдруг:

— Глава ордена. Аврос. Вот он точно убивал чёрта.

Загрузка...