- А если добавить больше, то? – Гисли подтолкнул к столу Арнея. – Эн помощник, не хотите рассказать дальше?
Арней Фокс замотал головой. Гисли взял его за затылок и толкнул уже сильнее – так, чтобы помощник упал лицом на столешницу. Прямо на крошки табака. Из такого положения нелегко выпрямиться и встать, но Арней совершил невозможное – он прямо-таки отлетел от листа бумаги с щепотками отравленного табака, и, отряхивая лицо, шею, руки, одежду, отплёвываясь, начал подвывать низким, утробным воем.
- Если попадает на кожу – ничего особенного, разве что раздражение, - испуганно, быстро заговорил аптекарь, словно всё ещё боялся пыток и кар. – Но лучше долго не вдыхать её аромат, не принимать слишком много внутрь…
- А если курить? – спросил Чезаре.
- Пусть этот покурит, - предложил Гисли. – Ах ты тварь нечеловеческая, ты ж любил прежнего начальника! Как ты мог его отравить, гниль подковёрная? Как ты своему учителю в глаза теперь смотреть будешь?
И он подхватил Фокса за грудки, впечатал в стену и стал угощать пощёчинами.
Чезаре с интересом посмотрел на Гисли. Не он ли совсем недавно уверял, что является противником насилия и не желает пачкать перчатки, используя варварские методы допроса?
- Не увлекайтесь, эн дознаватель. Мне интересно будет послушать, что он скажет. А вы ему сейчас зубы сломаете.
- Я ему сейчас этот твой табак, Чезаре, в глотку запихаю, - пообещал Гисли, явно войдя в раж.
Чезаре его понимал. В любовном треугольнике Эдварда Гисли, Уинфреда и Шоны Хубер наверняка царило некое подобие согласия. Никто никого не желал убивать. Отставной Глава и вовсе стал безвреден и в чём-то бесполезен для Гисли. И вряд ли в планы пронырливого карьериста входило оказаться на месте смерти Хубера, прямо возле тела – а он ведь даже испачкал мундир. И вот, пожалуйста, убийца найден.
- Не надо, - Чезаре передал коробочку, отобранную у Фокса, аптекарю и попросил проверить содержимое.
Повернулся к Орзату, и тут же пожалел. Арней Фокс вырвался из крепких рук Гисли, приложил дознавателя головой об стену и метнулся к столу. Схватил коробочку, раскрыл и высыпал то, что в ней было, в рот. Поперхнулся, выпучил глаза, схватился за горло.
Чезаре так и замер с протянутой аптекарю пустой рукой. Арней упал на пол, извергая пенистую зловонную рвоту.
- Попадая внутрь, табак мертвеца вызывает сильную рвоту, а при больших дозах вызывает паралич дыхательных путей, - печальной скороговоркой констатировал Орзат. Видимо, с перепугу он мог разговаривать только книжными фразами. – При вдыхании может спровоцировать тошноту, головную боль и бред, что является признаками…
- Тише, - Гисли, морщась от отвращения, склонился к Фоксу. Тот пробулькал что-то еле слышно. Чезаре почувствовал, как дознаватель старательно пытается преобразовать агонию.
Но Светлые маги не властны над такими вещами. Хуже того – Светлые могут ненароком навредить и себе, так как легко, почти непроизвольно, забирают изрядную часть чужой эмоциональной энергии себе. И пока не преобразуют – не могут от неё избавиться. Иногда и не успевают.
- Кор Тэллин, - чуть отчётливей повторил Арней. – Заставил меня. В моей… голове.
- Что? – Чезаре схватил за руку аптекаря, словно призывая его в свидетели.
- Ложа Смуты будет единственной ложей магии, - прошептал несчастный и умер.
Следом раздался шум с другой стороны – это упал на пол аптекарь. Но этот, к счастью, остался жив.
- Обморок, - проронил Гисли. – Ты что-нибудь понимаешь, эн Глава Комитета?
- Ничего, - признался Чезаре. – Тэллин под стражей, лишён всякой возможности колдовать и в голову Фоксу никак проникнуть не мог.
- Ну ничего, дней через пять его казнят, за всё сразу, - зло сказал Гисли. – И уже никак он навредить нам не сможет.
Чезаре соглашаться не спешил. Если Тэллин может вот так безнаказанно подчинять себе людей, даже будучи под стражей и под чарами…
- Я подам прошение королю, чтобы его казнили незамедлительно.
Тут взгляд Чезаре упал на аптекаря, который втянул голову в плечи и невольно сжал пинцет, словно нож.
- Вам придётся остаться и находиться какое-то время под стражей, - сказал Чезаре. – Вы единственный свидетель.
У него была также Линлор – свидетель скорее косвенный, но первым почувствовавший неладное. Именно ей Чезаре был по-настоящему обязан жизнью – удручённый и уставший, он не стал бы разбираться в нюансах аромата табака и закурил бы, обязательно закурил. На то у Арнея и был расчёт. Ему так хорошо уже были известны привычки начальника, его увлечение сортами табака и трубками, его расписание! В самом начале их знакомства Фоксу, видимо, удалось найти или заказать такую же трубку, как у Чезаре, придать ей вид уже обкуренной, подсунуть Хуберу, а сейчас и подделывать ничего не пришлось – только подмешать.
Оставалось только понять, для чего Тэллин велел помощнику выдать себя.
Не по случайной же глупости Арней, с карманами, полными ядовитого табака, прокрался в кабинет к Чезаре?
Роз потёр пальцами брови и с удивлением обнаружил, что они сведены до боли.
Гисли молча снял перчатки и тёр кончиками пальцев о ладони.
- В жизни теперь не буду курить, - буркнул он. И Чезаре с ним согласился.
Орзата увели, по распоряжению Гисли, в камеру при управлении – здесь было относительно комфортно. Молодой аптекарь рыдал и просился домой. Чезаре его понимал – дома у аптекаря остались молодая жена и маленький ребёнок, да и лавочка, брошенная без присмотра. Но отпускать его казалось рискованным. Если кто-то из ложи Смуты проведает про Орзата – его могут убить. И тогда у Чезаре останется только один свидетель, о котором он не собирался докладывать каждому, кто спросит. Лучше всего, чтобы о посещении Линлор вообще никто не вспомнил. Она ведь прошла через проходную, предъявив свои документы, записалась у секретаря. Пожалуй, надо взглянуть на журнал Фокса. Может быть, даже затереть последнюю запись.
Тихо застонав, Чезаре вызвал ловцов, чтобы осмотрели труп Арнея Фокса, со всеми предосторожностями собрали весь отравленный табак со стола и пола, забрали табакерки и трубки в качестве улик, а затем позвали бы уборщицу.
Памятуя о том, что на столе, на полу и в рвоте Арнея останутся частички страшного яда, Чезаре ещё до прихода уборщицы с помощью магии очистил всё, что мог. Не хотел он, чтоб на его совести осталась бы ещё и женщина, моющая полы – даже если она отделается только раздражением на руках.
За этими заботами Чезаре совсем забыл, что остался без помощника и секретаря. Поэтому очень удивился, когда молодой ловец с застенчивым лицом и тревожными карими глазами постучался, приоткрыл дверь и протянул ему листок бумаги.
- Что это? – в недоумении спросил Роз.
- Это из досудебного учреждения, - нерешительно ответил паренёк. – Арнея ведь нет, и я решился вас побеспокоить, потому что тут написано: срочно.
Арней, скорее всего, разобрался бы с бумагой сам. Да и не дело тревожить Главу Комитета бумагами из тюрьмы – к лишению свободы он не имеет никакого отношения. Нахмурившись, Чезаре взял листок и прочитал.
То было прошение, написанное от первого лица, и подписанное начальником досудебной системы. Всего лишь несколько коротких слов. Листок даже с размашистой подписью тюремного начальства, оттиском «не возражаю» и двумя печатями казался почти пустым.
«Прошу о встрече перед тем, как меня переведут в тюрьму для Тёмных магов. Дэниэл Альсон».
Как всё-таки хочется курить.
***
Упырёк установил самодельное орудие на гроб дулом вниз, щёлкнул застёжками ремней. Затем сосредоточился на том, чтобы поднять жив-курилку. Там, внутри гроба, произошло активное шевеление. Конечно, он взял свеженький, ещё не закоченевший труп. Зачем ему застывший? А потом, зимой ждать, пока разморозится, что-то неохота.
Возле Дарда крутился щенок месяцев четырёх-пяти. Чёрный с рыжим брюхом и смешно задранными рыжими бровями. Вислые уши и хвост крючком – беспородный, косолапый, вырастет довольно крупным. Если, конечно, не помрёт с голоду. Упырёк в задумчивости посмотрел на щенка. Откуда взялся и что тут забыл? Отродясь Дард не встречал в округе никаких собак – нечего им тут делать, нечего есть.
- Кыш, кыш, - буркнул щенку Дард. – Сейчас грохнет. Испугаешься, собака ты ушастая.
Наконец, жив-курилка догадался, что делать. Вытянул руки-ноги вверх и приподнял крышку. Тонкая бечёвка, проходящая через крышку гроба, дёрнула спусковой крючок, глуховато бухнул выстрел. Полетели в стороны щепки и кусочки черепа. Щенок взвизгнул и удрал. Дард ухмыльнулся. Отличная работа! Выстрел из орудия, которое он состряпал из очень старого ружья, стрелявшего крупными шариками, разнёс мертвецу голову. Теоретически, жив-курилка ещё мог встать и ходить, но без головы у них сильно нарушается координация.
На беспокойные кладбища вполне можно устанавливать такие штуки. И сразу станет веселее жить. Надо будет поискать старое ненужное оружие.
Из сторожки, зябко ёжась, выполз Тяпа. Эта зима совсем подкосила старика. Если б не его мерзкий характер, Дард бы его пожалел. А так что-то не выходило, только и мыслей у Дарда и было – сдох бы ты поскорей.
Тяпа, опираясь на мотыгу вместо посоха, добрёл до развороченного гроба и неодобрительно уставился на дардово изобретение.
Щенок снова подбежал поближе, завилял задом, приседая и пытаясь прыгнуть Дарду на грудь. Поневоле Упырёк улыбнулся.
- Что это? – брезгливо спросил Тяпа.
- Пушка гробовая, для устранения восставшего мертвеца ещё на первой стадии, - бодро, почти по-военному отрапортовал Дард. Его хорошее настроение всякими там кислыми тяповскими рожами не испортишь.
- Портишь материал, - поджал бескровные губы старый некромант. Разумеется, недоволен. Когда он был доволен? – Уберёшь тут всё. Собаку пристрели.
Дард аж поперхнулся.
- За что?
- Когда я сплю – должно быть тихо. А эта тварь уже вторую ночь воет.
Щенок только что прибился к нему, и никакого воя в прошлые ночи Дард не слышал. Поэтому просто пожал плечами. Возражать не стал, но и пса решил в обиду не давать. Никому не может помешать щенок. А Дард уже давно собирался завести собаку. Не весь же свой век среди мертвецов коротать, надо и живую душу под рукой иметь. Для чего – это Упырёк озвучить не сумел бы. Для себя. Наверное, для души.
Он протянул руку, и щенок подставил морду под ласковую ладонь.
- Пристрели, - велел Тяпа. – Или я сам займусь им.
И приподнял тяпку.
Если бы Тяпа пригрозил поколотить Дарда – тот просто отбрехался бы угрозами. А тут вдруг такая его взяла злость, что он сунул руку за пазуху и достал пистолет. Тяпа не уловил подвоха, видимо, думал, что ученик собирается выполнить его приказ. Но когда увидел, что ствол пистолета направлен ему в лоб – а его и Дарда разделяло шага, наверное, три – мотыгу свою не опустил, а напротив, замахнулся и угрожающе начал:
- Ох и надоел ты мне!
И опять же, если бы силы сейчас изменили Тяпе, у Дарда непременно опустилась бы рука. Или хоть дрогнула. Но старый некромант, размахнувшись, нацелился ударить щенка по хребту.
- Руки от него убрал! – взвизгнул Упырёк. – Пристрелю!
- Пфф, - фыркнул Тяпа и ударил. Щенок еле-еле увернулся и жалобно залаял, припадая на передние лапы.
Едва старик замахнулся снова, Дард дёрнулся и нажал на спуск.
Выстрел снова напугал щенка, который, рыча и скуля одновременно, прижался к ногам Дарда. А Тяпа с простреленным лбом качнулся сначала назад, потом вперёд, ещё живя и дыша. Мотыга лязгнула о мёрзлую землю. Злые выцветшие глаза с чёрными точками на водянисто-карей радужке заглянули Дарду в душу. Последний взгляд умирающего разбудил в Упырьке необычайную, пожалуй, даже сладкую дрожь. Пока Дард размышлял, не выстрелить ли ещё раз, Тяпа повалился наземь. Дард нагнулся к нему и тряхнул за плечо, замирая от ожидания, что некромант сейчас же придёт в себя и полезет драться. Вдруг его аффект так силён, что и мёртвого подымет?
Но нет, не ощущал Дард никакого аффекта от Тяпы. Только стучало собственное сердце, посылая кровь по телу с такой силой, что стук отзывался в зубах, ушах, пальцах рук и ног.
Ослабев, он сел на гроб в его уцелевшей части. Руки дрожали, а колени так и вовсе стали ватные. Щенок, повизгивая, лизал Дарду пальцы, встав лапами на доски, дотягивался до лица, слизывал холодные слёзы.
Пожалуй, стоило подумать, как быть с трупом. Дард потёр подбородок, подёргал жидковатую светлую бородёнку. Куда бы он ни зарыл Тяпу – по знаку его отыщут. Сжечь? Наверное, неплохая идея. Но ведь надо, чтобы от тела не осталось ни косточки, обгоревший труп всё равно смогут опознать. А стервец-начальник тюрьмы наверняка прикажет искать так, что у его людей подмётки задымятся от усердия. Ябеда-старикан у него в почёте.
Дард, кряхтя от неожиданной ломоты в суставах и пояснице, поднялся с гроба и принялся отвинчивать и отстёгивать своё изобретение. От выстрела по гробу и трупу в упор орудие не пострадало, только грубый деревянный постамент слегка перекосился. Дард притащил новый гроб – дешёвое, хлипкое изделие здешних заключённых, плохие, плохо пригнанные доски. Уложил в гроб труп Тяпы, приладил сверху к изголовью орудие и оставил всё так. «За эту шутку, - думал он, - мне придётся чистить стоки до конца зимы. И хорошо, если рёбра при этом будут целы. Но это немножко лучше, чем сдохнуть в тюрьме или быть вздёрнутым на воротах Тартуты».
Щенок всё вертелся рядом, нетерпеливо повизгивая и иногда начиная лаять смешным, срывающимся баском.
- Шу, - сказал ему Дард. Наверное, пёс хотел есть. Упырёк и сам был не прочь. – Пошли. Там вроде ещё оставался хлеб, а может, и ветчина. Если старикан не сожрал всё перед смертью.
Конечно же, начальник тюрьмы ближе к вечеру забеспокоился, что его верный наушник не пришлёпал в гости. Тяпа нередко пропускал вечерний чай в доме начальника, но Дард знал, что он не ходил к Юллену уже третий день – вот стервец и пришёл проведать старого некроманта сам. Да ещё с дюжим охранником. Этот из любого скрутит такую же завитульку, как хвост у щенка, не только из тщедушного Дарда. Упырёк встал на пороге, изображая непомерную скорбь и откровенное горе.
- А, эн Юллен, - сказал он печально, - а я уж хотел сам идти к вам, да кто ж тогда над покойником-то посидит? А ведь положено день и ночь…
И Дард шмыгнул носом, надеясь, что слеза сама навернётся ему на глаза. Не навернулась. Ну что ж, и не надо. Мужчина может горевать и без слёз.
- Что-то я не видел, чтоб ты над арестантами сидел, - буркнул начальник тюрьмы. – Где тело?
- А вон там стоит, под навесом, - указал Дард. – А я, стало быть, из окошка поглядываю. Заколотил будь здоров. Всё-таки непростой покойник-то…
- Умер от чего? – злобно спросил стервец.
- Не ведаю, - развёл руками Дард. – Я ведь не маг Боли, эн Юллен! Хватался за сердце. Старенький он был, наш Тяпа…
Тут он действительно чуть не пустил слезу, но Юллен-стервец подал охраннику знак, и тот сжал Дарду шею сзади. Боль пронзила весь позвоночник.
- А если я проверю? – рыкнул начальник.
- Только осторожней. Я пушку на него зарядил. Ежели полезет – чтоб уж наверняка… того…
Здоровяк-охранник приподнял Дарда над порогом и вышвырнул на улицу. В прозрачных зимних сумерках под навесом уже лежала густая чернильная тень.
- Давайте я фонарь зажгу, - заторопился Дард.
Но начальник и охранник уже топали к гробу. Дард, радуясь, что загодя прикопал тот, второй, раскуроченный, потрусил следом. Щенок, проваливаясь в мягкие сугробы, не отставал.
Когда Юллен встал у гроба, разглядывая хитроумное орудие, Дард исподволь подкинул мёртвому Тяпе энергии. Тут, возле тюрьмы, подходящих эмоций было – хоть ведром черпай. Изнутри раздался стук. Эх, слабоват старик, хиловат. Вся-то сила у него была от аффектаций. А без эмоций – слабоват.
Юллен-стервец стука не испугался, но со всей дури рванул крышку на себя. Система верёвочек и палочек дёрнула спуск, но выстрел пришёлся вкось. Брызнули в стороны щепки и клочки мёртвой плоти. Залаял, грозно скаля мелкие белые зубы, щенок. Он припадал к земле и щетинился, но не убегал. Он защищал Дарда.
Сейчас главное – чтобы выстрел разнёс голову, замаскировав дырку от первой пули. Остальное…
Охранник уже надвинулся на Дарда.
- Да ты зубами будешь канализацию отдирать, языком трубы мыть, - заорал, приходя в себя начальник. – Два месяца работ! Ах ты хмырёныш вонючий…
Дард, сбитый с ног здоровяком, припал к земле, и не думая подниматься или сопротивляться. Спрятал голову руками, прижал колени к животу – и ладно. Щенок огрызался, рычал, и Дарду жаль было его, бедолагу. Как бы не прибили.
Ничего. Обошлось. Щенка не тронули. А его, Дарда, за шиворот поволокли в застенок, отхлестали розгами, а с утра велели выходить ковыряться во рву. Ну да ничего. Теперь-то некому заставлять Дарда мыться на морозе. И вообще – теперь он будет жить в домишке один. А если щенок не убежит – то в отличной компании. И даже сможет, наконец-то, начать в полную силу ставить опыты на жив-курилках.
Когда-нибудь и Юллен, стервец, сдохнет. И хорошо бы, здесь – тогда уж Дард в нём поковыряется.
***
Дэн сидел, склонив голову, в допросной Управления – комнате без окон и дверей, где стоял только один-единственный стул, и тот привинтили ножками к полу. Отгородиться от неприветливых серых стен он мог лишь свисающими на лицо волосами.
Ждать Чезаре пришлось долго. Дэн не знал, сколько времени прошло, но в его голове успели смениться одна за другой шесть разных тем, и каждая напряжённее предыдущей. Чезаре вошёл торопливым, сбивающимся с такта шагом. Дэнни обратил внимание, что щёки у него запали, глаза ввалились, а подбородок не выбрит. Кроме того, учитель явственно нервничал. Пока ему не принесли стул, он ходил взад-вперёд, и то совал руки в карманы, то выдёргивал их, словно обжегшись. Но молчал. Дэн ждал, надеясь, что Чезаре заговорит первым, но нет. Усевшись, тот согнулся пополам и спрятал лицо в ладонях.
- Эн Роз…
- Что, малыш? – невнятно спросил Чезаре, и Дэнни услышал в его мелодичном голосе боль.
Дэн скрипнул зубами. Он собирался напомнить ему о себе, о том, что учитель клялся его вытащить… но видимо, Розу теперь не до него. Спросить, как дела? Это прозвучало бы как фальшивейшая из всех фальшивых нот на свете. Дэну не было дела до того, как живётся Чезаре. Ему хотелось вырваться на волю. Если он в жизни больше не увидит Роза – то, наверное, даже не пожалеет об этом.
Или всё-таки пожалеет?
Дэн дёрнул плечами, чуть не зашипев от боли. Невидимые путы на этот раз держал кто-то, не знавший пощады. Эффект от них был, как от настоящих, очень туго стянутых верёвок.
- Что ты хотел от меня, Дэнни? – спросил наконец Чезаре, отняв руки от лица. – Что случилось?
Увидев, что глаза учителя – живые, горящие, хоть и злые, Дэн, честно говоря, вздохнул с облегчением. Он боялся, что Чезаре чем-то сломлен или выгорел на своей проклятой должности. Стоило ли рваться так высоко, чтобы получить срыв?
- Я признан Тёмным магом, меня переводят, - почувствовав, что дыхание перехватывает от напряжения, Дэн судорожно вздохнул. Не помогло.
- В Тартуту. Вы… обещали, эн Роз…
- Я обещал?
Чезаре встал со стула и принялся снова отмерять шаги перед Дэном. Ритмично. Методично. Как метроном. Под его ходьбу можно было создавать музыку, и очень нервную, отрывистую.
- Я обещал помогать своему ученику, Светлому магу второй степени, ценящему жизнь во всех её проявлениях. Я закрывал глаза, Дэнни, на твои ранние прегрешения, потому что знал: ты несчастный ребёнок, запутавшийся в интригах взрослых. Я знал, что ты стал убийцей поневоле! Я желал тебе только добра! И даже когда ты напал на моих… моих гостей, я оправдывал тебя. Ты был тогда в потрясении, и я чувствовал твою боль. Она была огромна.
Дэн ощутил, что чары ещё сильнее стиснули его. Неужели их держал Чезаре? У него волосы на затылке встали дыбом и онемели кончики пальцев на руках и ногах, а сердце сжалось так, словно боялось, что лишний всплеск крови разорвёт его на части. Хотелось стать маленьким, испуганным мальчиком в белых чулках до колен, и чтобы Чезаре снова смотрел с сочувствием, обещая укрыть от всех бед. Что произошло за последние недели? Почему Роз настолько переменился?
- Я чувствовал, что ты запутался, - слегка задохнувшись, Чезаре остановился и поднял сжатые добела кулаки. Хочет ударить? Сложно поверить в то, что он сможет избить беззащитного.
…он же Светлый…
- Но ты ушёл и стал убивать, малыш.
Чезаре отвернулся от Дэна и сгорбился. Вот оно что… Для него убийство всё так же недопустимо, как и раньше. Дэн понял. С огромным трудом Чезаре простил ему смерть короля – то убийство можно было считать делом чужих рук и умов. С ещё большим – покушение на Эдварда Гисли и других магов в тот летний вечер, почти полгода назад. Но оправданий к другим убийствам, совершённым Дэном, Чезаре придумать не смог.
- Я всё объясню, - сказал Дэн. – Я не хотел смерти простаков в реке, это был эксперимент, и я очень сожалею, что так вышло. И тот маг… мне нужно было защищаться, я иначе не мог! Но когда у него остановилось сердце – ведь я не сбежал, а помог!
Путы стиснули руки Дэна так, что он перестал их чувствовать. В ноги и рёбра словно впились металлические струны. Он задыхался. На лице выступил холодный пот, глаза защипало. Медленная, жестокая пытка. Пожалуй, пора признать – он заслужил её. Больше всего заслужил убийством Гуди и ловца по имени Джосси. Гордиться тут нечем, остаётся лишь покаяться.
- В деревне никто не должен был пострадать, - Дэну показалось, что он слышит свой голос как будто со стороны. Ему не понравилась эта предательская дрожь и взвизги в конце фраз, но он не владел собственными связками. – Я слышал потом, что двое погибли от побоев – но бил-то их не я!
Чезаре склонился перед Дэном, снова сжав кулаки. Бледный, с тёмными кругами вокруг глаз. С губами, пересохшими и побелевшими, сжатыми в нитку.
- Бил-то не ты! – с едва сдерживаемой яростью сказал он, - а вот пробудил в людях эмоции, заставившие их убивать – именно ты, малыш! Так что тебе отвечать!
Чезаре тряхнул Дэна за плечи несколько раз, а потом отступил на шаг, едва сдерживаясь. Дэн никогда не видел его в такой ярости.
- Дальше, - сухо велел Роз. – Рассказывай о ловцах на дороге.
- Ловцы были потом, - виновато сказал Дэн. – Трое. Они везли меня в Азельму, куда я и так шёл, и если бы не один из них – я дал бы себя привезти прямо к вам, учитель. Я так и планировал! Правда! Но один из ловцов, Джосси, хотел раздавить мне пальцы и сломать скрипку.
- При твоих способностях ты мог просто разделить его агрессию, - сказал Чезаре. – Мог даже преобразовать её, и он стал бы твоим другом до конца пути. То, что ты сделал – деяние Тёмного мага, малыш. Поэтому я не могу тебе помочь.
Дэн свесил голову. Он понял.
- Дальше, - сказал Чезаре. – Другие ловцы.
- Другие?
Значит, они всё-таки умерли.
- Ты заставил их заснуть в заморозки, они умерли, - ровным от сдерживаемых эмоций тоном произнёс Чезаре.
- Я не хотел этого! – вскричал Дэн. – Видит Спящий, я не хотел! Как не хотел и смерти Гуди!
Наступившая тишина могла, пожалуй, убить любого. Чезаре нарушил её коротким ударом в висок, отчего голова Дэна дёрнулась, и он сильно прикусил язык. Кровь быстро наполнила рот и потекла из уголка плотно сжатых губ.
- Ты убил брата! – почти шёпотом сказал Роз. – И хочешь, чтоб я… Я! Глава Светлого Комитета страны! Помог тебе избежать наказания!
- Я не хотел! – сорвавшись на визг, закричал Дэн. – Я пытался всё искупить, когда послушался вас, учитель, и пошёл к Тэллину в дом! Иначе я бы просто удрал от вас, нашёл бы Тэллина и убил! Ведь я не сделал этого!
- Тэллина казнят через пять дней, - устало пообещал Чезаре. – А ты… король обещал не казнить тебя. Но в тюрьму для Светлых тебе не попасть. Твоё наказание не должно быть мягким. Тартута – самое место для таких, как ты.
- Я хочу видеть его казнь, - жадно сказал Дэн, забыв обо всём остальном, только услышав о казни.
Пять дней! Даже скорее, чем он думал! Если б можно было пригласить на казнь некроманта, который оживил бы Тэллина, и мага Боли, который исцелил бы его! А потом казнить ещё раз. И, возможно, ещё… и ещё…
Волшебные путы так стиснули ему грудь, что Дэн лишился сознания.
***
- По-моему, ты перестарался, - Чезаре, не глядя на Гисли, прошёл в свой кабинет и сел в кресло, вытянув ноги. – Ты его слишком сильно скрутил.
У него тряслись руки и пересохло во рту. Выдвинув заветный ящик и обнаружив там только трубки – все табакерки забрали! – Чезаре вполголоса проклял Арнея Фокса и заодно всю ложу Смуты.
- Перестарался? Я оставил его живым. Да если б щенок и сдох – кто бы о нём стал жалеть? – усмехнулся Гисли, падая на соседнее кресло. Сунул руку в карман, выудил портсигар.
Предложил сигарету Чезаре. Тот, раньше свысока поглядывавший на «бумажные самокрутки», на этот раз привередничать не стал. Жадно затянулся, поморщился – всё-таки аромат не тот, не то удовольствие! – и лишь потом ответил Эдварду:
- Король. Он запретил его казнить.
- Да?
Гисли некоторое время молча пускал в воздух дым, а потом уставился на Чезаре, прищурив жёлтые глаза.
- Снова будешь спасать этого подонка?
- Нет, - Чезаре подавил желание ударить дознавателя. Всё-таки у того были все основания ненавидеть Дэнни, разве нет? Ведь мальчик пытался убить его. Но дать ему по самодовольной роже Чезаре всё-таки хотелось. – Но закон есть закон.
- Это закон не-магов, - ухмыльнулся Гисли. – Этот твой Тэллин, конечно, не всегда и не во всём прав, но шёл он в правильном направлении. Не так ли, эн Роз?
- Вы на сегодня свободны, заместитель Гисли. Да и мне пора.
Всё-таки этот день подходил к концу. И Чезаре уже представлял, как придёт домой, где проверит все запасы табака и все трубки, и, наконец, закурит то, что соответствует его теперешнему состоянию.
И Линлор. К нему придёт Линлор.
Чезаре взглянул на часы. Да, действительно можно уйти домой.
Выходя из Управления, Чезаре проводил глазами закрытый санный возок с крошечными зарешечёнными оконцами. Два терпеливых мерина тащили возок по мостовой, где снега было куда как немного, так что полозья скрипели по булыжникам. Дэнни увозили в крепость возле горы Тартута. Туда, где, говорят, лучшим выходом для заключённых является смерть. Но король по свойственной ему милостивой доброте не хотел смерти Дэна и тем самым обрёк на непрерывные мучения. Так не стоит ли подать ходатайство, чтобы мальчика перевели в менее жестокие условия? Грет Кешуз наверняка не будет против?
Но Чезаре сжал кулаки, едва вспомнил, как Дэнни оправдывался в том, что не хотел убивать брата. И как кровожадно сразу после этого требовал увидеть казнь Тэллина. Он жесток и опасен, этот мальчик, и не чувствует ответственности за свои поступки. Нельзя, чтобы он остался таким. В Тартуте смогут справиться с его дурным нравом, достаточно лишь проследить, чтобы его не калечили ни физически, ни морально, а занимались только искоренением зла в его душе.
Найдя, таким образом, компромисс, который примирил его с совестью, Чезаре кивнул и отправился домой. Надо будет завтра же связаться с начальником тюрьмы Тартуты и предупредить его о том, в каких условиях должен содержаться Дэнни.
***
Казнь бывшего великого камергера назначили на пятый день Шестого Тёмного месяца. По настоянию советников короля, она должна была пройти публично на площади Шести Столбов. Здесь проводились открытые театральные и музыкальные фестивали, ярмарки и гулянья – казни обычно происходили на небольшой площадке в конце Дворцовой улицы, у реки. Но совет решил, что туда невозможно согнать достаточное количество людей.
Чезаре Роз, присутствовавший на совете от Управления, заметил, что большая толпа может наделать немало бед, если взбунтуется, на что советники ответили справедливым замечанием: надо усилить охрану и утроить усилия по сдерживанию эмоционального фона. Было постановлено, что на площадь выйдут все ловцы, включая выходных и отставных. К ним присоединится также и почти вся дворцовая стража, а охраной короля займётся «тайный круг». Главу «круга» переизбрали ещё после случая с Марселом и Дэном, по всему сообществу прошлась основательная чистка, и в рядах «скрытых» появились новые, трижды проверенные лица. Грет Кешуз не скупился на меры, способствующие охране всего королевского семейства. Кстати сказать, из провинциального города Канцелона приехала вдова Кардавера Кешуза в сопровождении двух немолодых уже племянниц, а из далёкого королевства Гестуд прибыла лицезреть казнь несостоявшаяся невеста принца Ромила. Ей прочили свадьбу с ахезиром Иртсана в этом году, и она уже прятала руки в широких рукавах, словно замужняя – по древней иртсанской традиции.
Все эти знатные лица прибыли в сопровождении пусть и небольших, но свит, и помост для них соорудили очень немаленький. В Азельме создалась нервная, пожалуй, даже почти истерическая атмосфера. Аресты Тёмных магов участились. Зарегистрированных Тёмных старались выпроводить из столицы под любыми предлогами. Чезаре почти не выбирался из кабинета, заваленный доносами, докладами и договорами. А если выбирался – то на очередное заседание совета у короля. Даже на встречи с Линлор у Чезаре не оставалось ни времени, ни сил. О Дэнни он и думать забыл.
В день казни Чезаре не вошёл в свиту короля, сославшись на то, что должен находиться среди своих ловцов. На самом деле бездельничать он не привык, присутствовать на казни простым созерцателем. В нём не нуждались как в охраннике. Чезаре действительно отправился с одним из патрулей в обход площади, проверил оцепление вокруг плахи, нашёл отличный наблюдательный пункт на крыше прилавка торговых рядов, находящихся аккурат напротив помоста со знатью. Те сидели, щурясь на солнце: погода выдалась ясная, недавно выпавший снег так и сверкал. Одетые в меха и дорогие шерстяные ткани, король, его семья и свита выглядели ярко и служили отличными мишенями. Скрытых нигде не было видно – на то они и скрытые! – зато стражники прекрасно просматривались от торговых рядов, ещё лучше, чем знать! На белом фоне их чёрные парадные мундиры с широкими жёлтыми полосами-нашивками выглядели изумительными мишенями. Целься в середину верхней нашивки, и всё.
Чезаре осмотрелся по сторонам. К назначенному часу народу на площадь набралось столько, что все стояли притиснутые друг к другу. Вот тут-то и вспомнился ему Дэнни, представилось, как он выходит на плаху и начинает играть на скрипке. И вся эта масса людей подчиняется ему. Сколько можно совершить с такой силой? Нет, определённо мальчику нужен укорот.
Вывели Тэллина. Он казался похудевшим и помолодевшим. Голову держал прямо, плечи развёрнутыми, руки расслабленными. Он шёл как человек свободный и независимый, но никак не приговорённый к усекновению головы. Грет Кешуз в своей бесконечной милости отдал приказ отрубить камергеру голову, не прибегая ни к пыткам, ни к предварительным мучениям вроде отрубания пальцев ног и рук, а затем кистей и стоп. Так было принято при Кардавере Кешузе, являвшемся Грету дедом.
Палач, невысокий, плотный, одетый в длиннополое чёрное одеяние, взвесил в руке большой топор и что-то сказал Тэллину. Камергер рухнул на колени так быстро, словно ему ударили по ногам. Чезаре мысленно разослал приказ всем командирам ловцов – их было четырнадцать, по количеству участков Азельмы. В момент отрубания головы всеми людьми завладеет единая эмоция, и это будет рискованный момент. В который может произойти что угодно. Волна, сравнимая по силе с ураганом, пройдёт по человеческой толпе. Маги «тайного круга» обязаны защитить помост с правителями и аристократами, закрыть от эмоций, магических и физических угроз – от всего. Но остальные-то останутся беззащитными…
С тихим звуком рвущейся бумаги из пространства на заснеженную крышу прилавка материализовалась Линлор. Как всегда – щёки румяные, глаза так и светятся. Тёмные ресницы тронуты инеем. Она слегка поскользнулась, и Чезаре подхватил её под локоть.
- Тебя так здорово видно оттуда, - она указала пальцем на помост, - что я не удержалась.
Чезаре волей-неволей улыбнулся. Нельзя не улыбнуться, когда видишь Линлор – в пальто с беличьим воротником, синей суконной юбке и шляпке с иссиня-чёрным петушиным пером. Дочь аристократов, Линлор Глейн должна была находиться там, среди знати, в охраняемом месте, одетая в драгоценнейшие ткани и меха, но вот она стоит здесь. С ним.
- Отсюда тоже отличный вид, - суховато сказал Чезаре.
Камергер закончил молитву.
- Спящий да услышит тебя, - сказал король звонко. Разумеется, придворные маги усилили его голос, который прокатился над площадью подобно колокольному звону. – Иди и не возвращайся.
Чезаре хмыкнул и тут же окинул взором площадь – не видно ли среди народа некромантов. Конечно, не разобрать – кто есть кто. Но вот знаки Тёмных откликнулись и тускло замерцали под одеждой. Некромант оказался всего один. Конечно, нечего им здесь делать. Молодой совсем парень, кажется – Чезаре прищурился, усиливая зрение чарами. Где-то он его видел, этого высокого плечистого молодого человека. Так и не успел понять, где. Король поднял руки и хлопнул в ладоши. Усиленный хлопок разнёсся подобно грому.
Чезаре крепче сжал руку Линлор. Она прижалась к нему боком, вздрагивая всем телом. Топор опустился на шею Кора Тэллина. По прихоти кого-то из магов хруст позвонков тоже усилился в несколько раз. Судорожно вдохнули и выдохнули люди – все до единого. Чезаре не удержался – по этой волне можно было плыть, так сильны были эмоции! – и накрыл себя и Линлор непроницаемым коконом. И глядел, не отрываясь глядел на ту сторону, где увидел скрытых – всех, до единого. И магов среди знати увидел – как они тянут паутину защиты, растягивают над королевой-вдовой, принцессой соседнего государства, королём с его женой, матерью и сыном.
Всё хорошо. Всё почти спокойно. Сердце, конечно, захолонуло в тот момент, как топор обрушился на шею Тэллина. Чезаре не ожидал, что так тяжело воспримет эту смерть. Видимо, увеличенная толпой эмоция, несмотря на защиту, зацепила его, и зацепила неслабо.
- Чез, - Линлор ещё крепче прильнула к нему, - всё прошло. Мы можем уйти, если хочешь.
- Надо, чтобы все разошлись, - покачал головой Чезаре. – Я, пожалуй, прослежу за тем, как они вернутся во дворец.
И он указал подбородком на помост со знатью. Мишени, как есть мишени. Чезаре смотрел, как расходится простой люд, а между ними и маги. В основном Светлые, по большей части – ловцы. Парень-некромант, сунув нос в просторный воротник, уходить не спешил. Чезаре сделал на него охотничью стойку. Распустил кокон, готовясь неизвестно к чему. Конечно, парень очень молод, но для Тёмных это скорее преимущество. Наконец, не снимая защиты, скрытые из «тайного круга» повели правящую знать к их экипажам. Чезаре скрипел зубами. Как медленно! Почему бы не дать им перенестись всем во дворец – это не заняло бы так много времени!
Юная королева, невысокая полненькая девушка с младенцем на руках, внезапно поскользнулась и упала на коленки. Нервы у Чезаре не выдержали – он сорвался с места, даже забыв, что стоит на крыше торговых рядов. Слетел в сугроб, не чувствуя боли в ушибленных ногах. Кинулся к экипажам. И тут молодой некромант пошёл ему наперерез. У него было бледное лицо и тёмные карие глаза навыкате. Совсем юнец – едва ли старше, чем Дэнни. Но эмоции куда более зрелые, как у взрослого мага.
- Выбирай, - сказал некромант, откидывая широкий длинный рукав. Пистолет! – Ты, он, она?
- Что? – Чезаре запнулся, не зная, что и сказать.
Зато эмоции уже знали, как быть, там, внутри него, накопленные и не отданные вовремя, что для Светлого – большая проблема. Эмоции сжались в тугой ком, похожий на плотно скатанный снежок. Когда молодой некромант приставил к нижней челюсти Чезаре пистолет, маг выпустил из себя этот неудобоваримый ком, заставив его развернуться, распуститься, словно цветок, прямо в голове парня. Возврат. Редкий приём для Светлого. Чезаре подцепил его у своего ученика – научился плохому, как говорится.
С таким сгустком энергии маг каждой ложи поступает по-разному. Маг ложи Страха, к примеру, испытает сильный испуг. Вплоть до остановки сердца. Маг ложи Боли почувствует страшную боль. Маг ложи Власти будет вынужден подчиниться – его бросит наземь и заставит бить поклоны возвращённая энергия.
Эмоция страха перед смертью, почерпнутая у массы людей, возвращённая магу ложи Смерти, заставит некроманта испытать ужас, а то и умереть. Моментально и уже, кажется, бесповоротно. Пожалуй, Чезаре в более спокойном, взвешенном состоянии не стал бы делать возврат – ему скорее захотелось бы изловить молодого человека и выпытать из него всё, что возможно.
Но размышлять ему было некогда.
Возврат ушёл, и Чезаре немедля перехватил запястье парня. Сильные у него руки! Как из железа. Только вот рукопашным боем не владеет, иначе бы уже вывернулся да и выстрелил.
Чезаре вдруг понял: что-то не так. Некромант разделил полученное, а что не сумел разделить – преобразовал. То была положительная, светлая энергия Ордена Отражений. В потрясении Роз остановился, и этой заминки некроманту хватило, чтобы освободить руку с пистолетом, которую отвёл от своего лица Чезаре.
- Значит, не ты. И не она, - непонятно сказал некромант. – Стало быть, он!
Почти не глядя в ту сторону, куда направился ствол пистолета, парень нажал на спусковой крючок. Выстрел прозвучал оглушительно.
С окрестных крыш взлетели, шумя крыльями, голуби и галки, а от экипажей донёсся жалобный крик.
Чезаре метнулся схватить некроманта за горло, но получил удар рукоятью по голове, споткнулся и рухнул лицом в снег. Похоже, что одновременно с ударом рукоятью ему вернули часть его же ментального удара. Типичные приёмы Светлых магов. Чезаре ещё попытался подняться, успел увидеть ноги убегающего фальшивого некроманта (странно, знак-то у него был настоящий!), и потерял сознание.
Часть 5. Музыка и тюрьма
Терпеливый, работящий, безразличный ко всему метроном отсчитывал такт за тактом. Музыка в голове звучала не переставая. В камере, которую можно было бы назвать норой, в холоде и сырости, сидело и лежало шесть человек. Здесь было тесно, так тесно, что не то что уединиться в углу невозможно – просто отвернуться некуда. Люди сбились в комок, стащив жидкие соломенные тюфяки в один угол, дальний от угла с отхожей ямой. Вернее, дырой в полу. Рваные одеяла и скудная одежда служила плохой защитой от холода.
- Н-н-ничего, это ненадолго, - подбадривал других один из заключённых. В темноте невозможно понять, кто как выглядит, кому сколько лет, но по голосу Дэн решил, что говорит старик. – Я з-з-здесь бывал. Я от-т-тсюда выходил. Дня два, три п-п-потерпеть, и нас определят в нормальные к-к-камеры.
- Ты прибыл вчера? – стараясь не заикаться, спросил Дэн.
- С-с-сегодня. Незадолго д-д-до тебя.
- Они набивают мешки в один день, чтобы потом не пришлось лишний раз открывать, - встрял кто-то. – Д-давайте прижмёмся плотнее.
Тела сдвинулись ближе. Человеческая вонь заставила Дэна содрогнуться. Он невольно отшатнулся, когда чьё-то дыхание обдало его. И задел кого-то не такого зловонного и куда более тёплого и мягкого, чем другие.
- Поаккуратней, ты, - сипло и тихо сказал этот человек. Он пытался говорить как можно более низким голосом, но музыкальный слух Дэна это не обмануло.
- Извини, - ответил он шёпотом и подвинулся, давая ей место на своём тюфяке и край своего одеяла.
- Эй, бывалый, как тебя, - окликнул кто-то старика.
- Энди К-к-катхарт, - проскрипел бывалый. – Ложа Смерти. Многократные магические воздействия на мёртвых, повлиявшие впоследствии на живых вплоть до летального...
- Как тут насчёт погреться и пожрать? Неужто тоже черед дня два-три? А?
- Ежели порядки не изменились, брат, то придётся до вечера потерпеть.
- До вечера! А как же тут понять, где вечер, а где утро, - буркнул огорчённо заключённый. – Со вчера не жравши…
Дэн вспомнил, что тоже не ел очень давно. Но больше его беспокоил холод. Шестой Тёмный месяц уже не такой лютый, но ведь всё ещё зима. А тут из одежды на всех были только рубахи да штаны и шлёпанцы без задников. Чтобы неудобно было бегать. Незачем это узникам.
Он скорчился, съёжился, стараясь согреться, и, уже невзирая на отвратительные запахи, прижался к кому-то. А со спины кто-то прильнул к нему. Кажется, та женщина.
Музыка билась внутри размеренно и сильно, словно огонь горел в очаге. Ровное, сытое пламя на сухих дровах.
- Кого как зовут? – спросил Дэн. Ему хотелось слышать что-то помимо этой музыки. Что-то более человеческое.
- Энди Катхарт я, - охотно откликнулся стариковский голос.
- Бруно Эрмин, - как можно грубее буркнула ему в спину женщина и тут же, на всякий случай, закашлялась. – Ложа Страха.
- Вильгельм Ортлиб, - сказал узник, спрашивавший о еде. – Лучше просто Вилли. Ложа Смерти.
- Алварес Канцемир Альенд, - очень мелодичный баритон, - ложа Власти.
- А я Дэниэл Альсон, - сам не зная, отчего, назвался Дэн не совсем своим именем. – Стихийник.
- Нас вроде шестеро было, братья-Тёмные, - сказал Вилли. – Поищите-ка возле себя, не помер ли кто?
- М-м-может, обсчитались? – вздрагивающим голосом предположил Энди.
- Нет, - сказала Бруно Эрмин, - вот здесь лежит… кто-то. Вы маг Смерти, вот вы и взгляните.
Дэн не хотел смеяться, но хмыкнул – темнота была такая, словно он ослеп. «Как у некроманта в гробу», - сказал бы Гуди. Обязательно бы сказал. Как будто у некромантов в могиле темнота какая-то особенная.
- П-п-пожалуй, этот и правда неживой. Надо оттащить его к двери, - надтреснутый голос Энди оживился. – Это даже интересно. Найти д-дверь…
Дверь они нашли. И труп оттащили. А затем снова сгрудились на тюфяках в углу.
- А вдруг они не придут? – сказала Бруно.
- Кто? – спросил Дэн.
Она нашла его ощупью, придвинулась ближе, села между ним и Вилли, вздрагивая всем телом. Дэн обнаружил, что темнота сделала его слух поистине сверхчутким. Он различал, кто есть кто, по дыханию.
- Стражники. Чтобы развести нас по камерам. Или хотя бы дать еду и…
Голос женщины прервался. Она плакала.
Дэн не знал, что ей сказать, чтобы она успокоилась. Но с другой стороны сидел Вилли, он нашёл и слова, и объятия для неё. Забившись в угол, Дэн попытался мысленно позвать Роза. Пусть бы откликнулся – даже с раздражением или злостью! Это означало бы, во-первых, что мыслесвязь ещё пока возможна, и, во-вторых, что Чезаре когда-нибудь начнёт с ним разговаривать. А Дэн не хотел терять надежды, что однажды его учитель снова признает его. Он верил в Чезаре. Верил Чезаре. Верил в то, что тот перестанет злиться, поймёт, что Дэн не мог поступить иначе, и поможет ему выйти на свободу.
Но то ли стены крепости Тартуты глушили мысленные зовы, то ли Чезаре не хотел откликаться и установил ментальную стену, лишь бы не общаться с бывшим учеником. И Дэн не услышал ответа.
Тогда он попытался уснуть. И, когда ему удалось задремать, последняя преграда между ним и внутренней музыкой, похожей на пламя, рухнула. Словно прогорела. Мелодия, примитивная до зубовного скрежета, с очень жёстким ритмическим рисунком, зазвучала в Дэне в полную силу. И он больше не мог противиться ей.
Музыка не переставала звучать. Ни когда на другой день от голода и холода умер Энди Катхарт, ни когда им принесли похлёбку в общем котелке и вежливого Альенда оттеснили от еды, а он бросился на Ортлиба и задушил его. Ни когда опрокинули ведро с водой и целые сутки отколупывали с пола лёд, потому что больше воды у них не было. На четвёртый день из каменного мешка выползли только двое: Дэн и Эрмин. Они не могли нормально стоять на ногах, их шатало. Свет заставлял их жмуриться. Пять дней в темноте и холоде, почти без еды и питья. Эрмин, с синеватой кожей и худая настолько, что рубашка едва держалась на ней, казалась неживой. Их развели по одиночным камерам в отапливаемом здании в крепости. Койка с матрасом, подушкой и одеялом, смена белья и тюремное рубище из грубой, но толстой ткани, кусок хлеба и тарелка каши два раза в день, и воды сколько хочешь – из маленького рукомойника в углу, рядом с неизменной дыркой в полу… если ещё неделю назад Дэн поразился бы убожеству этой камеры, то после каменного мешка он радовался такому комфорту. И ни на миг музыка не прекращала вертеться в его голове. Одна и та же, по кругу, безумное в своей размеренности и своём однообразии рондо. Без вариаций и импровизаций. Для Дэна оно служило якорем, удерживающем его разум на месте. За него же цеплялась его надежда. Он продолжал надеяться на то, что Чезаре его поймёт. И поможет выбраться, выкарабкаться, выжить.
Эта музыка не умолкала в душе Дэнни. Сначала он жил, переходя изо дня в день, ничего не делая и ничем не занимаясь – лежал на кровати, свернувшись клубком, и звал, звал, звал Чезаре. Чертил в воздухе перед собой знак Ордена Отражений и ещё один – знак своей ложи. Но они не светились серебром. Здесь, в тюрьме, все эмоции подавлялись. Он перестал звать.
Потом он научился отстраняться от мыслей и надежд. Научился проводить в осознанных сновидениях целые сутки, прерываясь только на еду и другие естественные надобности. В этих снах он словно вырывался за пределы Тартуты, отправляя сознание в путешествия по дорогам Тирны. Но все они заканчивались одинаково: появлялся Джосси, топтал пальцы Дэна ногой в грубом ботинке, и Дэн его убивал. После этого его выкидывало обратно в камеру.
Потом Дэн спрятал ложку и ей отковыривал крашенную бледно-зелёной краской штукатурку на стене, стараясь при этом придать создающемуся серому пятну какую-нибудь форму. В конце концов у него начали получаться вполне сносные картины, но потом стражники поколотили его, отняли ложку и заставили штукатурить и красить стены заново. Это отвлекло и развлекло Дэна, он старался работать медленно лишь для того, чтобы занятие не прекращалось как можно дольше, но однажды этому пришёл конец. Докрасив стену, Дэн припрятал кусочек жести от большой кисти, сделал из своих волос кисточку и сажей, взятой от маленькой чадящей лампы без стекла и разведённой водой, рисовал на стене. Он научился рисовать лошадей, и однажды создал целую картину – кибитку, пару лошадок на выпасе, людей у костра. Нарисовал он и Сару Натани, но лицо её, как показалось Дэну, получилось непохожим. Он забыл, как она выглядит – помнил только гибкость и лёгкость движений да звонкий, необычайной силы и красоты голос.
Иногда этот голос пел мелодию из головы Дэна.
В конце первого года – Дэн узнал, что прошёл год, когда тюремщик принёс ему кусок пирога с яйцами и луком и сказал, что наступил праздник, ночь Долгого сна – приехал Чезаре.
Видимо, он до встречи с Дэном успел побеседовать о чём-то с начальником Тартуты, потому что в камеру к заключённому ворвался один из уборщиков, стремительно навёл порядок, сорвал с Дэна рубище и бельё, менявшиеся раз в два месяца, сунул ему более свежий и даже почти целый комплект, и убежал. И тогда в камеру, легко и широко ступая, вошёл Чезаре.
Он изменился. Но прежде, чем оценить это, Дэн заметил гражданскую одежду. Ни мундира, ни начищенных ботинок или сапог – простые жёлтые башмаки на толстой подошве, тёплое пальто, которое Чезаре тут же скинул, наглухо застёгнутый тёмно-синий сюртук с тонкой каёмкой белоснежного воротника.
Но хуже всего – лицо. Знакомый с болью во всех её проявлениях, Дэн изучал на лице Чезаре её отпечатки. Почти сломлен, почти убит. И этого «почти» оставалось крайне мало. Вспомнив, как выглядел учитель с год назад, при последней их встрече, Дэн решил, что Чезаре на своей новой должности получает по полной. И, видимо, тут следовало бы ощутить то ли сочувствие, то ли, может, злорадство, но у Дэнни не осталось никаких эмоций. Разве что более чётким и громким стали ударные в мелодии, игравшей в его душе.
- Здравствуй, малыш, - начал Чезаре неуверенно.
Дэн кивнул. Он ждал то ли извинений, то ли слов прощения, то ли ещё чего-то.
- Я к тебе с помилованием от короля. Твое пожизненное заключение здесь…
Чезаре запнулся. Его серые, тревожные, больные глаза поймали взгляд Дэна.
- Сокращено. До десяти лет. И условия теперь станут не столь ужасными.
- Почему ты пришёл сам? Мне и так бы передали эту новость, - не вынеся взгляда Чезаре, Дэн закрыл глаза.
- Просто я сейчас в Сольме… это ведь совсем недалеко.
Чезаре прислонился к подоконнику маленького окошка, скрестил руки на груди, скрестил ноги в лодыжках. И стал немного похож на прежнего Чезаре Роза – самодовольного, сильного, улыбчивого человека.
- После казни Тэллина и смерти жены короля, Карин, многое изменилось.
Дэн терпеливо ждал, разглядывая свои руки. Некогда тонкие и изящные пальцы загрубели, покрылись мозолями, разбухли в суставах, а тыльные стороны ладоней стали шершавыми и красными. Просто так Чезаре не станет рассказывать о себе. Наверняка к чему-то ведёт. Дэн лучше бы услышал, что произошло с королевой. Он её мельком видел во дворце, когда король посетил его вместе с супругой. Всё-то посещение заняло не больше минуты, а её величие Теа Карин и вовсе только заглянула в комнату Дэна и тут же спряталась за охранниками.
Дэн ещё, помнится, подумал, что она не сильно старше его, и ей, верно, не больше семнадцати лет. Девчачье пухленькое лицо, светлые глаза, длинные ресницы, тщательно завитые тёмные волосы уложены в сложную причёску. Больше ничего ни разглядеть, ни запомнить Дэн не мог. Известие о смерти юной королевы, матери принца Ланделия и жены короля Грета вызвало у него лёгкую горечь, не более того.
Но Чезаре не спешил углубляться в пояснения и рассказы. Из сумки на поясе он вытащил трубку – судя по всему, единственную! – и кисет. Закурил – запах дыма неприятно смешался с дурно пахнущим сквозняком, идущим от дырки в полу.
Кажется, в свою очередь он ждал, что же скажет Дэн.
- Так зачем ты пришёл?
- Я хотел сказать, что слышал, как ты зовёшь меня, - сказал Чезаре, и Дэн решил, что сейчас, наконец, услышит извинения от учителя. – Сначала я был без сознания после удара по голове, потом не имел возможности ответить, так как находился под арестом. Хочешь, я расскажу тебе всё по порядку?
- У тебя есть какое-то влияние на здешнее начальство? – спросил Дэн. – Я хочу скрипку. Хотя бы на пару минут. Тогда я тебя выслушаю. Тебе же что-то от меня надо?
- Дэнни, послушай… где я тебе возьму скрипку?!
Дэн лёг и повернулся к стене.
- Где хочешь. Я хочу скрипку, нормальную еду и одежду, хочу второе одеяло, хорошее мыло, полотенце и постельное бельё. Желательно, чтобы его меняли хотя бы раз в неделю. Ещё, конечно, можно было бы провести денёк-другой на свободе. Но вряд ли ты сможешь всё это, да и не захочешь брать на себя такой труд.
Чезаре фыркнул, быстро подошёл к двери и несколько раз в неё постучал. Дэн не поворачивался от стены. Пришёл тюремщик, отпер засов, выпустил Чезаре. Переступив порог, тот сказал:
- Я вернусь.
И у Дэна стало немного теплее на душе.
Уж такая эта странная штука – надежда. Только помани – и она от тебя не отлипнет.
***
Дард назвал пса Портером. Щенок бегал за ним как привязанный. Чуть косолапый, с большелобой головой, он уже был довольно крупный. А вырастет, наверное, здоровенной псиной. Это Дарду, пожалуй, нравилось. Ещё ему пришлось по душе, что щенок охотно есть всё, что некромант мог ему предложить – кашу так кашу, кости так кости. Спать на улице пёс не желал, лаял и скулил у дверей, пришлось впустить в дом. Портер сразу выбрал себе место у кровати Дарда, словно всю жизнь мечтал спать именно тут. Растроганный, некромант решил, что научит щенка нападать на любого врага. И тогда у него будет отличный защитник.
Но, спустя приблизительно полгода, понял, что сам готов защищать этого добродушного увальня. Портер поначалу рычал на каждого, кого видел, а потом, убедившись, что нагнал достаточно страха для первого знакомства, лез ласкаться. Кто не понимал в собаках, шарахался в испуге, а кто понимал – мог протянуть руку и погладить пса по огромной голове с крутым лбом и умными, внимательными глазами.
К следующей зиме Портер не только основательно подрос, но и почти утратил щенячью хрупкую неуклюжесть. Он всё ещё смешно косолапил, но ступал уверенно и твёрдо. Даже начальник тюрьмы зауважал Портера, выделил ему специальный продуктовый паёк, обещал назначить жалованье.
- Лучше б он нам с тобой дом приказал починить, - прижавшись лбом к голове пса, делился с ним Дард. – Вот придёт весна – опять в кухне потечёт всё.
Дард не мог не признать, что устроился, наконец-то, неплохо с тех пор, как пристрелил старика Тяпу. И у начальника к нему особых претензий не было, за исключением пьянства. Только Дард и тут приноровился: таскал помаленечку из города, копил, а потом напивался и уж никуда не выходил. Даже если очень хотелось. И Портера стал приучать – не пускать никуда хозяина, если хозяин выпивши! Сообразительный пёс понимал и не пускал.
Став единственным кладбищенским сторожем, гробокопателем и некромантом тюремного погоста, Дард получал полное жалованье и, при его скромных запросах, ни в чём сильно не нуждался. Правда, ставить опыты над жив-курилками ему пока что так и не позволяли, но плевать он хотел на дозволения. Колдовал потихоньку, изучал магические фоны, эмоциональные остатки былой живой роскоши. Если и попадался, то на мелочах. И делал вид, что, дескать, самовосстановление произошло, самовоскрешение. Взял, мол, труп, да сам и пошёл. Сам. Вот сейчас дух переведу от удивления – и упокою его с миром.
Пожалуй, столько самовоскрешений, как на кладбище Тартуты в этот год, во всей Тирне раньше не случалось. Но пока что Упырьку всё сходило с рук.
В один день, холодный и ветреный, Дард отправился к тюремному складу, где ему полагалось получить довольствие для себя и Портера. Склад находился недалеко от ворот, и вот возле них-то он и столкнулся с чисто одетым и гладко выбритым господином – судя по всему, Светлым магом. Полагалось, конечно, опустить голову как можно ниже, извиниться и отойти в сторонку, но Упырёк любил иногда пренебречь правилами. Он с любопытством окинул взглядом гостя, который выглядел усталым, замотанным и удручённым. Казалось бы – с чего? Сытый, в тёплом пальто, шарфе и шапке с меховыми ушами. Даже на руках перчатки на меху, и ноги в тёплых башмаках. Дард толкнул свою тачку, нагруженную продуктами, но маг остановил его.
- Постой-ка. Как звать? – спросил он строго.
- Сарвен Дард, ложа Смерти, - ответил Дард, вытерев рукавом лицо. – А что?
Маг порылся в кармане пальто и вручил Упырьку глянцевый листочек бумаги с уже вписанными цифрами. Четыре числа в столбик. Дард потрогал чернильное пятнышко ногтем, но листочек не взял.
- У меня руки грязные, - на всякий случай пояснил он.
- Бери. Вечером он тебя перенесёт в участок. Ко мне.
Дард пожал плечами и взялся за ручки тачки.
- Я ничего не делал, - сообщил он Светлому. Соврал, конечно. Но этот пришлый ему как-то не понравился. Лицо нехорошее. И глазами так и пронзает, как коршун, завидевший кролика.
- Оденься поприличнее, вымой руки и лицо, - не слушая, сказал маг. Таким не терпящим возражений тоном, что у Дарда внутри всё оборвалось.
Он сразу стал прикидывать – за что вызвали. Да ещё таким способом! Прислали вон какого-то господина с шарфом и меховыми ушами! На всякий случай Дард толкнул тачку, пытаясь проехать мимо. Но Светлый зацепил его за плечо и развернул к себе. Гладко выбритое лицо с запавшими щеками оказалось совсем близко от лица Упырька. Серые глаза смотрели спокойно и властно.
- Я вызываю тебя во второй левобережный участок Сольмейи для консультации по поводу некромантии, Сарвен Дард, маг ложи Смерти. Мне некогда бегать по незнакомому городу в поисках консультантов, так что ты подойдёшь, я полагаю. Получишь вознаграждение и...
- И новый пистолет, - быстро сказал Дард, который почуял выгоду. – «Машину».
- И «машину», - вздохнул Светлый. – Мне долго тебе это протягивать?
Дард взял листочек кончиками пальцев, чтоб не запачкать.
- Помыться не забудь, - маг дёрнул ноздрями.
Упырёк понимающе ухмыльнулся.
- За помыться – коробка патронов к новому оружию, - сказал он.
Маг вздохнул снова. Окинул взглядом тюремный корпус с крохотными зарешеченными окошками, некоторые из которых были заткнуты тряпками за неимением стёкол. И спросил:
- Как здесь… с условиями?
- Иногда по трое в день закапываю, - сказал Дард, посерьёзнев. – Но, говорят, в особом отделении кормят получше и одевают потеплее.
- Что за отделение?
Упырёк пожал плечами.
- Секретное. Вы лучше у начальника-ссс… спросите. Эн Юллен вам всё расскажет. Это вам вон в тот пристрой надо.
И Дард указал Светлому на аккуратный дом, одной стеной примыкавший к складам. Там, по времени судя, начальник-стервец уже собирался обедать. Ну так что ему, Дарду, за дело до чужих обедов, которым мешают чужие господа? Ему б свою еду до дома дотащить. Да и Портер поди соскучился там на привязи. Дард притопнул на месте, чтобы согреться. Маг молчал, задумчиво озирая тюремные достопримечательности, но ничего не говорил и не спрашивал. Упырёк так понял, что его ещё не отпускают, и обратил на себя внимание покашливанием.
- Так я пошёл? – спросил он, когда маг посмотрел на него вопросительно.
- Когда перенесёшься, - сказал Светлый, - там у входа будет человек сидеть. Пропуска у тебя нет, так ты скажи, что пришёл к Чезаре Розу, что тебе назначено.
«Выкинуть, что ли, эту бумажку», - подумал Дард, а сам шмыгнул носом и кивнул.
- Скажу, - сказал он безразлично и толкнул тачку, показывая, что разговор окончен.
Маг не стал перетягивать одеяло на себя и оставлять последнее слово за собой. Но довольно долго некромант чувствовал его взгляд – затылком, вернее, загривком, на котором встали дыбом короткие, недавно остриженные волосы.
Портер встретил хозяина радостным взвизгом. Он, видно, замёрз сидеть под крыльцом, так что Дард впустил его в дом. Печка ещё не остыла, и он подбросил угля, чтобы дом прогрелся получше. Хорошо было бы сейчас бросить глянцевый листочек бумаги в огонь… но едва вытащив его из кармана, Упырёк вспомнил про «машину» - револьвер, замечательную штуку, с барабаном на шесть патронов! - и коробку патронов к нему. И сунул бумажку обратно. Чего добру зря пропадать? У ловцов останется, ещё, глядишь, подстрелят какого-нибудь бедолагу, горе-стрелки. А ему, Дарду, такая «машина» пригодится. Он, может, ещё лучше стрелять научится, с такой-то штуковиной.
Разгрузил тележку, сварил Портеру кашу, сам поел свежего хлеба с копчёной рыбой, в задумчивости осмотрел руки, глянул в маленькое зеркальце, висевшее в кухне возле умывальника. Понюхал подмышки, пожал плечами. Не такой уж он и грязный, особенно если сравнивать с тем, каким он бывает после чистки клятой трубы. С тяжёлым вздохом Дард нагрел воды и, раздевшись по пояс, умылся. Руки, конечно, сильно чище не стали. Изо всех сил представил ногти чистыми, а кожу белой – но из этого фокуса ничего не вышло. А ведь одна девчонка говорила, что это работает! Упырёк решил, что наврала – или у неё имелась специальная девчачья эмоция на это, которой у Дарда нет. Давно, кстати, у него никого не было, всё как-то не до девчонок. Вымывшись, Упырёк ощутил себя красавцем. Переоделся в чистую рубашку, в куче чужой одежды, которую Тяпа забирал из тюрьмы, нашёл тонкие кожаные перчатки, натянул на пальцы. Как только люди их носят не снимая? Это ж пытка.
Ну вот, на коробку патронов уже, считай, заработал. Остальное, видимо, будет ясно при встрече с этим Светлым. Дард за неприятное лицо и пронзительный взгляд холодных серых глаз мысленно обозвал его «коршуном». Он, конечно, понятия не имел, какого цвета глаза у коршунов, но наверняка они такие же пронизывающие и внимательные. Чезаре Роз следил за ним, как хищник за добычей, разве нет?!
Он накинул на плечи всё ту же куртку – из плотного чёрного сукна, с овчинным воротником. Вытащил бумагу – уголок всё-таки помялся. Что, если разорвать её, выбросить, сжечь? Что будет с магическими чарами, наложенными на неё?
Но тут листочек сам собой порвался на четыре части, и Дард ощутил в животе холодок. Сердце на мгновение замерло, пропустило два или три удара, и вот он уже не в своей сторожке. А в опрятном, чистом здании, явно присутственном. От входной двери идёт длинный коридор, справа и слева – множество других дверей. У порога Дарда встретил неулыбчивый молоденький ловец в узком сером мундире с жёлтыми нашивками на пузе. Кепи, кажется, держится только благодаря большим ушам. И это недоразумение охраняет здесь вход? Дард смерил парнишку взглядом. Конечно, он выше Упырька чуть ли не на голову, но до чего ж нескладный. Разве что ружьё солидное. Да умеет ли он как следует стрелять из него?
- Ясных дней, - поприветствовал некроманта юный ловец. – Вы к эну Розу? Он предупреждал.
- Слушай, даже если б я не к нему шёл – взял бы сейчас и сказал, что к эну Розу. И запросто прошёл бы, - сказал ему Дард. – У тебя совсем соображения на этот счёт нет, что ли?
Ловец не смутился.
- А вы тут не были ни разу, да? – спросил он, широко улыбаясь. – Здесь настроено циклическое преобразование негативных эмоций. Вы разве не чувствуете, эн маг?
Ничего особенного Дард не чувствовал, а из объяснения мало что понял, и потому только пожал плечами. У него, пожалуй, не было настроения препираться с караульным у входа.
- Скажи мне лучше, где мне его достать, этого эна Роза, - сказал он раздражённо. И вдруг услышал в собственном голосе примирительные нотки.
Караульный вытянулся стрункой, на секунду взгляд его стал отрешённым. Упырёк с любопытством смотрел на это. Он что, не понимает, что секунды запросто хватит, чтобы пырнуть его ножом в живот? И никакое преобразование не поможет, потому что есть люди, которые сделают это с самыми положительными эмоциями: с удовольствием, радостью, энтузиазмом… испытывая невероятное счастье. Эйфорию.
Дард понял, что стоит и смотрит на караульного мечтательным взглядом, только когда тот коротко засмеялся и сказал:
- Давайте я вас провожу. Вам, видимо, такое непривычно.
- Я найду, скажи, где он, - буркнул Дард. Ещё не хватало, чтобы этот лопоухий покинул пост из-за него.
- Прямо, прямо, предпоследняя дверь по правой стороне, - паренёк показал рукой.
Дард молча устремился вперёд. И правда, на указанной двери красовалась табличка: «Начальник участка: Чезаре Роз». Можно и без объяснений найти, всё просто.
И, наверное, стоило бы постучать, но тут уж Упырёк решил, что хватит с него всех этих вежливых жестов в сторону Светлых, пусть скажут спасибо, что он пинком дверь не вышибает, и вошёл в кабинет просто так. Без стука.
Серые глаза мага-коршуна – вот первое, что он увидел. Чезаре Роз устроился спиной к столу, стоявшему у окна, и смотрел прямо на вошедшего Дарда. Смотрел с недоверием, раздражением, кисло улыбаясь. Видимо, его негативные эмоции никаким преобразованием было не перешибить.
Кабинет, кстати, Дарду понравился. Уютный. Видно, что человек тут много времени находится и морды при этом никому не бьёт: тут и застеклённые стеллажи с книгами и бумагами, и стол, весь в стеклянных безделушках и чернильницах, и даже на окне в маленьких ящичках – проклюнувшиеся ростки каких-то растений. Надо же, он ещё и сажает что-то…
- У меня мало времени, - сказал Роз и показал Дарду на стул. – Снимай куртку и садись, Сарвен Дард.
Дард подчинился. Шур его знает, этого Роза, как у него так выходило, но вот Юллену бы у него поучиться командовать! Этот, небось, никогда не кричит и не посылает, чуть что, по два мордоворота на одного ледащего некроманта, чтобы вышибить из него дух. Этот, небось, одним взглядом управиться может.
- Итак, мне нужна консультация некроманта. Сколько обычно ты берёшь, Сарвен Дард?
Коршун говорил без насмешки, но Дард ощутил неловкость. Хорошо бы научиться когда-нибудь так держаться. Ведь прижало его, припёрло настолько, что он с помойки подобрал первого попавшегося некроманта, чтобы посоветоваться. А ведёт себя как будто король.
- А сколько обычно вы платите за советы некромантам? – попробовал перейти в наступление Дард. И напрасно. Роз нахмурился. Упырёк вжался в стул. Сейчас Светлый ему, видимо, покажет, сколько нынче мрычьи зубы стоят. Коршун, как есть коршун! Вот-вот выпустит когти.
- Я жду от тебя простых ответов, Сарвен Дард, маг ложи Смерти, - спокойно сказал Роз. Скрестив руки на груди, он стоял спиной к столу и делал вид, что не нервничает.
Увы, ни одного мага такое показное спокойствие не обманет.
- Постараюсь отвечать просто, эн Роз, - Дард постарался расслабиться. Что не так легко сделать под таким хищным взглядом. – Я не знаю, что вы хотите. Насколько сложен будет ваш вопрос. Давайте подробности, на цене сойдёмся.
Он прикинул, а не попросить ли у Роза местечко потеплее своего, но вспомнил о жив-курилках, прикопанных в сугробе, и передумал. Нет, лучше деньгами. Скажем, пятьдесят цыпляток. Или сто.
- У меня два вопроса, - пожевав губами, сказал Роз. – Давай начнём с того, что попроще. В каких случаях некромант будет использовать приёмы Светлой магии?
- За каким чурсом некроманту Светлая магия?! – воскликнул Дард, забыв о деньгах. Но вспомнил – и уточнил:
- А какие были приёмы?
- Я напал на некроманта, и он разделил большую часть моей энергии, а что не сумел – преобразовал, - сказал Роз, тщательно подбирая слова. – Но самое интересное, Сарвен Дард, что энергия, которую я против него использовал, была страхом смерти, очень большим страхом. Испытанным целой толпой народа во время публичной казни.
- Ну и на… ммм… зачем, по-вашему, некроманту это делать? Да с такой силищей он бы просто мог мумию из вас сотворить, уж извините, эн Роз. Да и не только из вас. Он мог бы заставить казнённого песни петь и танцевать под виселицей…
- Ему отрубили голову.
- Ну так голова бы пела, а туловище танцевало! – ничуть не смутился Упырёк. – Велика задача! Вряд ли это некромант был. Наш брат трупарь так бы не поступил: преобразовать величайший ресурс в… а во что, кстати, можно преобразовать эмоцию целой толпы?
- Не знаю, - хмуро ответил Роз, и его взгляд хищника стал как-то мягче и виноватей. – Вы не первый некромант, которого я спрашиваю. Все говорят одинаково. Но я видел его знак.
- Мне тут учитель мой говорил, что знаки, между прочим, даже на трупах остаются. И на костях. И пока последняя косточка не сгниёт – знак ещё уловим.
- И что же? – заинтересовался коршун.
- Как – что? Он мог сдохнуть. А его тело мог кто-то забрать себе. Дух-подселенец.
- Но тогда должен быть какой-то другой некромант, который поднял этого, - задумчиво сказал Роз, - а там совершенно точно находился всего один! Нет, не получается.
- Ну, вам виднее, а только они запросто могли обменяться телами, - фыркнул Дард. – Найдите теперь некроманта в теле Светлого мага, и все дела.
Роз потёр подбородок и кивнул.
- А второй вопрос? – жадно спросил Упырёк.
Но коршун-Роз уже выложил на стол новенькую «машину» в скрипучей коричневой кобуре и картонную коробку с патронами – тяжёлую даже на вид.
- Пятьдесят штук.
- И мне бы ещё с полста цыпляток, эн Роз, - по старой привычке залебезил Дард. Так он выпрашивал в тюрьме добавку у повара, так выклянчивал у начальника-стервеца довольствие для Портера. Но, вспомнив, что собрался стать таким же величавым и властным, как Роз, расправил плечи и сам себя мысленно одёрнул. И сказал уже по-другому, солидно:
- Плата пятьдесят жёлтых ассигнациями.
- Тридцать, - быстро сказал коршун, сверкнув хищным глазом в профиль.
- Сорок, - ещё быстрей ответил Дард, шалея от собственной наглости. Вот сейчас ему пинка под зад и скажи спасибо, что вообще отпустили…
- Тридцать пять, - и Роз прямо из воздуха извлёк несколько жёлтеньких.
Дард нехотя кивнул.
- Добрый я сегодня, - сказал он. – Это всё ваше преобразование… зацикленное…
- Что? – удивился Роз. – А, там на часах Керлисс… да, совсем забыл. Уникальный кадр.
Дард не понял. Точнее, понял не сразу. Вот, оказывается, каким может быть Светлый маг. Защищённым лишь аурой доброжелательности. И в то же время полностью уязвимым, несмотря на ружьё.
Прибрав по карманам деньги и честно заработанное оружие, Дард выжидающе уставился на Роза.
- Вы сказали – два вопроса, - выставил он два по-прежнему далеко не идеально чистых пальца, большой и указательный.
На этот раз коршун молчал ещё дольше. Дард успел осмотреть все стеклянные безделушки на его столе – пепельницу, статуэтку лошади, крошечную стеклянную скрипку, курительную трубку размером с настоящую, и набор стаканчиков, самый маленький из которых был, наверное, всего на полглотка, а самый большой – высокий, но узкий – походил на вазочку. В этом стакане красовалось ястребиное полосатое перо с обтрёпанным кончиком. Стеклянная пустая чернильница с крышечкой в виде спящей кошки соседствовала со стеклянной ручкой с острым металлическим наконечником – неужели такими пишут? Внутри ручки были чернила – похоже, что внутри неё находилась ещё одна стеклянная трубочка с ними.
Книги Дард тоже принялся рассматривать, но успел прочитать всего несколько названий. «Магия периода раннего Разброса» и «Шаманизм Хихина во времена до Переселения магов» его даже заинтересовали, но тут Роз заговорил:
- Ты когда-нибудь воскрешал людей по-настоящему, Сарвен Дард?
- Это запрещено уставом Светлых, - чётко и не задумываясь ответил Упырёк.
- Но ты это делал?
- Это запрещено…
- Да или нет?
- Нет.
- Слишком быстро отвечаешь, - недовольно заметил Роз. – А если подумать?
- Пытался, но запоздал, - признался Дард. – Это надо делать быстро. Пока не умерли сердце и мозг.
- Сколько времени может пройти, самое большее? Как ты понимаешь, что поздно?
Эти вопросы были неспроста и могли стоить Дарду жизни.
И он распрощался с мыслью об ещё одной порции денег и твёрдо сказал:
- Эн Роз, если вы решили, что я некромант, который за золото пойдёт на преступление – вы ошиблись. Вы же неспроста вертелись возле тюрьмы. Умертвить человека, чтобы устроить ему побег, а потом оживить его? У вас не получится.
- Почему ты думаешь, что?..
- У вас на лице написано, - мрачно пошутил Дард и усмехнулся.
Ничего такого на лице у коршуна не читалось – Упырёк сказал наобум, но теперь обрадовался, что догадался о намерениях начальничка. Что ж, сидеть на мягком стуле было хорошо и удобно, да и кабинет у мага интересный. Но пора и честь знать. Дард поднялся на ноги и слегка поклонился.
- Так я лучше пойду.
- Сядь. Почему у меня не получится? – теперь Роз говорил жёстко. Всё правильно. Раз Дард догадался – то околичности ни к чему, можно разговаривать прямо и без недоговорок. Черту они оба переступили, к худшему или нет.
- Тюремщики проверяют, точно маг помер или нет, - ответил Дард. – Держат мертвеца по крайней мере пару часов, тыкают их ножами или спицами, чтобы исключить обморок или притворство. В четырёх случаях из пяти я хороню их как следует остывшими. Мягонькими они мне попадаются далеко не всегда. Поверьте, я в этом толк знаю. Но и не только в этом дело, эн Светлый маг. А в том, что вы, как бы сказать – Светлый.
- Не понимаю.
- Чтобы ваш друг или кто у вас там в тюрьме, ожил и стал бегать-прыгать и чирикать, как настоящий человечек, мне мало воздействовать на него эмоциями. Мне надо восстановить баланс между жизнью и смертью. Вот умер он… и вдруг живёт! Что делать? А я скажу.
Дард даже перестал внутренне трястись, так увлёкся.
- А мне надо кого-нибудь другого взамен госпоже Смерти отдать. Насовсем отдать, без возврата. А ещё, эн Роз, важно, как вы собираетесь этого своего друга убивать, потому что после этого ему позарез надо будет к магу Боли обратиться, иначе его рана – смертельная, я так понимаю – заново его и убьёт. Вы исцелять-то умеете, Светлые?
Роза передёрнуло. Даже побледнел, сердешный. Но кивнул.
«Ну и что ты дёргаешься, - мысленно сказал Дард, - как будто только что не хотел сказать, что убьёшь какого-то парня, чтоб я его воскресил. Или и это убийство на меня хотел свалить?»
И уставился на коршуна очень честным взглядом.
- Всё же сядь, - сказал Роз настойчиво. Дард повиновался. – Я не собирался никого убивать. Нет у меня там, в тюрьме, друзей. Я только спросил, не занимался ли ты воскрешениями.
- А я сразу сказал, что нет, - ответил Упырёк.
- Нет так нет. В конце концов, это неважно. Так ты говоришь, знаки и после смерти остаются?
Дард кивнул.
- Я не знал, - сказал Роз. – И, значит, если человек сначала был помечен как Светлый, а потом ему поставили знак Тёмного…
- У него останутся оба, - снова кивнул Дард. – Но кому такое в голову придёт – метить человека сначала так, а потом этак?
Роз не ответил. Он смотрел сквозь Дарда, как будто он был одной из его девчачьих тонких безделушек на столе.
- А если, - сказал он задумчиво, - в тело человека переселяется чужой дух, метка ведь не меняется?
- Конечно, нет, эн Роз, - не совсем уверенно заявил Дард. – С чего бы знак поменяется, он ведь на теле?
- Верно, - сказал Роз и сунул руки в карманы брюк. У него был вид человека, которому очень хочется курить. – Так, говоришь, сумел бы воскресить, если бы время не вышло и если бы нашелся кто-то, кто согласен умереть?
Дард съёжился и решил изображать дурачка. Пожалуй, поздновато начал – надо было с самого прихода сюда делать вид…
***
Щуплому некромантику на вид едва ли перевалило за двадцать пять. То есть сначала, когда Чезаре увидел его возле тюремных ворот, ему показалось, что Дард куда как старше, что ему, наверно, лет сорок, не меньше. Но тут он пришёл умытый, светлые волосы собрал в пучок на макушке, даже, кажется, куцую бородёнку расчесал. И стало ясно, что он ещё очень молод. Но держаться старался молодцом, хоть и неуютно ему ощущалось в незнакомом месте да на чужой территории.
…Чтобы прийти в себя и восстановиться хоть в каких-то правах, Чезаре потратил год. Сначала его долго допрашивали и расспрашивали. Гисли, негодяй, сразу забыл о сотрудничестве и охотно применил на Чезаре несколько своих приёмов из арсенала Светлого дознавателя.
Чезаре Роз. Глава Комитета. Ответственный за спокойствие и безопасность людей на мероприятии. Человек, которому доверял король. Человек, который столкнулся с неизвестным магом из ложи Смерти и допустил, чтобы этот маг шутя уложил его и убил королеву.
Метил он, видимо, в короля. Во всём виновата оказалась защита, очевидно, истончившаяся под напором огромной эмоциональной волны. Из-за смерти королевы, а также из-за того, что неизвестный молодой маг ложи Смерти скрылся, Чезаре и пострадал.
Что с должности сместили – ещё полбеды, а вот что в его кресле оказался Гисли, Чезаре пережил с трудом. Он-то, дурень, всё надеялся, что они с Эдвардом сработаются, несмотря на разногласия. Но нет, как бы не так. Гисли должности обрадовался и первым же приказом выслал Чезаре в городишко под названием Сольме – находящийся между двух рек, продуваемый всеми ветрами, сырой и мрачный Сольме. И жалел при этом, что Чезаре не обвинили в ротозействе и сговоре с некромантом. В конце концов, чуть ли не полстолицы видело, как он, Чезаре Роз, упал без сознания. Как бы он мог помешать покушению и поймать злодея, если находился в обмороке?
Но обморочным слабакам в Комитете не место. А если и место, то не в столице. Когда Чезаре в его новом участке почти сразу же повысили до старшего офицера, а затем позволили подать рапорт на повышение – Гисли ох как не хотел подписывать распоряжение. Но участок не мог оставаться без начальника, а офицеры все как один твердили, что лучшего им не найти. И Гисли сдался. Сам, конечно, не приехал, только прислал бумагу. Ну да и шур с ним. Не очень-то Чезаре хотелось видеться с ним.
Помолвку с Линлор пришлось расторгнуть. Её родители считали, что Чезаре Роз опозорил их дочь, её отец даже чуть не убил несостоявшегося жениха при отправке в Сольме. Линлор, казалось, онемела и отупела от потрясения. Неуклюжее объяснение Чезаре – мол, всё делается для её безопасности, на свободе бегает какой-то подозрительный некромант, который может на неё покуситься из-за связи девушки с Розом – она восприняла как издевательство. Чезаре, который в момент выстрела некроманта решил, что тот стреляет именно по Линлор, испытал потрясение куда худшее, и потому был непреклонен. Все её подарки он забрал с собой – расставил по столу на службе, где проводил куда больше времени, чем на съёмной квартире. Незаметно прошёл год. Чезаре доискивался правды, но что он мог, сидя в проклятом Сольме? В конце концов он пришёл к неутешительному выводу: Дэнни пострадал не совсем заслуженно. Да, он убийца брата и ни в чём не повинных ловцов. Хладнокровный и расчётливый. Но кто его таким сделал? Сам-то он, Роз, хорош: оставил мальчишку в беде. Нельзя было отдавать его в Тартуту, нельзя. Слишком тяжёлое испытание. Чезаре посетил Дэнни в тюрьме, с огромным трудом решившись на это, и поразился, в каких тяжёлых условиях его содержат. Холод, еле затёртая вонючими тряпками грязь, вонь из дыры в полу. А кормили, очевидно, совсем плохо. И без того худой, Дэнни превратился в ходячий скелет. И это шестнадцатилетний подросток, который ещё растёт… Чезаре бывал в тюрьме для Светлых магов – и как проверяющий, и как временно заключённый. Вполне сносно – по крайней мере, еду давали съедобную и в приемлемых количествах, а койку застилали нормальным постельным бельём, а не тряпками, о которые порядочный человек и ноги вытирать побрезгует.
Но что он теперь мог? У него почти не осталось влияния и связей. Подать жалобу королю? Пожалуй, он рассмотрит её через год-другой, и то, если секретарь сочтёт нужным передать ему доклад из провинции. От бессилия и безысходности Чезаре схватился за первую же попавшуюся возможность – его взгляд случайно упал на щуплого мага Смерти по пути из тюремного корпуса. И Чезаре слегка воспрял духом. Собственно, это была даже не одна возможность: во-первых, он мог прояснить ситуацию с некромантом-убийцей, а во-вторых, попытаться помочь Дэну.
Увы, беседа с парнем с тюремного кладбища дала не совсем те результаты, на которые Чезаре рассчитывал.
Впрочем, он надеялся на вторую встречу с Дэнни. Хорошо, что он забрал с собой его старую, покрытую потёртым чёрным лаком скрипку. Обеспечить Дэну хороший обед, музыку и более приличный уход Чезаре всё-таки мог. «Пока это ещё в моих силах», - думал он.
И ещё одно дело – покусившийся на короля и убивший королеву некромант. Который, как уверяет Сарвен Дард, не являлся на самом деле некромантом. Дух-подселенец? Но по утверждению того же Дарда, за подселение духа в чужое тело тоже должен был отвечать кто-то из магов ложи Смерти.
Что ж, Чезаре на всякий случай мысленно связался с секретарём Гисли и попросил его передать начальнику соображения по этому поводу. Сложно сказать, когда секретарь соблаговолит доложить это Гисли. Возможно, завтра стоит попробовать связаться с ним напрямую – как бы неприятно это ни было.
- Я вам больше не нужен, эн Роз? – безнадёжно спросил щуплый маг Смерти.
Чезаре очнулся и пожал плечами. Не спрашивая, вытащил из бумажника пару десятков жёлтых бумажек. Подумал, добавил ещё три. Много ли денег надо одинокому ловцу?
- Иди, - сказал он. – Если что, я тебя вызову, Сарвен Дард.
В желтовато-серых глазах некроманта промелькнуло недоверие и опаска. Он взял деньги и быстро спрятал в карман, словно боялся, что отнимут.
- Если я вам понадоблюсь – так я почти всегда на кладбище Тартуты, - сообщил Дард без особого почтения.
Он словно хотел ещё что-то добавить, может быть – попросить, но не решался. Чезаре не стал допытываться, отпустил парня. Тот старался держаться достойно и, наверно, заслуживал больше, чем место сторожа тюремного кладбища. В участках ловцов иногда держали консультантов из ложи Смерти. Чезаре задумывался о том, чтобы тоже взять на службу одного, но какого-нибудь, пожалуй, более солидного и опытного, чем этот. Но сбрасывать Сарвена Дарда со счетов Чезаре тоже бы не стал. Хотя бы потому, что он принадлежал Юллену из Тартуты.
- Если ты мне понадобишься, Сарвен Дард, я достану тебя даже из сточной канавы, - пообещал Чезаре мрачновато.
Но некромант почему-то расценил это как шутку и рассмеялся. Искренне и беззлобно. Чезаре удивлённо посмотрел на некроманта и пожал плечами. Наверное, Дард просто перенервничал. Чезаре взял на себя труд обратить внимание на его эмоции и понял, что тому действительно весело. Удивительный человек – с виду жалкий, дрожащий и мелкий, а на поверку – довольно крепкий. Кажется, он получил не то, чего ожидал – видимо, всё-таки боялся ареста или взбучки, а вместо этого уходит на своих двоих и с вознаграждением. Вот и радуется.
Была бы здесь Линлор… вот кто умел определять чувства с первого же взгляда. Прирождённый эмпат, и к тому же с незамутнённым никакой службой взглядом.
Наконец, Дард убрался, и Чезаре взглянул на часы. Как поздно! В участке небось осталась лишь ночная смена – четверо караульных. Два мага и два простака… то есть не-мага. Перед Чезаре предстала картина – его неуютная съёмная квартирка, где темно и холодно. Не остаться ли на ночь в кабинете? Он нередко так и делал.
Но сегодня, пожалуй, тут слишком всё пропахло некромантом. Его особым запахом – с не слишком аппетитным оттенком тлена. Словно навсегда въевшимся в одежду и кожу Дарда. Скорее всего, запаха на самом деле не существовало – Чезаре выдумал его, как неотъемлемую принадлежность магов ложи Смерти с их лопатами, черепами на столе и частями тела, заспиртованными в склянках. Но сейчас казалось, что запах был.
Значит, решено – Чезаре отправится на квартиру, а кабинет пусть проветривается.
Пальто, меховая шапка и толстый шарф – в них Чезаре чувствовал себя закутанным, как маленький ребёнок под присмотром строгой матери! – остались на вешалке в углу. Чезаре взял чистую бирку-подорожник и вписал координаты своей берлоги. С тихим звуком, похожим на звук рвущейся бумаги, разорвалось пространство, осуществляя перенос.
Ещё не зажигая в доме газовых светильников, Чезаре ощутил чьё-то присутствие. Чуткий к запахам и звукам, он не мог не почувствовать чужое дыхание и лёгкий аромат. Здесь пахло…
- Линлор?!
Только что Чезаре был придавлен тяжестью собственных переживаний, отягощён делами и мыслями, устал и разбит. Куда всё делось? Маленькие тёплые руки обхватили его за плечи, стащили плотный сюртук и развязали чёрный узкий галстук. Одновременно с этим Чезаре доставались беспорядочные тычки и поцелуи – в лицо, шею, волосы, уши, руки.
- Я убью Гисли, убью, - шептала Линлор.
Разобрав, что она бормочет, он схватил её за запястья.
- При чём тут Гисли?
- Потом, потом, - нетерпеливо ответила Линлор, кусая Чезаре за нижнюю губу. Деловито пыхтя, она избавляла его от одежды. Слой за слоем сходили с него сорочка, брюки, нижняя рубашка, усталость и разочарования дня. – Я умирала без тебя. Как хорошо, что я тебя нашла!
Весь год она даже не пыталась с ним связаться мысленно. И вдруг явилась, заявляя, что она его нашла. И хочет убить Гисли. Чезаре попытался думать, но поддался рукам девушки, её отрывистым, резким движениям, причинявшим то наслаждение, то почти боль. И отчаянно ухватился за неё, словно от этого зависела жизнь.
Свет они так и не включили. Ощупью, спотыкаясь и не разжимая объятий, нашли кровать, благо в столь тесной квартирке ничего долго искать не приходилось. И словно заново отыскали друг друга.
Чезаре, уже понимая, что его глаза вот-вот закроются, всё равно должен был спросить:
- Так что там с Гисли?
- Ммм… он дурак.
- Мне надо знать, поедем ли мы с тобой его убивать вдвоем или ты одна справишься, - в шутку сказал Чезаре.
Но Линлор ответила очень серьёзно:
- Я больше его не желаю видеть. Правда.
Чезаре нахмурился. Веки сами слипались, но он гнал от себя сон. Что там произошло в Азельме, пока его не было?
- Ну ладно, - сказала Линлор, хотя он молчал и не настаивал на немедленных ответах. – Он хотел, чтобы я была с ним.
- Сватался? – Чезаре приподнялся на локте, прикидывая, что можно сделать с Главой Комитета. Руки у него, конечно, сейчас коротки – добираться до Гисли придётся с боем. Но набить ему холёную физиономию кулаки уже чесались.
- Он, между прочим, давно женат! – сердито сказала Линлор. – А мне сказал, что и ты здесь женился.
- А, так ты приехала разбираться с моей женой? – догадался Чезаре. – Надеюсь, не с пистолетом в кармане?
- Хотела посмотреть, как вы тут устроились, - ещё более серьёзно ответила девушка. – Не выгонять её, правда… но всё же…
- Значит, точно выгонять, - Чезаре прижал Линлор к себе. Но разговор ещё не закончился. – То есть он тебе предлагал стать его любовницей. Но ведь помолвку мы давно расторгли. Почему же он наврал, что я женился?
Линлор молчала, выводя пальцем узоры на его груди. Сон постепенно развеивался.
- Ли!
Она ведь помнит, что если он сказал: «Ли!» - то отвертеться или отмолчаться не получится?
- Чез!
А, то есть помнит.
- Ли!
- Я сказала, что ты передумал и скоро заберёшь меня к себе в Сольме, как только устроишься. Он и наврал.
Что-то она недоговаривала. Перед Чезаре было два пути: оставить разбирательство на потом или дожать Линлор прямо здесь и сейчас. Прежде он уступил бы, потакая своим желаниям и её прихоти, думая, что всё это можно выведать потом. Но теперешний Чезаре уже прекрасно понимал, что есть вещи, которые нельзя откладывать на потом. «Потом» может не наступить. Поэтому хочешь объясниться – начинай давить сразу.
- Он распускал руки? – спросил Чезаре для начала.
Линлор уткнулась ему в плечо носом и долго сопела, пока он не почувствовал, что она кивает.
- Он пригласил меня в кабинет, запер дверь иии… мне пришлось ударить его в нос.
Пауза.
- Головой.
Ещё более долгая пауза.
- И коленом.
- В пах? – уточнил Чезаре, представляя себе картины одна ужаснее другой.
- Зачем? Тоже в нос.
Такое Чезаре уже не мог представить никак, и мелко, тихо, злобно рассмеялся.
- Подробнее, - потребовал он.
- Я и вправду поверила, что ты женился. Поэтому была очень зла. Ему не стоило меня до такого доводить, правда! Плохо помню, что да как, была почти без чувств. Испугалась, да как укусила себя за палец! Пришла в себя, ударила его… Крови почти не было, но нос у него хрустнул ещё как… В общем, я оделась и убежала.
- Оделась, - чувствуя, как у него сводит челюсти, грозно сказал Чезаре.
Снова пыхтение в районе плеча. Очень виноватое.
- Дальше.
- Когда это было? – спросил Чезаре.
- Несколько дней назад… пять, кажется. Потом меня пришли арестовывать, и я убежала. Родители дали мне денег, я села на поезд и доехала до Нагорья, потом пересела на дилижанс. Боялась, что меня снимут с поезда – ловцы проверяли вагоны на каждой станции.
- Погоди, - Чезаре сел, потянув за собой и Линлор. – За тобой гнались?
- Недолго, - ответила девушка.
«Правильно… зачем это Гисли? Он прекрасно знает, где я живу», - подумал Чезаре.
Но Линлор сказала, что убежала из столицы пять дней назад – срок вполне приличный. А к Чезаре ни в дом, ни на службу никто не являлся. Видимо, Гисли быстро остыл и решил Линлор не преследовать. Возможно, облава на станциях ей почудилась с перепугу. Хотя следовало признать, что Линлор Глейн – девушка не из пугливых барышень, которые учатся в заведениях для благовоспитанных девиц и знают четырнадцать видов вышивки и восемнадцать способов связать носки, читают на трёх языках одинаково плохо и барабанят гаммы на пианино. Если б не семья, быть бы Линлор ловцом – она бы прекрасно вписалась в любую команду. С её умением распознавать эмоции и бесстрашием…
- Думаю, когда ты вышла из поля зрения Гисли, он потерял к тебе интерес, - сказал Чезаре.
Линлор с ним согласилась. Отчего нет? Чезаре попробовал поставить себя на место Эдварда. Он, конечно, не самый приятный тип, но не станет же он гоняться за девицей по всей Тирне, чтобы отомстить за испорченную форму носа? Тем более девица могла в ответ выдвинуть обвинение в попытке изнасилования. Могла?
«Может, сама бы и не стала, но её отец, узнав о происшествии, точно бы не удержался», - размышлял Чезаре, постепенно засыпая. И сонно спросил:
- А как ты рассказала об этом всём своему отцу?
- Ммм, - сонно сказала Линлор. – Я наврала. Сказала, что кое-кто намеревается на мне жениться, а я против. Они потому и купили билет до Нагорья… думали, я к тётке поеду. У неё там дом.
Можно было себе представить, что там за дом – небось целый замок, никак не меньше. Чезаре тревожился только, что девушка не назвала родителям имени виновника её бегства и не указала настоящую причину. С одной стороны – возможно, всё обойдётся. А с другой, Линлор лишила себя весомой, даже могущественной поддержки – её отец имел достаточно денег, чтобы купить весь Комитет целиком.
Чезаре зевнул.
Сон пропал. Точнее, спать тянуло, глаза слипались, сознание то и дело проваливалось в тёмное, тёплое. Но уснуть как следует Чезаре так и не смог. Гисли вёл себя неосмотрительно или затеял всё это нарочно? Скажем, до сих пор не простил Розу случая, когда Дэнни напал на него и Тревиса, а Чезаре дал мальчику удрать? Запросто. И Линлор он наверняка пытался себе подчинить. Обманывал, может быть, гипнотизировал – недаром она смутно помнит детали.
И он лежал на спине, сдерживая чувства, глядя в потолок и перебирая в уме варианты и возможности, и сжимал кулаки. Хотелось что-нибудь срочно сокрушить, обвалить, сломать. Чья-нибудь челюсть подошла бы. Или чей-то сломанный нос. Линлор тихонько сопела рядом. Она так устала, что даже перестала улавливать и разделять его эмоции. Чезаре повернулся к ней лицом, убрал с её лица спутанную прядь волнистых волос, вдохнул нежные запахи – мыло с липовым цветом, которым Линлор умывалась, отвар крапивы и ромашки для ополаскивания волос. Спокойные и светлые запахи, которых ему так не хватало. Чезаре поднялся с кровати и вышел в другую комнату, где закурил, не выбирая трубку и табак – первое, что попалось под руку, то и закурил. И мрачно уставился в окно. Медленно падал снег. Крупными, красивыми хлопьями. Свет уличного фонаря красиво освещал мостовую, ряд стройных ясеней, заснеженную скамейку на бульваре. Когда ночь дышит в лицо покоем и миром, а внутри медленно закипает котёл эмоций, противоречие кажется огромным.
Это нельзя так оставлять. Не стоит спускать вину своему врагу. Чезаре внезапно осознал, почему Гисли согласился, чтобы его недруг и бывший начальник занял здесь должность повыше. Это для того, чтобы сидел на своём новом месте и не рыпался. И даже не думал навещать Азельму. Неужели он рассчитывал, что Линлор не станет ему жаловаться?
Чезаре выдохнул ароматный дым. «Чистый цвет» - очень хороший сорт табака, подходящий почти ко всем случаям жизни. Линлор не стала бы жаловаться, во-первых, потому что это не в её стиле. Она всегда старается справиться с любыми невзгодами сама, не прибегая к помощи родных и знакомых. А во-вторых, зная способности Гисли, Чезаре не исключал, что негодяй подчинил бы девушку себе. Он, скорее всего, и уже предпринимал попытки подчинения.
…Она встала, оделась и убежала.
Так сказала Линлор.
Уверенности в том, что девушка пришла в себя до того, как Гисли попользовался ею, а не после, у Чезаре не было. Сама она могла быть уверена в чём угодно, но Чезаре переполняли самые тёмные эмоции. Всё сходилось одно к одному: просто так маг другого мага загипнотизировать не сможет, но если заставить противника смешаться, если он будет подавлен, если его эмоции придут в полный раздрай… Гисли ведь сделал именно это? Да, сделал! Он пригласил Линлор, для отвода глаз побеседовал о каких-то незначительных делах, а потом огорошил: ты, девочка, видно, ждёшь, что ваши отношения с Розом возобновятся, но он женился. Девочка, конечно, если бы успела подумать, то ответила бы достойно, но её краткого замешательства хватило негодяю, чтобы подчинить её душу и разум.
У Чезаре сердце сжималось от одной мысли о том, как цинично Гисли провернул это. Успел ли он что-то сделать с Линлор или нет – значения не имело, он посмел её подчинить себе и…
И он послал мысленный зов Гисли. Тот попытался закрыться, заблокироваться, но Чезаре смёл блок в одно мгновение.
«Ты! Как ты посмел!» - от гнева он даже не сразу подобрал подходящие слова. Но у Гисли они нашлись. Даже его мыслеголос прозвучал в голове Чезаре развязно и небрежно: «А что такое, Роз? Чем-то недоволен?»
«Ты прикасался к Линлор!»
«Ну так это потому, Роз, что ты к ней решил больше не прикасаться. К такой девушке просто необходимо прикасаться. Я даже больше, чем просто потрогал!»
Низкий, подлый человек. А ведь на словах только и ратует, что за чистоту и честь. Только и говорит, что о репутации и честности.
«Я тебя убью, Гисли».
«Ну-ну, Роз. Ты хоть раз кого-нибудь убивал? Ты ведь безупречный Светлый маг!»
«Попомни мои слова, Гисли! Я убью тебя!»
«В таком случае, я тебя не убью, Чезаре Роз. Но береги спины своих близких!"
В ярости Чезаре ударил кулаком в стекло. Хрупнуло, звякнуло, посыпалось. Мыслесвязь прервалась. Ни разбитое окно, ни порезы на руке не остановили и не успокоили Чезаре. Он ударил ещё раз, вложив все скверные эмоции в удар, и в щепы разнёс подоконник, сломал трубку, но этого было мало, мало. Представляя перед собой гладкую и довольную физиономию Гисли, Чезаре схватил бирку и вписал в неё координаты своего бывшего кабинета в Азельме. И уже было надорвал подорожник, но остановился. Ночь. Глубокая ночь. Вряд ли Гисли сейчас находится в кабинете, он дома, с сонной женой под боком. Есть ли у него дети? Он ведь года на два или три старше, ему около сорока лет. Одно дело – вломиться в кабинет к Главе Комитета и набить ему рожу, другое – прийти его убивать. В присутствии семьи.
- Чез!
Линлор стояла, завернувшись в одеяло, не зажигая света. Тускло светил уличный фонарь, блестели осколки. Кровь стекала с руки Чезаре, которую тот бессильно опустил.
Хотел бы он, чтобы кто-то сейчас заявился убивать его на глазах у Линлор?
- Я вызову его на поединок, - сказал Чезаре.
Линлор зажгла лампу, увидела раны и торчащие из порезов тонкие куски битого стекла, начала останавливать кровь.
- Чез! Если это только из-за меня, то не надо. Можно просто жить дальше…
- Нет, Ли, - Чезаре взял её тёплую ладошку, прижал к своей щеке. – Нельзя просто так оставлять это. Зло надо пресекать.
Он ещё не успокоился. И Линлор сжалась в комочек, уловив его эмоции. Зная, что они причиняют девушке боль, Чезаре отошёл на несколько шагов, жалея, что сломал трубку. Короткую чёрную трубку из сливового дерева, с гагатовым мундштуком. Сейчас самое время было раскурить именно эту, успокоительную, деликатно ложившуюся в руку…
- Зло надо побеждать и подчинять, - беря себя в руки, сказал Чезаре. – Искоренять. Убивать.
- Гисли не зло, - сказала Линлор. – Он Светлый маг. Нельзя идти против своих.
Чезаре вернулся к ней, схватил за плечи, пятная кровью её коротенькую ночную рубашку, встряхнул, лёгкую и не сопротивляющуюся.
- Мне надо поработать с твоей памятью, - попросил он. – Пожалуйста.
- Ты не веришь мне? Ты, мой муж?
- Я верю, - с трудом выговорил Чезаре. – Я никому так не верю, как тебе. Но, боюсь, он загипнотизировал тебя, и ты сама не знаешь, что между вами было. И…
Линлор помертвела в его руках, и у Чезаре замерло сердце. Она начала осознавать. Четыре дня, которые она добиралась до Сольме, бедная девочка не думала ни о чём, кроме как о встрече с ним. Не старалась вспомнить, возможно, пыталась изгнать из памяти все неприятные картины своей стычки с Гисли. Настолько стыдной, что даже не посмела рассказать отцу и матери. И теперь он хочет заставить её вспомнить всё до малейшей подробности.
- Хорошо, - сказала Линлор дрогнувшим голосом. – Проверь мою память. Только не убивай Гисли. После убийства человека… да ещё своего человека, Светлого мага, вместе с которым ты работал… ты уже не будешь прежним Чезаре Розом. Придумай другое наказание для него. Прошу тебя.
Чезаре не ответил. Только покрепче прижал к себе девушку. В разбитое окно лился холодный белый пар. Пахло зимней ночью. Надо было заткнуть чем-нибудь прореху, пока не остыла вся квартира.
***
- Тебя переводят.
Дэн в недоумении привстал с кровати. Если честно, он надеялся на то, что сегодня к нему снова придёт Чезаре. Пусть без вкусного обеда и скрипки. Только бы пришёл. И, конечно, пообещал бы, что скоро это всё закончится и Дэн окажется на свободе.
Но тюремщик держал в руке мешок.
- Скидывай сюда всё с кровати. Прокипятить надо.
Дэн еле передвигался. Перед глазами постоянно темнело, его слегка пошатывало. То ли от резкого, болезненного разочарования, то ли из-за слишком резкого пробуждения. А быть может, он заболевал.
- Куда и зачем переводят? – спросил он у тюремщика.
Но тот, собрав в мешок одеяло, подушку и тощий матрас, ушёл. Наверное, это был какой-нибудь кастелян. Он отвечал за тюремные вещи, а не за людей.
Явились другие – трое, подтянутые, но далеко не бодрые. Дэн понял, что они искусственно лишены лишних эмоций. Как «железная стража» в деревне ссыльных.
Спрашивать их о переменах так же бесполезно, как беседовать со стеной. Впрочем, со стеной Дэн разговаривал – с той частью, где он нарисовал Натани. Недавно он сам её закрашивал, но очертания её лица проступали сквозь жидковатую краску. Дэн уже плохо помнил девушку, в которую влюбился больше года назад. Но не с Тульди же ему беседовать?
Бросив прощальный взгляд на стены, полный плохих предчувствий, Дэн вышел, сопровождаемый тремя молчаливыми тюремщиками. В его душе, очень глубоко и бережно припрятанная, жила надежда на то, что перемены как-то связаны с Чезаре. Быть может, лучшие условия… вряд ли тюрьма для Светлых или хотя бы один день на свободе – просто более удобная кровать и более съедобный обед. Но эта надежда, хоть и слабая, перебила даже упрямую музыку в душе Дэна. И всё же плохие предчувствия – такая штука, которую не задавишь просто так. И они, чем дальше тюремщики его вели по коридорам, тем крепче становились. А надежда, хоть и не умирала совсем, но слабела с каждым шагом.
Миновали поворот, который Дэну был знаком. Оттуда его приволокли волоком, пятная каменный пол кровью. Запахи из глубины тёмного и сырого коридора подтверждали: там находились каменные мешки. Дэн дрогнул. Но стражники провели его мимо. И поворот к лазарету тоже прошли – туда он попадал однажды, когда загноились пальцы на ногах.
Недоумевая, Дэн проследовал за тюремщиками наружу, на широкое низкое крыльцо тюремного корпуса. Здесь тюремщики надвинули на головы капюшоны курток и натянули на руки перчатки. Дэн, хоть и одетый всего лишь в штаны и рубашку, да ещё плетёные, непрочные шлёпанцы, с наслаждением вдыхал чистый зимний воздух. Его пробирала дрожь, пальцы моментально заледенели, а глаза заслезились, но он дышал и любовался пасмурным небом, которое видел в крошечное оконце лишь кусочком, словно вырезанным из жизни огромными ножницами. И снегом, и сосульками на крышах подсобок. И даже дымом из трубы приземистой кухоньки. Оттуда пахло разваренной капустой – видимо, сегодняшним обедом.
Тюремщики подтолкнули его вперёд и сопроводили до флигеля, довольно аккуратного домика в полтора этажа, крашенного в голубовато-серый цвет.
- Заходишь, - наставительно сказал старший из троих тюремщиков, сильно сдавив плечо Дэнни, - садишься, сидишь смирно. Не дёргаешься. Эн Юллен скажет тебе, что делать.
Юллен! Грегон Юллен, начальник тюрьмы! Надежда на помощь Чезаре вспыхнула в Дэне, как костёр, в который подбросили сухого хвороста. Наверняка Роз уже там!
Один из стражников вошёл вместе с ним в дом начальника тюрьмы, а двое остались на крыльце. Внутри домика оказался довольно просторный кабинет, он же, видимо, и холл, и зал. Для заключённых тут устроили клетку посередине комнаты, внутри клетки стоял привинченный к полу металлический стул. Дэна толкнули на него, заперли, ещё раз настоятельно посоветовали спокойно сидеть. Из соседней комнаты в кабинет вошли два человека. Один – невысокий, лысоватый, со скупыми чертами лица: тонкие бесцветные губы, короткий нос, маленькие невыразительные глаза. Второй – ещё более неприметный и серый, одетый в длинное белое одеяние и клеёнчатый фартук поверх него. Зато глаза у него оказались более чем выразительные - так и притягивали к себе, так и завораживали.
Лысоватый обошёл клетку кругом, словно ища подкоп, и лишь потом встал напротив Дэна и коротко сказал:
- Вот этот. Дэниэл Альсон. Забираете?
Серый попросил открыть клетку. Тюремщик посмотрел на него с сомнением.
- Куратор Поллок, - сказал он, - здесь не…
- Открыть, - скучным, тусклым голосом повторил серый.
Дэн никогда не слышал такого странного голоса. Как будто пепел остывшего костра. При этом у серого человека явно имелся музыкальный слух. Но музыки в нём было не больше, чем в пыли под ногами.
Тюремщика и Юллена пробрала дрожь. Дэн на всякий случай чуть-чуть напрягся, но тюремщик уже вошёл в клетку и пристегнул его руки к спинке стула, нещадно вывернув их назад.
Затем возле Дэна оказался Поллок. Взгляд у него тоже словно подёрнулся сизым пеплом.
- Дэниэл Альсон?
- Да, - ответил Дэн тихим голосом, стараясь вложить в интонации как можно больше твёрдости и спокойствия.
- Хорошо. Тебя велено забирать. Ты понимаешь, что это значит?
- Нет, - ответил Дэн. – Я не знаю, кто вы и что значит «забирать».
- Глава Комитета передал нам приказ величия Грета Кешуза, по которому ты можешь выйти на свободу раньше срока, - сказал Поллок, и сердце Дэна тут же забилось быстрее. Почему ему так страшно и так тревожно? Ведь его обещают выпустить, выпустить на волю!
- После того, как ты пройдёшь курс в воспитательном отделении Тартуты, - очень мягко и очень тускло продолжил серый человек в белой одежде.
Паутина. Вот что касается тебя так же, как этот голос – мягко и почти неощутимо. Но прилипает и остаётся. И если даже смоешь её с лица, ощущение невесомой липкости ещё какое-то время преследует тебя.
- В воспитательном? – Дэн не смог сдержать дрожь в голосе.
- Принудительное воспитание с сопутствующими карательными мерами в случае неповиновения и непослушания, очень рекомендованное консилиумом Ордена Отражений для усмирения юных Тёмных магов. Подростков вроде тебя, - прошелестел почти ласковый голос.
И прилип, остался в ушах.
Дэн попытался «включить» в себе музыку. Но услышал пустоту и тишину.
***
Чезаре просыпался не по будильнику. Просто всегда вставал именно в то время, какое запланировал. Но в это утро его растолкала Линлор. Сказать, что он не выспался – означало ничего не сказать. Они почти не спали оба, ненадолго отключались, вздрагивали, открывали глаза, хватали друг друга за руки.
Успокоившись, проваливались в короткий нервный сон, чтобы спустя несколько минут всё повторилось.
Но всё же Линлор его разбудила. И вовремя: на службу он ещё успевал.
- Одевайся, - с куском белого хлеба с маслом во рту еле выговорил Чезаре. – Пойдёшь со мной. Одной тебе лучше не оставаться.
Линлор, которая выглядела и поспокойней, и посвежей, чем он сам, удивлённо на него посмотрела.
- Я бы лучше сбегала в лавку и на рынок, да приготовила бы тебе нормальной еды. Чем ты тут питался?
- Ты будешь готовить? – удивился Чезаре. Раньше их отношения никогда дальше завтрака не заходили. Иногда, правда, они ужинали где-нибудь в ресторациях на самых лучших улицах столицы, но это не в счёт.
- А по-твоему, аристократки годятся только на то, чтобы шлейфами полы подметать? – усмехнулась девушка.
- Ладно, не только, - Чезаре обнял её покрепче. – Но сегодня я хочу, чтобы ты была рядом. А поесть можно где угодно – в Сольме на каждом углу какая-нибудь кормильня. Здесь такой сырой и ветреный климат, что из тебя моментально выдувает всё, что ты наешь, поэтому питаться реже, чем пять раз в день тут просто не получается.
- И что? – подозрительно спросила Линлор. – Почему тогда ты такой худой?
Чезаре пожал плечами. Он себя не считал худым. Ежедневные тренировки в маленьком гимнастическом зале его участка и пробежки по улице до службы и обратно, а также участие в обходах патрулей держали его в отличной, по его мнению, форме.
- Да ты и сама вроде не толстая, - отшутился он и, дожевав на ходу хлеб, стал одеваться.
Мундир ловцов, серый с четырьмя жёлтыми нашивками и шевроном старшего офицера на рукаве, тяжёлую шинель с широким жёлтым ремнём и пряжкой в виде знака Ордена Отражений, а также кепи с широким коротким козырьком Чезаре терпеть не мог, но гражданские тёплые вещи непредусмотрительно оставил вчера в кабинете. У Линлор с собой оказалось не так-то много вещей.
- Я собиралась послать за одеждой отдельно, - сказала она. Но Чезаре покачал головой.
- Здесь есть и портнихи, и магазины готовой одежды.
- Но я всё же пошлю. Немного позже.
Из старших офицеров в участке сегодня дежурил Сэнди Андерсон. Красавец, бабник и дуэлянт. Чезаре задумывался о том, чтобы перевести его куда-нибудь в соседний участок – в воспитательных целях. Возможно, старина Мэтт из второго левобережного или суровый и строгий Дарен из пятого правобережного немного приструнили бы этого разгильдяя. Андерсон отличался поразительным обаянием, редкостным даром обходить приказы и склонностью к импровизациям. В одном он оставался негибким: в своей правоте. Что бы там ни происходило, и как бы Сэнди не ошибался, убедить его в ошибочности действий или суждений было невозможно.
Впрочем, положительные качества Андерсона перевешивали – он мог без лишних вопросов заменить любого ловца, выходил в совмещённые патрули без жалоб, и когда в нагрузку шёл на задержание или розыск не-магов, никогда не роптал. Кроме этого, Сэнди Андерсона любили товарищи. Ещё бы не любить: всем делился, долги прощал, своих в обиду не давал. А что мог ввязаться в любую кабацкую разборку или даже создать её на ровном месте забавы ради – так это ничего, это по молодости. Двадцать восемь лет человеку – спокойствие и мудрость просто его ещё не догнали.
Чезаре Андерсона не особо жаловал, но старался с ним уживаться по мере возможности. А сейчас даже и порадовался, что нынче смена Сэнди. Не придётся ни за дежурствами следить, ни кого-либо подгонять: к этим обязанностям Андерсон относился ответственно. И следил, и подгонял, и поддерживал.
- Ясных дней, старший офицер Роз! – Сэнди, едва заслышав шаги в коридоре, выглянул из своего кабинета. – Вас дожидался странный тип. Говорит – ложа Боли. Ушёл, не дождавшись, сказал – вернётся!
- Ложа Боли? – удивился Чезаре.
Этого ещё не хватало.
Почему-то вспомнилось, как аптекарь в Азельме уверял, что прибегал к помощи какого-то мага из этой ложи. Тогда по его следу запоздало выслали целый совмещённый патруль, четверых человек! И что же? Никого и нигде не нашли!
По спискам зарегистрированных прошлись, портреты нарисованные аптекарю показывали – никого не узнал. О незарегистрированных оставалось только гадать. Да только к чему? Во всей Тирне и двух десятков магов ложи Боли не набралось бы. А в Азельме их и осталось-то всего трое…
Двое. Дэн теперь не в Азельме.
- Почему не задержали? Что за маг? Здешний?
Сэнди помедлил с ответом. Он разглядывал Линлор. Чезаре его, в общем-то понимал – он и сам бы с удовольствием поразглядывал Линлор, ею можно любоваться круглые сутки. Но ему нужны были ответы.
- Офицер!
- Зарегистрированный, но не у нас, - сказал Андерсон. – Зовут Арсениус ван Конрад. Говорит, что из Рандеворса.
- Проверял?
- Не было возможности, - ответил Сэнди. – Раздавал направления, дежурства и задания. Принимал вчерашние отчёты. Всё у вас на столе.
Чезаре вздохнул.
- Да он зайдёт, - заверил его Андерсон.
В этом Чезаре сильно сомневался. Не так-то просто Тёмному зайти в участок. Да и по городу гулять непросто. Везде остановят, проверят, осмотрят, обыщут. Могут и задержать.
- Что он хотел, конечно, не сказал? – безнадёжно спросил Роз.
Андерсон покачал головой. Его глаза снова, как будто поневоле, устремились к Линлор.
- Будьте знакомы, это моя жена, Линлор… Роз. Линлор, а это старший офицер Андерсон.
Линлор поклонилась ему.
- Я же могу у тебя работать? – спросила она, улыбаясь, словно ребёнок, который абсолютно уверен, что стоит ему только заиграть ямочками на щеках, как все сладости будут принадлежать ему.
Чезаре снова задумался о переводе Андерсона в соседний участок. Да, скорее всего к старине Мэтту Криззену. Крепкий, сильный командир Криззен, и наверняка спуску этому шалопаю не даст. А вместо него можно назначить… кого-нибудь из старшего состава. Надо будет подумать.
В кабинете на столе действительно лежала небольшая стопка заявлений, расписаний и отчётов. Они требовали подписей и печатей. Чезаре рассеянно пролистал бумаги. Остановился взглядом на прошении о выдаче бирок ловцам. Нахмурился. Десять дней не прошло, как ездили к стихийникам за бирками-подорожниками, а ловцам опять надо новые. Придётся собрать всех на построении и объяснить в двухсотый раз, что переноситься ради мельчайшей надобности не стоит. Чтобы немного расслабиться и собраться с мыслями, Чезаре принялся наводить на столе порядок, и, перебирая стеклянные фигурки, обнаружил, что среди прочих нет маленькой скрипки.
Обыскал всё, даже под столом пошарил. Скрипки не было. Вряд ли Андерсон, занеся в кабинет бумаги, взял её. Наверно, вчерашний гость, некромант Сарвен Дард, улучил момент и прибрал одну из фигурок, скорее всего – первую попавшуюся.
Чезаре накупил хрупких стекляшек в одной из стеклодувных лавок Сольме – здесь их продавали в огромном множестве. Вычурная ручка, настоящая курительная трубка (правда, курить такую было жалко), стеклянная роза, красногрудая птичка и ещё несколько безделушек теперь стояли на рабочем столе, и Чезаре нравилось их перебирать, смахивать с них пыль или, размышляя, расставлять по столешнице как по воображаемой карте. Скрипка, к примеру, символизировала Дэнни, трубка – самого Чезаре, роза – его мать, а птичка – Линлор. А маленькая чёрная собачка с рыжими подпалинами у него теперь будет связана с Дардом. Для Гисли у Чезаре фигурки не нашлось, да и шур с ним. Не хватало ещё фигурку покупать ради такого негодяя.
Что до миниатюрной скрипки, то Чезаре надеялся сегодня же получить её обратно – когда поедет в тюрьму. Надо будет велеть оседлать двух лошадей. У них с Линлор будет прогулка, и она увидит Дэнни. Это очень хорошо, что она увидит Дэнни. Если получится договориться с Юлленом насчёт хотя бы часового разговора с Дэном вне стен тюрьмы, она сумеет полностью диагностировать его чувства и подскажет, как помочь с его исправлением.
Сделать из мальчика не агрессивного убийцу, а пылкого музыканта. И пусть в нём звучат самые красивые мелодии, пусть он дарит людям только радостные эмоции. И никогда больше сам не будет несчастен.
…Но Сарвен Дард всё-таки получит своё за кражу.
Спустя час Чезаре и Линлор выехали из первого левобережного участка Сольмейи верхом, наслаждаясь тихой погодой – мягкий снег редкими и крупными хлопьями ложился на волосы Линлор, не скрытые шапкой или капюшоном, оседал на её ресницах, гриве гнедой лошади – и почти сразу таял. Если бы у Чезаре было столь же спокойно на душе! Если бы он мог вот так ехать и любоваться снежными хлопьями на ресницах девушки, и думать лишь о ней…