Черный скрипач

Он поправил на спине вещевой мешок и отправился к дому.

***

В городе Азельме улицы длинные, переходящие из квартала в квартал, и Вторая Дворцовая, начинаясь от летней резиденции короля, идёт сначала мимо богатых особняков, мало чем уступающих собственно дворцам. Потом Вторая Дворцовая резко идёт под уклон – мимо рыночной площади, через квартал ремесленников, а там – к речке. Туда же выходят и трубы канализации. У самой речки живут разве что совсем уж никудышники. Улица Трудолюбия, на которой проживал Гарольд Клейн, находилась от Второй Дворцовой на очень почтительном расстоянии, и Дэнни долго петлял через дворы, желая срезать путь. Дважды он перелезал через заборы, мечтая перенестись к дому Кора Тэллина с помощью магической бирки – он знал эту улицу и мог бы попробовать определить координаты дома. Но – нет, нельзя. Поймают ловцы, маги из другого участка, такие, которые, может быть, и не слышали о планах Чезаре Роза – и что тогда делать? Потом, конечно, Чезаре вступится – и его наверняка отпустят. Но сколько времени будет потеряно…

А ведь он и так потерял больше четырёх лет. Почти пять.

Улица Вторая Дворцовая выглядела так, что Дэнни махом перелетел через эти почти пять лет и почувствовал себя тем же подавленным, одиноким перед лицом тяжёлого испытания мальчиком в полосатых чулках и новенькой белой рубашке. Здесь вместо булыжной мостовой на земле лежали до блеска отмытые плитки, чёрные, бордовые, кремовые. Сложный и очень красивый узор. Здесь металлические ограды представляли собой замысловатые произведения искусства. Здесь дома походили на чертоги небожителей, как в сказках.

Когда Дэнни увидел стражей порядка, он поразился уже одному тому, как они здесь одевались. Ван Лиоты и сами жили не бедно, но в их квартале стражи порядка ходили в простых тёмно-серых куртках с жёлтыми полосами на груди и с жёлтыми шевронами на рукавах. В просторечии их называли «мухами». Впрочем, отец Дэна не любил просторечий. Здесь же были скорее не мухи, а целые шершни – в чёрных коротких, ладно сидящих мундирах, на рукавах по пяти нашивок вместо одной, а накладные полосы на мундирах – золотые. Сами «шершни», видимо, представляли отборную элиту стражей – откормленные, крупные, высокие, породистые. К Дэнни навстречу шли сразу трое.

Сначала Дэн обрадовался, что ему будет у кого спросить, который из этих дворцов – особняк Кора Тэллина, но, когда «шершни» приблизились, у паренька возникли некоторые опасения. У стражей были такие лица, словно они увидели на плитках улицы не подростка, а кучку нечистот, и теперь готовились от нее избавиться. Дэн слегка струхнул, но виду решил не показывать.

Ему хватило времени, чтобы достать из мешка скрипку и смычок. Развернуть их, вынуть из футляра, настроить инструмент – на это уже не оставалось ни секунды, и Дэн решился на краткий магический всплеск, который, как волна, оттолкнул стражей на полшага. Они остановились, видя перед собой мага, и уставились на него уже по-другому: настороженно. Среди этих троих магом оказался всего один.

«Шершни» при виде чёрной скрипки, кажется, оробели. Но не отступили.

- Не вздумай играть, - сказал Светлый маг-«шершень» невыразительным, тусклым голосом человека, который не имеет к музыке ровно никакого отношения. - Я прикажу не стрелять, если ты сдашься без боя.

- Без боя?

Мальчик почувствовал, как осторожно маг нащупывает его эмоции – словно перебирает струны незнакомого инструмента. Конечно, если инструмент может тебя убить, ты волей-неволей будешь настороже.

Но руку Светлый поднял. И «шершни»-простаки взяли ружья наизготовку.

- Я не хотел боя. Мне надо позвать сюда одного… Одного человека, - сказал Дэнни, глядя только на мага. – Если вы не будете стрелять – я вам никакого вреда не причиню.

Но Светлый, конечно, не внял. Может быть, не поверил, а может – очень уж хотелось ему поймать, наконец, знаменитого Чёрного Скрипача.

- Стрелять в скрипку, - сказал маг негромко, но не услышать его было нельзя.

Дэн спрятал инструмент за спину. Расстрел драгоценной скрипки в его планы не входил.

- Мне нужен Кор Тэллин, - сказал он сквозь зубы, которые сжимал, чтобы они не стучали.

- Ага, вытяни руки и медленно отдай скрипку рядовому Дотцу, - сказал Светлый. – Мы передадим господину Тэллину, что ты хотел его видеть!

Дэнни с трудом соображал от волнения и переполнявшей его чужой энергии. Первым его порывом было скинуть всё, что он получил от старика Клейна, на Светлого мага – а там видно будет! Но Светлый держался настороже и, скорее всего, преобразовал бы боль. Столько сразу через себя пропустить невозможно.

- Не стреляйте, - сказал Дэнни как можно жалобней. Таким голоском он просил на дороге или в тавернах кусок хлеба или монетку. И просил небезуспешно!

- Отдай скрипку, - повторил маг. – Или они выстрелят!

Но Дэнни уже понял, что его хотят взять живым, и, разведя руки в стороны, медленно поднял их – в одной скрипка, в другой смычок.

- Я не могу её отдать, это всё, что у меня есть! – просительно сказал он. – Но я сдаюсь! Пожалуйста, не причиняйте мне вреда!

И хотя Светлый маг даже не думал поверить ему и расслабиться – Дэн отлично понимал его эмоции! – «шершни»-простаки опустили ружья.

Их командир заметил движение – в эту секунду его внимание, сконцентрированное на Дэнни, едва заметно рассеялось. Дэнни только этого и ждал – свёл над головой руки и слегка коснулся смычком струн. Тихий скрежет – и следом выстрел. Прицелиться страж, разумеется, не успел.

- Прекратить, - за спиной Дэна оказался человек. Судя по лицам «шершней» - непростой человек, потому что простаки сразу же приняли вид угодливый и пристыжённый, а маг, напротив, приосанился.

Дэн так бы и врезал ему – и совершенно неважно, ментально или физически. Можно даже музыкально. Уж очень у этого мага лицо было самоуверенное и довольное. Как будто он уже поймал Чёрного Скрипача и собирается получить за его голову награду.

- Убрать оружие, - последовал другой приказ. Голос – низкий, хрипловатый, лишённый музыкальности – звучал с ленцой.

Когда стражи закинули ружья за плечи, а их предводитель кивнул, Дэн позволил себе обернуться.

За его правым плечом стоял пожилой человек в тапочках и бело-розовом пушистом халате до пят. Из-под халата виднелась нижняя рубашка с кружевным жабо, а под ногами у человека расстилалась ковровая дорожка с высоким голубым ворсом. Край дорожки упирался в грязные и мокрые ботинки Дэна, и тот неловко переступил ногами.

Человек обошёл музыканта и встал между ним и «шершнями», разглядывая Дэнни. Он оказался гораздо выше Дэна, который был достаточно рослым для своих пятнадцати лет, но дрябловатым, нездоровым. Изжелта-бледная кожа и седая, с залысинами голова вызвали у Дэна особое отвращение.

- Убери скрипку, - велел человек в халате.

Дэн опустил руки, но к футляру и не прикоснулся, с вызовом глядя на вельможу.

- Убрать! - человек дёрнул подбородком – дряблым, но очень хорошо выбритым. И чёрная скрипка жалобно затрещала.

Дэнни положил скрипку и смычок в футляр, застегнул пряжки на нём, и, обнимая инструмент, исподлобья посмотрел на незнакомца.

- Вы Кор Тэллин?

- Да, да, я – эн Кор Тэллин, - быстро сказал человек.

- А как же… - Светлый маг-стражник протянул руку к Дэну, словно намереваясь схватить его за руку.

- Вы свободны, - небрежно сказал Кор «шершням». – Радуйтесь, что живы.

Дэнни с огромным наслаждением сейчас же разделался бы с этим человеком. Но Чезаре просил об иной услуге.

- Пойдёшь со мной, - приказал Дэну Тэллин.

Дэн искоса посмотрел на мага, чтобы полюбоваться его разочарованием. Скорее всего, ему не перепадёт ничего – ни награды, ни премии, ни даже мзды за молчание.

Но маг уже выглядел довольным. Скорее всего, здешние стражники всё-таки что-то получали за гнусные делишки богачей вроде Тэллина.

- Простите, но нет, эн Тэллин. Я ухожу, - сказал Дэн, закидывая мешок на плечо. Он развернулся и сделал вид, что уходит, выполнив миссию.

- Ты хотел мне что-то сообщить, - сказал ему вслед вельможа.

- Что Гарольд Клейн вам кланяется, - не оборачиваясь, бросил Дэн.

- А что ещё?

- Не знаю. Он умер, - равнодушно ответил Дэнни, не спеша шагая по мостовой.

- Умер? – Тэллин запахнул халат и сделал за ван Лиотом несколько торопливых, мелких шагов. Ковровая дорожка стелилась перед ним, и ноги в тапочках мягко ступали по голубому ворсу. – Как это произошло?

Догнав музыканта, Тэллин схватил его за плечо. Дэн обернулся и выдержал взгляд ужасных светло-серых навыкате глаз. Казалось, что в глазницы Кора Тэллина воткнуты два каменных шара, так холоден оказался этот взгляд.

- Я убил его, - ответил ван Лиот просто.

Наверное, камергер его Величества ждал каких-то других слов или объяснений, но вид уличного мальчишки-музыканта, глядящего из-под давным-давно не стриженных волос на могущественного богача в халате, его впечатлил.

Во всяком случае, Кор Тэллин перестал пялиться на Дэна как на мерзкое насекомое.

- Иди за мной, - сказал он. – Надеюсь, Гарольд знал, что за поклон мне присылает...

***

Эпидемия гриппа в крепости Тартута началась внезапно. Заключённые-маги оказались к ней не готовы – ослабленные, лишённые магических эмоций, в плохой одежде, на плохой еде. Едва лёг первый снег и началась осенне-зимняя слякоть межсезонья, как лазарет тюрьмы обзавёлся сразу десятком болезных.

Лечить их никто не собирался. Вся процедура исцеления сводилась к тому, что в больного заливали стакан горячей воды, чтобы согрелся и не лязгал зубами. Из первого десятка половина поправилась, трое умерли, двое пока не определились, а в лазарет уже тащили ещё шестерых.

В обычных обстоятельствах могилы для покойников помогали рыть сами заключённые. Иногда к нему в помощники притаскивали провинившегося охранника или штрафника из города. Здесь же Дард оказался в одиночестве. Кто мог держать лопату или лом в руках, сейчас либо лежал в горячке, либо шатался от любого порыва ветра после выздоровления, либо помогал врачам в лазарете… чтобы через день-два тоже почувствовать недомогание.

В первую неделю эпидемии Дард схоронил всего троих. А потом их стало умирать больше. По одному, по двое в день. И всё время привозили одного-двух осуждённых на заключение в мрачной башне Тартуты.

«Их даже и эмоций лишать незачем, - мрачно думал Сарвен Дард. – Всё равно сразу помрут!» Плюнув на распоряжения начальника тюрьмы, он выдолбил мотыгой очертания большой ямы и принялся рыть общую могилу, а свежие трупы велел пока складывать под навес, возле осыпающейся ограды. Кто уж донёс об этом начальнику тюрьмы – Упырёк не знал, но после того, как два тюремных стража, откормленные рожи, отпинали его по ногам и рёбрам, поклялся узнать.

- Один дохляк – одна могила, - внушали ему стражи, и Дарду оставалось лишь гадать, с чем связана такая щепетильность.

Боялись они, что мрычи перезаражаются друг от друга, что ли? Так это ничего, мёртвые не кашляют.

К вечеру Упырька трясло от боли и изнеможения, руки, вроде бы давным-давно привыкшие к черенкам лопат и мотыг, покрылись пузырями несмотря на перчатки, а голова отчаянно кружилась. А под навесом лежали ещё три оставшихся незахороненными трупа.

Тяпа удосужился протопить сторожку и даже вскипятил воду для чая, но ужином в доме и не пахло. Дард вяло сжевал два куска хлеба и упал на подушку лицом вниз.

- Почему нельзя было похоронить их в общей могиле? – невнятно спросил он, не надеясь на ответ.

Но старый некромант не только услышал, но и ответил:

- Потому что иногда нам приходится их выкапывать и проверять знак. Поэтому один мертвяк – одна могила. И дощечка с именем непременно.

От удивления Дард даже почти расхотел спать. Он приподнялся и уставился на Тяпу.

- А разве знак не исчезает после смерти?

- Нет. Пока труп есть – и знак есть.

Дард уныло кивнул. Работа могильщиком ему совсем не нравилась.

Утром он выбрал труп посвежее, промёрзший, но целый, и не спеша собрался с мыслями и эмоциями. Поднять промороженного жив-курилку оказалось несложно – сложнее заставить его задеревеневшее тело подняться и пойти. Заодно не удержался – коснулся плеча жив-курилки. Знак ложи Страха тут же проявился, очень слабо светясь в тусклом утреннем свете.

То, что некроманты зовут «остаточными эмоциями», у трупа имелось в количестве, даже меньшем, чем у приснопамятной старушки. Дард вздохнул. Да уж, работа мечты. Всё, что желал – всё сбылось! Даже больше.

Куда вот теперь деваться? Проситься обратно в Сольме?

Но тут Сарвен вспомнил, что там, в Сольме, тоже мало хорошего, и повесил нос.

Но к курилке у него всё же оставалось одно дело, весьма, надо сказать, щекотливое. Он его немного отогрел у костерка, и задал вопрос, волновавший его с тех пор, как тяжёлые ботинки тюремных стражников прогулялись по его рёбрам.

- Кто рассказал стервецу-начальничку про общую могилу? Ну? Ты же слышал? – Дард в нетерпении ждал ответа.

Не всякий мертвец может ответить, даже если у него в целости язык, губы и всё остальное, что полагается. С другой стороны, привязанный эмоционально к человеку или месту труп может общаться мысленно. Но не обычный жив-курилка же. Да и Упырёк не особо умел пользоваться мысленной речью.

Мертвец какое-то время молчал, отвернувшись от Дарда к огню. Тепло костра будило в нём воспоминания о том, что он был недавно жив. Пожалуй, Сарвен улавливал даже облегчение, которое испытывал жив-курилка оттого, что умер. Отмучился.

Потом мрыч вздохнул и сказал:

- Нееекромант.

- Да, да, - нетерпеливо сказал Дард, не сообразив, о чём говорит жив-курилка. – Я некромант. Так ответь мне – кто?..

- Старый некромант. Не ты.

Упырёк замер. Ага, вот оно что. Надо было и самому додуматься – ведь Тяпа тут не первый год сидит, прекрасно знает, чего нельзя делать, а что можно. Но каков красавец! Неужто нельзя было подойти и сказать, просто предупредить? Почему сразу заковылял к начальнику-стервецу и доложил ему? Решил, что у него, у Дарда, ноги или рёбра лишние?

Упырёк даже потрогал ушибы сквозь толстую куртку и свитер. Рёбра, разумеется, болели. Правую ногу можно было не трогать – и так чувствовалось, наступать больно.

Ну ладно.

Дард пожал плечами, сходил к сторожке, взял ещё две лопаты. Дал двум новым жив-курилкам немножко посидеть у костра. Выдал лопаты всем троим. Копали они, конечно, скверно. Неповоротливые, с трудом двигающие конечностями. Но у них ничего не болело, не так ли?

Сидя у жалкого костерка на перевёрнутом ведре, Дард курил и смотрел, как жив-курилки роют себе же могилы. Надо будет дождаться новых покойников и, не дожидаясь их окоченения, заставить их копать тоже, а этих зарыть.

И заодно стоило подумать, как отомстить Тяпе. Желательно, конечно, чтобы он успел прочувствовать всё, что ему достанется, но при этом не смог сопротивляться. Да, это желательно. Дард не любил драться с теми, кто слабее – противно, как будто слизняка убиваешь. Но это не значило, что их нельзя наказывать. «Слабее» – к сожалению, не означает «лучше», скорее наоборот: слабые жалки, но зловредны.

***

Убранство дома Кора Тэллина, Первого Камергера его величества короля Грета Кешуза, поражало не столько роскошью, сколько сдержанной красотой тщательно подобранных цветов. По крайней мере, это касалось холла, светлого и просторного, где пахло кофе и чем-то вкусным. Нежнейшие сливочные, бежевые и золотистые тона, чуть оттенённые кофейными узорами ковров цвета топлёного молока и тёмно-коричневыми подушками на креслах, диванчиках и банкетках, в изобилии стоявших вдоль стен – и тут же хмурый, недовольный хозяин с помятым лицом. Пожалуй, его розовый халат, желтоватая дряблая кожа и войлочные тапочки казались тут лишними. А что говорить о госте? Дэнни опустил глаза на свои ботинки, думая, что ему, как и в доме Клейна, прикажут снять их. Но Тэллин на обувь незваного гостя не обратил никакого внимания.

- Тульди! – крикнул он, подойдя к широкой лестнице напротив входной двери. – Тульди!

Дэн всё мялся у дверей, не забывая, однако, поглядывать по сторонам. Из холла вправо и влево вели две широкие и высокие арки, а отделанная белым мрамором лестница поднималась на второй этаж, а затем, видимо, и на третий. Кого бы ни звал Кор – этот человек не мог прийти слишком быстро. Если бы у Дэна сейчас был нож или пистолет – он, наверно, мог бы успеть выстрелить в Тэллина или ударить в спину. И даже имел бы неплохой шанс удрать после этого.

«Ошибаешься, - прошелестел в голове голос Чезаре. Как никогда, тихий и мягкий. – Он небезопасен, да и охранных чар тут немало. То, что тебя впустили, ещё не значит, что тебя выпустят!»

Дэнни не стал отвечать. Только подумал, что Розу неплохо было бы сказать ему об этом немного раньше.

Тэллин прошёлся по изумительному сливочно-кофейному ковру в грязных тапочках и кивнул Дэну. По лестнице стремглав сбежала вниз совсем юная девушка, невысокая, русоволосая, в чёрном платье до щиколоток и в маленькой белой шапочке, приколотой к причёске шпильками.

- Проводи молодого господина в комнату для новообращённых, - сказал Кор служанке. И повернулся к Дэну. Смерил его взглядом, словно прикидывая, как его приготовить к ужину. Потом процедил сквозь зубы:

- Жду тебя через тридцать минут в своём кабинете. Тульди проводит.

Служанка отвесила Тэллину замысловатый поклон – сначала прижав руки к ключицам, потом разведя их в стороны, словно крылья. А разгибаясь, ещё и притопнула, да так, что пышная юбка колыхнулась. Дэнни покосился на полосатые чёрно-белые чулки и узкие туфельки служанки. Не слишком складная, а вот ножки изящные, как у куколки.

- Идём, - Тульди дёрнула мальчика за рукав.

И потащила его направо, через полукруглую арку. Привела в комнату, где с мученическим вдохом велела:

- Снимай свои тряпки. Умоешься как следует, с мылом. Эн камергер не любят вони. Наденешь рубашку, штаны – я положу на стул, увидишь. Давай свой мешок, я уберу твои вещи, - Тульди протянула руку к дорожному мешку, и Дэнни шагнул от неё подальше. - Тебе он здесь без надобности. Ну? Я ничего не возьму!

Тульди говорила негромко и как будто испуганно. Дэнни даже оглядел комнату в поисках какой-нибудь нежданной угрозы, но ничего такого не обнаружил: только четыре деревянные кровати, застеленные одинаковыми унылыми коричневыми покрывалами, большой платяной шкаф да несколько стульев и этажерок. Комната выглядела едва жилой – скорее всего, тут просто спали, и ничего более. Узкая невысокая дверка в одной из стен вела в туалетную комнату, где оказалось холодно и неуютно. Маленькая тёмная ванна, раструб душа, умывальник и несколько полотенец на крючках вдоль стены, выкрашенной в белый цвет. Тут же, без кабинок или ширм, стояли два фарфоровых урыльника, над ними металлические бачки с рычагами для слива воды. Неуютно, но безупречно чисто. Дэнни поёжился.

- Что молчишь? – Тульди заглянула в туалетную комнату следом за ним. – Потом намолчишься ещё. Спрашивай, пока ещё можешь!

И она хмыкнула.

- А потом нельзя будет? – спросил Дэн.

- Узнаешь, - ответила служанка. – Ну, если не спрашиваешь – сама скажу. Таких, как ты, тут ещё двое, испытуемых. Пройдёте первую ступень – перейдёте в более удобные комнаты, они уж будут отдельные. Всё ясно?

Дэнни скинул шарф, куртку, свитер, искоса поглядывая на Тульди, но той, видимо, хотелось поболтать. Она и не думала покидать туалетную комнату, разглядывая Дэна и рассказывая о новичках.

- Один тут неделю уже, а второй – четыре дня, так вот, ты с ними не болтай, даже если думаешь, что никто не слышит. Понял? Им нельзя. И тебе будет нельзя.

- Да, - ответил Дэн. Он остался в одних только брюках. – Вы не могли бы… хм… выйти?

Было бы здорово, конечно, предложить ей остаться и посмотреть, как он будет мыться, но Дэнни не смог это произнести – у него вдруг стали горячими уши и шея. И он только в смущении протянул ей стопку грязной и потрёпанной одежды.

Служанка вздохнула, взяла стопку и наконец-то вышла. Дэн, встревожившись за скрипку и книгу, бросил взгляд на мешок – тот лежал у порога уборной. Пока Тульди ходила туда-сюда по спальне, Дэнни быстро помылся – вода оказалась очень горячей – и завернулся в огромное жёсткое полотенце почти целиком. Схватил мешок, и осторожно выглянул в комнату – Тульди там не было. Видимо, понесла выбрасывать его лохмотья. Дэну внезапно стало жалко и старого растянутого свитера, и длинного шарфа, и удобных ботинок. Вещи, сложенные на кровати, выглядели по-сиротски убого: тёмно-серая рубашка и чёрные брюки, дешёвое, но новое бельё и тонкие носки. Никакой обуви. Никакого ремня, никакой шляпы, куртки, шарфа. Дэнни осмотрел кровать и засунул под неё свой драгоценный дорожный мешок – подальше, в угол к изголовью. Лишь потом оделся и вышел из комнаты.

Только вот куда идти, Дэнни не знал, а потому стал ждать Тульди, которая не особенно спешила. Дэн прошёл к арке и стал подниматься на второй этаж, когда женщина нагнала его и потащила за рукав – очевидно, по свойственной ей манере «провожать» новичков.

- Запоминай, - сообщила она, - тебе тут не меньше месяца торчать.

Кабинет Кора Тэллина выглядел очень странно. Окно с тёмными гардинами, тёмная массивная мебель, стеллажи, полные книг не могли удивить Дэна – у его отца всё-таки имелась целая библиотека, служившая также и кабинетом. Но помимо этого в кабинете оказалось множество не вполне уместных там предметов – алых подушечек на стульях и кушетках, кресел с позолотой на спинках и ручках, золотых шнуров и в особенности – чернильниц всех видов и мастей. Некоторые походили на хрустальные кубки, оправленные в золото, только с крышечками. Некоторые были сделаны из камня. Очевидно, у камергера имелась слабость к чернильницам – вряд ли он столько писал, чтобы ему понадобилось их такое количество.

- Хм, - изрёк Тэллин, покосившись на большие каминные часы, украшавшие полку с крышкой из чёрного камня – Дэнни не умел определять породы камней, но ему показалось, что крышка бешено дорогая. – Опоздал на две минуты.

Всего на две. Дэнни на всякий случай промолчал – кто знает, какого ответа ждёт генерал?

- Значит, тебя Клейн прислал? – спросил Тэллин, помолчав. Покрутил в руках пустую чернильницу – хрустальную, в латунной оправе, с изящной бабочкой на крышке. – Я ведь тебя помню и знаю, чей ты.

- Я ничей, - буркнул Дэнни, опустив голову.

- Ты ученик Роза, - с отвращением вымолвил камергер.

- Я брат Гудвина ван Лиота, - возразил Дэн.

- И ученик Роза, - гнул своё Тэллин. – А Роз копает под меня, только вот лопатка у него коротковата.

- Он позволил арестовать моего брата. Вы знаете, что он умер? – хмуро сказал Дэн.

Если Тэллин следил за Гудвином, он мог знать не только о его смерти. Но и о том, кто его убил. Только вряд ли следил. К чему ему отработанный материал? Это и отразилось сейчас на равнодушном дряблом лице – мальчики на выброс Кора не интересовали.

Дэн тоже отработал своё, но находился в полном равновесии и эмоциональной сохранности. Чутьё диктовало ему, на что теперь надо делать акцент, и он повёл свою партию вполголоса, замирающим от вкрадчивости голосом – Чезаре, если бы подслушивал, наверняка посмеялся бы над этими интонациями. Но Дэн его присутствия не ощущал.

- К тому же вы, должно быть, слышали, что несколько месяцев назад я вышел из-под влияния эна Роза. Чуть не убив его, а также эна Гисли и эна Тревиса.

Тут Дэн, конечно, действовал наугад – имена гостей Чезаре могли ни о чём не говорить Тэллину. Но он повёл ноздрями, словно хищник, и оскалил мелкие желтоватые зубы.

- А! Погоди-ка! – сказал он. – Так они, выходит, ещё собираются у Роза?!

- По крайней мере, собирались этим летом, - осторожно произнёс Дэн. У него от радости, что Кор заглотил наживку, участилось дыхание – с трудом успокоил себя и добавил:

- Я мог бы быть вам полезен, эн Тэллин. Вы рано определили меня на выброс.

В глазах камергера что-то сверкнуло – как монетка на дне грязной лужи. Дэн поёжился от этих ужасных светло-серых навыкате глаз-шаров.

***

- Хубер скончался, - сказал помощник Чезаре Роза, тараща несчастные, заплаканные глаза.

Роз не сразу оторвался от чтения, но постепенно новость дошла до него, и он поднял голову от бумаг. Перед ним лежало дело об убийстве ловцов на дороге к пригороду Азельмы. В убийстве подозревали Чёрного Скрипача, и потому Чезаре очень хотел внимательно вчитаться в подробности.

- Что?

Арней Фокс шмыгнул носом. Приложил правую руку к ключице и произнёс гнусавым от слёз голосом:

- Ясных дней, эн Роз. Эн Уинфред Хубер мёртв.

В главном управлении Арней служил уже больше пяти лет и отлично знал Уинфреда Хубера. А его личного секретаря, старика с отличным чувством юмора, почитал как ученик – учителя.

- Этим утром обнаружен в своей спальне мёртвым, - сказал Арней. И на его глаза снова навернулись слёзы.

Чезаре ждал продолжения рассказа. Хуберу было не меньше восьмидесяти лет. Умри он просто от любой старческой болезни, Фокс вряд ли так вёл бы себя.

И верно, совладав с собой, Арней продолжил:

- Отравлен. Пока неизвестно, каким ядом. Супруга ничего не видела.

- У него ведь сыновья есть…

- Но они же не с ним живут, - с упрёком сказал Арней.

- Ах, да…

Роз побарабанил пальцами по столу. Время уже близилось к полудню. Надо будет ещё узнать, как там дела у Дэнни в ложе Смуты.

Раньше она, помнится, называлась просто «Единой ложей» … было время.

- Кто-то уже отправился в его дом?

- Да, только что. Его жена здесь, она пришла сказать нам о…

Роз посмотрел на Арнея как на умалишённого.

- Почему ты сразу не пригласил её ко мне? – спросил он строго.

Фокс как-то странно замялся, но попятился к двери, бормоча, что он сейчас же позовёт эну Хубер в кабинет, сию же секунду позовёт.

Супруга Уинфреда Хубера, красивая немолодая дама – лет, должно быть, пятидесяти или около того – с наспех прибранными волосами и кое-как одетая, вошла к Розу и уселась напротив него в неудобное красное кресло.

- Снизошли до того, чтобы принять меня? – спросила она с напором.

- Ясных дней, эна Хубер, - несколько опешив, сказал Роз.

- Убийца! – вскричала женщина. – Как смеешь ты сидеть в этом кабинете теперь, после того, как ты убил моего мужа?

Сложно было сказать, что конкретно испытал Роз в этот момент – больше всего это походило на удар под дых. Он даже защититься не сумел от ментального удара, которым оглушила его маленькая, чуть полноватая женщина – Шона Хубер. А она, видимо, собрала всю его ошарашенность и всё его потрясение, всё замешательство – и отразила прямо в голову Чезаре, отчего у того потемнело в глазах. Роз не удержался – отшатнулся, и упал назад, на пол, рухнул вместе со стулом. Шона Хубер вскочила и на бегу, огибая стол, выхватила из-под широкой накидки пистолет.

- Убийца! – закричала она снова.

Арней Фокс замешкался с подмогой – жена Уинфреда уже нажала на спусковой крючок. Но рука её дёрнулась, и пуля ушла выше головы Чезаре, впившись в стену возле окна.

- Я соболезную, - моментально собрав эмоции воедино, Роз преобразовал их в одно большое облако обволакивающего, даже удушливого сочувствия. Окутанная им, одурманенная, Шона не стала ни вырываться, ни кричать. Она лишь осела на пол, шелестя старомодными многослойными юбками, и тихо, беззвучно заплакала.

- Арней, кто пошёл к Хуберу в дом? – спросил Чезаре. – Пусть отчитывается мне. Мысленно. Каждую минуту, как только что-то увидит или поймёт.

- Хо…хорошо, - поднимая вдову с пола, пролепетал секретарь. – По-моему, там офицер Эренрайт с помощниками…

Розу показалось, что Арней как-то странно смотрит на него.

После обеда Арней принёс подписать приказы и замялся, стоя у стола.

- Что-то ещё, младший офицер Фокс? – спросил Роз рассеянно.

У него на столе лежали копии протоколов с места смерти Хубера. Он с удовольствием сам бы взглянул на улики, о которых там писалось, но пришлось удовлетвориться тем, что ему мысленно передавал офицер из Управления. Улики должны были забрать ловцы из Центрального участка. В мысленных картинках, передаваемых Эренрайтом, Роз заметил начальника Центрального участка, Эдварда Гисли, с большим мокрым пятном на сером сукне мундира, словно он что-то замывал. Почему не воспользовался магией? Не попросил слуг? Ах да… там же, должно быть, сейчас отслеживают магические шлейфы, это значит, что временно магией пользоваться не стоит – можно случайно уничтожить следы.

- Фокс?

- Да, - Фокс вытащил из-за отворота мундира листок бумаги. – Ещё кое-что.

Газета?

Роз небрежно протянул руку за ней. Сегодняшняя, свежая. Чезаре пробежал взглядом заголовки. Однако, про Хубера уже успели написать две заметки! Одна – просто некролог, а вторая…

Роз провёл пальцем по чёткому отпечатку рисунка – тонкое перо художника отлично передало все особенности его лица. Прямой нос, крупный подбородок, светлые глаза, высокий лоб.

«Чезаре Роз, не так давно заступивший на место Главы Комитета, зарекомендовал себя как взяточник и сплетник, - писалось в статье, - и теперь подозревается в смерти Эна Хубера. Все улики, найденные на месте смерти Уинфреда Хубера, говорят о том, что Чезаре Роз тайно посещал его дом не далее, как прошедшей ночью. На месте преступления сейчас находятся лучшие маги столицы, к которым, как известно, эн Роз не относится. Напомним, что совсем недавно он был замешан в скандальном деле с Чёрным Скрипачом…»

Если бы не его знаменитая выдержка, Роз бы с удовольствием порвал эту газетку, а потом, наверно, пошёл бы запихивать нераспроданные экземпляры в глотку журналисту… как его? Чезаре бросил ещё один взгляд на номер «Новостей Столицы», но обнаружил, что заметка анонимная.

Тут же он представил, как его мать читает эту гадость. Бедная… каково ей будет? Она ведь верит тому, что пишет пресса. В раздражении Роз отшвырнул газету и спросил у Арнея:

- Не прогуляться ли нам до дома Хуберов?

Первым движением помощник отрицательно помотал головой – всего два раза, туда-сюда, и в глазах его появилась паника.

- Думаю, не стоит.

Но тут же секретарь взял себя в руки и сказал:

- Но если вы настаиваете, эн Роз, я подготовлю бирки.

- Не надо! – ответил Роз. – Тут ведь совсем близко! Я, пожалуй, пройдусь пешком.

- Один? – с ужасом спросил Фокс.

- Один! – весело подтвердил Чезаре.

- Зачем?

- Посмотреть, какие там улики я мог оставить, - подмигнул Чезаре.

Секретарь так и остался стоять посреди кабинета с разинутым ртом, когда Роз вышел.

Чезаре Роз и не предполагал, что встретит в доме Хуберов «лучших магов столицы». У вдовы в гостиной сидел Эдвард Гисли, бывший претендент на роль Главы Комитета. При виде Чезаре он сощурил желтовато-карие глаза и едва не пронёс чашку с чаем мимо рта.

- Ясных дней, - сказал Роз и кивнул Шоне Хубер, которая побледнела и сделала такое лицо, как будто увидела гадюку. – Я полагал, что найду здесь старшего офицера Одена из вашего участка и старшего офицера Эренрайта из моего. Разве не они ведут дело?

- Офицеры ушли, - сухо ответила Шона и сжала полные яркие губы. Очень яркие. Как будто она уже много раз их сжимала и кусала. Сдерживала чувства?

- Я отпустил их, эн Роз, - Гисли медленно поднялся с дивана, на котором сидел с чашкой чая, и небрежно отсалютовал Чезаре. – Они сделали всё, что могли.

«Ну да, только не уведомили меня, что покинули дом», - мысленно согласился с ним Роз.

- А газетчики тоже уже ушли?

- Да, - очень быстро ответила Шона.

- Газетчики? – не менее быстро спросил Гисли. И переглянулся с вдовой. – Конечно, ушли!

- Жаль, у меня к ним есть пара слов. Ничего, зайду в «Новости Столицы» немножко позже. – Эн Гисли, а вы почему здесь? Вам надо в участок!

Эдвард Гисли посмотрел на диван и чашку чая, стоящую на низком столике.

- А вы не хотите чая? – медленно, словно во сне, произнесла Шона Хубер. Её состояние Роз оценил бы как не слишком хорошее. Эмоциональный фон после сильной вспышки должен быть на спаде, а Шона словно сдерживала экзальтацию.

Роз покосился на Гисли. Тот уже переоделся в парадный мундир. Светло-серое сукно, гладкое и шелковистое, и жёлтые нашивки и шевроны казались совсем новенькими. Расставшись с мыслью о чаепитии, Эдвард натянул жёлтые замшевые перчатки – тоже новёхонькие, судя по швам.

- Что же всё-таки произошло здесь такого, эна Хубер, что вы прибежали ко мне с чудовищными обвинениями? – спросил Чезаре, готовясь отразить её удар – если, конечно, она посмеет.

- Что? – эна Хубер нахмурила чёткие тёмные брови. – Как вы можете не знать?!

- Я хочу слышать вашу версию. Имею право. Во-первых, управление занимается в первую очередь преступлениями Светлых магов и против Светлых магов, во-вторых – не меня ли вы обвинили в первую очередь? Ну так признавайтесь, почему! Хочу сравнить ваши речи с теми, что я услышал от Эренрайта.

Вдова опустила глаза, приложила к ним платок – простой, без кружев и вышивок. Промокнула сначала правый глаз, а потом левый – механическим, бессознательным жестом.

- Он спал беспокойно. Знаете, эти проблемы с мочевым пузырём. В его-то возрасте! – сказала Шона. – И я ушла в другую комнату. А под утро он постучался ко мне и упал на пороге. Его рвало. Кажется, столько рвоты я в жизни не видела. И ещё эта пена…

Гисли сострадательно поморщился и сделал неприятный жест – словно у него подушечки пальцев зудели. Потёр большим пальцем все остальные.

- Я позвала слуг, послала за врач-магом из госпиталя, но пока он пришёл – Уинфред уже умер.

Чезаре подождал немного, но Шона не продолжала свой рассказ, и он, кашлянув, спросил:

- При чём же тут я?

- В его спальне нашли две курительные трубки, одна из которых – ваша, эн Роз. Эн Гисли и эн Оден узнали её. Две трубки и маленькая табакерка, пустая. Почти пустая! Её забрали офицеры. Мы думаем, что в табак подмешали яд.

Чезаре улыбнулся. Так широко, как мог. У Гисли не вышло осуществить свои планы, получив вожделенную должность, и он пошёл на сговор с Шоной Хубер, чтобы свалить с кресла Роза. У неё даже слегка получилось – правда, не фигурально. «Но большего не ждите!» - подумал Роз и кивнул сам себе. А вышло, что кивнул Шоне.

- И это конечно же была моя табакерка, - сказал он с сарказмом. – Ну а вы, эн Гисли, почему просиживаете тут диван? Удалось утвердиться в своих подозрениях или как?

Эдвард тоже изобразил улыбку – его и без того прищуренные жёлтые глаза превратились в щёлочки. Он пошевелил ноздрями, что означало крайнюю степень раздражения, и почесал кончики пальцев о ладони. Ещё немного, и Гисли выйдет из себя.

Роза мутило от этой их выходки. И оттого, как нагло они держались. И если мотивы Гисли были Розу ясны, то почему Шона решилась на убийство мужа, Чезаре не понимал. С этим ещё предстояло разобраться.

Как и с тем, что делать с мерзкой публикацией. Даже если у Гисли и Шоны ничего не выйдет – а у них не выйдет, так как действовали они грубо и впопыхах! – тень на Чезаре Роза уже легла. Все его попытки расследовать смерть несчастного Уинфреда будут истолкованы как желание обелить себя.

Проклятие… Как всё не вовремя.

Теперь придётся выбирать – бороться ли за свою репутацию и место в кресле Главы Комитета, или следить за Тэллином через Дэнни. Одним из дел надо будет пожертвовать, пусть даже не в полной мере, а частично. Уделять одинаковое внимание и тому, и другому просто не получится.

- Старший офицер Эдвард Гисли, я вас задерживаю как подозреваемого, - вздохнув, сказал Роз, определившись с выбором в считанные секунды. – Эна Шона Хубер, вы остаётесь в вашем доме под стражей.

- Вот так-так, - весело сказал Эдвард, делая удивлённые глаза, - а я думал, что дожидаюсь вас, эн Роз, чтобы арестовать. А вы, выходит, думали успеть первым?!

- Вы забываетесь, - процедил Чезаре. Всё-таки есть свои плюсы в том, чтобы быть старше по званию, чем Гисли.

***

Привыкнуть к дому Тэллина Дэну удалось не сразу. Даже присутствие ещё двоих таких, как он, «на испытании» парней не помогало. Что с них толку, если эти двое всё время молчали?

Молчание являлось одним из испытаний для новичков. И не самым худшим. Прилюдность всех процессов, полное отсутствие уединения, невозможность укрыться от чужих глаз – вот что угнетало Дэна куда больше. Он привык к одиночеству. В ученичестве, у Роза, он мог запереться и сидеть в одиночку хоть целые сутки, читая книги или творя музыку. А здесь даже туалетная комната не запиралась. Прятать скрипку и книгу тоже оказалось невозможно – настырная и беспощадная Тульди забрала дорожный мешок Дэна и сообщила, что новичкам не положено иметь личных вещей. Симпатичная служанка, бывшая единственной связью новообращённых членов ложи и внешнего мира, оказалась сладкоречивым тираном.

- Никуда твои драгоценности не денутся, - сказала она, забирая мешок Дэна. – Получишь, когда эн Тэллин позволит.

И возразить-то нельзя. Даже мысленно.

Нельзя.

Дэнни даже не был уверен сейчас, что Чезаре может что-то видеть и слышать через него. Он был сюда послан Розом для того, чтобы Роз мог знать, что задумал Тэллин – но видел ли он, что вокруг Дэна творится?

Своих соседей по общей комнате Дэн про себя называл Мордатый и Унылый – чтобы как-нибудь обозначить их. Один – почти ровесник с ним, но куда более крупный, явно задиристый, неспокойный. Второй, помладше, казался безвольным и меланхоличным. Новичков не выпускали из дома и не позволяли ни с кем общаться.

Дэнни в первые дни ещё пытался как-нибудь наладить с соседями по комнате терпимые отношения. Их кормили в большой кухне, со слугами – вот там можно было хоть как-то проявить участие к другим. Передать соседу хлеб или налить лишний стакан чая. Но Унылый шарахался от каждого подобного жеста, а Мордатый, что хуже, мог швырнуть этим самым стаканом в лицо.

Так что, при полной невозможности уединиться, Дэн также испытывал и тяжёлое чувство одиночества. Не то чтобы гнетущее или раздражающее, но заставляющее всё ниже и ниже склонять голову перед генералом ложи.

В молчании и бездействии Дэн провёл в доме Тэллина чуть более месяца. Время близилось к Ночи Долгого Сна. Праздник куда более глубокий и торжественный, чем какая-то календарная дата. Сезон балов заканчивался, и в королевском дворце не прекращались концерты, спектакли и танцы. Про Чёрного Скрипача, к удовольствию Дэна, вспоминали почти каждый день – только и слышалось среди слуг, как то один, то другой богач и аристократ не повёз на бал свою дочь или племянницу, опасаясь страшного музыканта-убийцы. Такие рассказы вызывали у Дэна улыбку. Настолько самодовольную, что он тут же вспоминал про Чезаре.

Ещё он вспоминал о Гудвине. Как тот проходил испытания? Гуди тогда много болтал ерунды и фантазировал о том, что будет, когда умрёт старый король. Какая свобода ожидает Тёмных магов, какая роскошная жизнь у них всех впереди. И он ночевал дома. Каждую ночь. Когда же и как ложа Смуты успела обработать Гудвина? Видимо, это произошло быстро. Пылкий ум Гуди оказался податливей, чем у Дэнни. А возможно

Следить за Тэллином тоже оказалось делом бесполезным – он почти ничем не занимался и, разумеется, ни о чём не говорил с новичками. Его посетители по большей части приходили незаметно, и подглядывать за ними Дэн мог нечасто, не говоря уже о подслушивании. Чезаре его глазами видел всего одного мага «тайного круга». Как-то раз Дэн подслушал обрывок разговора с каким-то Тёмным магом, как ему показалось, из ложи Боли, но так его и не увидел.

Сложно сказать, насколько часто Чезаре наблюдал за Тэллином через Дэна и какие выводы делал. Ради осторожности он старался не беседовать с учеником, и лишь изредка оставлял краткие мысленные послания – «я с тобой, малыш» или «терпение, Дэнни».

Время от времени камергер выезжал во дворец на два-три дня. Слуги одевали Тэллина в роскошные одежды, накидывали на плечи мантию, отороченную белоснежным мехом, и под руки, как немощного, вели к карете. Новички безмолвно посмеивались – до дворца от особняка Тэллина было рукой подать. Пешком пройтись – не заметишь, как пришёл. Но держатель ключей от королевских опочивален вёл себя, пожалуй, величественней самого короля.

Когда Кор Тэллин возвращался, то начинал приставать к подросткам-новичкам – доставалось всем вместе и каждому по отдельности. Придирки и вопросы доводили их до белого каления, и тогда казалось, что не говорить и не думать – всё-таки ужасная пытка. Но Дэн лишь улыбался, вспоминая страницы из старинной книги Санны Даггона, где расписывались самые тонкие и болезненные пытки. А над его музыкой и его душевным равновесием никто не был властен.

И в один из серых, невыносимо тягучих, тоскливых дней, когда единственным спасением Дэнни была музыка, звучавшая в голове, Тульди вдруг позвала его в кабинет камергера.

Там, кроме Кора Тэллина, сидел, развалившись в низком красно-золотом кресле, молодой человек не старше, наверное, двадцати пяти лет. Этакий баловень судьбы. К удивлению Дэна – не маг. Его эмоции, примитивные и в то же время грубые, читались как крупные буквы на обложке печатной книги. Работать с такими эмоциями для мага – ни малейшего удовольствия, всё равно что пить вместо хорошего вина вонючую бобовую бражку. Во время своего бродяжничества Дэнни успел попробовать и то, и другое.

- Марсел Демен, - сказал Тэллин, кивая на гостя, - выпускник круга пажей. Теперь это твой наставник.

Дэн молча смотрел на камергера. В голове его билась, пульсировала простая, даже, пожалуй, примитивная мелодия. На этот раз он чувствовал присутствие Чезаре. Как если бы он стоял за спиной, положив руки ему на плечи. Хорошо бы, если б Кор не ощущал чужого в кабинете.

- Я дозволяю тебе говорить, - терпеливо сказал Тэллин. Всем своим видом он показывал, как раздражает его недогадливость новичка, который до сих пор не понял: отныне он может разговаривать.

Дэн продолжал молчать, только кивнул, показывая, что понял.

- Марсел Демен завтра утром ждёт тебя в приёмной «тайного круга» в семь часов утра, - продолжил Тэллин, не скрывая нарастающего раздражения. – Он наблюдал за тобой и другими учениками и выбрал тебя, соотносясь со вкусами королевских особ.

Дэн позволил себе ещё один кивок. Что-то подсказывало ему, что болтать пока не стоит, даже если разрешили.

- Сейчас Тульди проводит тебя в гардеробную, и ты получишь вещи, всё, что полагается, - зевнул Тэллин.

Марсел пошевелил пальцами рук – Дэнни поневоле обратил внимание, что пальцы у него длинные, тонкие, праздные. Очень белая, очень гладкая на вид кожа. И лицо под стать – светлое, но невыразительное. Чёрные волосы острижены коротко, только с висков и затылка остались тонкие заострённые пряди.

- И к цирюльнику его своди, - посоветовал бывший паж. – Его величества не любят неряшество.

И он указал растопыренными пальцами на волосы Дэна. Тот понял, что с длинными волосами придётся расстаться, и уже остро сожалел об этом, но хранил невозмутимость.

- Он вообще говорить умеет? – спросил Марсел. В его мелодичном высоком голосе послышались неприятные нотки, и Дэн узнал интонации – самодовольство и пренебрежение всеми, кто хоть чуть-чуть ниже чином, чем он.

Интересно, насколько возможна карьера у бывших пажей? Вот сейчас он будет наставником. А потом? Сделается камергером или советником? Но ведь на эти должности тоже наверняка куча претендентов. Так стоит ли заранее задирать нос?

- Ещё как умеет. А также танцует и поёт, и неплохо, - сообщил Тэллин, будто продавая Дэна в рабство. – Отменно играет на нескольких музыкальных инструментах и…

- Это без разницы, - небрежно пошевелил пальцами Демен. – Главное, чтобы умел прислуживать. Физиономия у него слишком выразительная. Он может сделаться как-то незаметнее?

- Надеюсь, что может, - с нажимом произнёс Тэллин, но Дэнни не знал, как сделать «физиономию незаметнее», просто опустил глаза, разглядывая свои носки. – Надеюсь, что стрижка изменит всё к лучшему. Впрочем, от выразительной мордашки будет польза, если он понравится Тее Карин.

Дэн нахмурился. Этого ещё не хватало! Зачем ему нравиться какой-то женщине?

- Ты можешь идти, - махнул рукой Марсел. – Позови там служанку, она тебя оденет.

- Да, эн Демен, - сказал Дэнни тихим, ломким голосом – отвык разговаривать, связки плохо слушались. Если камергер и бывший паж-простак рассчитывали, что он будет петь, им следовало бы разрешать ему почаще пользоваться голосом. Теперь придётся немало упражняться.

С места он, однако, не трогался, зная, что позволить это может лишь Тэллин.

- Иди, - разрешил великий камергер.

Ощущение присутствия Чезаре за спиной пропало. Сразу стало пусто и одиноко. Дэну не хватало поддержки учителя, и редкое ощущение того, что Роз находится за его спиной, хоть немного, но помогало. А теперь осталась лишь пульсирующая, примитивная мелодия. От неё уже можно было избавиться, но Дэнни не торопился с этим.

Тульди, видимо, подслушивала.

- Выбрали тебя? – спросила она, обнимая Дэнни за плечи. – Я за тебя была! Молодец!

Дэну не были неприятны её объятия, особенно когда она прижалась к его боку мягкой грудью. И пахло от Тульди мылом и корицей – хорошие, домашние запахи. Если б она не подглядывала за мальчиками почти круглосуточно, чтобы доносить Кору всё подряд, даже самые стыдные мелочи – она бы, пожалуй, даже нравилась бы им больше.

И опять Тульди, как и в первый день, потащила Дэна за руку в одну из комнат. Здесь хранили одежду. При виде комплекта, который ему передала служанка, Дэнни замутило. Штаны до колена! С бантиками! Чулки багряного цвета с белой стрелкой сзади! Туфли с кружевными нашлёпками, которые рука так и тянется оторвать! Розовая рубашка с пышным жабо! Атласный жилет с золотой вышивкой! Брошь и заколка в виде змеи, держащей во рту розу – знак королевской семьи Кешузов… И маленькая серьга, золотая капелька – Дэн вспомнил, что видел такую же в правом ухе Демена.

- Тульди, - с ужасом пробормотал Дэнни, - в этом надо будет ходить по дворцу? Целый день?

- Серьгу пока не надо, - хмыкнула служанка. – Серьгу вденешь, если… нет, ты ещё маленький об этом даже думать.

Дэн сел на низенький пуфик, отчего его колени едва ли не коснулись подбородка, и покачал головой.

- Это же просто шутка, да?

- Я тебе подберу ещё пару комплектов, - вдохновенно сказала Тульди. – На разные случаи жизни. Этот вообще-то парадный. Его завтра утром надо будет надеть, так ты сейчас примерь. Сейчас зайдёт портниха, она посмотрит, где подогнать по размеру.

Она окинула долговязого подростка критическим взглядом и сообщила:

- Ты очень худой.

Дэн оглянулся по сторонам. Ни ширмы, ни занавесочки какой-нибудь. Только ряды одежды, висящие на стойках вдоль стен.

- Раздевайся-раздевайся, - невинно сказала Тульди.

- Выйди, - насупился Дэн.

Он знал, что она подглядывала за ними всегда. Совсем всегда. Даже если удавалось уединиться в ванной комнате или спрятаться в любом другом укромном месте – Тульди подглядывала. Но одно дело, когда она делала это исподтишка, а совсем другое – раздеться перед её бесцеремонным взглядом.

- А не положено, - хихикнула Тульди. Её симпатичный короткий носик сморщился, как будто она хотела чихнуть. – Ладно, я отвернусь. Идёт?

Дэн почувствовал, что краснеет.

- Идёт, - буркнул он.

Идиотское бельё. С кружевами во всех возможных и невозможных местах. Ужасная одежда с этими жабо, скользкими ленточками и крючками вместо пуговиц. На жилете крошечные карманы – едва ли влезет даже нормальный носовой платок! В раздражении от бесконечных завязок и крючков, Дэнни даже забыл про Тульди, которая уже давно повернулась к нему лицом. Столкнувшись взглядом с её блестящими, выпуклыми светло-карими глазами, он снова смутился.

- Ты обещала не смотреть, - выдавил он.

Тульди подошла и поправила брошь-змейку на жабо. Взяла с крошечного белого столика заколку и прикрепила к волосам Дэна, убрав их с лица.

- Ты очень хорошенький, - сказала она и прижалась к Дэнни так, что он едва не упал, запнувшись о пуфик.

- Я пожалуюсь господину Тэллину, что ты ко мне приставала, - чувствуя себя беспомощным, пробормотал он. Но служанка уже не слушала его. Она вцепилась в его плечи, почти повисла на мальчике, дыша в лицо запахом корицы и зубного порошка.

Дэнни осторожно коснулся её щеки губами. У неё оказалась упругая и гладкая кожа. И мягкие полные губы. И очень трепетная, гладкая шея. И…

Без стука, почти беззвучно отворив дверь, в гардеробную вошла портниха, грохнула о столик шкатулкой с швейными принадлежностями, громко кашлянула. Дэнни, дрожа, отпрянул от Тульди, а той хоть бы что. Только прижалась к нему всем телом, поцеловала ещё разок в губы и, сладко вздохнув, отошла в сторонку, поправляя пышную коричневую юбку.

«Натани ни за что так бы не вела себя, - то ли с осуждением, то ли с сожалением подумал Дэнни. – Никогда!»

У Сары Натани гибкое, очень сильное тело, упругое и мускулистое. У неё нет такой пышной груди и таких тугих щёк. Она другая. Но Дэнни до боли захотелось, чтобы именно она была сейчас в гардеробной, подставляя ему лицо, губы, шею, всё остальное, и прижимаясь к нему беззастенчиво и жадно.

Портниха, женщина средних лет, сухая, как ветка, поджала губы и стала изучать одежду на Дэне. Там, где розовая рубашка или брюки сидели, на её придирчивый взгляд, неидеально, она втыкала булавку. Покрутив мальчика так и сяк, она несколько раз выразительно фыркнула, но ни слова не сказала. Тульди, потупив глазки, сидела на пуфике рядом, то и дело подавляя улыбку. Если бы она ушла, Дэнни стало бы легче, а так он немилосердно пылал. Пытка, к счастью, длилась не вечно.

- Снимай, - велела портниха. – Давай теперь примерь эти брюки и этот камзол.

К огромному облегчению Дэна, кто-то окликнул Тульди, и она выскользнула из гардеробной. Теперь оставалось только немного остыть, чтобы появилась возможность переодеться, не краснея за себя перед пожилой женщиной.

Портниха проводила Тульди неодобрительным взглядом.

- Значит, и до тебя она добралась, - сказала с осуждением. – Смотри, не вздумай с ней спать.

- Спать?! – воскликнул Дэнни, думая о комнате, которую делил с двумя соседями. Разве возможно там, при свидетелях?..

- Она позовёт тебя, вот увидишь. А потом стравит с Солом.

- С кем?

- С твоим соседом, - пояснила портниха. – Высокий, крупный парень. Обязательно стравит и посмотрит, как вы дерётесь.

- Зачем? – удивился Дэнни.

Ему стало обидно за себя. Выходит, что Тульди всё равно, с кем? И снова он сравнил её с Сарой Натани. Нет, Натани точно другая.

- Все девчонки одинаковы, - с горечью сообщила портниха. – Я вот своему сыну это всегда говорю. Он тебя постарше, но всё равно при виде девчонок у него в голове ветер свищет.

Дэнни не нашёлся, что сказать. Какое-то время женщина занималась подгонкой его вещей, ловко работая иглой. Парадную розовую рубашку она забрала, объясняя, что тут требуется тонкая работа.

Дэнни вернулся в спальню, и обнаружил, что с его кровати сняли постельное бельё и унесли матрас. В изножье деревянной койки стоял дорожный мешок.

Оба его соседа смотрели хмуро и неприязненно. Дэнни ответил Мордатому, которого, оказывается, звали Сол, таким же взглядом. Он не знал, что делать теперь и где ему придётся провести ночь – но явно не здесь. Вместо Тульди в комнату заглянула другая служанка – рослая, мужеподобная Мира, взяла его вещи, сложенные в стопку, и велела идти за нею. Подхватив мешок, где даже ощупью чувствовал скрипичный футляр и переплёт книги, Дэн поплёлся следом. Спиной и затылком он чувствовал ненависть Унылого и Мордатого и желал никогда с ними не увидеться больше.

Мира привела Дэна в совсем маленькую, аккуратную комнатку, невыразительным голосом сообщила, что уборная тут находится через две двери справа и оставила мальчика одного.

Одного!

Дэнни упал лицом в подушку и долго лежал неподвижно. Ни о чём не хотелось думать, но мысли осаждали его голову наперебой. А чувства терзали душу.

Вечером два здоровенных цирюльника, больше похожих на бандитов, долго мяли и полоскали Дэна в огромной ванной комнате на втором этаже, куда раньше ему и хода не было. Волосы ему остригли не так, как у Марсела, оставили длинную свисающую на глаза чёлку – и на том спасибо. Но всё-таки смотреть на себя в зеркало Дэну поначалу было непривычно: он как будто стал ещё худее, с тонкой шеей, острыми скулами и глубоко посаженными глазами. Одинокий и как будто слегка испуганный вид.

В новой маленькой спальне его ждала Тульди. Она сидела на кровати и расстёгивала верх строгого коричневого платья. Дэн сглотнул, прижавшись к двери – то ли убежать, то ли запереться тут с девушкой. На всякий случай он попытался определить, не смотрит ли сейчас Роз его глазами, но присутствия учителя за плечом не ощутил.

Тульди, устав ждать, спросила:

- Чего ты боишься?

И добавила с лёгкой насмешкой:

- Наверно, ты ещё всё-таки слишком маленький.

И последнее слово ударило Дэна, ударило неожиданно больно.

- Ну и уходи тогда, раз я тебе маленький, - всё ещё прижимаясь к двери спиной, сказал он. – У меня уже есть девушка.

- Вот как, - тихо засмеялась Тульди и повела плечами так, что платье поползло вниз, как живое. – Тогда пусть она остановит нас?!

У Дэнни всё словно до предела натянулось – все его струны, все до единой, горячо ожгли внутренности. Он нашарил защёлку за собой и задвинул её.

***

Упырёк замёрз так, что у него вся требуха внутри смёрзлась. Лязгая зубами, он попинал ногой дверь в дом – но Тяпа не отпирал.

- Прям хоть к начальнику в гости иди, - проворчал Дард вслух и, трясясь от холода, ещё раз постучался. Попрыгал на крыльце, посмотрел на лохань с водой. Она даже слегка тёплой не была, и уже подёрнулась корочкой льда.

Понюхав рукав куртки, Дард поморщился. Даже промороженная насквозь, она воняла дерьмом. Он весь провонял дерьмом. Невозможно целыми неделями жить около сумасшедшего старика и не пить. Он и пил. Сначала понемножку, втихаря, потом забылся и ушёл в запой. Дня на три всего, но Тяпа уже привычно доковылял до начальника тюрьмы. Дард прямо-таки представлял, как старый некромант лебезит перед стервецом:

- Эн Юллен, а Дард опять напился!

И стервец начальник тут же вызывает к себе двух свободных стражников.

- А подать сюда Дарда!

Хотя нет. К начальнику они его не повели. Сразу швырнули в яму, прочищать стоки. Спасибо хоть скинули кирку, чтобы отбивать лёд. Отбить-то он отбил, ну и хлынуло оттуда изрядно. Как и в прошлые разы, Тяпа выставил за дверь лоханку с водой. Даром что уже зима на дворе, мороз, снег лежит, ни один некромант жив-курилку в такую погоду не поднимет.

В раздражении Дард пнул лоханку, опрокинул её, посмотрел, как снег жадно впитывает воду и двинулся на приступ с лопатой наперевес. Дверь не поддалась, и он взялся за увесистую мотыгу, которой раскурочил пару досок, не больше. Потом у него прошла первая волна гнева, и Дард обошёл домишко и врезал мотыгой по кухонному окну. Стекло лопнуло и обдало Дарда осколками, но он не обратил на них внимание. Рукавом кое-как оббил острые торчащие куски стекла из рамы и забрался в дом. Первым делом встал у печки, обогреться. Тяпа налетел на него, как ястреб, и, даже не глядя в его побелевшие глаза, Упырёк вытащил из-за пазухи пистолет и выстрелил, едва успев прицелиться. Пуля прошла идеально: мимо виска Тяпы, срезав седую прядь. Не зря Дард вспоминал былые уроки стрельбы, не зря пули на мрычей тратил. Тяпа выронил тяпку, которую сжимал, словно оружие, и сделал шаг назад. Правильно, бойся. Прерванный аффект в таком возрасте опасен. Между прочим, сердце может разорваться.

- В следующий раз я тебе башку разнесу, - пообещал Дард. – Понял? Будешь мне потом напоминать, что я не хотел! А я не хотел! Я старался быть добрым, хоть моей доброты никто и не ценит!

И он сделал шаг вперёд, уткнув дуло пистолета Тяпе под трясущийся дряблый подбородок.

- Сделаю из тебя жив-курилку, набью соломой, как чучело, а в голове посажу лютики, - Дард подумал, что понятия не имеет, как эти лютики выглядят, но слово было смешное. - И не отпущу твой дух из дохлого тела, пока мне не надоест поддерживать на твоей башке клумбу! Понятно? Любишь лютики?

Кивнуть старик не мог, поэтому тихо булькнул:

- Да.

Дарда разобрал смех. Он чуть пополам от него не согнулся. Смех был, пожалуй, нервный. Он всё ещё трусил, боялся, что Тяпа сейчас что-нибудь этакое с ним сотворит. Но сдержаться не мог. Его трясло, челюсти сводило, зубы постукивали и поскрипывали друг о друга, руки дрожали. Но едва старик некромант пошевелился, как дрожь прошла – стрелять надо твёрдой рукой.

- Нагрей мне воды, - Упырёк повёл стволом в сторону печки. Там стояла вторая лоханка и два ведра, полных холодной воды, набранной им для разных хозяйственных нужд. – Ну?

Он приволок из своего угла тюфяк, заткнул окно, отчего в кухне значительно потемнело. Разбил он всего одну створку, вторая уцелела – и завтра ведь именно ему придётся тащиться в Сольме за стеклом! Дард уже начал слегка сожалеть о своём внезапном порыве.

Упырёк пожал плечами, содрал с себя провонявшую одежду и, не дожидаясь, пока вода в вёдрах станет достаточно горячей, умылся как мог.

Старик всё это время почтительно стоял в дверях кухни.

- Нашёл бы мне лучше одежду, - буркнул Дард, не ожидая, что старик послушается.

Но Тяпа послушался и притащил Дарду разное тряпьё – он всё время забирал в тюрьме кучи одежды. Заключённым она бы всё равно не пригодилась, особенно тем, кого хоронили на кладбище. В тюрьме же они ходили в рубашках до колена или ниже, в подштанниках (а иногда и без них!) и шлёпанцах – одетые так, чтоб не рискнули удрать. Вещи получше Тяпа продавал на блошином рынке в пригороде Сольме, а похуже скидывал в кладовку. Дард выбрал себе штаны покрепче, льняную безрукавку, толстый свитер и куртку с порванным меховым воротником. Ботинки решил оставить свои – протереть, проветрить, и будут такие же родные, стоптанные и вонючие, как и прежде.

- Убирайся, - хмуро велел он, видя, что Тяпа опять застыл рядом и таращится во все глаза.

Собственно, убираться тут было некуда. Домишко их не подходил для двоих: одна комнатка, чулан да кухня, узкая, только и влезает, что печка с плитой, стол да лавка. Дард как раз и спал на лавке, под посудной полкой, которую время от времени грызли древоточцы. Их выводили, зачаровывали деревяшку, но через какое-то время тиканье жучков слышалось снова.

Старик остался стоять на месте. Дард подошёл к нему, развернул лицом в комнату и подтолкнул. Тот двигался как деревянный. Заподозрив недоброе, Упырёк втащил Тяпу в комнату, усадил на стул и нагнулся, заглядывая в остекленевшие глаза.

И тут же сморщился, словно от зубной боли.

Выстрел, прервавший аффектацию, выбил из старика дух. Так что можно было вытряхивать из его головы мозги, сажать там цветочки, он всё равно останется ни жив, ни мёртв. Через какое-то время он станет усыхать, потом жизнь в нём окончательно замрёт. В таком пограничном состоянии человек может продержаться некоторое время – он ведь теоретически жив. Смерть-то ещё не наступила. И дух Тяпы, причём вполне эмоционально сохранный и потому способный использовать магию, витает вокруг. А самое скверное – то, что дух этот может легко вселиться в кого угодно живого. К примеру, в него, Дарда. И не пустить его – это надо установить несколько слоёв защиты. И даже лучше не спать.

Надо бы загнать его обратно, но как? Дард постарался вспомнить свои уроки у некроманта Трупоеда. Но ничему такому его этот пьяница не учил. Он вообще мало чему учил – совал какую-нибудь книгу и говорил «читай!» Дард иногда читал, а иногда и нет.

Так, ну надо попробовать порассуждать. Рассуждать любил младший офицер Ортес, под началом которого Дард проходил службу. Дард уселся на пол, скрестив ноги, и подпер голову кулаком. Вошёл в транс, что было непросто, учитывая его взволнованное состояние, и поискал вокруг дух Тяпы. Искать пришлось недолго: мысленный взор Дарда увидел голубовато-серый дымок с очертаниями старика, который вился над отстреленной прядью волос. Этот седой клочок лежал под столом, что почему-то очень беспокоило духа.

- Ну и что с тобой делать? – мысленно вопросил Дард.

Разумеется, ответа он не получил. Тогда он попробовал, опять же мысленно, проводить духа к телу, но серый дымок едва шелохнулся.

- А, чтоб тебя, - Сарвен Дард потёр небритый подбородок. – Поди сюда, ты! Я те приказываю подчиняться! Иначе я…

Он запнулся. Чем можно угрожать духу? Его-то клумбой на башке не прельстишь!

- Иначе я вселю тебя в самого живучего узника. Из тех, знаешь, которых очень любят самые сильные озорники. Слышишь? И буду контролировать, чтоб ты это тело не покинул. А когда самый живучий сдохнет, я найду тебе ещё более живучего. Слышишь меня? А ну, вернись в тело!!!

Дард понятия не имел, как будет выполнять свои угрозы. Но дух подлетел к нему и стал виться вокруг правой руки. В ужасе оттого, что сейчас дух оголтелого Тяпы проникнет в его тело и заставит бегать за кем-нибудь с тяпкой, Дард сжал ладонь.

И его вынесло в транс уже непроизвольно. Дард увидел, что держит духа за его невесомое «тело», и мысленно потащил, как букет, к старому некроманту, который сидел на стуле, свесив руки. Встретившись с телом, дух обрадовался и потянулся к голове Тяпы, которую обвил и исчез. Никакого серо-голубого дымка, никакой жути.

Сарвен, сидя со скрещёнными ногами, энергично покрутил головой – шея затекла, в ушах нарастал звон. Но его в первую очередь интересовало состояние Тяпы.

- Живой? – спросил он у старика.

- Я тебе это припомню, гадёныш, - сказал тот, зашипев, словно уж. – Спать спокойно не сможешь.

- С пистолетом-то под подушкой? Ещё как смогу. Совесть позволит. Сказал бы лучше спасибо, что я тебя вернул, старая ты блюдь, - не остался в долгу Дард. – Теперь твоя очередь меня бояться. Ты хорошо помнишь, чего я тебе наобещал? Твоему телу… и твоему духу?

Глаза старого некроманта недобро сверкнули.

- Посмотрим, кто кого, - пообещал он.

Сарвен поднялся на ноги, разминая уставшее тело.

- Ага, - сказал он. – Посмотрим!

Его снова пробила дрожь. Но он устал бояться.

- Я пожалуюсь эну Юллену, - не успокаивался старик.

- Ну и жалуйся. А я просто уйду. Будешь тут один в мёрзлой земле ковыряться. А ещё лучше – я тебя убью и скажу, что так и было. А сам тут один останусь.

Тяпа побелел, его глаза начали выцветать – он умело и привычно вгонял себя в состояние аффекта. Но и Дард теперь знал, что делать. Едва он сунул руку за пазуху, как старик отшатнулся и съёжился.

Вот даже теплее от этого стало. Впервые кто-то по-настоящему боялся Дарда.

***

- Дэниэл Альсон, - сказал узкоплечий человек за стойкой.

Приёмная в скромном флигеле позади всех дворцовых строений выглядела очень и очень непритязательно. Да и люди, мелькавшие тут, обладали незапоминающейся, серой внешностью.

- Дэниэл. Альсон.

Марсел Демен посмотрел сначала на узкоплечего, потом на Дэна. С недоумением посмотрел. Самодовольства как не бывало.

Дэнни стоял потупившись. С плеча свисал старый дорожный мешок, у ног стоял чемодан в серо-клетчатом чехле. Он надел чёрные узкие брюки, туфли, с которых содрал омерзительные пряжки, белоснежную рубашку и парчовый жилет. Вместо жабо – бордовая лента, беспощадно оторванная с парадного камзола. Брошь со змеёй скрепляла её прямо под горлом, напротив второй пуговицы высокого воротника. За этот наряд он уже получил от Демена выволочку, но сделать тот ничего уже не мог: Дэнни явился без двух минут семь, и увы, увы – переодеваться времени не оставалось. Он уже решил про себя, что короткие штанишки и розовые рубашечки с кружевцами не наденет ни за что и никогда. Даже если это будет грозить провалом планов Роза.

Его и так уже начали злить эти планы. Он уже несколько раз мог напасть на Тэллина. Пусть бы это стоило ему жизни – но и камергера он бы успел уничтожить. Как? Да как угодно. Задушить, ткнуть ножом, мало ли ещё способов, чтобы убить человека. Дэн думал, что не дрогнул бы ни единой струной души. А вместо этого он бездарно провёл в доме Тэллина месяц, ничего не делая и не принося никакой пользы Розу.

Сейчас незримое присутствие учителя за спиной его раздражало и беспокоило. Что, если о нём прознают маги «круга»? Это ведь нельзя исключать.

- Светлый маг второй степени, - пояснил Марсел узкоплечему человеку, и тот вдруг закричал фальцетом, брызгая слюной на бывшего пажа:

- Вы что там со своим Тэллином, совсем за дураков нас держите?! Вы считаете, что среди всех мальчишек именно этот – лучший вариант для ваших гнусных интриг? Вы думаете, что мы за деньги готовы выставить себя полнейшими идиотами?! Мы не самоубийцы!

Дэну стало смешно. А в самом деле, на что рассчитывал Тэллин? Что убийцу Кардавера второй раз вот так запросто можно провести во дворец? И кстати, для чего? Кор так и не объяснил это ему, он вообще больше с Дэнни не заговаривал. А ведь должен был хоть в общем сказать, что от него требуется.

На крик секретаря (или кто он там?) сбежались другие маги. Марсел напрягся, начал хвататься за кобуру – но пистолет и кинжал с пояса у него забрали. Дэнни даже слегка ему посочувствовал – надо же, остался безоружным. Мага так просто не разоружишь. Сам он стоял спокойно, не поддаваясь внутренним страхам.

- Арестовать обоих, - очень сухо и невыразительно сказал один из вошедших – он именно вошёл в приёмную, а не вбежал, и сразу стало тихо.

Дэнни узнал его. Это был тот самый, который хотел забрать его у Чезаре Роза в день покушения на короля. Мальчика пронзило плохое предчувствие. Очень плохое! Но дёргаться он не стал. Он уже не маленький ребёнок, и даже на казнь пойдёт с достоинством, а не как Марсел.

А Марсел держался плохо. Его глаза метались от одного мага к другому, он источал примитивные, жалкие эмоции, которые хоть и казались сильными, но на самом деле могли в любой момент закончиться ничем. Как всё-таки слабы простаки со своими мелкими, хилыми эмоциями! Сочувствия к Демену у Дэна поубавилось.

- Этот может быть опасен, - глава «тайного круга» указал на Дэнни подбородком. – Не давайте ему пользоваться магией. И музыкой! – торопливо добавил он, осклабившись.

Дэн пожалел, что взял с собой скрипку. Сразу несколько рук протянулось к его вещам, сразу несколько людей накинули на него магические путы. Простое, почти безотказное заклинание, сковывающее человека и не дающее пользоваться магией, умеют накладывать Светлые маги. Его недостаток в одном: тот, кто держит путы, не должен о них забывать, и сам не может пользоваться магией. Это как сковать двоих одной цепью: оба становятся ограниченны в движениях.

Но в приёмную магов понабежало достаточно, чтобы одни могли пользоваться путами, а другие – колдовать. Так что, пожалуй, даже имей Дэнни какие-то ресурсы на то, чтобы отбиваться от держателей пут – ему бы это не помогло.

«Всё идёт так, как надо, малыш. Тэллин подставил Марсела только для того, чтобы сдать тебя «кругу». Он думает, что ему прибавится доверия, а также хочет снова навредить мне. Но ты не бойся, всё так, как надо».

Словно дыхание за спиной. Даже затылок остриженный защекотало от этих слов. Присутствие Роза перестало ощущаться почти сразу же.

Дэн в последний раз посмотрел на Марсела Демена. Бледный, испуганный, он едва не плакал.

Главный из «тайного круга» проследил за взглядом Дэнни.

- Пожалуй, его можно совсем удалить, - сказал он снисходительно.

Марсел затравленно вскрикнул, когда ему заломили руки и вывели из приёмной через входную дверь. А Дэна увели в боковую, провели тёмным коридором, где тускло мерцали совсем маленькие фонарики, и водворили в темноту. Втолкнули, щёлкнули замком, оставили одного.

Дэн провёл по волосам – заколку с длинной пряди кто-то успел содрать, а он и не заметил. Отобрали и брошь-змейку. Жаль, он думал, что её длинная игла может в случае чего сойти за оружие.

Дэн принялся наощупь изучать камеру, в которой его заперли, но скоро пришёл к заключению, что она пуста. Пол, стены – всё из гладкого камня, щели между плитами едва ощутимы. Окна нет, даже забитого. Где дверь – не понять, не прощупывается. Ни кровати, ни стула, ни тюфяка, ни соломы. Ни даже дыры в полу – для отправления нужды. Ничего. Его словно поместили в пустоту, тёмную, непроницаемую темноту. Наверное, так выглядело великое нечто до того, как Спящий открыл свои глаза и создал мировое Зерно. Точнее, оно не выглядело никак.

И ещё тишина. Снаружи не доносилось ни звука, а движения самого Дэна звучали приглушённо, как будто темнота сделана из сукна. Дэнни лёг на твёрдые ровные плитки и положил руки под голову. Держать глаза открытыми или закрытыми – без разницы, но закрытые они хотя бы не сохли. Рано или поздно кто-то придёт. Никому ведь не захочется убирать отсюда его отходы по естественной надобности… да и его бездыханное тело после того, как всё закончится. Да и зачем кому-то ждать, пока он, Дэнни, умрёт своей смертью? Гораздо быстрее было бы сразу убить его, там же, в приёмной. Раз оставили в живых – значит, для чего-то он им ещё нужен, хотя бы и недолго. Так что – придут.

Так прошло довольно много времени – Дэн не мог сказать точно, сколько, но никак не меньше трёх часов, а то и больше. Он мог судить лишь по собственному мочевому пузырю.

Дэн чувствовал, что связывающие чары на нём до сих пор держатся. Так что даже мыслесвязь с Чезаре, скорее всего, ему бы не удалась. Тогда он сделал единственное, что оставалось – начал думать музыку. Как всегда, мелодия появилась из ниоткуда. Робкая, без слов, очень тихая и нежная. Так могла бы звучать чёрная скрипка в минуты самых тёплых чувств… к кому? Или к чему? Дэн не стал терзать себя лишними мыслями на этот счёт. Он скучал – по жизни, по свету, по просторам, открывавшимся взгляду с дорог, пройденных им этой осенью. По девушкам, с которыми был знаком, по людям, которые встречались на пути. И по настоящей, не мысленной музыке. В его голове зазвучали бубен Ильфи и дудочка Торда. И только Сара Натани молчала. Её прекрасный, сильный голос так нравился Дэну, но сейчас у него не получалось то ли вспомнить его, то ли заставить петь… Но её тема – сильное, гордое звучание – вдруг зазвучала в нём стройными гитарными аккордами. А вот и тема Роза – странно, что он звучит как лютня. Звонкая, переливчатая, с множеством вариаций тема. И резкие, трескучие звуки фагота – это Тэллин. Дэн недолюбливал деревянные духовые, особенно фагот. С вступлением партии вкрадчивого гобоя – скорее всего, магов «тайного круга», решил Дэнни – мелодия стала неровной, дёрганой, как будто пульсировал нарыв. Дэн перестал быть хозяином и повелителем музыки, поплыл по её течению, и постепенно в комнате стало светлей. Он сквозь сомкнутые веки видел это. А когда открыл глаза, то увидел, что стены слабо светятся. Тогда он совладал с мелодией и заставил её шириться и расти по своему настроению – как будто преодолевал приступ боли. Стихли гобои и фагот, смолкла лютня. Остались скрипка, гитара, флейта и бубен. И ещё тихие, с рассыпчатым звоном, бубенчики. Дэн сел и увидел справа от себя очертания двери – казалось, что ещё небольшое усилие, и она распахнётся.

Но едва он повернулся к ней, как музыка смешалась и притихла, оставив только ритмичные звуки бубна и россыпь колокольчиков: пульс и дрожь.

Дверь действительно открылась, но не по воле Дэна Софета ван Лиота. Её отперли снаружи. Два мага вошли в комнату и нахмурились, увидев свет, идущий от стен. В сопровождении четырёх телохранителей-простаков вошёл человек в шитой золотом длинной мантии и белой с золотом долгополой одежде. Свет полился с потолка, хотя никаких ламп Дэнни там не видел. На изящном венце человека в белом сверкнули бриллианты. За его спиной, почтительно склонив головы, стояли глава «тайного круга» и Чезаре Роз.

Грет Кешуз, молодой король, старше Дэнни всего на какие-нибудь четыре года, смотрел на Дэна сверху вниз, и мальчик запоздало понял, что ему стоило вскочить на ноги сразу же, как только открылась дверь. Теперь же он медленно поднялся, отряхивая одежду, которая совершенно в этом не нуждалась, и уставился на всю процессию. И очень старался при этом не смотреть на Роза.

- Ты знаешь, кто я? – спросил Грет, слегка наклонив голову. Нельзя сказать, что красавец – среднего роста, среднего телосложения. Светло-русые волосы и ясные синие глаза, мягкий голос. Никакой особой властности и силы в его движениях и взгляде Дэн не заметил. Скорее уж власть и силу олицетворяли люди, окружавшие его.

- Знаю, - ответил Дэнни. – А вы знаете, кто я?

Грет наклонил голову ещё ниже – так, что стало не видно его глаз. А потом выпрямил шею и кривовато улыбнулся.

- Если бы не ты, - сказал он, - я бы не сел на трон.

Маг «тайного круга» тихо застонал, а Чезаре, напротив, самодовольно хмыкнул. Дэнни, наконец, решился встретиться с ним взглядом. Тот улыбнулся ободряюще и кивнул. Его вид словно говорил Дэну, что Роз не преминул прийти к нему на выручку. Что же всё-таки произошло? Не понять. То одно он велит, то другое – и непонятно, какие всё-таки планы у этого человека. Покарать Тэллина? Добиться падения скрытых из «тайного круга»? И ещё – Дэн страшно разволновался – Чезаре ведь точно говорил, что во дворец ни под каким видом проникнуть сам не может. И вдруг стоит за спиной короля, да ещё с таким видом, словно сам правит Тирной…

Не понимая, что задумал учитель и как это отзовётся на его судьбе, Дэнни ждал, пока король продолжит свои речи.

- Новоявленный Глава Комитета эн Роз только что доложил мне, что готовится новый переворот, - сказал Грет, обойдя замершего Дэнни по кругу, как дикарь обходит идольный столб. Хорошо хоть, не стал обмазывать кровью и калом жертв…

Дэнни поневоле смотрел лишь на Роза – Чезаре приковывал его взгляд и не отпускал. Но мысленно ничего не говорил. Только смотрел во все глаза.

- Что ты об этом знаешь? – оказавшись точно напротив Дэна, спросил Кешуз и прищурился. – О заговоре и перевороте?

- Ничего не знаю, - сказал Дэнни почти честно. Разумеется, Тэллин что-то готовил, но ему-то об этом ни слова не сказали. – Я лишь инструмент. Орудие.

- Чьё же?

Дэн отвёл глаза от Чезаре и взглянул на Грета Кешуза. Какие синие глаза. Тёмно-синие. Дэн вспомнил сапфировые мамины серьги, которые казались почти чёрными, пока на них не падал свет. Тогда они просвечивали глубокой, безупречной, загадочной синевой. В голосе Грета не звучала музыка, а примитивные простаковские эмоции не представляли для Дэнни интереса как для мага. Пожалуй, среди них выделялись самые недобрые – неприятно покалывающие, как будто хвоя, попавшая в одежду.

Хотя как ему быть добрым – если сейчас узнал, что его хотят уничтожить?

- Великий камергер Кор Тэллин приказал мне явиться сюда с его человеком по имени Марсел Демен, - сказал Дэн неторопливо, - и встретиться с магами «тайного круга», чтобы они пропустили меня и сделали новым пажом его величеств. Что они планировали дальше – я не знаю.

- Не знаешь? – обронил молодой король. – Но скрипку с собой пронести решил.

Дэн нахмурился.

Маг «тайного круга», острым локтем подвинув Чезаре, протянул Кешузу дорожный мешок – пожалуй, очень потрёпанный и не слишком чистый. Дэн почувствовал, как запахи костра и осени, впитавшиеся в грубую тёмную ткань, перебивают тонкий аромат иртсанских благовоний, которыми был надушен Грет Кешуз. Зря, наверно, он расстался с бродячими артистами. Сейчас сидел бы у простецкого очага с братом и Натани… среди грязных бродяг, которым нет дела до интриг и переворотов. Среди певцов, акробатов, музыкантов и нищих, с которыми куда как проще, чем с наделёнными властью магами и не-магами. Где всех-то забот у тебя – поесть, попить и укрыться от холода. И, может быть, ещё добиться расположения красивой, звонкой, гибкой гимнастки Сары Натани.

- Скрипка – это моя жизнь, - ответил Дэн. – И если вы намерены меня казнить за то, что я музыкант – то, пожалуйста, похороните её со мной вместе.

- Ваше величие, - одними губами подсказали и Роз, и глава «тайного круга», и даже охранники. Но Дэнни упрямо промолчал.

- Без магии ты играть не сможешь, - пренебрежительно сказал Грет. – Вы, маги, без ваших штучек даже не люди.

- Позвольте доказать, что это не так. Здесь много магов. Они не дают мне колдовать. Но музыка всегда звучит во мне. Музыка – это не магия… это больше, чем магия!

И опять губы всех присутствующих шевельнулись.

- Этот человек опасен, и музыка его опасна, ваше величие, - встрял маг «тайного круга».

- Не опаснее, чем дворцовые интриги, эн Сафлин, - не оборачиваясь к нему, процедил сквозь зубы король. – Вот что, юный музыкант. Я не буду заставлять магов сдерживать твою магию. Но ты сейчас просто сыграешь мне, не применяя её.

- Ваше величие, - ахнул Сафлин. – А если он осуществит замыслы Тэллина?..

- Я ведь не дурак и изучал ваши магические трактаты. Вы чуете магию за версту, и умеете отличать простые эмоции от магических, вот и защищайте меня. Как только эн Дэниэл Альсон соберётся применять магию – ваша задача будет остановить его. Вы ведь в состоянии остановить юнца, эн Глава Комитета, эн глава «тайного круга»?

Дэн услышал насмешливые нотки в голосе короля, но и тревогу услышал тоже. Как бы ни старался Грет Кешуз держаться молодцом – он опасался покушения. Похоже, он опасался его постоянно.

- Вы можете также приказать стрелять, - не удовлетворился назначенной ролью глава «тайного круга». – Когда я подам знак.

Дэн стоял, глядя на мешок в руках короля. Как давно он не касался скрипки? Не настраивал её, не гладил пальцами облезающий, потрескавшийся лак? Грет Кешуз вытащил скрипичный футляр и подал его Дэну, как драгоценность.

- Сам я учился музыке четыре года, - сказал он, - пока, к моему счастью, учителя окончательно не признали меня неспособным музицировать.

Возможно, он надеялся таким образом произвести на Дэна хорошее впечатление, но тот лишь усмехнулся.

- Прикажите принести сюда стулья, - обратился Кешуз к стражнику, стоящему по его левую руку. – Мы будем слушать.

Камера не вполне подходила для игры на скрипке, но Дэнни успел повидать и менее подходящие для этого места. Он не торопясь настроил инструмент, едва дыша, коснулся смычком струн, ещё чуть подкрутил колки. И сыграл на пробу коротенькое вступление народной песни «За синим морем острова…»

Маги и не-маги замерли. Чезаре, Сафлин – на стульях, король – в кресле тёмного дерева, с пунцовыми подушками, обшитыми золотым шнуром, стражники – по обе стороны от Грета и у дверей. Те четверо, что находились у дверей, держали ружья наизготовку, а те, которые возле короля – стояли с пистолетами нового образца, о четырёх зарядах. Дэн, которому ещё ни разу не приходилось играть под прицелом сразу шести дул, усмехнулся. В случае чего, смерть его будет быстрой, но вряд ли безболезненной. Он прикрыл глаза – смотреть на смычок или струны ему было без надобности. И выпустил музыку на волю – ту, что звучала весь прошедший месяц, жёсткую, построенную на простой гармонии, с чётким, прямым, как натянутая струна, ритмом. Он ощущал, что никаких магических пут на нём нет, он свободен, открыт и уязвим, и в то же время всесилен. И все эмоции присутствующих перед ним людей открылись ему – но он не желал читать их. Дэнни с удовольствием остался бы сейчас наедине с чёрной скрипкой, которая послушно звучала в его руках так, как надо. Мелодия не нравилась ей; но от того, что скрипка оказалась снова в руках владельца, она смирялась с неприятной для неё музыкой и пела, пела, пела.

Никакого волшебства Дэну не требовалось, он хоть сейчас мог завладеть и мыслями, и эмоциями этих людей – всех, кроме, пожалуй, Чезаре. Ведь они даже не маги. Хотя, пожалуй, Сафлин успел бы подать знак, и все стражники дали бы по нему прощальный залп, а в планы Дэнни не входило расставаться с жизнью. О нет! Он играл свою негибкую, резкую, жестокую мелодию и думал о том, как проворонил возможность убить Кора Тэллина. А также о том, что ему, пожалуй, хочется вернуться в дом камергера и пытать его так жестоко, как только получится, и пусть он сдохнет от боли. И беспокоился о том, выслал ли король за камергером солдат, чтобы арестовали Тэллина и предали суду, и, быть может, казнили бы. А что, если Тэллин успеет удрать? Вдруг Марсел предупредил его?

Вздрогнув, Дэн сбился с такта. Жестокое очарование напряжённой музыки оставило его, осыпалось к ногам набором пустых звуков, и музыкант опустил смычок.

Слушатели выдохнули так, словно всё это время не дышали.

Они не рукоплескали и не восторгались, но, к удовольствию Дэна, выглядели потрясёнными. Это ему понравилось больше, чем аплодисменты.

К королю подошёл ещё один маг – худощавый, в светлой одежде без украшений и знаков отличия. Он походил на белого ужа – сходство подчёркивали глаза такого бледно-голубого цвета, что казались подслеповатыми. Дэнни не удивился бы, если б на затылке у мага оказались два розовых пятна, как у того же ужа. Длинные, ниже плеч белые волосы худощавый маг заплёл в косу, перевязанную большим чёрным бантом. Изящно склонившись в поклоне, маг что-то прошептал – Дэнни уловил имя Тэллина и навострил уши.

- Эн Сафлин, - обратился Грет Кешуз к главе «тайного круга», - отведите юношу в покои для высоких гостей, - он как-то особенно подчеркнул последние два слова, и Дэнни понял, что его арест не отменяется – ему лишь меняют условия содержания. – Дэниэл Альсон, вы будете содержаться под стражей до суда над великим камергером Кором Тэллином.

- А потом? – требовательно спросил Чезаре, глядя на короля.

У Грета был очень усталый вид. Музыка вымотала его эмоционально. Дэн ничего ни с кем не сделал, но вобрал в себя примитивных простаковских чувств. После них не хотелось рыгнуть и не наступало чувство насыщенности и удовлетворения, но подпитка всё-таки ощущалась. Пожалуй, правы были священники, которые собирали в храмах и на площадях толпы, и на волне всеобщего фанатизма набирали от простаков огромное количество эмоций. Только вот набирали они их не в себя, а в артефакты или мощи святых.

- Потом вашего ученика надо было бы казнить за его преступление, но…

Грет сделал небольшую паузу, как прирождённый музыкант… или артист. Во время таких пауз люди забывают обо всём и, не смея прервать вынужденное молчание, только и ждут продолжения.

- Но казнь мы заменим на тюремное заключение, скажем, где-нибудь неподалёку от столицы.

Дэн задумчиво оглядел скрипку, но тут один из стражников протянул к ней руки.

- С вашей скрипкой ничего не случится, эн Альсон, - сказал Грет Кешуз очень мягко. – Если хотите, я буду хранить её у себя.

Дэн покачал головой. Он уже знал, кто будет хранить его вещи. Бережно опустив скрипку в футляр, он положил его в мешок и посмотрел на Чезаре Роза.

- Если позволите, я бы доверился не вам, а своему наставнику, - сказал Дэн и добавил неуверенно. – Ваше величие.

Это не понравилось молодому правителю, но он кивнул.

Дэну очень почтительно завели руки за спину, очень деликатно сковали его чарами, чтобы едва мог идти, и повели по коридорам, как почётного арестанта, куда-то в неизвестность. Обернувшись, Дэнни успел увидеть, как Чезаре закидывает на плечо его старый, потрёпанный, пропахший дымом дорожный мешок.

«Мы победили?» - спросил Дэн мысленно.

«Ещё нет, малыш. Прости меня!»

«За что?»

«Если бы я смог добиться внимания короля раньше, то не подставил бы тебя под удар. Я постараюсь вытащить тебя, малыш, верь мне!»

И Роз прервал мыслесвязь. Дэнни дёрнулся из рук стражников, но его держали крепко. Что ж, наверное, Роз знает, что говорит. У Дэна ещё не было повода сомневаться в учителе. Тот всегда был на его стороне.

***

Всё сложилось одно к одному. Чезаре почувствовал себя одновременно пьяным от гнева и усталым от разочарования. Два месяца на посту Главы состарили его, кажется, лет на десять. А ведь он ещё даже не сделал предложения Линлор. Он за последние месяцы вообще чуть не забыл о Линлор, которую уже мысленно давно звал своей женой… Да и забыл бы, если б она не приглашала его время от времени то на прогулку, то на обед.

А занимаясь убийством Хубера и допросами Гисли, Чезаре едва не позабыл и про Дэнни. Ещё немного – и кто знает, что произошло бы с учеником! Его запросто могли бы убить. Но теперь, после убийства Хубера, у Чезаре появилась возможность обратиться к его величию напрямую, без ряда посредников, без прошений, которые благодаря усердной работе «тайного круга» рассматривались по месяцу, а то и дольше, а потом возвращались со злорадной печатью «отказать». Должность Главы Комитета Тирны дала Чезаре Розу привилегию говорить с королём в приёмные дни – в первый и четвёртый день декады с рассмотрением. Смерть Уинфреда Хубера изменила этот порядок – отныне Глава Комитета в экстренном порядке мог обратиться лично к королю в любое время. Разумеется, лишь в очень важных случаях, когда вопрос жизни и смерти.

Что ж, вопрос, касающийся Дэнни, касался сразу нескольких жизней и смертей.

Глядя глазами и слыша ушами Дэнни, который считал, что при нём ничего важного не происходит, чуткий и внимательный Чезаре видел, как Тэллин готовит отменную гадость. Попытка подсунуть Дэна во дворец в качестве пажа его насторожила. Скорее всего, Тэллин не отказался от мысли, что Дэн – человек, который служит Розу, и хотел, чтобы Роз увидел казнь ученика и помощника. То, что «тайный круг» ни за какие деньги не пропустит во дворец убийцу короля, Чезаре понимал отлично и полагал, что Тэллин приготовит Дэну другую роль. Но нет! Кор Тэллин удивил Роза.

И он до сей поры не расслабился – даже когда беловолосый маг шепнул королю, что камергера арестовали. Кор Тэллин – тип скользкий до невозможности, а взяли его не с поличным, а только основываясь на словах подростка-музыканта. Ну как не найдут никаких доказательств и отпустят камергера? При дворе ему, конечно, уже не быть, но ведь жить-то он останется, да ещё на свободе. И если при этом вытащить из передряги Дэнни – тот, пожалуй, опять ринется мстить Тэллину.

Уберечь его от этого шага, от умышленного убийства, не дать парню сорваться и окончательно и бесповоротно сделаться Тёмным магом – вот что казалось Розу важным. Теперь пришла пора признать, что решение он принял неверное.

Забрав его вещи, Чезаре вернулся из дворца в управление и с тяжёлым сердцем сел за свой стол. В ящике лежали неразобранные копии последних дел.

Вспомнив, что так и не разобрался с теми убитыми ловцами на дороге, Чезаре стал читать результаты расследования и с каждой минутой темнел лицом всё сильнее. Шлейф магии ловцы, шедшие на поиски пропавших магов, успели зацепить совсем уж слабо – поздновато заметили повозку, стоявшую не у дороги, а поодаль, за деревьями. По характеру шлейфа определили только ложу – действовал там маг ложи Боли. А по сведениям Чезаре, в районе Азельмы из магов Боли оставался лишь Дэнни, который числился как Светлый и потому в поле зрения следователей не попал. Была, конечно, небольшая надежда, что действовал заезжий маг. «Гастролёр», - мрачно пошутил про себя Роз, хотя какие уж тут шуточки. Два других мёртвых мага опровергали версию гастролёра, и Роз напрасно за неё цеплялся. Они умерли во сне. Замёрзли, хотя погода тогда стояла ещё не самая холодная. Днём даже пригревало солнце. Но если спать на холодной земле, и достаточно долго… тут никакой магии не засекли, но с чего двоим молодым людям спать настолько крепко? Нет, их усыпили.

Глупо было бы спустя почти полтора месяца спрашивать у ловцов, не нашли ли они в повозке улик, указывавших на пребывание там какого-нибудь музыканта, но Чезаре мысленно связался с парнем, который вёл это дело. Но тот затруднялся ответить, так как понятия не имел, каких следов искал эн Роз. «Остатки канифоли, брошенная на пол повозки лопнувшая струна, конский волос из смычка», - чуть было не спросил Чезаре, но смолчал.

И по времени возвращения Дэнни убийство совпадало практически идеально. Так неужели Дэн осознанно пошёл на убийство троих людей? Тогда совсем скверно. Чезаре не сумел воспитать из мальчика настоящего Светлого, а воспитал убийцу без понятия о том, что такое «плохо».

- К вам арестованный эн Гисли, - сунулся в кабинет Арней Фокс.

Ах да, он же вызвал на три часа дня Эдварда для очередного допроса. Забыл. Чезаре с досадой захлопнул папку с делом Дэнни – теперь да, теперь это было дело Дэнни.

Эдвард Гисли вошёл в кабинет Чезаре Роза ленивой походкой сытого кота. Сел в красное кресло напротив Чезаре, закинул ногу на ногу. Роз обратил внимание, что одет Гисли с иголочки, умыт и выбрит. Разве что скулы стали острее проступать на гладком лице, да немного ввалились жёлтые, волчьи глаза.

- Ну что, эн Роз? Не пора ли выпустить меня за недостатком улик? – спросил он, улыбаясь.

Чезаре извлёк из ящика стола тонкую папку. У него действительно ничего не было на Гисли. Маэстро дознаватель уже работал и с памятью Эдварда, и с памятью Шоны Хубер. Ничего, кроме внезапно открывшейся интимной связи, которая, разумеется, порочила память покойного Уинфреда Хубера и ставила на репутации его вдовы жирный крест. У Гисли и Шоны были основания убить Уинфреда, который мог оказаться в курсе, чем занимается его немолодая жена с красивым кандидатом на место Главы Комитета. Вероятнее всего, Гисли и вступил в эту связь, чтобы через Шону достичь желанной цели. Но они оба не убивали Хубера. Что до повседневного мундира Эдварда, который тот нечаянно испачкал, когда Уинфреда рвало в комнате Шоны, то его обнаружили замытым в одной из ванных комнат дома Хуберов. Не до конца смытые следы рвоты содержали тот же яд. Гисли, забыв об осторожности, помогал умирающему в надежде спасти его.

- Так что? Не вышло по-вашему? Глядишь, ещё пара дней – и вы предстанете перед Вершителями и королём с повинной грамотой в руках, эн Роз, а я займу более удобное кресло в этом кабинете, - ухмыльнулся Эдвард Гисли и почесал кончики пальцев о шершавую ткань на подлокотниках.

Постоянная привычка Гисли почёсывать пальцы очень раздражала Чезаре. Но он знал, что это неистребимо. Гисли чувствовал чужие эмоции пальцами. И чем сильнее чувства, тем сильнее у него они зудели.

С трубкой Чезаре и отравленным табаком тоже уже разобрались, но Гисли об этом не знал. Чезаре в присутствии офицеров Эренрайта и Идена продемонстрировал им полный комплект своих трубок и табакерок. Все они лежали каждая в своей ячейке. Обкуренные, не новые трубки – в полнейшем порядке и строго по размеру и породе дерева – являлись гордостью коллекционера и курильщика, а маленькие табакерки хранили табак, который Чезаре поклялся попробовать на глазах хоть целой тысячи свидетелей. Впрочем, до этого не дошло – офицеры лишь взяли по щепотке из каждой коробочки. Обнаружилось заодно, что трубка, якобы принадлежащая Чезаре, является точной копией одной из его трубок – маленькой розоватой, из бука. Но тут же Роз сам указал на характерный след зубов на всех мундштуках – на трубке, взятой из дома Хуберов, следы отличались. Улику давно признали сфабрикованной.

- Мы оба невиновны в смерти Уинфреда, эн Гисли, - нехотя сказал Роз, - так что как бы вы ни хотели сидеть на моём месте, вам придётся с этим какое-то время подождать. Сейчас вы можете пройти в корпус номер два за вещами и быть свободным. Хочу предупредить: ваше место в Центральном участке я уже передал другому человеку. Вы переводитесь сюда.

Гисли, кажется, проняло. Он слегка побледнел – вернее, пожелтел, потому что был золотисто-смугл от природы. Похлопал по карманам в поисках чего-то – видимо, курева. Чезаре положил перед ним деревянный портсигар и спички – они принадлежали Гисли, и после ареста попали к Чезаре, который сам изучил табак в сигаретах. Гисли прикурил от огонька на пальце – позёрство, не стоящее затрачиваемой на него энергии! – и невнятно спросил:

- И на какую должность?

- Я вёл ваши допросы, - сказал Чезаре, - и впечатлён вашим опытом, эн Гисли. Маэстро Таунз очень стар. Я предлагаю вам неделю на должности его заместителя, с последующим введением в должность великого дознавателя при Управлении.

- Сдаётся мне, эн Роз, ты хочешь держать меня в поле зрения, - прищурился Гисли.

- И это тоже, - не сдержав самодовольной улыбки, сказал Чезаре. – Я вижу, мы понимаем друг друга. Вы не хотите найти человека, который хотел свалить и меня, и вас, эн Гисли? Свою дружбу и расположение я вам обещать не могу… а вот поддержку – сколько угодно. Разумеется, ровно до той поры, пока вы признаёте меня начальником. Если же нет – милости прошу, вы свободны. От всех дел.

Он видел, что Гисли уже повис на крючке, ещё со слов про великого дознавателя. Его эмоции читались с трудом – всё-таки он отлично умел прятать их.

- Меня не устраивает ваша личность как таковая на месте моего начальника, - сказал Гисли медленно. – Это личность тёмного человека, который украл из-под следствия преступника и убийцу и держал его при себе. Личность человека, допустившего нападение на меня и старика Тревиса. Человека, - тут Эдвард затянулся и выпустил облачко дыма. Чезаре, не любивший резкий и лишённый нюансов аромат сигарет, поморщился. – Человека, который не является образцом чистоты и чья репутация небезупречна, как, скажем, у эна Уинфреда Хубера.

«Он же сам и приложил усилия, чтобы испортить репутацию Хубера!» - мысленно возмутился Чезаре, но решил до поры до времени молчать. Пусть Эдвард выскажется до конца.

- Но в одном вы правы, эн Роз. Убийство старика Уинфреда просто так оставлять нельзя. Убийца попытался собрать всех кошек в одну корзинку. И устранить старого опытного специалиста, и лишить меня чести, и согнать вас с места, а может быть, ещё бросить и меня, и вас, эн Роз, в тюрьму. Я бы этого так не оставил. Сделайте меня вдобавок к должности дознавателя ещё и вашим заместителем – и будем считать, что наше сотрудничество в силе.

Чезаре даже привстал, опираясь руками на стол. Наглость Гисли, казалось, не знала предела. На какое-то время Роз всё-таки поддался чувствам, которые грызли его изнутри – гневу, бессильной ярости, горького разочарования во всём, что он делал.

- Эн Гисли, я вам клянусь, - сказал он низким голосом, вибрирующим от эмоций, которые он сдерживал с огромным трудом. – Когда мы найдём убийцу, вы сразу станете моим заместителем. Но не раньше, эн Гисли. Не раньше!

Эдвард приподнял левую бровь и серьёзно уставился на Чезаре. Казалось, он прикидывает – что может стать последней каплей, после которой Роз окончательно взорвётся.

- Хорошо, - наконец, сказал он тоном беспечным и легкомысленным. – Я запомню ваше обещание, эн Роз.

Ну вот и отлично, мрачно решил Чезаре. С «тайным кругом» он уже договорился, теперь заручился поддержкой другого недруга. Этого должно хватить, чтобы окружить Тэллина со всех сторон и не дать ему осуществить гнусные планы.

Как бы ни хотела Единая ложа, ставшая с нелёгкой руки камергера Кора Тэллина ложей Смуты, а к воспитанию принца никто, кроме родителей, не подберётся. Тогда он вырастет хорошим Светлым магом, добрым и, главное, справедливым. Не стоит торопить события, как это делал Тэллин, и стараться прыгнуть через поколение, чтобы упрочить влияние магов в правительстве. Всё произойдёт само собой, без кровавых переворотов и без ненужной гибели людей.

Так, постепенно успокаивая себя, наивно думал Чезаре Роз двадцатого дня четвертого Светлого месяца, года две тысячи триста двадцать седьмого по летосчислению Великой Тирны.

Часть 4. Музыка и правосудие

В первую неделю после праздника Долгого сна Дэна перевели в камеру досудебного заведения для Светлых магов.

Дэну было всё равно, где его содержат. Хотя он признавал, что дворцовые апартаменты гораздо уютнее и комфортабельней, чем его теперешняя камера. Но всё это он считал неважным. Он хотел на свободу, пусть даже ему пришлось бы голодать и мёрзнуть на дорогах Тирны… а может, и других государств. Скитаться, найти Сару Натани с её фургончиком, который тащат две терпеливые лошадки с мохнатыми ногами, творить музыку и слышать, как она течёт по чужим жилам, словно кровь, смешанная с вином – пьянит, заставляет совершать глупые поступки, подчиняет и ведёт куда прикажет смычок.

Вторым желанием Дэна была смерть Кора Тэллина. Жаль, что его казнят, а Дэнни, скорее всего, не увидит его смерти, и жаль, что нельзя удавить камергера собственными руками.

Когда после второй праздничной недели закончились балы и театральные представления, наступило время судебных сессий. Дэн ждал, что его позовут как свидетеля, когда начнётся суд над Тэллином, но дни проходили одинаково, и никто не приходил, и никаких уведомлений он не получал. О нём словно забыли.

Он томился так ещё две недели, пока к нему не вошли два стражника и маэстро дознаватель с тонкой папкой в руках.

- Сегодня ты переводишься в отделение для Тёмных магов, - сообщил дознаватель и показал Дэну лист бумаги с гербом Азельмы, печатями Управления и с отчётливой, размашистой, красивой подписью Чезаре Роза.

У Дэнни всё так и поплыло перед глазами, едва он увидел подпись. Он с трудом прочёл первые строки уведомления, из которого следовало, что комиссия во главе с Чезаре постановила считать Дэна Софета ван Лиота Тёмным магом. В связи с чем предписывалось поставить ему знак на левое плечо и выдать соответствующий документ о регистрации, а затем препроводить в тюрьму Тартуту.

- Как это – «препроводить»? – пересохшими губами спросил Дэн. – Ещё даже суда не было.

У него словно разом замёрзли все эмоции. Предательство Чезаре оказалось самым неожиданным и самым подлым ударом. Да и попасть вместо столичной тюрьмы для Светлых магов в страшную крепость возле горы Тартуты – тяжкое наказание. Король обещал, что казни не будет, но… Это страшнее казни.

- А Тёмных не судят. Раз Тёмный и раз виноват – неси наказание, - пояснил дознаватель.

В его мелодичном голосе слышалось участие. Даже почти сочувствие.

- Тебе разрешат встретиться с близкими перед тем, как тебя отправят в тюрьму, - сказал дознаватель. – А теперь собери вещи и пойдём.

У Дэна почти не было вещей. Смена одежды, смена белья, гребень для волос и зубная щётка составляли всё его имущество. Завязав узел, Дэн в растерянности встал перед стражниками, опустив руки.

- У меня нет близких, - сказал он растерянно. – Но, если можно, уведомите эна Роза о том, что я хотел бы повидать его.

- Кого? Эна Роза? – удивился дознаватель.

Наверно, он и понятия не имел, почему заключённый хочет видеть Главу Управления, Светлого мага, поставившего подпись на уведомлении. Да и станет ли он передавать такому высокому лицу просьбу какого-то Тёмного? Дэн не знал.

***

Чезаре не слишком пристально следил за Дэнни, тот был в порядке и относительной безопасности, – его мысли занимала персона Тэллина. То, как с ним работал Гисли, могло стоить камергеру рассудка. Методы у главного дознавателя Тирны оказались весьма изощрёнными. «Никакого насилия, - добродушно усмехался Гисли, - умный человек всё расскажет сам, добровольно!»

Конечно, после того, как дознаватель основательно пошарит в мозгах умного человека.

Чезаре присутствовал на каждом сеансе допроса – контролировал Эдварда Гисли, следил, чтобы всё было строго по протоколам. Нельзя не признать – Гисли оказался на своём месте. Тэллин постепенно сознался и в том, что значительно обработал Гудвина ван Лиота, который, в свою очередь, повлиял на маленького Дэнни, и в том, что собирался устранить Грета Кешуза после того, как понял – Грет ему мешает. Юный король оказался человеком с норовом, да и магии не любил. Казалось бы – мать у него маг, жена – тоже, хоть и слабенькая, ещё не вполне пробудившаяся волшебница. У девочки хватало сообразительности и эмоций разве что на то, чтобы причёску себе поправить, не прибегая к помощи камеристок и куафёра. Но и её Тэллин, как оказалось, списал в расчёт, чтобы не влияла на сына, когда тот подрастёт. Воспитывать принца Ланделия Тэллин намеревался только через проверенных им учителей.

Но Гисли и Чезаре очень хотелось услышать от Тэллина и кое-что ещё. А именно – зачем камергеру понадобилась смерть Уинфреда Хубера. Но тут Кор держался до последнего – отрицал всё. Не подстраивал он убийство Хубера и смещение Роза. Не интересен ему ни Хубер, ни Гисли. Нет, не собирался Тэллин признавать себя виновным в том, чего не совершал.

В конце концов Гисли не выдержал.

- Надо просить у его величия дозволения обследовать память Тэллина, - сказал он Чезаре. Но тот лишь поморщился.

- Да не получится. Смотритель спален, хранитель ключей! Человек, который всю их семью в исподнем видел – а может, и без исподнего. Да и потом, не всё ли равно? На казнь он себе уже два раза заработал. Сессия пройдёт, и в начале шестого Тёмного месяца с ним будет покончено.

Чезаре говорил спокойно, но сердце у него было не на месте. Память Кора Тэллина могла хранить предостаточно такого, что пролило бы свет на вещи, о которых Эдварду Гисли знать не следовало.

Наконец, они передали дело Тэллина его величию Грету Кешузу, вместе с прошением о помиловании от самого Тэллина. В прошении было отказано. Суда король велел не устраивать, а казнь назначить как можно скорее. Пока же камергер оставался заключённым в одной из комнат во дворце, под присмотром бдительной охраны.

В последний день Пятого Тёмного месяца, вернувшись от короля в свой кабинет, Чезаре долго и рассеянно перебирал книги на полках и бумаги в ящиках – всё никак не мог собраться и приступить хоть к какому-то делу. Кабинет показался ему тёмным и пыльным, хотя всё в нём было как обычно – и чисто, и светло, и просторно. И светлые доски пола, и большой стол светлого дерева, и белые с красной обивкой стулья сияли чистотой. Но краски казались магу приглушёнными, тусклыми, словно померкшими. Даже большие окна как будто давали недостаточно света.

Чезаре, наконец, сел, устав отмерять бесконечные шаги по кабинету, и сжал виски ладонями. Чтобы успокоиться, он выдвинул два ящичка из-под столешницы, перебрал все свои трубки, и решил, что пришло время длинной, украшенной пером тювика. Эту трубку он привёз из Иртсана. И табак под неё у Чезаре водился подходящий – с терпким привкусом и ароматом горных трав.

Но он не успел закурить и почувствовать горечь табака во рту. Пахнущая свежестью и морозом, стряхивая с шапочки лёгкий снежок, в кабинет ворвалась Линлор. Смеясь, она протянула Чезаре несколько веточек с остроконечными красноватыми почками.

- Скоро весна! - сообщила Линлор.

Каштановые волосы, влажные от снега, завивались на её висках колечками, тёмно-серые глаза смотрели весело и ласково. Весна Чезаре стояла перед ним, одетая в клетчатое платье, короткое пальто с беличьим воротником, вязаную шапочку и жёлтые сапожки. У неё, конечно, был повод для радости: в первый день первого Светлого месяца состоится их официальная помолвка, а ещё через месяц будет свадьба.

Чезаре отложил трубку и встал, протягивая руки к Линлор – мягкие ткани, твёрдые холодные пуговицы, тёплые руки, прохладные щёки. В ответ на объятия Линлор поцеловала его в губы, отрывисто, резко, несколько раз. У Чезаре тут же исправилось настроение.

- Что это тут у тебя? – Линлор вывернулась из его рук и сунула нос в открытый ящик стола. – Что выбрал? «Горный дух»? Он у тебя, верно, выдохся. Раньше была нотка чабреца, а теперь нет.

Она смешно сморщила нос и захлопнула крышечку табакерки. Линлор не слишком одобряла пристрастие Чезаре к табаку, но за несколько месяцев знакомства успела изучить сорта и трубки – которая для какого настроя. Все оттенки настроений Чезаре изучила и знала, как с чем бороться и без табака.

Чезаре обнял её, прижал к груди. Казалось, что девушка сияет – нет, разбрызгивает свет во все стороны.

- Сегодня я приду к тебе, - шепнула Линлор ему на ухо. – Вечером.

И, дыша в лицо свежестью, действительно весенней, радостной, счастливой, поцеловала уже в полную силу, крепко, не отрываясь, пока у неё не перехватило дыхание.

- Лин, я…

- Вечером! Как только стемнеет! – не стала слушать Линлор.

Конечно, она могла приходить в его дом в любое другое время, а могла и вовсе не уходить. Но предпочитала вести себя, словно кошка, которая не живёт по расписаниям и правилам. Когда захочет, тогда приласкается, когда захочет, тогда и ускользнёт.

Оставив пучок веток орешника на столе и несколько мокрых снежных следов на полу, Линлор убежала. Запах весны постепенно выветривался из кабинета. Зато, оттаивая, начали пахнуть ветки – горьковатый аромат коры и почек разбудил в Чезаре аппетит курильщика.

Он вновь выдвинул ящик и придирчиво осмотрел табакерки. Для хорошего настроения подходила сливовая трубка и лёгкий, ароматный табак «Мечтательный пастух». Его Чезаре очень любил – даже просто принюхиваешься к запаху из табакерки, и уже приятно. Роз шевельнул ноздрями и принюхался уже без удовольствия – настороженно.

«Мечтательный пастух» имел слабый оттенок аромата липового цвета. А сейчас пах куда как резче – да не просто липой, а мёдом. Сладковатый такой запах. Чезаре нахмурился и выбрал коробочку с «Горным духом». Как сказала Линлор? Выдохся? О нет, не выдохся. Это был тот же сладковатый оттенок, перебивший аромат чабреца. Не исключено, что именно из-за него у Чезаре закружилась голова и сильно сдавило виски. Накатила и тут же отхлынула дурнота. Он распахнул окно, вдохнул ледяной воздух. Как ещё далеко до весны! Где её учуяла маленькая весёлая Линлор?

У курильщиков нередко ухудшается обоняние. А человек, не являющийся тонким ценителем, вообще может не почувствовать значительной разницы между сортами – разве что различит, где табак покрепче, а где послабее, понежней. Но Чезаре своим носом гордился. Он на спор отличал одно вино от другого и даже сорта ирнара с закрытыми глазами называл безошибочно. Открывая все табакерки наугад, он чувствовал примесь чего-то необычного, и, пожалуй, в «Горном духе» сладковатый запах определялся слабее, чем в других. Чезаре провёл рукой над табакерками, накрывая их чарами – определить, не поколдовал ли кто над его драгоценным запасом. Но нет, магии не было. Другие чары – определить примесь в табаке – ничего не дали, и тогда Чезаре задвинул табакерки в ящик и мысленно вызвал к себе Гисли. Тот появился посередине кабинета – перенос по координатам в бирке. Точно же он их записал. А то ведь необдуманный перенос грозит разными неприятностями.

- Сыщи мне хорошего аптекаря. Не-мага, - попросил Роз, пытаясь совладать с тошнотой. Голова стала тяжёлой, мысли – вязкими. Хорошо, что Линлор не внюхивалась в эту пакость…

- У нас есть лаборатория, там неплохие химики, - начал было Гисли. Но Чезаре покачал головой.

Это вызвало приступ боли в висках. Налив себе стакан воды, Чезаре выпил и тут же налил ещё. Стало немного полегче.

- Нет, сделай по-тихому. Это может иметь отношение и к Управлению, и, - он понизил голос до шёпота, - к убийству Хубера. Сторонний аптекарь – вот кто нам нужен. Опытный, хороший. Выписать тебе бирку-подорожник?

- У меня есть, - Гисли криво усмехнулся. – Приведу как можно скорее.

Едва он исчез, как узкое лицо помощника Арнея Фокса просунулось в приоткрытую дверь. Он почему-то заглянул так осторожно и тихо, что Чезаре замер на своём месте, наблюдая за ним. Арней принюхался, помахал перед носом руками, и лишь потом, крадучись, вошёл в кабинет и устремился к столу. Встретившись взглядом с Чезаре, изучавшим его странные повадки, как у нашкодившего кота, Арней замер на месте. Разве что животом к полу не припал и хвостом по бокам не забил.

- Ясных дней, - сказал Чезаре добродушно.

Внутри он напрягся, готовый прыгнуть первым. Или отразить атаку. Фокс панически оглянулся на дверь. Но Чезаре уже понял. Отдал мысленный приказ караульным, а сам чарами запечатал выход из кабинета.

- Что вы хотели, эн Фокс?

Арней отступил на шаг и смятенно пробормотал:

- Мне показалось, эни Глейн ещё не ушла, вот я и…

- Она должна была пройти мимо вас, если только вы, Арней, сидели за своим столом, - помог ему Чезаре. – Уж не думали ли вы, эн Фокс, что я лежу тут бездыханный?

- Я? Аа… нет, что вы, эн Роз! С чего бы?..

Арней Фокс потянулся к одному из карманов. А ведь не исключено, что у него там оружие. Или просто бирка, чтобы удрать?!

- Руки на виду держать, - уже не столь благодушно сказал Чезаре. – Неподвижно стоять.

И Арней Фокс замер в трёх шагах от письменного стола.

Именно в этот момент посредине кабинета материализовался Гисли, держащий за руку невысокого молодого человека. Чезаре, чуть не позабывший о том, что попросил Гисли сыскать ему аптекаря, некоторое время с удивлением смотрел на гостя.

- А! – сообразил и еле сдержался, чтобы не ударить себя по лбу. – Я рад приветствовать вас, эн…

- Вего Орзат, - молодой человек вытащил из нагрудного кармана суконной куртки маленькие очки с квадратными стёклышками, и надел их.

Руки у него изрядно дрожали.

- У нас есть к вам небольшой вопрос, - Чезаре постарался радушно улыбнуться, но аптекарь занервничал ещё больше.

Гисли уже оценил обстановку, встал за спиной Арнея Фокса и легонько похлопал его по плечу. Помощник Роза побледнел ещё сильнее. Гисли завёл ему руки назад и связал их. Надо же, почему у него при себе нет наручников?

- Вы не пугайтесь, - обратился к Орзату Чезаре. – Вы хорошо разбираетесь в ядах?

Аптекарь сделал неловкий шажок вперёд, запнулся на ровном месте и едва не упал.

- Эн дознаватель, я знал, что он Тёмный маг, маг Боли, но что я мог поделать? Яблоки Госпожи Смерти, страшный яд! Мори совсем несмышлёныш, я и не заметил, как он проглотил сразу три штуки, они ведь такие небольшие, и…

Глядя на Чезаре с невероятным отчаянием, Орзат протянул руки, показывая, что он согласен на арест.

- Маг ложи Боли оказался совсем близко, и я просил его о милости.

- Откуда вы узнали, что он маг ложи Боли? – насторожился Гисли.

- Он останавливался второго дня в гостинице напротив моей аптеки, - пролепетал молодой человек.

Маги переглянулись.

- Разберёмся потом, - вполголоса велел Чезаре. И обратился к аптекарю:

- Эн Орзат, мы не знали о том, что ваш малыш отравился. Но хорошо, что вы сказали. Мы примем меры. Но сейчас нам надо, чтобы вы определили, что за примесь мне подсунули в табак.

И он поставил перед Орзатом ящик с табакерками.

Арней Фокс жалобно застонал и сел на пол. Гисли рывком, за шиворот, поднял его на ноги и принялся обчищать карманы помощника. Из карманов посыпались мелкие вещи – носовой платок, ключи от кабинета, складной ножичек длиной вряд ли больше мизинца. И плотно закрытая жестяная шкатулочка, в которой что-то зашуршало, когда Гисли потряс её.

Аптекарь сидел за столом и возился с табакерками под строгим взглядом Чезаре. Очень деликатно, пинцетом, доставал крошечный порции табака из коробочек, раскладывал их маленькими кучками на листе бумаги. Смотрел, перебирал и крайне осторожно нюхал. Брал новую порцию из новой табакерки – и снова то же самое.

В конце концов он поднял лицо от табакерок и с крайне виноватым видом сказал:

- Это яд.

Снял очки и убрал в карман. Вытащил очки, вытер их о рукав и снова надел.

- В Иртсане растёт такая трава – табак мертвеца. По запаху, если высушить – похоже на табак и немного на мёд. Добавляют в рвотный состав – не больше трёх лепестков на чашку воды, и обязательно с серебристой полынью и щепоткой соли.