Глава 202

Люди, человек пятьдесят, пятьдесят пять, не меньше шли параллельным нам курсом. Их я заметил, ещё когда мы пересекали один из гребней холмов. Толпу было видно хорошо: они выделялись такой длинной тёмной цепочкой, будто среди золотых холмов ползла огромная змея. Было сразу ясно, что нас они тоже заметили ещё до того, как их группа сменила курс в нашу сторону.

— Не к добру это… — пробормотал Умхи. — Ох не к добру…

— Почему? — спросил я.

— Знаете, на что готовы отчаявшиеся люди? — задал он встречный вопрос. — Раньше, когда я был ребёнком, мы жили около озера, и в теплые периоды оно прогревалось настолько, что в нём можно было купаться. И однажды там перевернулась лодка с четырьмя парнями. Они запаниковали, начали пытаться залезть к нам и… в конце концов утонули. Знаете почему?

— Знаю.

— Ну вот как бы эти люди не оказались теми самыми тонущими людьми, — вздохнул Умхи.

Мне кажется, тут его больше гложет сам факт, что нам может придётся делиться с этими людьми едой, а может и чем-то ещё первой необходимости.

Хотя его мысль я тоже прекрасно понял. Когда люди борются за свою жизнь, нередко они лишаются вообще каких-либо остатков разума. Превращают в нечто подобное животным, которые готовы глотки грызть ради того, чтобы выжить, и им плевать, мужчина перед ними, женщина или совсем ещё ребёнок. Поэтому я пусть и немного, но тоже насторожился, предвкушая нашу встречу.

Они показались на следующий день, двигаясь буквально нам на перерез, что меня уже смутило. Было такое ощущение, будто они хотят перегородить нам дорогу, чтобы не оставить никаких шансов избежать встречи с ними. По идее, договориться с ними должен был толстяк, но вижу, что переговоры зашли в тупик, раз никто нас не пропускает.

— Что-то их слишком много, если так подумать.

— Мы… им поможем? — тихо спросила Люнь.

— А как же избавить мир от нищеты? — удивился я.

— Это как?

— Убить всех нищих.

— Юнксу! Ты дурак! Вот! — пискнула она недовольно и спряталась во мне, пока я, посмеиваясь, спрыгнул на землю и направился в начало остановившегося каравана.

Там Умхи недовольным взглядом сверлил толпы беженцев, которые смотрели на нас голодными затравленными и напуганными глазами, но тем не менее не спеша пока уходить. Думаю, что, если рубануть перед ними сильнейшим ударом, от них и след простынет, но чёт я слабак и тряпка и на такое у меня сил не хватит.

— Что, подходили уже? — подошёл я к Умхи.

— Просятся в телеги, чтобы мы их довезли до города.

­— И?

— Я им сказал идти на своих двоих, если не могут заплатить, — ответил он как само собой разумеющееся. — Нас бы они вряд ли прокатили на своём караване без денег. На то это и караван ведь. Это не говоря о том, что они, судя по всему голодные.

— Но они не уходят.

— Нет, видимо подумывают попробовать взять измором и силой навязаться. Видят, что у нас нет охраны.

Я окинул взглядом толпу. Уставшие, грязные старики, женщины и дети стояли перед нами вытянувшись линией и полностью перекрывая путь. Версия, что они могут напасть на нас, выглядела фантастичной, но я и без рассказа толстяка понимал, на что способны люди, когда хотят выжить.

— Я поговорю с ними, — сказал я, направившись к людям.

Те, будто на тепло, потянулись молчаливо ко мне обступая, но вышел вперёд старик, как их представитель.

— Ясного солнца над головой, человек, — произнёс он хрипло.

— И вам того же, — ответил я.

И буквально почувствовал, как изменилась обстановка. Люди стали более напряжёнными, более хмурыми и даже, я бы сказал, враждебными. Все, кроме старика, который сохранял беспристрастность.

Проблема, скорее всего, в том, что я просто ответил не так, как положено. Это в их глаза выглядело, наверное, как если ты скажешь человеку «здравствуйте», а он тебе «ну здравствуй, и чё?». А раз так, то значит я либо враждебен к ним, либо не расположен вести мирный диалог и как-либо договариваться.

Но тут просто везде по-разному здороваются. Где-то простым «здравствуйте», где-то уже более мутной схемой как «светлого дня и доброго пути тебе». Я представил себе в голове, приходишь в какой-нибудь регион, а там с тобой здороваются «чтобы в жопу мягко входило», так как там привыкли превозмогать невзгоды, а ты и не знаешь, как реагировать.

— К сожалению, в эти сложные дни мы вынуждены со смирением просить у вас помощи.

— Какой именно? — тут же спросил я.

Он печальным взглядом (не факт что не наигранным) окинул взглядом толпу позади себя.

— На нас напали, мы потеряли всё, включая даже мужей, братьев и сыновей. Нам пришлось оставить всё, что было с нами, ради наших детей и жизней. Мы лишь просим телег, кои у вас пустые, чтобы добраться до ближайшего города.

— До него же… что-то около двух суток осталось, нет? Сами не дойдёте?

— Двое суток ходу, да, но, к сожалению, мы обессилены, и не все смогут уйти далеко.

— А если я вам откажу, то что, вы нападёте на нас? — поинтересовался я.

Толпа тихо, но очень недовольно загудела. Женщины засверкали глазами, старики забурчали. И тем не менее никто не рискнул подойти ближе, чтобы высказать своё недовольство прямо. То ли боялись, то ли слушались старика, что передо мной.

— Если и вы нам откажете, то со всем недовольством нам придётся всё же отступить.

Нет, я не то чтобы не хотел им помогать или ещё чего. Конечно, я помогу, но как бы надо было сразу расставить все точки над «и», кто хозяин в караване, и что ничего требовать они от нас не могут. Показать, что с тех же успехом я могу их и послать, если мне что-то не понравится. А то я знаю таких людей — ты им помогаешь, а потом они думают, что ты им во всём обязан теперь помогать, ведь они жертвы. Что-то типа «яжматерей», но на лад спасённых.

Я обвёл взглядом людей.

— Допустим… А нам что?

Толпа ещё недовольнее забухтела.

— Нет, если кому-то что-то не нравится, своим ходом и до города, вас здесь никто не держит! — громко произнёс я.

— Не горячитесь. Мы все слишком устали и напуганы, — миролюбиво произнёс старик. — Женщины боятся за детей, старики за всех, потому мы…

— Что взамен? — повторил я. — У вас тут есть… алхимики? Может целители? Хоть кто-то?

Но все качали головой.

— Мы гончары да охотники, да и то, охотников немного, ведь мужья не с нами, — произнёс старик.

— У… у меня есть золотое кольцо, — вышла неожиданно одна и женщин.

— У меня цепочка.

— Пилюли лечения…

Люди начали выходить, перечисляя всё, что у них при себе было, но… Короче, взять с людей было просто нечего. Вообще нечего.

— Молодость… — вперёд даже вышла молодая девушка.

Хотя вряд ли я бы вообще что-то взял с них, если честно. Это скорее была показуха, чтобы у людей не было желания прокатиться у нас на шее. Просто еcли быть добрым и мягким, типа «да, конечно мы поможем», они начинают наглеть. Зато когда ты показываешь, что берёшь их на борт, скрипя сердцем, и готов вышвырнуть при первом же промахе, все становятся прямо шёлковыми, чтобы не рисковать.

К тому же у меня был один вопрос.

— Мой питомец проглотил вещь и мне надо её достать. Есть из вас тот, кто сможет как-нибудь образом достать из животного её, не убивая при этом его?

Вперёд вышла такая крепкая женщина, которая ну точно бы дошла до города.

— Я жена мясника… — тихонечко начала она.

— Нет-нет, спасибо, он мне живым нужен.

Так, значит взять с них вообще нечего…

— Ладно, я переговорю сейчас со своим товарищем, и там мы уже скажем, что решили. И да… — я вытащил меч и взмахнул им, ударом очертив перед ними линию, распугав всех настолько, что те попятились, а некоторые даже упали. — Кто перейдёт эту линию без моего разрешения, может сразу отправляться в город пешком.

Думаю, я достаточно показал свой характер, чтобы потом не возникло проблем. Я уже давно за собой замечал, что больше всего боюсь людей.

Умхи встретил меня настороженно.

— Вы же не разрешили им присоединиться к нам, да?

— Пока ещё нет, но думаю.

— Не стоит. Людям только дай возможность оседлать кого-нибудь, они потом и не слезут. Будут говорить, что мы бездушные, раз не можем отдать хотя бы одну повозку, будут шантажировать, что обвинят нас в разбойничестве… Люди такие хорошие, только когда их нужда прижала, поверьте.

— Да знаю, но и бросить… я же тебя не бросил, верно?

— Я заплатил за это договором, — тут же с готовностью ответил он. — Я честно соблюдаю правила и не прошу за просто так. А они именно что просят. И попомните моё слово — эти люди ещё и еду просить у нас будут, так как своей у них не окажется.

— Ну еды у нас много…

— Которую можно продать, — кивнул он. — Сплошные траты, а благодарности ноль будет, вот увидите! Я слышал, что они вам предлагали, но кому нужны золотые кольца в такое время?

— Та девушка предлагала себя, — кивнул я на молоденькую.

— Нет, ну это конечно уже хоть что-то… — пробормотал он, — и всё же на добро да зло в ответ, я вам говорю.

И тем не менее он издал громкий вздох, который был красноречивым признанием, что поступим по-моему.

Я вышел обратно к старику.

— Ладно, мы подкинем вас до ворот города, но там вы сами по себе. Никакой дополнительной помощи, никаких слёз и мольбы войти в положение и тому подобного. Только подвезём.

— Можем ли мы рассчитывать, что у вас найдётся еда хотя бы для наших детей?

Можно.

— Не знаю. Посмотрим по обстоятельствам.

Забавно, насколько люди начинают бояться других людей, что вынуждены строить из себя бездушных скряг. Ну типа меня. Я бы реально без проблем помог бы, и еды дал, и может подарил бы пару другую лошадей с телегами, так как мне без надобности всё это, но боюсь, что они настолько оборзеют, что будут гнуть свои правила, из-за чего стараюсь это предотвратить подобным способом.

Как говорят, лучше быть скрягой, чем потом жалеть о щедрости.

Люди с гамом, который по большей части создавали дети, начали разбредаться по телегам. Правда предварительно, мы перетащили практически все вещи в несколько отдельных телег, чтобы попутчики там ничего не расхватали.

— Зря мы их пустили… —­ пробурчал Умхи.

— А я считаю, что не зря, — вставила Люнь. — Помоги ты, а завтра помогут тебе.

— Посмотрим, — ответил я сразу обоим. — Они не сильно карман тянут, главное, чтобы всяких выкрутасов не устраивали.

В принципе, нам было ехать два дня, а значит терпеть их было не так уж и долго.

Правда проблемы себя ждать не заставили, пусть они лишь и показались только на горизонте. Снова всадники, снова на вершине холма, снова наблюдают и действуют на нервы, но на этот раз они подняли куда больший шум, заставив людей, чуть ли не бежать в обратную сторону.

— Те же, — хмуро заметил Умхи. — Ставлю палец, что те же, кто следил за нами в прошлый раз.

— И что им нужно?

— Наши товары, лошади, телеги, люди… или кто-то конкретный, — перечислил он, глядя на незваных гостей.

После того, как он сказал, что им могут быть нужны не все, а лишь кто-то определённый, я почувствовал определённое беспокойство. Нет, каков шанс, что им нужен конкретно я, верно? Но с другой стороны, почему им может быть не нужен кто-то настолько сильный, что способен вырезать сразу под тридцать человек в одиночку? Или наоборот, им именно не нужен тот, кто может вырезать тридцать человек, и его надо убрать.

Я спрыгнул с телеги, наблюдая за незваными гостями. Тем временем все попрятались в крытых телегах, словно эти тонкие борта из досок и ткани могли спрятать их от стрел. Если до этого вдоль конвоя бегали дети, разминая ноги, сейчас их всех растащили женщины, пряча за собой.

— Жди, — сказал я через плечо и направился вновь к гостям, но те, едва я начал приближаться, просто тупо ускакали.

Хрень какая-то…

Я огляделся: может они хотят меня увести от каравана и провоцируют так, а потом нападут, когда буду на холме? Странный план, вообще не логичный, но тем не менее отходить я далеко не стал. Постоял и вернулся обратно.

— Поехали. Знаю, что у тебя бесполезно спрашивать, но далеко ещё?

— Да ещё сутки ехать.

— Ты говорил это пять дней назад.

— Но это было пять дней назад, — сказал он со знанием дела.

— Ну-ну…

Умхи был прав, у нас действительно начали просить еду. Сначала пришёл старик, а чуть ли не следом и матери, человека три, явно, чтобы не раздражать количеством, но при этом, как мне показалось, самые красивые из всех.

Конечно я дал им еды, просто не мог не дать, так как… блин, ну просто жалко людей, которые всё потеряли от дома до мужей, но для вида всё равно поломался немного.

Поэтому на вечер меня порадовали супом в большом походном котле.

­— Вы хорошо видите во тьме? — спросил Умхи.

— Сейчас — да.

Круг от костра, вокруг которого расположились люди, для меня не был помехой. Я не видел лишь в абсолютной темноте, что логично, а сейчас вполне себе мог рассмотреть всё вплоть до какого-то зверька, который на вершине холма поднялся на задние лапки и смотрел на меня.

— Просто…

— Я знаю, костёр не стоило разводить.

Но блин, хочу супа! К тому же здесь нет тех, кого я не убью, а если что, пущу в ход на полную кровавый иней. Вот он всех просто на части порвёт и не оставит шансов. В крайней случае сгоню всех в кучу и накрою им, а сам устрою такую бойню, что живые позавидуют людям с диареей.

К тому же мне подошла милая девушка, которая с невинной улыбкой, робким лицом и кокетливыми глазами протянула мне плошку.

— Это в-вам, — краснея, произнесла она.

— Спасибо, — кивнул я.

Приятно, когда ты привлекаешься внимание девушек. Жаль только, что я видел, как с ней о чём-то серьёзно разговаривал староста, явно давая какие-то указания. Короче, меня пытаются умаслить, и это разрушало атмосферу. Уже понятно, что ко мне подкатывают по одной лишь причине, а так я нахер никому не сдался и никому не интересен.

Боль, печаль…

На следующую ночь было примерно то же самое, и девушка даже сделала попытку затащить меня в постель, но то ли скрыть эмоций не могла, то ли специально дала понять, что сама она этого не хочет.

Стало ещё обиднее.

Точно высажу у ворот всю эту весёлую братию, благо на следующий день к обеду мы подъехали к стенам города, у ворот которого был небольшой открытый рынок, забитый приезжими людьми и жителями. Видимо первые продавали городу всё, что могло их тормозить при бегстве дальше на север от нашествия разбойников.

— Всё, спешивайтесь, мы вас привезли к городу, — хлопал я по бортам повозок, проходя вдоль них и прося беженцев покинуть транспорт.

Люди вылезали, вытаскивали своих чад, помогали высадиться старикам. Многие смотрели на город больше со страхом, не представляя, что им делать абсолютно без всего, хотя у некоторых виднелась надежда и даже радость, что доехали живыми. Я мог понять их, нет, серьёзно, я понимал их всех, понимал, что они чувствуют, так как нечто подобное сам испытывал, когда понял, что оказался в другом мире.

Чувство, словно ты потерялся.

Правда вся моя симпатия быстро сошла на нет, едва ко мне подошёл староста. Я знаю, что он делал всё ради своих людей, но кусать руку, которая тебя кормит или, вернее сказать, кормила слишком плохая идея.

Это лишь подтвердило правоту толстяка Умхи в том, что они могут попытаться шантажировать, и мою правоту, что люди сначала просят помощи, а потом её требуют.

— Как договаривались, — кивнул я на ворота. — В целости и сохранности.

— Мне неудобно вас просить, но…

— Но что? — приподнял я бровь, уже почувствовав вымогательство. — Хотите попросить, чтобы мы ваз отвезли обратно?

— Помощи.

— И какой же?

— Вас двое, а нас… — он огляделся. — Нас много. Нам нужны деньги или хотя бы то, что можно использовать для дороги дальше, туда, где дикари ещё не приносят ужас в жизни людей.

— Вам нужны лошади и телеги, — подытожил я.

— Да, я не могу просить у вас много, да и не имею права…

— Не я один решаю, — покачал я головой. — У меня ещё есть мой товарищ. Попутчик, который имеет на всё это тоже право.

— Я понимаю, закивал он головой. Я полностью вас понимаю, но у нас дети, старики… женины-то дойдут и всё вытерпят, старики уже отжили своё, но дети… Ради, хотя бы, наших детей.

Вот в этот момент ему надо было заткнуться. Вот прямо в этот момент закрыть рот, и я бы реально попытался им чем-нибудь, так как мне было жалко этих людей. Без шуток, едва он начал об этом, я уже думал, насколько мы можем позволить помочь им, но когда старик продолжил…

— В конце концов, вряд ли и вам досталась всё это просто так, и поэтому может стоит сделать доброе дело?

— Простите? — прищурился я. — Сейчас на что намёк был?

— Ни на что, ни на что, — тут же начал отнекиваться старик. — Но нам очень нужна помощь. Мы бы молчали все, как мёртвые, о том, что встретили вас, помоги вы нам хотя бы немного.

— Правильно ли я понимаю, сейчас вы меня шантажируете?

— Нет-нет, ни в коем случае, но… стража будет задавать вопросы, и на них придётся отвечать и нам, и вам, обманывать, рисковать быть обвинёнными в том, что кого-то обокрали…

Испуганная улыбка, невинные глазки и твёрдый подлый взгляд.

Вот и добро на добро.

К тому же только сейчас я понял, что старик просто на просто хорошо играет роль. И под этой маской испуганного уставшего и раболеского старика, сейчас я видел расчётливого урода, который не побрезгует воспользоваться любыми способами ради достижения своей выгоды. Стоило сразу догадаться о его натуре, едва я увидел как он говорил с той молоденькой, чтобы она меня умаслила, но…

Да-да, мне уже тридцать, а я до сих пор плохо разбираюсь в людях.

— Короче, вы меня шантажируете, — вздохнул я и повернулся к нему спиной. — Разговор окончен, всего доброго.

— Прошу вас, наши дети, женщины…

— Не мои проблемы.

— Стража может не то подумать о вас. Вдруг кто скажет о вас плохое слово, и некому будет за вас замолвить доброе…

Ну это уже был чистый шантаж.

Я остановился, медленно развернулся и спокойно подошёл обратно к старику.

— Повтори ещё раз, — негромко произнёс я.

Я знаю, что на нас сейчас смотрели все его подопечные, что на нас смотрела стража и даже жители города, у которых перед воротами был рынок, но так даже лучше.

— Стража може-кха-кх-х-кх-х-х…

Он захрипел, когда я поднял его одной рукой над землёй. Старый мог дышать, но говорить ему стало внезапно проблематично.

— Давай кое-что раскидаем между нами, старик. Ты сказал, что вы будете молчать, как мёртвые, но что мешает мне, собственно, сделать вас мёртвыми? Я могу убить тебя прямо перед стражей, и они сделают вид, что ничего не видели. Я убью тебя и всех, кого привёз к этим воротам, от детей до стариков, и все закроют на это глаза. Я могу изнасиловать всех женщин и детей, и все в этот момент моргнут и ничего не увидят. А знаешь почему?

— Я просто… — дед явно что-то почувствовал, но было поздно.

— Потому что я, сука, такой сильный, что могу в одиночку разобрать этот сраный город по кирпичику. Потому что я могу предложить им свою помощь по защите от разбойников, и они с радостью согласятся и закроют глаза на бойню, которую я могу устроить, потому что вы для них — никто. Потому что они сами не захотят встать у меня на пути.

Я перевёл взгляд на стражу, которая была рядом и рыкнул, приспустив силы.

— Убрались отсюда.

И те, будто вспомнив о неотложных делах, просто развернулись и ушли в противоположную сторону. Ушли даже несмотря на то, что их было четверо, и они не могли не услышать, что я говорил до этого, так как проходили рядом. Потому что они видели мой уровень, и я понял это по их лицам.

Солдаты всегда учатся определять уровень, так как это один из главных залогов того, что ты выживешь.

— А теперь скажи мне старик, что заставит меня не убить тебя прямо сейчас? Страх перед законом? Но здесь я закон. Страх перед силой? Но здесь я самый сильный. Что же?

Вот теперь я видел ужас в его глазах. Страх и ужас, но не за других, а за себя. А ведь я даже не выпустил силы.

Поморщившись, я отбросил его, и тот упал на землю, словно мешок с костями, и огляделся. Женщины в страхе смотрели на меня, сбившись в несколько дружных кучек, а стража которая была рядом, делала вид, что ничего не происходит. А вот на воротах с интересом наблюдали за этим шоу.

— Тебе надо было хорошенько подумать, почему разбойники обходили нас стороной и убегали, едва я подходил, прежде чем что-то требовать, — негромко сказал я, развернулся и ушёл, оставив того валяться в пыли.

Я был зол. Очень зол, но лишь потому, что мне было дико… неприятно что ли, обидно как-то. Обидно, что ты хотел помочь, а к тебе отнеслись вот так, как какому-то куску говна. А не будь я сильным, и вовсе бы могли сдать страже и забрать всё.

И тем не менее, когда проходил мимо какой-то женщины с ребёнком, дёрнул её за грудки к себе и взглянул в перепуганные округлённые глаза.

— Возьмёте крайнюю лошадь с повозкой. Для всех детей у вас этого будет вполне достаточно.

Не слабак и не прогнулся — просто взгляд упал на девчонку, мелкую ещё, которая пряталась в подолах одежды женщины, и сразу вспомнил Ки. По сердцу как ножом резануло. Дети… дети всё равно остаются слабостью у любого нормального человека.

— А я предупреждал, — заметил толстяк, когда я вернулся. Он наблюдал эту картину от и до и не выглядел сильно напуганным.

— Я знаю, просто… хотел верить в лучшее в людях, — вздохнул я.

— Мы все хотели бы, — пожал он плечами. — Но они быстро отучивают нас от этого.

Тем временем город за нашими спинами явно готовился к осаде.

Загрузка...