Черное колесо

18. ЛЕГЕНДЫ О КОЛЕСЕ

Не знаю, сказала ли Пен отцу о моих подозрениях, но в следующие несколько дней он отказывался принять меня, соблюдая только правила вежливости. Пен не только холодно избегала говорить со мной, но и жестоко издевалась, проявляя повышенное внимание к Чедвику. Впрочем, Чедвик был не настолько наивен, чтобы выдать свое удивление или проявить радость.

Мактиг, пришедший ко мне, подскочил от звука, которого я не слышал.

Значит, правда, что для контакта с духом Ирсули нужно ослабить одни и усилить другие чувства?

Вторжение личности Рафферти по-прежнему беспокоило Мактига. Теперь, вопреки моим уговорам, которыми я пытался ослабить гипнотическое внушение Бенсона, Мактиг верил, что Рафферти — действительно дух, лишенный тела.

— Я так устал от его постоянных появлений и исчезновений, что готов ему временно доверить руль. Хоть немного отдохну. Если он примет. Но теперь я понимаю, что как бы я ни поддавался, полного контроля он никогда не получает.

Он постучал себя по груди:

— Это мое тело, и в нем развилась моя личность. Рыжий может использовать и тело и личность, но только если они частично совпадают с тем, что принадлежало ему. «Одного поля ягоды», понимаете? Только Рыжий и я не очень-то похожи, и совпадений слишком мало. Я не могу угадать, когда ему придет в голову нанести визит, захватить контроль и превратить меня в послушное орудие. Я принялся рассказывать преподобному анекдот, а закончил рассказом о кораблекрушении, в котором принимал активное участие — да еще и во времена Георга Первого! К счастью, тот решил, что я его разыгрываю.

— Если это вас беспокоит, почему бы вам не избавиться от Рафферти?

Мактиг отвел взгляд.

— Не могу, — наконец неохотно признался он, — Я знаю, вы подумаете, что я спятил, но… помните, я вам рассказывал, что увлекся Бриджит? Она все время ждала Рыжего, и я обещал ради нее помочь ему вырваться.

— Помочь вырваться? Но как? Куда?

— Разве вы не помните, что он застрял на этом свете, пока не коснется сокровищ?

— А, да, сокровища, затерянные на далеком острове, совсем как в «Морских бродягах». Вероятно, Рыжий отведет вас к ним?

— Я знаю, как туда попасть, — упрямо ответил он.

— Вам кажется, что вы знаете, но вы ничего не можете доказать, разве что сами проверите. А как вы собираетесь уговорить капитана Бенсона сделать крюк, чтобы попасть на остров Рыжего?

Он вспыхнул.

— Это все время меня гложет. Я не смею рассказать капитану о Рыжем. Он решит, что я либо спятил, либо разыгрываю его, используя его собственную одержимость.

Забавно, если учесть, что именно Бенсон запихнул личность Рафферти в голову Мактига! И как хитроумно поступил Бенсон, внушив Мактигу этот страх! Теперь вся ответственность за призрака лежит исключительно на Мактиге…

Ирландец тем временем продолжал:

— Я думаю, что, если удастся, сумею уплыть на катере, как непослушный мальчишка. А оказавшись вне поля зрения, найду время поиграть в пиратов и повернуть катер к острову Рыжего…

Я сказал:

— Не выйдет, Майк. Впервые разгадав игру капитана, я попытался уговорить его отправить леди Фитц и Бурилова на острова Кокос. Капитан отказался. Сказал, что не пойдет на это ни при каких обстоятельствах. — И прежде, чем Мактиг смог сделать какие-то выводы из этого утверждения, я атаковал: — Скажите, как умер старый капитан?

Он удивился, но ответил:

— От сердечного приступа. После того, как его фирма и корабль были проданы, и семья уехала из старого дома, он утратил интерес к жизни. Это его и убило.

— Вы считаете, что это был тот же человек, который потопил колесо и Рафферти?

— Конечно.

— Бенсон уже бывал в этих водах?

— Да, недавно. А что?

Я подумал, не спрятал ли Бенсон в тот раз здесь золото и драгоценности, чтобы потом открыть их. У него достаточно денег, чтобы удовлетворить такой каприз. Вероятно, первоначально им руководило стремление к драматичности. А возможность найти спрятанные сокровища позволяла добиться исключительного театрального эффекта.

Я спросил:

— Вы были с ним, когда он здесь плавал?

— Нет. Я был дома, вел его дела. А в чем дело?

— Майк, анализируя ваш сон о Рафферти, я считал, что стою на верном пути. Теперь у меня другие соображения, но я бы не хотел излагать их вам. Это имеет отношение к капитану и это… не очень приятно. Но для меня имеет смысл.

Он долго смотрел на меня, наконец сказал:

— Вы знаете, я преклоняюсь перед старым стервятником. Но можете быть уверены: как бы плохо это ни прозвучало, я с вами не подерусь. И буду держать рот на замке. Вы желаете ему добра, хотя, возможно, немного заблуждаетесь.

Я рассказал ему обе версии — Пен и мою, опустив лишь договор Пен с Чедвиком; я считал, что это вызовет открытое столкновение. Потребуют объяснений, а это приведет как раз к тому, чего я хотел избежать — к сомнениям насчет рассудка Бенсона. Я любил Пен и стремился защитить прежде всего ее, когда защищал ее отца. Следовало любой ценой поддерживать его репутацию, пока мы не вернемся в порт и не отделаемся от Чедвика и всех остальных.

Версию Пен Мактиг выслушал с удивлением, но сопровождал одобрительными кивками. Слушая мою, ерзал и хмурился.

— Боже, — сказал он, когда я закончил, — либо капитана серьезно недооценивают, либо он хуже Калигулы и Ивана Грозного вместе взятых! Но я его знаю, доктор: возможно, он ужасный хвастун, но не маньяк-самоубийца. Поэтому я скорее на стороне Пен. И чем больше думаю, тем больше склоняюсь на ее сторону.

— Лиззи Борден[10] считалась образцовой девушкой, пока не прикончила пару больных стариков, — предупредил я. — Вас ослепляет ваша привязанность к Большому Джиму. К тому же, вам нравится Рафферти, поэтому вы говорите о нем сентиментально-романтически. Мы верим только в то, во что хотим верить.

Он улыбнулся:

— Этот маленький афоризм — обоюдоострое оружие, док. Не смотрите на меня так: может быть, вы и сами порезались. А что касается привязанности, мешающей мне трезво взглянуть на Большого Джима, — вы знаете, я вас считаю одним из нас. Так что вы почти равны с капитаном. Вернее, — он запнулся, — были почти равны.

Я успокаивающе сказал:

— Я не виню Большого Джима за деяния старого капитана. Он мне всегда нравился, но — как Большой Джим,

— Не отступайте, док, или понравитесь мне еще меньше. Ведите свою линию: по-своему вы правы. Но и капитан тоже — по-своему. Но кто на самом деле прав: вы или он? Все в мире считают, что именно они правы. И именно это причина войн, но не мира.

— Я основываюсь на общепринятых фактах, — с достоинством сказал я. — А теория Пен — всего лишь безосновательное предположение.

— Не горячитесь, док. Факты? Да, кое-что вы знаете. Но не все. А как, не зная всех фактов, получить верный ответ? Наука убеждается ежедневно, что возможно такое, что еще полвека назад считалось нелепостью. И не признает ли она спустя полвека то, что отвергается сегодня? Вот идеальная возможность проверить ваши факты. Если Пен права и капитан заклят колесом, мы найдем сокровища. Если нет, я сниму перед вами шляпу. Но, док, если вы окажетесь неправы, хватит ли у вас мужества признаться в этом?

Я ответил:

— Если я прав, никакого сокровища нет. Капитан хочет доказать, что он нормален, за ваш счет, и ему нужно подчинить вас полностью. Поверьте в сокровище, и вы будете выполнять его приказы. Возможно, они не приведут вас к смерти, но заставят вести себя очень ненормально.

Он беспокойно заерзал.

— Оглядываясь назад, я думаю, что поведение Большого Джима на старом корабле доказывает: в тот момент он был старым капитаном, — признал он.

— Оглядываясь назад, — ехидно повторил я, — я думаю, что Большим Джимом руководила алчность и желание развлечься. Но потом он увидел колесо, осознал его потенциальные возможности и разработал свой безумный план.

Мактиг спросил:

— И что вы собираетесь делать? О, я буду молчать. Но ни в чем, что может причинить ущерб капитану, помогать не буду. Идея с гипнозом ваша, вы ею и занимайтесь.

— Нужно как можно скорее увезти Бенсона домой. Там мы очень тихо и незаметно переместим его в такое место, где за ним можно будет наблюдать. А пока я должен удерживать всех жертв подальше от него, пока он не вовлек их в действия, опасные для них самих. Я намерен противопоставить его внушению собственное. Я скажу леди Фитц, Бурилову, Светловым и Слиму Бэнгу, что капитан болен заразной, но не очень опасной болезнью.

— Ну, что ж, это ваша идея, — повторил Мактиг.

Вскоре он ушел, а ко мне заявилась леди Фитц.

Она пожаловалась, что сны об Ирсули повторяются.

— Мне кажется иногда, что жрица действительно дух и хочет полностью овладеть моим телом.

Я подумал, что может сделать с ее милостью возможность обладания сокровищем.

Леди Фитц сказала:

— В такие моменты бывает, что моя личность полностью исчезает и через мои глаза смотрит Она. Это ужасное чувство! Но сила молитвы мой добрый доктор, изгоняет ее. Я напоминаю себе, что Бог создал мое тело, что я — часть Господа, и потому это тело принадлежит Богу. Но если она и дух, доктор, то мне кажется, не злой. Может, я поступаю неправильно, когда противлюсь ей. В конце концов, — набожно добавила она, — мы все должны нести свой крест.

Очевидно, плащ жертвы имеет свои привлекательные стороны. Особенно если он вышит драгоценностями. Я посоветовал ей держаться подальше от каюты Бенсона и направился к Флоре. Когда я спросил, возвращались ли к ней сны об Ирсули, она вздрогнула, покраснела, и ответила отрицательно.

От нее я пошел к Джонсону и осведомился, когда мы сможем покинуть остров. Я сообщил, что тщательно осмотрел Бенсона и нашел, что сердце у него ослаблено.

Джонсон ответил коротко:

— Сможем выйти в море через несколько дней. Все перерабатывают, и положение может стать угрожающим. Вмешательство капитана Бенсона в ход работ действует на нервы не только мне, но и моим людям. И хотя я не одобряю ни его поведения, ни поведения моих людей, мой долг на корабле — сохранить мир. А долг для меня значит очень многое. Уверяю вас, я не меньше вашего хочу как можно быстрее убраться отсюда.

Он был прав: вмешательство Бенсона во все дела могло привести к серьезным неприятностям. Вскоре на носовой палубе произошло несколько драк: Перри сцепился с Коллинзом (стюардом в каютах), затем Коллинз — со Слимом Бэнгом.

К несчастью, вторую драку застал Бенсон. Он устроил суд, где Коллинз вызывающе заявил: обе драки произошли из-за его утверждения, что Бенсон спятил.

— Точно как ваш прадед, — мстительно добавил он, бросив красноречивый взгляд на Бенсона.

В лучших старинных традициях Бенсон приказал выпороть Коллинза. Джонсон возразил, сказал, что это незаконно. Бенсон послал все законы в ад и сам набросился на Коллинза. Хендерсон и Маккензи удержали его, на несколько минут он действительно обезумел — и это при множестве свидетелей!

Если бы у Коллинза была возможность сбежать с корабля, он бы ею воспользовался. Джонсон отругал его и отстранил от всех обязанностей, которые могли столкнуть его с Бенсоном или его гостями.

Бенсону следовало бы уединиться, пока инцидент не будет забыт, но он, напротив, еще больше стал вмешиваться в работу, всюду выискивал недостатки, все сильнее ухудшал ситуацию. Лишь когда его люди ясно намекнули, что считают его выходки сумасшедшими, он заперся в своей каюте. Мактиг навестил его, и эти двое стали неразлучны. Пен тоже сторонилась всех. Я просовывал ей под дверь умоляющие записки, но не получал никакого ответа.

К ужасу рабочих, леди Фитц много пила и, будучи одержима Ирсули, вслепую бродила по палубе. Теперь, несмотря на все мои утверждения, она была уверена, что Ирсули — не сон. Она оскорбленно уединилась, заявив, что больна, попыталась включить в свой карантин Бурилова, но тот вскоре напился и переломал всю мебель в ее каюте, после чего был отправлен в свою.

Нарушения порядка привели к тому, что Джонсону пришлось поручить своим людям дополнительные обязанности. Это усилило недовольство. Однажды на нижней палубе я стал случайным свидетелем импровизированного обсуждения невыносимой развращенности богатых бездельников.

Нас ждали неприятности.

Я заманил Сватлова к себе в кабинет и попросил объяснить значение черного колеса в религиозных символах и украшениях. Я надеялся, что при этом раскроется, одержим ли он также снами об Ирсули или нет. В ответ преподобный разразился длиннейшей лекцией.

— Вера в круговое движение, — начал он, — в магию круговых символов восходит к говорившим на санскрите ариям незапамятного прошлого. От их племени происходят все современные индоевропейские народы. Они расселились от своей прародины в северных Гималаях, унеся с собой язык, обычаи и верования, которые отчасти дожили до наших дней. Поскольку они заселили весь земной шар, сейчас нет ни одной религии, где не присутствовал бы символ колеса.

Возможно, наиболее известное религиозное использование колеса мы встречаем в Тибете. Здесь молитвенное колесо называется «мани-чор-кхол» — «драгоценное молитвенное колесо». У индусов аналогично — дхарма-чарки, а у сиамцев — тамма чак. Это не «Колесо прошений», как обычно считают, а «Колесо восхвалений». Оно полое, и на нем написано: «Ом мани падме хум», что означает «Хвала Будде, драгоценности лотоса».

Тибетцы используют колесо в религиозных целях повсеместно: они делают надписи на своих водяных колесах, подвешивают вращающиеся от тепла колеса к своим печам, помещают колеса на улицах, где их касаются прохожие, заставляя вертеться. Вращение всегда по часовой стрелке, с востока на запад — по движению солнца. От их веры, что вращение колес вызывает вращение мира на своей оси, возможно, происходит наше выражение, что от лести кружится голова.

Есть также японское римбо, или «Колесо закона», и вайра, или «Колесо молнии» — у Вишну в Индии. Поклонение древнеегипетскому солнечному диску было введено в этой стране дравидским правителем Аменхотепом IV, чья мать была индийской принцессой.

Чакра-вайра Вишну-Спасителя представляла собой тонкий обруч с острыми, как бритва, краями; по приказу Вишну он прыгал ему в руки и потом летел, сея разрушения. Иногда это колесо изображается в виде свастики и называется «Крест джайна» или герметический крест. Иногда его изображают в виде колеса с двенадцатью спицами, которые символизируют знаки зодиака и свидетельствуют о его солнечном происхождении. Интересно отметить, что древние шотландцы сражались метательными камнями, те были круглые и на них были вырезаны двенадцать лучей.

Кодекс брахманов требовал, чтобы его последователи поворачивались всегда через правое плечо. Когда это последовательно проделывалось три раза, то становилось благословением и называлось «Дакшина». Индусы, даже готовя пищу, мешают ее всегда по часовой стрелке. Они по-прежнему совершают «прадакшина» вокруг дерева тулси, чьи темно-синие цветы посвящены Вишну. А некоторые брахманы верят, что если вращаться горизонтально на колесе, установленном на вершине столба, можно временно подняться на брихаспати, или высочайшее небо.

Старинное ирландское «dessel», шотландское «deas soil», древнеримское «dextratio» — все это благословение, совершаемое путем тройного обхода вслед за солнцем вокруг того, что нужно благословить. Такие обходы совершались вокруг церквей при бракосочетаниях, крещении и погребении. В Ирландии существует поверье, что упавший должен вскочить и трижды повернуться по часовой стрелке, произнося: «Deas Soil», чтобы отвратить несчастье…

Я подумал: если бы это услышал Мактиг, он мог бы сказать, что дизели «Сьюзан Энн», по созвучию с «deas soil», должны были принести удачу.

Сватлов продолжал:

— В городах Шотландии есть обычай: жители трижды обходят свои дома с зажженными свечами в конце года, отгоняя злые силы. Тот же обычай, в несколько видоизмененной форме — носят бочонок с горящей смолой на носилках, — был распространен повсеместно на Британских островах и назывался «сожжение Клеви». Это было средство против колдовства.

Кстати, этот обычай не только связан с аналогичной процедурой накануне дня святого Иоанна в Англии, Франции, Пруссии и России, но даже упоминается в «Электре» Еврипида. Во всех случаях тележное колесо обвязывают соломой, поджигают и скатывают с холма — это заклинание против злых сил.

От гэльского «tuath», или «налево и к северу» мы унаследовали «cartua-sul», или «tuathail» — так называется тройной оборот налево, против движения солнца. Повсеместно считается, что это дурная примета. Предположительно это проклятие. Человек, подвергнутый процедуре tuath, теряет разум, а в гэльском языке слова «правильный» и «неправильный» звучали как «dessel» и «tuathail» соответственно.

У многих европейских народов есть поверье, что феи передвигаются в колесах. И в зависимости от направления движения колеса эти феи добрые или злые. А американские индейцы считают, что великий Маниту передвигается во вращающемся торнадо.

В Древнем Египте поклонение солнечному диску началось при восемнадцатой династии. Солнце было провозглашено всеобщим божеством, благословляющим все создания. Хнум, бог с головой барана, который вылепил человека на гончарном круге, изображался в лотосе. Во всех древних цивилизациях: Вавилоне, Финикии, Карфагене, Риме и Греции — преступников приковывали к мельничным колесам. Они не только долгие годы вынуждены были ходить по часовой стрелке, но и приносили при этом практическую пользу — мололи зерно для своих надзирателей.

В греческих религиозных мистериях существует орфическое колесо реинкарнации. Есть миф о царе лапифов Иксионе, который домогался любви богини Геры и хвастал после своими достижениями, за что и был прикован к черному колесу в Тартаре. Гомер рассказывает в «Илиаде», что после смерти Патрокла Гектор приказал трижды обвести колесницу вокруг тела, прежде чем его сжечь. Когда был убит сам Гектор, Ахилл протащил его тело за колесницей вокруг стен Трои. В одной из пифийских од Пиндар рассказывает о жрице, превращавшейся в птицу, способную поворачивать кругом голову на плечах.

И сегодня в католической церкви можно отметить круговое движение колеса, когда священник поднимает потир на восток, юг, запад и север, символизируя тем самым, что весь мир принадлежит Господу. Круговое движение совершают церковные процессии в праздниках тела Христова, вознесения Господня, Святого четверга, Святой субботы и Доброй пятницы.

В соборах есть круглые окна — «розы», это по существу колеса. В Амьенском соборе на таком окне изображены человеческие фигуры: молодые, когда начинается подъем, и старые, когда идет спуск. Это самое настоящее колесо жизни. В церквях Британии к потолочным балкам подвешивали колеса, увешанные колокольчиками и покрытые надписями; если потянуть за веревку, колеса поворачивались и предсказывали будущее.

В Библии Иегова передвигается в сопровождении огненных кругов — херувимов. Илия возносится на небо в огненной колеснице — mercabah древних иудеев, в сопровождении огненных ангелов в форме колес, символизирующих небесные светила. Падение Иерихона связано с круговым маршем Иисуса Навина вокруг его стен.

Эфиопские жрецы обходят вокруг алтаря, имитируя танец царя Давида перед Иеговой. В Эфиопии существует поверье, что если человек одержим дьяволами и все другие средства не помогли, его нужно в день святого Иоанна отвести на перекресток. Там вокруг него нужно трижды провести овцу, а потом принести ее в жертву во имя святой Троицы, кровью овцы нанести на кожу больного знак креста, тем самым излечив его.

Танец царя Давида, прыжки жрецов Ваала и танцы амазонок в греческих мистериях — все это одно и то же. Кружащиеся дервиши совершают свой оборот справа налево, чтобы достичь состояния экстаза, как и брахманы на своем колесе.

Существует легенда о Байт-аль-Маамуре — это четыре яшмовых столба, поддерживающих рубиновый купол. Он был создан Аллахом в раю. Вокруг него кружились в своих сверкающих одеждах ангелы, и это так понравилось создателю, что он велел устроить на Земле нечто похожее. Это Кааба, священный черный камень в Мекке, вокруг которого мусульмане совершают ритуальное обхождение. Но этот ритуал совершается слева направо, и полагается сделать не три обхода, а семь; и при каждом обходе притрагиваться к камню, как тибетцы касаются своих колес.

Древние галлы носили амулеты в виде колес; некоторые из них найдены в остатках домов озерных жителей Швейцарии. Они поклонялись бородатому богу по имени Сетар или Ситиврат. От него происходит наше слово суббота[11]. Изображения этого бога, найденные в основном на территории Франции, показывают его стоящим на большой рыбе, в правой руке он держит цветы, а в левой, высоко поднятой, — колесо. Это отождествляет его с индийским Сатьявратой, которого Вишну в облике рыбы спас от наводнения, а Вишну обычно изображается с цветами на шее и с чакрой в своей четвертой руке.

Сетар был богом грома. На одном из изображений он окружен большим колесом, на спицах которого висят меньшие колеса, напоминающие перекатывающиеся по небу колеса грома у японцев.

Лю Шин, китайский бог грома — получеловек, полуорел. У него птичий клюв, когти на ногах, и кроме рук — еще крылья. В когтях он несет колесо грома, ударяя по нему своим скипетром.

Тор, бог грома скандинавов, также своим молотом идентифицирован с колесом. Его молот Мьолльнир изображается также в виде свастики.

Антропологи проследили верования ирландских друидов до их первоисточника — древнеегипетского культа Озириса, культа мертвых. В старинном ирландском сказании герой его Кухулин, предводимый огненным колесом, попадает к женщине-воительнице Скатах. А колесо это ему дает призрак Нуады Финнфала, бога солнца и света.

Что же касается ирландской легенды о Рот Рамах, или Гребном Колесе, то это вариант очень древней легенды о Рот Фэйл — Колесе Падения. Рот Фэйл — это колесо света того самого бога Нуады Финнфала. И связано с кораблем душ культа Озириса.

Солнце, восходя, приносит свет и новую жизнь миру. Нисходя на западе во тьму и смерть, оно перевозит умерших в загробный мир. Менгиры Стоунхенджа по форме напоминают колесо; алтари древних ирландцев представляли собой груды камней в форме корабля. Доисторические изображения в Ирландии показывают корабли, над которыми висит солнечный диск, напоминающий ладью Озириса. Загадочные упоминания уэльских друидов о стеклянном корабле Мерлина и хрустальной лодке короля Артура есть лишь пересказ легенды об Озирисе, и таковы же корабль смерти бретонцев, немецкий корабль проклятых и призрачная колесница шведов.

Я спросил:

— А что это за легенда о Рот Рамах?

Сватлов ответил:

— Ирландский друид Мог Руит, узнав на родине все, что можно, отправился на учение к Симону Волхву, самаритянину, знаменитому колдуну и известному врагу апостолов.

Симон поклялся разоблачить чудеса Петра и Павла. С помощью Мога Руита он построил колесо Рот Рамах. Оно могло летать, как колесница Илии. Но в полете произошла катастрофа, и летающее колесо разбилось. Дочь Мога Руита вернулась в Ирландию с двумя обломками этого колеса, которые были установлены на вершинах каменных столбов. Рассказывали, что они ослепляли тех, кто на них смотрел, и убивали дотронувшихся. Передавая эту легенду, средневековые монахи перевели имя Мог Руит на латинский как «Раб Колеса».

Позднейшие версии исказили эту легенду. В легенде о святой Колумбии, например, Рот Рамах не колесо, а корабль. Подобно саням Тора, он движется и по воде, и по суше. Он не погиб, но из-за того, что им завладели злые люди, он должен двигаться вечно. В тот день, когда он остановится, свернет паруса и его злой экипаж спустится на землю, наступит конец света.

Я подумал: не отсюда ли заимствовал Бенсон все сведения об Ирсули?

Сватлов продолжал:

— Есть также легенда о колесе Будды. Когда он родился, в нем узнали всезнающего по изображению колес с тысячами лучей у него на ступнях.

Он вложил свои законы добродетельной жизни в колесо. Его спицы — это правила поведения; одинаковая их длина — символ справедливости; в ободе заключена мудрость, а в ступице — задумчивость и скромность. Сама же ступица насажена на вечную ось истины.

Когда Будда умер и должен был быть сожжен, его ученик Маха Кассапа и пятьсот братий трижды обошли вокруг погребального костра, кланяясь изображению колес на ступнях своего покойного учителя, и после этого костер вспыхнул сам по себе. И до сих пор в Индии принято трижды обходить вокруг погребального костра, и лишь потом зажигать его.

Но есть и еще одна версия смерти Будды, связанная с черным колесом.

Будда был рожден человеком, как вы и я. Он был богатым принцем. Но так велика была его жалость к несчастным, что когда они взывали к нему, он раздавал им все свое земное имущество.

И по мере того, как он отказывался от земных богатств, возрастало его духовное богатство. Он становился все легче и легче, так что в конце концов ступни его еле касались земли: мало что в этом мире удерживало его, но многое возвышенное тянуло вверх. Он был так чист и свободен, что легкий ветерок мог поднять его и унести, как паутинку.

Достигнув такого эфирного состояния, он понял, что его тянет вниз только сердце, отягощенное бедами собратьев. Понял он также, что, раздав свое земное добро, лишь усугубил участь людей, вместо того чтобы облегчить ее.

И поэтому он взял свое золотое сердце и вложил его в золотое колесо, воплотив в нем свой закон самоотречения. И пустил это колесо катиться по миру. И ничто не могло остановить его, пока оно не прокатилось по каждому дюйму земной поверхности, так что все люди могли его увидеть и постичь тропу к Истине.

И тогда, совсем утратив земную тяжесть, Будда вознесся на небо. Поднимаясь вверх в потоке света, он довольно улыбался: он видел, как, уменьшаясь с расстоянием, катится на восток его золотое колесо, разгоняя перед собой черные тени зла. И подумал, что отныне все будет хорошо в мире, который он покидает; что все души живущих соединятся с ним в раю.

И, думая так, ушел из земных пределов.

Удивительное золотое колесо докатилось до моря, погрузилось в океанские глубины, пересекло океан по дну, распугивая рыб, и выкатилось с противоположной стороны. Оно покорило восток, повернуло на юг и одержало победу там; потом двинулось на запад и на север. И мир был обогащен мудростью Будды. Это был век добродетели, утраченный Золотой Век.

Но, увы! Без черного не может быть белого, без зла нет добра, без греха нет добродетели. Ничто не существует без своей противоположности.

Очень долго темные тучи зла отступали перед золотым колесом; но когда золотое колесо, казалось, завоевало весь мир, зло сжалось в плотную массу упругой тьмы, и у него больше не оставалось убежища.

Если бы золотое колесо столкнуло эту тьму с земли, зло ушло бы из жизни, но с ним ушло бы и добро, потому что одно не существует без другого. И человечество, лишившись того и другого, стало бы бессмертным.

Но упрямое зло нашло убежище в тени золотого колеса.

И вот, когда золотое колесо Будды покатилось в святилище, созданное для него последователями Великого, за ним катилось черное колесо и уничтожало все добро, сотворенное золотым! А когда золотое колесо остановилось, черное продолжало катиться по миру…

Вы слышали легенду о дочерях царя зимы, которые сидят на небе и ткут на вертящемся колесе зори и северные сияния? Подобно этому колесу, черное порождало повсюду отвратительные иллюзии и греховные сны. И вот, как и во времена до Будды, мир погрузился в грех…

Я спросил:

— Значит, вы считаете, что колесо капитана Бенсона — это отображение все того же символического колеса?

— Я заключаю, что это колесо судьбы, аналогичное колесам в бретонских церквях. Но, как я вам показал, все изображения колеса сводятся к одному и тому же — чередованию черного и белого, жизни и смерти, добра и зла. А это — как будто африканский вариант того же цикла. И в любом случае оно интересно как произведение искусства, каково бы ни было его символическое значение.

— А что символизируют эти руки?

Преподобный ответил:

— Их девять пар. Не стану углубляться в символику магических чисел — каждая цифра связана с мифом. Упомяну только девять служанок уэльской богини Керидвен, которые своим дыханием поддерживают огонь под ее котлом, а этот котел не что иное, как еще один символ солнца, связанный с культом Озириса. А что касается самих рук, то как глаз означает духовное начало, руки представляют собой средство, с помощью которого духовное овладевает материальным.

Левая рука — это наша судьба, правая — наша свободная воля. Вы заметили, что в нашем черном колесе во всех случаях левая рука держит запястье правой, а не наоборот?

Этого я не заметил. Он сказал:

— Возможно, каждая пара рук представляет того, кто умер, держа колесо, как делаются зарубки на прикладах ружей или рукоятях сабель.

— От ваших колес на колесах, доктор Сватлов, у меня голова закружилась.

— Но я лишь коснулся самой верхушки! — неодобрительно заметил он.

— Похоже, что ночью мне приснятся все эти колеса. А вам они не снились?

Но он не вступил на развернутый мной красный ковер. По-птичьи склонив голову, как курица прислушивается к незнакомому звуку, посмотрел на часы и вскочил.

— Я и забыл уже, который час. Мне нужно идти. Так приятно было… — Он выскочил, не договорив, и его торопливость подсказала, что тема снов для него запретна. Возможно, он опасался, что я посмеюсь над ними.

Вечером я стоял на палубе, глядя на матросов, работавших при свете подвесных ламп. Меня удивила Дебора.

— Я вас искала, доктор Фенимор. Ее милость сейчас расплачивается за свое распутство. В нее вселился дьявол, дьявол из колеса, о котором она так много говорит! Я видела его в ее рыжих волосах. Рыжий — цвет дьявола. Доктор, а может, этот парень Мактиг тоже красит волосы хной? Ее милость сама пригласила дьявола, скрыв подлинный цвет своих волос. И я чувствую, как дьявол грызет и мою душу. Но я не поддамся! Я не из числа проклятых, он может грызть сколько угодно, но ничего не добьется. Мне не предначертано поддаться его злобе!..

Я отвел ее в тень, где нас никто не мог увидеть, и сказал:

— Мисс Бенсон считает, что колесо не действует на нее, потому что она девственница. Вероятно, вы опровергнете это, Дебора?

Она уселась на груде бревен.

— Ну, что ж, я благочестива, хотя, конечно, не девственница. Вы помните, как увидели меня в сугробе? Тогда приступ у ее милости не дал мне договорить. Сейчас я объясню.

В Глазго я вышла замуж за своего Алека. Он был беден, но оказался для меня хорошим мужем, только не хватало ему религиозности. Мы прожили пять лет и были очень счастливы. И до сих пор, наверное, были бы вместе, если бы не первый, кто вошел на Новый год.

— Первый, кто вошел? — переспросил я.

— Это не христианский обычай. На Новый год, как говорит старая вера, первым вошедшим в дом должен быть мужчина — с темными волосами и не с пустыми руками. А то, что он приносит, отвращает несчастья и предсказывает, каким будет грядущий год. И очень плохо, если первой войдет женщина или мужчина с пустыми руками, да еще светловолосый. Если так случится, можете быть уверены: Новый год не принесет вам добра. Разное бывает. Помню, как Джейн Коэн, старая дева, у которой не было знакомых мужчин, позвала своего пса Джока, сунула ему в пасть ведро с подарками и накануне Нового года выпустила за дверь. А потом он вошел и был первым, кто к ней зашел: самец, и не с пустыми руками.

Прошло четыре года. У нас заболел старый Доминик, и я присматривала за ним. Незадолго до Нового года я пошла домой, но снег шел такой густой, что не видно было даже окон соседних домов. Было предначертано, чтобы я заблудилась и не нашла вовремя дороги домой, так я позже и сказала моему Алеку. Дорогу замело, и вот когда я подошла к дому, колокол уже пробил двенадцать. И Алек не впустил меня.

Я напрасно звала его, говорила, что в такую ночь нам не дождаться первого входящего. Но Алек не впускал меня: ведь я была женщина, да еще с пустыми руками. И мне было очень холодно. Я сидела на снегу и чуть не замерзла. Там вы меня и видели своим вторым зрением, доктор Фенимор.

Я спросил:

— А почему Алек не мог выйти и тут же вернуться? Он сам стал бы первым вошедшим.

— Да, я ему это говорила, — ответила она. — Но он не обратил внимания. Он боялся простудиться, заболеть, и никто бы не выполнил его работу. Скуповат он был, мой Алек.

А холод становился все сильнее, — вздохнула она. — Сначала у меня онемели пальцы, потом ноги и нос. И я замерзла бы. А мертвая жена — большее несчастье для Алека, чем болезнь. Но Бог определил мне не такую смерть! Я снова позвала Алека, но он не слушал. Тогда я обошла дом и залезла через окно. Алек забыл его запереть.

Я вошла с пустыми руками, и, конечно, Новый год не принес нам добра. Алек простудился и слег, все наши сбережения ушли на докторов. И как же он обвинял меня! И тогда я дала клятву, что уйду и не вернусь, пока не заработаю столько денег, сколько мы потеряли.

И я стала служить ее милости. И предначертано, чтобы я не возвращалась к моему Алеку, пока не заработаю достаточно денег. Я докажу ему, что этот языческий обычай злой, принесу ему то, что даст мне Господь, но не ее милость, — добавила она. — Мне платят меньше, чем я заслуживаю. А на корабле властвует дьявол, и вы сами скоро это увидите.