Глава седьмая

Гоел Беслиан осторожно ступал, прислушиваясь.

На килевой палубе, в самой нижней секции отсека с двигателями "Неймоса", гудящие редукторы пели рапсодию машин. Превосходно отлаженные механизмы, шестеренки, стержни и передачи соединялись друг с другом в безупречном исполнении своих функций. Все это было еще более невообразимым из-за почтенного возраста систем. Двигатели субмарины были основаны на философии строения, заложенной в веках, когда человечество еще не покинуло колыбель Святой Терры. Хотя подобно некоторым служащим Адептус Механикус, Беслиан был одним из тех, кто в глубине души верил, что человечество на самом деле сначала эволюционировало на Марсе и перебралось на соседнюю планету задолго до появления Императора, а не согласно тому, на чем настаивают другие. Марс всегда был прибежищем гениев, обителью величайших умов человечества.

В другое время и в другом месте Беслиан, может быть, смог бы остановиться и насладиться красотой этой великой машины, изумиться ее работой, но в данный момент он отринул все. Как бы он хотел, чтобы шум и мощь двигателей успокоили его, но все, что он слышал — шевеление мыслей-шестеренок у себя в голове. Он не мог найти себе места.

Наконец-то он остановился у контрольного отсека реактора, игнорируя троицу молчаливо работающих у своих консолей сервиторов, и уставился на россыпь индикаторных ламп на кафедре наблюдения за ядром. В данную секунду все шло как надо. Его аугметические глаза расширились, теряя фокус, взор его обратился внутрь себя.

Гоел Беслиан очень сильно боялся, и его страх был столь силен, что он представлял, словно тот преследует его везде, куда бы он ни шел, как вонь пролитого, отработанного масла для шпинделей. Он был уверен, что эти грубые Астартес могут учуять его ужас, словно хищники из плоти и крови. Он ощущал это каждый раз, когда приближался к ним.

Он взглянул на латунные манипуляторы, которые служили ему руками. Превосходная работа, они были вырезаны лазером и отполированы рабами кузни. Измученные работой металлические храповики, провода и керамика — все это давало ловкость и многогранность, которая никогда не была доступна любым человеческим пальцам… но даже они все равно дрожали. Он много раз пытался настроить коэффициент обратной связи и стабилизировать функции конечностей, но подергивание никогда и никуда не исчезало. Когда приходил страх, оно было тут как тут. Это была чудовищная, однозначно человеческая реакция плоти. Она выдавала несовершенство Беслиана, показывала ему насколько он далеко от величия и безупречности Бога-Машины.

В логических катушках его усовершенствованного мозга сформировался непрошеный вопрос. Как я дошел до этого? Вместе с этим вопросом пришло яркое понимание.

— Из-за страха, — произнес он сервиторам. Они игнорировали его. Пока он не отдаст им прямую команду, снабженную правильной инфо-фразой, они будут вести себя так, словно он невидим.

Беслиан наблюдал за их работой и ощутил укол гнева, столь сильно удививший его. Он и не думал, что еще способен испытывать эмоции такой силы. Он почти завидовал рабам-машинам, чьи высшие функции мозга были вырезаны, как и личности мужчин и женщин, которыми они когда-то являлись. Теперь они никогда не боялись. Никогда не злились. Их никогда не давила ноша собственной трусости. Они сновали туда-сюда, шептали сами себе строчки своих команд, бормотали мемо-приказы и операционные коды. Они были довольны своей судьбой и не страшились.

Логик же был проклят своими собственными неудачами. Неважно, насколько он заменил себя точной машиной, в глубине души он все равно оставался Гоелом Беслианом. До сих пор слабым.

Он думал о других, о коллегах, которые прошли тренировочные режимы вместе с ним. С тех пор они достигли должностей намного выше него. Он вспоминал товарища с детства Литтона, который был теперь лордом-магосом кузни Мондасии, элегантную и язвительную Дефру, которая пошла командовать эксплораторами. Да и всех остальных, кого знал. Беслиан был худшим из всех.

Кто-то с его талантами и самоуверенностью мог бы стать командующим дивизии техногвардии или даже встать во главе своих собственных археотехнологистов, но вместо этого Беслиан все еще трудился в тени великих и бегал на цыпочках за их робами. Он всегда выбирал наименее рискованное назначение, шел по пути наименьшего сопротивления.

Его непрерывная, ничем не примечательная карьера в Адептус Механикус привела его к Маттхану Зеллику. Возможно, как раз из-за характера Беслиана Зеллик и нанял его — возможно, ему нужен был заместитель, который никогда бы не задавал вопросов, когда поведение Зеллика выходило за рамки правил Механикус. В целом кто-то, кто никогда бы не осмелился бросить ему вызов.

И теперь, после столь долгого ожидания, после того как Гоел Беслиан наконец-то собрал воедино в себе все остатки мужества, бросил вызов Зеллику рядом с этими Астартес… После этих чудовищных усилий по демонстрации стального стержня внутри, чем он был вознагражден? Разве Бог-Машина улыбнулся ему и пожаловал мечту, которую он никогда не осмеливался озвучивать — сделал его владыкой "Археохорта"?

Нет. Вместо этого его прокляли. Одно унижение следовало за другим. "Археохорт" был расколот на куски и уничтожен. Умения Беслиана высмеяли и опорочили, и, будучи втянут в эту безумную, самоубийственную миссию, его жизнь шла под откос.

Он дрожал, вспоминая, как по внутренним мониторам наблюдал за космодесантниками. Видел, как Кровавые Ангелы и Расчленители с безумной отрешенностью сражались с ликторами. Беслиан всегда подозревал, что все космические десантники на каком-то уровне были психопатами. Он не видел никаких возможностей отговорить их. Он глубоко вздохнул. Вот куда привела его трусость, к этому безумию, где все вокруг угрожало убить его. Под одеждой адепт сжался, потянулся внутрь в слабом жесте самозащиты. Все, на что он мог надеяться — пережить это. Прожить еще один день и, возможно, если Омниссия пожелает поделиться с ним частью Своего сияния, его не забудут.

— Предатель.

Беслиан оторвался от своих размышлений при звуках этого слова. Он оглянулся в поисках источника звука.

— Кто это сказал?

Троица сервиторов продолжала игнорировать его. Он подошел к ближайшему из них, бывшему мужчине, а теперь инженерному илоту третьего класса. Кратким, еле слышимым шепотом, тот бормотал допустимые проценты ускорения. Беслиан нахмурился. Возможно, это было плодом его мечтательности. Его звуковые обрабатывающие центры, должно быть, ошиблись…

— Предатель.

В этот раз это был женский голос, и в этом он был уверен. Беслиан, запинаясь, подобрался к рабу-машине, построенному на основе женщины, который был наблюдателем реактора, бормотал про себя показатели температуры жидкости и пересказывал строфы литании ядра. В этот раз он обратился к нему с правильными вопросительными кодами.

— Это ты говорил? — потребовал он ответа.

— Ответ отрицательный, логик, — пришел беглый отклик.

Он разворачивался, когда снова услышал.

— Ты — предатель. Беслиан.

Адепт схватил сервитора и потряс его.

— Что ты сказал? — заорал он. — Кто тебе приказал говорить такое? Отвечай!

— Предатель. Предатель.

Он снова услышал эхо этого слова, но на сей раз сразу от всех трех рабов-машин одновременно. Он отпустил женщину и отшатнулся. Три илота начали дергаться и зашлись в спазме. Беслиан видел подобные сбои ранее, очень часто в конце жизненного цикла сервиторов, когда их ментальные функции невосстановимо разрушались, и их нужно было отключить — но это было что-то иное. На губах илотов выступили капли слюны.

— Предатель, — хором произнесли они, — предатель. Предатель!

Слабое и неживое выражение гнева идентично отобразилось на всех трех лицах. Тройной голос углублялся и делался плотным, принимая знакомый тон и ритм.

— Ты ненавистный слабак-предатель, Беслиан! Вот как ты отплатил мне?

— Маттхан? — он задохнулся от шока, узнав голос. Именно в этот момент адепт осознал, что испытываемый им до сих пор страх вовсе не был таким уж глубоким, даже совсем не глубоким. То, что обрушилось на него, было намного, намного хуже. Адепт завизжал.

Все как один, три сервитора потянулись в карман своих рабочих фартуков и достали по одному инструменту — священный гаечный ключ, лезвие-резак, стилус для заметок — после чего начали бить логика Гоела Беслиана. Они дубасили его до тех пор, пока тот не умолк в гудящем шуме контрольного отсека реактора.

Когда все было закончено, на их лица вернулось нейтральное, пустое выражение. Сервиторы сделали паузу, дабы с бережностью очистить свои инструменты, прежде чем вернуть те в карманы. Затем, снова ограниченные своими собственными мирками с обязанностями, задачами и функциями, рабы-машины вернулись к работе.

На палубе меж ними, растянувшись в луже крови, недвижимо лежал Беслиан. Они продолжили вести себя так, словно он был невидимым.


НА ВТОРОЙ палубе "Неймоса" горел неяркий свет. Отсеки с кроватями по коридору, бегущему по всей длине субмарины, были закрыты и пустынны. Они были построены для людей экипажа с целью длительных миссий. Однако ни сервиторы, ни Астартес на борту судна не испытывали необходимости во сне, в котором нуждался обычный экипаж. Пустое пространство отдавало эхом от звона керамитовых ботинок о плиты палубы, когда фигуры в красной броне шли к носу судна, раздумывая о своем.

— Рафен, — одна из фигур при звуках имени остановилась и развернулась.

Стоящий за Кровавым Ангелом брат-сержант Нокс заполнял собой практически все пространство коридора. Его голова находилась буквально в сантиметрах от беспорядочной путаницы труб над ним, руки были прижаты к бокам, а мощные плечи блокировали свет из прохода позади.

На боевой броне Расчленителя была свежая кровь, кровь Астартес. Выражение лица Рафена было осторожно-нейтральным.

— Нокс. Каково состояние брата Сова?

В полумраке блеснули темные глаза Нокса.

— Гаст присматривает за ним. Он лежит в лазарете, накачанный под завязку анти-шоковым зельем и противоядием. Он выживет.

— Хорошо.

— Но он не сможет сражаться. И теперь я лишился трех братьев, — продолжил Нокс, не обращая внимания на ответ Рафена.

— Мы все лишились трех братьев, — твердо ответил Рафен, — это объединенная миссия, кузен, не забывай. Ваш магистр Ордена потребовал этого.

— Он сказал мне выследить и убить предателя, Кровавый Ангел. Он не предлагал мне использовать моих братьев как пушечное мясо.

— Если ты предполагаешь, что я позволил твоим родичам подвергнуть себя огромному риску, то тебе необходимо пересмотреть эту мысль. Мы все в огромной опасности, — Рафен сложил руки на груди, его губы скривились.

— Разве мы не должны вырезать сердце предателя? — рявкнул он. — У меня нет времени на пререкания и критику. Нокс, говори то, что думаешь. Озвучь свои мысли.

Он свирепо взглянул на Расчленителя.

— Ты веришь в то, что мог все сделать лучше, чем сделал я.

— Ты, кажется, так уверен в себе, — сказал Нокс, — но ответь мне, у тебя вообще был план, Рафен? Или ты просто плывешь по течению?

Кровавый Ангел ощутил прилив раздражения.

— Ты сражался с врагами Императора намного дольше меня. Так скажи мне, как много раз тебя вынуждали идти в битву, рассчитывая только на свою хитрость и благословение Святой Терры?

— Не пытайся учить меня, мальчишка, — парировал воин. — Этого недостаточно! Командир, который идет на битву без стратегии — ходячий мертвец.

— А ты, в свою очередь, пытаешься научить меня тактике, — огрызнулся Рафен. — Как часто ты еще будешь испытывать меня? На арене Ваала я уже однажды одержал победу над тобой… Ты снова хочешь драться со мной здесь и сейчас? Ты хочешь бросить мне вызов ради командования этой миссией?

Тело Нокса напряглось, и на мгновение Рафен подумал, что Расчленитель ударит его.

— Наверное, так и следует поступить.

— И что за превосходный пример мы подадим, — усмехнулся Рафен, — в этот раз, когда наше единство ради цели нам нужнее всего.

— Ага, — ответил Нокс, — а как мы можем этого добиться, если не доверяем собственному командиру?

Он сделал два шага вперед.

— Заставь меня поверить тебе, Рафен. Убеди меня, почему я должен следовать за тобой.

— Мы найдем ренегата, который пришел на Ваал, и уничтожим его, — ответил Кровавый Ангел, — если хочешь, можешь сомневаться во мне, но не сомневайся в этом. С нами Император.

Усмехнувшись, Нокс изогнул бровь.

— Это тебе сородич колдун сказал? Может, скажешь еще, что Он сойдет с Золотого Трона и проткнет копьем Фабия для нас? — он фыркнул. — Да, я дрался во Имя его гораздо дольше тебя, и за это время я научился тому, что Он помогает тем, кто помогает сам себе.

— Следи за языком, — прорычал Рафен.

Расчленитель сверкнул глазами в ответ, не обращая внимания на предупреждение.

— До сих пор ты производишь плохое впечатление, братец. Ты позволил своим мыслям затуманиться. Ты все еще сражаешь в проигранной битве, Рафен! Размышляешь над всеми обстоятельствами бегства Байла вместо того, чтобы готовиться к грядущему сражению! И я не позволю из-за этого умирать моим братьям.

Рафен отвернулся.

— Ты не знаешь, о чем я думаю. Если бы знал, ты не спорил бы со мной!

Рука Нокса вылетела вперед и схватила наруч Рафена.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Кровавый Ангел! Я знаю, потому что думаю о том же!

— Убери свою руку, — прорычал Рафен.

— Что он делает со священной кровью? — выпалил Нокс. Рафен ощутил, как будто кровь в венах обратилась в лед, и напрягся. Тень великого ужаса перед позором и отвращение, столь темное, как старая ненависть, накрыли его разум. Этот вопрос бился у него в подсознании. Он бился там с того самого момента, когда Рафен покинул общество лорда Данте. После того, как магистр Ордена поручил ему эту миссию.

— Этот вопрос…, — Нокс убрал руку, — он лишил меня сна. Иногда я желаю, чтобы не знал ничего этого… Но это только секундная передышка…

Весь гнев, вся сдерживаемая ярость в сердце Расчленителя испарилась, и на мгновение он показался почти уязвимым. Странно, но Рафен внезапно ощутил сочувствие к своему брату по оружию.

— Да, — согласился он, — я слышу тот же самый вопрос в своих мыслях и с ужасом жду ответа на него.

— Мы боимся его, — ответил Нокс, — как и должно быть. Этот подлый ублюдок Хаоса, его темное колдовство и порченая наука создают таких чудовищных созданий. Говорят, что Байл однажды приложил руку к созданию клона короля ублюдков — Хоруса…

Лицо воина скривилось от отвращения, и он сплюнул на палубу.

— Если он осмелился воссоздать этого нижайшего из предателей… Во имя Терры, что еще он может создать?

Рафен ощутил слабость.

— Не могу даже представить…

— Но должен, — ответил ему Нокс, — ты должен осмелиться и ответить себе на этот вопрос, в противном случае ты пойдешь сражаться не готовым!

Он сделал паузу.

— И если ты поступишь так, то ты докажешь мою правоту. Не один достойный командир не может отвернуть свое лицо от такой темной и ужасающей неопределенности. Это цена лавров героя. Если хочешь вести нас в бой, ты должен с радостью вести нас хоть в самое пекло ада.

— И делать это с открытыми глазами, — кивнув, добавил Рафен, — только так.

Нокс внимательно посмотрел на него.

— Вот что я тебе скажу. Я — Расчленитель, Сын Великого Сангвиния, Адептус Астартес. Преданный слуга Золотого Трона и так далее и тому подобное. Я могу встать перед тобой и строчить лист за листом, перечисляя победы и мои набожные, фанатичные деяния во имя Святой Терры. Но мне нет нужды доказывать это тебе или любому другому человеку под светом этих звезд.

Рафен посмотрел на него.

— Но ты требуешь этого от меня!

— Такова ноша командования. Ты знаешь это. Преодолей это, Рафен, или отойди в сторону.

Нокс встал перед ним, ожидая.

— Что ты выберешь?

После долгой паузы Кровавый Ангел медленно вздохнул.

— У меня нет великого плана, — признал он, — каждый разработанный против Фабия план, каждая наработка, чтобы схватить его, оказывается пеплом в моих руках. Он не похож ни на одного врага, с которым я когда-либо сталкивался. Десять тысяч лет тому назад он был примером для героев и чемпионов, и время не затуманило его мастерство. Это чудовище — исключительная добыча, Расчленитель. Знай это.

— Знаю. Мы все знаем.

Взор Рафена упал на палубу.

— Сейчас у меня ничего не осталось, кроме клинка из ненависти, и ярости, которая питает его. Мы незаметно приблизимся к его острову и проломим стены голыми руками, если понадобится. Все что мы найдем внутри, будет уничтожено.

— А… сосуд со священной кровью?

— Он будет возвращен. Так или иначе.

Нокс на секунду замолчал.

— Эта миссия погубит нас всех, Кровавый Ангел.

— Возможно, — Рафен взглянул на него, — ты теперь жалеешь о том, что присоединился ко мне, кузен?

Нокс покачал головой.

— Единственное, о чем я буду сожалеть, если мы этого сукиного сына не заставим страдать перед смертью.

— Мне нужно только подобраться ближе, — продолжил Рафен практически для себя, — всего лишь один удар, не больше. Достаточно близко, чтобы убить.

Он стряхнул наваждение.

— Сов отлично сражался ради защиты своих боевых братьев и для миссии. Очень жаль, что его так поранили.

— Он еще не вышел из игры, — ответил Нокс, — никто из нас еще не вышел.

Рафен принял его слова кивком.

— Так что, брат-сержант, я ответил на твой вопрос? Я удостоен твоей верности? Последуешь ты за мной в неизвестное, в пасть смерти?

Нокс развернулся и начал уходить.

— Ты помнишь слова, которые я произнес в ангаре, как раз перед тем, как "Неймос" начал падение?

— Ты сказал… "увидимся в аду, Кровавый Ангел".

Нокс мрачно кивнул.

— Тогда ты получил свой ответ.

Рафен замешкался, но все, что он хотел добавить, было прервано передачей вокс-бусины в ухе. Он переключился на главный канал.

— Это сержант Рафен. Докладывайте.

С возрастающей тревогой он слушал описание того, что Туркио обнаружил на инженерной палубе.


ЗА КОРМОЙ субмарины таяло оставшееся слабое искажение потоков медлительных вод морей Дайники. Медленно и постоянно с холодными, просчитанными намерениями прирожденного хищника за судном плыли затененные очертания.

Небольшие фосфорные точки, тянущиеся по телу из сочлененного, подвижного хитина, обрисовывали размеры очертаний монстра. В целом размерами оно походило на "Неймос", слабо изогнутые плавники и хвост позволяли ему плыть на одной скорости с человеческим судном. Невидимо и неуловимо тиранидское существо двигалось через океан, инстинктивно ощущая водный рельеф. Оно вплывало и выплывало из термоклинных слоев и больших полос течений, где пластами лежала вода разной температуры, где отражались звуковые волны, еще сильнее маскируя ее осторожное приближение.

Оно было превосходно адаптировано к своим охотничьим угодьям. Поколения назад из цепи стремительной эволюции пращурами были вырваны генотипы жизненных форм Дайники-5, и в процессе было поглощено все необходимое, дабы полностью уничтожить все живое. Извлеченные из воды микрочастицы тяжелых металлов тускло блестели в матовой, естественной броне существа, в бивнях, окружающих овальное ротовое отверстие, и в клыках, вокруг каждой присоски на множестве щупалец. Оно скорее перетекало в воде, чем двигалось, ныряло в глубокие потоки, толчками приближаясь к незваным гостям. По сторонам головы пластинчатые веки обнажили гладкие линзы с темными зрачками. Оптические рецепторы эволюционировали, чтобы отслеживать тепловое излучение, и они наблюдали за очертаниями "Неймоса". Тонкие, чувствительные щупальца могли уловить магнитное волнение от колебаний на кончиках листьев.

В медлительных и угрюмых мыслях существо сравнивало свою добычу со всеми другими, которыми когда-либо питалось. Кое-что было органическим, из плоти и хрящей, неся в себе генотип происхождения тиранидов, а иногда были и другие штуковины, облаченные в твердые панцири из керамита или плавающие по волнам в железных оболочках. До последних нужно было дотянуться и утащить на дно, убивая неимоверным давлением глубин и своими крепкими объятьями.

Оно поглотило остатки хрящеперых форм тиранидов одним движением, вытянувшись и достав их тела, засосав те через решетку металлических китовых усов. Мозговые клетки были перекачаны во вторичный желудок с клетками-рецепторами омофагов и денатурированы. Цепочки рибонуклеиновых кислот были разорваны, как только их воспоминания были впитаны собственными биосистемами существа. Тиранид почерпнул остатки сенсорных ощущений и феромоновые воспоминания из трупов, извлекая все, что можно. Глядя глазами убитых, оно пережило вместе с ними их смерть и ощутило плотскую жизнь, которую они пытались сожрать. Сверхлюди, как существа с поверхности, только немного иные. Существо недолго порыскало в странных обломках, которые ливнем падали в его владения с небес выше, но не нашло в них ничего значительного. Но теперь к нему пришло понимание.

Ранее добыча с небес никогда не осмеливалась опуститься под поверхность вод. Это было незнакомо тираниду, и в его огромном разуме постоянный голод приобрел новый оттенок эмоции. Предвкушение.

"Неймос" уходил все глубже, и существо последовало за ним.


* * *

Спускаясь вниз по ступенькам стальной лестницы, которая вела к второстепенным палубам, Рафен ощутил запах раньше, чем достиг лазарета. Воздух был пропитан тяжелым, ржавым запахом пролитой крови, но его чувства выделили еще один аромат в смеси: смазки и озона.

Он двигался стремительно, осознавая, что его тяжелые ботинки оставляют вмятины на палубе, пока он быстро по ней несется. Палуба была немного наклонена, "Неймос" мягко поворачивал на правый борт, и он подтянул себя выше, хватаясь за железные перила, приваренные к изогнутым стенам. Люк к корабельному изолятору был открыт настежь, и в коридор лился яркий, желто-белый свет. Туркио стоял снаружи, и выражение его лица было мрачным. С его аугметической руки свисал болтер. Краем сознания Рафен отметил, что оружие снято с предохранителя.

— Командующие, — начал Туркио, кивая Рафену, а вслед за этим еще раз Ноксу, поскольку Расчленитель следовал за ним, — он тут. Брат Гаст приглядывает за ним.

Нокс шмыгнул носом и заговорил до того, как Рафен успел задать вопрос.

— Ты уверен в том, что произошло? Адепт был слаб духом… возможно, он пытался лишить себя жизни.

Туркио покачал головой.

— Существуют более простые способы. К несчастью, на катушках камер внутренней безопасности не обнаружилось данных. Кажется, что в это время произошел какой-то сбой. "Неймос", конечно, антикварное судно, и его системы стары, но я не верю в такие совпадения. Это была преднамеренная атака.

— Организованная кем? — спросил Рафен, — Механикус, может быть, и мало походят на Адептус Астартес, но Беслиан не имел врагов среди нас. Мы должны предположить, что у нас на борту есть незваный гость.

— Может быть, кто-то проскользнул на "Неймос" перед тем, как мы покинули "Археохорт", — предположил Туркио, — другой адепт. Если один из них узнал о намерениях Мохла…

Он умолк. Нокс покачал головой.

— Мохл бы узнал об этом. Он бы предупредил нас.

— Неважно как, — вклинился Рафен, — со всем этим мы быстро разберемся.

Кивнув Туркио, он указал на проход.

— Собери братьев и прочеши корабль от носа до кормы.

Кровавый Ангел кивнул и прошел мимо них исполнять приказ, а в это время Рафен вошел в лазарет. Задумчивый Нокс последовал за ним.

Внутри отсека, под сиянием люминовых ламп, брат Гаст был занят телом техножреца. Он снял свои латные перчатки и наручи, и густая, маслянистая кровь пачкала его голые руки, пока он обрабатывал раны Беслиана. Ему помогал раб-машина, одетый в кожаный рабочий халат. Он развернул маленькую лазерную иглу, которой с гудением и шипением запечатывал вены, соединял провода и трубопроводы.

Беслиан напоминал мертвые останки с поля боя. Если бы не множество проводов, соединяющих его со стеклянными измерителями мониторов над кушеткой и медленный звон жизненных показателей, Рафен счел бы его давно умершим. Он несколько секунд наблюдал за работой апотекария-клирика на каком-то отстраненном, далеком уровне и был заинтригован видом внутренностей адепта. Воина всегда интересовало, какое сердце бьется внутри высохшей груди этих шестеренок.

На ближайшей койке в поддерживающих петлях недвижимо лежал брат Сов. Раненный Расчленитель дышал хрипло и неглубоко. Рафен быстро осмотрел его.

Воин находился в исцеляющем трансе, импланты Астартес работали над его восстановлением. Однако с одной отсутствующей рукой, тело Сова казалось каким-то странно непропорциональным.

Гаст колдовал с кожным степлером и вакуумным тюбиком морфического клея над раной на боку Беслиана и начал ее закрывать. Не поворачиваясь, он обратился к остальным Астартес.

— Адепту повезло, что он остался в живых. Туркио нашел его до того, как био-импланты полностью отключились от физического шока. Потеря крови огромна. Я сомневаюсь, что в следующие несколько лет он вообще придет в сознание. На его теле очень много ран от разного оружия. — Он указал на сочащийся кровавый порез и область сильно поврежденной ткани. — Тупая травма в области головы и шеи. Множественные трещины.

— Ты предполагаешь, что убийц было несколько? — спросил Нокс. Гаст качнул головой.

— Не предполагаю, брат-сержант, а констатирую факт. И нападающие были достаточно сильны. Эти жестокие раны были нанесены в безумии и быстро. Однако не совсем умело.

— Если бы это были Астартес, Беслиан был бы убит одним ударом, — пробормотал Рафен, — быстрым и экономным.

Он указал на глотку адепта, предлагая, как бы он сам это сделал.

— Резкий, крушащий удар вот сюда. Или нож в череп.

— Как я зафиксировал, атакующие действовали неумело, — продолжил Гаст, — только из-за этого Беслиан выжил.

— Значит, в конце концов, у нас есть свидетель, — сказал Рафен, — у него же нет повреждений мозга?

Гаст отошел в сторону, позволив сервитору закончить работу и заштопать пациента. Он протер свои руки освященной материей.

— Сложно сказать точно. Мои знания ограничены медицинской помощью на поле боя и призванием сангвинарного жречества, не больше.

Рафен наклонился, изучая пепельное лицо растерзанного адепта.

— Разбуди его.

— Сэр? — Гаст остановился и вопросительно посмотрел на Нокса. — Может быть, я не ясно выразился насчет физического состояния Беслиана…

— Я все точно понял, — ответил Рафен, — а теперь разбуди его.

Сервитор отошел в сторону и ссутулился в режиме ожидания, когда его задача была завершена. Гаст потянулся к нартециуму и не осмелился.

— Вы понимаете, что если я это сделаю, то он умрет?

— Если на борту судна есть посторонние, это нас всех лишит жизни, — ответил Нокс, — делай, как сказал Кровавый Ангел.

— Как пожелаете.

Втягивая порцию жидкости внутрь, Гаст настроил инжекторную иглу. Он остановился около штуцера в плоти на шее Беслиана.

— Я бы на вашем месте подготовил вопросы, — сказал он им, — адепт может быть не в себе… или недолго… проживет.

Игла зашипела, и эффект был практически мгновенным.

Тело Беслиана напряглось, механодендриты и серво-рука из-за спины задергались и начали хлестать по воздуху. Он выгнулся дугой, когда его свело дикой судорогой, и он издал какой-то невнятный звук, что-то среднее между визгом и рыданием. Глаза адепта открылись и зафиксировались на Рафене. Он начал лепетать на машинном коде, трескучий шум начал усиливаться от паники.

— Логик! — рявкнул Рафен, привлекая внимание Беслиана. — Кто напал на тебя? Скажи мне!

Адепт попытался заговорить и поднял руку. С его губ снова слетел трещащий шум. Звук начал плавать и изменился. Это было так, словно слушаешь вокс-передачу на пустом канале, когда порывы статики медленно освобождают дорогу уверенному приему. Из рокочущего лепета Рафен вычленил одно слово, и его глаза сузились.

— Зеллик!

Гаст тоже услышал это и повернулся к Кровавому Ангелу.

— Магос? Он умер в космосе. Возможно, разум адепта все-таки поврежден…

Беслиан затрясся, раскачиваясь туда-сюда.

— Зеллик хочет убить меня! — слова получались очень искаженными, деформированными и едва членораздельными.

— Это он! Месть, месть…

Пока техножрец говорил, его голова в судорогах резко откинулась на кушетку, и тут впервые он увидел застывшего сервитора у стойки с мониторами. Рот Беслиана широко открылся, намного шире, чем могла бы позволить обычная челюсть, и с его губ слетел воющий визг.

Все произошло настолько быстро, что движения показались размытыми. Сервитор дернулся и кинулся на адепта Механикус. Одной рукой, не из плоти и крови, а пальцами-скальпелями с медицинским инструментом и сочлененными зондами, он ударил в глаза Беслиана. Стальные персты погрузились по ладонь в его череп и разорвали его.

Первым отреагировал Рафен и ударил изо всех сил. Бронированный кулак попал сервитору-убийце в поясницу, где ноги-поршни были соединены с тазовыми костями человека. Фонтанами брызнули жидкости, и раб-машина упал на палубу. Однако шок от удара, кажется, никак на нем не отразился, и он все еще полз к адепту. Его мокрые от стекловидного вещества глаз пальцы отчаянно щелкали, дабы причинить еще больше повреждений.

Рафен услышал, что сервитор бормотал что-то, когда падал. Вроде бы слово "предатель". С рыком он поднял ботинок и втоптал глотку сервитора в палубу. Все нападение заняло только секунды, но внезапная тишина мониторов жизненных показателей красноречиво говорила о том, что оно удалось. Лицо Рафена скривилось в гримасе, когда голова Беслиана откинулась назад, демонстрируя кровавые, пустые глазницы.

— Кажется, ты был прав, — через секунду молвил Гаст.

— Кажется, мы оба были правы, — ответил Рафен.

Нокс присел на корточки и перевернул труп сервитора.

— Это наш нападавший? Или один из них, хотя бы?

Гаст покачал головой.

— Невозможно. Раб-машина привязан к палате лазарета. В него заложен запрет покидать этот отсек.

— Он сказал — Зеллик, — размышляя, Рафен изучал мертвого человека, — Зеллик хотел отомстить.

— Маттхан Зеллик мертв, — настаивал Нокс, — я в этом уверен так же, как если бы сам лишил его жизни.

Рафен взглянул на илота.

— Существуют мертвые, а потом они опять умирают.

Внутренне он упрекал себя. Воин никогда даже помыслить не мог, что раб-машина может быть потенциальным противником.

Безмозглых сервиторов едва можно было считать человеком. По большей части они состояли из искусственных материалов генномодифицированных клонов, выращенных в резервуарах под горами Марса, или из тел преступников и еретиков, отданных культу Механикус для видоизменения. Им вживляли импланты, бионику, инфо-катушки и наборы инструментов. Любые остатки личности, которые могли быть в их мозгах, безжалостно удалялись во время строгих ритуалов приведения в надлежащее состояние. Некоторых программировали для боевых действий, некоторых для выполнения задач в тандеме с когитаторами, но илоты на борту "Неймоса" даже близко не были настолько продвинутыми. Они были техноматами, способными исполнять набор инструкций своих обязанностей и ничего больше. Они были нечувствительны, собственной воли в них было не больше, чем в болтере или ауспексе.

По крайней мере, так считал Рафен.

— Магос достал его из могилы, — произнес Кровавый Ангел, — он ненавидел Беслиана за его роль по захвату "Археохорта". Сервиторы стали инструментами его возмездия.

— Как такое возможно? — спросил Гаст.

— Если это сделали илоты, мы должны их уничтожить, — добавил Нокс, — у нас не один враг на борту, у нас их десятки!

Рафен бросил на него взгляд.

— И как нам управлять этим судном без сервиторов, кузен? Как обходиться с реакторами, обуздывать духов машины?

Гаст собрал останки мертвого сервитора и уложил их на рабочий стол.

— Я не понимаю. Одного илота, возможно, Зеллик мог подготовить к такому случаю. Я даже это допускаю. Но всех?

Рафен подумал о чем-то, что Мохл упоминал на командной палубе "Археохорта".

— Или кое-что еще… вирус.

— Вирусный мемокод? — Гаст нахмурился.

— Расчлени эту штуку и найди ответы, — потребовал Нокс.

Клирик кивнул и потянулся за пилой для костей.


ПЕРЕСЕКАЯ глубокую впадину, "Неймос" несколько замедлился, так как сила океанского прилива была против курса субмарины. Работая по возвращению судна на заложенный курс, небольшие ускорительные двигатели, спрятанные под антикавитационными колпаками, вернулись к жизни, проталкивая судно через поле пересекающихся течений.

Прячась в жидких пузырьках по следу, тиранид сгладил свое тело по плоскости, держась той же схемы движения. Массив датчиков на кончиках X-образного хвоста "Неймоса" получил крошечный отклик, и перед пустым взглядом присоединенного илота из экипажа дернулась игла измерителя. Сервитор мигнул, и данные остались незамеченными, ведь за этими пустыми глазами работал совершенно другой процесс, пока совсем иной убийца крался за судном.


— ДАЙТЕ-КА прикинуть, если я все правильно понимаю, — с презрением в голосе произнес Аджир, — мы охотимся за убийцей, прячущимся в пустотах обшивки, посланным человеком, который сгорел до пепла, пока "Археохорт" прогорал при входе в атмосферу. Мертвого предателя, чьи шестеренки и звездочки все еще дождем падают на эту светом забытую планету?

— Кажется, ты все оценил по достоинству, — пробормотал Пулуо.

Церис наблюдал, как он, нагнувшись, обогнул изогнутую стену и крадучись пересекал отсек, который служил временной оружейной.

— А брату-сержанту не кажется, что у нас и так уже достаточно невыполнимых задач?

Псайкер уловил в ауре Туркио вспышку раздражения, который стоял неподалеку и изучал развернутые веером инструменты в своих руках.

— А ты хотел бы, чтобы мы ничего не делали и разделили судьбу Беслиана?

— Не глупи, — ответил Аджир, — я, не раздумывая ни секунды, могу убить любого сервитора, который попытается прикончить меня.

Эйген, единственный Расчленитель в отсеке, витая в своих мыслях, смотрел на палубу.

— Не получится, если этот сервитор выпустит духа-машины реактора или отправит этот корабль в сокрушающие глубины.

— Он прав, — молвил Туркио, — это не та проблема, которую можно решить болтерным снарядом.

Глаза Аджира вспыхнули, но он придержал язык. Как только Церис присоединился к отделению под командованием Рафена, он уловил напряженные отношения между двумя воинами. Туркио открыто носил на своей щеке клеймо кающегося. Отметину выжгли на его коже в знак того, что он завершил ритуалы очищения. Воин был одним из тех, кто последовал за ложным ангелом Аркио только для того, чтобы позднее осознать обман и вернуться в отчий дом. Второе пятно, видимое только для тех, кто обладал колдовским зрением, окрашивало ауру Туркио — сожаление. Цвет этой эмоции покрывал его всего, хотя лично сам лорд Данте простил прегрешения Кровавых Ангелов, обманутых Аркио, но сам себя Туркио не простил. Аджир, чья аура редко окрашивалась чем-то иным, кроме темно-красного оттенка ярости, кажется, считал своим долгом при каждом случае напоминать Туркио о его статусе кающегося.

Церис раздумывал о том, почему Аджир не видит за клеймом человека. Он ощущал там что-то насчет других Астартес, но это было намного глубже под поверхностью, чем он мог прочитать.

Он откинул этот вопрос в сторону, когда Кейн открыл люк и вышел наружу, позволив войти сержанту Рафену, Ноксу и Гасту. Молодой Кровавый Ангел встал в стороне от входа настороже. Пулуо приказали поступить так же — это казалось благоразумным, учитывая недавние события на борту "Неймоса".

Рафен начал без преамбул.

— Логик Беслиан мертв.

Он рассказал то, что выяснилось в лазарете с медицинским сервитором. Эйген нахмурился.

— Если раб-машина хотел убить его, почему он этого не сделал, когда Туркио принес его в изолятор? У него была такая возможность.

Гаст кивнул.

— Он атаковал только тогда, когда Беслиан очнулся. После того, как он упомянул имя Зеллика.

— Кодовое слово, — произнес Пулуо, — убийцы-гипнотизеры используют ту же самую технику, чтобы активировать исполнителя.

— Тут кое-что другое, — Рафен взглянул на Нокса, — покажи им.

Ветеран Расчленителей показал кровавую тряпку в своей руке и с отвращением, которое искривило его покрытое шрамами лицо, развернул ее, продемонстрировав граненный драгоценный камень, длинную изумрудную слезу, переплетенную превосходными золотыми нитями. Церис смог разглядеть строчку зеленых глифов на поверхности объекта, и что-то в оттенке и в том, как камень отражал свет, немедленно заставило его поднять ментальные барьеры.

— Что это такое? — спросил Нокс.

— Точно от ксеносов, — с полной уверенностью добавил Рафен.

— Этот объект был спрятан в мозжечке медицинского сервитора, — объяснил Гаст, — и провода, что вы видите, были воткнуты в различные участки органического мозга илота.

При виде камня Эйгена передернуло.

— Управляющее устройство?

Рафен кивнул.

— Или что-то подобное.

— Мы знаем, что Инквизиция подозревала Зеллика в торговле предметами чужаков. Вот это и то, что мы видели в музее — подтверждение.

Нокс так держал камень, словно едва сдерживал себя, чтобы не раздавить его в порошок.

Церис подошел ближе. Безделушка притягивала к себе. Ему нужно было взглянуть ближе, разглядеть ее. Стоящий за ним Туркио показал инструменты в своих руках.

— Следы крови на этом инвентаре, командир. Я взял их у троицы сервиторов в контрольном отсеке реактора, где нашел Беслиана.

— Мы должны вскрыть черепа этим троим, — отрезал Аджир, — не сомневаюсь, что мы найдем там такой же нечестивый имплант, как этот.

— Или хуже, — произнес Рафен, — я попросил брата Гаста провести ауспекс сканирование произвольно выбранных сервиторов.

— Раз уж я знал, что ищу, то нашел это с легкостью, — тяжело вздохнул Гаст, — братья, кузены. Каждый раб-машина на борту "Неймоса" несет внутри своего черепа один из таких камней. Я подозреваю, что Зеллик имплантировал их в каждого илота — члена экипажа.

— Убьем экипаж — предполагая, что ни один из них не успеет затопить корабль до того, как мы всех перебьем — утонем, — Нокс подчеркнул тяжелое положение, — оставим их в живых и никак не сможем убедиться, что они не кинутся на нас, когда мы не заметим.

— Мы не можем доверять никому из них, — молвил Туркио, но внимание Цериса было где-то в другом месте. Он дотянулся до камня. Он мог ощущать его, даже сквозь латную перчатку. Странное, безучастное тепло, словно сердце умирающей звезды.

— Дайте-ка посмотреть, — сказал он, и до того как Нокс успел его остановить, взял камень ксеносов из ладони воина.


ОН ПЕЛ ЕМУ, и это была неприятная мелодия.

Вопящий, атональный хор бил по психическим ощущениям Цериса. Там были сотни голосов, и все они сплелись в один. Все тонуло в гневе, боли и останавливающем сердца ужасе. Все были без ума от жажды возмездия. И все они были Маттханом Зелликом.

Церис словно очутился в зале с разбитыми зеркалами, но в каждом осколке он видел отражение злого, вопящего, плачущего лица магоса. Он мог почувствовать кусочек человеческой души, осколок его разума и духа, заключенный в этот крошечный драгоценный камень. Псайкер укрепил свою оборону и осмелился скользнуть глубже, счищая слои устройства.

В его глубинах цвета индиго он увидел расходящиеся во всех направлениях квантовые линии, каждая соединялась с другим камнем, спрятанным в другом разуме. Он смутно ощутил, что сеть соединяет все импланты в одну закрытую систему. Потянувшись дальше, он ощутил, что его пси-чувства отскочили от стен из символов чужих, не давая ему увидеть больше. Церис уловил исковерканный, разъяренный разум в этой паутине, двигающийся от точки к точке, и тот знал его имя.


— ЗЕЛЛИК! — псайкер выкрикнул имя и отскочил от драгоценного камня, словно тот укусил его.

— Ты взглянул в него… — сказал Нокс, — что ты увидел, брат-колдун?

Рафен подошел к кодицию и оценивающе взглянул на него.

— Это было глупо, брат. Эта штука могла сжечь твою душу!

Церис покачал головой. К его щекам прилила кровь.

— Я… ощущаю, что меня заставили. Было нужно так сделать, — он оглядел окружающих воинов, — Зеллик мертв, в этом вы можете быть уверены, но он все еще докучает нам.

Псайкер указал на камень-имплант.

— Это, как заметил сержант Рафен, произведение ксеносов. Пси-устройство, способное хранить в себе живое сознание.

Эйген недоверчиво посмотрел на камень.

— Ты хочешь сказать, что Зеллик каким-то образом… скопировал себя в раба-машину?

— Не в одного, — молвил Церис, — во всех. Он расщепил свой разум и разделил его среди них, разобрал его, словно на главы книги.

Он сделал паузу, обдумывая.

— Возможно, с достаточным количеством целых элементов, позднее он мог бы воссоздать свою душу… и обмануть смерть.

— Если разум Зеллика управляет этими сервиторами, почему мы все еще живы? — задал вопрос Кейн, напряженно бросая взгляды за плечо в коридор.

— Он не управляет, — ответил Церис, — он сделал это в отчаянье. От него остались только фрагменты, возможно достаточное количество, чтобы вскоре собраться вместе, но не достаточно, чтобы диктовать свою волю.

— Пока что, — молвил Пулуо.

Губы Рафена сжались.

— Если Зеллик существует в этих… фрагментах… тогда, может быть, мы сможем уничтожить их, стереть подобно вредоносному коду.

Церис кивнул.

— Там, внутри, центр его намерений. В сети, соединяющей импланты. Это самый сильный аспект его личности. Если мы сможем изолировать его, убить сервитора, в котором этот фрагмент…

— Тогда он умрет во второй раз… — Нокс кивнул сам себе. Рафен обдумал слова псайкера:

— Ты сможешь это сделать?

Церис кивнул.

— Смогу.

— Тогда прикончи его…

Без предупреждения палуба под ними отдала эхом удара, словно ее поразил гигантский молот.

Незакрепленные вещи разлетелись по сторонам и попадали на пол, люминовые полосы над головами замерцали и заискрили. Раздался низкий, длинный стон, когда торсионы древнего корпуса напряглись от внезапного, смертельного давления. Рафен пошатнулся и схватился за поручень.

— Кто-то атаковал нас!

— Зеллик? — спросил Кейн.

Эйген покачал головой:

— Нет, снаружи корпуса.

Нокс достал свое оружие:

— Те ликторы-гибриды вернулись за добавкой!

Еще один удар прошелся по корпусу, и "Неймос" резко накренился на левый борт, снова лишая всех равновесия.

— Мы слишком глубоко для них, — ответил им Рафен, — это что-то другое.

Загрузка...