Глава пятнадцатая

Однажды раньше, на поле боя Сабиена, когда он присоединился к великому Мефистону в финальном противостоянии Восстания Аркио, Рафен получил дар из сосуда. Инжектор был полон жизненной влаги высших сангвинарных жрецов Кровавых Ангелов, жидкость внутри была стимулятором и поднимала силы, говорили, что она дает малую толику мощи ангельского примарха. В тот день он получил сосуд из рук Повелителя Смерти и был благословлен Корбуло, хранителем Алого Грааля, это придало Рафену силы довести ту роковую битву до ее финального завершения. Он с предельной ясностью помнил внезапный прилив силы, что прошелся по нему, волну духа и воли.

Теперь он знал, что тот момент, который он считал единением со своим давно умершим повелителем, был всего лишь бледной тенью его истинного величия. Содержимое фиала, сама святая кровь из Алого Грааля, неразбавленная и могущественная, сохраняемая тысячелетиями поколениями клириков, заструилась по его венам. Она было золотом, она была пламенем, молнией и солнцем, ничего подобного он не испытывал в своей жизни.

Тело Рафена охватили спазмы, что были сильнее боли. Каждый мускул напрягся, каждый нерв запел от силы. Каждая его кость резонировала как бой курантов, когда песнь примарха ворвалась в его существо. По нему волнами бил свет, ослепляющий, словно взрыв сверхновой. Генетическое вещество пронзило все его тело, и все, что он впитал за время учебы, от новобранца до боевого брата, мгновенно пробудилось в нем. Каждый космодесантник нес в себе генетические маркеры своего владыки примарха, ограниченные плотью смертных людей, которыми они когда-то были. Внутри каждого Кровавого Ангела было зернышко великой и могущественной силы Сангвиния, оно лежало в глубинах их души, в самой плоти, дабы сделать их непревзойденными воинами великих армий Императора.

И теперь подобное притянулось к подобному. Святая кровь, бегущая по его венам, смешалась с собственной Кровью Рафена и отозвалась в частичках наследия примарха. Объединенная мощь охватила Астартес, глубоко внутри него кровь смешалась с кровью, воин-сын и воин-отец ненадолго стерли меж собой барьеры времени и смерти.

На одно мимолетное мгновение, Рафен узнал, каково это быть сыном Императора, в урагане ощущений и ослепляющей силы, он испытал на себе толику этой божественной славы. Он вышел из своего "я", окунулся в великолепие, которое унаследовал от Великого Ангела.

Он испытал страх, все было столь ярким, столь мощным, что он испугался, что весь этот свет уничтожит его, подобно Икару из древних легенд Терры, который осмелился подлететь слишком близко к солнцу.

Вот это судьба! Какой великолепной смертью это бы стало! Протянуть руку и дотронуться до лика моего примарха.

Но даже когда эти слова сформировались у него в мыслях, Рафен знал, что не позволит самому себе умереть. Не сейчас. Во всем этом беспорядочном золотом и ослепительном сиянии, он ощутил истину, которая была настолько сильной и понятной, что он не мог ее отринуть.

Я не умру здесь. Мой долг остался невыполненным.

Затем он открыл глаза и увидел перед собой Фабия Байла, предатель, облаченный в броню достойного и благородного брата, поднял руку для атаки. Больше не было боли. Он не чувствовал ран или усталость. Больше не было сомнений или страха. Остался только его долг.


— ЗА ИМПЕРАТОРА и Сангвиния! Смерть! Смерть! — Рафен атаковал с такой скоростью и яростью, что в это было сложно поверить. Взмахи Байла потрескивающим силовым кулаком казались неуклюжими и медленными, он с легкостью уклонялся от них и наносил тяжелые, словно кувалдой, удары в корпус отступника.

Время стало тягучим и густым, деформированное острыми, как наконечник стрелы, чувствами и быстрыми, как пуля, рефлексами. Рафен чувствовал, как будто скорость и сила выплавила из него другого человека, неостановимого и неприкосновенного. Его обнаженные кулаки били в керамит, в каждый удар была вложена вся его сила, и каждый раз Байл отлетал назад. Трещины на броне, оставленные предыдущими атаками, стали шире и раскололись. Когда внутренние контакты замыкало, оттуда вспышками сыпали искры.

Фабий заревел от ненависти и сжал Рафена в смертельных объятьях, вжимая голову Кровавого Ангела в украденную броню. Щеку Рафена разорвало об острые края крылатой эмблемы на доспехе. Ренегат пустил энергию по силовому кулаку, и синяя молния, потрескивая, впилась в плоть Рафена, угрожая вырвать из него крик.

Испытывая головокружение от шока, с прижатыми к бокам руками, его кости трещали от сокрушающей хватки, Кровавый Ангел издал бессловесный вопль и ударил головой в шлем силовой брони. Он ощутил влажный хруст, когда нос сломался, ощутил горячий поток собственной крови, но вместе с этим услышал треск разбитого бронестекла. Одна из блестящих красных линз шлема треснула от удара, и Байл завопил, когда осколок вошел в мякоть его глаза. Убийственное давление внезапно ослабло, предатель отпустил его, энергично тряся головой, чтобы сместить осколок стекла.

Рафен сплюнул большой, темный сгусток и пошатнулся. Он знал, что промедление подобно смерти и атаковал, пока еще мог. Используя мощь крови, он подпрыгнул и схватился за горжет украденной Байлом брони одной рукой, повиснув на нем, его пятки уперлась в ноги и живот врага.

Взобравшись на свою цель, Рафен ударил по треснутой, поврежденной панели шлема, стремительной очередью он бил снова и снова, вгоняя удар за ударом в одну и ту же точку. По костяшкам пальцев струилась кровь, боль волной ходила по всем нервным окончаниям его руки, но он продолжал, несмотря на разум, несмотря на усталость, пока его рука не превратилась в окровавленные лохмотья.

Он почувствовал, что шлем треснул и сместился, продолжая, он скрюченными пальцами схватился за край визора и выдрал шлем. Под ним на него смотрело лицо Байла, белые волосы потемнели от темно-красной крови, а один глаз представлял собой рваную рану.

Рафен использовал поврежденный шлем как дубину и продолжал избивать предателя треснутым шаром керамита, с тяжелой механической четкостью нанося удар за ударом, один за другим.

Байл рухнул на колени, шаря по талии в поисках оружия, такового не находилось. Он замахнулся на Рафена силовым кулаком, но к этому времени уже почти ослеп и своим поврежденным зрением мог разобрать только туманные красные пятна.

Рафен отшатнулся и уронил разбитый шлем. Мощь святой крови покидала его, истекала из сотен порезов и ран, разбросанных по всему телу. За секунды ведущая сила его уйдет, и он наконец-то уступит смерти. У него оставалось только несколько мгновений, чтобы исполнить свой долг.

Он спас кровь своего примарха и сохранил ее. А теперь он убьет вора, который осмелился выкрасть ее.

— Нет… — пробулькал Фабий, — я… Неубиваемый! Ты не можешь… прикончить меня!

Рафен не ответил, вместо этого он согнулся и вложил всю свою силу, чтобы поднять бронированную фигуру над скользкой от крови крышей, поднять тело над головой.

С последним усилием все мышцы в его теле стонали от напряжения, Рафен швырнул предателя вперед и сбросил его с каменной башни. Кровавый Ангел рухнул на парапет и свесился с краю, наблюдая, как вниз летит фигура в красном и проклинает его.

Предатель Фабий Байл, заклятый враг Бога-Императора человечества и Империума, упал в готовые, жадные когти роящейся массы ксеносов далеко внизу. Рафен видел, как она поднялась визжащим, гомонящим валом, черная волна чудовищных очертаний разорвала его врага на части.

Мое служение… окончено. Только для того чтобы сформировать эту мысль, казалось, потребовались все его силы, до последней капли.

— Еще нет, — произнес мрачный голос.

Он что, произнес это вслух? Его тело настолько сильно болело, что он едва был уверен в том, что еще дышит.

Его подняли руки и развернули. Он увидел знакомое бледное лицо и темные, мертвые глаза.

— Нокс.

— Он самый. Значит, грохнул его?

Он попытался кивнуть. Расчленитель сделал этого за него сам.

— Ну, наконец-то.

Отбрасывая тени, вокруг двигались другие силуэты. Он услышал строгий тон Пулуо:

— Трон Терры. Он еще жив?

— Да, — это был Аджир, — хотя кажется, что на каменных плитах больше крови уважаемого сержанта, чем осталось в его венах.

— Тираниды внутри! — заорал другой, незнакомый голос. — Они внутри лаборатории!

Рафен закрыл глаза, вслушиваясь в гром болтерного огня. Теперь уже скоро.

— Только со смертью заканчивается служение, — прохрипел он.

— Не сегодня, — слова Цериса, казалось, доносились откуда-то издалека, — смотри. Байл, должно быть, потерял его во время боя.

Он услышал странный, музыкальный перезвон. Ретранслятор. От этого звука Рафен улыбнулся.

— Сомкнуть шеренги! — заорал Нокс, — Все ко мне! Если хотите прожить еще один день, все ко мне!

Тепло охватило тело Рафена, и он позволил тьме унести его.


ИЗ ОКНА часовни, через окрашенное стекло он наблюдал, как Дайника-5 отворачивается от него, словно боится показать свое лицо. Ядерные огненные цветки размером с континент пересекали ее поверхность, ударные волны от множества взрывов достигали коры и скального основания океанического мира. Моря уже выкипели в космос поскольку атмосфера рассеялась, орбитальные орудийные черепа постигла та же участь.

За день, а возможно и меньше, пятая планета станет не более чем оплавленным угольком, и все, что на ней существовало, останется только воспоминанием. Порча Хаоса и чужаки сгорят.

Рафен вздохнул, слегка вздрогнув, когда глубокий вздох причинил боль.

Так много было потеряно там, внизу. Нокс и Церис с остальными собрали только небольшую часть трофеев Байла, которые он хранил в башне, дабы добавить их в собранное с "Археохорта" — среди них нашелся и плазмаган, который принадлежал герою Ариону — но потеряно было еще больше. Он ощущал огромное раскаяние за разрушение доспеха брата Кира, он произнесет специальную речь во имя памяти павшего воина в Зале Героев, когда "Тихо" вернется на Ваал.

Однако существовала еще одна потеря, которую он не будет оплакивать. Черный покров вины, который омрачал его с тех самых пор, как началась миссия. Его долг был исполнен, и совесть чиста.

Отвернувшись, он склонился и позволил сангвинарному жрецу помазать себя освященной жидкостью из реплики Алого Грааля, которую тот держал в своих руках. Все воины, которые вернулись живыми с Дайники-5, были подвергнуты ритуалам очищения и чистки, дабы уничтожить любые оставшиеся отпечатки нечеловеческого — но Рафену и тем, кто был в заключении, предстояло еще многое испытать. Каждому из них имплантировали одного из полудемонических-полутиранидских гибридов Байла, жрецам и капелланам Адептус Астартес нужно будет убедиться, что на их душах не осталось клейма. Братья уже заключили договор хранить молчание о полной картине своего заключения в руках извращенного Прародителя, никто из них не сомневался, что силы Имперской Инквизиции очень жестоко изучили бы каждого космодесантника, а возможно даже отдали приказ о полном уничтожении. Но теперь это осталось не во власти инквизиторов. Их будут судить по возвращению в свои Ордены, но только единственно важная власть — свои же боевые братья.

И наконец, Рафен встал, принимая чашу от клирика. Он сотворил знак аквилы и отступил, его роба плотно натянулась на теле. Пересекая часовню, он остановился перед алтарем, где к сводчатому потолку поднималась статуя Сангвиния. Там наверху ярко горели небольшие железные жаровни, отбрасывая свет от огня на крылья примарха.

Он шагнул к ней, но замер, когда осознал, что приближается еще одна фигура в робе. Он снял свой капюшон:

— Кузен.

— Кузен, — молвил Нокс, — вот и встретились. Я пришел попрощаться.

Он дернул подбородком в сторону огромного круглого иллюминатора над их головами, за ним, в пустоте космоса на копьях огня ускорителей разворачивался "Габриель", готовясь отбыть по новому варп-вектору.

— Мой "Громовой ястреб" уже в посадочном доке. Мои братья и мои пассажира ждут.

Рафен кивнул. Килан из Гвардии Ворона и еще некоторые сбежавшие из тюрьмы-крепости Байла решили отправиться с Расчленителями, чтобы встретиться с уполномоченными своих Орденов по пути следования "Габриеля" обратно к Кретации. Тарик и остальные остались на борту "Тихо", Кровавые Ангелы поступят с ними так же — не привлекая внимание, вернут на свои родные миры. Рафен раздумывал о том, все ли смогут восстановить свои жизни после того, что они потеряли в заключении, он не сомневался, что многие из тех, кого пленил Байл, были объявлены мертвыми. Когда они вернутся в свои монастыри живыми и невредимыми, возникнет множество вопросов и споров. Для них испытания только начинались.

Он пожал руку Нокса:

— Ты получил то, что хотел магистр Сет, — произнес он, — в хрониках двух наших Орденов будет записано, что наш враг пал от руки Кровавых Ангелов и Расчленителей.

Нокс скривил губы:

— Мы оба знаем, что это не так. Рафен, это ты убил его. Вся слава твоя.

— Если бы ты захотел, мог бы забрать ее себе. Скинул бы меня с той крыши, а выжившим сказал, что это твой клинок поразил сердце Байла. Никто бы не узнал.

— Это приходило мне в голову, — спокойно ответил Нокс, после чего кивнул на статую, — но он бы знал. И, может быть, сложно поверить, но у меня есть честь.

— Не сомневался в этом, — ответил Рафен, — без тебя и твоих воинов… ваших жертв… миссия бы провалилась. Спасибо тебе.

Нокс отпустил хватку и далее вел себя формально:

— Деяние сделано. Долг выполнен. Аве Император.

— Аве император, — повторил Рафен, когда Расчленитель уходил. В сиянии жаровен он стоял еще долго, после чего осознал, что за ним наблюдает еще один человек. Он не повернулся лицом к фигуре в тенях.

— Ты снова испытываешь мое терпение, кодиций?

Церис вышел на свет:

— Нет. Но у меня есть вопросы.

Рафен слегка улыбнулся:

— Конечно есть.

— Священная кровь… — Псайкер кивнул в его сторону, — твое задание было получить ее обратно.

— И я получил по-своему. Он все еще существует, во мне.

Церис нахмурился.

— Я боюсь, что великий Корбуло и другие высшие сангвинарные жрецы не предусматривали такое. Будут последствия.

— Они всегда есть, — ответил Рафен, — меня призовут к ответу, когда мы достигнем Ваала, и я встречусь со всеми с чистой совестью. Я сделал то, что требовалось. И ни о чем не сожалею.

— Это уж точно, — кивнул Церис.

— Ты сказал, что у тебя есть вопросы, — продолжил Рафен, — хочу услышать их всех, брат.

— Меня гложут сомнения, и я должен озвучить их. Ты, брат Рафен, единственный можешь понять почему.

— Продолжай, — приказал он.

— Я думаю, что Нокс ошибается, командир. Я не сомневаюсь, что человек, который пришел на Ваал и украл у нашего Ордена порцию святой жизненной влаги, теперь мертв. Я не сомневаюсь, что жизненная эссенция нашего примарха живет в тебе. Но я боюсь, что долг не оплачен. Не буквально.

— Еще больше загадок, — произнес Рафен, его настроение начало меняться. Церис подошел ближе:

— Сколько раз ты убил его, Рафен? Разорвал глотку… Болтом снес голову. Утопил во льду. Накормил им тиранид. Сколько из них были им? Все? Ни один из них?

Рафен одарил псайкера тяжелым взглядом:

— Ты знаешь ответ?

Церис отступил обратно в тени.

— Нет.

— Тогда приходи, когда узнаешь. В противном случае храни молчание.

Наконец-то оставшись наедине со своими мыслями, Рафен поднял взгляд на примарха и низко склонился. Его перевязанная рука потянулась к рукаву и достала маленький клочок бумаги, смятую заметку, что он нашел в брошенном госпитале колонии тау.

Не открывая ее, дабы снова прочесть написанные там слова, он бросил ее в огонь и смотрел, как бумага прогорает до темного пепла.

Загрузка...