Глава двенадцатая

Поток солоноватой, ледяной воды выдернул Рафена из забытья, отплевываясь, он замолотил по воздуху сжатыми кулаками, готовясь отразить любую атаку. Моргая, он мог различить только смутные очертания предметов. Его лицо раздулось от ударов, кровь залепила глаза.

Туман перед глазами начал рассеиваться, и он обнаружил, что находился в металлической клетке — но не своей, а другой; снаружи был день, лучики тусклого желтого света пробирались сквозь вертикальные зазоры в стенах. Здесь не было других входов и выходов, кроме тяжелой стальной двери на толстых петлях.

— Вставай, парень, — произнес грубый голос. Он услышал лязг пустого ведра, когда сутулая фигура отбросила емкость.

— Ветча, — произнес Рафен, откидывая назад свои растрепанные, покрытые засохшей кровью волосы. Когда он взглянул на свои пальцы, то увидел, что они тоже перепачканы кровью:

— Я думал, что уже умер.

Старый Космический Волк издал хриплый смешок:

— Думал узреть лик Императора, а? Желал очутиться в раю? — резко бросил Ветча. — Не будет тебе такого счастья, Кровавый Ангел. Никто отсюда туда не попадает. Это слишком легкий способ сбежать.

Слепой ветеран протянул узловатую руку и помог ему встать. Пальцы Ветчи были костлявыми, но сильными и жесткими, словно железные прутья. Рафен огляделся и нахмурился. Он слышал шум за стенами металлической клетки, грохот, бряцающие удары, которые следовали один за другим:

— Ну и куда ты привел меня на сей раз, Волк?

— Не я, — ответил Ветча, отступая в тень, наклоняясь и что-то делая, — Новые Люди притащили тебя.

Он снова хихикнул:

— С ума сойти, похоже, ты их здорово обозлил. Я редко видел, чтобы они с таким удовольствием пинали человека, который не может дать сдачи.

— Угу, — ответил Рафен, сплюнув сгусток мокроты и крови. Откашливаясь, он услышал легкий стук — на пол вылетел обломок его зуба.

— Они что, пригнали сюда стадо гроксов потоптать меня?

Он оценил свое состояние, внимательно прислушиваясь к ощущениям в руках и ногах. Каждое движение, каждое прикосновение заставляло Рафена вздрагивать от боли; на нем не оставили живого места.

— Почему они просто не перерезали мне глотку?

— Ты все еще не понял, какие здесь порядки? — Ветча покачал головой, возвращаясь с какой-то тяжелой штукой, замотанной в промасленную ветошь, — на этом светом забытом острове не бывает смертей, если они не нужны Фабию Байлу — для дела, или просто скуки ради.

— Фабий… — Рафен облизнул сухие, потрескавшиеся губы, вспоминая мерзкий вкус крови прародителя, — он получил по заслугам.

— Да ну? — Космический Волк сделал паузу. — Я слышал такое не единожды, парень — и от людей в гораздо лучшей форме, чем ты сейчас. На твоем месте, я бы сосредоточился на том, чтобы выжить в течение ближайших нескольких минут.

Грохочущие звуки снаружи начали убыстрять ритм.

— Сначала просто дойди до стола. Там поймешь, что делать дальше.

— До стола? Какого стола? — Рафен был сбит с толку, у него звенело в ушах, и это не добавляло происходящему ясности.

— Слушай внимательно! — отрезал ветеран. — Хочешь жить — слушай.

Рафен посмотрел на него:

— Ты мой волк-проводник, что ли? Но я тут слышал кое-что, и сомневаюсь в честности твоих помыслов, старик.

— Ты ничего не знаешь, — последовал ответ, — Твой клинок еще остер, он не успел затупиться… Но это еще впереди! Запомни мои слова, а поймешь их потом, если не погибнешь!

— Так вот что с тобой произошло? — дерзко ответил Рафен. — Ты уже настолько слаб? Кое-кто тут удивляется, как это тебе удается свободно расхаживать туда-сюда.

— Проклятие, я тут не свободен! — прорычал космодесантник. — Кровь Фенриса, неблагодарный ты щенок! Я пытаюсь помочь тебе!

С рычанием он сунул обернутый ветошью предмет в руки Рафену:

— На! Забирай и проваливай!

Кровавый Ангел дернул за тряпку, и она развернулась, открыв массивный молот на длинной ручке. Рафен видел такие раньше. Благодаря специально утяжеленному бойку, при должном навыке им можно было крушить валуны — но это была вещь, которую могли бы использовать сервы ордена — или сервиторы; инструмент, а не оружие, подходящее для Астартес. В его руке молот выглядел слишком маленьким и легким.

— И что я должен делать с этой штукой?

— Расстараться, чтоб тебя не убили! — Ветча скрылся в тени и дернул ржавую затворную ручку, с металлическим скрежетом передняя часть клетки разделилась на две створки и они разошлись в стороны, поворачиваясь на петлях.

Глаза Рафена отозвались болью, пока не привыкли к внезапно хлынувшему потоку яркого света. Солнце Дайники стояло высоко в небе, светя, казалось, прямо на него; он ощутил химическую вонь жидкого прометия. Грохочущая какофония достигла кульминации, и Астартес увидел источник звуков.

Он находился на нижнем уровне кратера, наклонные стены спирально поднимались вокруг него. Выше он рассмотрел ряды металлических контейнеров — камер, расположенных, как ложи в амфитеатре. Стенки контейнеров вибрировали под палящим солнцем; он заметил, что щели, заменявшие в них окна, открыты. Его родичам позволили увидеть его.

Но то, что он слышал, не было приветствием; грохочущий шум производили ряды мутантов и Новых людей, шеренгами выстроившиеся на самом дне кратера так, что яблоку было негде упасть. Они колотили бронированными кулаками или поднятым оружием о грудные пластины брони, с каждой секундой убыстряя ритм.

Он осторожно шагнул вперед; перед клеткой располагалась подъемная платформа, сработанная из сваренных вместе железных пластин; она переходила в цепи и кабели, образовывавшие подвесной мост — хлипкую конструкцию, такую узкую, что он едва смог бы пройти по ней в одиночку. За мостом он различил что-то вроде бетонного бункера с обвалившейся крышей.

Воздух наполняла тухлая вонь разлагающейся рыбы. Он решил, что это место, скорее всего, было частью инфраструктуры бывшей здесь хозяйственной колонии, секцией комплекса, где перерабатывали богатую добычу, собранную с морей Дайники-5; по крайней мере, до тех пор, пока небольшая часть тиранидского флота не попала на планету и не опустошила ее.

Он услышал лязг за спиной, и, развернувшись, увидел, что Ветча поднимается вверх, влекомый стрелой крана.

— Не стой, — крикнул тот, — они уже целятся в тебя.

Над головой кружили крылатые стражи, и впервые Рафен заметил яркие красные точки лазерных прицелов; точки двигались туда-сюда по металлу у его ног, поднимались вверх по торсу, показывая дорогу зарядам пушек в их когтях. Он оглянулся, ища возможность спастись… хотя и знал, что не найдет ее. С платформы был только один путь — через подвесной мост. На всех остальных направлениях горел прометий, отрезая пути к отступлению, обжигающее синее пламя вырывалось из резервуаров, расположенных под стоящими выше клетками. Но даже если бы он смог преодолеть это препятствие, дальше не было ничего, кроме толпы злобных мутантов. Он прихватил бы с собой многих из них, но в своем нынешнем состоянии погиб бы раньше, чем успел уничтожить их всех.

И тут Рафен заметил еще одну железную клетку, еще один подвесной мост, расположенный справа. Абсолютно ничем не отличавшийся от моста, висящего впереди, он тянулся параллельно ему. Послышался рев, когда открылись двери второй клетки, и из нее уверенным твердым шагом появилась массивная фигура, окутанная длинным одеянием.

— Итак, начнем состязание, — произнес голос, и металлически-звенящее эхо заметалось между стен кратера. Слова разносились из сотен воксов-громкоговорителей, прикрученных проводами к потускневшим колоннам, которые торчали по всей территории комплекса.

Рафен развернулся на звук голоса, и увидел еще один кран, на этот раз — с огромным железным экскаваторным ковшом, превращенным в передвижную смотровую площадку. Там стоял Чейн, шрам, исказивший лицо андрогина, заставил его навечно застыть в натянутой ухмылке; он стоял, небрежно опираясь на термический лабрис, но внимание Рафена было приковано к тому, кто стоял рядом с ним, кривясь безжалостной улыбкой.

— Точно, — злобно прищурился Фабий Байл в ответ на сообщение из вокса, — начнем состязание.

Внешность ренегата, казалось, ничуть не изменилась: тот же самый плащ и очертания громадного выкованного Хаосом хирургеона за спиной, та же безразлично-самодовольная улыбка. Его шея была обмотана темной тканью, не позволяя Рафену увидеть хоть какие-нибудь следы от нанесенных им ран — но во имя Императора! Как он вообще остался жив?

Кровавый Ангел разодрал горло предателя в клочья, вгрызаясь в него с такой яростью, что еще пара укусов — и голова оказалась бы отделена от шеи. Он выпустил столько крови, что в ней можно было утонуть, а сейчас Фабий, ухмыляясь, стоял перед ним. Как такое возможно? Рафен спрашивал себя, каким отвратительным колдовством владеет ренегат — колдовством, благодаря которому остался невредим после нанесенных ему смертельных ран. Его пальцы сжали рукоять массивного молота, пока он вспоминал слова данного им Обета. Он останется в живых, и, если будет на то воля судьбы — убьет Фабия Байла столько раз, сколько будет необходимо.

— Начинаем!— заорал Чейн, и сростки вокруг встретили его слова одобрительным гиканьем.

Боковым зрением Рафен уловил движение, когда фигура в плаще, с закрытым капюшоном лицом на соседней платформе бегом рванула через подвесной мост. Кровавый Ангел взглянул вверх, и обнаружил, что стражи над головой целятся в него. Поморщившись, он развернулся на пятках и пустился вперед по раскачивающейся тропе. Металлический мост раскачивался и громко скрипел от его тяжелой поступи, роняя хлопья ржавчины прямо на беснующуюся толпу под ним. Рафен дошел почти до середины, когда почувствовал, как тросы задрожали и натянулись под дополнительным весом. Взглянув через плечо, он увидел крупного обезьяноподобного мутанта, который двигался следом; мост снова накренился — еще два сростка, подбадриваемые товарищами, высоко подпрыгнули, и, вскарабкавшись, оказались перед ним. Эти двое напоминали гибрид человека с грызуном, их длинные острые крысиные носы постоянно двигались, принюхиваясь к его запаху. Оба были тощими и вертлявыми, и у каждого в когтистой лапе был джамадхар с раздвоенным лезвием. Значит, это не просто забег, который он должен выиграть.

Не собираясь терять ни секунды от полученной форы, он перехватил молот обратным хватом и махнул им по широкой дуге. Тяжелый боек инструмента встретился с челюстью первого крысоподобного мутанта и размозжил ее с глухим влажным звуком.

Мутант зашатался, и Астартес отпихнул его в сторону. Атакующий кувыркнулся через перила мостика и упал в толпу. Второй грызун низко пригнулся, и, нырнув вперед, со злобным шипением выбросил перед собой руку с катаром. Действуя рукоятью молота как дубинкой, Рафен нанес резкий удар прямо в морду отродья. Изо рта сростка брызнула кровь, не останавливаясь, воин захватил шею твари своей вооруженной рукой, зафиксировал ее, не давая пошевелиться, и поднял мутанта над полом.

Резким движением согнутого локтя Рафен переломил шею крысоподобного. Он замешкался лишь на секунду, отбрасывая от себя тело — но этого оказалось достаточно, чтобы огромный обезьяно-мутант приблизился достаточно близко, дабы поймать его.

Толпа внизу радостно взревела, когда мутант сгреб его в охапку, стараясь переломать кости, и все синяки и ушибы на теле Рафена отозвались на это вспышкой боли. Затылком он чувствовал горячее, зловонное дыхание обезьяноподобного, тварь запросто могла потягаться размерами с терминатором в полной боевой броне, мост стонал от движений тяжелой туши. Рафен наклонился вперед, затем резко запрокинул голову, врезав затылком по морде обезьяноподобного. Тот заорал и на секунду ослабил свою подобную тискам хватку. Этой секунды оказалось достаточно.

Кровавый Ангел шатнулся вперед, держась одной стороны раскачивающегося моста, потом оттолкнулся в противоположном направлении. Подвесной мост прогибался и дрожал, опора под ботинками обезьяноподобного мутанта внезапно стала зыбкой и неустойчивой. Бойком молота Рафен зацепился за петлю троса и повторил свою трюк, на этот раз ему удалось накренить мост на свою сторону — после чего резко ударил ногой.

Вес обезьяноподобного мутанта сделал все остальное. Существо запаниковало, выпустило Космодесантника из лап, чтобы не упасть самому. Рафен снова ударил ногой, на этот раз попав пяткой туда, куда хотел попасть сначала. Обезьяна заревела от боли и потеряла равновесие, в следующее мгновение она уже падала в беснующуюся под ними толпу.

Рафен выпрямился, уцепившись за толстые канаты, пережидая, когда мост перестанет раскачиваться. Он бегом преодолел оставшуюся часть пути и по низкому пандусу скатился в заброшенный блокгауз на другой стороне моста. Там он осмотрелся.

Нигде не было видно ни малейших следов присутствия второго бегуна — его соперника? — но распахнутый люк в дальнем конце бункера недвусмысленно намекал, куда двигаться дальше. Астартес двинулся и услышал щелчки и треск смазанного металла. Щекой он ощутил внезапный порыв ветра и инстинктивно пригнулся. Странный шест, увенчанный целым букетом вращающихся лезвий, резко ударил и рассек воздух там, где он только что стоял. Он развернулся, подныривая под второе орудие, а затем из узких щелей в каменной стене выдвинулось третье — несколько вращающихся клинков. Ножи рубанули рядом, вспороли его грязную тунику, он отклонился в сторону прежде, чем они смогли коснуться тела. Длинные струи пламени вырвались из сокрытых в стенах сопел, угрожая поджарить его до корочки.

Он увидел, что пол, на котором он стоит, сплошь покрыт мелкими отверстиями, как шумовка, выполненная из темного металла и лоснящаяся от смазки. Под ним проходила канава, забитая сгустками застоявшейся жидкости, коричневым жирным осадком; широкая борозда для стока крови. Поблизости он заметил изъеденные коррозией валы и остатки конвейерного механизма; бункер, судя по всему, был еще одной частью перерабатывающего комплекса, где добывали рыбий жир и разделывали дневной улов. Здесь еще сильнее чувствовалась вонь горючих химикалий, от нее было кисло во рту.

Рафен тщательно прицелился и резко ударил молотом по лезвиям, согнув и застопорив их; механизм, приводивший их в движение, сломался; шестеренки внутри выскочили из окислившихся пазов. Он пробивал себе путь к выходу, оскальзываясь на гладком полу, и добрался до дальнего люка. За ним начинался коридор с рядом огромных безостановочно вращающихся барабанов. Он бежал, сгибаясь в три погибели, перепрыгивая от одной стены к другой, скорость его движений не позволяла ему угодить в крутящиеся жернова. Используя молот как альпеншток, он зацепился за край выходного отверстия, и, подтянувшись, выбрался наружу.

Вопли и рев толпы встретили его, когда он выбрался с противоположной стороны блокгауза. Сработанная на скорую руку наклонная площадка под крутым углом вела ко второй подъемной платформе; на ней стоял стол.

Рафен рискнул бросить быстрый взгляд вправо. Фигура в капюшоне, опережая его, уже стремительно неслась по параллельной рампе. Кровавый Ангел отбросил тяжелый молот и кинулся вперед, его мышцы и синяки отозвались болью, но он преодолел последние несколько метров наверх. Он чувствовал, как паразит извивается внутри его грудной клетки, растревоженный частыми ударами сердца.

Кровь стучала в ушах, когда Рафен догнал своего конкурента и перегнал его. Его обмотанные тряпками ноги громко стучали по платформе, когда он в последнем усилии взобрался наверх; там, на низком столике, он увидел разбросанные тяжелые стальные детали, которые были так же знакомы ему, как отражение собственного лица в зеркале. Ствольная коробка, дуло, боевая пружина, магазин. Перед ним лежали разрозненные части потерявшего цвет от времени, явно давно не знавшего настоящего ухода болт-пистолета системы Годвина, а рядом торчал из обоймы единственный оставшийся в ней патрон. Следуя отточенному до автоматизма рефлексу, он потянулся к разобранному оружию, не выпуская из виду своего оппонента, который делал то же самое напротив него. Сростки внизу снова замолотили кулаками по панцирям — на этот раз совсем уж неистово; забег вступил в завершающую стадию.

Руки Рафена быстро, осторожно и точно собирали пистолет, безупречно подогнанные детали присоединялись одна к другой, движения следовали в раз и навсегда затверженной последовательности; наконец, щелкнув, встал на место магазин. Он проделывал это так много раз, что действовал, почти не думая; пальцы, повинуясь моторной памяти, сами выполнили всю работу.

Рафен знал, что его соперник в капюшоне закончил свою смертельную работу почти одновременно с ним. Болтерные заряды скользнули в казенники, затворные рамы были неподвижны, курки — взведены, в точности повторяя положение друг друга; они медленно приблизились к провалу, разделявшему две параллельные платформы, держа друг друга на мушке.

Вот как заканчивалось состязание: убийством — для быстрейшего. И гибелью — для того, кто оказался недостаточно проворным. От быстрого движения капюшон свалился с головы противника, и Рафен увидел знакомое угрюмое лицо и глаза, наблюдавшие за ним сквозь щель прицела.

— Тарик?


"НЕЙМОС" поднимался из темных бездонных глубин, нос субмарины смотрел вверх, словно следуя за бледным отблеском слабого дневного света, который проникал в верхние слои океана Дайники.

Судно замедлило ход, прокладывая курс параллельно морскому дну, заваленному обломками, оставшимися после кораблекрушений, проходя над останками затопленных траулеров и костями китов, мертвых уже давно — погибших из-за нехватки корма или убитых тиранидскими кархародонами. А за кормой корабля, с каждой секундой сокращая дистанцию, следовала стая кракенов — их вел голод и объединяющая их инстинктивная, почти на уровне биохимии, ненависть, горящая в крови этих ксеносов.

Каждая система на борту "Неймоса", которую можно было выключить, была отключена и глубоко внутри творения Механикус группа воинов вооружалась, творя ритуалы сражения, отсчитывая секунды до встречи с врагом.


РАФЕН медлил, его палец застыл на спусковом крючке. С такого расстояния Астартес не мог бы промахнуться.

Орел Обреченности сузил глаза, но не открывал огонь. Его пальцы мучительно и неловко охватывали рукоять пистолета. Далеко под ними сростки вопили, требуя смерти, злясь за то, что их лишают обещанного кровопролития.

— Давай, — попросил Тарик, его слова разнеслись по кратеру, — убей меня! У меня ничего не осталось… Я проклят, обо мне забыли! Стреляй, Кровавый Ангел! Прояви милосердие… Давай же!

— Нет… — начал Рафен, пистолет дрогнул в его руке.

— Если не выстрелишь, тогда я убью тебя! — со злобой выплюнул Тарик, — Мне нечего терять!

Внизу кричала, потом начала что-то монотонно скандировать, этот шум, был громким, как рокот штормовых волн, бьющих в прибрежные скалы. Рафен, стараясь не обращать на них внимания, покачал головой:

— Я не могу, родич. В этом нет чести…

— Чести? — в ответ заорал Тарик. — У нас ее отняли, или ты не видишь? Я что, должен умолять пристрелить меня? Мы в аду, Кровавый Ангел! И никто не придет нам на помощь.

Он ударил себя по груди, внутри которой свернулся его паразит:

— Мы осквернены! Смерть — наше единственное избавление.

Лицо Орла Обреченности осунулось, казалось, за одну секунду он состарился на годы:

— Я жажду только Милости Императора, — выдохнул он.

Рафен ужаснулся, увидев брата Астартес, павшего так низко, воля которого была почти сломлена. Воспоминания поднялись на поверхность его памяти — он слышал о подобном от своего наставника Кориса. У каждого есть свой предел прочности, даже у таких, как мы. Те, кто утверждает, что это не так — дураки или лжецы. Штука в том, чтобы понимать правду, знать себя и быть готовым, что когда-нибудь такое может произойти.

Насколько он видел, для Тарика такой день уже настал. Рафен чувствовал тяжесть болт-пистолета в своей руке. Всего один выстрел; пуля войдет точно между глаз Орла Обреченности, — смерть будет мгновенной, только короткая белая вспышка агонии. Конец боли, терзающей брата-воина, чьи страдания в этой адской тюрьме превысили все мыслимые пределы.

Но чего это будет стоить ему? Какую границу перейдет Рафен, даровав смерть одному из своих? Это стало бы предательством — и не только его собственной морали и принципов, но и его Ордена, самой его природы… и самого Тарика, которому братская поддержка была нужнее смерти.

— Слушай, — произнес он, — я никогда не лгал моим боевым братьям! И вот что я тебе скажу, Тарик из Орлов Обреченности. Нас не бросили! О нас не забыли! — он простер свободную руку.

— Это значит, что наши враги выиграли и получили что хотели, — Рафен ткнул пальцем в сторону Фабия и Чейна, на дальней стороне обзорной платформы, — Этим ты даруешь им победу! Но сегодня им не сломить нас — тебя и меня!

Он орал так громко, как мог:

— Доверься мне!

Когда Тарик поднял взгляд и снова посмотрел ему в глаза, на секунду во взоре Орла Обреченности появилось что-то, что могло быть надеждой. Затем он кивнул. Рафен услышал хлопанье кожистых крыльев; в воздухе у них над головами на фоне солнца появились похожие на летучих мышей создания, отбрасывая стремительные угловатые тени. Толпа жаждала крови и, если даже Рафен и Тарик не доставят им такого удовольствия, летающие стражи испепелят космодесантников на месте лазерным огнем.

Двое. Их всего двое, и у каждого пистолет с единственным патроном. Этого не хватит, чтобы отправить на тот свет целую орду мутантов и стаю крылатых стражей. И стреляют ли еще эти болт-пистолеты? Рафен не удивился бы, если б узнал, что весь этот забег был не более чем прелюдией к садистской шутке, которую Байл придумал для своего развлечения.

— Вот и проверим, — сказал он себе и развернулся, сгибая колени, а потом — вытянулся на земле, словно прицеливаясь на стрельбище. Он знал, что Тарик, глядя на него, сделал то же самое.

Ветер поменял направление и Рафен уловил в воздухе химическую вонь топлива.

Из-за стены полуразрушенного блокгауза виднелся верх приземистого резервуара с прометием.

Рафен нажал на спусковой крючок, болт-пистолет коротко рявкнул, Тарик тоже выстрелил — почти одновременно с ним. Он увидел яркие вспышки, когда масс-реактивные снаряды прошили защитный кожух контейнера; а потом на месте резервуара возникла огромная огненная сфера, превратившаяся в волну оранжевого пламени, которая, расходясь в разные стороны, врезалась в толпу сростков.

Обжигающая ударная волна сбросила Кровавого Ангела с платформы. Рафен был готов к этому — он лишь сжался в комок, чтобы взрыв причинил ему как можно меньше вреда.


ОРЕЛ ОБРЕЧЕННОСТИ приземлился, присел, все еще сжимая пустой болт-пистолет, словно какой-то талисман — возможно так и было, бесполезный ствол напоминал ему о настоящем оружии, которое он носил когда-то, которое было частью его жизни, как каждого воина из Адептус Астартес. Он развернул его, изучая исцарапанную, выщербленную поверхность пистолета в пляшущем, оранжевом свете пожарища. Оружие было безнадежно испорчено, если бы он передал его адептам оружейной на его родном мире, они прокляли б его за такое отвратительное обращение с духом-машины болтера. Но, даже с такими повреждениями, оно смогло выполнить свою задачу.

— Я поступлю так же, — сказал сам себе Тарик, вслушиваясь в звериные вопли охваченных паникой мутантов. Но в интонации, с которой он произнес эти слова, было больше уверенности, чем в его душе.

В густом удушливом дыму, стеной стоявшем на нижнем уровне кратера, появилась тень. Кровавый Ангел Рафен подошел к нему, кивнул и протянул руку, помогая встать.

— Пошли, — произнес он, — Байл оказался полным идиотом — решил, что легко справится с нами. Он позволил себе расслабиться, и этим очень помог нам.

Тарик принял помощь второго воина и поднялся на ноги. Он нахмурился:

— То, что ты сказал, там на платформе… хорошие слова.

Рафен покачал головой:

— Я сказал только то, что ты и так знал.

— Нет, — ответил Тарик, — ты сказал мне то, во что веришь. И, возможно, в глубине души я тоже хочу поверить в это. Но тебе нужно понять. Я покойник, Кровавый Ангел. В общем-то, не так и важно было, пристрелил бы ты меня, или нет. Я уже труп.

Его собеседник недовольно фыркнул:

— Все плохо, не так ли? Что ж, можешь говорить за себя, Орел Обреченности, а я очень даже жив и намереваюсь оставаться таким еще очень долгое время.

Он повернулся, собираясь уходить, но Тарик остановил его:

— Скажи мне, что ты имел в виду, когда говорил, что о нас не забыли? Это просто чтобы заставить меня слушать, или ты действительно что-то знаешь?

Рафен сделал паузу, затем наклонился поближе и тихим голосом заговорил:

— Вот что. Я пришел сюда не один, Тарик. Группа моих боевых братьев приближаются к этому острову по океану на корабле, который называется "Неймос". Они скоро будут здесь, в этом я уверен. И когда они придут, я хочу, чтобы это место горело и освещало им дорогу, как маяк.

— Ты с этого корабля? — спросил Астартес, — Но откуда ты знаешь, что они не отказались от этого дела?

Он поморщился:

— Дайника-5 — мертвый мир. В океане их подстерегают смертоносные, чудовищные твари. Ты не можешь знать, точно ли твои родичи доберутся сюда.

— Я знаю, — настаивал Рафен, — я верю в них, и ничто не заставит меня отказаться от этой веры.

Он пристально посмотрел на своего товарища:

— Ты ведь помнишь, что есть такая штука — вера? И она была у тебя, пока ее не отняли Байл и его палачи.

Лицо Тарика окаменело.

— Я помню. Я не потерял ее.

Рафен ухватился за его слова:

— Так помоги мне напомнить об этом остальным братьям!

Он раскинул руки, указывая на клетки над ними:

— Байлу нравится, когда у его игр есть зрители, ведь так? Его тщеславию льстит, когда, причиняя боль другим, он наблюдает за ее отблесками, греется в ее отраженном тепле. Но теперь мы можем обернуть это против него.

Лицо Кровавого Ангела, покрытое синяками и копотью, прорезала тонкая ухмылка.

— Каждого боевого брата, заключенного здесь, заставляли смотреть на сегодняшнее жестокое состязание. Их заставляли смотреть, потому что Байл считал, что таким образом доносит до всех один из своих "уроков".

Он перевел дыхание:

— Я знаю, многие боевые братья пытались сражаться до меня — и потерпели поражение. Но это не мой случай. Не наш случай.

— С чего это ты так уверен?

— Потому что все Астартес здесь присоединятся к нам. Помяни мое слово, Орел Обреченности. Мы соберем всех наших родичей.

— Они уже давно не те воины, о которых ты говоришь, Рафен! Они сломлены годами немыслимых пыток, и уверены, что их бросили!

— Как ты? — спросил Рафен.

Улыбка превратилась в беспощадный оскал:

— Пойдем. Нам нужно поднять нашу армию, если мы хотим запалить это место, как факел.


НЕРАЗБЕРИХА, которая последовала за взрывом прометия, повергла сростков в панику. Некоторые были мертвы, пожранные взрывом, который вызвали болтерные снаряды — но большинство были захвачены врасплох и отрезаны от окружающего мира пожарами, вспыхнувшими на нижнем уровне тюремного комплекса, которые с каждой минутой распространялись, раздуваемые непрекращающимся ветром.

Они не знали и даже представить не могли, что, впав в ярость, Фабий Байл бросил верных слуг на произвол судьбы, скомандовав своему помощнику Чейну не тушить пожар, предоставив пламени распространяться где угодно, сжигая тех, кто не успел убежать. Прародитель решил, что гибель тех сростков, которые не смогли сами спастись от огня, послужит выжившим напоминанием о том, что если Байл желает крови и смерти — он не удовлетворится ничем иным.

Но звероподобные мутанты хранили трогательную преданность своему хозяину.

Все, что оставалось от их человеческих личностей, уже давно было утрачено и заменено смесью препаратов, менявших их геном и безумными хирургическими перекройками. Байл переделывал каждого из них, заставляя дремлющие гены животных в их ДНК вновь заявить о себе; то, что появлялось в конце такого процесса, или умирало или было совершенно лишено всего человеческого.

Их звериный разум был порабощен их творцом, и во имя него группы мутантов без особенного труда преодолевали тлеющие, чадящие груды обломков, высматривая узников, которые осмелились выказать такое неповиновение.

В буквальном смысле слова, это стало их смертельной ошибкой.


ВДОЛЬ ВСЕЙ ОТВЕСНОЙ стены кратера пылало пламя; там, где в отводных канавах, заполненных маслянистой жидкостью, валялись раскаленные добела обломки металла, в небо поднимался тяжелый черный дым. Дым окутывал на скорую руку построенную хижину, поднятую на железных сваях; окруженная целым лесом колонн, торчавших вокруг круглого, как арена пространства, она была центром, от которого во все стороны к колокольцам громкоговорителей тянулись старые, побитые коррозией провода.

Поблизости обезьяноподобный мутант, оставшийся в живых после того, как его сбросил с моста Кровавый Ангел, вел за собой пару низкорослых змееподобных сростков, пробираясь сквозь серо-черную дымку.

Обезьяноподобный должен был погибнуть первым — Рафен решил исправить ошибку, которую совершил, оставив мутанта в живых. Астартес стремительно выскочил из укрытия и изо всех сил врезал сростку по пояснице своим разряженным болт-пистолетом. Тот пошатнулся и попытался развернуться назад, раскинув лапищи, чтобы схватить врага — но удар оказался настолько сильным, что перебил позвоночник и разорвал нервы. Обезьяноподобный пытался зарычать, выплескивая свою ярость — но его опоясала резкая вспышка боли, а потом тело ниже пояса утратило чувствительность. Зверь рухнул на землю, и Рафен резко ударил упавшего по глотке. Тошнотворный хруст, влажный всхлип и дело сделано.

Похожие на змей мутанты запаниковали и отступили, угодив прямо в руки другого Астартес. Тарик кулаком сшиб одного на землю, старательно рассчитывая силу удара — один из них нужен был им живым — и разоружил другого, выбив из его руки короткий изогнутый клинок.

Рафен приблизился ко второму змееподобному мутанту, и, ни секунды не медля, схватил низкорослую рептилию и швырнул в канаву, заполненную горящим топливом. Погрузившись в пылающую жижу, существо с пронзительным визгом сварилось заживо. Тарик наставил захваченный меч на сростка, которого свалил на землю:

— Если не сделаешь то, что мы скажем — то же самое будет и с тобой.

Змей быстро закивал маленькой головой на длинной шее, его желтые глаза расширились от ужаса.

Рафен указал на хижину.

— Там есть вокс-сеть. Ты активируешь ее для нас.

Сросток закивал как заведенный и вскарабкался в хижину, стараясь как можно быстрее выполнить то, что позволило бы ему спастись. Его товарищ перестал верещать, и к разнообразному букету запахов, наполнявших воздух, присоединился новый — сладковатая вонь горелого мяса.


КОГДА дело было сделано, Тарик подарил змею-сростку быструю и безболезненную смерть, перерезав горло одним стремительным скользящим ударом клинка. Истекая кровью, мутант смотрел на него, в его угасающих глазах застыл укор; похоже, он действительно поверил, что у него есть шанс остаться в живых.

Рафен наклонился вперед, не отрывая взгляда от мигающих огоньков и позвякивающих механизмов на панели управления, установленной в хижине. Возможно, раньше здесь был контрольный центр сортировочного производства, но сейчас механизм был модифицирован для управления кабелями и информационными каналами, цель которых ускользала от понимания Кровавого Ангела. Они змеились по стенам и полу помещения, переплетаясь друг с другом, словно корни гигантского растения. Он подумал, какой ущерб такому месту, как это, могла бы принести одна-единственная крак-граната; это был спорный вопрос. Даже действуя клинком, разрубая провода вокруг него в течение нескольких часов, можно было не повредить ничего жизненно-важного.

Он отогнал эти мысли и наконец увидел то, что искал; покрытый похожими на соты ячейками вокс-микрофон, торчавший на конце телескопической подставки. Рафен заметил, как сияют индикаторы подачи энергии, которые с таким усердием активировал змей. Он постучал пальцем по воксу, и глухой стук донесся из вокс-передатчиков снаружи.

Он взглянул на Тарика, который стоял на страже у двери. Орел Обреченности кивнул в ответ. Рафен сделал глубокий вдох и заговорил.


ОБЫЧНО ВОКС-рупоры использовались для пыток звуком, раздачи приказов о казни или передавали похожие на проповеди, напыщенные речи самого Фабия Байла. Сегодня из них слышались другие слова, произнесенные сильным чистым голосом. Каждый из Астартес в тюремном комплексе замер и, затаив дыхание, напряженно прислушивался к нему.

— Братья, — начал Рафен, — родичи, близкие и дальние, Астартес. Слушайте меня. Мне так много нужно сказать, но у меня мало времени, так что я не буду тратить его на премудрости ораторского искусства или риторики.

Сростки зашлись в злобном вое, когда поняли, что происходит, но голос из вокса был громче их воплей.

— Это место было создано, чтобы уничтожить то, что имеет для нас особую ценность, то, что принадлежит всем нам — и неважно, какого Примарха или какой Орден мы зовем своим. Я говорю о нашем братстве.

Руки Кровавого Ангела сжались, он вспомнил, что чувствовали его пальцы, державшие полоску пергамента с тонкими строчками начертанного на ней обета.

— Байл изолировал нас друг от друга, пресекая почти все возможности перекинуться словом. Он посеял семена недоверия и подозрений, медленно превращая нас в прах чередой бессмысленных дней и мучительных ночей. Этот ублюдок хочет, чтобы вы поверили, что о вас забыли. Он лжет. Я здесь для того, чтобы сказать вам, что он врет и погряз в своем вранье! — голос Рафена стал громче, обретя силу.

— Загляните в себя, братья, и вы поймете. Вы ждали этого дня, даже если сами не знали об этом. Дня, когда вам напомнят, кто вы такие. Я здесь для того же, что и вы — чтобы служить Богу-Императору и Святой Терре! Знайте, что каждый из вас — предвестник собственной свободы!

Уголком глаза он увидел, как Тарик заметил что-то снаружи; издалека донеслись крики разъяренных, приближающиеся врагов. Теперь он не мог остановиться:

— Я скажу вам, что все мы в этот день не Кровавые Ангелы, Орлы Обреченности, Космические Волки, Тауранцы, Саламандры, Багровые Кулаки… Мы одно великое воинство, одно сердце и один разум! Мы — Адептус Астартес, Космодесантники, боги войны и внушающий ужас, разящий меч нашего Императора! Мы есть Его воля и всегда ею были!

Снаружи послышались выстрелы, пули отрывали куски от стен и рикошетили от оборудования внутри, выбивая снопы искр.

— Вам нечего терять, Сыны Человечества, вас ждет только слава! Даже если вы сомневаетесь в том, что я сказал, … — он уже кричал, его слова звенели от напряжения, — … знайте, что есть одна истина! Поодиночке — мы мертвы. Вместе — несокрушимы…

Его голос потонул в визге подлетающей ракеты. Рафен отпрянул от консоли, и ракета малого радиуса действия, сопровождаемая хвостом оранжевого дыма, с визгом влетела внутрь и вдребезги разнесла хижину громоподобным взрывом.


ХЛИПКАЯ конструкция на сваях сложилась, словно была изготовлена из бумаги, разлетелась, как карточный домик, сваи затрещали, и кабели, тянущиеся к громкоговорителям, оборвавшись, хлестнули по воздуху словно кнуты.

Чейн выступил вперед, и, приблизившись к тлеющей груде обломков, рявкнул другим Новым Людям, которые в замешательстве стояли вокруг него:

— Найдите этих ублюдков! Я выгрызу сердце тому, кто разочарует меня!

Новый Человек с мощной шеей, одетый в изодранный, висящий лохмотьями кожаный плащ, начал рыться среди развалин, используя свой меч, чтобы отбрасывать обломки с дороги.

— Здесь! — начал он.

Но не сумел договорить, рухнув с перерезанным горлом. Разбрасывая кучу щебня, из-под нее внезапно появился Тарик, орудуя изогнутым клинком, который отобрал у змея, он набросился на Нового Человека, нанося все новые и новые удары, охваченный боевым безумием. Откинув плечом в сторону потрескавшийся облицовочный лист, рядом появился шатающийся Рафен. Кровь струилась из дюжин мелких порезов, оставленных осколками стекла, брызнувшими прямо ему в лицо, он тяжело дышал от ярости. Кровавый Ангел отряхнулся, подняв облако пыли, и, приведя себя в устойчивое положение, огляделся, ища что-нибудь, что можно было бы использовать как оружие.

— Я хотел убить тебя с той минуты, как ты попался мне на глаза, — зашипел Чейн, — мой хозяин хочет еще поиграть с тобой, но я думаю в этот раз, я не исполню его приказ.

Андрогин поднял жуткого вида болт-пистолет, дуло которого, словно лепестки, окружали сверкающие, как зеркало, бритвенно-острые лезвия.

— Ты зря потратил время, пытаясь своей маленькой речью воодушевить этих никчемных придурков, сопляк. Разве ты не понял? Они все беззубые, им не хватит духу, чтобы сражаться! Фабий начисто отбил им охоту к подобному! Вы — Астартес, в сущности, ничем не лучше обычных людей. В конце концов, вы все ломаетесь.

Чейн дернул своей пораненной щекой:

— Я протащу твой труп по всем уровням, чтобы все твои убогие братишки это видели.

— Твоя ошибка, — ответил Рафен, отплевываясь от пыли, — в том, что ты думаешь, что слушать тебя так же приятно, как смотреть на твое милое личико. Только и то, и другое — неправда.

— Тогда хватит болтать, — Чейн прицелился, — когда увидишь своего дохлого бога, не забудь ему рассказать, как ты проиграл.

— Не сегодня!

Из дыма и теней появилась седовласая фигура, врезалась в Чейна, тот от удара потерял равновесие. Рафен увидел, что к горлу Нового Человека прижата длинная, ржавая полоса металла.

— Ветча… — пробормотал Тарик, по его голосу было слышно, что он не верит своим глазам.

— Ага, — ответил ветеран Длинных Клыков. Он еще крепче прижал свой импровизированный клинок к шее Чейна.

— Давай, прикажи своим уродам, чтобы опустили оружие, потом поверни свою стрелялку дулом к себе. А если тебе придет мысль произнести хоть слово из твоей окаянной молитвы — я распотрошу тебя, как морского угря.

Андрогин выдавил кривую усмешку, когда струйка крови побежала в ложбинку у основания его шеи:

— Что случилось? Старый слепой Космический Волк окончательно впал в маразм?

— Мне никогда не нужно было зрение, чтобы найти тебя, тварь, — злобно прошипел Астартес. — Я тебя чую! А сейчас делай, что я говорю, или пущу тебе кровь прямо здесь!

Чейн взглянул на двух других Новых Людей, и они бросили свое оружие на землю.

— Что это на тебя нашло, Ветча? — тон андрогина изменился, теперь он говорил спокойным, мягким голосом. — Я думал, что ты в конце концов все узнал об этом месте, разве нет?

— Ты думал, что я твой цепной пес! Ты думал, что меня не стоит опасаться! — бросил Космической Волк. Он постепенно приходил в раздражение.

— А теперь брось пистолет Рафену, живо!

Чейн театрально вздохнул и швырнул пистолет, но нарочно сделал так, чтобы оружие упало вне прямой досягаемости Кровавого Ангела. Когда Рафен, наклонившись, осторожно потянулся за ним, Чейн снова заговорил.

— Ты же знаешь, что с нами бесполезно бороться, Ветча. Ты же выучил этот урок. И сейчас ты выбрасываешь свою жизнь на помойку из-за высокомерного придурка, который пытается разбудить этот спящий сброд? — он хихикнул. — Что же ты натворил…

— Ты ничего не знаешь! — прорычал Космический Волк. — Если один единственный Астартес бросает вызов врагам человечества, то мы все его подхватываем! Если бы ты вырос не в каком-то чане с химией, то может быть понял это…

— Как это по-человечески, — произнес андрогин, — я так разочарован.

Внезапно Чейн резко вскинул руку и изогнул назад запястье; с легким шорохом из скрытых в его ладони ножен выдвинулся длинный костяной клинок. Новый Человек стремительно развернулся и нанес Ветче длинную рану через горло и торс, стараясь найти правильный угол, чтобы рассечь плоть и добраться до сердца старого воина. Космический Волк зашипел сквозь зубы от невыносимой боли и сделал резкий выпад своим клинком. Тупое заржавленное лезвие вошло между ребер андрогина и вышло из спины, окрашенное багряным. Еще одним движением Ветча загнал импровизированный нож еще глубже.

Выстрелы затрещали, как пламя костра, когда Рафен дал очередь по другим Новым Людям, а Тарик кинулся с окровавленным клинком, чтобы добить слуг Байла. Чейн пошатнулся, рухнул на песок и задергался в конвульсиях. Тяжело дыша, Ветча откашлялся и харкнул мокротой в лицо андрогина.

— Врать не буду, — сказал Рафен ветерану, — но меньше всего ожидал этого от тебя.

— Они тоже не ждали, — ответил Ветча. Кровавый Ангел осмотрел рану старика. Она была глубокой и на глазах темнела.

— Как ты, Длинный Клык?

— Это ничего, — ответил тот, — Заживет.

Ветча плотнее запахнулся в свой рваный тюремный балахон.

— А теперь дай мне оружие.

— С чего такие перемены? — поинтересовался Орел Обреченности. — Ты здесь столько лет, старик. Один Император знает, сколько раз тебе представлялся шанс убить Чейна или Байла, но тогда ты не пользовался ими. Так почему же вдруг сейчас?

— Он мне не доверяет, — сообщил Ветча Рафену.

— Ты можешь винить его за это? — ответил тот. — Ну, так отвечай на вопрос.

Ветча развернулся и с пристально посмотрел на Тарика:

— Я сделал это потому… Потому что сегодня тот день, которого я ждал!

Некоторое время Орел Обреченности ничего не говорил, потом медленно кивнул:

— Сойдет, старик.

Тарик вложил меч в его руку, и Космический волк ухмыльнулся, проведя большим пальцем по всей длине клинка. Рафен остановился, чтобы снять с покойников оружие; он отошел с охотничьими ножами, болт-пистолетами и несколькими обоймами патронов.

— Для начала должно хватить.

Ветча сделал несколько искусных взмахов мечом:

— Ты отдаешь себе отчет в том, что говорил.

И это был не вопрос.

— Ты готов перейти от слов к делу?

— До заката мы превратим это место в склеп, — ответил Кровавый Ангел, — клянусь именем Сангвиния.

Он остановился и достал из поясной сумки, висевшей на остывшем трупе Чейна, странный предмет. Он напоминал ауспекс, которые использовали Астартес, но был вырезан из кости и украшен осколками хрусталя.

— Что это такое? — не понял Тарик. — Пульт управления?

Рафен кивнул:

— Гарантирую, это от клеток. Ключ от всех замков…

— Если ты откроешь клетки, Байл узнает, что мы сбежали, — предупредил Ветча, — и все пойдет прахом…

— Это мы посмотрим, — ответил Рафен и раздавил устройство в кулаке.

Загрузка...