«Сбивая в кровь руки что бы стать первым, зная лишь что твой путь еще не прерван, ничего не боясь, верить и идти до конца — Вот он путь настоящего бойца……», неизвестный певец
Пока Пельмень дожидался возвращение бабульки с базара, настало долгожданное время второй треньки.
Саня поприседал, держась одной рукой за трубу стояка на кухне и за малым оную не вырвал из стены — труба ржавая, держится на честном слове. Потом поработал со скакалкой — ну как поработал… Скакалку взял и перебросил шнур через себя. Далее следовало подпрыгнуть как бы, но это в теории, а на практике — шнурок безвольно ударился о ноги Пельменя.
Ну и застрял.
Саня подвис, врубаясь, что делать дальше. А потом тупо переступил через скакалку.
Одной ногой, второй. Как через препятствие.
Шнурок оказался позади…
Ну так то вода камень точит — капля за каплей.
Или.
Дорогу осилит идущий — тоже подходит?
Саня продолжил перебрасывать шнурок и также переступать через него. Раз за разом. Ускоряясь.
Сделал пять повторений.
Десять.
Хватит.
Ну а потом последовала первая попытка качнуть пресс. Скручиваний как таковых сделать не получилось. Зато Саня подергался на полу туда сюда, пока мышцы живота не заныли так, будто на пресс опрокинулась сковородка со скворчащим маслом.
— Уф… — закончил, раскинул руки и ноги.
Задышал.
Зайди сейчас кто на кухню и увидит Саню распластанным по полу в позе морской звезды. Но извините, простите — дома нет другого места, где можно позаниматься физкультурой без вреда для окружающего пространства. А кухня в коммуналке — большая. Кастрюли и посуда со стола убраны предварительно.
Пельмень грузно поднялся, продышался. Ну а потом, как и утром, записал тренировочные показатели в свой блокнот.
Нагрузку Саня планировал повышать равномерно. Без надрывов. Зато с пользой. И надо сказать, что уже сейчас не было того лютого трэша, с которым тело реагировало на первые потуги ещё вчера…
Предстояло намотать ещё пару тройку километров по пути в больничку к Сёме, а потом обратно. И суточная цель 10,000 шагов закроется, а это минус 400 калорий махом.
Вместе с тренировками, пусть и не шибко активными, Саня рассчитывал сжигать за день порядка 800-1000 калорий на первой неделе тренировок (включая ходьбу и подъем по лестнице), если тренить по несколько раз на день в вяло-умеренном темпе, а затем к четвёртой неделе плавно увеличить это число в полтора раза. И ещё порядка 1000 калорий планировал «добирать» за счёт уменьшения числа потребляемой пищи. Вот, где действительно можно разгуляться! После тройных порций жирного, соленого и всякого вредного, новый рацион стал сравни божественной амброзии для организма.
Кило потерянного жира обычно уходило с 7700 потраченным ккалориями. Но это у спортсмена у которого жира так то не особо много и каждый потерянный килограмм — адовая мука.
Поэтому Саня решил тратить калории с дефицитом 2000 в день на первую неделю занятий и довести этот показатель до 2500 к концу месяца.
Ближайшая цель — и вот она.
Жестко?
Да. Кто ж спорит.
Но и он не плюшками балуется если что.
Дефицит калорий мог дать минус в 2–2,5 килограмма ЖИРА в неделю у спортсмена с сопоставимой Пельменю комплекцией.
Но!
Приличный отвес (умножай на два) нынешнему телу дадут дополнительно потерянные воды, мышцы (которых правда итак ни хрена нет) и прочее.
Ну и со второй недели Саня увеличит нагрузки по интенсивности на 10 % в день.
Потеря жира при таком подходе виделась порядка 15 килограмм за месяц, а когда из организма уйдёт лишняя жидкость и прочее — отвес увеличится дополнительно.
Насколько — а вот и посмотрим.
И судя по тому как свободно застегнулась пуговица на шортах мальчика, раньше впивавшаяся в живот — Саня получил первые результаты стремительно.
Далее произошёл один занимательный эпизод. И о нем неплохо рассказать. А было все так.
Раздался грохот.
Из ванной.
Бах-бух-тарарах!
«Малютка» видать закончила стирку, о чем Саню тотчас известили истошные вопли из ванной.
— Чья стирка?! Предупреждать же надо!!!
Голосила женщина. По всей видимости, кто-то из соседей решил принять ванну, ну и обнаружил стиралку, которую Сёма прямо в эту самую ванну поместил. На небольшой деревянной подставочке, на которой обычно ставили тазики.
Ну а че?
Никак Пельмень не свыкнется, что живет в общаге и время пребывания в санузле лимитировано и ограничено. Благо записываться заранее не нужно. Однако судя по интонации вопившей — «что-то» в ванной пошло не так.
— Это мое! — крикнул Саня и побежал в ванну. — Уже бегу!
В ванной Пельмень обнаружил тетю Свету, ещё одну соседку по коммуналке, которая одна одинешенька жила в своей комнатушке, с тех пор как ее сынка забрали служить на флот пару месяцев назад.
«Дяди» у тети Светы не было, по крайней мере о нем Сане ничего не было известно. А вот сама тетя работала продавщицей в круглосуточном ларьке, которые стихийно появлялись на остановках по всему городу последнее время. И, судя по всему, женщина пришла со смены, ну и, что логично — решила принять горячую ванну. Женщину Пельмень видел впервые.
Так вот.
Тетя Света каким то хреном умудрилась перевернуть «Малютку» с деревянной подставки, за малым не расплескав во всему санузлу мыльную вонючую воду.
Почти перевернула.
Ну и почти расплескала.
Потому как прямо сейчас она кое как удерживала «Малютку», чтобы стиралка окончательно не грохгулась на пол.
— Уф… что же это такое, ну какой идиот так спирает, — причитала она, балансируя с чёрным ящичком с мотором.
Причитала стоя раком, обернувшись в полотенчико.
Коротенькое такое.
Коротюсенькое даже до неприличия.
Пельмень забежал в ванну и застыл на пороге. Впился глазами во вполне себе аппетитный женский зад. Попка у Светы упругая, подкачанная (а ну ка, постой весь день на ногах за кассой и невольно приобщишься в физкультуре).
Юбочка и кофта тети Светы, в которых она пришла, скромно лежали на тумбочке. Наспех сложённые в кучу. Там же — в виде навершия: трусики и лифон. Женщина уже приготовилась принять ванную, когда «недоразумение» со стиралкой испортило ее планы. Благо закрыться изнутри не успела, а то быть беде.
Саня нервно облизал губы, вмиг пересохшие. Вспомнился новый хит Хоя.
«Илья пошёл налево — там стоит изба,
А в избе Баба-Яга,
Он её нагнул рачком,
Отодрал и всё пучком»
— Чего стоишь, помоги?! — заверещала тетя Света.
Полотенчико соседки — раз и начало сползать вниз. Как бы так невзначай и случайно. Саня переступил с ноги на ногу, соображая — полотенце сползало сантиметр за сантиметром, обнажая все прелести…
— Сашка еб твою мать!
Саня опомнился, подбежал к тете Свете, помог.
Как мог.
«Малютку» поставил на место — это одной рукой. А второй — аккуратно так приобнял женщину за талию, помогая ей обернуться. Вроде как помогая, а вроде как одновременно, как бы между прочим и между делом — хвать пятерней тетю Свету за ее шикарный и упругий зад.
Не выдержал блин… рученки шаловливые распустил. Я
— Саша!
Соседка резко развернулась, поправляя таки сползшее по грудь полотенце и влепила Пельменю пощёчину.
Дзинь.
Ладонь плотно прилипла по щеке.
— За что?! — Саня отступил на шаг, растирая щеку — от пощечины кожу обожгло.
— Ты ещё спрашиваешь? — огрызнулась тетя Света и зыркнула Сане между ног.
Пельмень опустил взгляд.
Понятно.
Стояк.
И сука, крепкий такой. Хер встал, как корабельное мачта, грозя порвать по швам шорты.
Саня дебиловато улыбнулся, понимая, что попал впросак. И хрен его знает, что делать со стояком. А че делать — теперь уже ничего. Хер Сани, как под прицел взял на мушку соседку и готов был выбить мишень на десяточку. Прям между сочных булок всадить сгнаряд.
— Простите, извините, — только и нашёлся Саня.
— Нахал?! — взвизгнула тетя Света, зыркая в то самое место.
— Ну я не виноват, что у вас жопа… как орех.
Тетя Света после этих слов вспыхнула румянцем. Заставила себя наконец-то отвести взгляд, схватила мокрую стирку Пельменя. Вещи всучила ему в руки охапкой.
— Извращенец малолетний! — резюмировала она, выталкивая Пельменя из ванной.
— Да ладно, теть Свет…
Саня не договорил — дверь прямо перед его носом захлопнулась.
Неудобненько так вышло.
Ну извращенец, не извращенец, а жопа у Светы — зачёт.
Из ванной послышался плеск воды. Соседка видать разобралась со стиралкой и со спадающим полотенцем, которое наверняка сняла и теперь плескалась в ванной голенькая. Со стоячими сосками.
Саня потупил приличия ради, а потом смекнул — если разобраться, то Светка его ровесница… ну понятно, что того Сани «из будущего». Не Пельменя. Но ровесница таки. А если так, то хрена Саня мнётся.
Мокрые вещички Пельмень отложил.
Шаг.
Тянет дверь на себя.
Бабы они ведь как — и на фиг могут послать, а сами ждут, пока мужик включит мужика.
Сучка не захочет — кобель не вскочит и все такое.
Была не была — надо Светку брать.
И…
Заперто.
Саня гулко выдохнул. Ага, размечтался. Кто ж даст такому, какой он есть сейчас жирдяю. Пельмень бы ни на секунду не удивился, узнай, что соседка не просто заперла дверь, а для верности приперла дверное полотно стиралкой.
Ну облом, че — с кем не бывает.
Саня пожал плечами, вздохнул и поднял с пола постиранные вещи. Кстати чистенькие, едва не блестящие — «Малютка» справилась с задачей на все сто.
Вернувшись на кухню, Саня развесил свои вещи сушиться — здесь для таких целей была подвешена веревка и стояла банка с прищепками.
За этим делом Саню и застала вернувшаяся с базара соседская бабка. Быстро воротилась, однако — и часу не прошло. О приближении старухи стало понятно по скрипу колёс телеги. Старушенция перла на своём горбу полученный от Пельменя «заказ».
— Ну че внучок, я свою часть сделки выполнила.
Бабка начала вытаскивать из телеги продукты и складывать их на стол.
— И яички тебе купила, и рис, и зелень, и капусту, и сливы… — перечисляла она продукты, извлекаемые на поверхность.
— Спасибо, бабуль. Могете, — отозвался Пельмень.
Сливы он заказал бабке за тем, чтобы идти к Сёмы в больничку не пустыми руками.
— Краска где? — прошипела старуха. И
Пельмень уже надыбал мамкину краску, которая воняла так, как давно прокисшая кошачья моча (если моча в принципе может быть прокисшей) и вручил бабке. Прям в упаковке. Правда в пузырьке оставалось чуть меньше половины — мамка то тоже краской воспользовалась.
— Ух ты, «Гамма»! — радости то сколько у старухи, не передать. — Какой ты молодец, Санька! Дай я тебя расцелую.
Вот расцелую — не надо.
Че прикольного когда голова у тебя воняет кошачьим туалетом — тоже хз, но женщины такие женщины.
Бабка пузырёк «Гаммы» прикарманила, спрятав в телегу.
— Пользуйтесь, — пожал плечами Пельмень.
— Сюда смотри, — бабуленция вытащила из своей безразмерной телеги целлофановый пакет, набитый доверху огурцами. — Это — под засолку. Как договаривались.
— Угу.
— Че угукаешь, банки на базу!
— Будут, — заверил Пельмень.
В отличие от краски, банки насуетить он не успел. Этим чуточку позже займёмся.
— Ну как будут, так и будет разговор, — старуха засунула пакет с огурцами обратно, отсыпала горстку мелочи-сдачи и почапала с кухни прочь.
Справедливо так то.
Саня дождался, пока бабка уйдёт и заслышав, как захлопнулась дверь в ее комнатушку, рассовал продукты по холодильнику. Вообще оставлять жратву на общей кухне — затея так себе, но вряд ли кто то из жильцов покусится на стручки петрушки или рис… поэтому — пофиг. Отдельного холодильника у семи Пельмененко не имелось.
С этими мыслями, он прихватил сливы и отправился в больничку — Малого проведывать.
Больничка скорой медицинской помощи располагалась всего в паре километров от дома. Идёшь через старый советский парк с водохранилищем, обходишь само водохранилище с дамбой, делая небольшой крюк — и ты на месте. Прогуливаться по парку оказалось одним удовольствием — к полудню летнего дня ярко светило солнце, но высокие тополя надёжно прятали в своих ветвях отдыхающих. Вот парк и забили мамки с детьми и тётки с собаками. Дети орали, собаки срали, а тополиный пух так и пер в глаза.
Мелюзга лет по семь бегала по парку и поджигала «дорожки» пуха, скопившиеся в немалых количествах детям на отраду. Мамки и тётки, конечно, гоняли молодых, но те только ржали.
Один из малолеток подбежал к Сане, проходившему мимо тополя у которого скопилось большое количество пуха. Зыркнул на Пельменя и, видимо, не почувствовав угрозы в толстяке, бросил спичку.
Фух!
Скопление пуха вспыхнуло, едва не запалив Сане ноги. Малолетка заржал и бросился прочь. Дать бы леща, да не догонишь, хотя че говорить — сам же в этом возрасте дурью маялся.
Пельмень видел цель и не видел препятствий — чесал быстрым шагом по прогулочной тропинке, всерьёз намереваясь выполнить суточную норму по количеству пройденных шагов. Дыхание контролировал, руки держал у груди.
И чувствовал как тает грамм за граммом лишний вес. Молодое тело само хотело избавиться от лишних килограммов.
Приятное такое ощущение, подбадривает.
Благодаря удачной локации парка и близости к клубу «Боевые перчатки», вокруг водоёма частенько наматывали круги ребята боксеры из зала. Это сейчас бегать в городе — затея так себе, загазованность и мрак, задолбаешься выковыривать из носа чёрные шмотки пыли. А в 1991 на улице практически не было машин и воздух сохранял свою природную девственность и чистоту. Грех не воспользоваться. Потому Саня ничуть не удивился, когда увидел, что тренер вывел молодых на пробежку.
Та самая группа и тот самый тренер, к которому Пельмень заглядывал в зал.
Колона спортсменов приблизилась со спины, обогнула Саню на повороте. А завидев Пельменя начали в голос ржать — узнали.
— Мухаммада Али! — заорал Глиста, этот паршивец бежал среди первых.
Саня не нашёл ничего лучше, как помахать боксерам рукой. Здоров пацаны. Ага. Вы вот бегаете, а мы вот ходим.
Колону замыкал тренер, который в свои пятьдесят тренировался вместе с ребятами.
При виде Пельменя Пал Саныч улыбнулся. Окинул несостоявшегося ученика взглядом.
— Взялся за себя, пацан?
— Месяц тренер… — бросил Саня убегающему мужику в спину.
Ну а потом боксеры скрылись за поворотом.
Ну а Саня продолжил свою ходьбу.
Через двадцать минут он стоял у входа в больничку. Весь мокрый, но впервые чувствуя легкость после физической нагрузки.
БСМП оказалась самая что ни на есть советская и когда-то была большим советским начинанием — по задумке администрации здесь строился огромный комплекс на несколько зданий.
Правда союз приказал долго жить и комплекс так и не достроили — 5 зданий из 7 зияли жуткими пустыми окнами и голыми конструкциями железобетона. Обгорелого местами. На районе хорошо знали, что сие места давно облюбовали местные торчки и бомжики. Вот они, помимо того, что заброшку активно засирали и засыкали, также активно устраивали там пожары.
Зато самое здание больницы успели достроить — двенадцать этажей, все возможные отделения и сотни сотрудников спецов ещё советской закалки. Ах да, вторым достроенным зданием оказался двухэтажный морг… ходили слухи, что дельцы из БСМП смывали в речушку использованный формалин. И эти слухи, судя по цвету воды в водохранилище, мягко скажем смахивали на правду. Что, впрочем, не мешало купаться на «пляже» местным жителям… бывшему владельцу тела — тоже.
Саня поёжился при этой мысли и зашёл в тамбур.
Скрипнула дверь.
Пахнуло нафталинном. И смесью кучи лекарств.
На «ресепшене», коим оказался небольшой ободранный стол, сидела бабуля в желтоватом халате (белом по умолчании, но не выдержавшем 100500 стирок хозяйственным мылом). Бабулька разложила на столешнице газетёнку, большую кружку с чаем и горку семечек.
Вещал радиоприёмник, установленный рядом с телефоном.
Передавали, что прошли первые всенародные выборы главы государства в России и Борис Ельцин избран Президентом РСФСР.
Охренеть себе новости с утра пораньше.
— Ой-ой-ой… — запричитали бабка. — Алкаша во власть пустили. Теперь страну такую пропьёт.
Саня уже собирался пройти мимо, но бабулька завидела Пельменя, высыпала семечки на газетку, отряхнула руки.
— Куда? Стоять, молодой человек! У нас не проходной двор.
Пельмень остановился, думал ответить. А потом понял — хрен его знает куда. Он то понятия не имеет, где пацанёнок лежит.
— К другану, бабуль, Сёма звать, — сказал Пельмень. — Мелкий такой, тощий. С травмой поступил — под замес попал… Фамилия Тимофеев. Где то в вашей больничке отдыхает.
Бабулька прищурилась — понятное дело че за Сёма не припомнила, поди таких целых 12 этажей молодцев. И каждый второй под замес попал. Время такое началось — неспокойное.
— Сегодня не приемный день. В понедельник приходи.
— Мне бы пройти бабуль, можно же исключения сделать? Договоримся.
— Исключения… — бабуля фыркнула. — Этому исключение сделай, тому. А кто ж будет без исключений жить?
— Я ж хрен его знает, бабуль, — ответил Пельмень. — Много без исключений не наживешь.
— Вон доделались исключений, что алкаш теперь управляет страной. Ему бы вместо красной кнопки рюмку… эх! — она махнула рукой: пропади оно все пропадом. Союз развалили. — Пятьдесят копеек давай.
— Чего? — приподнял бровь Саня.
— Пятьдесят копеек и зайдёшь. Без записи, — бабулька подломала ладонью по журналу, куда видать записывала посетителей в приемные дни. — Ну или приходи в понедельник к своему Тимофееву.
— Ясно, — Саня пожал плечами.
Похлопал по карманам — свезло, что соседка сдачу после похода на базар отсыпала. Там чуть меньше рубля как раз осталось.
Достал горстку мелочи, отсчитал 50 копеек, сунул бабке. Интересные, конечно, у старой суждения — про исключения в смысле. Делать их не надо, а бабки все равно давай. Ну ну.
Бабуля — раз и денюжку себе в карман медицинского халата смела за милу душу.
— Как там твоего сорванца зовут? Напомни.
— Сёма Тимофеев. С сотрясом.
— Понятно, невралгия.
Бабка сняла трубку с телефонного аппарата, поднесла к уху, взглянула на лежащий на столе под стеклом списочек с номерами телефонов отделений. И набрала короткий внутренний номер.
— Аркадий Степаныч!
Говорила бабка с такой важностью, как будто звонила как минимум заведующему, а то и главврачу.
— У тебя лежит некий молодой человек Семён Тимофеев, на днях с сотрясением поступил?
Выслушала, что ей ответят. Положила трубку.
— Идите, молодой человек, вас ждут — двенадцатый этаж, как я и сказала он в невралгии, — с важным видом и чувством собственной значимости сказала она.