«Я тут не давно даже подумал
Об унитазе с турбо-наддувом.
Вот бы мне вот бы такой унитаз
Я бы стал есть больше в несколько раз
И я не боюсь не дождя не града
Куда ни приду я везде мне рады», группа «Уматурман».
Ебушки воробушки
125 сантиметров счастья.
Саня перемерил ещё раз — ну бред же. Да нет, не бред — вернее даже 125,3.
Если что так — Пельмень мерил с утра пораньше размер собственной задницы.
А вместе с ней — размеры талии и обхват груди. В остальных местах картина не лучше — плюс минус 5 сантиметров живого тела.
Точнее — 130 сантиметров вокруг пузяки. И 123 сантиметра, если по сиськам мерить.
Че сказать — сказать нечего особо. Классический бочонок.
Записываем, фиксируем и работаем с тем, что есть.
Пельмень с тяжелым вздохом записал в свой специально заведённый по случаю блокнот «технические характеристики» нового тела. Там же на страницах уже оказались замерены рост, вес и показатель пульса в спокойном состоянии.
Рост 193 сантиметра удалось померить кое-как — Саня долго мостился к стеночке, равнял себя толстой кулинарной книгой (ну такая, где рецепты пишут от руки), потом провёл по стенке куском мыла. Неточно, но в целом понятно — рост у нынешнего тела самое то.
С весом тоже пришлось самую малость помучиться — мамкины весы хоть и были последним словом советской техники (весы напольные для взвешивания людей 1878ПН-120Д), однако показывали полную херню. Максимальный вес — 120 килограмм с точностью заявленной до 1 килограмма. Поэтому Саня ничуть не удивился, когда поднявшись на желтые весы положил стрелочку до отсечки, не увидев результат. Ну… что сказать, есть куда стремиться, вот тебе и первая осязаемая цель — 1878ПН-120Д должны показать цифры веса Сани. Для этого требуется 119 килограмм.
Ну а пульс… тоже так себе показатели — 94 удара в спокойном состоянии. Не то чтобы катастрофа, все в медицинской норме, для возрастной группы тем более, но и ничего хорошего в цифрах нет. На таких ударах (около 100) Саня тренировался в своём прежнем теле, а в покое у «Зверя из преисподней» моторчик стучал в области 50 ударов в минуту. Сейчас о таких показателях только вспоминать с теплотой и грустью.
Последним важным показателем, который Пельмень измерил чудом, стал уровень сахара в крови. Матушка Пельменя, на третьей работе пахавшей сиделкой в доме престарелых, оказался ни много, ни мало глюкометр «Сателлит» от компании «Элта». Такие вот глюкометры впервые появились на рынке аж в 1996 году, но как мы помним, что в новой реальности «Зверя из преисподней» все было точно так, как в оригинале, да не совсем.
Саня тотчас приборчик себе подмотал, ну и уровень сахара в крови «Саттелитом» померил. Выдало 6,5, ммоль чуть выше верхней грани нормы. Конечно, приборчик придётся матери возвращать, но картина более менее ясная.
Хлоп.
Блокнот закрылся — имеем то, что имеем. И, как говорилось раньше, работаем с тем, что есть.
Замерами и познаниями Пельмень занимался спозаранку, продрав глаза по сигналу будильника в 5 утра. Ну и чтобы никому не мешать, отправился на кухню, где в такое время даже в коммуналке не нашлось ни одной живой души. Совы уже легли спать, а жаворонки ещё не проснулись.
Размышляя о снятых показателях и заливаясь вечным вопросом «что делать?» Саня стоял на кухне в одних труселях в желтоватом свете ламы накаливания. Ковырялся в пупке задумчиво и слушал тиканье настенных часов.
Решался.
Перед ним на кухонном столе, на потёртой и покромсанной дощечке для шинковки овощей, лежали яйца.
Сырые.
Яйца в любом виде Саня терпеть не мог и обходился другими формами белковых коктейлей, смешивая в блендере стакан молока, обезжиренный творог, льняные семена и клубнику. Но тут ни одного ингредиента в наличие не было, блендера тоже. А вот яйца — эти падлюки нашлись в достатке. И за неимением остального следовало приготовить себе олдскульную витамино-белково-жировую смесь из сырых яиц.
Клац.
В стакан отправилось сырое яйцо.
Одно.
За ним — второе.
Одинокие желтки плавали в белке. Там же — парочка затерявшихся скорлупок. Саня аккуратно поддел скорлупки вилкой, выловил. Следом взболтал яйца, взял стакан и, поморщившись, сжал большим и указательным пальцем ноздри. Выпил получившуюся кесю-месю одним глотком.
Бррр.
Пробрало.
Не коктейль, конечно, но блин — олдскул и неплохой заряд белка. К горлу подкатил липкий ком тошноты и только усилием воли яйца не отправились обратно наружу. Пить яйца следовало натощак за полчаса до еды, а эти полчаса предстояло уделить тренировке и новому снятию показателей.
— Пфу-пфу-пфух.
С этими звуками Саня начал странно дёргаться — наносить удары по невидимой цели перед собой.
Бой с тенью, епта.
Очень полезная штука, которой многие пренебрегают или используют для нарезки понтов на публику. Что до упражнения, бой с тенью помогает спортсмену отработать удары, комбинации и даже укрепить спину, чего не добьёшься при работе на снарядах.
Отрабатывал Саня базовый боксёрский удар — джеб. При каждом ударе по животу волной расходилась волна побеспокоенных жиров. Следовал гулкий выдох. И надо признать, что получалось довольно лихо, пусть удары до сих пор больше смахивали на тычки.
Потыкав джебом перед собой, Саня решил поменять угол атаки и тип удара. На смену джебу пришёл хук и сайд-степ… последнее было за зря — туша по-прежнему неповоротливая, снесла со стола пустые кастрюли. Габариты собственной зарницы Саня все ещё не ощущал.
Дудух!
Звон и лязг металла расползя по всему этажу. Саня поёжился, втягивая голову в плечи и глядя на перевернутые кастрюли. Крышка покатилась по полу и ударилась о кухонный стол.
— И тебя вылечим, дитё.
Слова принадлежали бабке соседке, она застыла в дверях кухни в ночной сорочке с рапущенными совершенно седыми волосами.
Видать в туалет шла.
Не дошла — старуха удивлённо пялилась на толстого мальчика, какого-то хрена лысого забывшего на общей кухне ни свет, ни заря. В трусах, на груди «остатки былой роскоши» в виде немного пролитого коктейля из сырых яиц. Теперь засохшего. И скачет, как стрекозёл.
— Здрасьте, бабуль, — улыбнулся Пельмень.
— Идиот, прости господи что скажешь…
Бабка в ответ перекрестила Пельменя распятием и, медленно шаркая тапочками, почапала дальше.
День обещал стать насыщенным…
Саня оделся, нацепил на себя секундомер, который ещё вчера нашёл в вазочке на стенке — батин видать, со времён, когда тот работал физруком. Пельмень секундомер без спроса присвоил или как правильнее — «одолжил», потому что Игорь Борисовичу он без надобности. И если ещё дома остался — подать секундомер тоже не подучилось. А вот для Сани в его начинаниях — бесценная штука.
Пельмень вышел на свою первую утреннюю тренировку в 5.17 минут, но прежде вырвал листок из блокнота и оставил записку на холодильнике:
«Ма, наваргань на завтрак овсяночки. Сын».
Матушка пришла вчера поздно вечером, но привычке подниматься спозаранку у женщины никто не отменял и Саня понимал, что в 5.30 Маман, как штык, будет на кухне — соображать как кормить семью на завтрак.
Пока же у Пельменя в наличии полчаса, чтобы потренить, а потом правильно позавтракать медленными углеводами. Хотелось верить, что к пожеланию собственного сына женщина прислушается и сварит.
У выхода из квартиры, Саня, вооружённый ручкой, блокнотом и жгучим желанием достигать новых вершин, включил секундомер. Ни черта неудобно заниматься, отвлекаясь на подобное, но любая нагрузка любит метрику и чтобы планомерно улучшать текущий результат, необходимо фиксировать предыдущий.
Побежали секунды.
— Ну поехали.
Саня стал спускаться по лестнице.
И сегодня впервые рискнул — спускался не полубоком, не по ступеньке за один шаг, судорожно хватаясь за перила, но сразу в две ноги. И получалось. Хотя, ради справедливости, рукой Пельмень все ещё крепко держался за перила, дабы как тот Волк из «Ну, погоди!» не разогнаться и не полететь кубарем по ступеням. Лететь только придётся на заднице, таза как у Волка у Сани нет.
К сердцу подкатил адреналин.
Лестница казалось ходила ходуном, как будто спускался не мальчик, а ехала тяжелая техника.
Однако как и что выглядит со стороны — дело десятое. Саню интересовал его величество результат, зафиксированный на секундомере.
На первом этаже, спустившись, Пельмень тотчас зафиксировал в блокноте время. Померил пульс — тоже записал. Результат следующий: 41 секунда и пульс поднялся до 120 ударов в минуту.
Теперь предстояло сделать первые замеры собственной проходки вокруг футбольного поля.
Пока Саня шёл к полю, удалось восстановить дыхание.
Щелк.
Снова побежала стрелка секундомера.
Задача простая — пройти 3 круга по 400 метров. Ну и снять метрики по каждому кругу — также пульс и время. В начале круга и в его конце.
Саня не торопился, шёл размеренным шагом и пройдя первый круг записал — 5 минут, пульс 111. Второй круг занял 6 минут с пульсом 115. На третий, когда появилась испарина, понадобилось 6 минут 31 секунда и 120 ударов сердца в минуту.
На обратной дороге Пельмень сделал последнее измерение — время подъема по лестнице и пульс. Тут пришлось возвращаться к практике «полубокого подъёма» и производиться 4 минуты и 17 секунд. Пульс впервые за сегодня перевалил за 120 и показывал 145 ударов в минуту.
Все эти цифры также оказались в блокноте.
Ну вот, все основные (из доступных) метрики сняты. Саня в чувствовал приятное жжение, растекающееся по телу, особенно в щиколотках, но энергии полученной из сырых яиц (порядка 300 ккал) хватило с головой.
Настало время правильного завтрака. И на самом пороге в ноздри Пельменя ударил запах еды. Нет, не бутрика с ливеркой, но Геркулеса, строгой, мать его, классики и Бога утренних углеводов.
— Доброе утро, ма! За кашу — спасибо! Ты сделала мое утро.
Пельмень, взмокший и запыхавшийся, заглянул на кухню перед тем как посетить ванную.
Мать отвлеклась от плиты, вымерила своего сыночка взглядом.
— А где ты был?
— Не спится мам, решил проветриться. Все в порядке.
Женщина перемешала кашу, начавшую приставать к дну кастрюли.
— Я вот как знала, Александр, что надо тебя к эндокринологу показать.
— Зачем? — удивился Пельмень.
— А зачем ты глюкометр брал?
— Ну-у… — Саня хотел сказать че нибудь умное, но не решил че, поэтому промолчал.
— У тебя папаша в шаге от инсулиновой иглы, ты что думаешь я глюкометр принесла.
— Не, у меня все нормально, ма, — отмахнулся Пельмень.
— И щеки впали… — задумчиво протянула она, мешая кашу.
— Все нормально, — повторил Саня.
Он развернулся и таки зачапал в ванную.
— Ты это папашу своего толкни — завтрак, а то мне бежать пора! — крикнула мать напоследок.
Пельмень проследовал в душ. По пути заглянул к бате, тот на удивление уже не спал и рылся в новомодной китайской сумке бауле, какая имелась у каждого торгаша.
— Бать, доброе.
Бывший физрук вздрогнул, баул инстинктивно спрятал под кровать.
— А, ты сын, здорова, — батя заговорщицки огляделся. — Я думал Колька дебил проснулся. Сука такая, везде своё рыло суёт.
Колька — так звали того самого соседушку, накануне подмотавшего сгущёнку Пельменя. Игоря Борисыча он похоже тоже подбешивал. Ну так было за что.
— Иди завтракать, мать зовёт, — сказал Пельмень.
— Ща подойду… сын, а сын, ты там своему кенту передай, чтобы готовил водяру, — батя подмигнул Сане.
Задерживаться у бати Пельмень не стал, хотя стало понятно, что кое-чего Игорь Борисычу таки удалось достать. Ну посмотрим. Просто потяни щас с купаниями и в очередь встрянешь. Коммуналка — это как туалет утром в поезде дальнего следования — не успел встать рано и каюк, хоть в штаны писейся, но мимо очереди никто не пустит.
Благо очередь в 6 утра, да ещё и выходного дня, образоваться не успела. Саня принял душ и по возвращению на кухню обнаружил, что матушка доварила кашу. Взяла половник и наложила Сане в тарелку три полных черпака с горкой.
— Так, Александр, каша готова, садись есть, — мать бросила половник в раковину. — Теперь надо медку добавить для вкусу.
Она облизала пальцы и отлучилась в кладовку. Пельмень проводил ее взглядом. Ну, если судить по тому, что порцией у матери было три половника на рыло — сколько она нахерачит в кастрюлю мёда — представить страшно. Баллон майского она принесла также вчера, то ли купив по блату, то ли на что-то обменяв по бартеру — хрен его там теперь поймёшь.
Саня решил «участи» трёх половников избежать и пока матушка вышла, подошёл к печи и вывали две третих тарелки обратно в кастрюлю. Туда же слил целый стакан масла, «кашу маслом не испортишь» — это как-нибудь в следующий раз. Так что, мамуля, без обид.
Вернувшись, Пельмень уже собрался уработать заметно уменьшившуюся порцию за обе щеки. Но не тут то было.
Плюх.
С этим звуком мать ливанула увесистый половник каши в тарелку сыну. И количество каши, которую наложил себе Пельмень и сколько ему предлагалось съесть, увеличилось до прежних размеров.
— Сын, что же ты без мёда кашу скушал? — она разочарованно вздохнула.
Саня уставился на свою тарелку, где каша превратилась в какой-то суп, с бульоном из растопленного масла.
Понятно, женщина решила, что Пельмень свою порцию уже съел.
Тотчас в кашу плюхнулась столовая ложка мёда с горкой.
— Майский, — прокомментировала мать. — Дядя Аркаша передал по блату. Я ему кое в чем помогла…
— Я уже слышал, мам, — перебил Пельмень, соображая как теперь набивать желудок.
Саня сглотнул, начался активный процесс слюноотделения, но не притронулся к еде.
Здесь, наверное, разом тысяча калорий… в одной только ложке.
Хлопья овсянки одиноко так плавали в тарелке. Пельмень с унылым лицом поводился среди них ложкой, словно веслом.
Мать, видя, что сын есть не спешит заподозрила что-то неладное. Подошла, коснулась его лба губами, как детям температуру меряют.
Взглянула в глаза.
— Сын, у тебя все хорошо? Как ты себя чувствуешь? Ты же сам кашу попросил.
— Хорошо… а за кашу спасибо, ма, вкусно. Правда.
— Нормально поешь, а? Ты ж всегда двойную порцию просишь…
— Поем.
— Ах да, чуть не забыла, — мать сбегала к холодильнику и достала оттуда полную тарелку блинов. — На работе вчера тетя Лида угостила. На кефире.
Блины поставила на стол, рядом с тарелкой. И с такой любовью в глазах потрепала Пельменя по голове, умиляясь.
— Спасибо, ма.
— Кушай давай, потом спасибо скажешь. Может блинчики подогреть?
Тело Сани аж вздрогнуло при виде блинчиков.
Но нет — диета.
Держаться надо.
— Ладно, я на работу дорогой. Сейчас только посуду вымою.
Мать развернулась и подошла к раковине.
Включила воду. Пельмень ещё повтыкал на тарелку с кашей, раздумывая над тем как бы съесть ее так, чтобы не напиться маслом и мёдом. Как… никак. Пришлось делать вид, что он ждёт, когда каша остынет. Ну а когда остынет — мать свалит.
Л — логика.
Пришёл батя.
— Доброе утро! Что там у нас мамка приготовила? — бывший физрук хлопнул в ладоши и потёр руками.
— Разберётесь сами, мальчики, Александру захотелось кашу, а ты Игореша можешь блины съесть, — мать с этими словами закончила с посудой и чмокнув сына и отца выбежала с кухни. — Деньги на стенке, Игореша, — бросила напоследок.
Батя даже не обернулся. Подошёл у печи заглянул в кастрюле.
— Каша? С хера ли? Ещё я по утрам кашу не жрал. Внатуре ты попросил, Санек?
— Нормальная каша, бать, единственное бы маслица чуть поменьше, ну и мёда.
— А блины где…
Игорь Борисыч заметил тарелку с блинами. Взял один, нахмурился.
— Ну и с хера ли они холодные? Нет бы подгорела.
Понятное дело, что сам подогревать блинчики батя не стал и сожрал несколько блинов холодными. Потом достал банку абрикосового варенья и съел ещё.
— Че зыришь, как голубцы мои жрать, так ты первый, потому блины я тебе хрена с два дам, — заявил батя, поймав на себе взгляд Пельменя. Следом обмакнул очередной блин прям в банку с абрикосовым вареньем и с полным ртом продолжил. — Сам кашу захотел. Вот и ешь.
Поели.
Вернее батя ел, а Саня вскипятил себе чаю.
Кашу он благополучно «слил» — в стоящее на подоконнике китайское денежное дерево. Мусорки Саша не нашёл, а лить обратно в кастрюлю — испортится. Жалко.
А так — удобрение, че.
Хай растёт.
Пустую тарелку Пельмень вымыл.
— Слышь, сын, а чего ты на диете теперь сидишь? — забубнил батя из-за спины. — Или баба настолько понравилась, что решил схуднуть? Хошь совет дам, как с бабой обращаться?
— Не, бать, спасибо, — Саня не захотел тему развивать, нет настроения. — Ты достал че по списку?
— А ты сомневался? — Игорь Борисыч расплылся в улыбке.