Что именно у меня «получилось» успеть не узнал, провалившись в обычный, путаный и фантастический сон, где эхо мыслей, фантазий и образов складывались в затейливый и неясный узор, подобно цветным стеклышкам в калейдоскопе. Там пограничники, болгары, томаты и, разумеется, Шварц.
«Протеин — это сила!» — сказал он, выпив залпом коктейль. Удовлетворенно крякнув, тыльной стороной ладони вытер вокруг губ красный след.
Я проснулся от шума. Кто-то говорил непонятно и громко. Открыл глаза, еще не вполне понимая, где нахожусь и что происходит. В нашей мужской части «казармы», как оказалось, почти все уже встали. У дверей Толик беседовал с двумя мужчинами в форме. Фуражка, шеврон, синий мундир. Полиция, скорее всего.
Чего они тут? В первую же ночь у нас кто-то влип? Лешка вечером звал ведь куда-то. После такого облома настроения не было, и я не пошел. Наверное, зря. Судя по кипишу, они посидели вчера хорошо.
Сев на кровати, вдруг заметил красное пятно на подушке. Ёкнуло сердце, по телу пробежал холодок. Я торопливо перевернул ее и закрыл простыней. В памяти тут же всплыл гроб, кол юной девы, ну и всё остальное. Откуда здесь кровь?
Вытер губы, лицо, осмотрел руки. Вроде бы нигде больше нет. И только сейчас почувствовал вопросительный взгляд.
Ванькина кровать была рядом. Заметил, конечно же. Что же сказать?
— Чо, кровь носом пошла? — сочувственно спросил он.
— Да болячку расковырял, пока спал. У меня так всегда, — соврал тут же я. — Как сходили вчера? Натворили чего?
— Да не… — пожал он плечами. — Нормально всё было. Пошли в тот же бар, там братушки, Лешка к ним. Без мыла же влезет. Те и пригласили за стол.
— И всё?
— Нет, конечно же. У них машины, поехали в другой городок, а там стриптиз-бар.
— Да ну? — выдохнул я. Ну почему не пошел? Вот идиот!
— Оттянулись там нормалёк, — дразня, подмигнул он. — Не поверишь, тут даже девочки наши. Русские все.
— А платили-то как?
— Так братушки платили. Шампусик, закуска, «Катюшу» все пели. Халява! Сидели как короли.
— Сука, врешь ведь! — прошипел я, едва сдержав стон.
— Да, отвечаю! У Лешки спроси, — Ванек повертел головой. — Где, кстати, он?
Его мы увидели только на завтраке. Амбре шло такое, что постой рядом и сам будто пьян. Лицо мятое, вид потрепанный. Глаза красные и похожи на щелки, откуда устало и скорбно взирал его дух.
— Кароче! — Лешка снял вопрос с языка. — Это не мы.
— Согласен! — поддержал друга Ванек.
Ложка в его руках заметно дрожала. Один я сижу как дурак. Ну почему всё опять без меня?
— Кароче! — продолжил лис, разливая под столом в стакан из бутылки. — Вот. Держи, Вань! «Загорочка» хороша даже с утра.
— А мне? — подвинул я свой.
— Тебе-то зачем? Эт нам только нужно. Ты ж как стекло. Хочешь, сходи сам купи.
— Да хрен с вами, гады. Менты тут чего? — кивнул я на них.
Те снова стояли у дверей, но уже без Толика, а с дородной и хмурой бабой лет сорока. Темными, как дырки, глазами она буквально прожигала взглядом всех нас. Некрасивое и смуглое с резкими чертами лицо, черные волосы заплетены в тяжелую косу. Длинная цветастая юбка до пят.
— Говорю же, не мы, — поднял Лешка мутный взгляд на меня.
— Что не вы? — не выдержал я. — Столько не выпить, кто на нее бы добровольно залез?
— Так ночь, темно вроде было… Я с Толяном говорил, ей даже полицаи не верят. В дом, типа, вломился кто-то из наших. «Верколак» — говорит.
— Почему сразу наш? На медведе и с балалайкой?
— По-русски ругался, в шею ее укусил. Не видела кто.
— А что «верколак» поняла сразу? Трахнул хоть?
— Вот про это не знаю, — пожал Лешка плечами. — Иди сам спроси. Может, хочет закончить, что начал. И чтоб женился на ней. Не просто так полицию с собой привела.
После «Загорки» друзья чуть ожили, но работа шла тяжело. С учетом их состояния ящики пришлось таскать мне, и настроение было минорным. Что, если «верколак» — это я? Вдруг пока «там», он живет тут?
Разговаривал же кто-то с Лешкой в автобусе. А потом еще гроб, девка с колом и пятно на подушке. С клыков натекло?
Улики так себе, возможно, совпало. Узнать бы еще, кто такой «верколак». Если баба пришла, значит, что-то приметила даже во тьме. Мою комплекцию бы вряд ли забыла. Раз не показала, выходит, не я. Интересно, придет ли та блондинка с колом еще? Вряд ли собиралась убить, раз начала говорить. В следующем «сновидении», возможно, расскажет. А лучше пусть оставит письмо.
Но жертва «верколака» ждать не хотела и подняла на ноги полгородка. Придя с работы, мы увидели возле наших бараков цыган. Как оказалось, их в Болгарии много. Не так, как в Румынии, но тоже порядком. Пять процентов от населения, как говорят.
Наш комсомольский вожак, увидев их, вжал голову в плечи и ощутимо напрягся. К счастью, машина полиции там тоже была.
От угрюмых и явно враждебных людей отделились несколько крупных мужчин в сопровождении двух полицейских. С ними был и, видимо, важный чиновник в костюме и галстуке, диссонировавшим с толпой в шлепках, майках и трениках. Толик, аки агнец на заклание, направился к ним.
Ужинали со скверным предчувствием грядущей беды. Девчонки баррикадировались в своей половине. Ребята мрачно выдергивали штакет из земли, заготовляя колы. Народ подобрался у нас всё же тёртый. Суровую школу рабочих районов прошли почти все.
Минут через сорок Толик вернулся, увидев сплоченный и неплохо вооруженный отряд. Натаскали даже воды, если вдруг подожгут.
— Ну что там? — зло прищурился Ванька, опираясь на противопожарный багор.
— В общем, никаких доказательств у них сейчас нет, — устало выдохнул Толик. — Может, той бабе причудилось что, следов насилия нет. Есть ранки на шее, ну так цапнул там кто-то. Те же клопы…
— Ну а решили то что?
— Полиция их пока придержала. Попросили подкрепления, скоро подъедут еще. В общем, хотят провести тут свой ритуал. Я согласился, пусть успокоятся. Темные ж люди. Проблемы с местными нам не нужны.
— Что за ритуал? — настороженно спросил я.
— Да ерунда! — небрежно махнул Толик рукой. — Традиции свои, суеверный народ. В любой непонятной для них ситуации — «ходьба по углям».
— Нас что ль заставят ходить? — заволновались мы.
— Не думаю. Для этого у них свои есть. Эзотерика чистой воды. Дескать, в процессе открывается третий глаз, а он нечисть видит. Любопытное шоу. По приезду, может, на кафедру доклад напишу.
— Толян, а что, если соврет или глюкнет, к примеру? Покажет, скажем, вот на тебя? — забеспокоились все. — Сожгут на костре? Посадят на кол?
— Утверждают, что ошибки не будет, — вытер испарину он. — Не бойтесь. В любом случае своих не сдадим.
Его обещание мало кого успокоило. Дракула рядом же у них где-то жил. Все знают, как тут с ним обошлись. Средневековье какое-то, а не социализм. У нас такой номер бы уже не прошел.
Побурчав, стали готовиться к худшему. Чтобы не упасть в грязь, то есть, в угли лицом, шаман наверняка на кого-то укажет. Надо же как-то отрабатывать хлеб. Но это, если сам не сгорит. В хождение по углям я не верил. Загипнотизировать можно только себя, но никак не огонь. Разве что антипригарное масло на пятки. Фокусы ведь.
Тем временем в таборе шла подготовка. Там натаскали дров, разожгли костер и под звуки бубна, похоже, уже разминались. Из любопытства мы подошли, сложив запасенные для обороны колы и дубинки в импровизированную оружейную пирамиду. К цыганам потихоньку подтягивались всё новые люди. Зевак было много, впору на шоу билеты давать.
Костер быстро сгорел. Самый пузатый и, видимо, старший цыган подошел к полицейскому и что-то сказал. Тот согласно кивнул и направился к нам, будучи своего рода арбитром и посредником сделки. Из соседнего городка приехала еще пара полицейских машин.
По указанию Толика мужская половина отряда образовала шеренгу, сцепившись локтями, словно гоплиты в фаланге. Женская встала за нами, поднимая мораль. Чувствуя их за спиной, мы были уверены и непобедимы, как гранитные скалы, об которые бессильно бьется прибой. Публика ждала представление с большим интересом. Ради такого и «велколака» не грех пригласить.
Остатки костра растащили по площади и разровняли граблями. На быстро темнеющем небосводе мягко мерцали уже далеко не первые звезды, а под ним, зеркально отражая их, раскаленные угли, по которым прокатывались волны нестерпимого жара. Мы хорошо чувствовали его, даже стоя в стороне.
Музыка стала ритмичной и громкой, и в круг вышел старый цыган. Его лицо, как печеное яблоко, а в черных, как ночь глазах не видно белков. Подняв руки к небу, он запричитал нараспев, взывая к каким-то своим божествам. Его подручные раздували угли длинными трубами, хотя было немыслимо жарко и так.
Красные искры взметнулись вверх, и отблески пламени заплясали на лицах. Старик замолчал и указал на красивую черноволосую девушку лет двадцати. Та стояла босиком в белой свободной рубахе и едва заметно качалась, погрузив себя в транс. В ее руках была небольшая икона, которую она прижимала к груди.
Музыка на мгновение смолкла, и девушка вдруг спокойно шагнула вперед.
Кто-то из нас испуганно вскрикнул. Все затаили дыхание, а я почувствовал, как в спину и локти впились Светкины ногти, которая стояла за мной.
Вновь заиграв, музыка становилась всё громче. Девушка не танцевала, а медленно двигалась, ступая по пышущим жаром углям. Шла, как крадучись. В глазах отрешенность, лицо совершенно бесстрастно. Ее самой в теле будто бы нет.
Пламя жадно лизало маленькие изящные ступни, но почему-то не жгло. Мы все были свидетелями невероятного, невозможного чуда, игнорировавшего физику, биологию, да и весь здравый смысл. Это зрелище заставило бы уверовать всех атеистов. Несомненно, есть нечто за гранью общепринятых и привычных представлений о мире. В них теперь зияет дыра.
Дойдя до середины костра, девушка замерла и закрыла глаза. Затем подняла руки в стороны и запрокинула голову к небу. Оно невозмутимо взирало на нее яркой россыпью звезд.
Как такое возможно? Живая плоть жарилась бы как на сковородке. Так жива ли она?
Я с тревогой следил, ожидая, что вот-вот дернется от боли, свалится в обморок и упадет лицом в угли. Но цыганка неподвижно стояла в огне.
Через минуту она так же медленно опустила руки и открыла глаза. Обвела взглядом нашу притихшую от страха шеренгу и…
Пошла прямо ко мне!
Блин, она точно паночка из школьного Гоголя! Уж теперь я хорошо понимал все чувства Хомы. Сейчас призовет Вия, и мне точно кранты! И уже хрен кто спасет!
Дрожа всем телом, я малодушно закрыл глаза, надеясь хоть так улизнуть от жуткого взгляда. Как хотелось натянуть на башку одеяло, как в детстве, когда в шкафу что-то страшно скреблось! Но я уже вырос, а ужас остался, догнав меня здесь.
Музыка стихла, словно кто-то выключил звук. В неестественно тихой ночи ни единого шороха. Казалось, всем слышно, как стучит в ледяных клешнях страха сердце. Как в черепушке мечется то, что осталось от мыслей. Их тоже нет.
Почувствовав прикосновение к щеке, поднимаю почему-то тяжелые веки и вижу глаза. Белые, как у призрака и без зрачков. И тихий голос. Почти шепот. Тем не менее его услышали все:
— Той е и не е той. Сега в него няма верколак…
Девушка отдернула неестественно холодную руку, словно обожглась об меня.
Скорей по интонации, чем переводом, понял вердикт: «Это он и не он. Оборотня в нем сейчас нет».
Цыгане зашумели, зажестикулировали. Одни возмущались, другие пытались их успокоить. Полиция аккуратно, но настойчиво оттесняла от кострища толпу.
Толик, косясь на меня, о чем-то спорил с чиновником. Пока я здесь, в покое нас не оставят. Билеты на группу, поэтому прямо сейчас уехать домой не могу. Не дожидаясь развязки, вернулся в барак.
— Да охренеть! — чертыхнулся Ванек, не найдя других слов. — И чо нам делать теперь?
— Нам? Ты-то при чем? — как можно спокойнее сказал я.
— Дык я же с тобой! — стукнул он кулаком в грудь.
— И ты? — посмотрел я на Лешку. Тот думал о чем-то и на время притих.
— А? Про что это вы? — он сделал вид, что не слышал.
— Да забей! — махнул я рукой. — Валить мне надо отсюда, а то и завтра придут.
— Не кипишуй, счас всё решим. Я к Толяну! — вскочив, Лешка быстро вышел за дверь.
Я проводил его взглядом. Что тут можно решить? Убедить цыган, что кровосос-комсомолец для них безобиден? Или что это кто-то другой? Ведьма однозначного ответа пока не дала, но кто знает, как поведу себя ночью? Всполошил, точно лис, забравшийся в спящий курятник. Что, если верколак укусит кого-то еще?
Неизвестно, способен ли он себя контролировать, но наблюдать за мной теперь будут все. О работе можно даже не думать. Уже завтра городок будет гудеть. Придут и линчуют, чтобы было спокойней. Опыт у них, видимо, есть. Поди отлавливают пару верколаков в квартал, раз все уже в теме. Интересно, что с ними делают? Отдают на передержку в зоопарк или приют кровососов? Жгут, вешают, лечат в психушке, сажают на цепь?
Наблюдая настороженные лица соседей, я уже не был уверен, что не сдадут. Та дева потрясла всех. Существо, что ходит по огню, аки земле, выглядит мессией. Это явно не фокус, такой люди верят. По сути, она сверхъестественна, как верколак, но вот ее почему-то не боится никто.
А ведь тот даже еще никого не убил. Один всего «кусь», безобидно и мило. Почему сразу монстр? Алкоголик у ларька и то намного опасней. Нет, надо беднягу травить, пугать, убивать. А за что? С каждым из них это может случиться. Будто у меня выбор был.
Вернувшись, заметил, что все недобро косятся, а кое-кто уже собирает постель. Я их понимал. Спать в одном бараке со мной вредно для психики. Хрен ведь кто выспится. Уйти надо мне. Вынести кровать куда-то в амбар под надежный замок. Не факт, что даже это их успокоит. Если, действительно, монстр, то карантин не спасет.
Я уже собирал вещи, когда меня вызвали в апартаменты Толяна. Он занял их потому, что комсорг. Выглядели они, как все ленинские комнаты, но здесь время замерло и остановилось лет так десять назад. Бронзовый бюст Ильича и панно двухголового Маркса и Энгельса очень давно не протирали от пыли. Брезговали или то была месть? Возможно, опасались неосторожным касанием вызвать мятежный их дух.
Красный, как пионерский галстук, плакат: «Съветският Съюз е наш освободител, приятел и брат!». Он был своеобразным укором. Видимо, оставили специально для нас. Выцветшие шторы плотно закрывали окно, стыдливо пряча атрибуты, которыми уже не гордился никто. Мы ж виноваты, кто же еще…
У стены длинный стол с полинявшей скатертью, стаканами и непременным графином, которые в отличие от остального, еще актуальны. Здесь же небольшая выставка с консервированной местной продукцией и старенький радиоприемник с вылезшей наружу проводкой. В центре две сдвинутые друг к другу кровати. Про роман Толик и медсестры уже знали все.
Сам он деловито копошился в своем рюкзаке. Рядом, с обычной для себя хитрой улыбкой, потирал руки Лешка. Видимо, выкружил что-то, раз доволен собой.
— Кароч… — кивнул он на Толика. — Командир поручает особую миссию. Справиться с ней можешь лишь ты.
— Надеюсь, не думаете, что я этот, как его… — наморщил я лоб, от волнения забыв нужное слово.
— Да, забей! — махнул рукой. — Они ж чокнутые тут. Или, наоборот, зачем-то хитрят.
— Идеологическая диверсия! — веско добавил Толик. — А костер — фокус и происки НАТО. Расслабились они тут с «перестройкой». Поэтому, — он взглядом показал на рюкзак, — отвечаешь за него головой!
Я молча кивнул, хотя связь не увидел. НАТО вряд ли озабочено содержимым его рюкзака. А вот для комсорга он важен. Хочет, чтобы отдал кому-то контрабандный товар. Как выяснилось, с реализацией проблема у всех. Здесь столько не сбыть. А заодно избавится от источника смуты. Русские своих не сдают.
— Кому отдать? Куда отвезти? — спросил я, уверенный, что всё уже схвачено. Есть договоренности, меня кто-то ждет.
— Не знаю, — пожал Толик плечами. — Езжай куда хочешь. У них специальные дни для таких вот базаров. Там и продашь.
Я оторопел. Сам что ли всё? Не знаю же здесь ни черта!
— Слушай, ты парень спортивный, у тебя хрен отнимут, — покровительственно хлопнул Лешка меня по плечу. — Езжай к морю, разберешься на месте. С руками всё оторвут, лишь бы подальше отсюда. А мы наряд твой закроем. Здесь оставаться тебе, как понимаешь, нельзя.
— Один? В чужой стране? Без языка? — растерялся я.
Это ж какая ответственность! А если вдруг украдут или кинут? Полиция, мафия, те же цыгане? Да и наших бандитов наверняка там полно.
Я вот прямо представил, как с рюкзаками схожу с поезда на глазах у алчущих наших сокровищ «братушек». Как рады они видеть меня! Наслышался уже подобных историй. Да и видел немало. На Казанском рожи такие, что обрезаться можно. Больно даже просто смотреть. Выследят, подставят и хорошо не убьют. И ладно бы деньги свои…
— Не ссы, с Ванькой поедешь. Вдвоем отобьетесь, — попытался Лешка успокоить меня.
— Он разве поедет? — засомневался я, вспомнив взгляд этим утром.
— А то. Уж лучше, чем томаты таскать. У меня лютая зависть, но уйти не могу. Типа актив. У тебя месяц халявы! А мы в Русе будем вас ждать.
Я согласно кивнул. Ванька парень надежный, хоть не прямо вот умный. А умный на авантюру бы не решился. Как раз то, что нужно. Отправиться в непростое приключение с монстром? Вдруг и впрямь верколак?
В любом случае отдавать мне товар — большой риск. Удивительно, что Толик купился. Жадность взыграла. Хотя, скорей всего, страх. Ну а что ему делать? Здесь уйдет за копейки, а профком провал не простит. Не только ж его вложены деньги. Да и Лешкина доля наверняка тоже есть.
Чувствуя на плечах груз весом с планету, я пошел объявить Ваньке новость. Первый автобус уйдет рано утром. Быстро сбросим товар, и целый месяц на море! Или не быстро, чтоб крутануть. Почему бы и нет?