Челноки

Глава 23

К себе вернулся под утро, едва стоя на ногах. Проспал до обеда. Тревожные, быстрые сны с одним и тем же сюжетом. В них чья-то зловещая тень, чьи очертания я не мог рассмотреть. Кровавые следы в комнате, смех и шлепки босых ног за спиной. Иногда из темноты кто-то звал.

Меня охватывал ледяной ужас, по коже бежали волны мурашек. Когда же я с криком устремлялся во тьму, не находил там уже никого. Ощущался тлетворный запах разлагающегося, давно мертвого тела, а на полу валялся чей-то блокнот.

Я брал его в руки, но буквы не складывались в предложения. Эти строчки нельзя прочитать, но было ощущение, что там моя смерть, поэтому сжигал блокнот несколько раз, но он появлялся снова и снова. Мертвец будто оставлял его для меня, напоминая о долге.

Проснувшись, я привычно потянулся за ключами, не сразу вспомнив, что машины у меня больше нет. Успел на последнюю пару, забрал выручку с рынка и отправился в зал. Ванька отвезет товар со склада в отделы, сегодня всё свалил на него. Пусть крутится и так вечно волынит.

Качаться не стал, вернее, не смог. Ночь выжала точно лимон, энергии почти не осталось. Трахались так, что кровь пошла носом. Будто в последний раз, не в силах надышаться друг другом. В Юльке ощущалось отчаяние, какой-то надрыв. Словно шаг в пропасть, свободный полет, и вот это мгновение со мной разделили.

— У тебя проблемы? — не выдержав, спросил ее я. — Всё разрулю, только доверься.

— Я их решу, Митя. Там ерунда. И пожалуйста, не жги больше машины, — улыбнулась она, сняв мои возражения одним поцелуем.

И вот теперь я сидел, кляня себя за то, что был не настолько настойчив. Юлька должна денег? Или у нее кто-то есть? А может больна? Или гнобят на работе?

Да и сам психанул, теперь без «девятки». В дурь, как поперло, вот и накрыло. А Юлька могла бы и раньше простить без таких эмоциональных порывов. Тоже дурная. Ну ее-то еще можно понять — убедилась, что любит, раз способен на жертву. А вот если бы повесился у нее перед домом?

Поморщившись, я отпустил эту мысль, чтобы бесследно исчезла. Вдох-выдох. Гул голосов, звон блинов, запах пота и разогревающих масел — зал для меня «место силы». Оно исцеляет, наполняет энергией, зализывает душевные раны. Тут расслабляюсь, отдыхаю, здесь мои корни. А все тяжелые мысли от беспокойного сна. Нервничал много.

С трудом дождавшись вечера, я побежал к Юльке, предвкушая столь же страстную ночь. Даже цветы купил, ей будет приятно. Место заказал в ресторане, всё по шаблону. Ни мне, ни ей это вроде не надо, но что еще можно придумать? После «девятки» свежих решений уже не осталось.

В радостном возбуждении я позвонил, но дверь не открыли. За ней никого, неслышно даже лая собаки. Посмотрел на часы — должна бы прийти. Мы ж говорили, что куда-нибудь сходим…

Слегка растерянный, спустился к подъезду и сел на лавку. Бабульки оценили цветы и, шушукаясь, на этот раз смотрели с сочувствием. Уже знают, что псих, огненное шоу тут нескоро забудут.

Я прождал Юльку до двух часов ночи. Если с ней что-то случилось, то где же собака? Раз забрала, значит, ушла или уехала куда-то надолго. Молчком, ничего не сказала. Не самый удобный способ порвать между нами. Значит, всё-таки «спонсор»?

Весь следующий день метался точно в горячке, но будто внутри космический холод. Воронка, высасывающая жизнь и тепло. Я обзвонил все больницы и морги, но паника лишь нарастала. Вечером снова вернулся на свой пост у подъезда.

— Дмитрий? — спросил меня кто-то.

Я поднял голову. Черный «бумер», два крепких типа в кожаных куртках. Короткие «ёжики» и бычьи шеи. Толстые золотые цепи на темных футболках. Классика жанра.

— Допустим.

— От Герыча мы. Есть тема, присядем в машину. — Один из них открыл заднюю дверь, уверенный, что ему не откажут.

— Здесь говори, к вам не сяду, — дерзко сказал я вставая.

— Ты чо, опух, комерс? — прошипел тот щурясь.

И даже дернулся, но второй остановил его жестом. Как щенка меня в багажник не кинуть. Я ничуть не уступал им в габаритах.

— Хорошо, слушай сюда, — сказал он, сверля жестким, как у крупного хищника, взглядом. Высокий лоб, мясистый подбородок, косой шрам на щеке. Выглядит не так тупо, как тот. — Я Миша Меченый, не слышал такого?

— Не.

— Теперь познакомились. Так вот, дружбан у нас был. Тынчу фиксатого, помнишь?

— Не знаю такого.

— Сразу в отказ? Знаешь, конечно.

— Напомни, кто это. Что ж он сам не приехал? — парировал я, стараясь казаться спокойным. Тут не тронут, свидетелей много. Но коленки дрожали.

— Братан на том свете, но весточка есть. Нарыли про тебя кое-что. Пять штук ему должен.

— А что не больше? — От приступа смелости голова чуть кружилась.

— Борзой, смотрю, очень. Но да, теперь уже больше. За эти три года набежало процентов. Расклад такой: отдашь сорок штук, по срокам — неделя. И это по-божески.

— У меня не было долга. И Тынчу вашего тоже не знаю. Расписка, может быть, есть?

— Всё у нас есть. Вдова его тетрадку нашла, а там твой должок, наш юный Ромео.

— Постой-ка! — Волнение мигом пропало. Я угрожающе придвинулся к Мише вплотную. — Где Юля, мудила?

Тот, скрючив пальцы, поднял руку, собираясь вцепиться в лицо, но получил тычок левой в печень. Короткий и резкий в подреберье, почти без замаха. Такой удар страшен, если проходит — нокаут. При точном попадании невыносимая, запредельная боль.

Миша рухнул на колени, а второго я толкнул так, что тот улетел через лавку и врезался в урну башкой. Бандит с трудом встал, потеряв волю к победе, но огрызаться всё еще мог.

— Конец тебе, падла! Кончим, сука, тебя! — бормотал он, помогая подняться ошеломленному болью коллеге. — Стрелка в десять в Белинском у касс! И не дай бог, спрыгнешь! Везде, сука, найдем!

Взвизгнув резиной, «бумер» пронесся по двору, распугивая прохожих и кошек. Я проводил его взглядом, жалея, что не мог кончить их прямо сейчас. Внутри всё кипело, убив инстинкты самосохранения, страх, логику — всё. Пофиг, что Герыч или хоть кто.

— Милок, это ж парень ее… — прошептала, взяв за локоть бабулька. — Всегда вежливый, но глаза рыбьи! Чай давно она с ним, ты-то лезешь куда?

Адреналин ушел, разум вернулся. И правда, куда же я влез? Юлька встретила матом не потому, что дулась три года. Пыталась отвадить, знала, что будет со мной. И только после «жертвы» решилась, когда поняла, как важна для меня. Но Меченый куда-то увез и не дал ей уйти. Если б не она, меня бы и без базара вальнул. Но тогда и поводка для Юльки не будет. Решил припугнуть, а заодно потрясти. Показать, что лох ее не достоин.

А «лох» не боится. Он знает, что будет. Видел, что смерти в обычном понимании нет. Есть колесо, гонка по кругу и призрачный шанс найти в нем дыру. В этот раз моя грозит оказаться короткой, но я не сольюсь. Пусть будет как будет.

Идти на стрелку одному крайне глупо. Ванька безусловно пойдет, но и всё. Возьму нож, одного-двоих с собой заберу, но его тогда зачем подставлять? Лешка зассыт, от него толка нет. Война не его. Там большой бизнес, ваучеры, базу купил. Это мы всё челночим, порода не та.

Понимая, что этим вечером уже ничего не придумаю, я вернулся домой и лег спать. В глубине души, вероятно, надеялся, что вновь придет Кай и всё решит за меня, как в тот раз. Я же спасал его, когда было нужно?

Но он не пришел. Проснувшись утром, с разочарованием понял, что чуда не будет. Никто не сотворит его за меня. И тогда я пошел к себе в зал. Был один козырь, который пока не использовал, зная, что могу попросить только раз. Не потому, что Анатолий Иванович мне в этом откажет. А потому что и он мог только раз попросить.

Парк Белинского этим вечером казался необычно пустынным, как бы отдыхая от ураганных дискотек слишком короткого лета. На высокой горе рядом с центром, Западная Поляна была самым зеленым и красивым районом. По сути, это большой лес, вписанный с одной стороны в город. Красно-золотистые листья здесь покрывали землю пышным ковром, шурша под ногами. Ветви столетних дубов вдоль дорожек переплетались и обнимали друг друга, давая пристанище множеству белок.

Прозрачная, умиротворяющая тишина, настроила бы на лирический лад, если бы меня так не занимали кровожадные мысли. Институт через дорогу, зал совсем рядом и пришли почти все, кого я бы хотел здесь увидеть. Не отказала даже старая гвардия — штангисты за сорок, которые всё еще любили железо. Пришли и челноки-ветераны, с которыми мы начинали: Стас, Женька, Бориска и, конечно же, Раф. Безбашенный, тот всегда за любую движуху.

Мы пришли первыми, заняв позицию у вольера с медведем. Огромный зверь топтался по кругу, озадаченно косясь на хмурых качков через железные прутья. Выглядели мы и правда внушительно, но какой в толпе толк, если придут со стволами?

Наверное, главное — показать, что ты не один. Что за тобой есть какая-то сила. Подраться всласть — да, но под пулю из наших никто не полезет.

Бандиты приехали на трех черных «бумерах». Вышли, презрительно фыркнули, демонстративно достали из багажника два «калаша». После такого, казалось, можно уже расходиться.

Встали друг против друга, молчим. От них вышел Меченый и, видимо, Герыч. Высокий, совершенно лысый мужик в длинном сером пальто. Его бойцы все как один в черных кожаных куртках. Наверняка у нас покупали.

— Кто на предъяву ответит? Давай перетрем! — мерзко лыбясь, выкрикнул Герыч.

Я сделал шаг, но меня остановил Анатолий Иваныч:

— Постой-ка. Есть, кто разрулит.

От вольера с мишкой отделился невзрачный, казалось бы, мужичок, которого я раньше не видел. Болезненно худой, он сутулился, хромал, но при его появлении бандиты переглянулись. Меченый изменился в лице, Герыч тяжело вздохнул и подошел ближе. От нас к ним пошел Анатолий Иванович.

— Кащей это, — шепнул с придыханием Ванька. — Смотрящий. Видишь, как рожи скривили? Синие беспредельщиков этих не любят. Не ждали, небось.

Бандиты убрали стволы, на всякий случай встав за машины. Наши уже успокоились и топтались у вольера с медведем, зная, что теперь вряд ли будут стрелять. Кащей молча слушал, Герыч бурно жестикулировал и брызгал слюной, Иванович лишь качал головой. О чем говорили не слышно, но понятно и так.

Сперва подозвали Меченого, а потом и меня. Кащей кашлял, голос негромкий и сиплый, явно туберкулезник со стажем. Среднего роста, сухощавый, с обветренным лицом, он бы легко затерялся в толпе, но стоило встретиться взглядом с этими пронзительными, чуть прищуренными глазами, как становилось понятно — матерый. Гусиные лапки в уголках глаз, скупые жесты, неторопливость — ощущался большой лагерный опыт, позволявший увидеть «масть», оценить собеседника, найти малейшие признаки лжи. Врать такому было бы глупо.

— Ну что, молодой человек, — сказал Кащей, держа в синей от татуировок руке злополучный блокнотик. — Поведай нам, как появилась эта вот запись.

Я и рассказал, естественно, умолчав о том, кто Тынчу прикончил. Врагов у него было, видимо, много, и заподозрить меня было трудно. В криминальных наклонностях пока не замечен. Да и не те это деньги, чтобы мочить отморозков.

Кащей внимательно выслушал, задав пару вопросов. Меня удивила речь без фени и тем более мата. Наверное, так только со мной. Он тщательно взвешивал слова и, прежде чем произнести, словно продумывал, какую реакцию вызовет. Говорил мало, но каждая фраза звучала весомо.

— Что-то не припомню грева от Тынчи. Не баклан какой, а где же бабосы? — спросил Кащей, смотря исподлобья.

— Мы не при делах. У него свой котел был, — хмуро пояснил Герыч.

— Тогда и долги эти только его. А раз бортанулся, то ваши не пляшут. Мимо предъява. Есть что сказать?

— Комерс к моей девке полез! — выпалил Меченый, разочарованный этим вердиктом.

Герыч одернул его, но уже было поздно. Даже Анатолий Иванович не смог скрыть усмешку.

— Тебе, значит, на хвост наступили? — обжог Кащей взглядом.

— Нет! Дело только в бабосе. В биксу вложился!

— Дам десять штук! Этого хватит? — спросил я, зная, как неловко будет ему сейчас торговаться.

Меченый покраснел от злости, но вынужден был просто кивнуть. Тема «девушек» не для базара на стрелке.

Быки сели в машины. Герыч остался с Кащеем поговорить о чем-то своем, а наши с гордостью вернулись в зал. Будет, о чем рассказать и чем похвалиться.

Сердечно поблагодарив всех, я оставил Ваньку накрыть им поляну, а сам побежал к дому Юльки. Теперь Меченый ее, конечно, отпустит. Но не факт, что смирится. В Пензе нам оставаться нельзя. Так или иначе, достанет.

Юлька появилась только во втором часу ночи. Под глазом наспех запудренный, разливался огромный синяк. Тушь потекла, лицо в темных разводах. Мокрым носом ткнулась в плечо и только тогда разревелась.

— Тошку убил… Ненавижу! — всхлипнула она под моей курткой.

— Собирай вещи, и сразу ко мне. Мы завтра уедем.

Другого выхода сейчас я просто не видел. Почти всю наличность придется отдать, но есть деньги в товаре. Ванька тут справится, а нам с Юлькой дорога в Москву. Снимем квартиру, возьму палатку в Лужниках, торговать буду оптом. На первое время югославы помогут, как-нибудь раскручусь. Здесь всё равно ловить уже нечего, давно собирался.

Уехать на следующий день не успели. Утрясал в институте, на рынке, выставил на продажу квартиру. Юлька приходила в себя, запершись дома, а вот мне пришлось порядком побегать. Хотя деньги отдал, несколько раз я ловил взглядом бумер. Как и ожидалось, Меченый в покое нас не оставит. В лучшем случае справлюсь лишь с ним, но точно не с бандой. Так и будет кружить, как акула.

На третий день мы с Юлькой наконец-то в вагоне. Перрон мягко вздрогнул и поплыл мимо с Ванькой, Иванычем и парой ребят из нашего зала. И вместе с ними будто уходили эпоха и юность. Я словно на льдине, отколовшейся от родного и привычного берега, плыву в неспокойное море. Что же в нем ждет?

Наверное, сейчас я немного растерян и даже подавлен несмотря на теплые объятия девушки, которую вроде люблю. «Вроде», потому что это не Гейла. Еще не она. А когда ею станет, будет ли ее любить Кай?

Юлька видела минор в настроении и молчала. Скорее всего, потому что мы в купе не одни. А может, из-за того, что на душе всё равно неспокойно. Мы бежим, нас вряд ли найдут, но облегчения нет. Я еще долго буду оглядываться, провожать взглядом мимо проезжающий бумер, видеть силуэты врага в каждой тени. Возможно, всё же придется вернуться, чтобы урода пришить. Иначе спокойного сна нам уже не видать.

Вероятно, поэтому, когда дверь тамбура хлопнула, я даже обрадовался, увидев Меченого с пистолетом в руке. Между нами всё решится сейчас прямо здесь, бегать друг за дружкой уже не придется.

Под ворвавшийся в вагон стук колес выстрелов почти не было слышно. Тело почувствовало лишь легкий толчок, а за ним еще и еще. Видимо, убили в этот момент, но оно еще не знало об этом.

Из купе в проход выскочила Юлька. Она не видела нападавшего, поэтому пуля ударила в спину, и девушка повисла у меня на руках. На ее груди словно распускался хищный алый цветок, вытягивая душу из слишком хрупкого для жизни сосуда.

Зарычав, я бросился вперед, сбив врага с ног. В узком проходе он не мог увернуться, а останавливающее действие пули слишком мало для меня. Бесполезное оружие отлетело в сторону. Навалившись, я сжал пальцами горло, выдавливая из него протестующий хрип. Обезображенное гримасой лицо посинело, пятки застучали по полу. Меченый беспомощно бился подо мной точно рыба, пока не затих.

Он умер, но я не ослабил хват, даже погружаясь во тьму. И там, в неясной, призрачной мгле всплыли слова, которые слышал, когда Гейла объясняла посмертную практику пховы: «В момент смерти отбрось все привязанности, отсеки свои узы и не цепляйся за чувства и вещи».

Я сделал всё наоборот, устремившись к единственному, что было сейчас для меня по-настоящему ценно, и словно выстрелил сияющей точкой сознания в Юльку. Вернее, в ее тающий образ.

Видимо, энергия последнего желания оказалась достаточно велика, потому что мы стали вместе падать куда-то. Судя по алым всполохам и черноте вокруг, едва ли процесс будет приятным. Кажется, всё это видел, когда Эдди отправил меня в тот чертов «кармограф». Выведет ли нас с нужную «дверь» та же собака? Впрочем, почти всё равно. Главное, Юлька со мною.