Челноки

Глава 19

Со времени последнего визита в Чистые Земли прошло три года. С тех пор тишина, и непонятно, почему меня перестали туда вызывать. С каждым днем воспоминания о ней блекли, расплывались и уже походили на сон, фантазию или даже мечту. В ней я мог быть чем-то большим, чем просто статистом в массовке на руинах еще недавно великой страны. Но ее уже нет, теперь всё не так.

Но на внешнем уровне мои дела шли неплохо. Удавалось совмещать учебу и поездки, не привлекая внимания, на фоне тысяч таких же, как я челноков. Но внутри пустота, которую могла заполнить лишь Гейла. Без нее всё казалось серым, однообразным, безвкусным. Деньги были, но какой в этом смысл? На них нельзя купить пропуск туда, где он вроде бы есть. Можно лишь ждать, когда пригласят, но это не точно.

И потому я качался, учился, а между поездками, вез на рынок тележку с баулом, чтобы после обеда вернуться с пустой. По выходным турецкие шмотки разбирали охотно, к тому же появилась парочка дилеров, которым давал на продажу. Но всё механично, словно играя нелюбимую роль, к которой не испытывал уже интереса.

«Ты на крючке» — сказала мне Гейла. Да, это так, но почему бы его не извлечь, раз больше не нужен? Я сделал всё, о чем попросила, и что же взамен? Ничего, кроме тоски. Во мне там что-то сломали. В уме рефреном слова ее песни: «…дай благословение, чтобы я потерял интерес к никчемной жизни, как эта…». Видимо, так и случилось.

Ах да, еще, похоже, забронировал себе место в адах. Может, хоть там ее встречу? Или к этому времени Тысячеликий уже забьет их собой, не оставив свободного места? Надеюсь, что Чома обретет просветление и вспомнит обо мне там, куда его с большой кровью отправил.

На повороте автобус опять накренился, и нас сильно качнуло. Кто-то из девчонок испуганно пискнул, хотя упасть, понятно, никто из нас бы не смог. Разве что всем сразу в пропасть. Дорога у Шипки всегда живописна, но это крутой серпантин и «болгарские горки». Полтора километра над уровнем моря.

Мы лежим на мешках всего в сантиметре от потолка, и есть шанс об него стукнуться носом. Автобус товаром набит до отказа, оставив для нас немного пространства. Группа буквально размазана по нему ровным слоем. Кто покрупнее, едва ли мог вздохнуть полной грудью. Окна зашторены, чтобы не шокировать болгар приплюснутыми к стеклам телами.

Наверное, так раньше в трюме контрабандой возили рабов, но мы свой бизнес выбрали сами. В Болгарии никто больше не торговал. Заводы у нас почти все разорились, а на то, что осталось, цены сильно поднялись. Возить больше нечего, поэтому теперь здесь только транзитом. Из Стамбула в складчину нанимали автобус до Русе, а там уж на поезд.

Еще раз качнуло и, наконец, где-то встали.

— Выходим кто хочет. Памятник, еда, туалет. Стоянка тридцать минут! — объявил нам водитель.

Хотели-то все, но из автобуса выползали по одному, точно черви. Чуть сплющенные, помятые и раздраженные. Кто-то бесшумно пускал газы ночью, что сильно бесило. Подозреваю, что это был Ёрш, он лежал с нами рядом. Маленький и вертлявый, прославился тем, что в свое время прибился к банде таких же, как он, отморозков. Как раз здесь и работали, прямо на Шипке. Догоняли бегом на подъеме и резали тенты у грузовиков, выкидывая на дорогу, что успевали. А теперь, как белый человек с нами едет…

В Русе на этот раз таможня нас встретили жестко. Вход на перрон — второй этаж, а нас прогнали через первый. У нас с Ванькой на двоих полсотни тяжелых чувалов с джинсой, поэтому вымотались мы там порядком. И ладно бы тут денег хотели, но нет, братушки так развлекались.

Мокрые как мыши, сидим и тяжело дышим. Но тут хоть взяли тележки, из них почти поезд. У группы пятый вагон, место погрузки рассчитано точно. Времени для нее только чуть, за пятнадцать минут группа должна набросать уйму мешков. От слаженности работы зависело многое, задачу все знают, не в первый раз едем.

Подходит маленький пожилой мужичок в синей форме. В руках красный и желтый флажок, изо рта несет перегаром:

— Добър ден. Петдесет долара и няма да има проблем.

— Чо? — угрожающе навис над ним Ванька. — Лохов что ль нашел? Ты на кого это тянешь?

— Няма да имаме проблеми, иди себе с миром, — вяло машу рукой я. На похмел собирает. Такой наглости еще здесь не видел.

Тот флегматично пожимает плечами, и нетвердой походкой уходит. У меня скверное предчувствие, но пока явной угрозы не вижу. Что он нам сделает? Вообще ничего. Наверное, хотел напугать, да не вышло.

Гудок. Подходит поезд. Группа встала. Все сфокусированы, напряжены, времени мало и много работы.

Боковым зрением замечаю, что наш мужичонка как-то странно машет машинисту флажками. И вагон медленно проезжает мимо. И едет дальше. Далеко, сука, едет! А у многих мешки на асфальте, тележек на всех не хватило.

Матерясь, везем их к вагону. Кидаем на землю, освобождаем и отдаем тем, кто сзади. А нам с Ванькой надо уже быть внутри. Основная нагрузка на нас. Раздеваемся по пояс, носимся и бросаем чувалы пока как попало. Сначала в купе, потом забиваем проход. Их передают с тележек к нам по цепочке. Внутри много народа не надо, они сейчас лишь будут мешать. Всё в темпе, только бегом, благо физуха нам позволяет.

Начальник поезда ругается с дежурным по станции, все на нервах, машинист дает уже третий гудок. Наконец, всё. Мокрые от пота вплоть до трусов, берем короткую паузу, чтоб отдышаться. Мешки надо убрать с прохода до контроля румын.

Вагон полностью наш, места выкуплены все. Начинаем укладку в купе, теперь каждый сам за себя. Чувалы с джинсой, как пазлы в картинке. Ровные, плотные, с ними, как правило проще, но такие далеко не у всех. Два в верхний отсек, потом делаем перекрытие на полках и равномерно забиваем до самого низа. Даже руку уже не просунуть — тридцать мешков, остальное к соседям, с ними делим купе пополам. Еще пару кладем в коридоре и без сил валимся прямо на них.

Спать придется в проходе, но перед крупными станциями будет вновь геморрой. Под тяжестью груза вагон накренился вправо очень заметно. Обходчик заметит — сразу отцепят или высадят нас. Поэтому придется выравнивать угол, опять вынося часть мешков в коридор.

Хлопает дверь, появляются румыны — кондуктор и пограничник. Увидев нас, ржут, но входят в положение и перешагивают через тела. Мы почти дома, сюрпризов больше быть не должно. Обычно по двести баксов с купе на таможне, еще рэкет в Калуге, где нас ждет автобус, и спать до Пензы. Итого, три дня в Стамбуле, неделя на всё. Еще один короткий вояж.

С этой мыслью я убрал паспорт в карман и провалился под стук колес в сон. И перед забытьем услышал голос, который так ждал:

Не в силах увидеть свои недостатки, притворяюсь духовной,

Хотя погрязла в пороках, где я преуспела.

Снова и снова пытаюсь нести в это мир только благо,

Но добрые намерения тают, как снежинка в руке.

Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!

Даруй благословение, чтобы я поняла, где ошиблась.

Едва открыв глаза, я обнаружил себя в глубоком нокдауне. Горизонт завален и пляшет, в голове гул, взор затуманен, и перед глазами плывут желтые пятна. Боль терзала так, будто меня избивали уже несколько дней.

Попытался приподняться на локтях, но меня прижимало к земле, точно тело весило тонну. Из саднящей груди вырвался стон. Легкие в ней словно склеились в листик, дыхание прерывистое, хриплое, мелкое. Капли пота жгли глаза, смешиваясь с кровью, сочащейся из рассеченной брови.

В оглушенном болью уме искажено ощущение времени. Казалось, оно еле ползло, но сердце стучало гулко и часто. Каждая клетка тела умоляла признать поражение. Но из глубин души поднималось упрямство, и я отчаянно цеплялся за ускользавшее в бездну сознание. Услышав, наконец, голос Гейлы, уже не позволил бы себе отпустить ее мир.

Наконец, получилось встать на колено. В голове начало уже проясняться. Должно быть, принес контрабандой с собой свежие силы. Шварц бы не сдался, не сдамся и я.

Это был большой полутемный подвал с цепями, крючьями и железным столом посредине. На нем лежал чей-то обезображенный труп, большей частью без кожи. Но мой взгляд прикован к другому. В комнате кружился, сбивая полки, круша посуду и мебель, здоровяк с волчьей мордой. На перевитом тугими мышцами торсе свежие раны, а на могучем загривке висела собака, крепко вцепившись в его шкуру зубами. Та самая — вислоухая и черно-белая. Она глухо рычала, а монстр метался, пытаясь стряхнуть или зацепить ее здоровенной ручищей.

— Убей его Кай… иначе… — прохрипел кто-то рядом. Окончание фразы не разобрать из-за приступа кашля.

Я повернул голову, еще копя силы, чтобы встать. Даже это движение далось очень трудно.

У стены лежал Флег, прижимая собственные кишки к животу с чернеющей раной. Вместо второй руки только обрубок. Ноздри ящера ритмично и часто выдували кровавый пузырь, но в таком состоянии никто не живет. Потрепало нас знатно.

Я с усилием кивнул и, опираясь на стену, медленно встал. Ощущаю себя уже лучше, но еще хотя бы пару минут передышки. Руки еще легкие и будто пустые, не чувствую силы. А противостоящий нам враг отнюдь не похож на святого…

Тот таки смог зацепить за досаждавшую ему собаку ручищей. Вырвав ее из спины с куском шкуры в зубах, швырнул через комнату. Взвизгнув, она врезалась в стену и сломанной куклой упала на пол.

Гейла!

Взревев, я бросился к монстру, не чувствуя ничего, кроме слепой и отупляющей ярости. Но именно она наполнила хаотичной, неизвестной мне ранее силой, точно вскрыв в душе страшный тайник. Эта тьма быстро заполнила внутреннее пространство и рвалась наружу. Чистая, кристаллизованная в сознании ненависть текла в кровеносных сосудах, грохотала в ушах, требуя немедленной жертвы. Воронка абсолютного зла, где пылала каждая клетка. Всё мое существо пропитано жаждой убийства. Это неутоляемый голод, который, казалось, уже ничем не заткнуть.

Тварь видела этот рывок, почувствовала что-то и попыталась закрыться руками, истошно вопя. Но тьма подобно цунами. Ее не смог бы остановить даже я.

То, что мной овладело, сейчас вколачивало в брызжущую кровью плоть удар за ударом, наслаждаясь хрустом костей и криками, в которых ничего нельзя разобрать. Они быстро стихли, а темная энергия всё еще взрывала изнутри, заставляя сбрасывать ее в своего рода шлюз.

Не знаю, сколько я взбивал это кровавое месиво, потеряв ориентацию, ощущение времени и даже себя. Когда, наконец, опомнился, кожа на кулаках уже слезла. Вмиг обессилев, опустился на пол, с ужасом взирая на то, что на свои руки. Кости раздроблены. Что я такое? Кем только что был?

— Кай… — тихо позвали меня от стены.

Стараясь не смотреть на кровавый фарш перед собой, встал и подошел к Флегу. Он был еще жив.

— На… ты теперь Жнец… — ящер выпустил из пальцев кишки, снял со своей груди серебристый значок и протянул мне. Его лапа дрожала. — Да освятит небо твой путь. Я всегда знал, что ты к нам вернулся…

Выдув из пасти последний пузырь, ящер дернулся и обмяк. Потухшие сразу глаза закрыла белая пленка.

«Гейла!» — вдруг сверкнуло в уме.

Я бросился к противоположной стене, но никого не нашел. Только немного шерсти и кровь. Собака исчезла.

— Теперь ты понял?

Услышав голос у себя за спиной, я обернулся, но слишком резко, и коротко охнул. Сердце радостно стукнуло в ребра. Обезболивающий адреналин уже не работал, но главное, что Гейла жива. И кажется, с ней всё в порядке. Она в обычном для себя демоническом облике. Даже рога не сломала.

— Что? — спросил я, пряча руки за спину.

— Почему я тебя не учила. Вспышка гнева спалит заслуги за несколько жизней, а ты сейчас, как заряженная на неизвлекаемость мина.

— А Кай?

— А с Кайем было очень много работы. Он — это ты в будущем. Тебе еще рано, — сказала она, но уже так, словно была в этом не очень уверена.

— Поэтому меня не звала? Начинать всё равно когда-нибудь надо! — воскликнул я.

Игры со временем? Ну и ладно, пусть так. Хуже всего, если отправят обратно. И не позовут еще несколько лет, пока форс-мажор их вновь не заставит. А сюда я вернусь, лишь когда сам умру. Так сказать, войдя в мир бардо естественным образом.

— Ты не готов, сам же всё видишь, — многозначительно посмотрела Гейла на останки «святого». — Падать всегда легче, чем подниматься. Ты можешь стать точно таким же.

— Но если я из прошлого, то ты должна помнить, когда начала учить Кайя! Сейчас наверняка тот самый момент! Мне осточертела родная реальность! — буквально взвыл я. До смерти надоело челночить!

— Дело в том… — она замялась. — Я не помню своей прошлой жизни. И как умерла, тоже не помню. Кай каким-то образом меня воскресил, но не говорит, что было до этого.

— Вот видишь! Если хочешь, чтобы я тебя спас, начинай прямо сейчас. А он пусть у меня в мирке расслабляется. Ему будет полезно.

Обдумывая предложение, Гейла молчала. Кусала губу, сверлила взглядом. Я же старался выглядеть как можно более умным и мирным. Получалось, понятно, не очень. Надежды больше на логику. Кай не поменялся б со мной, если я здесь не нужен. У него-то с памятью наверняка хорошо. Что, не справился бы он сам с этим монстром? Не мог же стать в будущем слабее, чем в прошлом. Или мог?

Черт его знает, как Гейла учила. Возможно, моего «абсолютного зла» в нем уже меньше, если вообще еще есть. Кроме того, у Кайя есть мотив, которого пока нет у меня. Да и других причин может быть тьма. Прогресс в практике, взятый обет, желание свести концы для избегания темпоральных или кармических каких парадоксов. Собачку, к примеру, могли пришибить. Да мало ли что могло случиться еще?

— Меня призывает кто — ты или он? — решил я уточнить важный момент.

— Я мысленно пою свою песню, но меня столь же «мысленно» о таком просит Кай, — призналась Гейла. — Получается, мы делаем это вдвоем.

— А кто отправляет обратно?

— Думаю, я. Хочешь вернуться сейчас?

— Нет! — почти закричал я. — Ты ж достала его, дай ему отдохнуть! Теперь моя очередь. Флег сказал, что я теперь Жнец! — С гордостью продемонстрировал Гейле значок.

— Дурень ты, а не Жнец. Запорешь ведь дело, — тяжело вздохнула она.

— С моей-то силищей? Да и часто ли святоши сходят с ума?

— Это наша вина. В смысле, наш ложный лимб. И Тысячеликий, который копит грехи.

— Ты говорила, что мы помогаем вознестись таким, как Чома и Мун, — напомнил я.

— И топим таких, как Дрохм-Ваает… — кивнула Гейла на кровавую лужу. — А ведь усердным практиком был.

— У него крыша съехала, а мы тут при чем?

— В предсмертной практике пхова йогин выпускает сознание через макушку, точно ракету, пытаясь попасть в Чистый Мир. А наш перехватывает его на пути, как бы подменяя дорожные знаки. Одним остановка идет только на пользу, они добиваются прогресса и здесь. Вторым нужна поддержка, которую получили бы в мирах Сухкавати. А здесь ее нет. Разочарованные регрессом, бедняги соблазняются темными силами и падают в ад.

— Так всегда и везде. Слабость — вина только их! — выпалил я, словно являясь венцом добродетели. Вот ведь глупец…

— Это не слабость, а особенность пути, к которому мы расположены. Он у всех разный, потому что разные мы. То, что походит тебе, погубит другого. Спринтер не стайер, и не способен бежать марафон. Представь заправленную топливом ракету. Кончилось топливо в первой ступени, включается двигатель второй, потом третьей, но они не у всех. Разгона не хватит, их с пустым баком тянет к земле.

— Да понял я, понял! Вот и меня запускай! Что надо делать? Давай, говори! — поторопил Гейлу я. Чем угодно займусь, лишь бы с ней рядом. А там уж посмотрим. Кай наверняка всё делал не так.

— В том-то и дело, что ничего, — решилась она, наконец. — Сядь и дыши. Глаза открыты, слушай и чувствуй, как воздух идет через нос.

— А ничего, что рядом три трупа? — я опасливо покосился на них.

— Они как-то мешают?

— Ну… нет.

— Тогда просто дыши и смотри. Наблюдай. Ничего кроме этого. Вот и весь фокус.