Части 3-5

Глава VI

Эта война не должна была продлиться долго. Яд, добавленный в воду, сделал большую часть работы, поэтому механическим солдатам оставалось лишь подчистить тех, кто по какой-то случайности не успел отравиться. Планета оказалась усеяна миллиардами трупов, гниющих на улицах, в машинах и собственных домах. Государственные здания по иронии судьбы изменили свое назначение — больницы превратились в многоэтажные морги, где тела больных разлагались вперемешку с телами врачей, тюрьмы представляли собой место исполнения массовой смертной казни, где покоились и приговоренные, и их конвой, а приюты и вовсе напоминали детские кладбища. Система, которую общество отстраивало веками, рухнула в течение нескольких часов, погребя под собой всех, кто не смог сбежать на Золотой Континент.

Страны, преданные собственным правительством, раскололись на города, в которые теперь стекались оставшиеся в живых люди. За эти несколько недель исчезли границы, исчезли национальности, исчезли расы. Мир поделился на две категории: «процветающие» и обреченные. И смерть последней группы была лишь вопросом времени.

Наверное, если бы не утечка формулы антидота, война закончилась бы еще быстрее. Подобные утечки случились не только в Петербурге, но и в Лондоне, Берлине, Токио, Стокгольме, Вашингтоне, Париже, Вене и еще нескольких крупных городах мира. На удивление, совет «Процветающих» воспринял эту неприятность довольно спокойно. Они предполагали, что подобное может случиться. В конце концов не все нынешние жители Золотого Континента могли запросто закрыть глаза на то, что где-то за океаном в один день должны погибнуть миллиарды невинных людей. Чтобы остальным было неповадно, совет «Процветающих» приложил все усилия, чтобы найти виновников, и в итоге в течение нескольких дней были расстреляны те, кто каким-то образом были причастны к утечке антидота.

Что касается Бранна Киву, то его случай рассматривали в несколько ином ключе. Он передал противоядие отравившемуся «процветающему», который в итоге ввиду своих моральных ценностей не пожелал, как все «нормальные люди», покинуть Россию.

— То, что Лесков сделает с полученным лекарством, я, увы, предугадать не мог, — эти слова Бранн произнес перед Советом Процветающих в свое оправдание.

В отличие от других осужденных, на допросе Киву сохранял поразительное спокойствие. Он говорил тихо, но уверенно, вежливо, но при этом не лебезя. Казалось, он был уверен в своей безнаказанности, и в конце концов у совета не нашлось достаточно аргументов, чтобы приговорить его к смертной казни. Киву имел полное право передать лекарство отравившемуся «процветающему», получившему вид на жительсто в Сиднее.

— Мысль о том, что Лесков может отказаться покинуть Россию, как-то не приходила мне в голову, — ответил Киву на очередной вопрос совета. — Он всегда стремился к богатству, и в последние годы буквально грезил о том, чтобы перебраться в Сидней. Именно поэтому он и захотел жениться на Алюминиевой Королеве. Чтобы увеличить суммы своих инвестиций в проект и тем самым заслужить место среди нас. Будь у меня информация, что он сглупит и останется в России, поверьте мне, я бы не стал давать ему лекарство. Я — не глупец, чтобы рисковать из-за него здоровьем и своей репутацией в глазах совета.

— Как же вы столько времени не могли разобраться в человеке, который являлся вашим же протеже? — с насмешкой спросил глава совета, Джордж Уилсон, крупнейший нефтяной магнат Соединенных Штатов Америки.

— Увы, — Киву брезгливо поморщился. — Это мое самое большое разочарование и с точки зрения инвестиций, и с точки зрения потерянного времени.

Слова Бранна показались судьям достаточно убедительными, чтобы его оставили в покое. В конце концов Киву действительно не славился любовью к самопожертвованию и скорее оплакивал бы испорченную картину, нежели гибель миллиардов людей.

Но главным моментом в определении дальнейшей судьбы Бранна стало именно то, что он, как и Лонгвей, был «иным». Китаец лично пожелал поручиться за своего недальновидного собрата. Не потому, что испытывал к нему великую симпатию, а потому, что он и Бранн были связаны общей тайной и сейчас предпочитали держаться друг друга.

Сегодняшний совет «Процветающих» состоялся внепланово, и то, что на нем обсуждалось, стало для собравшихся неприятной неожиданностью. Меньше чем за сутки их армия потеряла почти двести механических солдат, причем произошло это в одной точке — в Санкт-Петербурге. Поначалу разработчики решили, что произошел какой-то сбой в системе, но после нескольких часов попыток вернуть связь со своими роботами, они решили посмотреть, что происходило до того, как машины отключились. Память каждого механического солдата автоматически копировалась на сервера, поэтому получался своего рода журнал-отчет о том, что видел и о чем «думал» робот.

Ответственных за зачистку Петербурга пригласили прямо на собрание. Члены совета «Процветающих» устроились в удобных кожаных креслах и мрачно наблюдали за тем, что происходит на экране. Там отображался порядок задач последнего отключенного робота.

— Как это неприятно получается, — подытожил увиденное Корнелиус Стаффорд, прежде известный, как владелец крупнейшего инвестиционного банка Великобритании. Он обвел взглядом стоявших перед ним виновников сложившейся ситуации, после чего мрачно произнес:

— Вы «не досмотрели», и в итоге мы потеряли почти половину роботов, выделенных на ликвидацию «мусора» в Петербурге. А ведь вы прекрасно знаете, сколько стоит одна такая машина.

— Мы найдем способ, как все исправить, — попытался оправдаться один из управляющих роботами. — Первым делом мы удалили Дмитри Лескоу из базы «неприкосновенных» и поставили нашим машинам задачу уничтожать себе подобных при малейшей попытке атаки с их стороны.

— Что ты сказал? — переспросил Стаффорд, в ярости взглянув на ученого. — Дмитри Лескоу? Вы сейчас издеваетесь, да? Вам мало, что этот сукин сын распространил лекарство по территории России, так вы его еще и в базе «неприкосновенных» держали? Из-за вашей халатности нам придется перенаправлять роботов с ближайших территорий! Из-за вашей халатности, безмозглые куски дерьма, у русских появились роботы, которых мы сами им вручили!

— Может быть и не потребуется никого перенаправлять, — вполголоса заметил Лонгвей.

— Что значит не потребуется? — рявкнул на него Стаффорд. — Петербург — один из тех городов, где имеются подземные районы. Именно там и попряталась вся эта выжившая мразь. Может, они и не ожидали, что начнется война, но они были к ней готовы.

— Вы верно заметили: в Петербурге имеются подземные районы, что означает, что наши роботы недостаточно эффективны, раз до сих пор не смогли проникнуть туда.

— У русских есть установки, которые нейтрализуют инородную технику, едва она оказывается на близком от их базы расстоянии, — пролепетал ученый. — Роботы туда не идут, потому что мы разработали для них программу, которая определяет зону влияния вражеских установок.

— Я в курсе, благодарю, — Лонгвей вежливо улыбнулся. — Именно поэтому я и утверждаю, что наши механические воины недостаточно эффективны.

— У русских еще хуже! — Стаффорд криво усмехнулся.

— Тем не менее они еще живы.

— Чего ты хочешь этим сказать, Лонгвей? Если тебе не нравится то, что разработано на мои деньги, так предложи свои разработки!

— Как хорошо, что вы об этом заговорили, Корнелиус. Я как раз собирался, — китаец вновь вежливо улыбнулся и продолжил, — несколько недель назад глава совета выделил мне целый научный институт для одного интересного исследования. Мои люди начали проводить его еще задолго до начала войны, потому что считали, что благодаря этому эксперименту может родиться одно из самых мощных оружий в мире. Так бы оно и получилось, если бы поддавалось контролю. Слушая вас, я и подумал, а почему бы не разнообразить механических солдат той разработкой, которую спонсировал я.

— Что за разработка? — спросил все это время молчавший француз.

— Думаю, лучше будет показать вам… Если мы, конечно, закончили обсуждать халатность наших сотрудников.

— Да, мы закончили, — мрачным голосом произнес глава совета. — Призрак!

В данном разговоре это слово прозвучало странно и неожиданно, отчего провинившиеся за ситуацию в Петербурге встревоженно переглянулись. Ответом на их вопросительные взгляды стали четыре выстрела, которые один за другим прогремели в воцарившейся тишине. Мертвые тела с пробитыми головами рухнули к ногам «процветающих», и только тогда от стены за спиной Джорджа Уилсона отделился человек, на которого прежде никто не обращал внимания, будто его и вовсе не было видно. В руке Призрака был пистолет.

Тем временем в городе, который сегодня упоминался на собрании совета, а точнее в его подземной части люди радовались своей первой небольшой победе. Полковник лично выступил перед жителями Адмиралтейской, сообщив о том, что на данный момент в их распоряжение поступило сто семьдесят шесть роботов «процветающих». Но не меньше этой новости людей заинтересовала информация о том, что подобное пополнение армии случилось благодаря Лескову, «процветающему».

— Откупиться хочет, — переговаривались люди. — Думает, что этими железками хорошее отношение к себе вернет. Как будто роботы заменят погибших… Что же этот мажор не вышел к нам сейчас, раз он такой герой? Что же не попытался отправдаться или хотя бы попросить прощения у людей?

Дмитрий действительно не воспользовался приглашением Полковника выступить перед народом. Несмотря на то, что ему впервые выдалась возможность рассказать свою историю самому, Лесков посчитал, что люди все равно будут продолжать его ненавидеть. Так какой смысл устраивать эту показуху?

В чем-то он заблуждался. После слов Полковника о том, что Лесков сам вызвался помочь, некоторые стали чуть менее категоричны на его счет. Кто-то и вовсе начал задумываться о том, почему же «процветающий» не сбежал вместе с остальными.

Что касается самого Дмитрия, то сейчас его больше беспокоила предстоящая вылазка. С каждым разом подниматься на поверхность становилось все рискованнее, и он уже откровенно опасался, что первый попавшийся робот немедленно откроет по нему огонь. С минуты на минуту «процветающие» могли исправить свое упущение, и Дмитрий решил, что это будет последний раз, когда он поднимается на поверхность в одиночку.

Иван разделял его тревогу. Как только он узнал, что Лесков является «неприкосновенным», то идея наловить как можно больше железяк казалась ему отличной. Разве что поначалу Бехтерев был уверен, что на поверхность Дима поднимется только один раз, никак не шесть. Сейчас же ситуация напоминала игру в русскую рулетку, где с каждым кругом в револьвер добавлялся еще один патрон.

— Завязывай с этим дерьмом! — воскликнул Иван, заметив, что Дмитрий снова начал готовиться к вылазке. — Не ходи, слышишь! «Процветающие» тоже не идиоты, чтобы до сих пор не допереть, что происходит с их «консервами».

— Хочешь вместо меня идти? — спросил Дмитрий, неспешно завязывая галстук. Он словно предчувствовал плохое, поэтому нарочно тянул время.

— Да я бы пошел, только не вместо тебя, а как раньше все ходили. Почему ты один должен башку подставлять? И чего от тебя хочет «Полковник»? Он что, не читал гребаную сказку о золотой рыбке? Нельзя вот так вот нарываться! Пусть сам валит на поверхность, раз ему роботов не хватает.

— Дим, серьезно, не ходи, — Рома тоже не смог молча наблюдать за действиями своего друга. Все это время работая в госпитале, он чувствовал себя виноватым за то, что теперь за него рискует Дмитрий. А ведь он, Рома, даже не пытался подняться на поверхность. Устроился работать в безопасное место, в то время как остальные солдаты продолжали эвакуировать с поверхности людей. Суворов по-прежнему посещал тренировки, но ни о каком уважении со стороны солдат речи быть не могло. В душе парень сильно переживал из-за своего положения. Иван, да что там Иван, даже Дмитрий, которого все называли не иначе как мажором, поднимался на поверхность вместе с группой, а он, Рома, сидит внизу, как хилая девица, и лишь меняет раненым повязки. Все чаще парень задумывался о том, что нужно наплевать на слова друзей и присоединиться к группе Алексея Ермакова. Можно даже не сообщать Диме и Ивану, а просто взять и сделать то, что должен. Сейчас его даже забавляла собственная решимость. Правду говорят: бойся своих желаний. Рома до последнего не хотел подниматься на поверхность, но, едва получив эту возможность, тут же понял, что таким образом автоматически сделался трусом в собственных глазах. А ведь в детдоме он не боялся: как и остальные, убегал с территории интерната, дрался до разбитых костяшек и утаскивал из магазинов разную мелочь. Неужели сейчас что-то должно было измениться?

На уговоры своих друзей Дмитрий особо не реагировал. Он лучше других понимал, что ждет его на поверхности, а подобные дискуссии лишь еще больше нервировали его. Договориться с Полковником по-хорошему, без применения внушения, ему не удавалось. А, если использовать способности, то уже через два часа военный снова попытается отправить его наверх, когда у Лескова будет еще меньше шансов на то, что вражеские роботы его не тронут. Просить помощи у Альберта тоже было бессмысленно — он не влиял на разработку стратегии. Оставался только Константин. Новость о том, что он перешел на Адмиралтейскую, несколько порадовала Лескова. Было бы неплохо заручиться поддержкой этого ученого. Возможно даже, именно Морозов сумеет повлиять на Полковника куда сильнее, чем внушение Дмитрия, и военный наконец перестанет рисковать жизнью своего самого нелюбимого подчиненного.

Морозов как раз заканчивал обустраивать свой новый кабинет, когда Лесков к нему постучался.

— Ну как там мой Рекс? Надеюсь, ты его не обижаешь? — с ходу поинтересовался ученый, широко улыбнувшись. Он был искренне рад видеть первого человека, который не обвиняет его в помощи «процветающему».

— Отличный робот, — Дмитрий улыбнулся в ответ и приблизился к Морозову, чтобы обменяться рукопожатиями. — Я как раз зашел, чтобы поблагодарить вас за помощь.

— Заканчивай с этими «выканьями», — добродушно пробурчал Константин, пожимая Лескову руку. Затем он сел за стол и жестом указал Дмитрию на свободное кресло. — И с этими благодарностями тоже заканчивай. Мы в одной лодке, должны друг другу помогать.

Откинувшись на спинку кресла, мужчина продолжил:

— А мне здесь даже больше нравится. И кабинет просторнее, и не надо на четвертый этаж каждый раз тащиться. И своя личная комната отдыха есть. Я бы пошутил, что есть куда женщин водить, но не буду.

Последняя фраза заставила Константина несколько смутиться. Иногда ему хотелось выразиться как-то по-крутому что ли, но в душе, произнося подобное, мужчина вечно чувствовал себя неловко. С представительницами противоположного пола у него никогда не клеилось, а самые долгие отношения длились три недели. Единственная женщина, которая всегда его любила, была его мама.

— Надеюсь, вам… извини, тебе… не слишком досталось за наше своеволие? — спросил Дмитрий, опустившись в кресло.

— Ну разве может от начальства «достаться»? — улыбнулся Константин. — «Достается», Дима, в первую очередь от жизни, от собственной глупости, от любимых людей. А начальство это так — проходное. Сегодня есть, завтра нет. Надо самому себе быть начальством: уметь хвалить себя за дело и критиковать себя тоже за дело. Только тогда будет что-то получаться. Ты мне лучше скажи, сколько машин ты деактивировал за последнюю вылазку?

— Немного. Всего двадцать восемь.

— Ты хотел сказать ЕЩЕ двадцать восемь! — ответил Морозов, а затем задумчиво добавил, — это же сколько собачьих кличек придется придумать!

Но вот его взгляд задержался на костюме Дмитрия.

— А ты чего, опять на вылазку собрался? — улыбка немедленно сошла с губ Константина.

— Это не я «собрался», — Лесков усмехнулся.

— Так не ходи! Не расстреляют же они тебя в самом деле!

— Не факт.

От этих слов Константин переменился в лице.

— Я же с ним еще перед твоей прошлой вылазкой разговаривал. И позапрошлой! Нельзя больше рисковать.

— Видимо, Полковник считает, что, если бы он тебя послушался, мы бы потеряли почти сотню бесплатных роботов, — усмехнулся Дмитрий. — Забавно получается…

— Что именно?

— Сначала я просил тебя посодействовать мне в моей прогулке наверх, а теперь прошу уговорить Полковника оставить меня внизу.

— Он думает, что «процветающие» еще не спохватились.

— Замечательно. Вот только я не хочу на своей шкуре проверять его экстрасенсорные способности.

— Если все же пойдешь на поверхность, не ходи один. Рекса я не считаю. Возьми всех семерых.

— Это снова назовут неподчинением, — заметил Дмитрий.

— Это назовут здравым смыслом! Берешь?

— Конечно.

— Тогда дай мне пару минут. Я загружу им образец твоего голоса…

Чтобы выйти на поверхность в сопровождении целой группы роботов, Дмитрию пришлось применить свои способности внушения. Подчиненные его воле солдаты безропотно активировали для него лифтовую шахту, и спустя каких сорок минут Дмитрий наконец оказался на поверхности. Вот только в этот раз он уже не стремился выйти на главную улицу. Напротив, он старался держаться позади своих роботов, словно они были его телохранителями.

Вечер выдался холодным и промозглым. Туман заполонил город, и полуразрушенные клыки домов, подобно скалам, нехотя выплывали навстречу. Казалось, этот самый туман олицетворял собой свинцовую тишину, которая лежала на крышах Петербурга, и лишь тихий механизм роботов слегка тревожил ее.

Вглядываясь в туман, Лесков чувствовал, что его нервы натянуты до предела. Любой незначительный хруст ветки или карканье вороны сейчас заставили бы его вздрогнуть, словно поблизости взорвалась граната. Нужно было продержаться здесь всего час. И плевать, если не встретится ни одна вражеская машина. Эта «охота» больше не напоминала невинное развлечение, где нужно было стрелять по металлическим банкам, прекрасно зная, что ничто не угрожает.

Прошло всего пятнадцать минут, но Дмитрию казалось, что здесь он находится уже больше часа. Время словно застыло, как и сам этот город, когда-то шумный, стремительный и живой.

Лесков собирался было отдать приказ, чтобы свернуть на другую улицу, как внезапно неподалеку раздался звук осыпающихся камней. Скорее всего крошилось какое-то здание, но Дмитрий счел нужным на всякий случай окружить себя своими роботами, и, наверное, именно это его спасло. Раздалась серия выстрелов, и сразу несколько пуль впились в тело Дмитрия. Пара угодила в левое плечо и чуть выше локтя, еще одна вонзилась в левый бок, а две следующие в левое бедро и ногу. Грудь и голова не пострадали лишь потому, что остальные пули приняли на себя роботы, которые заслонили собой Дмитрия. От боли парень едва не потерял сознание. Она вгрызалась в его тело, лишая возможности трезво соображать, пульсировала в висках. Роботы, защищавшие его, автоматически открыли ответный огонь, но в данный момент это приравнивалось к самоубийству. Вражеские машины немедленно отправили сигнал остальным, и они начали стремительно стекаться по указанным координатам.

— Рекс, — Дмитрий с трудом зажал ладонью раненный бок, чувствуя тепло собственной крови. Бардовые пятна уже расцветали на рубашке, и уже казалось, что именно белый цвет является тем самым пятном.

— Рекс, выведи на экран план канализаций. Найди тоннель до Спасской. Отнесешь меня под землей… Вальтер… Сколько вражеских машин вокруг?

— Восемнадцать, — ответил равнодушный механический голос.

— Цельтесь в разъем между шеей и плечом.

— Последняя задача невозможна. Вражеское устройство прикрывает разъем свободной рукой.

Дмитрий едва не вскрикнул от боли, когда Рекс поднял его на руки.

— Не подпускайте врага к Рексу, — Лесков из последних сил отдал этот приказ. Что-то происходило с его ранами, и боль от этого еще больше усиливалась. Казалось, что-то ковыряет их острым ножом, пытаясь подцепить пули, отчего Дмитрий едва не терял сознание.

— Когда… Когда Рекс отдалится на достаточное расстояние, приблизтесь к врагу как можно ближе и используйте функцию самоуничтожения… Рекс, больше не отстреливайся. Прикрывай меня собой. И отнеси меня к люку. Потом вниз и через канализации на Спасскую. Там… отошлешь оповещение на базу, чтобы активировали лифтовую шахту. И позвали Вайнштейна.

В тот же миг Дмитрий едва не закричал. Боль в боку сделалась невыносимой. Он почти не соображал, как Рекс добрался до люка, и как они спустились вниз. Дима даже толком не чувствовал запах канализации.

Звуки выстрелов сделались далекими, словно все происходило во сне. Затем откуда-то донесся гул взрыва. После Дмитрию расскажут, что этот «легкий гул» снес часть улицы, а вместе с ней и вражеских роботов. Но сейчас единственное, что чувствовал и понимал Лесков, была боль. В какой-то миг она сделалась настолько невыносимой, что Дмитрий потерял сознание.

Когда солдаты Спасской встретили новоприбывших, они увидели изувеченного робота, который держал на руках окровавленного человека. Пытаясь выяснить, жив ли раненый, солдаты привели Дмитрия в себя, на что немедленно услышали:

— Позовите Вайнштейна.

— Нормально все будет. Наши мигом тебя залатают, — произнес один из солдат. Он узнал в раненом «процветающего», однако почему-то никакого злорадства не почувствовал. Напротив, сейчас хотелось поскорее доставить его в госпиталь.

— Вайнштейна…

— Да поняли мы, — ответил другой парень. — Твой робот уже сто раз повторил. Вайшнтейн на Адмиралтейской. Мы тебя к нашим врачам доставим.

«Нельзя мне к вашим врачам», — подумал Лесков. От боли и потери крови он чувствовал себя, как пьяный. Перед глазами все плыло, а говорить и вовсе казалось чем-то из рода фантастики. В какой-то миг Дмитрий снова потерял сознание, а когда пришел в себя, то обнаружил себя уже в операционной, где одна из медсестер разрезала на нем рубашку.

— Мне нужен Вайнштейн, — еле слышно произнес он.

Что-то звякнуло, упав на кафельный пол, но медсестра не обратила на это внимание. Она испуганно смотрела на обнажившуюся рану на плече Дмитрия. Ее поразило то, что кровь больше не сочилась, напротив, она толстой темно-синей коркой запеклась на коже Лескова и выглядела настолько ужасающе, что девушка в панике окликнула хирурга.

То, что медсестра сочла темно-синей «коркой», на деле оказалось перепачканной кровью чешуей. И когда до Дмитрия дошло, что девушка увидела, единственное, что пришло ему в голову, это выгнать всех из операционной, внушив им страх. Для этого не требовалось зрительного контакта, поэтому вскоре Лесков остался совершенно один. Идиотские лампы слепили его, но сил, чтобы подняться и выключить свет, у него не осталось.

Новость о том, что Дмитрия доставили на Спасскую в тяжелом состоянии дошла до Альберта совершенно случайно. Он как раз вернулся с операции, когда к нему в кабинет постучалась Эрика. Заметив свою коллегу, Вайнштейн приветливо улыбнулся.

— Я как раз освободился, — произнес он. — Может, по кофейку, пока меня опять не загнали в операционную?

— Нет, спасибо. Я по делу, — ответила девушка, проходя в комнату. — Только что разговаривала с братом…

— Надеюсь, обсуждали что-то хорошее, — Альберт присел на край стола и вопросительно посмотрел на брюнетку.

— Для кого как, — Эрика пожала плечами. — Юра сказал мне, что ваш… друг Дмитрий Лесков получил серьезные ранения во время последней вылазки. Сейчас он находится в госпитале на Спасской. Я подумала, что вам нужно об этом знать.

— Вот черт! — Альберт переменился в лице. — Спасибо, Эрика…

Забыв о кофе, врач буквально бросился к двери, но девушка задержала его.

— Это еще не все! Что-то произошло с его ранами… Медсестра, готовившая его к операции, обнаружила на них какие-то странные корки или наросты, не знаю. Опасаются, что «процветающие» применили какое-то биологическое оружие, и теперь никто не хочет заходить в операционную. Если нужно, я пойду с вами. Хочу понять, с чем мы имеем дело.

Альберт нервно усмехнулся. Еще не хватало, чтобы все начали бороться с каким-то невиданным доселе заболеванием.

«Какие к черту корки… Обычная чешуя!» — с досадой подумал он. «Отлежится парень спокойно пару дней и будет, как новенький. И ведь не объяснишь же…»

— Я сам разберусь, не беспокойся, — произнес Альберт, желая поскорее закрыть эту тему.

— Я не беспокоюсь. Мне просто интересно.

От этих слов Вайнштейн несколько опешил. Несмотря на свою красивую яркую внешность, Эрика совершенно не походила на парниковые цветы, коими обычно Альберт окрещал хорошеньких девушек. Она была скупа на эмоции, поэтому здешние называли ее стервой, бесчувственной куклой, роботом, да кем угодно, лишь бы подчеркнуть к ней свою антипатию. Женщины не любили ее за необщительность, которую воспринимали, как высокомерие, а мужчины — за нежелание флиртовать с ними.

Вначале своего знакомства с ней Альберт подумывал было перевести их партнерские взаимоотношения в более романтичный разряд, но быстро передумал. Он хорошо чувствовал ее энергетику, и эта девушка явно была не настроена на любовную интрижку со своим симпатичным коллегой.

— Я очень поощряю твой интерес, и я дам тебе знать, если мне понадобится твоя помощь. Еще раз большое спасибо за информацию. Если тебя не затруднит, передай, пожалуйста, Остапенко, чтобы он заменил меня на следующей операции.

— Я уже передала, — спокойно ответила девушка. — Что же, удачи.

С этими словами она первой покинула кабинет Альберта и направилась к себе. Однако в лаборатории она находилась недолго. Слова брата о странных темно-синих корках на теле раненого не давали ей покоя. Быть может, через Дмитрия на станцию занесли какой-то вирус, а поведение Альберта показалось ей как минимум странным, если не сказать — халатным.

Чтобы не терять время, до Спасской Вайнштейну позволили доехать на метро. Альберт решил сыграть на чувстве вины Полковника, и тот нехотя согласился активировать небольшой поезд, состоящий из одного вагона. В итоге уже через несколько минут доктор оказался на соседней станции.

— В какой операционной Лесков? — с ходу спросил Альберт, войдя в здание госпиталя. Впрочем, в ответе он уже не нуждался. Здесь он отчетливо почувствовал энергетику «иного». Скорее всего Лескова разместили прямо на первом этаже. Но вопрос задать нужно было, чтобы не показаться странным.

— А ты вообще кто такой, патлатый? — рассерженно спросил дежурный. Он и так был весь на нервах от того, что все говорили о неизвестном биологическом оружии. Мало того, что «процветающий» отравил весь город, так теперь еще и решил продолжить добивать выживших, теперь уже заразившись какой-то неведанной херней.

— Для кого «патлатый», а для тебя — доктор Вайнштейн. Причем доктор — это моя ученая степень, — сквозь зубы процедил Альберт.

— А… Это…, - дежурный густо покраснел. — Извините, пожалуйста. Я провожу вас.

Вскоре они свернули в коридор, где располагались несколько операционных. И первым делом Альберт почувствовал, как его охватывает страх. Ему показалось, что здесь все заражено каким-то вирусом, и этого места лучше держаться подальше.

— Можно я туда не пойду? — осторожно спросил дежурный. — Здесь опасно находиться. Смертельно опасно.

«Черт, Дмитрий, ну меня хоть пугать не надо!» — с досадой подумал Альберт. «Я же тоже не особо умею противиться твоему внушению… Еще не хватало, чтобы и я тут стоял, как идиот»

— Он в четвертой?

— Д… да. А как вы узнали? — дежурный ошарашенно посмотрел на врача.

— По твоему взгляду на дверь, — выкрутился Альберт. Далее он заговорил нарочито громко, надеясь, что Дима его услышит и перестанет внушать стойкое желание убраться куда-нибудь подальше.

— Сейчас я его осмотрю, а ты никого в его палату не впускай! Думаю, что если бы там был вирус, вы бы уже все померли. У Лескова слишком быстро все проявилось, так что и у вас должно было. Передай всем, что у Дмитрия доктор Вайнштейн.

— Зачем вы так кричите? Я все понял!

— Кто тебя знает, — фыркнул Альберт, с облегчением почувствовав, что страх наконец отступает. Затем он поспешил в операционную.

Дима лежал все на том же столе, бледный, как смерть, и перепачканный кровью. Его плечо кое-как прикрывала ткань, которую медсестра не успела срезать до конца. Сам Лесков пребывал в полудреме. Голос Альберта ворвался к нему в сознание, словно ветер, распахнувший сквозняком дверь.

— Сейчас осмотрю тебя. Судя по энергетике, тебе больше больно, чем ты умираешь, — ободрительно произнес Вайнштейн.

Раздался звук скрежета металла о кафельную плитку, и Альберт наклонился поднять то, на что только что наступил. Это была пуля.

— Дай мне какое-нибудь обезболивающее, — еле слышно отозвался Лесков.

— Обязательно. Хорошо что, твое тело уже избавилось от пуль.

— Избавилось?

— Да. И ты не мог этого не почувствовать. Это адски больно.

Вайнштейн избавил Лескова от верхней одежды и вскоре начал осторожно промывать его раны, а точнее попросту смывать с чешуи запекшуюся кровь.

— Собственно, твой организм уже сделал всю мою работу. Произошло отторжение пуль и начался процесс регенерации. Вот только ранений у тебя я насчитал больше, чем вытряхнул пуль из твоей одежды. Это плохо… Не для тебя, для меня. Придется придумывать, куда я дел остальные.

— Прошли навылет? — вяло предположил Лесков.

— Медик из тебя, конечно…, - усмехнулся Альберт.

Вколов Дмитрию обезболивающее и закончив промывать раны, Вайнштейн наложил повязки и с облегчением заметил, что чешуя не просвечивает. Затем он опустился на табуретку и устало потер глаза.

— Попробуй немного поспать, — добавил Альберт. — Оставшееся время будем делать вид, что идет операция. Не сочти меня дерьмовым врачом, но я бы тоже сейчас не отказался вздремнуть. За эти две недели я окончательно замудохался.

Услышав это, Лесков слабо улыбнулся.