Часовой: Курсант

Глава 7

— Охренеть, — только и смог выдавить я, когда Герман умолк. Он молча смотрел в окошко иллюминатора, а у меня голова шла кругом. И я застрял в этом чудесном мире⁈ Зашибись!

— Мне кажется, эмм… Ты еще не все рассказал, — наконец решился я сказать, заранее зная, что продолжение истории мне вообще не понравится. Что ж, я не ошибся.

— Ты так и не понял, почему к тебе такое трепетное отношение… Алексей Бестужев? — усмехнулся альбинос, пристально глядя на меня.

Я так и осел на кровати. Словно из меня вытащили все кости разом. Бестужев. Так меня назвал Сойка. То, что мое настоящее имя здесь, как и дома, Алексей, я уже и так понял. Алексей Бестужев. Не родич ли случайно того самого, гм, герцога, предателя человечества?

— Когда улеглась буря, состоялся суд. К всеобщему удивлению, Бестужев после предательства не пытался бежать. Он даже не сопротивлялся. Судили его спустя несколько месяцев в новой Столице. Император, Большой Совет, Магистр, Митрополит, личности рангом поменьше… В честь такого случая суд был прилюдным, практически народным. Герцог не искал оправданий. Он вообще мало что сказал. Он не защищался и все больше молчал. Его приговорили к суровой казни. Заживо сожгли на костре на дворцовой площади.

Его род был проклят церковью. Его имущество было конфисковано в пользу короны, так же как все его земли. Дом Бестужевых был вычеркнут из Великих Родов. Вышел указ, запрещающий даже произносить вслух его фамилию. Все его потомки стали считаться безродными. Его отпрыскам и их отпрыскам запретили пользоваться Родовым именем и наследными способностями. Вам можно называться только прозвищами и простонародными именами. И всем по мужской линии были предписано до скончания веков, или пока не прервется род, служить Часовыми. У герцога отобрали титул и все заслуги. В милости своей пощадили его маленького сына и жену с дворовой прислугой. Так же оставили родовое имение. С тех пор ты и тебе подобные, Альрик, считаетесь проклятыми и самыми презираемыми людьми в Империи. Твой отец был обычным Часовым и погиб несколько лет назад. Мать умерла при родах. У тебя нет никого из близких. Нет друзей. Кроме древней развалины, которую ты указом императора все еще можешь считать своим домом, у тебя нет ничего. И ты так же сдохнешь в броне Часового, неся Тринадцатую стражу, когда придёт твой час.

Не знаю почему, но мне было до того стыдно смотреть Герману в глаза, что я сконфуженно отвел взор и нервно откашлялся:

— Кажется, стукнувшись башкой, я многое пропустил.

— То, что я тебе рассказал, ты должен был изучить еще в гимназии и Академии, — пожал плечами Легачев. — Если не придуряешься, конечно. Это знают все.

Я не нашелся, что и ответить. Твою мать! Хотелось с разгона удариться головой в стену. Да уж… Прекрасный новый мир?

— Продолжай, если есть еще что рассказать, — упавшим голосом попросил я.

Когда пришло мое время, меня призвали в Академию. Каждый великий дворянский Род поставлял определенное количество людей для службы в Ордене Часовых. Ясен пень, что это были простые парни. Редко когда кто из наследных дворян добровольно шел в наши ряды. Эти люди были задействованы на других постах. Служба в воинской элите их особо не прельщала. Мне вот деваться, как и заурядному холопу, было некуда. Два года в Академии и на закуску экзамен. Выброс в опасном и отдаленном от границ Империи месте. Заражённом иномирной скверной. Кто выжил, тот сдал экзамен и стал Часовым. Кто нет… Что ж, слабакам тут не было места. Поэтому над нами особо никто не трясся. За столетие затяжного противостояния с ведьмами статус Часовых существенно понизился. Если раньше перед ними преклонялись, то теперь относились немногим лучше, чем к заурядной солдатне. Да и в Орден стали грести всех без разбору. Князья и графы всегда знали, кого прислать в Академию. Так что отбоя от пушечного мяса не было. Хотя некоторые, как тот же Сойка, шли добровольцами, чтобы сложить голову за идеалы в пасти какой-нибудь мерзкой твари.

Наш дирижабль назывался «Циклоп». Это был списанный военный десантно-транспортный корабль, поставленный на довольствие Академии Часовых. Его экипаж состоял из тридцати человек, воздушных моряков. Обслуга, оружейники, механики. Он был способен принять на борт полный курс в двадцать человек. В этот раз «Циклоп» перевозил наш выпуск. По возвращению в Столицу его ждали очередные несчастные. Командовал кораблем капитан Стрибог. Мастер-сержант Фляйшер был, по факту, единственным на борту настоящим Часовым. Из-за увечий отчисленный из воинских отрядов и нашедший применение своих недюжинных талантов по воспитанию молодёжи в стенах Академии. Золотой души человек в общем. Как объяснил Герман, мы проникли на вотчину врага на добрую сотню миль. Теперь шли над приграничной территорией, торопясь поскорее вернуться в земли, которые полностью контролировались людьми. Город, который мы посетили, находился в граничащей со старой Столицей областью и когда-то назывался Скобелевым. Сейчас это были просто поражённые скверной и нечистью руины, на которых ничего не росло.

По возвращении, а это должно было случиться через два дня полета на крейсерской скорости, мы, выжившие курсанты, официально получаем статус Часовых и распределяемся мудрыми командующими по месту несения стражи. Как пояснил Герман, оставшуюся часть потрепанной тварями Империи условно поделили на тринадцать часовых поясов. И каждый корпус нес стражу в своем отрезке. Несложно догадаться, что мне и тем бедолагам, кому не повезло оказаться со мной в одном корпусе, досталась самая дерьмовая стража из всех возможных. Места наиболее частых нападений тварей на северо-западной границе Империи. Я даже не удивился.

— По крайней мере у тебя осталось родовое поместье. Имение Бестужевых изначально было построено у черта на рогах. Поэтому и сохранилось. Еще три дома были в окрестностях Новограда. Собственно, именно из-за этих стратегических соображений Столицей и сделали этот город, укрепив его и расширив. Туда же перенесли Магистрат, епархию и новую Академию Часовых. Перумовы, Холст и Рокоссовские стали основной опорой для трона императора. Остальным пришлось многое начинать заново.

— Удивляюсь, как я вообще на свет появился, — нарочито спокойно сказал я. Внутри же разливалась тоскливым холодным морем сплошная безнадега. Выжить здесь, в этом мире, где за мою голову никто не даст и ломанного гроша? Да уж, задачка так задачка.

Герман повертел в руках опустевшую фляжку. Я чувствовал, что разговор подходит к завершению. Да на сегодня и достаточно было. Голова и так распухла, как шар от потока новой, столь необходимой мне информации. Но я хотел узнать еще кое о чем.

— Мы… Ну, Часовые. С нами что-то делали, чтобы мы становились сильнее?

Герман криво усмехнулся.

— И этого не помнишь… Хотя подобное, раз пережив, вряд ли забудешь. Да, всех, кто вступает в Орден, на начальном этапе ждут определённые физиологические изменения. Специальные алхимические препараты делают нас более выносливыми и быстрыми. На нас быстрее заживают раны, мы переносим действие большинства ядов. Лучше обычного человека видим в темноте. Не так уж и много, чтобы на равных биться с самыми опасными чудовищами. Но иногда и этого достаточно, чтобы склонить чашу весов в свою пользу. Плюс доспехи и оружие. Они тоже весьма непросты.

— Что-то я не видел от них такой уж непробиваемой защиты, там, у церкви, — недоверчиво пробурчал я.

Герман невесело рассеялся. Он снисходительно посмотрел на меня и сказал:

— Как же, наверно, хорошо на время потерять память! Наши нынешние доспехи и мечи учебные. Начальный уровень защиты. Выживает сильнейший, помнишь? Никто не будет тратить на курсантов дорогую амуницию, не зная, сколько из них будут готовы нести службу в Ордене. Так-то.

Да уж, похоже от элиты элит и впрямь одно название осталось. Я не успел открыть рот, как коридоры палубы огласились пронзительным тревожным гулом. Сработала корабельная сирена. Она звучала иначе, не так, как перед десантированием к Ведьминым гончим на потеху, но тоже весьма тревожно. По крайней мере Герман весь подобрался и заметно напрягся.

— Тревога. Уровень начальной опасности. Это не учебный звон, Альрик!

Подтверждая его слова, ожила переговорная труба.

— Всем курсантам явиться на капитанский мостик. Немедленно.

Мы с Легачевым переглянулись. Впервые за всё время в красноватых глазах альбиноса появилось такое же недоумение, как и у меня.

Из лазарета выпустили пока только Германа. Потерявший глаз воин и двое с изувеченными конечностями еще находились на больничных койках. Итого вместе со мной на капитанский мостик, расположенный на третьей, верхней палубе, прибежали шестеро курсантов. Лада незаметно подмигнула мне. Как-то даже полегчало на душе, замечу. Не знаю, бывал ли Альрик Безродный здесь раньше, но я оказался на капитанском мостике в носовой рубке впервые.

Это был большой просторный отсек, из которого через широкое, слегка изогнутое по углам, расчерченное стальным переплётом панорамное окно открывался шикарный вид на раскинувшееся перед несшимся вдаль кораблем воздушное море. Постепенно надвигались сумерки. Встречающиеся на пути «Циклопа» облака окрашивались темными тонами, солнце уходило за горизонт. Я уже знал, что после наступления шести часов, на этот мир накинет свое покрывало безраздельная ночь. Ее время приближалось. На мостике, помимо капитана, у штурвала находился рулевой, за свисающими с потолка картами застыл штурман. Мы столпились у двери, ожидая дальнейших указаний. И они незамедлительно последовали. Как выяснилось, наш дорогой сержант тоже был здесь. Одетый в невзрачный мундир мышиного цвета, он взмахнул протезом. На этот раз вместо крюка культя могла похвастаться очень неплохим подобием настоящей руки.

— Проходите, Часовые. Стойте и слушайте. Пока ваша задача просто молчать.

Немного сбитые с толку, мы поспешили выполнить его приказ. И только сейчас я понял, что помимо перечисленных людей, в рубке был еще один человек. Даже странно, что я сразу не заметил его. Он сидел на палубе, скрестив ноги, возможно, по этой причине и не бросался в глаза. А ведь это не простой моряк, спустя пару секунд сообразил я, с интересом рассматривая его.

Он был одет в просторный коричневый балахон. Его глаза были закрыты, а голова блестела лысиной как бильярдный шар. Мужчина держал руки на коленях ладонями вверх. И я мог бы поклясться, что вокруг его ладоней мерцает слабое зеленоватое свечение. Вокруг него, прямо по обитым железом доскам палубы был начерчен идеальной формы круг с вписанным внутрь меньшим кругом. В прослойке между линиями один за другим, по окружности, шли крайне любопытные и диковинные символы. Что это, какие-то магические знаки? А если так, то выходит, этот худощавый лысый тип нечто вроде волшебника? Я незаметно ткнул Германа локтем и кивнул подбородком на замершего в прострации человека. Герман чуть слышно шепнул:

— Борислав, корабельный маг. Не к добру нас вызвали…

— В сорока минутах на восточном направлении, — подал голос маг. — Не могу точно сказать, но движется множество объектов. Наперерез нашему курсу.

Штурман, моментально сориентировавшись, вонзил в одному ему понятное место на карте булавку. К нему подошел капитан и угрюмо кивнул. Повернувшись к внимательно слушающему Фляйшеру, он сказал:

— Борислав не ошибается. Чуть более чем через полчаса наши траектории пересекутся. Что это за дьявольщина? Еще никогда в этих районах мы не сталкивались с воздушными целями!

Капитану на вид было лет сорок. Военная выправка, скромный, облегающий крепкое тело синий мундир, и в тон ему фуражка. Уверенный и опытный моряк сейчас выглядел немного сбитым с толку.

Фляйшер угрюмо таращился единственным глазом в обзорную трубу. Резко повернувшись в нашу сторону, он обжег меня лютым взором и проворчал:

— Еще никогда не было проблем с возвращением. Бывали по месту заварушки. Но так далеко от границ Ведьминых земель…

— Именно. Мы уже как три часа идём над приграничными территориями, — согласился капитан. — Сколько мы делаем узлов, Ковальски?

Рулевой, не выпуская штурвала, ответил:

— Тридцать узлов, господин капитан. Если поднатужимся, выдадим тридцать пять. Больше «Циклоп» не потянет.

— При такой скорости мы встретимся нос к носу с неопознанными объектами быстрее, чем за тридцать минут, — задумчиво сказал штурман. — Верно, Борислав?

Корабельный маг открыл глаза и сжал ладони в кулаки. Зелёное мерцание погасло, и он легко вскочил на ноги.

— Они приближаются быстрее, чем мы идем. Нам не разойтись. Около дюжины целей. Идут клином. Больше ничего не скажу.

Я почувствовал, как холод обжег внутренности. Очередная подлянка от этого дивного мира?

На лице Фляйшера отразилось недовольство. Он прикусил нижнюю губу.

— Сдается мне, этот рейд станет для нас особенным. С другой стороны, мы еще никогда не перевозили такую важную птицу, как наш наследный дворянин!

Я вспыхнул до корней коротко остриженных волос. Не хватало еще, чтобы во всех свалившихся на нас напастях обвинили меня! На меня и так почти все смотрят как на прокажённого. Вдруг еще решат, что я приманиваю неприятности и выбросят за борт от греха подальше? А может, так оно и было?..

— Курсанты, слушайте мой приказ, — выдохнул Фляйшер, словно решившись на затяжной прыжок. — Надеть доспехи, вооружиться и ждать меня на абордажной палубе. Я не знаю, что за дерьмо к нам приближается, но мы должны быть готовы к встрече.

Насколько я уяснил, никакого дальнобойного вооружения наш корабль не нес. Он был способен сбрасывать десант, метать бомбы, идти на абордаж. Но чтобы ни одной завалящей пушки или до чего тут уже додумались, учитывая уровень технологий? Или же высшему руководству просто насрать на экзаменуемых курсантов? Или же дело в элементарной экономии на всем?

— Выполнять! — рявкнул Фояйшер. — Я присоединюсь к вам позже. И если к тому времени хоть один не будет готов, лично выброшу его навстречу нашим гостям.

Нас словно ветром сдуло. Я трусил следом за сослуживцами, как всегда последний, замыкающий. Куда они, туда и я. Кроме Германа никто не знает, что я малость того. Не хватало еще заработать в глазах окружающих дополнительные балы антипопулярности.

Мы спускались вниз, на самую нижнюю палубу. Фляйшер именно ее назвал абордажной. Хотя формально она носила практически технический характер. На ней располагался десантный отсек, оружейная, мастерская, складской трюм. Возможно что-то еще, о чем я просто не знал. Но почему абордажная? Как вообще может происходить абордаж в воздухе с использованием таких махин как дирижабли? Размер нависающей над гондолой сигары должен здорово затруднять саму возможность сближения огромных кораблей. Или я снова и опять чего-то не знаю? Впрочем, времени на досужие домыслы не оставалось.

Мы влетели в оружейку, где нас уже ждала вспомогательная команда. На этот раз никаких кривотолков и лишних язвительных замечаний. Времени было мало, а непонятная угроза прямо в воздухе — дело не шуточное. Из обрывков возбуждённых разговоров я понял, что вроде как в воздухе преимущество Империи всегда было подавляющим. Среди пришлых из иного мира тварей не было драконов или мантикор, мифических существ, способных дать воздушный бой. По слухам, сами ведьмы умели летать на помеле или в ступе. Во времена начала войны и падения Столицы воздушное кораблестроение было еще не развито, в воздух поднимались первые аэростаты. Поэтому использовать примитивную авиацию против сухопутных сил противника не представлялось возможным. Сейчас… Сейчас, насколько я понял, позиции Ведьм настолько сильно укрепились, что ввязываться в новую полноценную войну с наступлением на поражённые скверной территории никто не рисковал.

В оружейной уже жужжали лебедки и пыхтели приводы лязгающих механизмов. Мы снова, только на этот раз всего лишь вшестером, заняли строго отведённые позиции на палубе. Я уже заученно расставил руки в стороны и задрал голову, наблюдая за опускающимся на меня золотисто-бронзовым бронированным коконом. Теперь, когда Легачев мне многое прояснил, я понял, что сильно рассчитывать на надёжность и непробиваемость этих с виду таких могучих доспехов не приходилось. Да я и сам видел, что против того же жуткого существа под названием Хагер, они не более чем оберточная бумага. Я вздрогнул, прогнав воспоминание о серебристом лезвии косы, с лёгкостью разрубившим закованного в латы Часового на две половинки…