Пятница, 18 ноября. Утро
Москва, проспект Калинина
Первый снежок давно растаял, а больше осадков мы не видали. Лишь холодина поджимала, да небо провисало серой, рваной ватой облаков, прячущих негреющее солнце. Предзимье…
Риту я довез до Московского Финансового, чмокнув в подставленные губки. Выйдя, девушка заглянула в окно:
— Ты не забыл? Сегодня девчонки придут!
— Обожаю девочек… — мурлыкнул я плотоядно.
— Прибью ведь! — душевно наобещала жёнушка, но не выдержала строгого режима — послала воздушный поцелуй.
Проводив долгим, облизывающим взглядом стройную фигурку, я медленно тронулся, размышляя о странностях судьбы. Ведь именно Ритка Сулима нравилась мне всегда и больше всех, еще с седьмого класса, но в прошлой жизни мы переехали на Дальний Восток, и я женился совсем на другой девушке. А жизнь новая по-своему вильнула в сторону — «попаданец» влюбился в «Хорошистку»…
Если бы не настойчивость Риты, не ее великодушие после моего «зигзага», так бы и жили врозь.
— Хорошо, хоть понял, — проворчал я, и плавно разогнал «Ижика».
Под Центральный штаб НТТМ выделили пол-этажа в «доме-книжке», что раскрывалась выше кафе «Печора» и «Новоарбатского» гастронома. Пока что, кроме меня и технического директора, никто не примерял просторные кабинеты, да и те были далеки от киношных стандартов — всех этих кожаных кресел, лакированных столиков, пальм в кадках и длинноногих секретарш. Нет, лично я ничего не имею против красоток в приемной. Пусть себе клацают на пишмашинке, а нахальных посетителей морозят леденящим взглядом василиска из-под накрашенных ресниц. Но у нас другой формат.
В моем кабинете покоится монументальный стол, и даже несгораемый шкаф фирмы «Джувел», вот только столешницу занимают два монитора, а за толстой дверцей итальянского сейфа я храню бутерброды, захваченные на обед. Не портятся, будто в холодильнике…
Выйдя из лифта на тринадцатом этаже, я зашагал по гулкому коридору. Двери с обеих сторон стояли распахнутыми настежь, выставляя напоказ одно и то же — белые стены и чисто вымытый линолеум. Отличались только виды из окон — слева томно потягивался Арбат, справа наводил суету проспект Калинина.
А я и не спешил забить помещения совслужащими, скучающими на работе до пяти, с перерывом на обед. Зачем мне эти зародыши будущих креаклов? Я искал людей, желающих странного! Людей, для которых понедельник начинается в субботу! Готовых «безвозмездно, то есть даром», творить, выдумывать, пробовать! Вот пусть и займутся этим здесь. А моя задача — обеспечить их авансом, получкой и идеями.
Заслышав смех и выкрики, я улыбнулся — посетители нагрянули.
В приемной было людно. Огромный развалистый диван, похожий на отдыхающего бегемота, заняли три девушки. Рядком сидели хрупкая шатенка с печальным взглядом огромных серых глаз, смутно напомнившая мне кого-то, и роскошная блондинка. Всё, как полагается — золотистая волна кудрей и локонов, голубые глаза в опуши ресниц, яркие губы, изломленные в неласковой усмешке. Ноги от ушей и великолепное декольте прилагаются.
А с краю притулилась Аня Синицына, с интересом наблюдавшая, как Иван Скоков пушит хвост перед грудастенькой златовлаской.
Я вошел неслышно, и Ваня, не замечая меня в тылу, вдохновенно играл в театре одного актера для одной зрительницы:
— … А я и говорю: «Леонид Ильич, это совершенно безопасно, томограф ничегошеньки не излучает, там сплошное магнитное поле!» А он мне: «Ну, давайте, товарищ Скоков, надеюсь на вас!»
Замерев у двери, я приложил палец к губам. «Синичка» радостно блеснула глазками, и незаметно пожала ладонь блондинистой дивы. Та покосилась на меня, не дрогнув лицом, и лишь прозрачные голубые глаза ее потемнели, набирая сапфирной сини. А вот и улыбочка протаяла…
Да-а, Ванюшка, многое отдашь за поцелуй, сорванный с таких губок!
— … И тут он останавливает врачей, — заливался Иван, — и прямо с носилок говорит: «Считайте, товарищ Скоков, что значок лауреата Ленинской премии уже ваш!»
В принципе, неразборчиво-ворчливая речь Брежнева ему удалась.
— Нэ так всё было, товарищ Скоков, — неторопливо, глуховатым голосом Сталина выговорил я, — совсэм нэ так.
Смутился Ваня? Растерялся? Да ничуть! Повернулся живо, крутнувшись на пятке, и весело завопил:
— Шеф! Это вынужденная мера! Должен же я как-то очаровать девушку? Должен! Обязан просто! А для этого надо… что? Правильно! Украсить скучную истину элементами художественного вымысла!
Блондинка негромко рассмеялась, и гибко встала, небрежно поправляя восхитительно короткую юбку.
— Здравствуйте, Михаил, — произнесла она, глядя прямо в глаза. Разумеется, ее грудной голос был приятен и волнующ. — Меня зовут Наташа.
Я принял ее руку, будучи в легком затруднении. В театре или на дипломатическом рауте я обязательно поцеловал бы изящную конечность, но у нас же неформат… Поглаживая пальцами нежнейшую кожу, я повернул ручку ладонью вверх, ощущая шероховатость.
— Вы врач? — вздернулась моя бровь. — Или химик?
— Фельдшер, — Наташа улыбнулась тепло и как-то искренне. — Приходится постоянно мыть руки, вот и стали ладони, как пятки! Я из Энска… м-м… из Новосибирска, то есть. Меня ребята послали в Москву… — она замешкалась. — Понимаете… Я, еще когда на «скорой» работала, засела за математику и программирование. Меня это настолько увлекло, что так и не поступила в мед. Зато у нас есть клуб в Академгородке, мы там пишем разные программы, и… Летом приезжал сам Колмогоров… Он нам посоветовал найти вас. Ну, пока мы всё отладили, пока я отпуск взяла… А вы уже тут!
Мельком глянув на бубнящего Ивана, которого морально уничтожала Аня, зажав в углу, я снова погрузился в голубое и золотое сияние.
— Вы привезли программу? — сказал я, невольно придавая голосу чуточку обволакивающей бархатистости.
— Да! — выдохнула сибирячка. — Графический редактор!
Мне было приятно наблюдать за тем, как кровь приливает к ее лицу, нежно румяня щеки… но вычтех превыше всего.
— Не спрашиваю, растр или вектор, — проговорился я, досадуя на рассеянное внимание. — А сколько… м-м… Сколько строк кода в ядре программы?
— Тысяча, на Паскале и Ассемблере… Нет, больше, — смутилась Наташа, — но точно не помню. Мы назвали программу «АмРис». Ну, сокращенно — «Ампара — Рисунок». На экране появляется такое… как бы окно, и в нем работаешь с картинкой. Изображение можно двигать, увеличивать, менять по-всякому, и даже возвращаться к предыдущему состоянию, если чё-то не нравится.
— Отмена последнего действия? — быстро спросил я. — Замеча-ательная функция! Мой комп… моя микроЭВМ в вашем полном распоряжении, Наташа! Загружайте свой «АмРис».
— Ой, сейчас! — осчастливленная блондинка процокала каблучками в кабинет, а я, проводив ее исключительно платоническим взглядом, переключился на грустную шатенку.
— Здравствуйте, — прошелестела она. — У нас — там, во Владивостоке, тоже клуб. Только проект совсем другой, мы… Ой, извините! — девушка протянула руку, и представилась: — Я — Даша Томина.
Весь мир словно погрузился в прозрачное желе, остановившее всякое движение. Я медленно, очень медленно поднял руку и слабо пожал девичью ладонь.
Передо мной стояла та самая Даша. Дашенька. Дашечка. Именно в нее я влюбился в прошлой жизни. Мы встречались около года, пока я не сделал предложение. Осенью… Вот в такой же хмурый день…
Даша согласилась выйти за меня замуж, и мы прожили вместе тридцать лет.
Томина ослабила оковы стеснения, заговорила бойчее, повествуя о «радиофонах», и о чем-то вроде сотовой связи, а я в это время вспоминал нашу совместную жизнь — редкие счастливые моменты, тонувшие в черном вязком разливе ссор, сцен, свар…
«Она одного года рождения со мной, — тянулись безрадостные мысли. — Сейчас ей, значит, девятнадцать…»
Встряхнувшись, я натянул улыбку и пообещал обязательно помочь с проектом. Не знаю уж, докуда упало бы мое настроение, но тут в приемную вошел человек, появления которого я не ждал точно.
Андропов в старомодном черном пальто появился в дверях, внимательно оглянулся, и выдавил улыбку.
— Здравствуйте, Миша. Я вижу, жизнь бурлит!
— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — чувствуя накат облегчения, я реально порадовался приходу чекиста № 1. — Пока еще первые бульки пошли!
Заглянув в кабинет, я полюбовался Наташиным задиком, красиво обтянутым юбкой, и решил не смущать девушку.
— А пройдемте к техническому директору! — решил я. — Тем паче что его там нет — Арсений Ромуальдович отъехал в Ленинград что-то выбивать…
У Вайткуса было так же пусто, как и у меня, но кресло нашлось.
— Прошу! Чай не предлагаю — чайника нет. Заварки, впрочем, тоже.
— Перебьюсь! Я ненадолго, — посмеиваясь, Андропов уселся, расстегнув пуговицы на пальто. — Для зачина… Вы следите за… м-м… всенародным обсуждением новой Конституции, Миша?
— Признаться, не очень, — смутился я. — Как-то… не в курсе.
— Да ну? — не поверил Ю Вэ. — И о новой государственной структуре не имеете понятия?
— Ни бум-бум, — вздохнул я, понурясь.
— Типичный технарь! — развеселился председатель КГБ. — Ладно, проведу вам политинформацию, тем более что вопросы госустройства не обсуждаются в газетах… В общем, предложена такая схема. Кроме генсека, в КПСС появится председатель партии — он будет царствовать, но не править. На Пленуме этот пост закрепили за Брежневым.
— Ага… — затянул я.
— Да, — усмехнулся Андропов, — уйти сразу и насовсем он не в силах. А вот в генеральные секретари выдвинули Машерова.
— Нормальный мужик, — оценил я.
— Советом Министров останется рулить Косыгин, а Президентом СССР… — голос Юрия Владимировича дрогнул, едва не слетев в фальцет. — Стану я.
— Поздравляю! — я был и обрадован, и немало удивлен. — Оптимальный вариант!
Андропов странно улыбнулся — немного жалко, немного смущенно.
— Устал, Миша, если честно… Вышел с Пленума, а самого качает и ведет, будто воздушный шарик на веревочке. И внутри такая же пустота…
— Понимаю… — я задумался и криво усмехнулся. — У вас все нормально с целеполаганием, просто… Вы достигли власти — и чувствуете опустошение? Мечты сбылись, желания исполнились? Конец пути? Начало, Юрий Владимирович! Самый зачин!
— Пожалуй, вы правы, Миша, — председатель КГБ облокотился на пухлые боковины, и сложил ладони перед собой. — Чего это я… Всё только начинается, да! А работы… Море! — вздохнув, он приставил сложенные ладони к носу, и взглянул на меня исподлобья. — Миша… Вы будете мне нужны.
— Всегда к вашим услугам, товарищ Президент, — улыбнулся я.
— Благодарю, товарищ советник, — отзеркалил улыбку Андропов, — А пока позвольте обеспокоиться вашей безопасностью. Центральный штаб — звучит, конечно, сурово, но у вас даже дежурного нет! А теперь — будет. Юра! — повысил он голос. — Зайди, пожалуйста!
И посетило меня третье удивление за утро. Слегка алея ушами, в кабинет шагнул мой одноклассник. Сосницкий.
— Юрка⁈ — вытаращился я.
Сосна подтянулся, и отчеканил:
— Курсант Высшей Краснознаменной школы КГБ имени Дзержинского! Направлен в Центральный штаб НТТМ для прохождения практики!
— Вольно… — вырвалось у меня. — Так ты ж вроде в ВДВ…
— Спецнабор! — ухмыльнулся Юрка. — В школе, знаешь, дисциплина круче, чем в десанте. И гоняют, как Жеке и не снилось! — покосившись на председателя КГБ, он добавил тоном потише: — Светланке только вчера позвонил…
Я с размаху шлепнул по протянутой сильной ладони. Мы с Сосной сжали пальцы, будто соревнуясь, и Андропов издал короткий смешок, наблюдая за встречей одноклассников.
— Спасибо, Юрий Владимирович! — искренне выдал я, но ответить мой гость не успел.
С протяжным зовом: «Михаи-ил!», в коридор выскочила Наташа, и процокала в кабинет Вайткуса. Словно жарким ветром пахнуло, занося сладковатые ароматы Востока…
— Михаил! — прозвенела девушка. — Закачалось! Я уже активировала… — заметив председателя КГБ, но не узнав его, улыбнулась мельком: — Ой, здрасте!
Посмеиваясь, Ю Вэ покинул кресло.
— До свидания, Миша! — пожав мне руку на прощанье, он добавил с чувством: — И все-таки жизнь бурлит! До свидания, барышня.
— Ага… — вытолкнула Наташа, провожая «товарища президента» растерянным взглядом, и обернулась ко мне, шепнув: — А кто это?
— Андропов, — ответил я, с удовольствием следя за тем, как на красивом девичьем лице проигрывается гамма чувств.
Вечер того же дня
Москва, улица Строителей
Первым в двери ввалился Изя, моментально внося шум, гам и бестолковую суету.
— Привет, номенклатура! — заорал он. — Вот, доставил!
— Ой, Изя, и в кого ты такой шумный? — с неудовольствием попеняла Альбина, бочком проходя мимо «доставщика». — Приве-ет! Риточка… — она чмокнула в щечку мою ненаглядную. — Мишечка… — и мне досталось.
— Вот хоть бы раз сказала: «Изечка!» — горестно вздохнул Динавицер.
— Ой, Изечка, и в кого ты такой шумный? — отшутилась Ефимова.
Переступавшая порог Светлана рассмеялась.
— Он в единственном роде! — воскликнула она. — Вельми понеже…
— Иже херувимы! — прыснула Рита.
— Ладно, херувимы, поехал я, — завздыхал Изя, изображая тяжкую скорбь.
Это подействовало. Альбина прогнулась, чуть наклоняясь, и поцеловала его.
— Ой, тут помада… Подожди, стереть надо!
— Не надо! — расплылся Динавицер, выходя за дверь, и его голос разнесся по гулкому подъезду: — Пусть все видят!
— Мальчишка! — смущенно молвила Ефимова.
— О-о, ты думаешь, Миша — взрослый? — фыркнула Рита смешливо.
— Девчонки! — ухмыльнулся я, ловко приобняв обеих гостий. — Пойдемте чай пить!
— Ой, а с чем? — живо заинтересовалась Аля, семеня.
— С тортиком!
— Лучший торт — это колбаса… — мечтательно протянула Света.
— Нарезки полно! — утешил я ее. — А Маша придет? А, ну да…
— Машка на четвертом месяце! Ва-ажная такая… Назвала ее «пузатиком» — губы надула! Женька ей чуть ли не каждый день пишет, Машка читает — и носом хлюпает. А Жека сейчас где-то в Африке… Представляете⁈ Африка!
— Ой, им же пожениться надо скорее! — обеспокоилась Альбина. — А то явится невеста — во-от с таким животом!
— А вы с Изей? — с интересом спросила Рита.
— Мы? — Ефимова густо покраснела. — Н-не знаю… Он-то хочет, чтобы ребеночек, и обязательно девочка, а я… Ой, как представлю все эти соски, бутылочки, пеленки-распашонки… Аж дурно становится!
— Девочка — это правильно, — поддержал я Изю, усаживая одноклассниц за стол. — Но не сейчас! Вы еще такие молоденькие… Сами, как дочки!
В прихожей забрякал звонок.
— Я открою!
За дверями стояла Тимоша. Как всегда улыбчивая, взгляд мечтательный…
— Привет! — вильнув глазами и не приметив Риты, Зина чмокнула меня в губы и повернулась спиной, расстегивая пуговицы и унимая румянец. — Девчонки уже всё съели?
— Эти обжоры только сели за стол, — улыбнулся я, принимая пальто. — Пойдем, я с тобой поделюсь.
— Ага!
Выбрав себе тапки по размеру, Тимоша прошлепала по коридору в гостиную.
— Здрасте!
— Весь цвет десятого «а»! — хихикнул я. — Красы ненаглядные!
— Да-а! — с удовольствием подтвердил девичий квартет. — Красавицы мы!
«По чуть-чуть кальвадосику» сняло остаточное напряжение и придало блеска глазам — черным, синим, карим, серым.
Честно говоря, недолюбливаю я вечеринки, где все вертится вокруг «выпить-закусить». Ну, пригубишь. Ну, закусишь. Через полчаса я сыт, и прикидываю, как бы мне слинять по-английски.
Но с нашими девчонками не так. Мы выпили, закусили, и потянулись разговоры — за жизнь, за любовь, за всё на свете…
Ночью мы с Ритой не шалили — на диване, что стоял напротив кровати, почивала Альбина. Задержались вчера допоздна, и уговорили девчонок переночевать у нас — утром я всех развезу, кого куда.
Девушки спали тихо, одно дыхание слыхать. Форточку я приоткрыл на пол-ладони, холодный воздух стекал, радуя свежестью, но не морозя. А шум с Ленинского проспекта не доходил, опадая, как волна прибоя, у подножия «красного дома».
Тихонько встав, я поправил «ночнушку» — безразмерную футболку с неразличимым номером на спине — и пальцами ног поддел разношенные тапки.
Рита что-то пробормотала во сне, я замер — и на цыпочках вышел в коридор. Посетил удобства, уже понимая, что сон сказал мне: «Прощай!»
Досадливо покусывая губу, я задумался. Вернуться — и полночи ворочаться, не давая спать Ритке? Нет, так не пойдет…
Я шагнул на кухню, осторожно прикрывая дверь, зажег тускловатую бра над столом, и включил чайник. Девушки, боясь располнеть, к тортику едва притронулись, а вот моя душа требует сладкого…
Стеклянная дверь неожиданно отворилась, и на кухню заглянула Света, зябко кутаясь в старый Ритин халатик.
— А я думаю, кто это свет забыл выключить, — зашептала она, щурясь. — Ты чего не спишь?
— Да вот, — отшутился я, — решил торт доесть втихушку.
— А-а… — заулыбалась девушка. — Можно, я с тобой посижу?
— А на тортик посягать не будешь?
— Не-а!
— Ну, тогда ладно…
Девушка проскользнула, и забралась на стул, подворачивая одну ногу под себя.
— Тимоша спи-ит, посапывает, — вздохнула она, — а я никак от мыслей избавиться не могу. Лезут и лезут в голову. То вспоминаю, то… Мне Юрка вчера звонил. Он курсант теперь, его взяли в школу КГБ! Представляешь? Я так обрадовалась! А то… Ну, ты же помнишь! То конфликт, то бунт, то спецоперация… А ты сиди, и переживай! Ладно, там, «любит — не любит, плюнет — поцелует…» А если «убьют — не убьют»?
— Да уж…
Дверь тихонько скрипнула, пропуская Риту.
— Вот они где! Всё с вами ясно…
— Чай будешь? — улыбнулся я.
— Буду! — девушка плюхнулась мне на колени, и заерзала, умащиваясь поудобней.
— А я спать пойду, — решила Светлана, потягиваясь, и хихикнула: — Приятного аппетита!
Мы остались вдвоем с Ритой.
— Тебя что-то тревожит, — насторожилась краса моя ненаглядная.
Мой голос приобрел деревянное звучание:
— Ко мне на работу сегодня приходила Даша.
— Та самая? — вздрогнула Рита.
— Та самая.
— И… Что теперь будет? — беспомощно толкнулось мне в ухо.
— Ничего не будет, — я стиснул свое сокровище, обцеловывая стройную шею. — Чуешь, кого жамкаю?
— Чую, — слабым голосом откликнулась девушка. — А чего ж ты…
Я пожал плечами.
— Да так… Ерундой маюсь. Нет у меня никаких чувств к Даше, я ее даже не сразу узнал! С такой прической она ходила, когда училась во владивостокском политэне — фотку старую помню… Училась, главное! Она и сейчас там учится! Да и не в Даше дело. Просто… Понимаешь, в той, прошлой жизни у меня родилась дочь. А теперь? Получается, ее уже не будет? И внучки — по нулям?
— Дурачо-ок… — нежно протянула Рита, обнимая меня за шею. — Ну, что ты переживаешь? Ты же сам говорил, что тут не базовый временной поток, а новый! Значит, и та твоя жизнь никуда не делась, она продолжается, только тебя в ней уже нет! Ты здесь! Со мной! Правда же? — ее глаза чернели беспокойством. — Со мной?
— С тобой! — твердо сказал я.
— Ну, тогда пошли спать! — заулыбалась спутница жизни. — А то вставать рано…