Бритва Оккама в СССР

Глава 10, в которой кое-чему находится объяснение

Лежа в прошлогодней листве, хвое, мелких щепочках и веточках я разглядывал нечто, напоминающее ошметок маскировочной сети. Больше всего сей предмет напоминал растрепанную метелочку из полосок материи зеленого, серого, черного, коричневого цветов. Она застряла между дверью и косяком, в ржавой дверной петле и довольно сильно походила на простой лесной мусор, сливалась с пейзажем. Для этого, собственно, она и была создана: сливаться с пейзажем.

Кряхтя и матерясь я встал, вытянул из двери эту хреновину и сунул ее в карман. Блюхер не очень-то заботился о какой бы то ни было маскировке своей заимки, достаточно было удаленности от населенных мест и расположения в распадке меж холмов. Хижина, сколоченная из досок-горбылей и накрытая крышей из тех же горбылей и рубероида, стояла в тени высоких сосен и смотрелась весьма органично. Единственным чужеродным элементом казалась ржавая металлическая труба, торчащая из задней стенки халабуды.

Я обошел строение по кругу, примечая штабель с дровами, пенек и чурбачки, которые скорее всего использовались в качестве стола и стульев, о чем свидетельствовали несколько старых консервных банок и бутылка из-под огненной воды. Окна были застеклены: ну надо же! Дверь — закрыта на щеколду. Скорее — защита от зверей, чем от людей. Тут орангутангов не водится, некому щеколды открывать… Хотя, говорят, вороны — жутко умные птицы! Но вряд ли жутко умных птиц мог привлечь кисло-дрожжевой аромат браги с яблочными нотками.

Щеколдой явно пользовались часто: шпунька-ручечка была отполирована многочисленными прикосновениями и не думала ржаветь. Я распахнул дверь, выпуская наружу кислое амбрэ, и впотьмах огляделся. Ну да! Полевая кухня тут была. Большая, немецкая, ротная, трехкотловая! Только какой-то мастер-ломастер переделал ее под нужды дистилляции, во славу Бахуса! Трубки, переходники, краники и черт знает что торчало тут и там из творения тевтонского кулинарного гения. А еще — конструкция эта была лишена колес и обложена кирпичом. Хрена с два ее отсюда можно было утащить! Плохая наводка, не стоит она семидесяти рублей, которые просил Сеня. Совсем не стоит!

Снаружи послышалась возня, суета и какое-то фырканье. Я глянул за дверь и оторопел: огромная серая псина трепала те самые козлиные обсмаленные полтушки! Осознание пришло чуть позже: никакая это была не псина! Это был волк, здоровенный лесной волчище, чтоб его! Рука моя шарила где-то за плечом, в поисках двустволки, но пальцы хватали только воздух: ружье валялось рядом с «Орленком», на ковре из хвои и прошлогодней листвы!

— Э-э-э-э! Ты того! Вали нахрен отсюда! — краем глаза я увидел у самой двери метелку на крепком и длинном березовом древке, ногой сковырнул с нее веник и оказался обладателем деревянного копья.

Почувствовал я себя немного увереннее, но в целом — с первобытным оружием против волка я вряд ли бы выдюжил. А потому принялся орать и колотить своим копьем по стенке хижины:

— Вали отсюда, псина! А-а-а-а!!!

Волк поднял верхнюю губу и сказал:

— Р!

И снова обратил внимание на козлиные полтушки. И что мне было с ним делать? К ружью бежать — стремно, а ну как кинется? Смотреть как он жрет козла — тоже не очень, мы вроде охотиться на волков собрались, а не подкармливать. Тут же, в хибаре, на каких-то деревянных ящиках стояла целая батарея стеклянных бутылок — вот выход! Перехватив доисторическое копье в левую руку, я правой подхватил какую-то склянку поувесистей и с индейским криком швырнул ее в хищника.

Бутылка ляснула о проклятущий «Орленок», разбилась, ударившись об раму, во все стороны прыснули осколки. Какие-то из них, видимо, достигли морды серого хищника и тот вдруг издав что-то вроде скуления, отпрыгнул в сторону.

— Ага-а-а-! — почуяв победу, обрадовался я, и принялся швыряться бутылками дальше.

Ну да, засоряю лес, ужасный я человек. Но деваться некуда! Или он — или я! Наконец, седьмая или восьмая склянка достигла цели, крепко приложив донышком по волчьему черепу. Это для санитара леса было, видимо, слишком, а потому он отступил куда-то за линию сосен.

Я кинулся к двустволке, швырнув в сторону черенок от метелки. Слава Богу, с ружьем всё было в порядке! Проверив наличие патронов в стволах я тут же почувствовал себя гораздо более уверенно.

— Вот, теперь повоюем!

Ответом мне стал волчий вой — откуда-то далеко сзади. Хищник был не один! Вряд ли стая — но и семейной парочки мне хватило бы за глаза! Нужно было делать ноги! «Орленок» все еще оставался единственным транспортным средствам, а с тормозами или без тормозов — в данной пугающей ситуации мне было уже наплевать. А еще — наплевать мне было и на незакрытую дверь халабуды Блюхера. Завтра закрою, если живой буду!

Повесив ружье на грудь, я взгромоздился на велосипедик, молясь о том, чтобы никаких критичных поломок у него не обнаружилось — всё-таки хряснулся я знатно! Крутанул педали — «Орленок» полетел вперед! Песен не пел — страшновато было. И темно! Солнце должно было вот-вот опуститься, и представить, что я окажусь на этой тропке, в паре километров от сторожки, в темном лесу, по которому носятся волки — бр-р-р-р! Нет, такие развлечения не для моей тонкой душевной организации…

— Петрович! — кричал я, крутя ногами педали изо всех сил. — Соломин! Волки!

Сраный козел на бельевой веревке телепался за мной следом. В какой-то момент я краем глаза увидел две смутные тени, которые мчались меж деревьев параллельно тропке. Хищники преследовали меня! Страшнобыло до чертиков.

— Петрович!!!

Опушка виднелась впереди, в сторожке горела электрическая лампочка — и я стал ориентироваться на свет. В какой-то момент я увидел, как из-за угла выбегает Соломин с карабином и приготовился, как вдруг…

— Кур-р-р-ва! — «Орленок» что-то потянуло назад, я снова не справился с управлением, но на сей раз завалил велосипед на бок, а не полетел через руль. — А-а-а-а, холера ясна!

Волки грызли козлиную тушу! Прогремел выстрел, потом — еще один. Оба — мимо! Хищники рванули в лес, я встал, сжимая в руках ружье.

— Живой? — закричал Соломин.

— Живой и почти целый! — откликнулся я. — Накрылась наша охота, похоже.

А вот старый Гумар был уверен, что у охоты есть еще все шансы. Он прозрачно намекал на то, что раз волки обнаглели настолько, что буквально подметки рвут, то вполне возможно — зайдут на огонек и еще раз.

— Осерели херые! — сказал он. — Белены объелись, что ли? Никогда таких наглых не видал! Обычно по весне и в начале лета они осторожничают, это зимой, в бескормицу — злобные что бесы! А такого вот — не видал!

И, ухватив три крепкие жердины и моток проволоки, пошел в сторону несчастной козлиной полутушки. А у меня появилась возможность выдохнуть и осмотреться.

Сумерки уже брали свое: над полями и мелиоративными каналами опускался вечерний туман, солнце едва-едва подкрашивало краешек неба в бледно-розовый цвет, взошел месяц и засияли звезды. Заорали как оглашенные лягухи, примолкнувшие от шума выстрелов, и их кваканье сливалось в единый, монотонный гул.

Соломин подошел ко мне, перезаряжая карабин на ходу:

— Подумать только! — майор закинул оружие на плечо. — Какие здоровенные! Похоже — парочка, волк и волчица! Ты где их нашел?

— Да на заимке, у Блюхера. Там вообще- очень интересно всё было…

— И рожу там ободрал?

Я потрогал ладонью лицо, почувствовал что-то мокрое и теплое, глянул — кровь. Ну, теперь Тася точно снова будет цыкать и говорить, мол, Белозор в своем репертуаре… Нельзя просто так взять и не ободрать рожу!

— Гадство… Но волки — это еще что! У меня трофей покруче, — я не мог не похвастаться.

— Что — лешего нашел? — хихикнул Олежа.

— Очень может быть, — как можно более туманно ответил я, чем согнал с его лица ехидную ухмылку.

Петрович в это время закончил мастерить свою конструкцию: что-то вроде треноги высотой около полутора метров, внутри которой висела приманка на веревке. Со стороны сторожки, на фоне звездного неба и полевого ландшафта вся эта конструкция просматривалось неплохо: четкий, черный силуэт, в который так удобно целиться. И дистанция подходящая — метров сорок, или около того.

— Всё! — сказал Гумар, который тащил «Орленок» на себе. — С тебя, Герман, новые велосипед. Ухайдокал ты его.

— Будет вам велосипед! Нормальных размеров, а не это чудовище…

— Сам ты- чудовище. Пойдемте внутрь, чай пить. Думаю, эти двое еще не скоро осмелятся из лесу выглянуть… Да и механизмы проверить надо!

Мы пошли внутрь. Лампочку над дверью Гумар потушил, чтобы оставить нам хотя бы призрачный шанс подстрелить хищников, так что перекусывали мы при свете керосинки, внутри. Тушенка, батон, консервированные «огудоры и помирцы», несколько свежих редисочек, и халвичные конфеты — на десерт. Сам же Петрович, выхлебав кружку горячего напитка, вооружился фонариком, стеклышко которого было выкрашено красным и потому луч в теории не должен был пугать животных, и отправился на дамбу — проверять механизмы.

Что там за такие механизмы, и для чего нужны — для меня осталось тайной. Скорее всего — ворота шлюза поднимались при помощи электромотора, но сказать наверняка я не брался. Может у них тут мини-ГЭС, или секретная лаборатория по производству драников, черт его знает! Дамба-то была довольно серьезным сооружением: капитальная, бетонная, метров десять или пятнадцать в длину, не считая насыпи. Да и канал этот на самом деле являлся выпрямленным руслом речушки с интересным названием Фэйса, так что течение присутствовало.

Стрелковые позиции оборудовали каждый по своему: Соломин уселся в кузове УАЗа, примостившись среди ящиков, под брезентовой крышей, Гумар вытащил из сторожки кресло со рваной обивкой, приставил его к стене и устроился в нем, положив ружье на колени.

А я полез на крышу здания, взяв с собой какой-то ватник из сторожки — чтобы помягче было, и термос с крепким кофе — чтобы не вырубиться, нежно прижавшись к железной трубе от буржуйки. Экстрима мне не хватало, думал — сверху обзор окажется лучше! Обзор — в темноте, где единственным источником освещения является тонкий месяц и мерцающие звезды… Ладно бы хоть винтовка с оптикой была, лучше — с ночным прицелом, а то — обычная вертикалка: два ствола, мушка и целик. Только картечью подранить и можно, с моей-то меткостью! Ну, у нас есть меткий товарищ майор и матёрый дед, на них вся надежда!

Вообще, более идиотской засады на волка я в своей жизни не видел. Точнее, я вообще никогда не видел в своей жизни засад на волка, не приходилось еще участия в таких охотах принимать. Но представлялось это всё точно как-то по-другому: флажки там, собаки, джентльмены на лошадях, леди в амазонках. Или партийные бонзы — на вертолетах. А тут — после идиотского ралли по пересеченной местности на подростковом велосипедике — дурацкое заседание трех уставших людей.

Волков было слыхать: подвывали периодически из лесного массива, не давая провалиться в сон, бодрили нас своими серенадами. Подавали голос и ночные птицы: сатанински ухала сова, трещали охрипшими мопедами козодои. В свете месяца мелькали летучие мыши, носясь по небу самыми замысловатыми траекториями, ища себе насекомых, чтобы сожрать… Было откровенно скучно и немного тревожно, подступала ночная зябкость саднила поцарапанная рожа, ныла поясница и ушибы на ногах и руках. Сколько мы так сидели? Пятнадцать минут? Час? Два? Уже и кофе не помогало — рубило спать знатно. Хотелось хотя бы потрепаться с мужиками — но нельзя! Звукомаскировка! А вдруг зверя спугнем?

Чтобы как-то скрасить досуг я достал из кармана свою находку с блюхеровой заимки: тот самый шматочек маскировочной материи. Нет, определенно — это было дело рук людских, не машинное производство. И изделие сие вполне осознанно приспособили под эту конкретную местность. Отлично подобранная цветовая гамма для смешанного леса и болотистых низменностей… В общем — не военные это делали. Их маскировочные сети обычно разнообразием оттенков не отличались: чаще всего вообще однотонные они изготавливались совсем по другой технологии.

Мистическая теория происхождения лешего явно уходила на второй план. Если леший имеет вполне материальную шкурку, значит и сам по себе — личность материальная. Не стоит множить лишние сущности, верно? Особенно — потусторонние.

Конечно, первым делом мне в голову пришли шпионские джентльмены с Туманного Альбиона. Гилли-сьют — маскировочный костюм — изобрели именно там, в Шотландии, и активно применяли аж в 1899 году, во время англо-бурской войны. Почему Гилли? Гилли Ду — это тоже лешие, эдакие скоттские лесные духи, которые носили одежду из мха и листвы. Скоттские — в смысле древних скоттов, шотландцев, а не в смысле их животной сущности или внешности… Столкнуться тут, в глубинке с боевым квартетом SAS или отрядом SBS — нет уж, простите. Мне дорога моя жизнь! Там убийцы свирепые, тренированные! Тут или Герилович пусть вписывается, или…

— Волзут полки! Полки возорные! — раздалось шипение Гумара.

Его дислексия не дала сосредоточится: какие, нахрен, полки? Только что о боевом квартете думал, а тут — целый полк? Ну бы их нахрен! Мозг перевел тарабарщину Петровича через секунду: волки! Волки крались к приманке! Действительно — оборзели до последней крайности. Были бы тут, в СССР, звериные психологи — стоило бы обратиться к ним за консультацией. Феномен за феноменом, чтоб его, в этой Талице!

Фигуры хищников едва виднелись на лугу. Они действительно крались: на полусогнутых, едва ли не волочась своими брюхами по траве. Неужто и впрям так им козел по вкусу пришелся? Соломин зашевелился, наводя карабин, Петрович целился уже давно, ожидая, видимо, когда хищники приблизятся на дистаницию эффективного выстрела. А я… А я вдруг услышал со стороны дамбы какой-то шорох, и, скосив глаза, увидел, что еще одна приземистая фигура подбирается к сторожке с другой стороны! Она была уже совсем близко, метрах в десяти — нечто мохнатое, с горящими красными глазами…

— Леший! — заорал я и швырнул в него термосом с кофе.

Тут же грянули выстрелы, послышался жуткий скулеж — в кого-то всё-таки попали. Я тоже попал: звук был мягкий, не такой, как если бы термос ударился о землю. А потом раздалась приглушенная матерщина, и эта самая фигура на карачках, четвереньках и черт знает как рванула обратно, к дамбе.

Недолго думая я перехватил винтовку, прицелился и — ГДАХ! Пальнул ему вслед!

— Су-у-у-ка-а-а-а-а!!! — леший вскочил и помчался сломя голову, и орал так, что, казалось его слышали и в Талице, и в Комаровичах и, конечно, в не таких далеких Ивашковичах.

— Гера, что это за хрень вообще такая была? — Соломин, который таки подстрелил волка (волчицу, если быть дотошным), выглядел весьма растерянно и требовал разъяснений.

— Не хрень, а соль, — сказал я. — Обычный патрон с солью.

— Соль? Белозор, ёлки-палки, кто для охоты на волков снаряжает патрон солью?! Ты что — колхозный сад охраняешь, или хищников добывать собрался?

— Так один патрон был с картечью, второй — с солью! На лешего! — мне самому было смешно от своей дурости, но дурость эта была вполне объяснимой. — Против нечисти соль — самое оно! Ну и в людей стрелять, если честно, свинцовыми пулями мне как-то не улыбается. Свинец вреден для здоровья, понимаешь? Это же и убить можно!

Олежа такие резоны в целом признавал, а потому озадаченно почесал лоб:

— Так что, правда — леший? Я только мельком фигуру заметил: лохматая, страшная тварь! Но материться вполне по человечески! Как он орал-то, а?! Ты куда целился, Гера?

— Да черт его знает, в ноги целился, а попал, похоже, в жопу… А леший, не леший, — я протянул ему тот самый элемент маскировочного костюма. — Вот такая на нем шубейка была, похоже. И его же Антонина у Христони дома видела. Или не его — а сообщника, этого тоже исключать нельзя.

— А глаза красные тогда… — Соломин с сомнением мял в руках часть маскхалата.

— Значицца, так, — сказал старый Гумар, заканчивая осмотр места происшествия. — Нужно вам искать человека, товарищ майор, который жопу свою в воде весь день мочить будет. А мы с Германом пойдем утром второго волка искать — я его подранил, далеко не уйдет!

— Погодите со своим волком, товарищ Гумар! — отмахнулся Соломин. — Это что же получается — он сюда крался потому, что мы слишком близко к разгадке подобрались?

Мы мрачно переглянулись.

— А потом снова — феномен. Талицкий. Три мужчины погибли при обстоятельных невыесноннастях на охоте, — озвучил общую мысль Петрович. — Совершенно случайно пристрелили друг друга. Или — были загрызены волками. Ну их в сраку, такие феномены.

И мы были с ним абсолютно согласны.