… – Это и есть твой богатырь?
Голос был незнакомый и очень низкий.
Костя разлепил глаза.
Высоко-высоко в небо уходили четыре колонны – примерно такие, как на входе в кислорецкий Дом культуры. Колонны не стояли на месте, они подрагивали, а одна так даже приподнялась слегка и опустилась на место…
– Костя! Костя, что с тобой?
– Мало ли что!
Ага! Уже лучше! Колобок и филин вернулись!
Мальчик приподнялся и сел.
Колонны оказались лошадиными ногами. На самой лошади сидел необъятный бородач – и как только бедная коняшка его носила?
– Костя, ты куда штаны дел? – строго спросил Колобок.
Жихарев провел дрожащими пальцами по ноге. «Бермудов» точно на нем не было. Не было и кроссовок. Не было бейсболки на голове. А особенно не было часов «Жан-Жак Вальжан» – даром что календарь на них показывал все то же 31 июня… И давление всегда было в норме…
Хорошо, что хоть трусы и носки остались!
Да еще нарядная рубашка – аккуратно свернутая, она лежала под головой в роли подушки.
– Я не знаю, – честно ответил он.
– Видишь, Микулушка, какие дела у тебя под носом творятся? Уже малых детушек спаивают и грабят!
Брови Микулы Селяниновича, похожие на двух толстых черных котов, сошлись к переносице:
– Злы татарове лютуют? Так отчего ж они тебя, малый, в полон не угнали? Отвечай, коли старший спрашивает!
Коли старший спрашивает, то и встать не худо. Костя поднялся.
– Не, – сказал он. – Не было тут никаких татар. Это меня медом угостили… То есть сказали, что медом, а там портвейн какой-то…
Вкус портвейна Костя знал, хотя и пригубил один раз, но чуть-чуть, чтобы дома запах не услыхали.
– Кто тебя угощал? – гремел Микула.
– Этот… как его… Артист Ефремов! Нет, Кука… Нака… В общем, скоромох!
– Скоморох, – поправил Колобок.
– Еще мы в эти играли… вроде шашек…
– Понятно, – вздохнул вожатый.
На колу мочало – начнем сначала.
Трудна жизнь древнего земледельца. Весной у него посевная, летом сенокос и заготовки, осенью уборка урожая. Не продохнуть.
Продохнуть можно разве что зимой, хотя и зимой дела немало: лапти плести (по сорок пар за лето стаптывали!), валенки катать, лучину щепать для освещения в избе, упряжь конскую готовить, шерсть прясть, носки да платки из нее вязать, за скотиной ходить…
Но не может человек, хотя бы и древний, без культуры обходиться. Скучно ему без культуры.
Поэтому женщины за пряжей пели, а мужики за деревянной работой рассказывали всякие байки. А уж сельская свадьба была в ту пору настоящей оперой – с ариями и хором. Да и похороны, хоть дело и грустное, целый ритуал.
Но все песни были знакомыми, от дедов-прадедов перенятыми. А хотелось всегда чего-то нового.
Поэтому и привечали в поселениях любого странника, от которого можно что-нибудь узнать. Поэтому и говорили: «Гость в дом – Бог в дом». Поэтому гость был особой неприкосновенной.
Но не всякий гость умел складно сказывать, а тем более петь и плясать. А потребность в этом была немалая.
Так и возникли скоморохи.
Слово это древнее и сложное. Греки называли бродячих актеров «маскарас». Это слово, в свою очередь, происходит от арабского «машкара» – насмешка.
Русский язык могуч – любое иноземное слово переделает по-своему. Даже и в наше время появились «клава», «приаттачить», «забанить», «погуглить»… Вот так «маскарас» и превратился в «скомороха». Долго ли умеючи!
Скоморох был универсал, мастер на все руки и ноги, человек-оркестр. Рассказать степенную, солидную былину, спеть веселую плясовую песню, сыграть на дудке, колесом пройтись – запросто!
Тогда в любой деревне ты – желанный гость. Тебя и накормят от пуза, и в дорогу еды дадут, и рубаху новую (или ношенную, но крепкую) преподнесут…
Скоморохи собирались в целые эстрадно-цирковые коллективы – ватаги. Там у каждого был свой номер. Почему цирковые? Потому что часто бывал членом ватаги дрессированный медведь – он неуклюже плясал под бубен и показывал, как бабы белье стирают да как боярин свое добро от народа прячет… Козы были ученые, собаки… Даже крысы!
И первые оркестры учиняли эти веселые люди.
Музыкальных инструментов у них было множество: бубны, сопели, сурны, домры, накры, волынки, дуды, лиры, органы, свирели, тимпаны, набаты, гудки… Думаете, гудок – духовой инструмент? Ан нет, струнный – ведь струна тоже гудит…
Кроме того, скоморохи ходили по канату, лечили, гадали, судьбу предсказывали, романы с селянками заводили, в кости мужиков обыгрывали…
Люди они были ловкие, крепкие, могли за себя постоять в случае чего. Например, перед разбойниками, которых немало водилось по путям…
Да они ведь и сами были немножко разбойники. А когда и множко. То курицу прихватят у скупых селян, то сохнущее белье с плетня стянут, а то и коня уведут. За ними ведь не углядишь! А уж если в селе мужиков мало, скоморохам было полное раздолье! Ищи-свищи их потом по всем дорогам!
А в трудные и смутные времена скоморошья ватага запросто могла перекинуться шайкой разбойников. До сотни человек бывали шайки!
Дошло до того, что в XVI веке появился указ, дозволяющий гнать скоморохов взашей со двора. А до тех пор их право охраняла традиция!
Граница между эстрадой и криминалом была зыбкой и в те далекие годы. Богатые воры и бандиты скоморохов очень даже привечали и приглашали на свои корпоративы.
Богатыми ворами и бандитами тогда были князья и бояре. В свободное от воровства и бандитизма время они устраивали веселые пиры-застолья, а что за веселье без скоморохов! И не былины слушали на пирах, а задорные неприличные песни да пляски-побаски.
А былины они сами сочиняли – пародийные, глумливые и тоже не слишком пристойные.
Высока ли высота потолочная,
Глубока глубота подпольная,
А и широко раздолье – перед печью шесток,
Чисто поле – по подлавечью,
А и синее море – в лохани вода…
Потом стянет скоморох с себя портки, поворотится к публике, нагнется – ан у него там две забавные рожи намалеваны!
Как тут с лавки от смеха не упадешь! «Пацталом» и селяне, и бояре валялись!
Число бродячих затейников росло, возникали даже целые скоморошьи деревни – там в основном зимовали…
Конец тогдашнему веселью положил царь Алексей Михайлович под влиянием духовенства – ведь скоморохи высмеивали даже церковные службы и обряды, то есть кощунничали.
Зимой 1648 года на льду Москвы-реки сложили в огромную кучу все эти гудки и сопели, маски и наряды, скомороший транспорт (телеги и сани), примитивные декорации – и подожгли.
Что не сгорело, то ушло под лед.
О судьбе самих скоморохов летописи умалчивают – то ли от скромности, то ли от стыда. Но упоминаний о веселых и пройдошливых бродягах больше нет.
Перевешали, видно. С тех пор и существуют некоторые разногласия между властью и творческой интеллигенцией.
А возродил старое ремесло, как ни странно, сын строгого Алексея Михайловича Петр, впоследствии прозванный Великим.
Он тоже устраивал пародийные «всепьянейшие, всешутейшие соборы», где его вельможи надевали маски, запрягали в сани свиней и клеили себе на бритые лица бороды из пакли.
А немного погодя место скоморохов на Руси заняли… правильно, цыгане. Залезли из Европы в прорубленное Петром окошко.
С песнями, плясками и учеными медведями.