Чай Лейво принес без вопросов. Видно очень хотелось ему поиграть, бывает же такое… Для интереса Карл достал пару хрустких новеньких купюр и отдал Злому. И совершенно недвусмысленно показал остальным на выход. А все и не стали спорить. Сам Карл остался, то ли отдыхать, то ли следить за игроками. Больно уж рыжебородый Лейво раскраснелся от нескрываемого желания по-быстрому показать парочку детских ходов и обыграть Злого.
Судя по выражению лица Злого, тот такой вариант даже и не предусматривал.
Чай оказался правильно-дурманяще-вкусным и горяче-сладким. Правильным из-за густого янтаря цвета, с плавающей долькой лимона, а у кое-кого с молоком, как по заказу. Да и горячий, но не обжигающий, и сладкий без приторности. Явно проводник-дворф обладал странной способностью угадывать вкусы пассажиров.
Удивительно тонкостенные стаканы, переливающиеся начищенными боками, прятались в сверкающих серебряных подстаканниках. И одуряюще пахли свежезаваренным листом, паря в руках. Глоток… и Мари заметила в лице всей их странноватой команды странные изменения. Как будто всем досталось, вроде бы немножко, теплого дружеского добра. И мир, вдруг ставший их так быстро, так опасно, стал казаться не таким уж и недружелюбным.
Под ногами мерно стучали колеса, передавая всему грузному телу вагона свой спокойно-уверенный ритм. Дах-дах, дах-дах, дах-дах…
— Пойду-ка… а-о-о-о-у-у… посплю… — заявила Анни, потерев щеку и несколько раз моргнув, не сумев снова удержаться от зевков. — Ой, как-то устала…
Устала?! Мари, отхлебнув всего немножко, вдруг совершенно расхотела спать. Бодрящая горячая волна, возникнув внутри, побежала повсюду, приятно покалывая в кончиках пальцев. Ох… какой интересный же чай.
— А-а-а… можно я с тобой? — Майка зевнула также бедово, как и Анни, чуть не вывихнув челюсть. — Вообще ноги не держат.
— Пошли, — легко согласилась Анни, — Мари точно спать не хочет. У нее чертики в глазах прыгают, до утра теперь не угомонится, знаю ее. Да и купе на двоих рассчитано, и свободных ровно на нас, три штуки. Посидишь с ребятами, если чего?
Тоже мне… подруга, называется. Но права, знает ее, как саму себя, не уснуть до утра, верно.
— Странно. — Алекс понюхал свой стакан, отхлебнул еще. — Мне вот тоже совсем спать расхотелось. Снег? Сне-е-е-г!!!
Тот подпирал стенку, еле-еле ворочая почти закрывшимися глазами.
— Да-а-а, братцы, интересные дела-а-а… — протянул Алекс. — Давайте его тоже спать закинем и… Стоп, получается, нас троих спать не тянет?
Лохматый, уже затаскивая Снега в купе, только кивнул. Тоже мне, подумалось Мари, капитан Очевидность, два таких капитана. Но деваться некуда, коротать время можно с таким и не прочитанным «Террором», или с этими двумя. Тянуло именно с ними, или с Алексом? Или, все же, с обоими?
— Угомонились? — сварливо поинтересовался женский дребезжащий голос за спиной.
Ой… Мари оглянулась.
— Как я не люблю детей! Шум, гам, наплевать на остальных! Девочка, ты в курсе, что ночь на дворе?!
Ой-е-е-ей, Мари не верила в сказки. Даже сейчас, после стольких дней в компании Карла и сбрендившего мира, такого чудного, прекрасного и ужасного, не верила. А вот тут…
Так должны выглядеть ведьмы, те самые, настоящие сказочные и которые злые. Сморщенное вытянутое лицо с вислой и постоянно двигающейся нижней губой, длинным костисто-горбатым носом с парой бородавок, пронзительно-черными глазами и седыми редкими патлами.
Хотя про волосы это только мысли, какие они на самом деле, Мари не видела. Так как на голове у странноватой карги, ворчащей на нее и ее новых друзей, красовались накрученные спиральками локоны, не более. Сама ворчунья, укутанная в длиннющий платок с расписными зелено-красными цветами, почти полностью пряталась за дверью. И наружи торчала только недовольная голова. А, да, конечно! И жирный недовольный одноухий кот, сидящий на птичье-хрупком плече, остро выпирающем из-под теплой ткани.
— А мы тут…
— Ага, а вы тут чаем лакомитесь и плюшками балуетесь, ну-ну. Ты, молодо-зелено, ротик-то свой больно не открывай, коли беды не хочешь.
— Да я…
— Уж это верно, кобылушка, верю-верю, всякому зверю, даже ежу, а тебе погожу. И шуметь вы не думали, так получилось, и думаете только о хорошем, и делаете только полезное. Хош, в чай тебе плюну, и почесуха случится?
— Не-е…
— А эт лучше, чем если решу порчу навести. Выбирай, телушечка, все едино наказать тебя нужно!
Мари нахмурилась. Странная тетка выводила из себя, провоцировала на скандал, да она ей! Сила, спящая с самой электрички, вдруг лениво зашевелилась, потекла вслед теплой чайной волне, наполняя каждую клеточку тела. Порча?! Сейчас я тебе покажу, грымза, какую порчу ты на меня наведешь… Кот зашипел, вздыбив шерсть и выгнувшись.
— Тихо-тихо. — тяжелая ладонь Лохматого легла ей на плечо. — Ш-ш-ш-ш, успокойся. Она же специально тебя злит, знает, что если что — ты виновата. Помнишь, про билеты? Картонка ее защитит, это раз. Ты ослабеешь, да еще и окажешься виноватой, а тут это легко проверяется, думаю. Это два. Ну и бабушка, что так сердито на меня смотрит, тогда и сделает, что ей почему-то хочется. Это три. Верно, бабуля?
Та сморщилась, блеснула глазами, зло и нетерпеливо. Узловатые пальцы быстро зашевелились, сплетаясь в странно, где-то в самой глубине сознания, узнаваемую фигуру. Воздух вокруг нее сгустился, насытился такой знакомой дрожью силы, готовой ударить, и…
— Я тут правила почитал, в билете указаны. — Лохматый нехорошо ухмыльнулся. — Запрещены во время поездки магические действия, демонолатрия, некромантия, спиритизм и вуду. В общем, разрешается пользоваться в случае конфликтов естественными силами и способностями с особенностями рас и оружием. Если только кот не страшное оружие, то…
Кот зашипел сильнее, мявкнул и спрыгнул в темноту бабкиного купе. А та, успокоившись, посмотрела на Лохматого изменившимся взглядом.
— Вот как… молодой, значит, да ранний… Спокойной ночи, деточки. И не шумите, я ведь и без всякого ведовства просто пожаловаться могу.
Дверь закрылась быстрее, чем Мари смогла что-то ответить.
— Часто влипаешь в неприятности? — поинтересовался Лохматый.
— Сама справляюсь, — буркнула Мари, неожиданно разозлившись. На кого? На себя, на него, на бабку или на Алекса, только-только выглянувшего из купе? И почему на него, надумала себе тоже всякой ерунды…
— Пусти, — толкнула его тяжелую и почти горячую руку, почему-то слегка подрагивающую.
— А спасибо?
Она взглянула на него, наверняка усмехающегося. Наглый, самоуверенный, здоровенный и… Да нет, не тупой. Это точно. Блин!
Лохматый не усмехался. Серьезный до выступивших желваков, смотрел на нее, а в глазах успокаивалось не замеченное раньше пламя и гнев. Даже сосуды чуть лопнули, окрасив левый глаз с самого края в красное. Неужели он готов был из-за нее, сейчас, вот эту старую ведьму просто руками?!
Блин…
— Вы чего тут шумели? — Алекс отхлебнул оставшегося чаю. — Может, это, пройдемся? Скучно чего-то вдруг.
— Я бы поел, — Лохматый сглотнул, — у меня тут есть немного, ну, заплатить. Пойдемте, найдем ресторан, что ли. Поросенка бы съел. С яблоками и кашей.
Мари вздохнула. Кто о чем, а лысый о расческе. О чем можно говорить в магическом поезде, ночью, если ты здоровенный лось, если не о еде? То-то, что именно так.
Дах-дах, поезд стучал, катясь вперед. В столицу. А там Мари никогда и не была, ни разу, совсем. Даже интересно, мало ли, что там?!
Странно, под металлическим дном так сильно грохотало, но тряски почти не ощущалось. Так, чуть волновался пол, покрытый не привычными для поездов линолеумом или ковровой дорожкой, а вовсе даже паркетом. Натурально, настоящим и натертым мастикой паркетом трехцветного рисунка-елочки. Вот такие чудеса.
В тамбуре их проводил взглядом седой длиннобородый дед в сером, курящий трубочку, вырезанную не иначе, как из древесного корня. Кивнул, улыбаясь и чуть пристукнув посохом. На спинке высокого кресла, спокойно уместившегося в узком пространстве, висела синяя шляпа.
Поезд не спал, несмотря на ночь. Только в их вагоне оказалось на удивление тихо и спокойно. Следующий, смахивающий на огромный кочевой шатер, разделенный перегородками, бурлило веселье. На яркие шелка, укрывающие стены, падали скачущие в диком танце тени, пахло жареным мясом и вином, сладостями и курильницами.
Дворф-проводник, стоявший у входа, пропустил ребят внутрь, задернув за ними занавес, мотнул светло-синей бородой, указывая следовать за ним. Точно, Мари сообразила сразу, только так и можно пройти насквозь, чтобы… чтобы не оказаться утянутой в безудержный хаос сумасшедшего бесовского веселья, творящегося вокруг.
По вагону, приходя сверху, легко летал сквозняк, постоянно задирая шитые золотом занавеси, закрывающие происходящее внутри. Именно туда, заставляя ноги пускаться в пляс, призывно тянули громкие удары разноцветных турецких барабанов-тулумбасов, стоящих у ног четырехрукого усача с ало-черным гребнем на голове и кольцом в носу. Наяривали на двух скрипках, держа у пояса, пара оборванцев в ковбойских шляпах, драных джинсах и клетчатых рубашках. Бренькал заводными тремоло банджо кудрявый темнокожий, одетый только в рабочий грубый комбинезон на одной лямке, подмигивая Мари третьим, посередине лба, глазом. Два упругих существа, подпрыгивающих на ногах с копытами, то ли пареньки, то ли девчушки, с рожками на лбу, свистели в свирели.
— Быстрее, — рявкнул дворф, — за мной!
Лохматый, ухмыляясь, косился на акробатку, танцующую танец со змеей и, зло блестя глазами, играл в гляделки со здоровяком, поросшим шерстью от плечей и ниже. На шее у того красовался плотный кожаный ошейник с камнями, блестевшими в свете разноцветных стеклянных ламп. А над ним, прячась в тени, сидела невысокая тонкая фигура, укутанная в полупрозрачную белую ткань, усыпанную бриллиантовыми каплями.
Барабаны и свирели так и тянули присоединиться к пляшущей небольшой толпе, веселившейся в цыганской лихости кочевого вагона, вынырнувшего откуда-то из языческого прошлого. Огонь трех жаровен, где истекали жиром барашки и птица, прыгал отсветами на статуях и бюстах, стоявших по стенам. Виноградная лоза густо оплетала каждую, одурманивающе-сладко врезаясь запахом в нос.
— За мной, — рявкнул бело-синебородый дворф, — таща Алекса и Мари за руки, — ну!
Лохматый справился сам, разлепившись взглядами с уже начавшим рычать волосатым охранником и шагнув за ними.
«Как хорошо, что это просто вагон, — подумала Мари, — а если бы оказалось здание, дворец или храм?!»
Они вывалились в тамбур, шумно хватая ртом обычный воздух, не пахнущий перцем, ванилью, медом и горячими телами.
Бум-бум… сказали вслед тулумбасы, мы вас ждем на обратном пути.
— Я туда еще раз не пойду! — Мари вытерла мокрое лицо, отцепила от кофты с капюшоном цепляющийся и верещащий плющ с розовыми цветами. — Какой настырный, а? А как же назад?
— Вам объяснят, — буркнул дворф, — думайте в следующий раз. Вакханалии не для детей.
— А я и не ребенок! — сказал-выплюнул Лохматый.
— Ты-то? — дворф медленно смерил его взглядом. — Ты, орясина дубовая, как есть самый настоящий, пусть и здоровенный да наглый, щенок, нет ты больше никто. И только вякни мне. Через вагон будет ресторан, вы же туда шли? Вот и идите. Спросите там, как в свой вагон потом попасть. Пасть закрой!
И, показав Лохматому литой пудовый кулачище, нырнул обратно.
— Добрый какой… — протянул Алекс. — А мне почти понравилось.
— Пошли уже, — Лохматый недовольно повел плечами, — в животе пусто, выть хочется от голода. Мари, можно, я от тебя кусок откушу, если что?
— Дурак! — Мари даже не хотелось ругаться. — Понравилось тебе, Алекс?! Та, вся в узорах и со змеей, что ли? Так вся и крутилась в разные стороны, точно ради тебя!
— Ты чо?! — Алекс оторопел, неожиданно перестав строить из себя невозмутимо-крутого перца. — Да я…
— Дурак ты, Алекс! Дома бы оставался, какао мамино пил!
И она пошла дальше. Зачем сорвалась, чего он ей сделал, а? Обидела не за что…
В следующем вагоне их никто не встретил. Совершенно. И тут стояла самая настоящая гробовая тишина. И почти не было света. Так, редко и порывисто горели за красными колпаками масляные лампы.
— Елки-палки… — шепотом протянул Алекс. — Жуть какая…
Панели темного дерева, покрытого резьбой из переплетающихся змей и драконов, скалящих злобные морды и, казалось, ворочавшие блестящими глазами из янтаря и сердолика со всех сторон. Треугольный острый потолок, куда сбегались поперечные балки-ребра, делавшие проход похожим на готическое здание. Вездесущий сквозняк, здесь сухой и пахнущий чем-то еле уловимо едким, лениво колыхал длинные полотнища-флаги, свисающие до самого пола из непроглядно черных каменных плит.
Старые портреты в темных тяжелых рамах закрывали оконные проемы, и без того узкие и вытянутые. Рыцари и дамы, в латах, камзолах и платьях с высокими резными воротниками безразлично смотрели на троих подростков, идущих вперед очень осторожно.
— Мне кажется… — Алекс вдруг взял Мари за руку. — Они за нами следят. Глазами.
Лохматый, застыв рядом, странно посмотрел на него, потянул в себя воздух нервно дергающимся носом. Лицо их дылды застыло, лишь играли желваки, глаза метались взад-вперед, прищуренные и что-то ищущие.
— За мной, — прямо как недавний проводник, Лохматый кивнул вперед, — быстро, не задерживаясь.
Мари и не хотелось. А вместо того, чтобы скинуть пальцы Алекса, лишь взялась крепче. Вагон заставлял нервничать, и пройти его хотелось быстрее… еще быстрее… еще…
Сквозняк, постоянно странно меняясь, то атаковал сбоку, до давал легкого подзатыльника, то нападал прямо в лицо. Тащил за собой хвост этого змеиного запаха, переливавшегося блестящими ядом клыками, солью и медной стружкой, свежей и так сильно пахнувшей, добавлял земли, тяжелой и недавно вскопанной, но не как на грядке, а глубже, окутывал сырой тяжестью старой одежды, закрытой в глухих деревянных ящиках, спрятанных в темноте, сгущавшейся вокруг все сильнее, все плотнее, вязкой и липкой, тянущейся к теплым людям, почему-то идущим там, где живым не место.
— Гости-и-и…
Голос дотянулся из-за спины. Плавный женский голос, вроде бы отдающий звонкой юностью, но… но с неуловимым скрипом многих-многих лет, прячущихся в нем. Дотянулся, коснувшись, почти по-настоящему, ледяными пальцами с острыми, покрытыми вишневым лаком, ногтями. Мари замерла, по спине, очень даже ощутимо, пробежались мурашки, такие же холодные.
Ладонь Алекса ощутимо нагрелась, почти обжигая. Он обернулся, но раньше, закрыв обоих собой, туда шагнул Лохматый.
— Здравствуйте, неожиданные попутчики.
Она не казалась молодой не, куда там. Было ей лет, наверное, почти тридцать, точно, на десяток и больше старше Мари. В самом обычном спортивном костюме, мягких кроссовках и волосами, стянутыми в хвост. Встреть ее в обычном поезде, пройдешь, не заметишь. Но сейчас…
Опасность часто прячется не в напряженных боевых мускулах или оружии, сжимаемом в руках. Она, настоящая и осязаемая, скрывается в глазах. Нет-нет, никаких особых знаков или плещущемся боевом безумии. Расслабленный обычный взгляд, скользящий по тебе самому, выбирая уязвимые точки, вдруг становится, на короткий миг решения, ощутимо острым, как скальпель. Вот такая настоящая опасность.
Ее зелено-кошачьи глаза смотрели именно так, как многие из пытавшихся сделать жизнь Мари хуже. И еще… и еще она рассматривала всех троих чуть оценивающим взглядом хозяйки, выбирающей мясо для гуляша или стейка, такой вот равнодушно-расчетливый взгляд.
Мари сглотнула, поняв, что темнота вокруг стала совсем густой и плотной. Ой-ой, мне, пожалуйста, кусочек бедрышка вот этой девочки, такой аппетитный, так и читалось в зеленых и чуть раскосых глазах.
— Мы пассажиры, — хрипло сказал Лохматый, — просто идем через вагон.
— Я поняла, — уведомила зеленоглазая.
Черт-черт! Мари вдруг поняла простую вещь: последняя зеленоглазая попалась им в аптеке, и закончилось все только…
— Мы вас не потревожили? — поинтересовался Лохматый. Чересчур вежливо.
— Разбудили, — женщина поджала губы, — заставили встать, а я же просто отдыхала. Да еще и, ай-ай, заставили вспомнить, что голодна.
Так… Мари испугалась не на шутку. Темнота вокруг шелестела невидимыми змеиными чешуйками и в несколько голосов начала шептать что-то неразборчивое. Зрачки зеленых глаз стали большими, заполнили всю радужку, уставились прямо на Мари…
Тук-тук-тук… сказало сердце, вдруг становясь очень вялым.
Тук-тук-тук… хочется отдохнуть, лечь прямо здесь и заснуть.
Тук-тук-тук… Алекс, ты как… Алекс… Алекс…
Темнота, мягко стелившаяся вокруг, потекла под ноги почти видимым плотным туманом, белесой густой сметаной поднялась почти до пояса, ласково касаясь нежной щекоткой и притягивая окунуться в нее…
Ой… как же хочется спать… И глаза вдруг затягивают в себя, говорят, ты подойди, у меня тут свободный удобный диван, на нем так можно вытянуться, расслабиться, положить руки вдоль тела, повернуть голову набок, уткнувшись в маленькую бархатную подушечку и…
— Ай!
Лохматый влепил ей пощечину. И еще, где-то на груди, раскаляясь и дрожа, что-то нагревалось. Ее медальон, полученный от Карла! Эй, что ту вообще происходит?!
Алекс приходил в себя хуже, щурясь совершенно сонными глазами, крутил головой. И ничего-ничего не понимал, только мягко и влажно, как вытащенный удочкой карась, шлепал губами.
Лохматый, мотая своей косматой головой, отступал, толкая их спиной и растопырив руки в сторону. Его ощутимо трясло, и почему-то треснула по шву куртка на спине.
— Ты пожалеешь, — пообещала сейчас невидимая женщина, — могли бы разойтись без угроз.
Лохматый не ответил, дрожа все сильнее и…
— Как дети малые! — протянул Карл откуда-то оттуда, где женский голос уже шипел по-змеиному. — Оставь на немножко, обязательно напакостят. Мадам, рад приветствовать, позвольте познакомиться… Карл.
— Откуда ты взялся? — она почти взвизгнула, выплевывая слова. — Ты же в Хелль…
— Так мы знакомы?
— С дороги, маг!
— Всегда рад услужить красивой женщине…
Лохматый успокоился, опустил руки, только недовольно сопел.
Мари выглянула из-за него, обрадовалась, увидев Карла. Тот, так и не сняв шляпы, остался в футболке. На ней красовалась надпись «Молот ведьм», а сам маг довольно ухмылялся.
Вот только одна рука была за спиной, и когда он подошел, встав боком, Мари заметила рукоять револьвера.
— Вы совершеннейшие малолетки, а? — Карл покачал головой. — Хотя бы предупредили, что уходите.
— Кто это была?
— А, Мари, тебе вдруг стало интересно. Ну, оглядись вокруг, ничего странного не видишь?
— Да тут все странное! — выпалила Мари, следуя указанию и снова рассматривая страшный вагон.
— Вот ведь, а? И вроде бы дитя современной поп-культуры, сразу должна была понять, где нормальный и веселый вагон с сатирами, менадами, вакханками и остальным табором, а где — скучный и навевающий легкую оторопь своим пафосом гробовоз кровососов.
— Что?
— Вампиры, — Лохматый дернул щекой, — ты не поняла, что ли?
— А ты весь такой спокойный и храбрый, что ли? — Мари опять стало стыдно, но удержаться и не начать ему хамить не получилось. — Защищал ведь, а?
— Спасибо сказать не судьба?
— Спасибо.
— Ладно, хватит! — Карл подтолкнул их к выходу. — Давайте уже уйдем отсюда, слишком мрачно. Да и люди спят.
— Люди?!
— Да какая разница?! Вы куда шли?
— В ресторан.
— Ну вот и пошлите, я тоже проголодался, а печеньем бабушки Лейво больно не наешься.
Алекс, подталкиваемый Лохматым, зевнул и посмотрел на него:
— А как там Злой?
— Самовар выиграл, запас курительного табака и все треклятое печенье, как… Фу, вышли, наконец-то.
Они вывалились в тамбур, зло глядя на мирно дремлющего в качалке проводника. Карл, явно намереваясь пнуть хотя бы мощный ботинок, так и двинулся вперед.
— Не советовал бы, — пробормотал дворф с бородой, заплетенной надвое и с костяными бусинками. — Я все контролировал.
— И не стыдно врать-то? — Карл покачал головой. — Ты ж спал, как ленивец на дереве.
— В правилах нашего экспресса все указано. Учитывая форс-мажоры.
— Это не форс-мажор, борода. — Лохматый ткнул пальцев в оставленный вагон. — Это…
— А не надо шляться, где не попадя, — посоветовал проводник, не открывая глаз, — и не стоит жадничать, могли бы поесть и в вагон заказать. И хватит разводить шум из-за ничего, все целы, все живы. А пассажиры моего вагона пользуются особым расположением собственника, являясь деловыми партнерами и держателями акций нашей железной дороги.
— Точно, — кивнул Карл, — а тут какая-то непонятная молодежь права качает.
— И не менее непонятный пожилой сопровождающий.
— Ай, ну тебя, — махнул Карл.
— Хм… — гном приоткрыл глаз, хитро блеснув им в щелочку. — Тебе надо другими словами пользоваться.
— А?
— Ой все!!!