Для Агнес все началось с пробуждения. Она почувствовала приятное тепло… и что-то розовое.
Она надолго задумалась. Ее последними воспоминаниями были кровать в Приюте и бормотание священника. Агнес произнесла — скорее осторожно, нежели с надеждой:
— Я в раю?
— Нет. Рай подождет, — спокойно ответил мужской голос. — А у нас есть некоторые неотложные дела.
Сестра Агнес прошептала (хотя и понятия не имела, как именно):
— И там будет хор ангелов?
— Не совсем, — ответили небеса. — Пять баллов за то, что вы процитировали песню покойного Джима Стейнмана в первую же минуту, как пришли в себя. А теперь, увы, вам снова придется поспать.
И темнота покрыла небесный свод, который, потухая, произнес:
— Великолепно…
Самое удивительное — это было сказано по-тибетски. И она поняла.
Снова прошло какое-то время.
— Агнес? Мне придется разбудить вас на некоторое время, просто для калибровки…
Тогда они показали Агнес ее новое тело — розовое, обнаженное, очень женственное.
— Кто до этого додумался?
— Прошу прощения?
— Послушайте, даже до того, как я распрощалась со своей грудью, она была не такого размера, заверяю вас. Пожалуйста, можно на размер меньше?
— Не беспокойтесь. Все меняется. Если вы согласитесь потерпеть наше общество, в конце концов мы предоставим вам целый ассортимент тел на все случаи. Разумеется, протетических. Вы вполне сможете сойти за человека; с тех пор как я начал собственные эксперименты, наука заметно шагнула вперед. Хотя в техническом смысле в вас будет мало человеческого. Кстати говоря, над вами трудится множество хирургов и прочих врачей, состоящих на жалованье в одном малоизвестном филиале Корпорации Блэка. Они и понятия не имеют, кто вы. Забавно, правда?
— Забавно?..
Агнес внезапно поняла, с кем разговаривает.
— Лобсанг! Ах ты сукин сын!
Темнота нахлынула вновь. Но гнев остался. Гнев, который она всегда считала союзником. Который переполнял ее. И теперь Агнес цеплялась за него.
Наконец розовый свет вернулся.
И голос Лобсанга негромко произнес:
— Я вновь приношу свои извинения, но это очень деликатная процедура — так сказать, эндшпиль. Я три года работал над вашим воскрешением, и процесс почти завершен. Сестра Агнес, дорогая Агнес, вам нечего бояться. Более того, я надеюсь лично увидеться с вами завтра. Пока ждете, не хотите ли послушать музыку?
— Только не Джона Леннона, пропади он пропадом.
— Нет-нет. Учитывая ваш вкус… как насчет Бонни Тайлер?
Сестра Агнес проснулась вновь — озадаченная. Кроме того, она чуяла запах кофе и яичницы с беконом.
Запах исходил с подноса, стоявшего рядом с кроватью, на которой она лежала. Очевидно, его поставила туда некая молодая особа — в очках, дружелюбная на вид, с азиатскими чертами, возможно японка.
— Спешить некуда, мэм. Не торопитесь. Меня зовут Хироэ. Пожалуйста, если вам что-нибудь нужно, только попросите.
На самом деле вернуться к жизни оказалось не так уж сложно. С помощью Хироэ Агнес добралась до ванной, которая примыкала к комнате, похожей на недорогой гостиничный номер, приняла душ, полюбовалась на свои безупречные зубы в зеркале и безуспешно посидела на унитазе.
Хироэ сказала:
— Физически ничего особенно сложного. Ваше тело уже прошло через множество базовых процессов, пока вы были покружены в глубокий сон. Так сказать, мы подвергли его обучению. Пожалуйста, походите немного туда-сюда и скажите, что вы чувствуете.
Сестра Агнес побродила по комнате и поделилась впечатлениями. Она попробовала кофе, который оказался недурен, и с удивлением обнаружила, что бекон не просто поджарен, а почти обуглен — именно так, как она всегда предпочитала.
А в шкафу оказалось полно одежды, в том числе ряса вроде той, что она носила много лет. Агнес помедлила. Будучи католической монахиней, но, некоторым образом, неортодоксальной, она и раньше сомневалась в своем статусе, а теперь впала в совершенное замешательство. Но Агнес принесла обет давным-давно и подозревала, что он продолжает действовать, а потому надела облачение и улыбнулась, радуясь исчезновению старческой боли в каждом суставе и давно позабытой свободе движений.
Она сказала японке:
— Наверное, мне предстоит встреча с самим Лобсангом?
Хироэ рассмеялась.
— Он предупредил, что вы быстро перейдете к делу. Пожалуйста, следуйте за мной…
Агнес прошла вслед за Хироэ по коридору со стальными стенами, миновала череду дверей, которые открывались и закрывались с автоматическим шиком, и оказалась в кабинете, полном книг и антикварной мебели. Он словно сошел с иллюстрации, вплоть до пылающего в старинном очаге огня. Но Агнес узнала это место — по описаниям Джошуа, уже знакомого со стилем Лобсанга.
В комнате стояло вращающееся мягкое кресло, обращенное к ней спинкой.
— Огонь ненастоящий, да? — резко спросила Агнес. — Джошуа рассказывал. Он говорил, что треску недостает хаотичности.
Из кресла не донеслось ни звука.
— Послушайте. Я не знаю, следует ли мне благодарить вас или злиться…
— Об этом от вашего имени просил Джошуа, — наконец ответил искусственный голос. — Ну или, по крайней мере, я сделал такой вывод. Меня пригласили повидаться с вами, когда вы болели, помните? В Приюте, в Мэдисон-Запад-5. Вас уже причастили. Вы страдали, Агнес.
— И я этого не забуду.
— Джошуа попросил облегчить ваши муки. Несомненно, вы бы не отказались…
— Джошуа. Ну конечно, он пришел.
Из всех детей, о которых Агнес заботилась в Приюте, Джошуа Валиенте был самым… примечательным. Как характерно для него — не забыть, не уйти навсегда. Джошуа вернулся, когда она нуждалась в нем — когда ее жизнь, после долгих-долгих лет, угасала, как свеча. Он вернулся, надеясь что-то исправить.
— Джошуа обратился к вам за помощью. И я так понимаю, вы не сказали «нет».
— Да. Особенно когда он попросил меня сквозь зубы, — ответил Лобсанг. — После инцидента в Мэдисоне мы слегка разошлись.
— Но, разумеется, он всего лишь просил облегчить мою смерть. Я не ожидала такого… богохульства!
Наконец кресло повернулось, и Лобсанг взглянул на нее. На нем было оранжевое одеяние, голова обрита. Агнес прежде видела его только раз и запомнила это лицо — странное, не вполне человеческое, неопределенного возраста, словно реконструированная внешность жертвы пожара. Она припомнила собственное изображение и подумала, что ее собственное механическое тело намного лучше. Видимо, последняя модель.
Он переспросил:
— Богохульство? Мы будем общаться в таком духе?
— А в каком же духе вы хотите общаться?
— Давайте лучше поговорим о причине, по которой я… вернул вас.
— Причина? И что же это за причина?
— О, вам понравится. Я буду очень рад, если вы воспользуетесь столь необычным случаем и обдумаете мое предложение — новую цель, которая, полагаю, совпадает с вашими собственными желаниями. Вы готовы меня выслушать?
Сестра Агнес опустилась в точно такое же мягкое кресло напротив.
— Кстати, как вам ваше новое тело?
Она подняла руку, взглянула на нее, согнула пальцы и вообразила, что слышит жужжание крошечных гидравлических моторчиков.
— По-моему, вы превратили меня в чудовище Франкенштейна.
— Чудовище Франкенштейна было гораздо умнее и полезнее, чем его так называемый создатель. Это так, к слову.
— К делу. Что вам нужно?
— Агнес, я много слышал о вас от Джошуа — а также почерпнул из других источников, включая ваши собственные дневники. Я знаю ваше исключительное сочувствие по отношению к безнадежно испорченному человечеству, а потому я совершил похищение, так сказать, от имени упомянутого человечества. Я предлагаю вам интересную миссию. А именно: мне нужен противник.
— Кто?
— Агнес, вы меня знаете. Вы знаете, кто я такой. Я охватываю весь мир. Точнее, миры. Мои способности неизмеримы. Начиная с умения не платить за парковку и заканчивая масштабами, которыми не мог похвастать ни один тиран в мировой истории. Я никому не подчиняюсь, не отчитываюсь ни перед кем, кроме самого себя. Даже Дуглас Блэк — всего лишь мой патрон, куратор. Он не способен меня остановить. В том-то и проблема.
— Правда?
— Конечно! Почему вы так удивлены? Мне нужен противник, Агнес. Человек, способный сказать, если я переступлю черту. Сделаюсь бесчеловечным. Или чересчур человечным. По-моему, учитывая все то, что рассказывал про вас Джошуа, вы идеально подходите на эту должность.
— Вы вернули меня к жизни, чтобы сделать вашей совестью? Бред какой-то. Даже если я соглашусь, каким образом я помешаю вам делать то, что вы хотите?
— Я объясню, как остановить меня.
— Что? Это вообще возможно?
— Это… нелегко, — признал Лобсанг. — Сейчас существует множество моих итераций, рассредоточенных по всему миру, по Долгой Земле и даже по нескольким локациям в пределах Солнечной системы. Сами понимаете, лучше лишний раз сохраниться. Но — да, я могу дать вам возможность удалить меня отовсюду.
— Хм. И в какой из упомянутых итераций находится ваша душа?
— Раз уж мы с вами разговариваем в наших новых телах, давайте согласимся, что душа не знает границ.
— А у меня есть выбор?
— Конечно. Вы можете уйти сию секунду, и вас переправят в любое место на планете по вашему выбору. Я больше никогда не напомню о себе. Или… ну, у вас тоже есть кнопка выключения, Агнес. Но я знаю, что вы не прибегнете к этому способу.
— Ах, вы знаете?
— Когда я в тот день пришел к вам с Джошуа и спросил, жалеете ли вы о чем-нибудь… помните? Вы шепнули: «Так много осталось дел». Вот шанс их доделать. Что скажете? Хотите стать моим Босуэллом, Агнес, при мне — Джонсоне? Ватсоном при мне — Холмсе? Сатаной при мне — Боге?
— Или вашей сварливой женой?
Он рассмеялся странным, не вполне человеческим смехом.
Сестра Агнес некоторое время молчала. Самым громким звуком в кабинете было потрескивание механического огня. В недрах этой комнаты она чувствовала себя как в заточении. Ей страстно хотелось отсюда вырваться. Промчаться по шоссе…
— А где мой «Харлей»?
— Джошуа убрал его в надежное место. Шины накачаны, бензобак пуст, все смазано.
— Я смогу ездить на нем? То есть физически…
— Конечно.
— И эта ваша чертова алхимия позволит мне пить пиво?
— Несомненно.
— Кстати говоря, где я нахожусь, блин?!
— В Швеции. В штаб-квартире моего собственного филиала медицинского управления Корпорации Блэка. А на улице отличный морозный день.
— Правда?
— Здесь тоже есть мотоциклы. Кое-что я продумал заблаговременно. Не «Харлей», конечно, но… хотите прокатиться?
Соблазн был сильный. Вновь стать молодой. И в седле…
— Минутку, — твердо сказала Агнес. — Как там Джошуа?