О судьбе монастыря на вершине горы белые ничего не знали. Ариэль предполагал, что монастырь давно уже занят драконидами, как и всё царство. Принц пока не имел ни одной мысли о том, как они будут штурмовать гору, он понимал, что это задача величайшей сложности. Его полководцам надо было осмотреться на местности, и тогда они разработают план операции.
Вечер застал их километрах в десяти от цели похода, гора отсюда уже была хорошо видна, но что происходит на её вершине, невозможно было понять. Сыграли отбой, расположившись лагерем на ночлег с тем, чтобы поутру стремительным броском приблизиться к цели и всё выяснить. Ариэль никак не мог уснуть, провалявшись час в палатке, он вышел на улицу и стал смотреть на гору, окутанную мраком. Даже его очень острое зрение не позволяло что-либо рассмотреть. Он пытался молиться, но нервы были настолько взвинчены, что молитва не шла, она получалась отрывочной, мысли разбегались, хотя обдумывать пока было особо нечего, он не мог сосредоточиться. Сзади к нему подошёл Стратоник, которому тоже не спалось:
— Стыдно признаться, но я никогда здесь не был. Несколько раз собирался совершить паломничество к мощам святого апостола Фомы, но так и не собрался.
— А я здесь был, — задумчиво сказал Ариэль. — Перед тем, как отправиться во внешний мир. Величайшая святыня. Никогда не забуду того благодатного состояния, которое тогда пережил. Сейчас той благодати уже не будет. Мы — свора кровавых чудовищ, совсем не похожих на паломников.
— Это так, — Стратоник тоже стал задумчив. — Но уж какие есть. Мы расчистим путь будущим паломникам. Благодать вновь вернется на эту гору. А мы так и останемся чудовищами, не достойными этой благодати… Что там вокруг горы?
— Глубокие воды. Раньше накануне дня святого Фомы воды уходили, и паломники спускались на дно ущелья по ступеням, а потом поднимались на гору. Это было Божье чудо, сейчас воды уже не уйдут, чудеса в нашем царстве иссякли.
— А что с нашей стороны глубоких вод?
— По берегу кольцом расположены 12 монастырей в честь апостолов. Эти-то монастыри нам завтра и придётся штурмовать, а как воду перейдём, как на гору полезем — ума не приложу. Подъём на гору и так тяжёл, а если ещё сверху нам будут бить мечами по головам, станет совсем не весело.
— Может, наверху ещё есть монахи?
— Трудно в это поверить.
И тут они оба одновременно увидели на вершине горы крест из матового белого света. Какое-то время они молча смотрели на крест, расплываясь в счастливых улыбках, потом Ариэль сказал:
— Монастырь жив. Монахи всё ещё держат оборону. Невероятно.
На следующий день они сходу взяли один из двенадцати монастырей, который был первым на пути следования армии. Здесь был приличный гарнизон, не менее пяти тысяч человек, но нападения никто не ожидал, и раньше, чем дракониды опомнились, всё уже было кончено. Монастырь не успел затворить ворота, иначе пришлось бы повозиться, но результат в любом случае был предрешён. Здешние монастыри ни сколько не напоминали крепости, их стены, редко превышающие три метра в высоту, были скорее оградами, отнюдь не рассчитанными на штурм, но лезть даже на такие символические стены было всё же куда сложнее, чем весело ворваться в ворота.
Не трудно было догадаться, что в каждом из береговых монастырей стояло по гарнизону, гору давно уже держали в осаде, и осадная армия своей численностью явно превышала силы Белого Ордена, но, атакуя очередной монастырь, белые всегда имели численное превосходство. Дракониды из других монастырей не шли своим на подмогу. Или они ещё не поняли, что происходит рядом с ними, или считали, что за стенами, пусть и слабыми, воевать всё же сподручнее, чем выходить в чистое поле. Белые брали монастыри один за другим, это оказалось довольно нудной, хоть и весьма кровавой работой. Некоторые монастыри успевали затворить ворота, но это были скорее двери, отнюдь не рассчитанные на штурм. Белые не полезли на стены, а просто срубили могучий дуб и, сделав из него таран, высадили ворота, не сильно напрягаясь. С изготовлением тарана, впрочем, провозились, на это ушло много времени, но дракониды в монастыре никак не использовали время в свою пользу.
Ариэль смотрел за тем, как их воины берут монастыри один за другим, и думал о том, что во внешнем мире всё было бы гораздо сложнее. Там тактика обороны пусть даже незначительного укрепления была отработана до мелочей. Со стен их сейчас засыпали бы стрелами, а драконы ни разу не выстрелили, то ли у них не было лучников, то ли они до этого просто не додумались. При первой же попытке вышибить ворота, их забросали бы со стен камнями, а то и залили бы кипящим маслом. К воротам изнутри подкатили бы телеги с камнями, и вышибить их было бы не так просто. Из соседних монастырей обязательно устроили бы вылазки. С каждым таким монастырём им пришлось бы возиться несколько дней, и потери были бы втрое больше, а тем временем обязательно подошли бы основные силы противника, которые располагались не так уж далеко отсюда, и белым настал бы конец.
Дракониды толком не умеют воевать, так же как впрочем и белые, это первая большая война в их мире, а внешний мир воюет непрерывно уже много тысяч лет. Но драконы, точнее бесы, за тысячелетия видели столько войн, что безусловно хорошо знают стратегию и тактику. Они могли бы так научить людей оборонять крепости, что белым было бы их никогда не взять. Белым не у кого было учиться, сам Ариэль видел во внешнем мире не так уж много, по сравнению с драконами его опыт был ничтожен. Но вот белые щелкают крепости, как орехи, именно потому что дракониды, имеющие превосходных учителей, ничему не обучены. Драконы не сочли нужным их учить, думали, что это не потребуется. Драконы вообще не готовились к войне, создав огромное войско скорее для устрашения мирного населения. Так воистину безумная гордыня драконов фактически свела на нет все преимущества их огромного опыта и великолепные интеллектуальные возможности. Драконы слишком презирают людей, слишком раздуваются от чувства собственного превосходства, и это их сейчас губит. Они ведь почти победили, не учли только того, что найдётся горстка безумцев, которые предпочтут до единого погибнуть, но не подчиниться бесам. Это невозможно было предвидеть? Но если бы драконы хорошо знали людей, они бы поняли, что непримиримые обязательно найдутся и основательно подготовились бы к столкновению с ними. Но неужели бесы плохо знают людей? Уж вроде бы досконально изучили человеческую природу за тысячелетия. Но вот чего бесам никак не дано понять, так это того, что являет собой человек, который борется за собственную душу в союзе с Богом. Они не знают, что такое Божья помощь, потому что сами уже давным-давно её лишены. Они, похоже, уверены, что без Бога жить легче. Но без Бога гибнут самые великие замыслы самых великих сил. Трагедия драконов — это трагедия богооставленности. Им уже не дано понять, что для человека, если он с Богом, не существует невозможного.
Все 12 монастырей были взяты. Гарнизоны частично перебиты, частично поставлены под оружие в ряды Белого Ордена. Многих пока просто посадили под замок в монастырских кельях, благо поход был закончен и у белых теперь было весьма приличное жильё со всеми подсобными помещениями, они могли не торопиться, решая судьбу некоторых не вполне надёжных пленных.
— Что будем делать, господа? — спросил Стратоник на военном совете. — Воды вокруг горы битком набиты боевыми галерами. Они теперь жмутся к горе, с берега на них не запрыгнешь. Вариантов наших действий несколько, и ни один мне не нравится. Первый — мы можем просто взять этот флот в осаду. Количество продовольствия на галерах ограничено, скоро там начнётся голод и экипажи сами сдадутся на нашу милость.
— Не вариант, — заметил Марк. — Во-первых, мы не знаем, сколько у них продовольствия, может быть, и не мало, а вода в канале пресная, её можно пить. К тому же они могут свободно выходить на гору, а там и съедобные растения могут быть, и звери.
— Второй вариант — мы строим плоты, с которых пытаемся взять галеры на абордаж.
— Это ближе к реальности, но сложновато. Наши потери будут огромны. Забраться на борт корабля, когда экипаж этого не хочет, весьма затруднительно.
— Но не строить же галеры, как у них. У нас и времени на это нет, и мастера вряд ли найдутся, и спуску галер на воду противник будет препятствовать.
— Я знаю, что надо делать, небрежно проронила Изольда, сидевшая в уголке, чтобы на неё поменьше обращали внимание. — Мы обстреляем галеры зажигательными стрелами, они вспыхнут, как факелы. Лучше сделать это ночью, чтобы дракониды сначала заживо сгорели, а потом уже поняли, что произошло.
— Полный инфернал, — воскликнул Стратоник.
— Мессир желает найти способ войны более гуманный по отношению к противнику? Изольда встала, в своём чёрном одеянии с крестом, черепом и костями она выглядела зловеще, а её ироничное спокойствие только усугубляло этот эффект.
— Мессир желает победить, — буркнул Стратоник с некоторой даже робостью.
— Вот и замечательно. Значит принято? — усмехнулась Ильзода.
— Принято, — Ариэль сказал единственное слово за всё совещание.
Посреди ночи галеры горели великолепно и жутко. В воду прыгали горящие человечки, окрестности наполнялись душераздирающими криками, которые вскоре слились в единый и бесконечный жуткий вопль. Рыцари с берега молча смотрели на этот очень красивый и захватывающий праздник смерти. На их лицах, озарённых бликами пожара, иногда отражалось злорадство, иногда — хладнокровная деловая удовлетворенность, но чаще всего — кромешный ужас. Не всем понравилось чувствовать себя драконами, которые жгут людей заживо. Думали, что многие враги, прыгнув в воду, смогут выплыть на берег, но до берега не добрался ни один, во всяком случае, с внешней стороны канала.
Поутру белые не увидели в канале ничего, кроме обгорелого мусора. Недогоревшие остатки галер ушли на дно. И людей здесь, как ни бывало. Кристальные воды священного канала были отравлены трупным ядом. Ариэль вспомнил, как накануне дня апостола Фомы, эти воды сами уходили, открывая чистое дно, на котором не было даже водорослей и моллюсков. Теперь, если бы вода ушла, по дну пришлось бы идти между обгорелыми остовами кораблей и раздувшимися трупами. «Господи, закрой всё это навсегда, пусть эта вода никогда не уходит и не открывает картины беспредельной человеческой жестокости», — взмолился Ариэль. А вслух он сказал только одно: «Всем рубить лес на плоты».
Рыцари понимали, что на горе полно драконидов, монастырь всё ещё держался, но осада могла подступить уже под самые его стены. Впрочем, гора была едва ли не полностью покрыта непроходимыми зарослями колючих кустарников, так что вся она никак не могла быть облеплена драконидами. Хорошо расчищенным был только подъём на гору. Лишь здесь и следовало ожидать противника.
Когда первый плот с рыцарями ткнулся в базальтовую лестницу, уходящую в воду, из зарослей на него полетела туча стрел. После первого же залпа ни один из двадцати рыцарей, бывших на плоту, не остался в живых. Рыцари были для стрелков идеальными мишенями, на плоту они располагались, как на блюдечке, при этом сами стрелки оставались невидимыми, они успели подготовить в зарослях рядом с подъёмом хорошие позиции. Второй плот с рыцарями постигла та же участь, убитые остались лежать на плоту, лишь некоторые раненные ещё корчились и стонали, а те из раненных, которые упали в воду, камнем пошли на дно, все они были в кольчугах и на поверхности воды держаться не могли.
Следующие плоты уже не решались подплывать к месту подъёма, на верную смерть. Ситуация сложилась безвыходная, но тут все увидели, что к горе приближается плот с чёрными лучницами. Они дали залп по зарослям, откуда сразу же послышались крики, но тут же последовал залп по лучницам, половина из которых упала, а оставшиеся на ногах дали ещё залп, опять результативный. Из зарослей вновь ответили, часть лучниц опять упала. На ближайшем к подъёму плоту рыцари не растерялись и под прикрытием перестрелки лучников успели ткнуться в берег. И по ним тоже успели выстрелить, но зацепили уже не всех, половина рыцарей с плота смогла спрыгнуть на берег, бой завязался уже на горе.
Лучников в зарослях перебили быстро, впрочем, ни один рыцарь первого десанта не остался в живых. Они успели создать крохотный плацдарм на берегу к тому моменту, когда были полностью перебиты. Плоты подходили один за другим, рыцари начали шаг за шагом подниматься по лестнице, ведущей на вершину горы. Вся лестница была полностью забита чёрными, дрались они отчаянно, к тому же сверху им было удобнее рубить. Так что каждая ступенька стоила жизни не одному белому рыцарю. Чёрных здесь не могло быть много, даже если вся лестница до вершины была ими забита, их набралось бы тут лишь несколько тысяч. Белые численно превосходили их во много раз, но это не давало им никакого преимущества, на лестнице могли сражаться одновременно не более трёх человек. И отступать чёрным было некуда. Сзади теснила масса своих, а по бокам сплошные заросли, не позволявшие ни на шаг сойти с лестницы, так что дрались они до последнего вздоха. К тому же это были сатанисты, вообще не склонные бежать или сдаваться, и они ни сколько не возражали против того, чтобы умереть. Чем дальше человек отходит от Бога, тем ужаснее становится его жизнь, а жизнь сатанистов уже настолько кошмарна, что они сами ищут повода, чтобы её прекратить, вот и весь секрет храбрости.
Белые всё же продвигались вперёд шаг за шагом, шли буквально по трупам, не только врагов, но и своих. Продвинувшись всего метров на сто вверх, потеряли более двухсот человек. Тот, кто смертельно выдохся, не мог выйти из боя, уступая место свежим силам, в этой тесноте надо было либо из последних сил карабкаться вперёд, либо падать под мечём. И падали, исчерпав все силы, и по их телам карабкались новые рыцари.
Те, кто выжил во время этого кровавого подъёма, потом говорили, что в жизни им не довелось пережить ничего более страшного. Они отбили ещё метров двести лестницы, и подъём окончательно встал, свежему пополнению всё сложнее было карабкаться вверх по горам трупов, они вступали в бой уже не особо свежими. А чёрные, совершенно не уставая, терпеливо дожидались новых белых и методично их выбивали. Сатанисты уже начинали понемногу переходить в контратаку, но наступать вниз по трупам им тоже было не особо сподручно. Они подставлялись, пропускали удары, падали, ситуация сложилась патовая, атаковать уже никто не мог.
И в этот момент белые услышали, что где-то на середине подъёма, выше их метров на триста, начался бой, кто-то теснил чёрных сверху. За изгибами лестницы этого боя не было видно, и рыцари не могли понять, что происходит, а чёрные, похоже, всё поняли, хвост их вытянутой на лестнице цепочки переключился на верхний бой. Белые ободрились и усилили натиск снизу. Чёрные, оказавшись зажатыми между двумя потоками наступающих, дрались всё более отчаянно, и всё более неосторожно, они хаотически сыпали бессмысленными ударами, словно желая побыстрее погибнуть и получая такую возможность. Наконец наступление сверху сомкнулось с наступлением снизу, между ними пал последний чёрный. Белый рыцарь увидел перед собой седобородого монаха в окровавленной серой сутане и с мечом в руках. Монах, переведя дух, сказал: «Черных больше нет на горе. Займитесь убитыми и ранеными».
Теперь плоты пошли в обратном направлении, к внешнему берегу канала. На плотах лежали мертвые рыцари, и белые, и черные вперемешку. Раненых перевозили отдельно, но только белых, черных добивали сразу, они и сами ничего другого не желали, их жизнь закончилась не сегодня. Уже смеркалось, когда лестницу полностью очистили от тел. Ариэль, Стратоник и Жан, оставив Марка командовать на берегу и взяв с собой лишь десяток рыцарей, подплыли на плоту к подъему и начали восхождение. Принц поднимался по окровавленным ступеням первым, даже не пытаясь сдерживать слезы. Он поневоле вспоминал тот давний подъем на гору, такой мирный, молитвенный и благодатный. Сегодняшний подъем по лужам крови после жуткого побоища, в котором он не участвовал, казался почти кощунственным. Гора теперь была овеяна смертью, вокруг ещё витали души тех, чья жизнь только что прекратилась. Ариэль ни как не мог привыкнуть к этому парадоксу: спасая святое место от осквернения, они сами его осквернили. Спасая свои души, они губили их. Но другого выхода не было, и в правильности пути сомнений не возникало. Он, принц, должен был шагать наверх, к трону, по лужам крови. И принимать участие в сегодняшнем бою он не имел права вовсе не из боязни оскверниться, ведь, посылая рыцарей на смерть, он осквернился не меньше, а даже больше их. Но его жизнь теперь ему не принадлежала, она принадлежала всему царству, так что бросать себя в кровавую мясорубку он больше не мог.
Он вдруг понял, что та благодать, которую он чувствовал во время давнего паломничества на этой лестнице, была совершенно незаслуженной, его душа тогда не имела глубины, он думал, что купаться в лучах благодати — это само собой, а Бог тогда просто подарил ему чистую духовную радость, чтобы она укрепляла его сейчас. Его душа была всё еще жива только благодаря тому давнему незаслуженному дару. Круг в его душе замкнулся, то что было тогда и то что есть сейчас, стало единым целым. Слёзы высохли. Молитвы хрипели в его горле. Они теперь не были чистыми, но они были сильными. Сильнее, чем тогда.
Вот они уже на вершине, перед ними выросла громада монастыря. У самих ворот их встречал настоятель со старшей братией.
— Приветствуем ваше высочество.
— Где тут высочество? — широко улыбнулся Ариэль, узнав того священника, который наставлял его перед путешествием во внешний мир.
Батюшка тоже широко улыбнулся и распахнул принцу свои объятия. Они сразу пошли в храм, Ариэль, переступив порог, сначала растерялся, здесь что-то было не так. Он понял: нет раки святого апостола Фомы, которая раньше висела в воздухе на серебряных цепях.
— Святого апостола мы погребли, — пояснил настоятель.
— Выбили в скале глубокую шахту, положили раку на самое дно и засыпали. Это здесь, — настоятель показал на две гранитных плиты пола, которые внешне ничем не отличались от других. — Место погребения не отмечено, потому что мы ждали в гости не вас, а совсем других людей, которым ни к чему было знать, где покоятся мощи.
Принц встал на колени, перекрестился и приложился лбом к плитам, под которыми упокоились мощи святого апостола. Рыцари один за другим последовали его примеру.
— Наша оборона началась, собственно, с вопроса о судьбе мощей. Сначала мы не имели намерения сопротивляться, хотели встретить безбожников со сложенными на груди руками и принять смерть. Но мысль о том, что эти недостойные люди осквернят мощи, показалась нам совершенно невыносимой. Решили спрятать мощи как можно глубже, вскрыли плиты пола, начали долбить скалу, тем временем надеясь отбить хотя бы первый натиск безбожников. Когда их отряд поднялся на гору, наши монахи встретили их, вооружённые столь экзотично, что вы бы долго смеялись, увидев эту гвардию Христову. Мечей в монастыре никогда не держали, ничего острее кочерги ни у одного их монахов в руках не было, большинство вооружились тяжёлыми палками. И мы погнали их! Монахи, никогда оружия в руках не имевшие, погнали профессиональных военных, которые были прекрасно вооружены. Такова была Божья милость к нам, немощным. Господь, должно быть, показал нас безбожникам страшными чудовищами с огромными клыками. Да ведь так оно и есть. Для сатаниста любой монах — чудище, потому что самый убогий монах уже является транслятором хотя бы слабой благодати, которая страшна для совершенно обезбоженного существа. Мы гнали их до середины горы, там есть одна площадка, на которой мы поставили свой заслон. Вооружились мечами, которые побросали безбожники, хотя кольчуг никогда не надевали. Монах, который пытается спасти свою жизнь, просто смешон.
Сатанисты ещё несколько раз нас атаковали, мы отбили все атаки. Должно быть это была потеха, смотреть, как глупо размахивают мечами наши вполне безобидные иноки. А я стоял у них за спиной и молился с воздетыми руками, буквально, как Моисей. Я, конечно, тоже являл собой фигуру весьма комичную. Должно быть, Господь улыбался, глядя на нас. И Он помог нам. Я и сам в это до сих пор не могу поверить: озверевшие головорезы не смогли пробить заслон овечек с мечами. Должно быть, ангелы сражались вместо нас, убогих.
Шёл месяц за месяцем, мы выдолбили в скале очень глубокую шахту, и погребли мощи святого апостола. Первоначальная цель нашей обороны была исполнена, но мы решили держаться и дальше, раз уж Господь благословил нас оборонять святую гору. Жаль только, наши ребята в крови испачкались, какие они теперь монахи.
— Познакомлю вас с нашими храмовниками. Это рыцари-монахи. Вот их магистр — брат Жан.
Жан сдержанно поклонился, а настоятель, посмотрев на него с изумлением и восхищением, благословил храмовника и сказал:
— Чудны дела Твои, Господи. Раньше мы и не слышали о рыцарях-монахах. Но на вас благословение Божие, брат Жан, я чувствую это. Моих парней теперь скорее сможете наставить вы, чем я.