Тыгын и его отряд отъехали от места битвы на полдня пути, и уже в сумерках остановились на берегу ручья, вдали от поселений. Посреди нескольких кривых, скрученных сосен нашлось старое кострище. Надо было немного отдохнуть, перекусить и допросить пленников.
Тыгын подозвал Бэргэна и сказал ему:
— Лучников допросишь сам, поджарь им пятки на углях, по отдельности, чтобы один не знал, что говорит другой. Кто их послал и зачем, почему они были с этим горлопаном и кто такой Бээлбэй. Всё, в общем, пусть рассказывают. А заводилу из толпы, который кричал больше всех, сначала попугай как следует, а потом ко мне приведешь.
Бэргэн поморщился, но возражать не посмел. Конечно, допрос и пытки не дело воина, но на этот раз палача с собой не взяли, и приходилось делать грязную работу своими руками. Он отправился налаживать пыточные приспособления, а тем временем слуги готовили обед на всех, ведь к ним присоединилась полусотня Талгата, и всех нужно было накормить и напоить.
Вскоре раздались сдавленные крики допрашиваемых лучников. Тыгын пожалел, что не взял с собой ни одного шамана, тогда не надо было бы никого пытать – сами бы рассказали. Но времени тащить за собой пленников не было, чтобы с ними разбираться как следует. Надо было срочно уходить на свои земли. Если ещё парни Талгата приволокут Бээлбэя, то того можно было бы дотащить до своего поместья. Его не должны были бы хватиться ещё дня три – четыре, так что время ещё было.
Пока Бэргэн терзал своих пленников, Тыгын позвал внучку.
— Сайнара, ты видишь, что происходит. Я не всё пока понимаю, но скоро прояснится. Если за нами пойдут дружинники Эллэя, будешь уходить сама, я тебе дам десяток людей Талгата. Приготовь поклажу так, чтобы её можно было скинуть в любой момент.
— Дед, я боюсь одна ехать!
— Так надо. Возможно, нас будут подстерегать поблизости от Дороги Отца. Вы пойдете немного позади нас, и в случае опасности, будете сами прорываться к мосту. Не забывай, что ты моя внучка и тебе не пристало бояться.
— Хорошо, дед, — Сайнару не прельщала мысль куда-то прорываться, но попадаться в руки грязных мужланов ей хотелось ещё меньше. Но с ней, всё-таки, тройка охранниц из клана Хара-Кыыс, так что десятка простых бойцов можно не опасаться.
Тем временем подошел Бэргэн и начал рассказывать:
— Их послали троих, двух лучников и этого балабола. Это какие-то отщепенцы, род не стали называть, я и не настаивал. Сразу видно безродных. Балабола зовут Арчах. Он должен был напоить крестьян в деревне Кызыл Юрт и всем рассказывать, что ты пришел специально и обрушил берега реки, чтобы погибли люди и теперь, когда всё рухнуло, все поля зальёт водой и не будет урожая. Призывал всех надеть жёлтые повязки, чтобы все видели, что они идут требовать от тебя раздать зерно со складов.
— Интересно, почему они не пошли к своему Улахан Тойону требовать зерно? — поинтересовался Тыгын.
— Не знаю. У лучников было задание, как только крестьяне нападут, стрелять в тебя и Сайнару из-за спин крестьян, потом уходить. Старший у них Бээлбэй, толстый мужчина непонятно какого рода с тамгой от Эллэя. Только тамгой он не приказывал, её случайно увидели. У них целый отряд, сидят они в разных караван-сараях, по три или шесть человек и еще где-то есть место, там должно быть много народу, но где, они не знают. Желтые повязки у них тоже есть, но надевают их только когда грабить идут. Но грабят не просто так, им говорят точно, кого и когда. Поначалу грозились, что за них отомстят, а сейчас уже ничего не говорят. Еще есть люди, из других отрядов, которые должны по городам и караван-сараям рассказывать небылицы про Старшие Роды. Возмущать народ против них. У всех были вот такие знаки, — Бэргэн показал две овальные латунные бляхи с непонятным рисунком.
— Хорошо, иди ужинать, людей своих накорми, — Тыгын задумался.
Как всё странно. Стрелять в человека из Старшего Рода – это вещь немыслимая, даже если он и не тойон, а уж покушение на Тойона Старшего Рода – от этого и вовсе Небеса должны рухнуть на степь. Или Эллэй сошел с ума, или же это вовсе не он, такое замыслить могли только люди, поправшие все законы. И почему из-за спины крестьян? Что, не нашлось никого, кто мог бы вызвать Тыгына на поединок, чтобы решить разногласия? Тыгын стар, но не настолько, чтобы не суметь за себя постоять, так ведь и спора никакого нет. Крестьяне тоже сами по себе никогда не поднимутся на Тойона Старшего Рода, тем более, на чужого, у них свой есть. Никто не запрещает придти к своему Тойону и требовать справедливости по закону. Имеют право. Или Эллэй уже совсем перестал заниматься своими делами, что крестьяне озверели? У себя, на своих землях, Тыгын быстро бы решил все разногласия. Голову с плеч – это первое, что правильный Тойон Старшего рода должен сделать с баем улуса, коль тот допустил волнения. Если крестьяне взяли в руки вилы – это его прямая вина. Тут даже никакого суда не надо. А потом выслушать народ и назначить нового начальника. Закон, данный Отцом-основателем, для того и существует.
Здесь же кто-то, а точнее, специальный человек, возмущает крестьян, а другие должны были его убить. Замести следы, чтобы никто не проболтался, что ли? А уж нухуры из-за смерти тойона всех бы в ярости порубили, в живых никого не оставили бы. И остались бы виноваты – на чужой земле, без своего Тойона. От таких длинных мыслей голова Тыгына пошла кругом.
А еще какой-то мутный бай, который навстречу попался. Издалека смотрел, что творится, а ведь он должен был вмешаться, на руках у него тамга от Эллэя. Но не вмешался, а скрылся. Интересно будет с ним поговорить, когда его приволокут к Тыгыну. На земле Старшего Рода Чёрного Медведя творились дела, которые вот так, сходу, понять было невозможно, но надо было. Задерживаться здесь тоже нельзя.
Тыгын сам не заметил, как съел ужин. Мысли вились роем. В жизнь Тыгына начали врываться события, которых он не хотел, но в которых был какой-то, непонятный пока, смысл. Не зря в пути попался сумасшедший предсказатель, он-то как раз и дал Тыгыну намёк, что в этом мире не всё так просто, как кажется на первый взгляд, что под обыденными явлениями лежат течения смыслов, которые, прорываясь в реальность, создают события и требуют действий. Теперь Тыгыну по событиям, которые происходят, предстояло понять, что за смыслы за этим стоят, и, тем самым, узнать, что же будет позже.
Всё было не так, как всегда. Тыгын еще раз подумал про это, повертел эту мысль и решил, что, если события непривычные, то и поступать надо не так, как привык. Враги, если таковые есть, и что-то замыслили на Род Белого Коня, будут думать, что Тыгын будет поступать так же привычно, как поступали его дед, его отец и сам Тыгын.
Пока он отвечал на события так, как привык. Если есть мятеж – порубить всем головы вот и весь сказ. Но можно ли было поступить иначе? Нет, с крестьянами иначе не получилось бы, слишком они были пьяны и не слушали слов. Но вот дальше как быть?
Показывать слабость, чтобы все сказали, что у Тыгына от старости размякли мозги? Гордость не позволит. Может это и есть – привычное? Но можно самому и не пробовать. Поставить Бэргэна старшим, дать ему тамгу, самому сказаться больным и пусть судит. Потом приехать домой, дать ещё одну тамгу сыну, пусть поработает тойоном, и никто не будет знать, кто нынче у власти. Потом можно сказать, что Бэргэн или сын своевольничали. Пусть все думают, что у Тыгына выпали зубы, а мы посмотрим, кто начнет пробовать на прочность Род Белого Коня.
Надо было разбираться с крикуном из толпы. Тыгын опять пожалел, что не взял с собой ни одного шамана. Это надо исправить. Привезут этого байчика, с шаманом будем допрашивать, так вернее будет. А сейчас поджарим пятки Арчаху и всё узнаем Нет. Поджарить пятки – это привычно. Надо сделать всё наоборот.
Тыгын подозвал Бэргэна и Талгата.
— Талгат, ты сейчас срочно пошли людей, пусть к следующей стоянке привезут из обоза шамана. Скажешь, что надо смутьяна допрашивать, он знает, что с собой взять. Ещё раз пошли людей по дороге впереди нас, чтобы никто, ты слышишь, никто, не попался нам на пути. Если увидите дружинников Эллэя, мне пошлете гонца, а сами постараетесь их задержать. Всё иди, времени у нас мало.
— Слушаюсь, господин, — ответил Талгат.
— Теперь ты, Бэргэн.
— Я весь внимание, великий, — склонился Бэргэн в поклоне.
— Тебе ничего не кажется странным в событиях последних дней?
— Всё странное, господин. Крестьяне напали на Улахан Бабай Тойона. Это неслыханно.
— Так вот. Сейчас ты будешь пугать этого, как его… Арчаха. А на меня не обращай внимания. И еще.
Тыгын рассказал Бэргэну свой план по запутыванию вероятных врагов. Рассказал и про скрытые смыслы. Бэргэн помотал головой, но, похоже, ничего не понял. Не дело воина рассуждать о тайном, дело воина – рубить врага и выполнять приказы Тойона. Тогда Тыгын сказал так.
— Мы не знаем, что происходит на самом деле. Все, как в черном бурдюке. Снаружи бурдюк, как бурдюк, а что внутри – неизвестно. Для этого мы должны ударить пару раз по бурдюку палкой, и тогда сразу станет ясно, вода там, дерьмо или песок.
— Кому прикажете ударить, господин? Мы махом!
Бэргэн понимал, что от таких новостей ему лично ничего, кроме неприятностей и лишней работы, ничего не светит, поэтому неумело притворялся дураком.
— Ты своей жене будешь мозги кизяком посыпать, — сказал на это Тыгын, — а сейчас иди, побей горлопана и приведи ко мне. Тыгын к этому времени надумал, что лучше всего заболеть смертельной болезнью, а внучка посидит рядом, вроде как ухаживает, но на самом деле путь тоже слушает. Все-таки, думал он, мы, старики, связаны традициями сильнее всех, а у молодёжи ум острее, может увидит события иначе, нежели сам Тыгын.
Бэргэн подвел Арчаха, опухшего и сверкающего свежими синяками под глазами, к Тыгыну и поклонился:
— Господин, я привел к тебе нашего гостя.
— О, гость в дом, — прошамкал Тыгын, — радость в дом. Бэргэн, ты не обижал нашего гостя? Почему у него такое расстроенное лицо? Я накажу тебя, бестолковый! Садитесь, уважаемый.
— Кланяйся, придурок, Улахан Бабай Тойон тебе милость оказывает, — пнул горлопана под копчик Бэргэн.
Арчах свалился возле костра.
— Угощайтесь, уважаемый. У нас всё по-походному, разносолов нет.
Бэргэн онемел от такого зрелища. Тойон превратился в трясущуюся развалину, шепелявил, челюсть его тряслась, изо рта летели слюни.
— Я как тебя увидал, так сразу понял, что ты не простой парень. Мне нужны такие смелые и решительные люди! Так бесстрашно пойти на стрелы, ради того, чтобы для своего хана украсть мою внучку, это самоотверженный поступок. Сколько тебе твой хан обещал дать за мою внучку?
— Э-э-э… Уважаемый Улахан Тойон, я про внучку… ничего, нет… не внучку… мне сказали возмутить крестьян…
— Я понимаю, возмутить крестьян, чтобы создать панику и раз – и умыкнуть внучку, — Тыгын явно ослабел умом настолько, что не слушал оправданий Арчаха, — это ты сам придумал? Молодец! Ты пей, вот замечательная буза из Харынсыта. Ты не бойся, тебя никто здесь не тронет. Хочешь, я тебя десятником сделаю?
Стуча зубами о край пиалы Арчах хлебал бузу, а от такого неожиданного предложения чуть не подавился. Прокашлявшись, он ответил:
— Хочу, о Великий Тойон!
— Вот скоро и сделаю десятником. Новую юрту подарю, — сказал Тыгын, — Я тебе дам двести таньга и тридцать баранов. И еще три… нет, пять жен дам. Такой смелый парень должен быть награжден. Бэргэн, налей гостю еще бузы и принеси мой любимый халат. Тот, да, который с золотыми драконами. Я хочу подарить его нашему уважаемому гостю.
Бэргэн, шепча под нос проклятия, принес старый халат, в котором Тыгын ездил на охоту и накинул на плечи придурка. В темноте всё равно ничего не видно.
Арчах немного осмелел от выпитой бражки и от того, что понял, что его бить не будут и начал разглагольствовать.
— Уважаемый Тойон, меня не посылали украсть твою внучку. Меня посылали сделать выступление дехкан.
— Понимаю, понимаю. Жаль, что твой бывший хозяин остался без моей внучки, у него хороший вкус. Надо бы с ним как-нибудь встретиться, поговорить. Ну всё, пора отдыхать, завтра в путь. Эй, кто там! Уложите спать нашего гостя и дайте ему женщину.
— Я отведу нашего гостя спать, о Великий Тойон! — сказал Бэргэн и за шиворот потащил Арчаха от костра.
— Если ты думаешь, что великий Тойон тебе благоволит, то это для меня ничего не значит, так и знай! — Бэргэн держал проходимца за косточку большого пальца и выкручивал ее так, что у Арчаха текли слёзы из глаз. — Меня поставили сюда, чтобы я беспокоился о том, чтобы у нашего тойона не болела голова из-за всяких придурков, которые думают, что их наградят за разные пакости. Я намажу твои яйца тухлым мясом и посажу голой жопой на муравейник, ты быстро поймешь, что такое милосердие и как надо отвечать на мои вопросы.
Арчах уже трясся от страха и пот липкой струйкой тек по его хребту.
— Ну что, признавайся, ты хотел украсть молодую госпожу, чтобы продать её в гарем своему баю? — Бэргэн шипел в ухо Арчаху и улыбался, чтобы все видели, как ласково он разговаривает с уважаемым гостем. — Кому ты хотел продать девушку?
— Нет, нет, никто не хотел красть внучку, — мошенник уже заикался, — мне просто сказали, что надо так сделать, чтобы испугать уважаемого Тыгына.
— Ты мне не ври, я враньё нутром чую! — Бэргэн ткнул Арчаха под ребра, — Иди вон там спать будешь. Бабу тебе тоже дали. Если сможешь с ней справиться, — и хрипло рассмеялся.
У расстеленной на земле кошмы Арчаха поджидала девушка в шелковом полухалате и черных кожаных штанах в обтяжку. Она поигрывала камчой и пристально смотрела на него.
— Ну что, красавчик, будем спать в обнимку? — сказала девица и многозначительно ему подмигнула. — Ложись, я сейчас приду.
Арчах прилег на кошму, следом за ним легла девушка и обняла его так, что у Арчаха затрещали ребра.
— Тойон говорит, что ты смелый парень, а я люблю таких. Скажи, а это бай красивый? — жарко дышала в ухо Арчаху девушка.
— Ка-к-к-ой бай? — заикаясь переспросил Арчах.
— Ну, который хотел нашу госпожу получить.
— Я не хотел никакую госпожу красть! Я уже всем сказал, а меня все время спрашивают. — Арчах уж не знал, что и отвечать и начал вырываться из объятий красавицы.
— Так ты трус что ли? Не мог девушку украсть? Ты какой после этого джигит? Ты тряпка, а ну пошел вон, пристаешь тут к честной девушке, — девица ловким ударом вытолкала парня с кошмы, — и не появляйся на моих глазах!
Арчах, путаясь в длинных полах халата, пошел прочь, искать себе место для ночлега.
— А ну стой! Иди сюда! Ложись рядом, будешь меня согревать. И не дёргайся, а то оторву тебе всё, что тебе уже не нужно, — пообещала девушка.
Издерганный Арчах осторожно лег рядом с девушкой и притих. Кто их знает, этих тыгынских, все бешеные какие-то. Может сбежать? Не дадут. Вон, зыркают охранники, не спят. О, ужас, ужас.
Солнце еще не взошло, а отряд Тыгына был уже в пути. Шли резво, не останавливаясь на обед, мимо садов и полей, аулов и арыков. Цветущая земля, междуречье трех притоков Сары Су, средина земель Рода Чёрного Медведя кормила почти четверть населения Большой Степи.
К вечеру Тыгын приказал останавливаться. К счастью, никакой погони не было. Парни Талгата периодически проезжали вперед и, возвращаясь, докладывали, что впереди чужих бойцов не видно. Это немного беспокоило Тыгына, было непонятно, где и кто их встретит. Но нужно было дождаться ту группу, которая должна привезти Бээлбэя, а другая группа – шамана из каравана. До Дороги Отца основателя оставалось совсем немного, а затем мост через реку и они будут на своих землях.
Арчах весь день не находил себе места. Обвинения в попытке похищения внучки Тойона были глупыми, но никто за весь день ни слова ему не сказал. Ему дали коня и он щеголял в отличном халате с плеча тойона. К вечеру Арчах уже начал подумывать, что его действительно назначат десятником, ведь он такой смелый, не побоялся выйти под стрелы и дадут пять жен, тойон обещал же. И двести таньга. Но надо объяснить Тыгыну, или его страшному Бэргэну, что никакую внучку он красть не собирался. К вечеру, когда отряд остановился на ночевку, желание оправдаться перед Тыгыном было настолько велико, что он, не дожидаясь ужина, подошел к Бэргэну:
— Уважаемый Бэргэн! Я хотел тебе сказать правду!
— Говори, кулут темных абаасы, и не вздумай мне врать! — Бэргэн для порядка ткнул Арчаха в живот.
— Я хотел всю правду рассказать Улахан Тойону!
— Ты мне говори, Тойон устал от твоих хвастливых речей и ему неможется. Он мне дал тамгу, теперь я здесь главный, — десятник вынул из-за полы халата бляху с письменами.
— А вот у меня вот такой знак есть, — Арчах показал висящую на шее бляху, такую же, как снятые значки с лучников, — сам комисаар приезжал в нашу ячейка, выдавал значки активистам. Говорил, что теперь мы друг друга будем тайно узнавать всегда.
— В какую ячейка, шайтан тебя забодай, какой комисаар? Какой, брюхатый активиста? — Бэргэн от таких новостей сначала подумал, что Арчах врет, но такой лжи нарочно не придумаешь.
— Ячейка бедноты, — ответил пленник, — мы собирались, говорили о том, как хорошо будем жить, когда будет всё общее. Когда у баев и тойонов всё отберут и поделят. Часто приезжал комисаар, слушал как мы разговариваем, говорил в какой аул идти и там с крестьянами разговаривать и ячейки создавать. Но теперь мне зачем ячейка? Мне Улахан Тойон даст пять жен, двести таньга. Баранов, тоже, наверное даст. Мне теперь ячейка ни к чему, зачем? Мне теперь не надо ничего отбирать и делить.
Бэргэн не мог ничего понять. Какой-то комисаар, отобрать, поделить… Отобрать мог бай или тойон, и то не больше того, что в законе написано, но тут какая-то беднота собиралась ограбить тойона. Это всё должен был услышать Тыгын.
— Пошли со мной. Поужинаем и поговорим.
Бэргэн и Арчах расположились недалеко от Тыгына, который клевал носом возле костра, сидя на своей резной скамеечке, а рядом суетилась Сайнара.
Тут Бэргэн начал дотошно и настойчиво расспрашивать Арчаха про всякие непонятные вещи, не забывая его нахваливать и обещать за такие очень важные сведения всякие блага, хороших коней и много слуг. Тыгын сидел с равнодушным видом, делая вид, что его эти разговоры не касаются.
Арчах рассказывал удивительную историю своего падения. Начал он про то, что родом он из небольшого аула в предгорьях Курактюбе, младший сын в большой семье дехканина. Но с детства Арчах хотел большего, нежели имел крестьянин и он подался в город Харынсыт. Там он подрабатывал на рынке, помогая таскать тюки с товаром, познакомился с городскими весельчаками и потихоньку втянулся в городскую жизнь. Много не зарабатывал, но на жизнь хватало. Последнее время он обретался в караван-сарае, помогая купцам разместиться и показать лучшие места, в общем, подай-принеси. Там же, в караван-сарае, он заметил за собой такую странность – стоит ему выпить немного бузы и начать в большой компании рассказывать какую-нибудь небылицу, то ему все верили.
— Такая тёплая волна поднимается от живота вверх, к груди и выплескивается на людей. И все верят, — так объяснял Арчах Бэргэну свои таланты.
А больше всего Арчах мечтал разбогатеть. Но не знал как. Но некоторое время назад в Харынсыте человек, который называл себя комисаар, открыл глаза Арчаху на несправедливость мира! Арчаху сразу стало ясно, какой путь к богатству самый короткий. Он, в общем-то и раньше догадывался, но сам боялся своих мыслей. А табаарыс комисаар всё понятно объяснил. И стал давать деньги, чтобы Арчах помогал этому человеку искать недовольных и создавать ячейка. А потом сам Арчах, уже один ходил по улусам и разговаривал с дехканами и пастухами. Теперь табаарыс комисаар называл Арчаха табаарыс агитатор и давал еще больше денег и охрану, чтобы крестьяне не побили его камнями, как это иногда случалось. В ячейках собирались люди и разговаривали о том, как все хорошо будут жить, когда у баев и тойонов всё отберут и поделят. Жалко только, что мало народу собирается, не хотят люди отбирать и делить, говорят, что это против закона Отца-основателя. Но Арчах умеет уговаривать и ему верят. Вон, даже на Улахан Бабай Тойона Юрюнг Тыгына, да пребудет с ним слава, поднялись с вилами, когда Арчах всем рассказал про то, как обвалились берега у реки. Тогда прискакал комисаар и так Арчаха научил говорить людям.
— А в чем несправедливость? — спросил Бэргэн, мельком переглянувшись с Тыгыном.
— А в том, что тойоны и баи не работают, а долю урожая забирают, у мастеров и пастухов долю берут, у купцов тоже. Все так хотят, ничего не делать и отбирать. Мастерам запрещают переезжать – тоже несправедливость, у тойонов лучшие пастбища, женщину любую могут взять. А что крестьянин только работает и работает.
— Ты теперь тоже не будешь работать. Тебя наш уважаемый Тойон заметил и теперь у тебя всё будет. Как приедем в свой улус, так сразу, — Бэргэн еще раз подбодрил Арчаха и принялся за ужин. Он не понял и половины того, что рассказывал мерзавец. Что это Улахан Тойон возится с этим недоумком. Ещё и халат подарил. Пусть ношеный, но всё равно. Поджарили бы ему пятки как следует, он так всё и рассказал сам, безо всякого халата. Потом удавку на шею и прикопать где-нибудь в канаве. Меньше народ будет мутить, табаарыс тебе в печенку.