Белая ферязь (Василий Щепетнев) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 22

вгуста 1913 года, понедельник

Тёмные воды

— Поздравляю вас графом, Александр Васильевич!

— Я знаю, кому обязан этой милостью, — ответил Колчак.

Мы медленно гуляли по дорожкам парка, позади была аудиенция, где Рара высказал высочайшее благоволение капитану первого ранга флота Его Императорского Величества Колчаку за «безупречное проведение спасательной экспедиции». А вместе с благоволением и указ о возведении оного Колчака Александра Васильевича с нисходящим его потомством в графское Российской империи достоинство. Родина слышит, Родина знает, Родина ценит!

— Зачем — граф? Не слишком ли? — Рара не то, чтобы возражал, но интересовался.

— Видите ли, любезный Рара, как-то так вышло, что ни Суворова, ни Кутузова, ни Багратиона под рукой нет. Придется выращивать в своём окружении. Оно, конечно, лучше бы карьеру делать неспешно, чтобы адмиралом Колчак стал лет этак через двадцать, через тридцать. Но есть ли у меня тридцать лет? Не уверен. Потому и тороплюсь. А спасение людей — дело достойное.

Рара согласился.

— По службе и награда, этой милостью вы обязаны прежде всего себе, — ответил я. — Но не расслабляйтесь: сделать вам ещё предстоит больше, чем сделано.

— Я готов, — просто ответил нововозведенный граф. Он смотрел на меня как на пчелиный улей. С одной стороны — мёд, но ведь кто их знает, этих пчёл? Странные они какие-то. Странные и непонятные. Вдруг и мёд у них — непонятный?

Несколько раз он пытался заговорить о координатах, тех координатах, которые я указал перед отплытием. Откуда, как я узнал, где будет зимовать «Фока»?

Но я не отвечал. Просто не отвечал, и всё. Зато спрашивал сам.

— Команда капитана Седова пребывала в состоянии самом плачевном, Ваше Императорское Высочество, — докладывал граф Колчак. — Многие из участников экспедиции имели явные признаки цинги. Припасов не хватало, а те, что имелись, никуда не годились. Не хватало тёплой одежды, не хватало утвари, не хватало ничего. Половина собак… Простите за подробности, Ваше Императорское Высочество, но половину собак съели, а оставшиеся были в прежалком виде. Угля на «Фоке» достало бы лишь на половину обратного пути, остальной израсходовали во время зимовки. И потому все единодушно согласились, что продолжать экспедицию невозможно, и единственный выход — это вернуться в Архангельск, если «Норд» пополнит запасы на «Фоке».

— Так уж и единодушно? — спросил я.

— За исключением Седова. Капитан Седов настаивал на продолжении движения к Северному Полюсу. Но никто, ни один человек из команды «Фоки» не выказал желания продолжить путь. И тогда Седов заявил, что пойдёт один.

— Один?

— Да, конечно, это невозможно. Но он, Ваше Императорское Высочество, и выглядел… не вполне вменяемым, скажу так. Он даже выхватил револьвер и заявил, что застрелит любого, кто вознамерится ему помешать. Пришлось…

— Что пришлось?

— Прибегнуть к старому морскому методу. К рому. Я пригласил его в каюту, обсудить маршрут, и там угостил отменным ямайским ромом.

— И?

— И весь обратный путь продолжал угощать. Две дюжины бутылок — и капитан Седов здесь. Есть у Георгия Яковлевича слабость к ямайскому рому. Сейчас он восстанавливает здоровье в больнице Николая Чудотворца.

— А что с экспедицией Брусилова?

— «Норд» сумел вызволить «Святую Анну» из ледяного плена, но обстановка во льдах сложилась неблагоприятно, делая невозможной продолжение пути. И по зрелом размышлении Георгий Львович счел за благо вернуться в Архангельск, отложив попытку пройти Северо-Восточным путём до более удачных времён. Наша флотилия попыталась ещё отыскать «Геркулес», но увы, попытки успехом не увенчались.

— Что ж, два из трёх — это огромный успех. Но мне думается… Мне думается, вывод напрашивается сам собой.

— Какой же вывод, Ваше Императорское Высочество?

— Кавалерийским наскоком Север не взять, вот какой. Однако Север нужен России. Поэтому потребуются усилия государственные. Возможно, даже создание особого департамента, который займется развитием северных территорий. Построение высокоширотных ледоколов, больших и мощных, создание Северного флота для охраны наших рубежей, вообще — превратить Северо-Восточный проход в Северный морской путь — путь, который позволит преобразить Север в развитый край.

— Я… Я по мере сил… — начал было Колчак, но я прервал его:

— Мне всего восемь лет, я маленький мальчик, мечтатель и фантазёр. Давайте вернемся к этому разговору через восемь лет.

— А пока…

— А пока — служите. Нашему флоту нужны талантливые инициативные капитаны. И, как говорится, плох тот капитан, который не мечтает стать адмиралом!

На этом аудиенция была завершена. Что я хотел сказать, я сказал. Через восемь лет я буду совершеннолетним Наследником, а это — совсем другое дело. Совершеннолетний Наследник вполне может возглавить управление Северного Морского Пути. Нужно только дожить до одна тысяча девятьсот двадцатого года. Мне и России.

И я пошёл в свой дворец-избушку.

На стене спальни я рисовал… фреску, не фреску, а — как бы. Фрески, по сырой штукатурке, красками — это не моя лига. Не дорос я до настоящих фресок. Работаю по выбеленной поверхности. Выбеленной, но не белоснежной, а серой. Специально серой. А работаю я углем и мелом. Получается — как фотография. Чёрно-белая фотография. На стене она останется не навеки, но мне навеки и не нужно.

Сейчас и здесь, в одна тысяча девятьсот тринадцатом году, в Александровском дворце, в жилых покоях много икон. Очень много. Вероятно, рассчитывают, что количество переходит в качество. И постоянно то Mama, то сёстры, то подшефные полки, то всякого рода делегации пытаются подарить мне иконы. Нет, я понимаю, одна икона, две. Но дюжинами? Нет, нет, и нет. И я решил раскрыть тему по-своему.

Рисую ангела-хранителя. Своего. Собственного. Дело для меня непростое, это же не альбомный лист, не страничка блокнота. Два на два аршина.

Работаю быстро. Лихорадочно. Нужно успеть завершить: на днях мы отъезжаем в Крым. Продолжить отдых. «Штандарт» уже там, прошёл морем. Мы же — поездом, поездом. А в Крыму будем по Чёрному морю ходить. Вот до отъезда я и хочу завершить работу. И завершу. Немного осталось. Последние штрихи.

И я закончил бы, непременно закончил, но тут в дверь постучал дядька Андрей. Да, теперь они стучат, дядьки. Я повелел.

Я занавесил фреску. Шёлковой простыней. Не готовое — не показываю.

Меня зовут сёстры.

Раз зовут, иду. Они просто так не позовут. Что-то важное. Или интересное.

Оказалось и то, и другое. Окончательный вариант договора между товариществом «барон А. ОТМА» (это теперь наш товарный знак) с одной стороны, и «Книгоиздательством и книжной торговли А. С. Панафидиной» с другой.

Конечно, договор составляли не мы. Составляли зубры, эксперты Министерства Императорского Двора. По распоряжению Рара. С его же позволения мы и задействовали свои капиталы, вернее, небольшую часть своих капиталов. Договор составлен, разумеется, с максимальной выгодой для господина барона. Но и госпожа Панафидина в накладе не останется.

Я, честно говоря, из бумаг мало что понял. Но Татьяна разъяснила важнейшие пункты — как ей разъяснил господин Гурлянд, директор Царскосельского коммерческого училища. Татьяна, похоже, всерьёз заинтересовалась «как государство богатеет, и чем живёт, и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет».

Не всё же рукоделием заниматься. Двадцатый век на дворе, и великие княжны должны занять подобающее место среди высших управленческих кадров! А для этого, понятно, нужны соответствующие знания. Я нередко говорил, что они будут министрами, наместниками и прочими важными лицами. Сёстры посмеивались — поначалу, но потом задумались: а почему бы и нет? Земля наша велика и обильна, почему бы не стать Ольге, к примеру, для начала, правителем Виленского края? Или Красноярского? А Татьяне — начальником Чукотки? Нет, лучше наместницей Закавказья!

Чушь? Нет, смелая мечта! Ведь пока на всякие важные должности Великие княгини даже и не претендуют. Великие князья да, а для женщин — всякие богоугодные заведения, и то почётной директрисой, патронировать, но не управлять. Пока в обществе преобладает мнение, что не женское это дело — быть, к примеру, губернатором в России. Тем самым не используют имеющиеся ресурсы.

Читал, что некогда в испанских колониях, что в Южной Америке, добывали серебро. В Аргентине. Но платину, которая тоже была в той же руде, считали никчемной примесью, от которой старались избавиться. Утопить в океане, чтобы мошенники не разбавляли ей благородное серебро. И утопили во множестве, тысячи, десятки тысяч тонн. Окончательно и бесповоротно — на дно!

И только потом, потом, потом дошло, чего они лишались.

Софья Ковалевская ещё в прошлом веке стала профессором математики. Мария Сколодовская-Кюри уже в этом веке получила две Нобелевские премии. Но переворота в общественном мнении они не произвели. Исключения, которые только подтверждают правила, вот ответ общества.

Но сёстры теперь не сдадутся. Будут бороться. Отстаивать право каждой Великой княгини участвовать в управлении государством. И победят. Я очень надеюсь, потому что мне в одиночку не вывести Россию в сверхдержавы. А хочется. Очень хочется.

Итак, мы и де-факто, и де-юре совладельцы дела Панафидиной. У нас у каждого — по одному паю номиналом в сто тысяч рублей, у госпожи Панафидиной — четыре таких пая. То есть при солидарном голосовании барон А. ОТМА может диктовать условия. Теоретически. Практически же мы вмешиваться в работу не собираемся, а число паев будет иметь значение при распределении прибыли. Или убытков. Но убытков не будет — пока жива Империя, это просто не допустят. Министерство Народного Просвещения распространит циркуляр о необходимости всем видам учебных учреждений, начиная с начальных, подписаться на «Газетку…» — и вуаля! Подписчики, подписчики, подписчики! Те, кто победнее, будут читать газету в очередь. А те, кто побогаче, те выпишут в личное пользование. Там же ещё и премии, книги, которые всякому захочется иметь на своей собственной полке. Учащиеся массы получат доступ к Тайнам Вселенной. А что? В планах у меня образовательные серии типа «Путешествие Знайки по Солнечной Системе», «Путешествие Знайки в микромир», и, конечно, «Путешествие Знайки на Машине Времени» — с динозаврами. А то всё индейцы, индейцы… Динозавры!

Но это потом.

А пока мы обсудили работу на осень. Охват новых для нас масс! Кстати, от девочек барону приходит больше писем, чем от мальчиков. И не удивительно: женских гимназий в России больше, чем мужских! Почему бы не придумать и для девочек что-нибудь, не одна же княжна Джаваха есть на свете. Чтобы и мальчикам, и девочкам было интересно. А что? Пиф-паф-ой-ой-ой — нет, не подойдёт. А вот Алиса Селезнёва — очень может быть. Попавшая в наш одна тысяча девятьсот тринадцатый год из… из две тысячи тринадцатого, конечно. Из времени, где Россия — великая и могучая держава, раскинувшаяся на трёх континентах (население Аляски и Калифорнии возжелало вернуться под сень двуглавого орла, дабы избежать ужасов порабощения афроамериканцами). Попала, чтобы показать нам Светлый Путь, и рассказать тоже. О микроволновках, смартфонах, ноутбуках и прочей фантастике. А наши дети научат Алису доить коров, печь блины и вышивать крестиком. Как-то так.

Понятно, что это только самые приблизительные планы. К вечеру они укоренятся, пустят веточки, пойдут листочки, а уж дальше сестрички сочинят, не посрамят баронской славы!

— Пойду к Mama, — сказал я.

Без Mama денежных дел не решить, а они мне нужны, деньги: Никита принес фильмоскоп. Третью модель за это время. И — вполне приличную. Лампочка чуть слабовата, пятнадцать свечей, но это уже не к Никите вопрос. Поищем, поищем лампочку помощнее, свечей на двадцать, а лучше двадцать пять. Но зато лампочка в пятнадцать свечей греется умеренно, что тоже важно. А глаза у нас в темноте видят много лучше, чем у людей двадцать первого века. Десятисвечовая осветительная электролампочка в городской квартире — уже хорошо, все довольны.

— У Mama сейчас странник Григорий, — предупредила меня Ольга.

Распутин теперь для них на отец, не старец, а странник. Ну что ж, странник — это можно. Это справедливо. Вот только зачем он пришёл? Впрочем, Mama вольна делать, что пожелает. Хочет видеть странника — и посылает за ним.

А я странника видеть не хочу, и потому пойду к Mama позже. Успеется.

Сейчас же приведу дела в порядок. Хотя какие могут быть дела у маленького мальчика? Все свои игрушки сам я расставлю по местам! Возьму книгу в дорогу, «Le Capitaine Fracasse». Старомодно даже сейчас, но по-прежнему читают. И я прочитаю. Чтение облагораживает!

Было не по-августовски жарко. Или не по-Петербургски. Или просто мне было душно. Имеем огромную первоклассную яхту, с великолепными, как уверяют, мореходными качествами, но яхта идёт своим ходом, а мы своим, по суше. Причуды политической географии. Бремя Императора.

А не искупаться ли мне? Как ещё встретит Крым, а тут всё мило, по-домашнему.

Я послал дядьку Андрея за купальным халатом и полотенцами, а сам тихо и смирно сел на скамейку. Один в воду не лезу, дядька это знает, потому спокойно и ушёл, оставив без присмотра.

Сижу, смотрю, птичками любуюсь, что порхают с веточки на веточку. А в пруду, понятно, рыбки. Ничего особенного, караси. Даже так: карасики. С ладошку. С мою ладошку.

Вернулся дядька.

Я разделся в купальне, зашел в воду. Прохладная, но это всегда так — поначалу. Сделал шаг, сделал другой. Неспешно, как и положено особе царской крови. По колено, по грудь, и…

И внезапно на что-то наступил. Правой ногой. На острое. Очень острое. Кажется. Потому что боли-то особо и не ощутил.

Двинулся назад, оставляя в мутно-зеленой воде мутно-бурый след. Выбраться помог подбежавший Андрей, подхватил на руки, донёс до скамейки, уложил и ловко перебинтовал стопу. Бинтом из санитарной сумки, без этих сумок дядьки шагу не ступают во время прогулок.

Я чувствовал себя странно. Словно пьян. Восьмилетним-то, здесь, вина я не пил, а там, в двадцать первом веке пробовал, случалось. Голова слегка кружится, и кажется, будто я лечу. Как во сне.

— Ко мне, — приказал я дядьке. В смысле — неси меня в мою избушку. Она ближе.

Он вновь взял меня на руки, и понёс.

Чувство полёта усилилось. Не улететь бы.

— В спальню, на кровать, — продолжал я командовать.

И только когда дядька Андрей уложил меня, я осмелился посмотреть на ногу.

Ну…

Нога на месте. Бинт — кровь просачивается.

— Звони… нет, бегом беги во дворец, за доктором. Пулей! — видя нерешительность дядьки, скомандовал я. Не хотел меня оставлять одного дядька Андрей, а как не оставить? Мне врач нужен.

Телефон у меня в избушке есть, но аппарат этот сложный, и дядьки к нему не очень привычны. Пока соединят, пока растолкуют, пока на том конце сообразят… Быстрее ногами. Да и недалеко здесь. Совсем недалеко. Я дождусь.

Второпях дядька Андрей задел простыню, та упала, освободив картину. Почти готовую. Можно даже сказать, что совсем готовую. Лаком только покрыть, чтобы не осыпалось. Особым лаком. Он у меня есть. Чуть наберусь сил, встану, и…

Раз — и доктор рядом. Владимир Алексеевич. Быстро обернулся дядька Андрей. И сестра милосердия Анна Ивановна. Перебинтовывают ногу, о чём-то спрашивают, но я не слышу.

— Бутылка, — говорю на всякий случай. — Разбитая бутылка. Я наступил на донышко разбитой бутылки…

И вокруг темнота и тишина. Но нестрашные. Ни темнота, ни тишина. Наоборот, уютные.

Но я возвращаюсь в свет.

Лежу, смотрю. Вокруг сестры, Mama, Papa. Глядят на меня с испугом.

— Ничего, — говорю я. Пытаюсь говорить, потому что сил немного. — Ничего. Это пустяки. До свадьбы доживет.

Вижу, улыбаются. Поняли, что ничего опасного.

— Не бойтесь, — продолжаю я, перед тем, как вернуться в темноту. — Мы будем жить вмести и счастливо, и умрём в один день.