24-го июня 1913 года, понедельник
В шхерах
— Рисуешь? — спросил Papa.
— Рисую, — не стал отпираться я. Никаких мольбертов, никаких палитр, никаких кистей. Альбом для рисования, карандаши, вот и весь мой арсенал. Зато удобно. И сразу видно — мальчик рисует. Мальчик, а не Моцарт от живописи. Обыкновенный мальчик. И сыпать отраву в морковный сок не станут.
— Можно взглянуть?
— Можно.
На рисунке — Финский залив, шхеры, «Штандарт», а выше и дальше — огромный дирижабль завис в воздухе, охраняя спокойствие наших границ.
— Это германский аппарат? — спросил Papa.
— «Граф Цеппелин», — согласился я. — Совместная постройка, совместная эксплуатация. Тысяча девятьсот двадцать девятый год, Россия — Германия — бхай-бхай!
— Что такой бхай-бхай?
— Братья навек. Союз то есть. Вместо «Антанты». Фантазия из моих снов. Мне здесь прекрасно спится, и сны вижу — синематографа не нужно.
— Спится здесь и в самом деле отлично. Так тебе снилось, что мы с Германией союзники?
— Как раз нет. Мне снилось, что нас с Германией натравили друг на друга, хитростью заставили воевать между собой.
— Кто ж натравил?
— Англичанка, вестимо. А я проснулся и придумал, что нет, наоборот, нам с Германией нужно быть союзниками. Просто фантазии. Мы ж и так не враги, правда?
— Ладно, о фантазиях позже поговорим. Значит, ты с нами на берег не хочешь?
— Нет, мне тут лучше, — ответил я.
И остался на «Штандарте». А Papa вместе с сёстрами отправился на берег, погулять, поиграть в лаун-теннис.
Сёстры с некоторых пор стали заядлыми теннисистками. Papa подтвердил, что для пилотесс крепкие руки очень важны, вот они и развивают плечевой пояс. При первой возможности — на корт. А Papa и рад, он и сам теннисист заядлый.
У нас отпуск. Точнее, отпуск у Papa. Это так считается — отпуск. Он, конечно, продолжает работать, у самодержцев иначе не бывает, но поменьше, чем в обычные дни. Читает только наиглавнейшие документы, принимает только наиглавнейших министров, и только по наиглавнейшим вопросам. Так министру ещё добраться до Papa нужно!
Мы курсируем в виду берегов Финляндии, которая хоть и наособицу, но входит в состав Российской Империи, а Papa, помимо прочих титулов, ещё и Великий князь Финляндский. Получается что-то вроде поездки на дачу. Чистый воздух — здесь, в шхерах, никаких комаров. И близко от дома.
Признаться, я немного разочарован. «Штандарт» — это яхта, то есть судно, предназначенное для туризма, развлечений и прочих видов отдыха. Но размерами если и уступает легендарному «Варягу», то совсем немного. Двенадцать тысяч лошадиных сил — мощность! Пять с половиной тысяч тонн — водоизмещение! Триста семьдесят человек экипажа! И всё это, чтобы семейно отдыхать в финских шхерах?
Ради престижа Государю подобает именно такая яхта! Год назад Papa встречался на «Штандарте» с дядей Вилли, германским кайзером. Я, конечно, не помню, но фотографию видел.
Ну, хорошо, пусть подобает — для представительства. Носить официальные визиты, со свитой, с сопровождающими лицами, время такое — пыль в глаза пускать. У царей оно всегда такое, какой век не возьми. Но всё-таки, всё-таки… «Штандарт» может вместить до пятисот гостей, но рядом с нами другая яхта, «Полярная Звезда», тоже императорская. На ней ma tante Ольга Александровна. «Полярная Звезда» размерами чуть поменьше «Штандарта», но роскошью, пожалуй, и превосходит: Papa специально повелел, чтобы «Штандарт» декорировали проще, не превращали в шкатулку драгоценностей. На императорский манер проще, не на мужицкий. Но всё равно, получается, что Papa и его сестра отдыхают на двух огромных яхтах! И три миноносца с нами, и ещё несколько катеров. Безопасности для. Не слишком ли?
Это чтобы не застаивались, объяснил мне Papa. Яхтам и прочим судам нужно в море выходить, чтобы экипаж сноровку не терял, вообще…
Ну да, я помню, чтобы не было рахита. Помню, но вслух не говорю. Что я понимаю и в яхтах, и в путешествиях? Ничего. Но на «Межени» мне было веселее. Города, берега, толпы народа… Толпа утомляют, но день за днем безлюдные берега утомляют тоже.
Почему мы курсируем — если курсируем — вдоль финского берега? Имея двенадцать тысяч лошадиных сил, крейсерское водоизмещение, почему не идём в дальнее плавание? Ведь так и говорят — большому кораблю большое плавание, а куда больше-то, сто тридцать метров «Штандарта» в длину? Куда-нибудь! Сначала вокруг Европы — Германия, Швеция, Дания, Великобритания, Франция, Испания, Италия, Греция, Турция — Ялта? Чем не круиз?
А тем, что его нужно долго и сложно готовить. Государь — это не частное лицо, сел да поехал. Если Государь посещает Неаполь или Афины — это государственный визит, пусть даже неофициальный. А визит следует согласовать с принимающей стороной: все эти ковровые дорожки, почётные караулы, парады, встречи и речи. Молебны тоже. Греция — православная страна, а Италия — католическая, но православные храмы тоже имеются. И будет у Papa не отдых, а ударная работа. Другое дело здесь, в собственных водах Империи. Спокойно, по-домашнему, Papa на байдарке без всякой помпезности съезжает на берег, играет в теннис, ловит рыбу и возвращается обратно на «Штандарт» опять же в байдарке. Гребцом!
А я не хочу. Трусоват был Ваня малый… Сама процедура посадки в байдарку пугает. Нет, ничего сложного, сестрицы проделывают это иногда и трижды на день, но они, если и ударятся коленкой, то через десять минут забудут. А я могу слечь на месяц. А могу слечь — и не встать. Как прошлой осенью. Я же тогда умер. Нет, лучше сказать — встал другим человеком. И хочу им пока и остаться — другим человеком. А то мало ли.
Нет, если я первое — доживу до совершеннолетия, то есть до одна тысяча девятьсот двадцатого года, второе — останусь к тому времени Наследником, и третье — к тому времени Россия останется монархией, то я закажу — из личных средств — личную яхту. Не такую, ка «Штандарт», а куда скромнее. Как Жюль-Верновский «Дункан». «Дети капитана Гранта» есть в нашей корабельной библиотеке, я накануне перечитывал. Вот такой и построю. Не слишком маленький, не слишком большой. Парусно-моторный бриг, водоизмещением триста тонн, только двигатель не паровой, а внутреннего сгорания. Дизель. На случай бури, а так буду ходить под парусами. Нет, не алыми. Обыкновенными. А когда меня на борту не будет — а меня почти всегда на борту не будет — на нём станут работать учёные. Изучать флору и фауну наших морей, раз уж яхте нужно плавать. И будет у нас корабль науки.
Я весь погрузился в мечты, уже и аквалангистов приспособил, и дом на дне моря начал было рисовать, «Черномор», как ко мне пожаловала ma tante Ольга.
Тоже полистала альбом, а потом сказала, что портрет сёстры, Великой княжны Татьяны Николаевны, моей работы, по её просьбе, смотрели признанные авторитеты, преподаватели академии художеств, художники-академики, и просто художники. Бакст, Репин, Пастернак… Нашли портрет смелым, нашли портрет оригинальным, нашли портрет талантливым, но насчёт обучения выразились осторожно: и без того хорош. А начнёт учить каноны, и глядишь, вместо оригинального живописца выйдет хорошо выученный ремесленник, а хорошо выученных ремесленников и без того хватает, оно вам нужно?
Ну, ну. Это они из вежливости. Не доросли ещё до моей живописи. Погодите, лет через двадцать локти кусать будете, да поздно.
— Но, если хочешь, основные приемы работы с акварелью я тебе покажу, — в утешении сказала ma tante.
Я поблагодарил, сказал, что непременно. Основные.
Может, и в самом деле займусь акварелью? Или крестиком вышивать научусь?
У меня есть дело. И это дело мало связано с изобразительным искусством.
Так, так, так… Я продолжал водить карандашом по бумаге, но более от раздумья. Какое же у вас дело, ваше императорское высочество?
Должно быть! Ну ведь не случайно я — здесь?
Как знать, как знать. Может, и случайно. Что мы знаем о случайностях, что мы знаем о закономерностях? Но даже если не случайно, как постичь замысел провидения? Каково мое задание? Спасти Российскую Империю?
Как иллюстратор, я прочитал несколько книг из серии «Спасти СССР». Пришлось. Прочитал, но так и не понял, от кого авторы хотят спасти Советский Союз? Вот от кого конкретно? Фамилия, имя, отчество, назовите, пожалуйста.
Не называют.
Спасти общественный строй? Опять же — какой? Социалистический? Но что такое социалистический строй? Если по Марксу, то Советский Союз был крайне сомнительным социалистическим государством. Чем привлекательна теория Маркса? По Марксу, следует убрать того, кто стоит между работником, и результатом его труда. Того, кто присваивает прибавочную стоимость. В Англии девятнадцатого века её присваивает капиталист, хозяин производства. В СССР её присваивал не конкретный капиталист, Путилов или Морозов, а государство, но разве от этого легче тому, кто получает десятую часть от наработанного? Слева молот, справа серп, слышал, слышал по Интернету.
И потом, товарищ Ленин прямо говорил: революция лишь тогда чего-то да стоит, если она способна защитить себя! А если для защиты революции требуется иновременный пацанчик-гемофилик… Впрочем, нет, пацанчик-гемофилик должен защищать не революцию в стране, а страну от революции, похоже, так задумано. Возьму как гипотезу. Но почему я? Вполне обыкновенный паренек. Жирный минус — гемофилия. Плюс… А есть ли вообще плюс? Знание истории у меня очень и очень посредственное, но ведь так учили. В общих чертах. Как устройство компьютера. Могу ли я с моими знаниями помочь хоть чем-нибудь учёным начала двадцатого века в создании компьютера? Могу, конечно, запросто: возьмите системный блок, подсоедините монитор, клавиатуру, принтер, настройте роутер.
Бред же! Я такую простую, в общем-то, вещь, как фильмоскоп, сделать не могу.
Почему бы не поручить миссию спасения России специально подготовленному человеку? Знающему, умеющему, обязательно честолюбивому? Старшему офицеру госбезопасности, к примеру, а звании от майора до полковника? Младше — ещё не дорос, старше — уже одеревенел. Чтобы и стрелял быстро, метко и без раздумий, и мог через бедро с захватом? Опять же чтобы в ядах разбирался всяких, и мог из подручных средств соорудить порошок на двадцать персон прямо на кухне?
Потому и не поручают. Жалко им Россию.
Кому «им»?
Экспериментаторам. Или экспериментатору.
Хотя… Хотя всё может быть гораздо проще и приземлённее. Я — цесаревич Алексей. Подлинный, другого нет. Во время болезни подошёл к краю, но вернулся. Был болезненный бред — будто я живу в двадцать первом веке, и всё остальное. Бред, и только. А что такое бред? Игра ума. Не всегда бесплодная.
А как же революция?
А так. Была в пятом году. И возможность ее сохраняется. Вот и думаю о ней.
А как же Великая война?
И войны всегда боятся нормальные люди. Это только поначалу всенародный подъем, уря-уря, даешь Варшаву, дай Берлин! Иди, возьми.
А как же выстрелы в Сараево? Подождем лета четырнадцатого, посмотрим.
А Седов? А вот это узнаем скоро, Колчак идёт к Новой Земле.
А как же мои рисунки? Сказки? А никак. Всякий ребенок сочиняет сказки. А способности к рисованию у Романовых есть, взять хоть дедушку Александра Александровича, хоть тётушку Ольгу Александровну. Да и сёстры рисуют. Просто меньше, чем я. Дремали, дремали во мне таланты. А теперь проснулись. Наверное, что-то, напротив, уснуло, ведь говорит же Ломоносов: если в одном месте прибавилось, в другом непременно убавилось, да. Ну, а Седов — он же тайны из экспедиции не делал, напротив, раздавал интервью налево и направо, с описанием планов, маршрута. Я и запомнил. Всей моей заслуги — организовал сбор средств. С помощью ma Tante и остальных.
Посмотрим.
А пока будем жить и веселиться. Нет рока. Нет неизбежности. Будущее в моих руках.
И я пошёл веселиться. То есть просто гулять по «Штандарту». В сопровождении дядек, Андрея и Клима. Им-то «Штандарт» знаком, а мне одному недолго и заблудиться.
Иду неспешно, уже привык — сорок пять шагов в минуту. Я, понятно, в матросском костюмчике, но не таком, в каком обычно ходят — короткие штанишки, и рубаха легкая. Штаны полномерные, рубаха просторная, под ними — налокотники и наколенники. А на ногах берцы, летние, белые, лёгкие, но прочные. А на голове колониальный шлем, пробковый. Для лета в самый раз. Народ привык, никто не пялится. Что с ребенка-то взять?
Прошли на верхнюю палубу. Один полный круг — шестьсот шестьдесят шагов. Моих шагов, мелких, вальяжных. Пятнадцать минут. На самом деле больше: я время от времени беру у дядьки Клима морской бинокль и смотрю на берег. Но руки быстро устают, изображение дрожит, я возвращаю бинокль и продолжаю путь. Нужно мне что-нибудь детское, легкое. Но я же не настоящий моряк. Я моряк дачный.
И вообще, зачем мне личная яхта? Если вдруг захочу съездить частным образом в Лондон или Рим, то куплю билет на лайнер. Первым классом — очень и очень комфортно. Вопросы безопасности? А я инкогнито. Даже без титула. Господин… господин Симоненко, вот. Никакому анархисту в голову не придет, что наследник путешествует, как обыкновенный мещанин. Сын сахаропромышленника, которому отец в награду за окончание гимназии с отличными знаниями при прилежном поведении подарил поездку первым классом.
Я гулял, мечтал, понимая, что мечты эти — малосбыточны. Сначала нужно дожить до шестнадцатилетия. А там, поди, навалятся заботы такие, что поездка в шхеры будет казаться лучшим отдыхом.
Правда, в юности Papa попутешествовал. Даже в Японии был, варварской стране, где дикие полицейские так и норовят огреть мирного путешественника саблей по голове. Но у Романовых головы крепкие. Однако я вряд ли перенес бы подобное. Да, вряд ли. Потому под пробковым шлемом у меня стальная прокладка, небольшая, пятимиллимитровая. Мы не в Японии, но мало ли…
Нет, со стороны экипажа угрюмых и злобных взглядов я не вижу. С чего бы им быть? И люди проверенные, и служба не из самых тяжелых, и довольствие особое, гвардейское, а уж об офицерском мордобое вообще смешно слышать, это исключено абсолютно (хотя в «Правде» и пишут о невыносимых тяготах моряцкой жизни на царских яхтах). Служить на
«Штандарте» считается и большой честью, и большой удачей. На «Штандарте» вообще экипаж один к одному — высокие, здоровые, сильные. Одно слово — гвардейский экипаж!
Урок броненосца «Потёмкина» даром не прошёл: время от времени Papa обедает вместе с нижними чинами. Вот так запросто, садится за стол и обедает. Справа нижний чин, слева нижний чин, напротив нижние чины, а в центре — Papa. И ест, понятно, из общего котла. Отец матросам, так сказать.
Но ведь злодеи могут, могут распропагандировать человека, заставить угрозами, или просто подкупить? Могут! И потому рядом со мной дядьки. И пробковый шлем на голове. А рядом с Papa — вестовой Загоруйко, два метра три сантиметра. Он однажды в цирке боролся против самого Поддубного. Из публики, желающий. После получасовой схватки было решено засчитать ничью. Ну, может быть, может быть…
Так и живем.
Я тоже подумал пообедать с нижними чинами, но решил, что это чересчур для меня. Я скоромного не ем, а экипажу даже в дни поста разрешено мясо, судовой священник благословляет: моряку нужна сила, а пост — это не диета, пост — это очищение души.
Поэтому после прогулки я вернулся в свою каюту. К варёной свекле и черешне. Небольшой перекус. Витамины, микроэлементы. Откуда я это знаю, если никакого двадцать первого века не было? Сам придумал. Или слышал. Их, витамины, открыл наш человек, Казимир Функ, варшавский еврей. В эмиграции, само собой.
Эх…
Нужно и с этим что-то делать. Где-то я читал теорию обеднения урана. Если взять урановую руду, то содержания урана в ней очень невелико. А содержание урана-235, того самого, и вовсе ничтожно. Чтобы выделить его из общей массы, нужны усилия и усилия. Но без этого ничтожного по количеству урана-235 оставшееся вещество резко теряет в ценности.
Так и с нацией: для её обесценивания достаточно лишить её ничтожной по численности, но чрезвычайно важной активной части.
Что, в общем-то, и происходит на наших глазах под крики «Пусть катятся, без них воздух будет чище!»
Мдя…