Долгий путь преодолела Аглая. Шла она две ночи, три дня. Ноги стоптала в кровь, изранила об острые камни. Не летела птицей, опасаясь вне Ирия забыться в теле пернатой, и нечаянно убить дитя. Ведь всякое случалось с теми, кто покидал пределы птичьего мира: одни забывали о родных гнездах, став людьми, другие — разделяли участь обычных птиц, умирая от стрел, попадая на званый ужин в качестве главных блюд. Аглая не собиралась забывать ни кто она, ни чем пожертвовала, ни откуда пришла. Она дала себе слово, что и дня не пройдет, чтобы не вспомнились улыбки ее погибших детей, серые рассветы Ирия, раскрашенные красками поднимающегося солнца. А уж темных очей владаря ей и подавно не забыть, ведь он лично будет являться.
Иногда Аглая останавливалась во время своего путешествия, охотилась в лесу, питалась пойманными грызунами, пила росу и березовый сок. Лишь к третьей ночи, не своя от усталости, изможденная она, наконец, увидела дым, струящийся из печной трубы дома. Она едва ли не бежала вперед, и взгляду ее предстали множества хорошеньких невысоких домиков.
— Деревня! — радовалась девушка, собрав последние силы, даже побежала навстречу теплому огню и уюту.
Она добежала до первого порога, и постучала. Никто не открывал долгих пять минут. Путница, пошатываясь, занесла руку, чтобы вновь ударить кулачком по деревянной двери… Но, к сожалению, истерзанное сознание оставило ее прежде, чем двери распахнулись и встревоженная пожилая женщина встретила незваную гостью оханьем, да вскриком.
Солнышко ласково будило ее. Птицы за окном радовались яркому свету и возносили оды солнечным лучам в своих песнях. Аглая лежала чистая, вымытая, одетая в свежую рубаху; на мягкой перине, на пахнущей жарким осенним ветерком подушке. Вся обстановка, хоть и бедная, но такая привычная и хорошая, придавала беглянке сил.
Вот скрипнула дверь и в комнатку вошла высокая, статная женщина. Черты ее лица были строгими, даже суровыми. Морщинки расчертили его, будто холст. Из-под белого платка, повязанного на голове, проглядывали ровные еще не до конца седые, густые волосы.
Аглая попробовала приподняться и сесть, чтобы хорошенько рассмотреть спасительницу. Но женщина остановила.
— Лежи! — сказала она, присев на край постели. Осмотрела свою гостью. — Как звать тебя, странница?
— Кто Аглаей звал, кто Лииной кликал. — Честно призналась девушка. — А вы, можете и сами выбирать.
— Чудная ты, девка! — рассмеялась мелодично хозяйка. — Ну, а шла то ты куда?
— Куда глаза глядели…
— А откуда?
— Оттуда, где люди злые…
— Ясно все… — вздохнула добрая женщина и немного посомневавшись (но лишь самую малость) предложила. — Остаться здесь хочешь? Ты у ног-то своих спроси…
Аглая откинула одеяло и пошевелила пальцами ног. Опустила ступни на пол.
— А люди у вас добрые? — спросила она.
— Сама посмотри! — помогла ей подняться хозяйка.
Звали ее Радмилой. Жила она с внуком — Сережкой — в обычном сельском доме. Мальчишка в одночасье лишился обоих родителей, которых унесла страшная болезнь. В те годы многих она покосила и численность жителей деревни изрядно сократилась. Но Радмила не унывала и не грустила, хоть бы ради Сережи. Мальчуган рос шебутным, да немного боязливым — людей опасался. Сначала он испугался гостьи, но уже к вечеру разглядел в незнакомке добрую душу и лез на ручки, задавал множество детских и наивных вопросов. А Аглая тому и радовалась, да рассказывала мальчику сказки о людях-птицах, о дальних далях, о волшебниках. Именно Сережка решил, как отныне будут звать девушку.
— Лиина! Лиина, пошли кораблики пускать! — звал ее к горной речке он.
— Погоди! Вот мы сейчас с матушкой закончим картошку перебирать, я руки помою, и пойдем. — Обещала ему она.
— Зачем их здесь мыть, если в речке можешь? — ворчал малец.
— Ты там только купаться не вздумай! — предупреждала Радмила. — Там вода ледяная. Стоит только руки или ноги пополоскать и все — заболеешь мигом.
Лиина и Сережка прислушались к совету и вышли во двор. Мимо, подгоняя гусей, прошла соседка — Катерина. Пристально посмотрела на девушку, но коварные вопросы о незнакомке решила приберечь для Радмилы.
Люди в деревне жили разные — в каждом было и хорошее и плохое. К примеру, соседа Никифора, за неделю проживания в селении, Лиина терпеть не могла — до того он пронырливый, любопытный и вредный мужик. Но стоило ему только перекинуть чарку, другую, как становился свойским, добрым и очень разговорчивым. Лиина бы так и поила его, каждый день! Прямо с утра… Вот только жена его была против такой дружбы с соседями.
Склочная Клавдия оказалась великолепной ткачихой и швеей, а вот, как человек — иногда так и хотелось ей язык на узел завязать за то, что сплетни разносит. Пока ткала покрывало сочинила историю о покинутой внебрачной дочери какого-то богатея, которая пропала и теперь скрывается в Гринасках. Естественно, на роль печально известной пропажи тут же определили Лиину.
Были здесь и многие другие интересные люди, да только, чтоб рассказать обо всех и книги не хватит. Выделяла среди всех Лиина милую полненькую Милку, взяв ее себе в подруги. Милка — дочь главы селенья, трещала без умолку. У многих от ее болтовни начинала болеть голова. Да только не у Лиины. Мила, наоборот, снимала с нее обязанность выдумывать ответы, врать или спорить. Свободная фантазия подруги любезно вырисовывала любые картины, так что новенькой в этой деревне не приходилось и рта раскрывать, чтобы объяснять, откуда она пришла и зачем.
День за днем Лиина вновь стала привыкать к жизни среди людей, за постоянными заботами — позабыла о тоске и грусти. Всех парней, которые только лишь пытались проявить к ней внимание, учтиво, а порой и очень резко, отсылала заниматься своими делами и искать счастья у других девиц.