Беглянка

Глава 24

Месяц за месяцем, год за годом… Они казались бесконечными. Они насыщались светом и улыбками, запахами пряностей и сушеных трав в крепком чае, ароматами выпечки, детским плачем и детским смехом, мягкими снами, пушистыми подушками, хрустящим снежком и капелями.

Раз в месяц владарь спускался на землю. Он видел, как она — его избранница играет в снежки с маленьким мальчиком, с какой любовью смотрит на мужа, слушал как поет песни вместе с названной матерью, когда собиралась ныне большая семья.

— Ты уже проходила все это. И, похоже, забыла, чем все окончилось в прошлый раз. — Приговаривал он, взмывал в небо, улетая прочь оттуда, где давно перестал быть желанным. Да и был ли вообще?

Весной все ожило. Проснулись дикие звери. Лес будто глубоко вдохнул, потом выдохнул и сказал: «Как хорошо!». С ним нельзя было спорить. И хотелось радоваться вместе с птицами, вернувшимися в свои гнезда. Черная земля обросла зеленой травой. Солнце пригревало теплее. Шумели реки и ручьи… Ну и некоторые люди оказывались на редкость голосистыми.

— Элишка! Элишка! — звали, окликали, да никак не получали отзыва в ответ.

А маленькие ножки бежали по высокой траве. Белое платьице развивалось от легкого дуновения ветерка. Ножки бежали к маме.

Выскочив на край тропинки, маленькая светловолосая девчушка с копной кудряшек на голове, хихикнула, разглядев, где именно от нее прячется мама и побежала прямиком к ней. Остановилась только, когда поймала мамины ноги, крепко обхватила ручками и задрала голову, задорно улыбаясь. Мама погладила ее по головке, подмигнув.

— Не уходи далеко! — пожурила она. — Вот, знакомься, этот дядя…

Элишка посмотрела на указанного дядю, которого сразу не заметила, и испугалась. Был он черен, как кот Черныш у бабушки во дворе, хмур и почему-то пернат.

— Да не прячься, глупенькая! — рассмеялась мама, которую дядя совсем не пугал. Она отцепила маленькие пальчики от своей юбки и присела рядышком, объясняя. — Это мамин друг. Его зовут Квад. Не бойся его. Он только с виду суров, а на самом деле очень добрый. Ну, посмотри, какие у него перышки. Правда красивые?

Мама протянула руку и ухватила край пернатого плаща мужчины, предложив и дочери его потрогать. Перышки, были мягкими и очень красивыми. Они переливались на свету голубыми и зелеными цветами. Элишка даже залюбовалась. Погладила маленькой ручкой по плащу.

— Его зовут Квад. — Сказала мама.

Девочка подняла голову, чтобы рассмотреть дяденьку с таким странным именем. Его бледность пугала ее, а черные глаза внушали ужас. Элишка боялась темноты и ночи. А этот дядя, будто вобрал в себя всю ночь разом, проглотил ее и теперь она пробивалась из него наружу, чтобы пугать. Девочка попятилась.

— Странно. — Пожала плечами ее мама. — По идее, ты должен притягивать детей. Они должны тебя любить. А она боится…

— Твоя дочь странная! — выдал не слишком разговорчивый мужчина, и девочке стало обидно.

— Это ты не приветливый! Поздоровайся с ней. Поговори! — подталкивала женщина.

Произносить «Не хочу!» было слишком поздно. Лиина усадила девочку едва ли не на руки владарю птиц. И Элишка почувствовала, что просто таки холодеет. Она задрожала. Маме пришлось срочно отобрать ее, и согревать, прижимая к себе.

— Но, но! Не бойся. — Приговаривала она, когда дочь приготовилась пуститься в истерику, и тут же не забыла упрекнуть мужчину. — Я начинаю понимать, почему в Ирие так давно не появляются птенцы… От одного твоего взгляда яйца тухнут…

Владарь не признался бы никому, но ему тоже стало обидно. И Элишка это заметила — всего на долю секунды его левый глаз сузился. Плечи слегка расправились, будто он собирался вступить в спор. Так всегда вела себя мама, когда спорила с бабушкой Радой. Но, видимо дядя ссориться не любил, он промолчал, не став возмущаться.

А мама хитро улыбнулась, подмигнула Элишке и вдруг вырвало одного перо из красивого черного плаща мужчины.

— Держи, — дала его дочери она.

Рассмотрев перышко, Элишка собрала всю отвагу в кулачок, чтобы сказать, глядя дяде в лицо:

— Спасибо!

— Ну, а ты что должен ответить? — толкнула его локтем женщина.

Взгляд черных очей с укоризной искоса направился к маме Элишки.

— От тебя не убудет, если ты это скажешь. Давай. Попробуй! Язык то не отсохнет!

— Ты итак царя птиц уже, как курицу ощипала. Так еще и слов от него каких-то требуешь! Уши отсохнут, если он заговорит! — с ветки на землю спикировал огромный, как Элишке показалось, сокол. Он важно прошелся от мужчины в черном, обошел маму, видимо, не решая, куда ее клюнуть.

Когда мама попробовал опустить Элишку на землю, девочка сопротивлялась. Непривычно большая хищная птица не вызывала у нее никакого доверия. Потому ручки ребенка цепко впивались в волосы, шею и плечи мамы.

— Что ж ты у меня трусиха такая! — ворчала женщина. — Этот сокол — хороший! Подтвердите, Борис Васильевич!

— Я — очень хороший! Я люблю детей… в собственном соку, с приправами, под картошечку! — подтвердила птица, девочка раскрыла рот. И какая-то минута возникшей тишины оборвалась самозабвенным плачем и воем.

— Зачем? Борис Васильевич! — перекрикивала плач дочери мама. — И с каких пор вы детьми питаетесь? У вас новый рацион в связи с тем, что червяки и рыба из Ирия тоже сбежали? Дайте-ка угадаю почему! Один их запугал своими взглядами, другой — дурацкими шутками?

— Извини. Плохо получилось. — Развел крыльями сокол.

— У вас получилось, а я теперь ее успокоить не смогу. — Ругала птицу бесстрашная мама.

«Конечно, чего ей бояться! — думала Элишка. — Ее они съесть не хотят!»

Не выдержав детского крика владарь взмахнул крыльями и взмыл в небо, оставив после себя еще много черных перьев, красиво кружащих к земле.

— Не выносит он такого. — Заключил сокол.

Девочка замолчала, наблюдая за причудливым танцем перьев, и поймала еще пару перышек.

— Странно, что существо, собирающее в основном чистые детские души, самих детей на дух не переваривает! — вздохнула мама, и посмотрела на свое чадо, задумчиво поглаживающее длинные черные перья. — Что, одарил тебя владарь? Храни их.

Элишка светло улыбнулась, и прижала подарки к груди. Сокол тоже улетел, а мама с дочкой поторопились в деревню, к бабушке, тетям и дядям, которые уже заждались их за большим семейным столом. Любава, кряхтя, накрывала на стол, и смеясь рассказывала, как они с Алешкой садили картошку.

— В твоем то положении? — хмыкнула Лиина, бросив короткий взгляд на весьма крупный живот женщины, где пряталось, на вскидку, детишек трое.

— Вот и я, присела, и поняла, что сама буду на тех грядках расти. И дети мои там расти будут…

— Ага, по пять на кустике! — расхохоталась Радмила. — Ты учти, труд полезен, но нельзя же себя так загонять.

Кроме женщин в доме никого не было. Алексей с отцом стучали молотами в кузнице, обещая поскорее закончить работу и прийти как раз к трапезе.

— А Сережа где? — уплетая сушки спросила Любава, не обнаружив еще одного члена семьи.

— Они с Варном в лесу. Охотятся. — Не скрывала своей гордости за мужчин Лиина. Стоило ей упомянуть о муже и названном братишке, как они мигом оказались в доме, широко распахнув двери. Повзрослевший мальчонка, потрясая двумя крупными тушками зайцев, похвастался Лиине:

— Это я поймал!

— Молодец! — похвалила его женщина.

— Из него получится отличный охотник. — Признал ее муж, поцеловав Лиину.

— Ну, долго вы нас голодом морить будете??? — весь испачканный, до сих пор в кожаном переднике, кузнец интересовался по какому поводу женщины устроили произвол.

— Ты отмойся сначала, чертеняка! — швырнула в него тряпкой Радмила Меркуловна.

— Кто поможет дедушке умыться? — тонко намекнул Григорий, девочка нехотя сползла с лавки, оставив тетку Любаву, и пошла за полотенцами.

После обеда дети же с удовольствием носились по улице, играя со стайкой щенков дворовой собаки Нюры. С того самого праздника последнего тепла в Гринасках развивалась жизнь: плодились коровы, овцы, собаки. Да и появилось так много карапузов, что женщины и мужчины никак не могли нарадоваться давно позабытому шуму. Так что малышню никто не ругал, если те вдруг совершали какие-то шалости. Правда, бабе Клаве пару раз очень хотелось надавать кому-то по рукам за спутанные нитки и неприличную надпись на заборе. Она решила обождать, пока детвора подрастет и тогда уж припомнить шельмецам.

— Элиша, пошли играть! Латкой будешь! — зазывал Семен, подтягивая великоватые штаниши.

— Не хочу я быть латкой! — отказывалась девчушка, предпочитая сидеть под забором, на бревнышке, поглаживать маленького щенка за ухом и рассматривать красивое черное перышко.

— А что это у тебя? — проявил интерес к ее подарку мальчик и тут же отобрал, чтобы рассмотреть, а если понравится, то забрать себе. — Большое. Где взяла?

— Это мама из царя птиц выдернула. Он прилетал к нам в лес. — Подпрыгивая, чтобы отобрать у высокого мальчика перышко, рассказывала Элишка. — Отдай! Отдай немедленно!

— Царь птиц? — Семен тут же представил себе огромную черную птицу, наверняка несущую какие-нибудь волшебные яйца. И сразу загорелся идеей поохотиться на нее. — Где, говоришь, он гнездится?

Мальчика обступили и другие дети, которым стало любопытно, что это такое Семен отобрал у Элишки. А она уже всхлипывала от досады, не желая делиться чудным подарком.

— Он не гнездится. Он просто прилетает. Пообщаться. Потом перекидывается в дяденьку… Только имя я его забыла… — не став впрочем вспомнить, девочка вновь попробовала подпрыгнуть, чтобы отобрать перо. Ничего не вышло, и она вернулась к требованиям: — Отдай! А то прилетит огромный сокол Бориска и сожрет тебя! Вот! — выпалила на одном дыхании угрозу Элишка и топнула ножкой.

— Во придумала! Сокол сожрет! — обидно и громко расхохотался Костя. Рядом с ним уже сложился от хохота Юрец, так и приговаривая: «Щас пузо надорву от уморы!».

— Да чтоб ты лопнул! — в запале выкрикнула ему Элишка.

— А потом прилетит ласточка Марфуша и поцелует в ушко! — хихикнула Людочка, чмокнула Юрца в щеку и тот покраснел, как вареный рак. Кто-то выкрикнул «Жених и невеста!». Юрец разозлился, не собираясь брать на себя такую ответственность в столь юном возрасте, и давай кулачками махать, разгоняя других мальчишек.

— Сказочница! Врушка! Врушка-погремушка! — прокричали девочки, а Семен бросился со всех ног вместе с пером, и толпа помчала за ним. Так латки перешли в ловилки, а кончились как обычно — слезливой истерикой, упавшей Элишки, которая так и не смогла догнать вредного мальчишку, зато нашла потерянный Семеном пояс, собственно и послуживший причиной падения.

— Отдай ей то, что отобрал! — потребовал, Сережа, поймав зачинщика игр за ворот рубахи и потянув на себя так, что тот повис, как щенок в зубах у мамки.

— Я ничего не брал! — соврал Семен, спрятав за спину перо.

— Не ври! — не отпускал его Сережа.

— Это твоя Элишка — дура, врушка! — тут же обвинили маленькую другие.

— Брось мелкого! — немедленно влезли в поиски истины бывшие Сережкины дружки: Кешка и прочие. Тут-то Сережа и поняла, что от драки не уйти.

— Может лист лопуха приложить? — предлагала универсальное средство от болезней Элишка.

Сережка мужественно терпел боль от ранки над бровью и ссадины на опухшей губе. Он вышагивал к колодцу. Неравный бой кончился с сомнительным успехом — оба драчуна оказались изрядно помятыми, собрали на себя всю грязь и пыль дороги. Впрочем, досадовать о том парень не собирался. Отряхнулся, утер проступившую кровь и пообещал, что в следующий раз непременно одержит верх… то есть прокатится верхом на противнике, погоняя его как лошадь. Впрочем, даже сейчас было чем гордиться: младшая сестренка перебирала ножками рядом, крепко сжимая в кулачке возвращенное перышко, которым почему-то так сильно дорожила, словно было оно фамильной драгоценностью.

— Откуда оно у тебя? — спросил Сережа, зачерпнув ведром воды и подтягивая наверх.

— Мама из царя птиц выдернула. — Честно призналась Элишка. — Там еще говорящий сокол был.

Она запнулась, посмотрела на парня, рьяно брызгавшего себе в лицо холодную воду, чтобы поскорее стереть следы побоев.

— Ты мне не веришь? Тоже считаешь, что я вру? — надула розовые губки от обиды девочка.

Сережка глубоко вдохнул, выдохнул, призадумался, глядя на голубое небо, и присел на корточки, напротив Элишки. Еще разок глянул на перо.

— Верю. И в царя птиц, и в говорящего сокола. Я даже в горлицу, которая человеком перекидываться может и обратно, верю.

— Ты мне ее покажешь? — обрадовалась сестренка.

— Нет. Я не могу. Ты лучше маму попроси. И когда-нибудь она тебе ее покажет. — Взъерошил ее золотистые кудри Сережа, вытер нос краем своей рубахи, посоветовал спрятать перо и поторопиться в дом, ведь Варн и Лиина собирались засветло вернуться к себе.

Звезды зажглись на небе, как свечи в темной комнате. И стало немного светлее. Хотя больше света проливала на лес красивая и холодная луна. Охотник сидел во дворе своего дома, смотрел на красоту небес, слушал ворчание своего верного ястреба Оры, наверное, пытавшегося подпеть колыбельной для Элишки. Голос Лиины стал тише и совсем затих. А потом заскрипели дверь и половицы, возвещая появление самой счастливой и любимой женщины на свете.

— Поймал! — шепнул из полутьмы Варн, ухватив жену и усадив себе на колени. Она поцеловала его и обняла за плечи. Оба они подняли головы к темному небу и мелким огонькам на нем. Небо сегодня было просто удивительным. Настолько красивым, что захватывало дух.

— Он снова прилетал? — нарушив молчаливое созерцание красот природы, охотник задал мучивший его вопрос.

— Квад? — уточнила Лиина. — Да. Приходил.

— Он слишком часто стал выбираться из Ирия. Не находишь?

— Может быть, — женщина сразу загрустила. Она и сама понимала, что все эти частые встречи не спроста. Скорее всего, ей придется покинуть мир людей в ближайшее время. Просто владарь не хочет так резко разбивать ее хрупкое счастье.

— У меня есть прекрасная идея, как оставить тебя здесь еще дольше! — осенило мужчину. Хотя, признаться честно, Варн подумывал об этом плане уже давненько. — В прошлый раз он позволил тебе остаться потому, что ты была беременна и он не мог нарушить ход жизни. Так может повторим?

— Коварная уловка. — Рассмеялась Лиина, снова поцеловав его. — Признайся, что ты просто хочешь сына.

— Я хочу, чтобы ты осталась! — сказал он, сжав ее в объятиях. — И сына хочу.